Жрицы Аполлона
Боги древних были всесильны и мудры, участливы и бдительны, они обладали всемогущим даром предсказывать и определять судьбу каждого смертного, они могли подружить и поссорить царей, влюбляться и быть обманутыми. По их образу и подобию мир людей строил свою жизнь... Но как узнать, что они думают о тебе, о твоих детях, о твоем доме, о твоем царстве, как узнать, что предвещает год грядущий - идут ли на тебя войной могущественные соседи, а может, самому тебе идти на них, — разве это было дано любому?
 
Рядом с городом Дельфы, недалеко от горы Парнас, стоит скала, названная Пупом земли. Внизу, в расселине, бьет священный источник, знаменитый Кастальский ключ. Все это — владение бога Аполлона. Здесь находится дельфийский оракул, место, куда приходят вопрошать о своей судьбе (позже так стали называть и само пророчество), слушать и толковать ответы пифии — прорицательницы, посредницы между богами и людьми. Вещательниц подбирали очень тщательно — ими могли быть только юные девушки, девственницы, наделенные особыми магическими дарованиями.
Каждый месяц, в благоприятные для прорицаний дни, со всех концов Греции в Дельфы стекался народ (а были среди них и простые люди, и депутации греческих городов, и цари других стран), чтобы задать пифии вопросы. Кто-то приходил первым, кто-то последним, но это не имело никакого значения для очередности — ее определял жребий. Счастливец молился в храме, приносил богатые жертвы и только после этого вопрошал пифию.Прорицательница готовилась к этому дню заранее — выдерживала трехдневный пост и совершала омовение. Перед самым вопрошанием она, надев длинное одеяние и возложив лавровый венок на голову, пила воду из Кастальского источника и жевала лист священного лавра, росшего во дворе храма. Затем садилась на фиал — гладкую круглую плиту на треножнике и, когда оракулу задавали вопрос, пророчествовала, вступив в тесное общение с Аполлоном, покровителем прорицателей, а проще говоря, впадая в экстаз — в состояние необыкновенного воодушевления, восторга.Вопросы задавались самые раз-но пифия редко отвечала прямо. Иногда это были темные и непонятные изречения, иногда вполне конкретные ответы, касающиеся заданного вопроса, но чаще всего — повеления поступить так или иначе. И горе тому, кто не исполнял этих повелений.
Фиванский царь Лай долгое время был бездетным, и когда он потерял уже всякую надежду, то обратился к пифии за советом. Однако пифия ответила Лаю, что не следует ему иметь детей, ибо сын его убьет отца и женится на собственной матери. Царь презрел зловещее предсказание пифии, сын все-таки родился, но Лай приказал избавиться от него. Однако слуги пожалели младенца и отдали мальчика на воспитание в се-
мью пастуха. Прошли годы. Эдип, так назвали мальчика, вырос. Однажды на пути в Дельфы отец и сын, не знакомые друг с другом, встретились на тропе. Лай велел юноше уступить дорогу, и Эдип в гневе убил высокомерного старца, не зная, что судьба уже все решила за него. Он женился на собственной матери, стал царем в Фивах, но это не принесло ему счастья, как и предсказывала пифия.
Если вопрошатель поступал так, как советовала ему прорицательница, то удача сопутствовала ему. Царь Эллады Ифит отправился в Дельфы, чтобы спросить у пифии, как избавиться от гражданских войн, сотрясавших его государство, и от моровой язвы. Пифия возвестила ему, что только спортивные состязания принесут мир в Элладу. Так было положено начало Олимпийским играм, во время которых в Греции прекращались войны и междоусобицы. Часто прорицательница оставляла заданный вопрос без ответа, зато предрекала некие события, которые переворачивали судьбу человека или всего человечества. Однажды купец Мнесарх, приехавший в Дельфы с молодой женой, захотел узнать, насколько удачным и прибыльным будет его путешествие в Финикию. Пифия же, ничего не ответив на этот конкретный и незамысловатый вопрос, изрекла, что у него родится сын, который будет мудр и принесет «роду людскому пользу величайшую на все времена». Когда жена купца благополучно разрешилась от бремени, то мальчика назвали в честь пифии Пифагором, ставшим известным философом и математиком Пифагором Самосским.
Конечно, бывало, что пророчество пифии неверно толковалось, и тогда человек совершал поступки, влекущие за собой несчастья и беды. Так случилось с лидийским царем Крезом, который отправился к пифии, чтобы выяснить, что сулит ему война с Персией. Пифия ответила двусмысленно: падение великой страны. Крез истолковал ее слова в свою пользу и ошибся — гибельным этот поход был не для Персии, а для Лидии.
Последнее свое пророчество дельфийский оракул дал в 362 году нашей эры — пифия изрекла, что христианство погубит Римскую империю...
И когда римский император Юлиан, правивший до 363 года и получивший прозвище Отступника за попытку вернуться к язычеству, отправил послов в Дельфы, желая узнать, принесет ли ему удачу отказ от христианства, пифия ничего не ответила. Оракул замолк навсегда.
У Аполлона нет больше пристанища на земле, а посему и в его мир люди отныне не будут допущены.

Кумская пророчица

Давным-давно, лет за 600 до Рождества Христова, к римскому царю Тарквинию как-то пришла древняя старуха и предложила ему купить девять книг, написанных на пальмовых листах, причем цену заломила немыслимую. Царь только посмеялся. Тогда загадочная посетительница бросила три книги в огонь, а за остальные шесть потребовала те же деньги. Тарквиний Гордый, оправдывая прозвище, упирался. Старуха сожгла еще три и продолжала настаивать на своем. Тогда царь сдался и взял-таки оставшиеся книги, заплатив шантажистке сполна. Получив желаемое, старуха отправилась туда, откуда, собственно, и явилась, — в окрестности Неаполя, где в городе Кумы, близ Аполлонова храма, находилась пещера, место ее «постоянной прописки» вот уже тысячу лет.
   
Разумеется, это была она, знаменитая Сивилла Кумская, которая на заре своей карьеры предсказала Троянскую войну, затем судьбу Энея, легендарного основателя Римского государства, будущее его царственных потомков и даже, как говорят, пришествие Христа. Первое упоминание о ней, по свидетельству Плутарха, принадлежит Гераклиту, жившему в VI—V вв. до н. э. Родом она была из малоазийско-го города Эритреи и в юности, говорят, обладала удивительной красотой. Аполлон, бог-покровитель тамошних мест, как водится, пленился ее прелестями, а вздорная девица потребовала от него поистине божественного дара: столько лет жизни, сколько песчинок на эритрейском взморье. Аполлон был простодушен, Сивилла — изворотлива, результат — предрешен. Она осталась девственницей, но обиженный бог велел ей убраться подальше: только вдали от родной земли его «подарок» обретал силу.
Так Сивилла оказалась в Кумах. Должно быть, она не слишком еще состарилась, когда в городе, ставшем для нее новой родиной, ее посетил Эней. Он покинул горящую Трою, долго скитался по морю, снискал любовь карфагенской царицы Дидоны, оставил ее и вот приплыл к италийским берегам. Надо сказать, все это годами прежде ему предсказала троянская царевна Кассандра. Ей, правда, никто никогда не верил, не оказался исключением и Эней. Теперь все сбылось, и «илион-ский беженец», должно быть, проникнувшись уважением к вещуньям всякого рода, пришел к Сивилле. Она удовлетворила его любопытство и даже сводила «на экскурсию» в подземное царство мертвых. А что до ее утешительных обещаний, то они вполне оправдались: потомки Энея крепко держали в руках римскую власть. Недаром Гай Юлий Цезарь вел свой род от Юла, сына Энея.
Одно поколение сменяло другое, только Сивилла не знала смерти. Она одряхлела и уже не показывалась людям, вещая из глубины своей пещеры, где, как говорят, из ста дверей одновременно звучало сто голосов. Увы, слишком поздно она поняла свою ошибку: требуя нескончаемой жизни, она забыла попросить у бога и вечной юности.
Петроний, живший уже в первом столетии нашей эры, упомянул в своем «Сатириконе» жутковатые забавы кумских детишек. Те подвешивали за горлышко бутылку и, окружив ее, спрашивали: «Сивилла, чего хочешь?». И голос из бутылки ответствовал: «Умереть хочу». Как знать — может, она с годами действительно скукожилась до размеров паучка, а может, современник Нерона таким причудливым способом хотел передать тогдашнюю атмосферу всеобщего неуважения и цинизма? Так или иначе, куманцы в конце концов сжалились над изможденной годами старухой и привезли ей горсть эритрей-ской земли. Увидев столь памятный ей песок, Сивилла испустила дух.
Однако голос ее продолжал звучать в куманском гроте, а купленные Тарквинием книги — лежать в пещере под Капитолийским холмом. К ним были приставлены специальные жрецы, в чьи обязанности входило не только охранять бесценную реликвию, но и толковать вдохновленные Аполлоном гекзаметры. К священным книгам обращались за советом в случае особой опасности для Рима или при туманных и зловещих знамениях. Тех же, кто осмеливался разглашать их содержание, зашивали в мешок и бросали в Тибр.
Поскольку считалось, что устами Сивиллы говорит сам Аполлон, именно он оказался первым из греческих богов, покоривших римское царство.
Никакой закон не принимался, ни один обряд не осуществлялся в Риме без того, чтоб не заручиться мнением «Книг судеб», как называли сивилли-но наследие. Надо заметить, что этот случай по-своему уникален. Римляне часто предсказывали будущее по ударам грома, полету птиц и другим знамениям или наблюдая состояние внутренностей жертвенных животных. Оракулов, в отличие от греков, они не уважали. Сивилла оказалась исключением.
В 83 г. до н. э. на Капитолии случился грандиозный пожар, и драгоценные книги, предмет знаменитой сделки Сивиллы с Тарквинием, были уничтожены. Может быть, закат великой империи начался именно с этого пепелища. Во всяком случае, государственные мужи сим происшествием были весьма встревожены и постарались по мере возможности поправить дело. Уже через семь лет специальное посольство было направлено сенатом в малоазийскую Эритрею, и вскоре около тысячи стихов, якобы списанных частными лицами из «Книги судеб», было доставлено в Рим. Помимо Эритреи, любознательные коллекционеры отыскались и на Самосе, и в Африке, и на Сицилии. Были ли восстановлены утраченные тексты, неизвестно, но то, что в результате проведенных изысканий появилось много новых «откровений», непреложный факт: ведь собранные пророчества на сей раз составили 12 книг.
Конечно, сивиллина мудрость, обрывки которой вдруг стали искать по всем закоулкам италийских колоний, утратив тайну, почти потеряла и авторитет. По рукам стали ходить совершенно истинные «Сивиллины книги», в которых всегда можно было найти что-то к случаю. Неофициальных оракулов распространилось так много, что уже Августу (жившему на рубеже старой и новой эр) пришлось принимать меры по устранению «подрывной» литературы: греческие и латинские пророческие книги, число коих превысило две тысячи, были у населения изъяты и сожжены.
Более того, совершенно неожиданно для властей даже в новый «канонический» текст священных книг закрались довольно сомнительные высказывания. То тут, то там встречались порицания Рима и пророчества о его скором и катастрофическом конце. Сивилла, состоящая на «государственной службе», нежданно оказалась едва ли не диссиденткой. Да и можно ли было ожидать от нее иного? Ее новые откровения были собраны в тех местах, где давно уже зрело недовольство Римом. Говорили о приходе новых царей, о смерти старых богов, и сивилла каждой страницей своих книг это подтверждала.
Надо сказать, что еще «при жизни» Сивиллы ее имя стало нарицательным, и у нашей куманской знакомицы появились конкурентки. Они, впрочем, как гласит предание, на месте не сидели, а исправно бродили по землям Средиземноморья и вдохновенно просвещали народ относительно близкого и отдаленного будущего. Поначалу говорили о двоих, затем число их возросло до четырех, потом — до десяти, и, наконец, на двенадцати счет был закрыт.
«Состав участниц» той или иной группы довольно сильно варьировался, хотя Кум-ско-Эритрейская сивилла, как правило, могла рассчитывать на «постоянное членство» во всех списках. Впрочем, ее довольно часто сажали «на два стула» разом, поминая Кумскую и Эритрейскую пророчиц отдельно.
Шло время, и сивиллам (пусть не лично, а при посредничестве своих текстов) пришлось столкнуться с христианством, — взаимоотношения складывались непросто. В 405 году, когда новая религия набирала силу, римский полководец и фактический правитель западной части империи Стилихон, посчитав «Сивиллины книги» пережитком язычества, безжалостно предал их огню. Так они были уволены с государственной службы в имперском Риме, но вскоре обрели весьма могущественного покровителя, а его стараниями — более чем почетную должность.
Священные тексты исчезли из Капитолия, но, невзирая на усердие римских «чистоплюев», в избытке бродили «по рукам». Уже в начале IV в. они входили в состав разнообразных древних трактатов, а в VI в. «организовались» в общий корпус «Сивиллиных книг», которые худо-бедно дожили и до нашего времени. Казалось бы, как они могли прийтись ко двору новой религии? Однако дело оказалось сложнее. Безымянные составители находили в них явные пророчества о Божественной и Животворящей Троице, о пришествии Христа, его чудесах и воскресении, о будущем Страшном суде. Как водится, отыскались свидетельства и о том, что к одной из сивилл — Тибуртинской — в свое время пришел за советом импе-
ратор Август. Римский сенат как раз постановил праздновать апофеоз — обожествление римского императора, и тот спросил прорицательницу, соглашаться ли ему на это. В ответ она предсказала приход младенца, который будет могущественнее всех римских богов. Небеса разверзлись, и Август узрел Деву Марию с младенцем Христом на руках. Этот эпизод позднее встречался и в христианской живописи: императора изображали снимающим свою корону в знак преклонения перед истинным Богом.
Вообще европейская живопись оказалась к сивиллам весьма благосклонна. Достаточно напомнить, что дюжина древних вещуний увековечена рукою Микеланджело на фресках Сикстинской капеллы в Ватикане. С ними соседствуют и двенадцать ветхозаветных пророков. Кстати сказать, это неожиданное соседство лишний раз напоминает о той роли, которую уготовила сивиллам средневековая западная Церковь. Тогда как пророки оказались мостом между иудейской религией и христианством, сивиллам выпала честь связать с христианской эпохой греко-римский мир. С чем они, как видим, и справились не без пользы для себя.
С веками, конечно, они вновь утратили свое высокое «культовое» значение, спустились с пьедесталов и опять, как в былые времена, «смешались с толпой». Теперь уже само их имя стало для многих той народной «Сивиллиной книгой», из коей каждый черпает все, что ему нужно

Вещая кассандра.

Говорят, легендарная троянская царевна Кассандра была чудо как хороша. Гомер сравнивал ее со златокудрой Афродитой и, хотя жил много позже да вдобавок был совершенно слеп, на его свидетельство положиться можно. Тем более что мы располагаем подтверждением его слов, и довольно веским.
   
            
   
---------------------------------
            
«Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон,,,»

У совсем юной Кассандры объявился обожатель, ни много ни мало — сам Сребролукий Аполлон. Внимание Стреловержца царевне льстило. Однако и себе цену она знала, а потому довольно долго водила влюбленного бога за нос. Но настал день, когда тот потребовал прямого ответа. Прагматичная Кассандра предложила сделку: она выйдет замуж, если бог — покровитель искусств и прорицаний — наделит ее даром пророчества. Аполлон согласился.
Как знать, что именно увидела внезапно прозревшая Кассандра. Быть может, скорую измену своего не слишком надежного поклонника или судьбу, еще более незавидную, чем та, что в итоге ей выпала. Так или иначе, но жених получил решительный отказ.«Один лишь поцелуи, холодный, мирный,,.»
Странное дело, но прекрасному Аполлону в любви везло далеко не всегда. Смертные жены были ему неверны, прелестная нимфа Дафна предпочла обернуться лавром, лишь бы не достаться своему воздыхателю... Случай с Кассандрой, по-видимому, переполнил чашу божественного терпения. Отнимать у девушки подарка Аполлон не стал. но... Смиренный, он попросил Кассандру лишь об одном — прощальном поцелуе. Чувствуя себя виноватой, та не отказала ему. Вот тогда-то торжествующий Аполлон и плюнул ей в лицо. С тех пор все пророчества девицы сбывались, и ни одному из них никто не верил.
Резвый пастушок
Одним из братьев Кассандры был небезызвестный Парис. Ему бы лучше и вовсе не рождаться, да вот только зловещее предзнаменование явилось его матери, Гекубе, поздно — прямо накануне родов. Ей приснилось, что из чрева ее вышел огонь, пожравший могущественную Трос. Озадаченный вопросами встревоженного царя, оракул ответствовал, ---то новорожденный принесет родному городу гибель. Младенца от греха подальше отнесли в лес. Там его. против ожидания, вскормила медведица а местный пастух дал мальчику приличествующее воспитание.
Шли годы, Парис хорошел и мужал. Настал день, когда на склонах лесистой Иды его посетили три богини, повздорившие из-за золотого яблока, украшенного надписью «Красивейшей». Простодушного Париса не прельстили ни слава, ни обещанные ему великие царства, а потому и отдал он золотой плод Афродите, посулившей пастушку любовь прекраснейшей женщины.
Между тем Гекуба, чазсжавшая за эти годы Приаму еще многих детей,продолжала оплакивать давнюю смерть безвинного ребенка. Желая если не утешить, так хоть развлечь ее, троянский царь устроил богатые игры в честь погибшего и победителю пообещал лучшего быка из своих многочисленных стад.
Волею богов именно Парис «обошел» всех своих братьев. Возмущенные царевичи хотели даже проучить удачливого выскочку. Именно у алтаря Зевса, куда прибежал перепуганный Парис, состоялась его встреча с младшей сестрой.
Кассандра сразу признала в юноше брата, хотя никогда его не видела. И это, пожалуй, единственный случай, когда ей почему-то сразу поверили. На радостях забыли старое пророчество и уж подавно пренебрегли стенаниями «безумной девицы» и новыми ее посулами.
Вскоре обласканный родичами Парис отплыл в далекую Спарту, где ждало его обещанное Афродитой вознаграждение. Напрасно рыдала Кассандра, пророча троянцам войну и гибель. Они рассчитывали сорвать в Спарте изрядный куш (и впрямь, не удовлетворившись одной Еленой,прихватили и сокровища ее легковерного супруга), а что до войны — нашли чем пугать: какой герой не жаждет подвигов!
Война затянулась на десять лет...
Прощай, любимый Гектор!
Еще одно из печально знаменитых кассандриных пророчеств — смерть Гектора. Само по себе предсказание гибели герою, который вечно лезет в самое пекло, — что в этом странного? Вот и жена Гектора, достойная Андромаха, пришедшая перед очередным сражением проститься с мужем, тоже волновалась. Однако Кассандра «увидела» все: и страшную смерть героя, и, как следствие, неизбежность падения Трои, и убийство маленького сына Гектора, Астианакса.
Надо заметить, что об эту пору заклятие Аполлона уже начинало давать сбой. Помимо Андромахи, поговорить с Гектором пришли и престарелые Приам с Гекубой. Они просили его не выходить на единоборство с Ахиллом, поскольку трагический исход этого поединка не казался им столь уж невероятным. Предсказания Кассандры сбывались с пугающей точностью...
С высоких городских стен царевна первой увидела изуродованное тело Гектора, влачившееся за колесницей Ахилла. Впрочем, и о грядущей смерти того, кто дикими криками понукал коней, она знала уже все.
«Брачный гимн не возгремит,,,»
Сколько лет прошло уже с того рокового дня, когда мстительный Аполлон плюнул в лицо несговорчивой красавице, а она все ходила в девицах. Говорят, Аполлон не удовлетворился одним проклятьем, прибавив к нему еще и заклятье девственностью.
Однако на исходе десятого года осады Трои к Кассандре посватался фригийский царевич Кореб. Она была немолода, ее прежде богатое царство изрядно пощипали греки, репутация меж соотечественниками сложилась самая невыгодная, характер, несомненно, испортился — и вот ее, именно такую, просил в жены юный царевич, готовый ради желанного соединения даже ввязаться в войну с настырными ахейцами.
О ту же пору набирала обороты и еще одна любовная история. Неистовый Ахилл, утомившись подвигами и страшась обещанной ему гибели в последний год осады Трои, готов был заключить с троянцами, как сказали бы мы, сепаратный мир. Он посватался к одной из Приамовых дочерей, прекрасной Поликсене — и получил согласие.
Свадьбу решили сыграть в узком семейном кругу, неподалеку от Трои, в храме Аполлона Фимбрейского. Кассандра не пришла, поскольку слишком хорошо знала, что там произойдет. Спрятавшись за статую Аполлона, злонамеренный Парис натягивал лук, целясь в убийцу своего брата. Стрелу, конечно, направил сам покровитель храма: иначе как бы она попала в пятку — единственно уязвимое место на могучем теле Ахилла! Последняя надежда на примирение умерла вместе с Ахиллом, а Кассандре явилось новое откровение. Теперь она знала, когда и как с ней навеки расстанется Кореб.
«Плачь, Троя, плачь!»
Предпоследней страницей в истории войны оказалась гибель злосчастного Париса. Он умер в полном соответствии с сестриным предсказанием, раненный ядовитой стрелой. Но даже эта смерть не слишком порадовала греков. Обидно десять лет топтаться у города, а все-таки остаться ни с чем. Но изворотливые греки вышли из создавшегося положения — в город был внесен самими легковерными данайцами знаменитый троянский конь, в полое нутро которого прячется отборный отряд ахейских воинов. Вопли обезумевшей Кассандры, конечно, не были приняты во внимание. Троя пала в одну ночь, город запалили с нескольких концов, — и вот уже рыдает Андромаха над растерзанным телом маленького сына. Несчастная Кассандра бросилась искать защиты у Афины Паллады, покровительницы Илиона.
«Но правды нет и выше,,,»
...А святилище богини накануне было осквернено двумя греческими воинами — Диомедом и Одиссеем, похитившими из храма знаменитый палладий (изображение Афины в воинском облачении), некогда упав ший прямо с небес и «отвечавший за обороноспособность» Трои. Любому другому гневливая Афина за такие дела руки бы поотрывала, да только не Одиссею. Увы, дева-воительница питала странную слабость к хитроумному греческому царю. К мольбам рыдающей царевны Афина осталась безучастна.
А между тем Кассандру выследил Аякс. Ворвавшись в храм, он поспешил овладеть ею, нисколько не смущаясь неуместностью своего поведения. На помощь беззащитной девице поспешил фригийский жених. Увы, набежали другие греки, и Кореб пал к ногам своей невесты.
Царевна бешено сопротивлялась. В борьбе с ней Аякс даже уронил статую Афины, но своего в итоге добился. Однако победа не принесла ему радости: его товарищи страшно перепугались, увидав разбитую статую Афины, а Кассандра, придя в себя, заявила, что Аякса ждет скорая смерть. И хотя предсказаниям троянской вещуньи верить было не принято, быстроногий грек счел за лучшее избавиться от своей пленницы как можно скорее. (Заметим, что это его не спасло: Аякс утонул в море, как и пророчествовала Кассандра.)
Пир победителей
Кассандра досталась Агамемнону, и внимание микенского царя не предвещало ей ничего хорошего. «Свобода близится», — твердила она. И невдомек было царю, что говорит Кассандра о свободе от жизни, приближающейся к ним обоим.
Наверное, она ему понравилась. А может, Агамемнону льстило обладание такой знаменитостью. Так или иначе, в Микены Кассандра приехала с двумя сыновьями-близнецами. Аполлону с его пресловутым заклятием девственностью в очередной раз утерли нос.
Агамемнон вернулся в родные пенаты решительным победителем, чем не слишком обрадовал свою жену — царицу Клитемнестру. =Бла-гочестивая» супруга, даром что сама о слове «верность» знала лишь понаслышке, была очень ревнива. Разгневанная особа решила не мелочиться: она убила Агамемнона, а затем разделалась и с Кассандрой. Та же печальная участь постигла и близнецов.
А ведь злосчастная пророчица остерегала самоуверенного царя. Но тот, как водится, ей не верил.
«Прощай - и помни обо мне!»
Итак, Кассандра погибла. Но перед смертью она предсказала кровожадной Клитемнестре близкий и страшный конец. А поскольку вместе с жизнью троянская царевна лишилась и Аполлонова проклятия, надо полагать, царица испугалась не на шупсу У нее больше не было причин не верить пришлой вещунье. Так и случилось Оэест и Электра, дети убитого Агамемнона, отомстили и матери. А вдохновил их не кто иной, как вездесущий Аполлон. Видно, память о Кассандре не дазала ему покоя.
Сама Кассандра, наверное охотно, подобно Эдипу, лишилась бы зрения, лишь бы не видеть, как все ее пророчества исполняются с удручающей методичностью. Но ведь и слепота бы ее не утешила...

Мирьям, сестра моисеева

История пророков в Израиле насчитывает более тысячи лет. В Ветхом завете пророчествам посвящена отдельная книга. «Профессионально» пророк библейских времен кардинально отличался от своих более поздних коллег. Для него это был не просто дар небес, это была почти профессия ответственная и сопряженная со многими опасностями.
   
               
   
«Так говорит Господь Бог Израилев» — обычно такими словами начинали свои речи библейские пророки; они словно самоустранялись, давая понять, что их языком говорит Всевышний, а не они сами. Господь являлся пророкам в снах и видениях, предупреждал об опасности и о том, как ее избежать. В основном Бог обвинял израильтян в грехах и предупреждал о страшных наказаниях, если его народ не опомнится.
А что же женщины? Женщин-пророчиц на страницах и Ветхого, и Нового заветов мы встречаем гораздо реже, чем мужчин-пророков, и если встречаем, то, несмотря на те деяния, которые они совершили, говорится о них удивительно мало.
«Устами младенца глаголет истина». Воистину фраза из Библии оказалась пророческой.
История эта началась за четыреста лет до рождения нашей героини Мирьям. Израильтяне, которых фараон пригласил в Египет, представляли собой тогда одну семью. Семья разрослась, превратилась в многочисленный народ, который впоследствии фараон и египтяне сделали своими рабами. Несмотря на всеобщее угнетение численность пришельцев продолжала расти. Фараон, боясь, что его собственный народ окажется в меньшинстве, издал указ убивать всех новорожденных мальчиков-израильтян, а дево-
чек оставлять живыми. Однако участь Египта была уже предрешена и никакие кары со стороны фараона не могли остановить развитие последующих событий, угодных Всевышнему.
А все эти великие события начались с маленькой девочки по имени Мирьям, пророческий дар которой проявился, едва она научилась говорить. Первое пророчество прозвучало, когда ребенку исполнилось три года. Маленькая Мирьям сообщила отцу и матери, что в ближайшее время у них должен родиться сын, который освободит еврейский народ из рабства и выведет его из Египта. Сказано это было так, что не вызвало у родителей сомнений. Вскоре у них в самом деле родился мальчик необыкновенной красоты. Памятуя о приказе фараона по поводу маленьких мальчиков, семья Мирьям придумала хитроумную комбинацию по спасению ребенка. Мирьям в этом деле была отведена главная роль. Ей было сказано свыше, что в такой-то день египетская принцесса выйдет к реке купаться. И к этому днюмать Мирьям сплела корзинку из камышей, обмазала ее снаружи гончарной глиной и, положив ребенка в корзину, оставила ее в камышах на мелководье. Как и было предсказано, дочь фараона нашла корзину с ребенком, пожалела его и взяла во дворец. Мирьям, прятавшаяся неподалеку и следившая за действиями принцессы, подошла к ней и предложила ей найти кормилицу для ребенка. Принцесса с радостью согласилась, и Мирьям сбегала за мамой, которая также пряталась неподалеку. В результате ребенок вырос во дворце на руках у собственной матери. Принцесса дала имя ребенку — Моисей. Как нам рассказывает книга Библии «Исход», пророчество Мирьям сбылось в точности.

Дебора, судья Израиля

История пророков в Израиле насчитывает более тысячи лет. В Ветхом завете пророчествам посвящена отдельная книга. «Профессионально» пророк библейских времен кардинально отличался от своих более поздних коллег. Для него это был не просто дар небес, это была почти профессия ответственная и сопряженная со многими опасностями.
   
      
О всех Судьях Израиля можно говорить как о пророках, ибо в Библии всякому человеку, с которым общался Бог, автоматически присваивалось звание пророка. Но если такие судьи Израиля, как Гедеон, прославились умом и хитростью, Самсон — необыкновенной силой, то Дебора известна своей духовной близостью к Богу. Сделав ее Судьей Израиля, народ таким образом хотел заручиться поддержкой Всевышнего в трудное для него время. Помимо того, что она была избрана Богом для общения с народом Израиля, во всем остальном это была обычная женщина, у которой были муж, дети и куча забот. Несмотря на это, Дебора честно исполняла свой долг в качестве пророчицы и Судьи Израиля, сидя под пальмою по дороге из Рамы в Вифлеем, и народ стекался к ней со всех сторон, зная, что ее суд — суд Божий.
Во время правления Деборы на земли Израиля напал царь Ханаана Иавин. Воины Израиля были храбры и сильны, но технически оснащены намного хуже, чем ханаанеяне, у которых было девятьсот железных колесниц. По тем временам это было самое сильное войско на Ближнем Востоке. Двадцать лет Иавин угнетал израильтян. В конце концов жители Израиля не выдержали тирании и, придя к Деборе, взмолились о помощи.
Дебора обратилась Богу, и он научил ее, как нужно поступать. Дебора призвала полководца Барака и приказала ему именем Господа Бога Израи-лева прийти на гору Фавор и взять с собою десять тысяч воинов из племен Нафтали и Завулона, обещая, что Господь приведет к ним все войско ханаа-неян со всеми колесницами, и израильтянам останется только победить вражеское войско. Но Варак испугался и попросил, чтобы Дебора пошла с ним — слухи о ней распространились далеко за пределами Израиля, и ее авторитет мог бы помочь поддержать боевой дух воинов и устрашить врагов. Дебора, усмехнувшись, заметила, что в том случае, если она пойдет, вся военная слава достанется ей, беззащитной женщине, а не прославленному полководцу, но Варак настаивал.
В день, избранный Деборой, войска противников сошлись. Израильтяне взошли на гору Фавор, а ханаанеяне выстроили свои колесницы в долине речки Кишон, которая текла под горой. Оба войска не уступали друг другу по численности и храбрости воинов, но авангард ханаанеян составляли колесницы, в которых сидели меткие стрелки, а колеса колесниц были оснащены вращающимися лезвиями. Но Дебора приказывает войску Барака идти в бой. Казалось бы, поражение израильтян неминуемо, но вдруг лошади, запряженные в колесницы, словно чего-то испугавшись, начинают прыгать в реку Кишон, и колесницы одна за другой уносит быстрый поток. Воодушевленные этим событием, израильтяне бросаются в бой и наголову разбивают противника. Столь необычная победа имела такой резонанс среди врагов народа Израиля, что при жизни Деборы ни одно вражеское войско даже близко не подходило к границам земли Израиля. споминая сакраментальную фразу о том, что «нет пророков в своем отечестве», по отношению к нашей героине можно сказать, что она являла собой случай совершенно обратный.