Септимий Бассиан, старший сын Септимия Севера, был переименован отцом в Марка Аврелия Антонина, в историю же вошел под именем Каракаллы (одеяние с таким названием он носил). Его мать Юлия Домна — финикийка по происхождению, дочь Бассиана, жреца Солнца. Через два года после рождения первенца, названного в честь деда, Юлия родила второго сына Гету. Септимий Север, будучи наместником Паннонии, командовал римскими легионами, стоявшими на берегах Дуная и Рейна, когда в 193 году захватил императорскую власть.
   В 196 году отец провозгласил Бассиана Цезарем и тогда дал ему имя Марка Аврелия Антонина, которого он считал величайшим из императоров. По свидетельству древнего историка Геродиана, автора «Истории императорской власти после Марка», оба сына Септимия Севера были испорчены роскошью и столичным образом жизни, чрезмерной страстью к зрелищам, приверженностью к конным состязаниям и танцам.
   В детстве Каракалла отличался мягкостью нрава и приветливостью, но, выйдя из детского возраста, стал замкнутым, угрюмым и высокомерным. С детства братья враждовали друг с другом, а с годами эта вражда приобрела поистине патологический характер.
   Септимий Север женил Каракаллу на дочери своего фаворита Плавтиана. Новая принцесса в качестве приданого передала своему мужу громадные суммы денег. Их было так много, что, как утверждают, столько могло бы составить приданое пятидесяти цариц.
   По завещанию основателя династии, утвержденному сенатом и признанному преторианской гвардией и легионами, августами были объявлены оба сына Септимия Севера — старший сын Каракалла и младший Гета. Такое двоевластие оказалось чреватым тяжелыми последствиями и было определенным просчетом опытного Септимия Севера. Он полагал, что правление двух его сыновей укрепит династию, позволит сбалансировать жесткий и волевой характер Каракаллы, мягкость и осторожность Геты, но вышло наоборот. Между братьями и стоящими за ними придворными кликами сразу же вспыхнула непримиримая борьба. Попытка их матери Юлии Домны примирить сыновей-императоров успеха не имела.
   После торжественных похорон Септимия Севера в Риме его сыновья разделили императорский дворец пополам и «стали жить в нем оба, забив наглухо все проходы, которые были не на виду; только дверьми, ведущими на улицу и во двор, они пользовались свободно, причем каждый выставил свою стражу». Открыто ненавидя друг друга, каждый делал все, что мог, лишь бы-как-нибудь избавиться от брата и заполучить всю власть в свои руки. Большинство римлян склонялось на сторону Геты, потому что он производил впечатление человека порядочного: проявлял скромность и мягкость по отношению к лицам, обращавшимся к нему. Каракалла же во всем выказывал жестокость и раздражительность. Юлия Домна была бессильна примирить их друг с другом.
   Провраждовав так некоторое время, братья совсем было собрались разделить между собой империю для того, чтобы не злоумышлять друг против друга, оставаясь все время вместе. Решили, что Гете должна отойти восточная часть державы со столицей в Антиохии или Александрии, а Каракалле — западная с центром в Риме. Но когда об этом соглашении сообщили Юлии Домне, она своими слезами и уговорами убедила их отказаться от столь пагубной затеи. Этим она, возможно, уберегла римлян от новой гражданской войны, но обрекла на смерть родного сына.
   Ненависть и соперничество между братьями росли. По утверждению Геродиана, они «перепробовали все виды коварств, пытались договориться с виночерпиями и поварами, чтобы те подбросили другому какой-нибудь отравы». Но ничего у них не выходило, потому что каждый был начеку и очень остерегался. Наконец, Каракалла не выдержал: подстрекаемый жаждой единовластия, он решил действовать мечом и убийством. Трагические события развернулись в феврале 212 года.
   Помня о страстном желании матери помирить братьев, Каракалла торжественно поклялся императрице, что сделает все возможное, чтобы жить в дружбе с братом. Юлия, обманутая коварным сыном, послала за Гетой, умоляя его прийти в ее покои, где брат готов открыть ему свои самые добрые намерения и примириться с ним. Покои императрицы, по законам империи считавшиеся святыми, стали местом кровавой расправы над Гетой. Как только он вошел в спальню, на него бросились люди с кинжалами. Несчастный бросился к матери, но это его не спасло. Смертельно раненный Гета, облив кровью грудь Юлии, расстался с жизнью. А Каракалла, осуществив убийство, выскочил из спальни и побежал через весь дворец, крича, что он едва спасся, избежав величайшей опасности. Он бросился в преторианский лагерь, где за свое спасение и единовластие пообещал выдать каждому воину по 2500 аттических драхм, а также увеличить в полтора раза получаемое ими довольствие. Он велел без промедления взять эти деньги из храмов и казнохранилищ, и таким образом в один день безжалостно растратил все то, что Септимий Север копил в течение восемнадцати лет. Воины объявили Антонина единственным императором, а Гету провозгласили врагом.
   Когда Каракалла убил Гету, то, боясь, что братоубийство покроет его позором как тирана и узнав, что можно смягчить ужас этого преступления, если провозгласить брата божественным, говорят, сказал: «Пусть будет божественным, лишь бы не был живым!» Он причислил его к богам, и поэтому народная молва кое-как примирилась с братоубийцей.
   Каракалла свирепо расправился со всеми, кого можно было заподозрить в симпатии к Гете Сенаторов, кто родовит или побогаче, убивали по малейшему поводу, или вовсе без повода — достаточно было для этого объявить их приверженцами Геты. Папиниан. человек, которым гордилась вся империя, этот юрист, непреклонный защитник законов, тоже был казнен за то, что отказался публично в сенате оправдать это убийство.
   В скором времени были убиты все близкие и друзья брата, а также и те, кто жил во дворце на его половине; слуг перебили всех; возраст, даже младенческий, во внимание не принимался. Откровенно глумясь, трупы убитых сносили вместе, складывали на телеги и вывозили за город, где, сложив их в кучу, сжигали, а то и просто бросали как придется. Вообще погибал всякий, кого Гета хоть немного знал. Уничтожали атлетов, возниц, исполнителей всякого рода музыкальных произведений — словом, всех, кто услаждал его зрение и слух.
   Из сенаторов погибли все представители патрицианских родов. Антонин засылал своих людей и в провинции, чтобы истреблять тамошних правителей и наместников как друзей брата. Каждая ночь несла с собой убийства самых разных людей. Весталок он заживо зарыл в землю за то, что они якобы не соблюдают девственность. Рассказывают, что однажды император был на скачках, и случилось так, что народ чуть посмеялся над возницей, к которому он был особенно расположен; приняв это за оскорбление, он велел воинам броситься на зрителя, вывести и перебить всех, кто дурно говорил о его любимце. Поскольку невозможно было отделить виноватых от невиновных, воины беспощадно отводили и убивали первых попавшихся. Вступив на путь террора, Каракалла разделался даже со своей женой Плавтиллой; в 205 году ее отправили в ссылку, а в 212 году убили.
   После кровавой расправы Каракалла продолжил политику своего отца как внутри страны, так и на ее границах: лихорадочные попытки стабилизировать тяжелое финансовое положение, покровительство армейским кругам. Тяжелое экономическое положение Империи вызывалось двумя факторами: разорением товарных вилл и рабовладельческих хозяйств и огромными расходами на разбухающую армию, насчитывающую до полумиллиона человек. Причем расходы на армию росли в связи с той политикой покровительства, которую наметил еще основатель династии. При Каракалле вновь была повышена плата всем категориям военных. Разрешение легионерам иметь легальную семью, арендовать землю и заводить хозяйство, бесспорно, требовало средств, и Империя должна была их предоставлять. Имеющихся поступлений в казну уже не хватало для оплаты всех бюджетных расходов, и Каракалла пошел по пути, уже намеченному при Антонинах и принятому его отцом Септимием Севером: он приказал добавлять к серебру медь в больших количествах (до 80 % веса). Тем самым из одного количества серебра стали чеканить большее количество монет, но они практически обесценились.
   В 212 году был обнародован императорский эдикт — конституция Антониниана (от официального имени Каракаллы — Марк Аврелий Север Антонин), согласно которому права римского гражданства получали практически все свободные жители Империи (за редкими исключениями). Таким образом, римское гражданство — самый привилегированный статус жителя Империи, за который столетиями боролись италики, провинциальная аристократия, — сверху и в одночасье предоставлялось почти всем свободным, в том числе и только что включенным в состав Империи окраинным варварским народам. Этот решительный шаг позволил решить целый ряд трудных проблем, вставших перед центральной властью, — комплектование огромной армии, пополнявшейся из римских граждан, преодоление финансовых трудностей, поскольку новые граждане должны были платить многочисленные налоги. Наконец, дарование римского гражданства позволяло унифицировать всю систему управления, судопроизводства, применения законов во всех звеньях огромной Империи. В конечном счете это привело к превращению полноправного и привилегированного римского гражданина в бесправного и обремененного разнообразными обязанностями-повинностями имперского подданного.
   Имя Каракаллы в Риме сохранили грандиозные термы (роскошные общественные бани), в которых одновременно могло мыться более 1600 человек. Термы Каракаллы, построенные в 212–216 годах, занимали большую территорию и представляли собою мощный комплекс различных помещений для мытья и купания с горячей и холодной водой. При термах находились также библиотеки, площадки для спортивных упражнений и парк, внутри термы были роскошно отделаны мрамором и мозаикой.
   Много сил и времени Каракалла отдавал военной деятельности в Европе и на Востоке. Он был не столько разумным полководцем, сколько выносливым воином. Весной 213 года Каракалла отправился в Галлию. Прибыв туда, он немедленно убил нарбонского проконсула. Приведя в смятение всех начальствовавших в Галлии лиц, он навлек на себя ненависть как тиран. Совершив много несправедливостей, он заболел тяжелой болезнью. По отношению к тем, кто за ним ухаживал, он проявлял необыкновенную жестокость. Затем, по пути на Восток, он остановился в Дакии. Каракалла был первым римским императором, на которого, по словам Геродиана, легла печать явной варваризации. «Всех германцев он расположил к себе и вступил с ними в дружбу. Часто, сняв с себя римский плащ, он менял его на германскую одежду, и его видели в плаше с серебряным шитьем, какой носят сами германцы. Он накладывал себе светлые волосы и причесывал их по-германски. Варвары радовались, глядя на все это, и любили его чрезвычайно. Римские воины тоже не могли нарадоваться на него, особенно благодаря тем прибавкам к жалованью, на которые он не скупился, а еще и потому, что он вел себя совсем как воин: первый копал, если нужно было копать рвы, навести мост через реку или насыпать вал, и вообще первым брался за всякое дело, требующее рук и физической силы.» Питался он простой воинской пищей и даже сам молол зерно, замешивал тесто и пек хлеб. «В походах он чаще всего шел пешком, редко садился в повозку или на коня, свое оружие он носил сам. Его выносливость вызывала восхищение, да и как было не восхищаться, видя, что такое маленькое тело приучено к столь тяжким трудам».
   Не только по внешности, но и по духу Каракалла был подлинным варваром. Он ревностно поклонялся египетской богине Изиде и построил в Риме ее храмы. «Вечно подозревая во всех заговорщиков, он непрестанно вопрошал оракулы, посылал повсюду за магами, звездочетами, гадателями по внутренностям жертвенных животных, так что не пропустил ни одного из тех, кто берется за такую ворожбу».
   Свирепый, дикий и неумный Каракалла не смог удержать в своих руках богатейшее наследие Септимия Севера.
   Когда он управился с лагерями на Дунае и перешел во Фракию, что по соседству с Македонией, он сразу стал отождествлять себя с Александром и велел во всех городах поставить его изображения и статуи. Чудачества его доходили до того, что он стал одеваться как македонец, носил на голове белую широкополую шляпу, а на ноги надевал сапожки. Отобрав юношей и отправившись с ними в поход, он стал называть их македонской фалангой, а их начальникам роздал имена полководцев Александра.
   Из Фракии Каракалла переправился в Азию, пробыл некоторое время в Антиохии, а потом прибыл в Александрию. Александрийцы приняли Антонина очень торжественно и с большой радостью. Никто из них не знал о тайной ненависти, которую тот давно уже питал к их городу. Дело в том, что императору доносили о насмешках, которыми его осыпали горожане. Решив примерно наказать их, Антонин велел самым цветущим юношам собраться за городом якобы для военного смотра, окружил их войсками и предал поголовному истреблению. Смертоубийство было такое, что кровь потоками текла по равнине, а огромная дельта Нила и все побережье близ города было окрашено кровью. Поступив таким образом с городом, он вернулся в Антиохию для того, чтобы начать войну с парфянами.
   Чтобы лучше скрыть свои замыслы, он посватался к дочери парфянского царя. Получив согласие на брак, Каракалла беспрепятственно вступил в Месопотамию как будущий зять, а затем внезапно напал на тех, кто вышел его приветствовать. Перебив множество людей и разграбив города и селения, римляне с большой добычей возвратились в Сирию. За этот позорный набег Антонин получил от сената прозвание «Парфянский».
   В разгар подготовки к новым военным действиям с Парфирией 8 апреля 217 года Каракалла был убит Макрином, своим префектом претория (начальником охраны), который захватил императорскую власть и взял в соправители своего сына Диадумена. Хотя Макрин у власти не удержался, но стало ясно, что уже варвар и простой воин может сделаться императором.
   В Риме, по словам все того же Геродиана, «не так всех радовало наследование власти Макрином, как все ликовали и всенародно справляли празднество по поводу избавления от Каракаллы. И каждый, особенно из тех, кто занимал видное положение или ведал каким-либо делом, думал, что он сбросил висевший над его головой меч».

Надир-шах происходил из тюркского племени афшаров, которое шахом Исмаилом было переселено в Хорасан. Он появился на свет в семье Имам-кули, принадлежавшей к общине кызылбашей — «красноголовых» (мужчины здесь носили шапку с 12 пурпурными полосками в честь 12 шиитских имамов.) Отец, всю жизнь промышлявший выделкой овчин, не оставил сыну ни богатства, ни титулов. После его смерти Надир вместе с матерью был угнан в рабство узбеками Хорезма, бежал оттуда и, вернувшись в Хорасан, служил в дружинах разных феодалов.
   Собрав собственное ополчение, он овладел крепостью Келат в Северном Хорасане, укрепил ее и сделал своей твердыней. После безуспешной борьбы с Махмудом Систанским Надир вынужден был обратиться к поискам покровителя и в 1725 году во главе 3-тысячного отряда явился к шаху Тахмаспу II. В то время Персия была завоевана одним из афганских племен, а некогда могущественный шах владел лишь небольшими территориями близ Каспия. Так что союз оказался выгодным и шаху, и Надиру. Тахмасп назначил своего союзника наместником Хорасана.
   Вскоре Надир подчинил шаха своему влиянию. Он убедил его умертвить Фатх-Али-хана Каджара, своего главного соперника. Между 1726 и 1729 годами Надир разбил мелика Махмуда Систанского и отнял у него захваченный им Мешхед, разбил афганцев-абдали, завладел Гератом и подчинил весь Хорасан. Приняв имя Тахмасп-кули-хана, он взял в свои руки управление всеми областями, подвластными Тахмаспу II, который стал слепым орудием в его руках.
   За пять лет Надиру удалось восстановить распавшуюся было империю, а после изгнания афганцев-гильзаев из бывшей столицы — Исфахана, возвести на престол своего союзника под именем Тахмаспа II.
   Надир несомненно был талантливым, отважным и умным полководцем. Когда его воины терпели поражение, он не только не наказывал их, но, напротив, неустанно хвалил, называя героями. А кроме того, воодушевлял войска личным примером.
   Последовав за афганцами в Фарс, Надир в начале 1730 года разбил и рассеял их в битве близ Истахра и занял Шираз. Персия была полностью очищена от афганцев. В том же 1730 году Надир выступил против турок, нанес им поражение и освободил Хамадан, Керманшах, Ардебиль и Тебриз. Командовавший русскими войсками в Закавказье генерал Левашов оказал помощь войскам Надира. Но затем Надир был отвлечен подавлением нового восстания афганцев-абдали в Хорасане. Тем временем шах Тахмасп II, опасаясь, что военные успехи Надира еще более усилят его могущество, решил выступить против турок сам, но был разбит и едва избежал плена.
   В 1731 году Тахмасп заключил с Турцией мир, по которому последняя удерживала за собой все оккупированные территории к северу от реки Аракса, кроме того, Ахмед-паша багдадский получал в кормление девять округов в области Керманшаха. Этот договор Надир назвал позорным и не признал его. Он собрал съезд (курултай) эмиров и знати, добился низложения Тахмаспа II и провозглашения шахом 8-месячного сына последнего Аббаса III (признавался шахом в 1732–1736 годах). Реальная власть осталась в руках Надира.
   В 1736 году политическое объединение Персидского государства было закончено, но страна, разоренная внешними и внутренними войнами, находилась в состоянии полной хозяйственной разрухи. Больше всего пострадала деревня. Множество крестьян было перебито или угнано в рабство турками или гильзаями. В одном только Исфаганском оазисе из общего числа 1500 селений было опустошено около тысячи. Каризы, плотины и другие оросительные сооружения были разрушены. Упадок шелководства, разбои на караванных путях и отсутствие безопасности для иноземных купцов привели к тому, что и внешняя торговля замерла.
   Однако ни местные владетели, ни Надир не думали об уменьшении податного бремени райятов и пытались взимать с них подати в прежних размерах. Собирать подати полностью обычно не удавалось из-за бедности крестьян, которых сборщики разоряли, но они все еще оставались в недоимщиках. Еще со времени шаха Хосейна выпускалась монета со все более уменьшенным содержанием серебра. Порча монеты привела к резкому падению стоимости денег — в 10–12 раз, а местами и более, по сравнению с концом XVII века.
   Надир ясно видел, что династия Сефевидов утратила не только реальную власть, но и авторитет среди части феодальной знати и решил использовать свои военные успехи и свою славу «освободителя Персии» для захвата шахского престола. Для этого Надиру нужна была поддержка феодалов и видимость признания и одобрения со стороны народа. С этой целью Надир созвал в январе 1736 года в своем военном лагере в Муганской степи большой курултай, состоявший не только из военной, чиновной и духовной знати и глав кочевых племен, но и из городских старшин и даже части сельских старост; приглашен был и армянский патриарх-католикос Абраам Кретаци. Всего собралось до 20 000 человек, а вместе с их челядью даже до 100 000 человек. Руководящую роль на курултае играли 54 хана, прочие были простыми статистами.
   Надир предложил собравшимся избрать из своей среды нового шаханшаха, говоря, что Аббас III — ребенок и шах только по имени, сам же Надир, по его словам, утомился от дел и желает удалиться на покой. Конечно, все понимали, что Надир отказывался от власти притворно и что о свободном выборе шаха не могло быть и речи. Против избрания Надира было настроено шиитское духовенство, прочно связанное интересами и традицией с династией Сефевидов, и немногие кызылбашские эмиры. Но едва мулла-баши, глава духовного сословия, осмелился высказаться за сохранение династии Сефевидов, как был убит по тайному приказу Надира. После этого курултай не осмелился избрать шахом никого иного, кроме Надира. Он притворно отказывался, заставил себя долго упрашивать, наконец, согласился, поставив, однако, ряд условий. В частности, шиизм имамитского толка должен был быть заменен государственным исповеданием компромиссного характера, которое объединило бы и шиитов и суннитов. Бывшие на курултае шиитские духовные лица не осмелились возражать. И Надир был провозглашен шаханшахом Персии в марте 1736 года. Низложенный 4-летний Аббас III был отослан к отцу в Хорасан, где оба они позднее по приказу Надир-шаха были умерщвлены. Династия Сефевидов пала.
   Надир-шах Афшар (март 1736 — июнь 1747 годов) не ограничился восстановлением Персидского государства в прежних границах. Все его правление протекало в завоевательных и грабительских внешних войнах. Основными причинами завоевательной политики Надира были стремление восстановить истощенные финансы государства и примирить с новой династией феодальную знать, оседлую и кочевую, дав ей возможность обогащаться за счет военной добычи, необходимой для содержания сильного войска, которое трудно было набрать в опустошенной и разоренной Персии. Ядром Надирова войска стали воинственные туркменские, узбекские и афганские племена, содержание которых требовало больших средств.
   Подчинив в 1737–1738 годах племена афганцев, Надир-шах объявил войну державе «Великих Моголов» — Индии под тем предлогом, что она предоставила убежище беглецам — афганским повстанцам. В марте 1739 года Надир разбил Великого Могола Мохаммад-шаха в битве при Карнале и захватил его столицу Дели. Персидский шах устроил настоящую резню, длившуюся шесть часов. Было убито около 20 000 жителей. Бесчинства продолжались до тех пор, пока Мухаммад-шах не уговорил Надира прекратить кровавую бойню. А уже в последующие дни было объявлено о конфискации ценностей и имущества.
   Денег и драгоценностей собрали тогда на огромную сумму — около 700 мллионов рупий.
   12 мая Надир-шах торжественно возложил на голову Мухаммад-шаха индийскую корону, за что, как уверяют персидские хронисты, Великий Могол просил Надира принять во владение часть своей страны западнее Инда. После 57 дней пребывания в Дели Надир-шах отправился в обратный путь, увозя сокровища Моголов, среди которых был и знаменитый алмаз «Кох-и-Нур» («Гора света»), и роскошный, усыпанный драгоценностями «Павлиний трон». Он уводил с собой тысячи искусных ремесленников, оружейников, ткачей, строителей, ювелиров.
   В 1740 году Надир-шах предпринял походы в узбекские ханства — Бухарское и Хивинское. Абул-Файз, хан бухарский, признал себя вассалом Надир-шаха. Хива — древний Хорезм — после упорного сопротивления также вынуждена была подчиниться. Надир освободил из неволи в Хиве 30 000 персидских рабов-пленников, а находившимся там русским рабам-пленникам позволил вернуться на родину.
   В 1741–1743 годах Надир предпринял трудную экспедицию с целью покорения ханств и «вольных обществ» нагорного Дагестана, но потерпел полную неудачу, ибо сопротивление дагестанцев вылилось в настоящую народную войну.
   Новая война с Турцией в 1743–1746 годах хотя и принесла Надир-шаху некоторые успехи, но не привела к прочным завоеваниям, так как в это время в Персии и в покоренных им странах происходили восстания, для подавления которых приходилось использовать часть войска. По Керданскому мирному договору 1746 года границы между Персией и Турцией остались прежними. Надир-шах дважды, в 1737 и 1741 годах, посылал войска для завоевания Омана и юго-восточной Аравии, но больших успехов эти походы не дали.
   После 1740 года завоевательная политика Надира становилась все более неудачной. Она требовала огромных расходов и не приносила значительной военной добычи и новых территориальных приобретений.
   По некоторым данным, Надир-шах думал о завоевании всего побережья Каспийского моря. Попытка с 1743 года строительства персидского военного флота на Каспийском море под руководством английского авантюриста Эльтона и поход шаха в Дагестан вызвали у России беспокойство и концентрацию русских военных сил в Кизляре, близ персидской границы. Но до войны дело не дошло.
   Своей столицей Надир-шах сделал Мешхед. Он пытался проводить централистскую политику, но она в условиях жестокой хозяйственной разрухи в стране и ослабления связей между отдельными областями была явной утопией. Если прежняя деятельность Надира до 1736 года — изгнание иноземных завоевателей и объединение Персии — встречала поддержку народа, то в дальнейшем политика завоеваний и непрерывные войны легли тяжелым бременем на и без того разоренную страну. Военная добыча не вкладывалась в развитие производительных сил государства, и при Надире не произошло того подъема экономики страны, который имел место при шахе Аббасе I.
   Индийские сокровища частью были израсходованы на военные нужды, частью лежали мертвым грузом в сокровищнице шаха в крепости Келат.
   Стремясь увеличить для укрепления центральной власти фонд государственных земель, Надир конфисковал большую часть закупных земель и урезал земельные фонды некоторых кызылбашских племен. Эти меры должны были ослабить влияние шиитского духовенства и кызылбашских эмиров, преданных низложенной династии; но вместе с тем озлобили эти влиятельные группы класса феодалов.
   План соединения шиитов с суннитами имел для Надир-шаха, лично равнодушного к богословским спорам и совсем не фанатика (он покровительствовал армянскому духовенству), политическое значение. Надир видел, что преследование суннитов при шахе Хосейне привело к восстаниям в Дагестане, Курдистане, Афганистане. Надир хотел привлечь на свою сторону суннитскую знать из курдов, афганцев, узбеков, а также нанести удар влиянию враждебного ему шиитского духовенства. Поэтому, по плану Надира, прежние шииты-имамиты должны были наряду с четырьмя суннитскими «правоверными» мазхабами, толками или богословскими школами превратиться в пятый «правоверный» мазхаб джафаридов. Но скрытая оппозиция этому компромиссу со стороны как шиитских, так и суннитских фанатиков не была преодолена, и провозглашенная Надиром уния шиитов и суннитов существовала только на бумаге.
   Официальное исповедание мазхаба джафаридов не было признано «правоверными» ни в Турции, ни в узбекских ханствах.
   После индийского похода Надир указом (в марте 1739 года) освободил население персидских областей от уплаты налогов на три года. Но позже эта льгота, которая полностью и не была проведена в жизнь, была отменена самим Надиром, который в 1743 году велел взыскать подати и за льготные годы.
   С 1744 года были увеличены размеры податей. Взыскание податей с обедневших райятов сопровождалось пытками, истязаниями и ограблением. По словам историка XVIII века Мохаммеда Казима, неплательщиков податей лишали глаз и языка, а в некоторых областях «у всякого, кто не доставлял установленной суммы, жену и детей его продавали».
   Нельзя сказать, что правительство Надир-шаха совсем не думало о восстановлении производительных сил страны. В некоторых, главным образом восточных, областях Персии проводились строительные работы, восстанавливались оросительные системы, вновь заселялись опустевшие города и местности путем принудительного переселения горожан, крестьян и кочевников. Но строительство проводилось бессистемно и непоследовательно, притом в порядке принудительных работ, без оплаты, руками райятов. Все это, а также насильственные переселения еще больше разоряли последних.
   Политика Надир-шаха вызывала недовольство не только крестьян и горожан, но и части феодалов, особенно военной кызылбашской и духовной знати. При общем недовольстве и ослаблении экономических и других связей между частями империи, ее единство Надир мог поддерживать только при помощи жестокого террористического режима — массовыми казнями.
   Налоговая политика Надира была непосредственной причиной ряда восстаний горожан, крестьян и кочевников как в завоеванных странах, так и в самой Персии. Между 1743 и 1746 годами волна восстаний крестьян и кочевников прокатилась по Хорасану, Керману, области бахтиаров и Луристану. Все они были подавлены войсками Надира.
   Не утихали и придворные распри. После индийского похода Надир стал болезненно подозрителен и крайне жесток. Массовые казни следовали одна за другой. Кто-то объяснял это колдовством индийских кудесников, но скорее всего сказывались годы постоянной борьбы, ставшей для шаха, прозванного Завоевателем Мира, основным делом жизни. Именно при нем к Персии отошли земли не только Индии, но и Средней Азии и Закавказья. В 1746 году началось восстание в Систане (в котором участвовали и местные феодалы), вызванное невозможностью выплатить огромный налог в 500 000 туманов, оно распространилось и на Белуджистан.
   Посланный на его подавление родственник Надира Али Кулихан вдруг перешел на сторону мятежников. Надир сам отправился в поход. Он разбил свой лагерь под Хабушаном (Восточная Персия) и тут узнал об очередном заговоре. Однако предотвратить его не удалось: в июне 1747 года Надир был зарезан в своем шатре. После смерти Надира обширное государство распалось на отдельные владения, а мощная армия — на шайки, умевшие только грабить.

Последние годы VI века и начало VII века отмечены в Византии непрерывной цепью восстаний в армии. По сообщению византийского историка феофилакта Симокатты, одной из главных причин недовольства было издание императором Маврикием весной 588 года закона об уменьшении на четверть военной анноны, выдававшейся солдатам.
   Кроме того, император постоянно требовал отправлять в Константинополь — для себя и своих детей — большую часть захваченной на войне добычи. Непосредственным же поводом к восстанию в армии в 602 году послужил безрассудный приказ Маврикия солдатам дунайской армии, действовавшей против славян и аваров, перезимовать в славянской земле. Чрезмерно скупой Маврикий рассчитывал таким способом избавить казну от дополнительных расходов, рассчитывая, что армия будет кормиться за счет грабежа чужеземной территории. Солдаты в ответ отказались повиноваться приказам Маврикия и, изгнав своих командиров, подняли на щит одного из вождей мятежа — центуриона Фоку.
   По сведениям Феофана, и само восстание, и главенствующая роль в нем Фоки были определены ранее, когда он в качестве выборного от войска явился в столицу с жалобой на стратига Коментиола, будто бы замышлявшего военную измену, и довольно резко говорил с императором. Поскольку Маврикий оставил жалобу без расследования, то это будто бы и стало причиной заговора против него.
   Восставшие войска двинулись на Константинополь, захватывая по пути императорские табуны и частные стада. Известие о восстании дунайских легионов подтолкнуло к выступлению народ Константинополя. На улицы вышли обе цирковые партии. Горели дворцы близких к Маврикию вельмож. Раздавались возгласы: «Пусть сорвут с того кожу, кто любит тебя, Маврикий!»
   Пока бунтующее войско шло из Фракии к Константинополю, Маврикий имел достаточно времени, чтобы подготовиться к защите от армии Фоки. Однако выяснилось, что главная опасность подстерегала его дома, в столице. Фока в сущности не был избран императором, поэтому столичные заговорщики замышляли лишь низвержение Маврикия и возведение на его место или его сына Феодосия, или тестя последнего, Германа. Непоследовательность действий со стороны Маврикия только ухудшала его положение. Он посылает на встречу с Фокой послов, желая вступить с бунтовщиком в переговоры; затем начинает преследование своих ближайших родственников, сына и тес-тя, с которыми восставшие начали вести переговоры. Общее раздражение дошло до крайней степени, когда Маврикий приказал схватить Патрикия Германа (на его дочери был женат старший сын Маврикия Феодосии), искавшего убежища в храме св. Софии. В городе начался открытый бунт, городские димы, на которые Маврикий возложил военную повинность на Длинных стенах, покинули места дислокации и усилили брожение недовольных в городе. Начались пожары.
   Перепуганный император, несмотря на морскую бурю, бежал на корабле и нашел временный приют на другом берегу Босфора. Но судьба его уже была решена: через несколько дней императором был провозглашен Фока, который торжественно въехал в столицу, разбрасывая народу золотые монеты.
   Хотя Маврикий был уже не опасен для новой власти, Фока приказал доставить его в Халкидон, и там на глазах несчастного отца были казнены его дети, а затем и сам он погиб от руки палача. Жестокость Фоки не ограничилась этим варварством, через некоторое время та же участь постигла оставшегося в живых старшего сына Маврикия, Феодосия, и трех его сестер.
   «О настроениях Фоки, — пишет русский византист Ф Успенский, — можно судить по следующему случаю. В пятое лето своего царствования он выдал свою дочь Доменцию за Приска, комита экскувиторов и патрикия. Брачное торжество сопровождалось цирковыми зрелищами и народными празднествами, на площадях рядом с изображениями царя повешены были изображения новобрачных. Фоке это показалось подозрительным, и он сделал распоряжение, чтобы димархи Феофан и Памфил были публично казнены, хотя выставление царской семьи рядом с изображением царя было в обычаях времени и не могло заключать в себе ничего преступного. Так как в Константинополе скоро поняли, что при Фоке не может быть ни внешней безопасности для империи, ни внутреннего спокойствия, ибо „извне персы злодействовали над ромэями, а внутри еще хуже делал своими убийствами и темничными заключениями Фока“, то не было недостатка в выражениях недовольства правительством. Так, сделан был донос на царицу Константину, остававшуюся в живых жену Маврикия, будто она находится в тайных сношениях с Феофаном и будто между ними созрел заговор о возведении на царство сына Маврикия. Феодосия, который случайно избег смерти. Фока подверг пытке бедную Константину, которая оговорила нескольких слуг, вследствие чего преданы были смерти и сама царица Константина с тремя своими дочерями и множество важных и сановных лиц, имевших связи с прежним правительством».
   Сведения о внутренних преобразованиях правительства Фоки крайне скупы. Византийские историки, в частности Феофилакт Симокатта, основной источник о перевороте Фоки, относятся к новому правителю с нескрываемой ненавистью. Для Феофилакта Симокатты узурпатор Фока не кто иной, как «свирепый тиран» и «кентавр», особенно опасный потому, что он был посажен на престол солдатами и взбунтовавшейся константинопольской «чернью». Можно предположить, что Фока, придя к власти на гребне народного восстания, отнюдь не стал выразителем интересов народа. Конечно, по своему происхождению Фока принадлежал к народным низам, и весь его облик — он был человеком коренастым, низкорослым, рыжеволосым, с лицом, обезображенным старым шрамом, — постоянно напоминал об этом. Он не получил образования не обладал познаниями ни в литературе, ни в законах, но затобыл склонен к грубым наслаждениям — пьянству и сладострастию. Тем не менее он пользовался большим влиянием среди солдат.
   Фока нашел общий язык с виднейшими представителями столичной знати: прежние посты сохранили многие вельможи Маврикия, в том числе перешедшие на сторону Фоки Герман и Прииск. Фока получил также поддержку римского папы Григория I, который закрывал глаза на казни и насилия узурпатора и усматривал в произведенном им перевороте «перст божий». В угоду папе Фока сменил равеннского экзарха и поставил на этот важный пост человека приятного Григорию I.
   Вместе с тем в своей внутренней политике правительство Фоки с самого начала натолкнулось на непримиримую оппозицию рабовладельческой аристократии, синклита, крупных землевладельцев, высших чиновников и командиров армии. На сопротивление этой оппозиции Фока ответил жесточайшим террором, коснувшимся в первую очередь старой аристократии и сторонников свергнутой династии.
   По его приказу были казнены один из лучших византийских полководцев Каментиол, патрикий Константин Лард, начальник арсенала Ельпидий, которому вырезали язык, выкололи глаза, отрубили руки и ноги и в таком виде бросили в лодку, которая была затем подожжена.
   Террор Фоки коснулся не только высшей знати. Суровые репрессии были направлены против монофиситов и евреев, составлявших важнейшую часть торгово-ремесленного населения сирийских городов. В наиболее значительных из них — Антиохии и Лаодикии — вспыхнули движения димов, разгромленные войсками Фоки.
   Фока не сумел провести какие-либо социально-экономические реформы и тем самым обманул надежды народа, приведшего его к власти. Несколько раз против него устраивались заговоры, но они были раскрыты и подавлены с большой жестокостью. Наконец и константинопольские низы отвернулись от императора. По сообщению Феофана, в 609 году во время конских игр прасины ругали Фоку и кричали, намекая на его любовь к спиртному «Опять ты выпил свою чашу и смысл потерял!». Император велел схватать крикунов, многих изуродовать, а отсеченные члены повесить на столбах ипподрома, другим отрубить головы, иных посадить в мешки и утопить в море. В ответ прасины сожгли преторию, разбили тюрьмы и выпустили заключенных.
   В правление Фоки в стране по существу началась подлинная гражданская война, охватившая Киликию, Сирию, Палестину, Малую Азию и Египет. Внутренние смуты сделали доступной дорогу в империю ее внешним врагам.
   Славяно-аварский натиск византийское правительство уже не могло остановить. Балканский полуостров был фактически открыт для вторжения северных соседей.
   Значительно более напряженной стала ситуация и на восточной границе. Маврикию удалось стабилизировать отношения с Персией и в 591 году подписать выгодный для Византии договор. На протяжении целого десятилетия персы не нарушали мира, и восточные пределы империи пользовались столь необычным для них покоем.
   Однако к началу VII века шах Хосров II Парвез укрепился на престоле, подавил оппозицию знати и жречества и вновь стал готовиться к войне с Византией. Переворот 602 года и жестокая расправа с покровителем Хосрова II Маврикием давали персидскому шаху повод для вмешательства в византийские дела в качестве защитника справедливости.
   Особенно благоприятствовало намерениям персов то обстоятельство, что старший сын Маврикия, Феодосии, был предан казни вне столицы и в Константинополе усиленно распространялись слухи, будто ему удалось избежать плахи. При дворе Хосрова II появился самозванец, выдававший себя за Феодосия. По приказу шаха монофиситский патриарх венчал его на царство, и Лже-Феодосий отправился отвоевывать престол своего мнимого отца. Силы сторон сосредоточились вокруг крепости Дары: несмотря на упорное сопротивление гарнизона и прибытие подкреплений, византийцы не смогли удержать этот опорный пункт, и городом овладел Хосров II. Стены Дары срыли, и крепость перестала существовать.
   После взятия Дары персидские войска устремились в Армению и Малую Азию. Эдесса, Феодосиополь, Кесария каппадокийская оказались под властью Хосрова, а один из его полководцев совершил успешный набег на Халкидон: персидские войска были остановлены у Босфора, напротив Константинополя.
   В 608 году экзарх Карфагена Ираклий отказался прислать в столицу хлеб, который он до того регулярно отправлял сюда. В ответ Фока заключил в монастырь проживавших тогда в столице жену Ираклия Епифанию и невесту сына его Евдокию.
   Это, по-видимому, ускорило развязку дел, заставив экзарха решиться на смелый шаг. Самую активную поддержку Ираклию оказали варварские племена маврусиев во главе со своим вождем Бонакисом. Соединенные войска под командованием Бонакиса и племянника Ираклия Никиты вторглись в Пентаполь, а затем и в Египет. Блестящая победа была одержана сторонниками Ираклия у канала Дракой, после чего немедленно восстало население Александрии: статуя Фоки была низвергнута, виднейшие его сторонники убиты, народ овладел дворцом префекта и казной. Вскоре Никите удалсь оттеснить из Египта верные Фоке войска. Если верить Иоанну Никиусскому, он на три года освободил население Египта от податей, и это способствовало водворению спокойствия в измученной налогами стране.
   Тем временем сын карфагенского экзарха, носивший, как и отец, имя Ираклия, с большим флотом двинулся к Константинополю. Фока в полной растерянности следил, как африканские корабли с изображением богородицы на реях занимали острова Эгейского моря и прибрежные города. В сентябре 610 года Ираклий Младший высадился в Авидосе, в непосредственной близости от столицы, а в октябре его корабли встали в Пропонтиде.
   Сопротивление было недолгим. Димоты из партии зеленых распустили цепь, прикрывавшую вход в Золотой Рог, и позволили пройти туда кораблям Ираклия. Фока искал спасения в храме, но был в ту же ночь разыскан и в жалком рубище доставлен к Ираклию. «Так-то ты, — сказал ему Ираклий, — управлял империей!». «Попробуй сам править лучше», — будто бы отвечал ему Фока. Уступая народной ярости, Ираклий предоставил толпе распорядиться с Фокой по ее желанию. Фока подвергся самому жестокому поруганию и 5 октября 610 года был сожжен на площади Быка. Вместе с ним нашли смерть несколько его преданных сторонников. В тот же день патриарх Сергий провозгласил Ираклия Младшего императором.

Константин был старшим сыном Констанция Хлора и Елены, дочери трактирщика. Когда Константину было двадцать лет, его отца объявили цезарем и по существующим правилам ему пришлось развестись с Еленой. Констанций Хлор женился на Феодоре, падчерице Августа Максимиана Геркулия; в результате этого брака у Константина оказалось три сводных брата (Далмации Старший, Юлий Констанций, Аннибалиан) и три сводных сестры (Анастасия, Констанция I, Евтропия II).
   Уже в юношеском возрасте Константин проявил себя смелым, рассудительным воином и командиром, чем снискал популярность в войсках, которыми командовал его отец.
   После отречения Диоклетиана и Максимиана Константин оказался во власти Галерия, который задержал его у себя в Никомедии как заложника. Не желая мириться с этим, Константин решил бежать.
   Лактанций рассказывает о его побеге: «Констанций Хлор, так как был тяжело болен, отправил письмо Галерию, чтобы тот прислал к нему сына его Константина, которого он хочет видеть, чего он давно уже тщетно добивался. Галерий же не хотел этого. Часто строил он тайные козни против молодого человека, так как не решался что-либо предпринять явно, дабы не навлечь на себя гнев граждан и чего он особенно опасался — ненависть воинов. Однажды Галерий под видом шутки и как бы для испытания силы и ловкости Константина втолкнул его в клетку со зверями. Но тщетно…
   Так как Галерий больше не мог отказывать Констанцию Хлору в его просьбе, то однажды вечером он дал Константину разрешение уехать и повелел, чтобы тот отправился в путь на следующее утро… Галерий был намерен наутро либо задержать его под каким-нибудь предлогом, либо срочно отправить письмо в Италию, чтобы его задержал по дороге Флавий Север. Предвидя это, Константин поспешил уехать, когда император после ужина отправился на покой. Константин умчался, искалечив по дороге всех государственных лошадей на многочисленных дорожных постах. На следующий день император, намеренно проспав до полудня, приказывает позвать к себе Константина. Ему говорят, что тот сразу после ужина отправился в путь.
   Галерий приходит в ярость и поднимает крик. Он требует седлать государственных лошадей, чтобы вернуть его. Ему сообщают, что лошадей нет. Галерий едва сдерживает слезы. А Константин с невероятной быстротой приезжает к отцу, находящемуся уже при смерти, который представляет его воинам и передает власть из рук в руки. Констанций Хлор обретает на своем ложе покой от дел мирских, как он того желал».
   После неожиданной и ранней смерти Констанция Хлора в 306 году британские легионеры провозгласили Константина цезарем, а август Галерий, опасаясь недовольства сильной западной армии, был вынужден признать это провозглашение.
   После того как Максенций захватил власть в Риме и к нему прибыл его отец Максимиан Геркулий, Константин охотно пошел на соглашение с ними. В 307 году Максимиан Геркулий предоставил ему титул августа и выдал за него замуж свою дочь Фаусту.
   Во вспыхнувшей затем борьбе за власть над всей Империей между Галери-ем и вернувшимся к управлению государством Максимианом и его сыном Максенцием Константин проявил завидную осторожность, выжидая истощения сил воюющих сторон, постепенно наращивая свои силы и политическое влияние. После смерти Галерия в 311 году, когда старшим августом стал Ли-циний Лициниан, Константин заключил с ним союз, направленный против Максенция, управляющего центральной областью Империи — Италией и африканскими провинциями.
   Правление Максенция выродилось в откровенную тиранию. Константин не остался глух к тайным предложениям, которые стали поступать к нему от угнетенных римлян.
   Выждав удобный момент, он ввел свои галльские войска в Италию. Решающее сражение с Максенцием произошло под Римом у местечка Красные Скалы в 312 году.
   Христианская легенда передает, что в решающий момент битвы над легионным значком, под которым сражался Константин, появился христианский крест с надписью «Сим победишь». Войско Максенция было разбито, а сам он утонул в Тибре.
   Константин стал повелителем западной половины Империи, а его союзник Лициний, разгромив своих соперников на Востоке, стал августом ее восточной половины. После разгрома и гибели Максенция 28 октября 312 года Константин как победитель вступил в Рим и постарался проявить великодушие: он ограничился тем, что приказал убить только двоих сыновей свергнутого тирана. А когда некоторые римляне потребовали казни всех приверженцев Максенция и доносчики уже стали развивать активность, Константин решительно пресек их деятельность, объявив всеобщую амнистию.
   Такое поведение Константина повергло римлян в изумление и привлекло к нему их сердца. Победитель посетил сенат и заявил, что намерен вернуть ему его былое величие и значение. За это растроганный сенат провозгласил Константина главным августом Римской империи (двумя другими августами в это время были Лициний и Максимин Даза).
   В честь победы Константина над Максенцием в Риме воздвигли пышную триумфальную арку, которая и сейчас стоит недалеко от Колизея; на ней написано: «Императору Цезарю Флавию Константину Величайшему, Благочестивому, Счастливому Августу сенат и народ римский посвятили замечательную арку в честь его триумфа за то, что он со своим войском по внушению свыше и благодаря величию своего ума с помощью праведного оружия освободил государство одновременно и от тирана и от всей его клики».
   Это единственная триумфальная арка в Риме, которая сооружена не за победу над внешним врагом, а за победу в междоусобной войне.
   Сам факт создания этой арки говорит о том, что римляне в значительной мере уже утратили понимание общественного блага и стали рассматривать государство как личную собственность монарха, существующую для его удовольствия; за долгие века империи римляне в конце концов усвоили ту идеологию рабского подчинения властелину, за которую прежде презирали варваров — жителей стран Востока.
   Варварство римлян при сооружении этой арки проявилось и в том, что для ее украшения сняли скульптуру с одной из триумфальных арок Траяна. В отличие от Диоклетиана Константин оценил силу церковной организации и авторитет христианства среди самых различных слоев населения и армии. Он понял, что христианство и его мощная церковная организация могут быть прочной опорой абсолютной власти. Поэтому Константин принимает важное решение о примирении с христианской церковью и о ее решительной поддержке. Еще в 311 году август Галерий отменил гонения на христиан. В 313 году после побед над своими политическими соперниками Константин и Лициний в городе Медиолане издали свой знаменитый эдикт, известный в исторической литературе как Медиоланский, или Миланский. По этому эдикту христианская религия объявлялась равноправной со всеми другими религиозными системами. Конфискованное или разграбленное имущество церкви должно было быть возвращено или за него выплачивалась компенсация.
   Сам Константин продолжал оставаться язычником. У него во дворце справлялись языческие и христианские праздники. Он почитал Солнце Непобедимое, Аполлона — Гелиоса, Христа и других богов, но часть языческих храмов закрыл и упразднил при них жреческие должности. Были конфискованы некоторые храмовые ценности.
   По повелению Константина в Риме завершили строительство базилики, начатой Максенцием. В этом гигантском, роскошно отделанном здании поставили колоссальную мраморную статую Константина (ее обломки можно видеть сейчас в Риме во дворе Дворца Консерваторов, который входит в состав Капитолийских музеев).
   Константин, став господином Италии, навсегда распустил преторианскую гвардию, справедливо усмотрев в ней источник внутригосударственных смут. Вместо преторианских когорт были созданы отряды дворцовой стражи, а преторианский лагерь в Риме разрушен.
   Максенций очень не нравился римлянам потому, что требовал от сенаторов добровольных пожертвований в пользу государства. Константин намного превзошел Максенция и установил для сенаторов твердый налог.
   Все они были разделены на разряды по имущественному признаку; самые богатые должны были отныне ежегодно вносить в казну по восемь фунтов золота, другие — по четыре и по два фунта, а самые несостоятельные — по семь золотых монет.
   Сенаторское сословие потеряло в Римском государстве всякое реальное значение, а звание сенатора сделалось обременительным. Именно поэтому Константин очень заботился об увеличении численности римского сената и охотно делал сенаторами богатых провинциалов.
   Константин всеми средствами прокладывал себе путь к власти, действуя не только силой, но и другими способами. В борьбе за власть он сумел опереться на христианство. Он учел, что эта религия уже широко распространена среди жителей Римской империи, и предпочел иметь в христианах не врагов, а друзей. Поэтому он всегда вел себя как сторонник веротерпимости, хотя христианином не был. Не отвергая старых римских богов, он допустил в их число нового бога. Сам Константин принял крещение только перед своей кончиной.
   Христианская церковь всегда считала Константина своим благодетелем, свято чтила его память и не уничтожала его статуи (бронзовая конная статуя императора Марка Аврелия уцелела лишь потому, что невежественные средневековые римляне принимали ее за изображение Константина).
   Новые августы ненавидели и боялись друг друга. На первых порах объектом их острых разногласий был вопрос о том, кто должен управлять провинциями Балканского полуострова. В результате войны 314–316 годов Константин добился перехода Балканского полуострова, кроме Фракии, под свою власть и между ним и Лицинием был заключен мир. Константин стал претендовать на положение старшего августа, с чем Лициний был вынужден мириться. Воспользовавшись затруднительным положением последнего во время нападения готов на Фракию в 323 году, Константин под предлогом борьбы с готами захватил Фракию, а когда Лициний попытался вытеснить своего вероломного союзника из этой области, это привело к войне, в которой Лициний был разбит, низложен с престола и вскоре убит. В 324 году Константин стал единственным правителем всей Римской империи. К нему обращались с рабской почтительностью, что хорошо видно из текста надписи, найденной в Риме на форуме Траяна: «Нашему господину, восстановившему род человеческий, расширившему империю и власть римскую, а также заложившему основы спокойствия навечно, Флавию Валерию Константину Счастливому, Величайшему, Благочестивому, Постоянному Августу, сыну божественного Констанция, всегда и повсюду почитаемого, Гай Цезоний Руфий Волузиан, светлейший муж, консул первых месяцев года, градоначальник Рима, имеющий императорскую судебную власть, преданнейший его воле и величию».
   Константин вышел победителем в суровой борьбе с многочисленными претендентами на высшую власть, ибо выгодно отличался от них во многих отношениях. Он был человеком очень смелым, энергичным и вместе с тем осторожным. Хорошего образования он не получил, однако к образованности относился с уважением. В сравнении со звероподобными Максенцием и Лицинием он обладал большими личными преимуществами.
   Константин имел хорошую внешность, был высокого роста, крепкого телосложения, отличался физической силой и ловкостью. Он вел воздержанный образ жизни, прекрасно умел владеть собой, был вежлив, общителен и даже склонен к юмору. Определяющим качеством характера Константина было непомерное властолюбие. Сделавшись императором, он сбросил маску учтивости и справедливости и стал проявлять откровенную жестокость и деспотизм. Его алчность и расточительность легли тяжелым бременем на народ, так как только беспощадно грабя жителей империи, можно было добывать те колоссальные суммы, которые расходовались на блеск императорского двора, на грандиозное строительство и на содержание громоздкого военно-бюрократического аппарата. Внешне Константин усвоил великолепие и негу восточной роскоши. Даже будучи немолодым человеком, он наряжался в пестрые шелка, расшитые золотыми цветами, носил накладные волосы и короны изысканных фасонов со множеством драгоценных камней и жемчуга, его мощная шея была увешана ожерельями, а могучие руки увиты браслетами.
   Государственная деятельность Константина продолжала основные направления политики Диоклетиана и имела своим результатом постепенное прикрепление значительной массы свободных людей к их месту жительства, к земле или ремеслу, чтобы обеспечить регулярный сбор налогов с населения. Если в прежние века Рим жил за счет того, что грабил другие народы, то теперь от стал грабить сам себя; Римское государство вступило на путь самопожирания собирая налоги, правители не задумывались над тем, откуда возьмут налогоплательщики требуемые суммы, и чем строже взыскивались налоги, тем более истощались средства населения.
   В сельском хозяйстве труд рабов и мелких свободных собственников постепенно вытеснялся трудом колонов (это были люди формально свободные, которые у частных лиц арендовали землю и фактически были лишены права покинуть ее). Колоны не только обрабатывали землю, но и платили налоги, поэтому государство было очень заинтересовано в их закрепощении.
   30 октября 332 года Константин издал грозный указ против бегства колонов: «Тот, у кого будет найден чужой колон, должен не только вернуть его к месту его происхождения, но и заплатить за него подушную подать за то время, которое колон у него находился А самих колонов, которые вздумают бежать, надлежит заковать в кандалы как находящихся в рабском положении, чтобы они были принуждены в наказание исполнять рабским способом обязанности, приличествующие свободным».
   По той причине, что граждане постепенно превращались в закрепощенных налогоплательщиков, Константин был вынужден брать в армию все большее и большее число варваров. В римской армии было много скифов, готов и германцев, а при дворе Константина особым влиянием пользовались франки, он был первым императором, который стал делать варваров консулами. Таким образом, варвары вступили на путь, который привел их в конце концов к овладению Римом.
   К городу Риму Константин был совершенно равнодушен. Он пробыл в нем после победы над Максенцием не более трех месяцев, а впоследствии посетил его только два раза, когда вступал в десятый и в двадцатый год своего правления. Временными резиденциями Константина были Трир в Германии, Медиолан (совр Милан), Аквилея в Северной Италии, Сирмий в Паннонии, Фессалоники (совр. Салоники в Северной Греции) и Нэсс (совр. Ниш в Сербии), последний был его родиной Константин основал новую столицу Римской империи, назвав ее Вторым, или Новым, Римом (эти названия быстро вышли из употребления, и город стал именоваться Городом Константина — Константинополь, современный Стамбул).
   Новую столицу построили на месте древнего греческого города, который назывался Византии и был расположен на границе Европы и Азии на побережье пролива Босфор. На ее строительство израсходовали колоссальные средства, 60 000 фунтов золота истратили только на сооружение городских стен, крытых колоннад и водопроводов. В городе Константина были построены и храмы старым богам и церкви христианскому богу.
   Чтобы придать блеск новой столице, ограбили старую: из Рима увезли огромное количество статуй. Почти все крупные города империи были вынуждены отдать большинство своих статуй для Константинополя. Часть римской знати переселилась в новую столицу.
   Добившись наконец своей заветной цели и став владыкой мира, Константин окружил себя азиатской пышностью и опозорил свою старость безумным и неслыханным мотовством. Если прежде Константин не терпел клеветников и доносчиков, то теперь стал настолько подозрительным, что в особом эдикте поощрил их обещанием наград и отличий. Старший сын Крисп, отмеченный многими достоинствами и очень популярный в народе, вскоре стал вызывать в императоре чувство опасения, которое переросло в тайную ненависть. В 326 году Константин велел схватить Криспа и после скорого суда казнить. Сразу вслед за тем он приказал умертвить и племянника Лициния.
   Многие приписывали гибель Криспа коварству его мачехи Фаусты, которая будто бы обвинила пасынка в покушении на ее честь и целомудрие.
   Неизвестно, раскаялся ли позже Константин в своем проступке или раскрыл козни жены, но он покарал ее так же сурово, как и сына: по одной версии, императрица задохнулась в бане, специально растопленной до такой степени, что в ней невозможно было дышать, а по другой — Константин сам столкнул ее в ванну с кипятком.
   Незадолго до смерти Константин провел удачную войну против готов и сарматов. В начале 337 года больной император отправился в Еленополис пользоваться ваннами. Но почувствовав себя хуже, он велел перевести себя в Никомедию и здесь на смертном одре крестился. Перед смертью, собрав епископов, он признался, что мечтал принять крещение в водах Иордана, но по воле Божьей принимает его здесь.
   Константин умер 22 мая 337 года в Аквирионском дворце в предместье Никомедии. Своими наследниками он считал трех своих сыновей (цезари Константин II, Констанций II, Констант) и двух племянников (цезарь Далмации Младший и Аннибалиан, женатый на Константине Августе, дочери Константина).

Мустафа родился в 1296 году Хиджры (1881 год, точная дата рождения не установлена) в патриархальной семье мелкого таможенного служащего, затем торговца лесом и солью Али Риза Эфенди и Зюбейде-ханым Родной его город — греческие Салоники. Грамотная и набожная мать определила 6-летнего сына в религиозную школу. Но после смерти отца Мустафа поступил в военную школу и прошел все ступени подготовки офицера. За успехи в учении его назвали вторым именем — Кемаль (ценный, безупречный).
   К началу XX века в Османской империи наступил экономический, политический и военный кризис. Султан Абдул-Хамид II подавлял восстания с чудовищной жестокостью. В этих условиях развернулось буржуазно-революционное движение младотурок «Единение и прогресс».
   Получив среднее военное образование в училищах Салоников и Монас-тира (Битола), Мустафа продолжил обучение в Академии Генштаба в Стамбуле. Здесь Кемаль стал членом исполкома тайного общества «Ватан» («Родина»). Вскоре оно было раскрыто, Мустафу в декабре 1904 года арестовали, но руководство академии сумело в отчете султану смягчить вину молодого офицера, и его фактически сослали в январе 1905 года служить в Дамаск. Там штабс-капитан турецкой армии впервые столкнулся с армейскими буднями и с карательными операциями против местного арабского населениядрузов.
   В 1906 году он организовал тайное общество «Ватан ве хюрриет» («Родина и свобода»), действие которого предполагалось распространить в армейских частях Бейрута, Яффы и Иерусалима.
   Летом 1908 года офицеры Ахмед Нияз-бей и Энвер (будущий Энвер-паша), возглавив отряды повстанцев, двинулись на Стамбул. 23 июля 1908 года султан капитулировал и возвестил о восстановлении отмененной им конституции.
   К началу Первой мировой войны в Турции установилась диктатура триумвирата — Энвер, Таалат и Джемаль. Султан и парламент практически были лишены власти.
   Триумвират возглавлял военный министр, зять султана Энвер-паша. Поклонник германской военной доктрины, он способствовал, в частности, подчинению турецкой армии германским офицерам Кемаль неоднократно вступал в открытый конфликт с Энвером Министр внутренних дел Талаат-паша и председатель ЦК «Единения и прогресса» губернатор Стамбула Джемаль-паша мало чем отличались от Энвера.
   Независимая позиция Кемаля и его растущая популярность в армии беспокоили верхи младотурок. Стремясь как-нибудь отдалить его от правительства и одновременно вознаградить за помощь при реставрации младотурецкого правления, власти откомандировали его летом 1909 года во Францию.
   Франция произвела на молодого офицера огромное впечатление. По возвращении домой и назначении в 3-й армейский корпус со штабом в Салониках он попытался внести изменения в подготовку войск, что было холодно встречено военным министром М. Шевкетом, приказавшим Кемалю вернуться в Генеральный штаб.
   Во время войны Турции с Италией Кемаль служил в штабе частей, стоявших на подступах к Дарданеллам. Затем в ходе Второй Балканской войны летом 1913 года Турция отвоевала Адрианополь (Эдирне) с округой и вновь стала европейской страной. Кемаль активно участвовал в боевых операциях и, проявив воинское умение и настойчивость, получил чин подполковника.
   Накануне 1914 года окончательно определился крах младотурок. Триумвират видел единственный выход из положения в союзе с Германией, которая установила полный контроль над турецкими армией, флотом, экономикой и политикой.
   В ноябре 1914 года Кемаль был назначен командиром дивизии 1-й армии, оборонявшей столицу и проливы. Антанта готовила там серьезную операцию. В апреле 1915 года ее войска заняли укрепления Галлиполийского полуострова. Кемаль энергично приступил к организации обороны, лично руководил сражающимися и отбил почти все дальнейшие атаки англичан и французов. В 1916 году он стал генералом и получил титул паши.
   В 1918 году Турция потерпела от Антанты сокрушительное поражение Согласно Мудросскому перемирию Дарданеллы и Босфор оказались открытыми проливами и в дальнейшем подлежали оккупации вместе со Стамбулом. Страна утрачивала независимость. Члены триумвирата бежали, немцы эвакуировались из страны Кемаля вызвали в столицу, и там он безуспешно попытался склонить султана, парламент и великого визиря к противостоянию агло-франко-итальянским силам. Турцию оккупировали войска Атланты.
   В ответ на оккупацию в Анатолии возникло патриотическое «Общество защиты прав» для борьбы с оккупантами. Намечался фронт общенационального освободительного движения во главе с торговой буржуазией, интеллигенцией и офицерами.
   В мае 1919 года Кемаль добился своего назначения инспектором 3-й армии в Самсуне, оккупированном англичанами. Сопротивление оккупантам в Анатолии уже приняло широкие масштабы. Кемаль впоследствии говорил: «Находясь в Стамбуле, я не представлял себе, что несчастья могут настолько и в такой короткий срок пробудить наш народ».
   Кемаль проводил съезды «Общества защиты прав». Первый съезд западных организацийсостоялся в июне 1919 года в Балыкесире. После этого Кемаль, отказавшись от титула паши, организовал в июле — августе Эрзурумский съезд представителей этих обществ, а в сентябре — всетурецкий Сивасский съезд. Там был избран Представительный комитет из 16 человек во главе с Кемалем. Комитет обрел полномочия, в основе которых лежали защита независимости и неделимости страны в границах Мудросского перемирия, требование отставки правительства Ферид-паши. Но султана по-прежнему рассматривали как главу нации и халифата. Эти события вошли в историю как начало Кемалистской революции.
   Мехмед VI и его окружение встревожились. Был издан указ с требованием восстановления мира, спокойствия и порядка. Кемаль, проявив оперативность и решительность, отправлял выполнявших этот указ чиновников за решетку и очень быстро оздоровил обстановку в Анатолии. 8 июля 1919 года, решив окончательно порвать с султаном, Кемаль послал правительству прошение об отставке. Теперь он мог руководить восстанием в качестве гражданского лица.
   12 января 1920 года меджлис IV созыва начал работу в Стамбуле. Из 173 его депутатов 116 оказались сторонниками освободительного движения. Деятельность меджлиса обеспокоила английское командование. В ночь на 16 марта 1920 года Стамбул был оккупирован английской морской пехотой. Была разогнана палата депутатов, объявлено военное положение, проведены массовые аресты революционно настроенных политических деятелей.
   23 апреля в Анкаре начал работать новый меджлис под руководством Кемаля. Депутаты заявили, что должно быть образовано иное правительство и только меджлис, названный Великое Национальное Собрание Турции (ВНСТ), выражая волю народа, обладает высшим законодательным правом; Турция должна стать республикой, ее президент избирается ВНСТ. Это были давние идеи Кемаля.
   17 мая ВНСТ выпустило обращение к народу, призывая его сплотиться вокруг кемалистов. Развернувшаяся гражданская война приняла ожесточенный характер. Кемаль сумел преобразовать большинство партизанских отрядов в регулярные воинские части, сместил или ликвидировал многих прежних командиров и заменил их кадровыми офицерами. Не подчинившиеся ВНСТ партизанские соединения были разгромлены. В сентябре ВНСТ приняло закон о создании судов независимости, которые жестко карали дезертиров и бандитов. С той же целью были созданы летучие жандармские отряды, деятельно использовавшиеся для утверждения единовластного господства националистов, причем в способах подавления инакомыслящих не стеснялись. Кемаль с окружением ликвидировали также оппозиционную группу депутатов в ВНСТ и оппозиционную печать, включая левую, а в январе 1921 года было уничтожено руководство Коммунистической партии Турции во главе с М. Субхи.
   Между тем оккупанты продолжали делить Турцию и 10 августа 1920 года в Севре (близ Парижа) подписали с султанским правительством договор, который низводил страну до положения придатка других держав. В результате почти весь народ перешел на сторону Кемаля.
   В августе 1921 года люди Мустафы Кемаля выиграли трехнедельное сражение у реки Саккариа. Греки обратились в бегство. В течение следующего года турки при поддержке Франции, Италии и России вернули себе Смирну. В сентябре Мустафа с триумфом прибыл в злополучный порт и объявил, что всякий турецкий солдат, причинивший вред гражданскому населению, будет расстрелян. Тем не менее всего лишь через несколько часов толпа турок растерзала греческого патриарха с молчаливого одобрения нового коменданта Смирны. Затем начались массовые грабежи, изнасилования и убийства. Турецкие военные методично продвигались от одного дома к другому в греческих и армянских кварталах в северной части города. «К вечеру улицы были усыпаны трупами», — рассказывал американский очевидец. Однако худшее было еще впереди.
   В среду 13 сентября европейцы заметили отряды турецких солдат, обливавших бензином и поджигавших дома в армянских кварталах. Ветер распространил пламя на север, и очень скоро тысячи ветхих домишек были охвачены пламенем. Пятьсот человек погибли в церкви после поджога. Тошнотворный запах горящей плоти распространился над городом. Десятки тысяч жителей, преследуемых стеной огня, бросились к воде. В заливе стояли английские, американские, итальянские и французские военные корабли. Каждый из них получил строгий приказ сохранять нейтралитет в конфликте между греками и турками.
   На следующее утро сострадание пересилило приказы, и начались стихийно организованные спасательные операции. Наблюдая за пожаром, Мустафа Кемаль сказал: «Перед нами знак того, что Турция очистилась от предателей-христиан и от иноземцев. Отныне Турция принадлежит туркам». Спустя три дня после пожара он объявил, что все мужчины в возрасте от 15 до 50 лет будут увезены в центр страны на принудительные работы. Женщины и дети должны покинуть Смирну до 30 сентября, в противном случае они также будут согнаны вместе и депортированы. Позднее он вынужден был продлить конечный срок на шесть дней. Военные и торговые корабли совершили настоящее чудо, перевезя в безопасные места почти 250 000 человек.
   Никто уже не сможет точно подсчитать количество оставшихся в Смирне трупов, однако, по самым скромным оценкам, их было не менее ста тысяч.
   Мустафа Кемаль всегда утверждал, что Смирну подожгли греки и армяне, однако, согласно отчету, представленному в Госдепартамент США, все доказательства указывали на попытку турецких войск уничтожить свидетельства грабежей, резни и насилия, четыре дня свирепствовавших на улицах этого города…
   5 августа 1921 года ВНСТ назначило Кемаля верховным главнокомандующим с неограниченными полномочиями. Вновь проявился его полководческий талант.
   Месячное сражение на Сакарье закончилось поражением греков, прекративших наступление; линия фронта стабилизировалась. ВНСТ присвоило Кемалю чин маршала и звание Гази (победитель). Спустя год он организовал контрнаступление. В решающих сражениях между турецкой и греческой армиями Кемаль опять отличился и в сентябре 1922 года освободил Анатолию от греческих войск, а после блестящей победы у Думлупынара вступил в Измир.
   11 октября было подписано Муданийское перемирие между Турцией и Антантой; в Стамбуле еще оставались оккупанты, но Восточная Фракия возвращалась туркам.
   Победа на фронте выдвинула на первый план проблему политической власти. В ВНСТ выступала чалмоносная реакция — духовенство, объединившееся с султанскими сановниками и генеральской оппозицией. Они обвиняли, и не без оснований, Кемаля в диктаторстве. 1 ноября 1922 года ВНСТ приняло закон об отделении светской власти от религиозной и ликвидации султаната. Мехмед VI бежал за границу.
   На Лозаннской мирной конференции, длившейся с перерывом с 20 ноября 1922 года по 24 июля 1923 года, турецкая делегация достигла главного: отстояла свою государственную независимость. 29 октября 1923 года Турция была провозглашена республикой со столицей в городе Анкаре. Ее первым президентом стал Мустафа Кемаль (затем он неизменно переизбирался на этот пост каждое 4-летие).
   Но с прежним составом ВНСТ, считал Кемаль, не удастся достичь согласия по проблемам, встающим перед страной. Чтобы иметь прочную опору, Кемаль решил основать Народную (с 1924 года — Народно-республиканскую Партию (НРП)) и предпринял длительную поездку по Анатолии. Во время многочисленных выступлений он отстаивал принципы народного правления, считая их самыми важными.
   3 марта 1924 года ВНСТ ликвидировало халифат и выслало всех членов султанской династии из страны. 20 апреля 1924 года была принята новая конституция, закрепившая республиканский строй. Президент избирался ВНСТ на четыре года и мог переизбираться, он был верховным главнокомандующим, назначал премьер-министра и поручал ему формирование правительства. Конституция закрепляла ислам как «религию Турецкого государства», что ставило массу иноверцев в зависимое положение. В выборах в ВНСТ могли участвовать только мужчины с 22 лет, действовала мажоритарная система, игнорировавшая интересы малых народов Турции.
   Конституция демонстрировала национализм ее создателей. Абсолютное большинство антикемалистских выступлений проходило под религиозными лозунгами, за которыми скрывались и недовольство национальных меньшинств, ущемленных в их правах, и возмущение крестьян, лишенных земли и продолжавших испытывать гнет полуфеодалов и бремя государственных налогов, и недовольство религиозных деятелей, ощутивших реальную угрозу своему благополучию, и даже возбуждение некоторых бывших участников освободительной борьбы, продолжавших порою придерживаться традиционных взглядов.
   В ноябре 1924 года в Анкаре возникло оппозиционное движение, объединившееся в рядах Прогрессивно-республиканской партии (ПРП). Ее возглавили известные политические и военные деятели, в том числе Карабекир, и к ней потянулась вся правая оппозиция. К началу 1925 года в этой партии числились 10 000 человек.
   В феврале того же 1925 года в юго-восточных провинциях возобновилось мощное курдское движение, которое возглавил шейх Сайд. Восстание охватило те районы, где курдские племена издавна, но безуспешно, боролись за независимость. Для подавления восстания Кемаль ввел в турецком Курдистане чрезвычайное положение.
   Тем не менее 40 000 повстанцев заняли город Шарпут и осадили Диярбакыр. ВНСТ утвердило 4 марта закон об охране порядка, предоставивший правительству неограниченные полномочия. Была восстановлена деятельность судов независимости в Курдистане и Анкаре: им предоставлялось право немедленно приводить в исполнение смертные приговоры. В июне Сайд и 46 других руководителей курдов были повешены.
   3 июня 1925 года была запрещена деятельность ПРП, ее лидеров предали суду.
   Закрыли оппозиционные печатные органы, репрессировали 150 «нежелательных» журналистов, активно участвовавших в национально-освободительном движении.
   В ноябре правительство приняло постановление о закрытии также (дервишских монастырей) и тюрбе (почитаемых усыпальниц святых), которые оставались местами антиреспубликанской пропаганды. Специальными постановлениями запрещалось ношение отличительных одежд дервишей и религиозных служителей, фесок и других средневековых головных уборов и одежд, предписывалась их замена одеждой европейского покроя.
   В июне 1926 года в Измире раскрыли заговор прогрессистов и бывших младотурок, которые хотели убить Кемаля. Их лидеры Джавид, К. Кемаль и другие были повешены.
   Президент считал, что самым почетным членом общества является трудолюбивый крестьянин. «Соха — вот наше перо, которым мы будем писать нашу национальную историю, историю народной, национальной эпохи», — говорил Кемаль. По его указаниям была разработана программа новых форм обучения, создания системы университетского и среднего технического образования (сельхозшколы, ремесленные и коммерческие училища и др.), библиотек, музеев, художественных выставок, типографий. Несмотря на тяжелое экономическое положение страны, Кемаль неизменно требовал выделения значительных государственных средств на образование, науку и культуру.
   Одной из блестящих побед Ататюрка считаются эмансипация женщин и приобщение их к общественной деятельности. Гражданский кодекс 1926 года формально уравнял женщин в правах с мужчинами.
   Одним из труднейших кемалистских преобразований явилось введение латинского алфавита вместо арабского. Мусульманский календарь сменился европейским. Коран перевели с арабского на турецкий.
   В первые годы военной революции Кемаль, рассчитывая на процесс капитализации, стремился опереться на крупный капитал, рождавшийся в стране.
   26 августа 1924 года был учрежден частно-государственный Деловой банк с капиталом 1 миллион лир, из которых 250 000 Кемаль сам внес из средств, собранных мусульманами Индии и посланных ему в годы освободительного движения.
   Деловой банк обрел в народе прозвание Банка политиканов. Его акционеры и основатели, большинство которых было близко к Кемалю, стали крупными собственниками в ряде отраслей бизнеса.
   Мировой экономический кризис 1929–1933 годов заставил Кемаля провести коррекцию экономических реформ. Он провел через ВНСТ закон о стабилизации национальной валюты. Был создан консорциум банков для поддержания курса лиры. В 1930 году основали эмиссионный Центральный банк и приняли закон о контроле над экспортом. Главная цель состояла в том, чтобы увеличить экспорт и ограничить импорт.
   Кемаль публично отверг социалистический путь развития как антинародный и тогда же отклонил модель поддержки частного капитала при открытых дверях, приняв курс на этатизм: государственный капитализм при сохранении рыночной экономики и конкуренции.
   Именно Кемаль стал инициатором и теоретиком этатизма. Его выступление в апреле 1931 года по программе НРП дало четкую характеристику намеченной линии. А в 1937 году положение об этатизме было внесено в конституцию, после чего был принят закон, регулирующий деятельность госсектора и госпредприятий (1938). Турция стала пионером этатизма на Ближнем Востоке. Вслед за ней многие страны, впоследствии завоевавшие независимость, повторяли этот путь развития.
   Утверждение этатизма проходило в условиях активного противодействия со стороны оппозиции. В 1930 году Кемаль расправился с недолго просуществовавшей Либерально-республиканской партией А. Фетхи.
   С 1931 по 1940 год неизменно рос национальный доход Турции; в промышленности он увеличился вдвое, в сельском хозяйстве — на треть, и существенно повысилась доля промышленности в общей сумме национального дохода. В 1936 году была зафиксирована 48-часовая рабочая неделя, но одновременно введен запрет на забастовки.
   В 1932 году страна стала членом Лиги Наций, через два года вошла в состав Балканской Антанты наряду с Грецией, Югославией и Румынией. Конференция в Монтрё (июнь — июль 1936 года) облегчила Турции контроль над проливами. Хуже обстояло дело в некоторых сферах внутренней политики: основная масса крестьян не имела земли и высказывала резкое недовольство, а в 1931 и 1936–1937 годах Ататюрку опять пришлось подавлять курдские восстания.
   Кемаль весьма болезненно относился к оппозиции против установленного им диктаторского режима. Он понимал недостатки однопартийной диктатуры и пытался создать легальную оппозицию через организацию контролируемой им лично «другой» партии. Но этот опыт не удался, и до конца жизни Кемаля основанная им Народно-республиканская партия оставалась у власти.
   Давняя болезнь печени и почек все чаще давала о себе знать и 10 ноября 1938 года Кемаль скончался. По решению правительства Ататюрк был похоронен в Анкаре, которую он сделал столицей нового государства. Над его могилой сооружен мавзолей, постоянно охраняемый военнослужащими.