Месмер Франц-Антон (25.05.1734-5.03.1814): Колумб внутреннего космоса
«Всегда возникает трагедия духа, когда изобретение гениальнее, чем изобретатель, когда мысль, которую художник или исследователь хотят воплотить, им не по силам и они вынуждены выпустить ее из рук, завершенной лишь наполовину. Так было и с Месмером. Он ухватился за одну из важнейших проблем нового времени, но справиться с нею было выше его сил; он задал миру вопрос и сам безнадежно мучился в поисках ответа. Избрав ошибочный путь, он все же оказался предтечей...». Продолжив эту мысль С. Цвейга, можно перечислить, чего именно предтечей был Месмер, и перечень этот будет весьма и весьма внушителен: в нем значатся, например, суггестология, психоанализ, трансперсональная психология, а также неоспиритуалистические учения конца прошлого — начала нынешнего столетия. Вклад Месмера в развитие духовной науки заслуживает тем большего восхищения, что годы его жизни пришлись на ту эпоху, когда «властители умов» попытались было совершенно исключить мистицизм из круга интеллектуальных запросов современников, признав его исключительно сферой влияния шарлатанов и авантюристов. Настоящим жизненным подвигом Месмера можно считать то, что ему удалось создать, безо всякой оглядки на авторитет современных ему «столпов науки» и даже откровенно вопреки ему, свою знаменитую теорию «животного магнетизма», которая в конечном итоге и привела его к открытию подлинной Terra incognita — скрытой, неосознаваемой сферы человеческой психики. Поэтому абсолютно прав был Шопенгауэр, когда характеризовал месмеризм как «самое содержательное, с философской точки зрения, из всех открытий, хотя бы оно даже порою задавало загадок больше, чем разрешало их».
По происхождению Месмер был выходцем из простонародья (его отец был слугой при католическом епископе). Строгое воспитание, полученное им в юности в монастырской школе, отвратило его от ортодоксальной церковной религиозности, но не смогло погасить интереса к тайнам человеческого духа и к сфере нуминозного. Еще студентом он пишет диссертацию О влиянии планет на человеческий организм (1766), где впервые формулирует свою фундаментальную идею о существовании некоего незримо разлитого по всей Вселенной «магнетического флюида» — тончайшей эфирной субстанции, сообщающей всему мирозданию внутреннюю упорядоченность и одушевленность. Именно через посредство этой субстанции звезды и планеты могут оказывать прямое влияние на человека, по аналогии с тем, как незримая сила магнита способна притягивать или отталкивать неодушевленные тела. Эта теория, навеянная, прежде всего, близким знакомством с трудами другого великого романтика от науки — И. Кеплера, вызвала единодушное брезгливое недоверие у наставников и коллег, и Месмер по окончании университета был вынужден перейти к обычной медицинской практике, исподволь накапливая материалы и наблюдения, способные на конкретных примерах подтвердить истинность его главным образом интуитивных прозрений и догадок.
Решающий перелом в его жизни настал спустя десять лет, когда он впервые осмелился на ответственный эксперимент с женой одного своего знакомого, страдавшей многочисленными духовными и телесными недугами. Наложение магнитов по определенной разработанной им системе принесло столь ошеломляющий эффект, что его дом очень быстро сделался местом коллективного паломничества страждущих со всей Вены. Среди клиентов Месмер со временем все чаще стали появляться люди со связями и влиянием, а исцеление одного разбитого параличом придворного советника открыло ему доступ и в самые высокие сферы общества. Но самым, пожалуй, впечатляющим достижением Месмера было возвращения зрения страдавшей с детства истерической слепотой музыкантше — «девице Парадиз». Кстати говоря, и сам Месмер был творчески исключительно одаренным человеком, истинным артистом, обладавшим незаурядным музыкальным дарованием; ведь музыка еще со времен Орфея считалась величайшим «целителем человеческих душ», и здесь он следовал по стопам своих полулегендарных предшественников.
Однако времена Орфея и «священного целительства» остались далеко в прошлом, а в реальной жизни Месмеру приходилось, помимо всего прочего, иметь дело и с коллегами по профессии, усмотревшими в чудо-целителе серьезную потенциальную угрозу для собственных интересов и организовавшими против него настоящую кампанию травли и издевательств, по поводу которой Месмер впоследствии с грустью писал: «Здесь (в Вене) объявили меня обманщиком, а всех, кто верит мне — дураками». Дальше события стали принимать еще более скандальный оборот: его начинают обвинять в интимных связях с пациентками (прежде всего, с вышеупомянутой девицей), на которых он-де накладывал не только магниты, и натравливают на него печально знаменитую «светскую инквизицию» — «Комиссию нравов», созданную по инициативе королевы Марии-Терезы и ее духовников. В конце концов, Месмер не выдержал всей свалившейся ему на голову грязи и был вынужден покинуть ставшую вдруг такой негостеприимной родину. В 1778 г. он отправляется в Париж, куда его давно звали и где почва для его появления уже была подготовлена давно гулявшей по городу молвой и, не в последнюю очередь, потрясшими ранее воображение парижан сеансами другого «персонального магнита» — графа Калиостро.
В Париже Месмер на первых порах получает возможность совершенно беспрепятственно ставить свои эксперименты с «магнетическим флюидом» на представителях высших аристократических семейств и одновременно разрабатывает собственное оригинальное учение об «исцелении духом», вошедшее позднее в историю под именем месмеризма. Мало-помалу магниты, с наложением которых возникало множество всяких чреватых непредсказуемыми последствиями проблем, уступают место гигантским чанам с водой (а то и целым бассейнам), содержимое которых было насыщено целительными духовными истечениями, источаемыми Месмером; при помощи этой рационализаторской меры за один сеанс можно было охватить сразу до сотни человек. Сеансы превращаются в масштабные театрализованные представления, неизменно сопровождаемые настраивающим душу на верный лад музыкальным аккомпаниментом, а сам доктор со временем все больше входит в роль всемогущего мага и кудесника (все, включая декорации, почти как и двести лет спустя — вплоть до различных емкостей с «заряженной» жидкостью...).
Репутацию Месмера не могли подорвать даже две академические комиссии, многотомные и в свое время тщательно засекреченные отчеты которых являются ныне главным источником информации по данному вопросу. Его блестящую карьеру на этот раз прервали не происки конкурентов и не критические выпады академиков, а революционные события, в ходе которых Месмер растерял большинство своих прежних аристократических клиентов. Их избавили от всех недугов самым простым и радикальным способом — отрезали голову на гильотине, а сам Месмер в 1792 году был вынужден вновь бежать, уже от гнева революционера, поклонника «культа Разума» и врага мистиков Робеспьера. С этого момента он фактически перестает существовать и для истории, и для науки и, всеми забытый, умирает в сельской глуши, где жили поколения его предков.
Несмотря на все новаторство, и, не побоимся этого слова, революционность идей Месмера, они сумели обрести столь стройный, законченный и систематический вид прежде всего благодаря наличию у венского доктора в высшей степени серьезных предшественников. Определяющее влияние на его мировоззрение оказали, прежде всего, труды двух наиболее духовно близких к нему мистиков от натурфилософии — Парацельса и Кеплера. Первый еще за двести с лишним лет до Месмера величал магнит «монархом всяческих тайн» и посвящал ему целые трактаты, содержание которых С. Цвейг сформулировал следующим образом: «В то время как железо [и другие металлы] подчиняются лишь силе тяготения, лишь один-единственный элемент обнаруживает некую одушевленность, какую-то самостоятельную активность. Магнит властно притягивает к себе другое, мертвое железо, он... способен как бы изъявлять собственную волю, и его властная повадка невольно вызывает предположение, что он подчиняется иным, не земным, может быть, астральным законам мироздания... Сила магнетизма свидетельствует о наличии в земле, в "адамовой материи", особой, астральной, связанной со звездами субстанции», более тонкой, благородной и высокоорганизованной по сравнению с земной и оттого способной таинственным образом «очистить» человека от внутренней скверны. Влияние этой субстанции считалось исходящим от космогонического Эроса, «сочетающего браком небо и землю»; не случайно Платон называл Эроса «великим магом и чародеем», а понятия «маг» и «магнит» естественным образом, и, понятное дело, не случайно увязывались между собой. Теория об универсальной астральной энергии была, как уже говорилось, развита и усовершенствована И. Кеплером, давшим ей некую видимость естественнонаучного обоснования, и в таком виде воспринята Месмером.
В отношении Месмера к главному и единственному предмету его интереса не следует также упускать из виду и эмоциональный момент. Его глубоко артистическая и романтическая натура никак не желала мириться с воинствующим рационализмом эпохи. «Животный магнетизм» был для Месмера, в сущности, прежде всего объектом религиозного поклонения в качестве самого весомого, очевидного и неоспоримого подтверждения реальности существования сверхъестественных сил и их проявления на физическом плане. Именно поэтому он, начиная а самых первых шагов на научном поприще, столь упорно приписывал магнетизму «планетное» и «космическое», т. е. небесное, происхождение. Следуя астрально-магическим теориям Кеплера, Месмер пытался установить связь между конфигурациями небесных светил и степенью равномерности или неравномерности распределения магнетического флюида в человеческом организме. Как он писал в своей диссертации, «в природе имеется нечто такое, что в состоянии нарушать или изменять положение в балансе человеческого тела, и это "нечто" является для многих болезней и причиной, и методом излечения»; искать эту загадочную субстанцию, по его мнению, следует в «тончайших световых корпускулах», испускаемых небесными телами.
После того, как медик тщательнейшим образом (разумеется, с применением гороскопа) изучит все особенности флюидической «заряженности» данного организма, он должен, «воздействуя на подобное подобным», через наложение магнитов и других «заряженных» субстанций добиться перераспределения флюида в сторону большей внутренней гармонизации и упорядоченности. Исцеление больного происходит через вызванные искусственно аффективные состояния, или кризы, дающие сильнейший внутренний импульс для стимулирования циркуляции флюидов в организме. Хотя вскоре после начала экспериментов Месмер заметил, что кризы можно, собственно говоря, вызывать и безо всяких магнитов, одной лишь силой волевого воздействия врача на пациента, однако, не имея еще никаких представлений о природе бессознательного, он продолжал упорно приписывать все совершаемые им «чудесные исцеления» все тому же животному магнетизму, доказывая, что и среди людей имеется немало, так сказать, персональных магнитов, естественным образом конденсирующих в себе космические энергии. По его мнению, все люди, прославившиеся в разные времена производством оккультных феноменов, являлись именно такими живыми магнитами; он же. Месмер, оказался первым, кто сумел не только сосредоточить в себе эти высшие энергии, но и дать объяснение их происхождению и выявить все их функциональные особенности, что дало ему в руки могучее оружие, направленное на принесение блага ближнему своему.
Опыты Месмера, помимо того, что впервые привлекли широкое внимание к технике гипноза и искусственных трансоподобных состояний, оказались чрезвычайно интересны и продуктивны еще в одном отношении. Выше уже упоминалось, сколько неприятностей пришлось претерпеть Месмеру вследствие подозрений в нарушении эротических табу, причем не только в чопорной клерикальной Вене, но и в либертинском Париже. Ныне, когда природа взаимодействия бессознательного и сексуальности изучена во всех аспектах, никого не пугает и не смущает, что Месмер вошел в соприкосновение с этим «темным континентом», как назвал сексуальность Фрейд, но для XVIII столетия это было предерзким вызовом «моральным устоям». Именно необходимостью оберечь «добрые нравы» мотивировала французская Академия Наук в своем секретном докладе (1784), предназначенном лично для короля Людовика XVI, резко негативную оценку деятельности Месмера, и, похоже, это более соответствует действительному положению дел, чем чисто формальные и не очень аргументированные возражения, выдвинутые ею в докладе официальном. Извлечения из секретного отчета, приведенные, в частности, в книге Л. Шертока и Р. де Соссюра, описывают сеансы «магнетизирования» фактически как разновидность половых контактов, но без сопутствующих этому действий, а с применением искусственной мануально-магнетической стимуляции (ср. с учением о «магнетическом сексе» адепта XX столетия Дне. Креммерца). Все основные симптомы криза в описании авторов отчета напоминают оргиастические ощущения (речь идет, конечно, только о женщинах), а целительный эффект, производимый врачом на пациентов, объясняется, прежде всего, снятием сексуальной фрустрации. Правда, случай с восьмидесятилетним расслабленным государственным советником комиссия предпочла обойти стороной, как и вообще все, что противоречило изначально тенденциозным установкам ее членов. Не вызывает ни малейших сомнений, что в действительности никаких сознательных темных умыслов по поводу своих пациенток Месмер не питал, а его личная порядочность подтверждается многочисленными свидетельствами современников; но его безудержное экспериментаторство, опирающееся не столько на четко выверенную теорию, сколько на религиозную интуицию, личный темперамент и спонтанное вдохновение, вывело из недр сознания и представило всеобщему обозрению самые потаенные и интимные стороны человеческого эго, вновь актуализировав глубинную связь между мистицизмом и сексуальностью. И хотя Месмеру «суждено было трудиться, но не суждено было увидеть плоды трудов своих» (как правильно подметил С. Цвейг, ученому надо было появиться на свет или столетием позже, или двумя столетиями раньше, в эпоху расцвета натурфилософских теорий Парацельса), эти плоды не замедлили появиться в ближайшем будущем, обеспечив непризнанному гению психотерапии место в ряду величайших «революционеров духа».