Храм Афродиты
Храм Афродиты-Астарты возвышался снаружи городских ворот, в огромном парке, изобиловавшем цветами и тенистыми деревьями, где благодаря воде Нила, искусственно введенной при помощи семи каналов, во все времена года цвела дивная растительность.
Этот цветущий лес на берегу моря, эти глубокие ручьи, эти озера, эти темные луга, были созданы в пустыне более двух веков тому назад первым из Птолемеев. С тех пор деревья, посаженные по его приказанию, достигли гигантских размеров; лужайки, под влиянием плодоносных вод, выросли в луга; бассейны расширились в пруды; из парка природа сотворила благодатный край.
Эти сады были больше, чем долина, чем страна, чем отечество; они представляли собой целый мир, замкнутый каменными границами и управляемый богиней, душой и центром этой вселенной. Кругом возвышалась окружная терраса, длиной в восемьдесят стадий и вышиной в тридцать две фута. Это не была стена, это был огромный город из тысячи четырехсот домов. Столько же куртизанок обитало в этом священном городе; женщины семидесяти различных национальностей собрались в этом одном месте.
План священных домов был однообразен и таков: дверь из красной меди (металла, посвященного богине) имела молоток формы фаллоса, ударявшей о рельеф, изображавший пол женщины, а под этим было выгравировано имя куртизанки.
По обе стороны двери, открывались две комнаты без стены со стороны сада. Направо, «выставочная комната» была местом, где разодетая куртизанка восседала на высокой кафедре в те часы, когда приходили мужчины.
Комната налево была в распоряжении любовников, желавших провести ночь на открытом воздухе, и, в тоже время, не спать на траве.
Через открытую дверь коридор вел в широкий двор, вымощенный мрамором, середина которого была занята бассейном овальной формы. Перистиль окружал тенью это большое пятно света и придавал свежесть семи комнатам. В глубине возвышался алтарь из розового гранита.
Все женщины привезли из своей страны маленькую статуэтку богини и, поставив ее на домашний алтарь, они молились ей на своем языке, никогда не понимая друг друга. Лахми, Ашлигорт, Венера, Иштар, Фрейя, Мелитта, Киприда — таковы были имена их божества. Некоторые из них обожали ее в символической форме: красный валун, конический камень, большая многоконечная раковина. Большинство ее изображений представляло собой грубую статуэтку на пьедестале из нежного дерева — с худощавыми руками, с тяжелыми грудями, с торчащими бедрами, и указывающей рукой на свой живот. У ног этих статуэток они клали миртовую ветвь, алтарь покрывали лепестками роз и за каждое исполненное желание сжигали маленькое зернышко благовоний. Богиня была доверенной всяких печалей, свидетельница всех их трудов, виновница всех их удовольствий. И когда те умирали, статуэтку клали в хрупкий гроб, как охранительницу их могилы.
Самые красивые из этих девушек были те, которые пришли из Азии. Каждый год корабли, которые везли в Александрию дары данников или союзников, выгружали вместе с тюками товаров сто девушек, избранных жрецами для служения в священном саду. Это были лиузианки и еврейки, фригиянки и критянки, дочери Ектабана и Вавилона, берегов Персидского залива и религиозных берегов Ганга. Одни из них были белокожие и высокогрудые; другие, с кожей, темной, как земля под водой, носили в ноздрях золотые кольца и щеголяли короткими, темными волосами. Прибывали и еще более издалека: маленькие, медлительные существа, язык которых никто не понимал, которые походили на желтых обезьян. Их глаза удлинялись по направлению к вискам; их черные и прямые волосы были странно причесаны. Эти девушки всю жизнь оставались робкими. Они знали манипуляции любви, но отказывались от поцелуя в рот. В промежутке между двумя мимолетными любовными связями можно было видеть их, сидящими на корточках и играющими, как дети, между собой.
На уединенном лугу, на траве, жили стадом белокурые и розовые дочери Севера. Это были сарматки с тройной косой, с сильными ногами, с приземистыми плечами; они делали себе венки из ветвей деревьев и боролись между собой ради забавы; скифянки, с массивными грудями, обросшие волосами, не соглашавшиеся на акт любви иначе, как став в положение животных; огромные тевтонки, пугавшие египтян своими волосами, бледными как у стариков и своим телом, более мягким, чем у детей; галльские женщины, рыжие, как коровы, смеявшиеся без всякой причины. Были здесь и молодые кельтки с глазами зеленого цвета, никогда не выходившие нагими. В другом месте днем собирались иберийки с коричневыми грудями, У них были густые волосы, которые они тщательно причесывали, и животы, на которых они никогда не выщипывали волос. Александрийцы очень любили их плотную кожу... Их брали в качестве любовниц так же часто как и в качестве танцовщиц.
Под широкой тенью пальмовых деревьев жили дочери Африки: нумидиюш с белыми вуалями, карфагенянки, покрытые черными покрывалами, негритянки, одетые в разноцветные костюмы. Их было тысяча четыреста. Когда женщина входила сюда, она выходила отсюда лишь в первый день своей старости. Она отдавала храму половину своего заработка, а остального должно было хватать ей на пищу, украшения и духи.
Они не были рабынями и каждая из них в действительности обладала одним из домов террасы, но не все были одинаково любимы, и наиболее счастливая часто могла скупать соседние дома, которые их обитательницы должны были продавать, чтобы не умереть с голоду. Последние переносили тогда свою статуэтку в парк и искали алтарь из плоского камня, которого они уже не покидали. Бедные купцы знали это и охотно обращались к таким, которые спали на открытом воздухе, на зеленой траве, вблизи своих святилищ, но иногда даже и те не показывались, и тогда бедные девушки попарно соединялись в своем горе и обменивались страстными нежностями почти принимавшими супружеский характер; эти парочки делились между собой всем, даже последней шерстяной тряпкой, и обоюдной податливостью смягчали страдания продолжительного целомудрия.
Те, у которых не было подруги, добровольно предлагали себя рабынями своим товаркам, пользовавшимся большим спросом.
Последним было запрещено иметь в своем услужении более двенадцати таких несчастных созданий, но называли двадцать две куртизанки, достигших максимума и набравших себе среди всех национальностей разноцветную челядь.
Если нечаянно они рожали сына, то он воспитывался в храме для поклонения совершенству женского тела и для служения божеству. Если они рожали дочь, ребенок поступал в Дидаскалион, большую монументальную школу, расположенную позади храма, где маленькие девочки изучали в семи классах теорию и методику всех эротических искусств: взгляд, объятие, движение тела, усложненные ласки, тайные процедуры укуса и поцелуя.
Ученица свободно выбирала день для своего первого опыта, так как чувственное желание есть приказание богини, которой не стоит перечить; в этот день ей назначали один из домов террасы, и некоторые из этих детей, которые не были еще даже зрелыми, считались самыми неутомимыми и даже наиболее часто требовались гостями.
Внутренние покои Дидаскалиона, семь классов, маленький театр и перистиль двора были разукрашены девяносто двумя фресками, изображавшими обучение любви. Это было творение целой человеческой жизни: Клеохарис Александрийский, внебрачный сын и ученик Апеллеса, умирая, закончил их. Царица Берениса, весьма интересовавшаяся знаменитой школой, посылала туда своих молодых сестер.
В конце каждого года в присутствии всех куртизанок, собранных вместе, устраивался конкурс, который возбуждал в этой толпе женщин необычайное соревнование, так как раздаваемые двенадцать призов давали право на высшую славу, о которой они могли когда-либо мечтать: право входа в Койтитшейон.
Это здание было окружено такой таинственностью, что в настоящее время нельзя дать подробное описание его. Мы знаем только, что оно находилось в пространстве между храмом и оградой и что оно имело форму треугольника, основанием которого был храм богини Котито, во имя которой совершались ужасающие, незнакомые нам оргии.
Две другие стороны здания состояли из восемнадцати домов; в них жили тридцать две куртизанки, пользовавшиеся таким спросом у богатых мужчин, что они не отдавались дешевле, как за две мины. Раз в месяц, в полнолуние, они собирались внутри ограды храма, приведенные в неистовство сильно возбуждающими напитками и опоясанные изображениями фаллоса; самая старая из тридцати шести должна была принять смертельную дозу страшного любовного напитка.
Уверенность в скором наступлении смерти заставляла ее без страха подвергаться самым опасным сладострастным манипуляциям, перед которыми живые отступили бы. Ее тело, покрытое пеной, становилось центром и образцом непрерывной оргии; посреди продолжительных завываний, слез, криков и танцев, остальные женщины, голые, обнимали ее, мочили свои волосы ее потом, прижимались к ее пылающей коже, и черпали все новые и новые страстные порывы в непрерывных спазмах этой бешеной агонии. Так жили эти женщины в продолжении трех лет, и в конце тридцать шестого месяца таков был полный опьянения их конец.
Другие, менее почитаемые святилища, были воздвигнуты женщинами в честь других имен многообразной Афродиты. Был даже алтарь, посвященный Ураниянке и принимавший целомудренные обеты сентиментальных куртизанок; другой — Апострофии, заставлявшей забывать безнадежную любовь; третий — Хридет, привлекавшей богатых любовников; четвертый — Генетиллис, оказывавший покровительство беременным женщинам; пятый — Колиаде, одобрявшей грубые страсти, ибо все, что имело отношение к любви, было святыней для богини. Но эти частные алтари были действительны лишь для мелких желаний. Жертвоприношения им были ежедневны, общение с ними было простое: молельщицы, молитвы которых были исполнены, приносили к ним простые цветы, в свою очередь те, которые оставались недовольны, оскверняли их... Они не были освящены и не содержались священниками, а потому и профанация их оставалась безнаказанной.
Совсем иной был распорядок в храме. Храм, великий храм великой Богини, самое священное место всего Египта, неприкосновенный Астартейон, представлял собой колоссальное здание длиной в 336 футов, возвышавшееся на 17-ти ступенях на вершине сада. Его золотые двери охранялись иеродулами — гермафродитами, символами двух предметов любви и двенадцати часов ночи.
Вход был обращен не к востоку, а в сторону Пафоса, то есть на северо-запад, лучи солнца никогда не проникали прямо в святилище Великой, Ночной, Бессмертной. 84 колонны поддерживали архитравий, они были выкрашены в пурпур до середины, а вся верхняя часть выдавалась среди этого красного одеяния невыразимой белизной, подобно торсам стоящих женщин.
Храм был украшен эротическими изображениями людей, животных и мифических существ. Там встречались женщины-кентавры, отдающиеся жеребцам, козы с пристававшими к ним худощавыми сатирами, наяды, покрытые оленями, львицы, схваченные грифами. Все это великое множество существ было объято одной и той же неотразимой, божественной страстью. В конце фриза скульптор изобразил самого себя перед богиней Афродитой.