Поликлет родился около 480 года до нашей эры и работал, по сообщениям древних авторов, от 460 до 420-х годов до нашей эры. Умер в конце V века до нашей эры.
   Трудно назвать точно родину мастера. Одни называют Сикион, другие — Аргос, которые являлись крупными художественными центрами Пелопоннеса того времени. Учителем Поликлета был известный скульптор Агелад, из мастерской которого вышел и Мирон. Однако Поликлета в отличие от Мирона интересует другое. Он стремится создать идеальный образ, и характерное для возвышенного искусства высокой классики тяготение к совершенству является лейтмотивом его творчества. Герои Поликлета более сдержанны в движениях и спокойны, чем подвижные, деятельные герои Мирона.
   В ранние годы Поликлета привлекают образы атлетов — победителей на состязаниях. Киниск — юноша из Мантинеи, одержавший победу в 464 или 460 годах, — одна из самых ранних статуй скульптора, сохранившаяся в римской копии. Поликлет изобразил олимпийского победителя в тот момент, когда он увенчивал свою голову. Другие, воздвигнутые Поликлетом в этот период статуи атлетов Пифокла и Аристона, до нас не дошли. Из сочинений древних авторов можно узнать также, что в эти годы Поликлет работал над статуями Геракла и Гермеса.
   
    «Правильность — фетиш Поликлета, — пишет В. Дюрант, — цель его жизни заключалась в нахождении и основании канона, или правила, способного придать нужную пропорцию каждой части статуи; он был Пифагором скульптуры, искавшим божественной математики соразмерности и формы. Он полагал, что размеры каждой части совершенного тела должны относиться в заданной пропорции к размерам любой другой его части, скажем, указательного пальца. Поликлетов канон требовал округлой головы, широких плеч, коренастого торса, крепких бёдер и коротких ног, что в целом накладывало на фигуру отпечаток скорее силы, чем изящества. Скульптор так дорожил своим каноном, что для его изложения написал трактат, а для наглядного подкрепления изваял статую. Вероятно, то был Дорифор…»
   
   «Дорифор» — статуя юноши, победившего в метании копья, был создан скульптором между 450 и 440 годами до нашей эры. Изображение копьеносца встречалось и раньше. Но в отличие от архаических, застывших, со скованными движениями фигур статуя Поликлета представляет совершенное воплощение естественного движения. «Дорифор» должен был служить образцом для юношей. Повторения этого прекрасного произведения ставились в гимнасиях и на палестрах — стадионах, где древние греки проводили много времени. Не случайно местом находки одной из лучших римских копий «Дорифора» оказалась палестра в Помпеях.
   «Дорифор» — по гармоническим пропорциям, ритму, по движениям, чертам лица — сын своего времени и своего народа. В основе этого образа лежит классическое стремление к возвышенности и покою. Трудно назвать памятник искусства, более созвучный общественным и философским идеям того времени, более ярко и полно выражающий спокойную уверенность человека в своих силах. Это прежде всего прекрасный, совершенный человек, а не обожествлённый, застывший в своём величии герой, как это было ранее.
   Поликлет избегает всего конкретного, детализирующего, индивидуального как в фигуре, так и в лице «Дорифора». Частности — лишь материал для скульптора, стремившегося к воплощению всеобъемлющего, многогранного образа. Может быть, на этом основании древние называли эту статую каноном, считая, что она лучше всего отражает норму, которой должны придерживаться скульпторы, изображающие человеческое тело. «Каноном» называлось и сочинение Поликлета, где он излагал теоретические основы построения такого образа.
   Мастер стремился к созданию пропорциональной фигуры, стараясь показать её не удлинённой и не коренастой. Этого же принципа Поликлет придерживался при изображении каждой детали статуи. В основу пропорций было положено число, укладывающееся определённое количество раз в высоте фигуры, головы, в длине рук, ног. Тем более замечательно, что, несмотря на подобную строгую математическую точность расчётов, положенную в основу пропорций, статуя «Дорифор» не стала сухой и схематичной.
   С кристальной ясностью показаны в «Дорифоре» простота и естественность движения. Ещё наблюдательные предшественники Поликлета заметили, что у движущегося человека следует показывать выдвигающимися вперёд либо правую руку и левую ногу, либо левую руку и правую ногу и что стремление к устойчивости и равновесию заставляет и другие части тела принимать такие же перекрёстные положения. Все элементы фигуры согласовываются друг с другом, и лёгкое движение одного вызывает как реакцию движение другого. Мастера ранних поколений уже показывали при выдвижении левой ноги движение правого плеча. Такое перекрёстное положение частей тела называли хиазмом.
   Хиазм не был впервые введён Поликлетом. Но мастер особенно отчётливо и ясно выразил хиазм в своих статуях и сделал его нормой в изображении человеческой фигуры. В статуе «Дорифора» в движении участвуют не только ноги и плечи, но и руки, и торс. Для гармонии скульптор придал лёгкий изгиб телу. Это вызвало изменение в положении плеч и бёдер, сообщило жизненность и убедительность фигуре копьеносца, естественно существующей в пространстве, органически с ним связанной. Несмотря на несомненное искажение моделировки тела Дорифора в сохранившихся римских копиях, поражает ощущение собранной, спокойной энергии в прекрасной атлетической фигуре юноши. Напряжённые мышцы Дорифора исполнены внутренней силы, а не образованы лишь внешним контурным рисунком. Будто не рука скульптора — сама природа создала этот живой сгусток сил, воплощённых в благородную бронзу.
   Важно заметить, что в греческих подлинниках обработанная поверхность бронзы имела блики, оживляющие впечатление и смягчающие массивность, появившуюся в поздних римских мраморных копиях с бронзовых оригиналов.
   Сохранилось несколько хороших копий «Дорифора». Флорентийский торс из тёмно-зелёного базальта передаёт цвет патинированной бронзы. Бронзовая герма из Неаполя, копия скульптора Аполлония, сына Архия из Афин, очевидно, ближе всего по стилю к подлиннику. В этом памятнике особенно впечатляет компактный объём головы Дорифора с правильно уложенными прядями волос. В бронзовом лице юноши нет выражения каких-либо конкретных чувств. Оно спокойно. Однако этот покой менее всего может быть назван равнодушием. Лицо «Дорифора» — лицо человека, способного мужественно вынести любое испытание, стойкого в беде и сдержанного в радости.
   После создания «Дорифора» Поликлет переехал работать из родного города в Афины — центр художественной жизни Греции, привлекавший многих талантливых художников, скульпторов и архитекторов.
   К этому периоду творчества художника относится «Раненая амазонка». Это произведение по стилю мало отличается от «Дорифора». «Амазонка» кажется родной сестрой копьеносца: узкие бёдра, широкие плечи и мускулистые ноги придают ей мужественный вид.
   Живя в Афинах, Поликлет проявил себя и в новой, мало распространённой тогда области портретного искусства. Известно, что он работал над портретом военного инженера Перикла — Артемона. Сохранился также рассказ о человеке, заказавшем портрет своего умершего отца не Поликлету, а другому, менее известному скульптору, только по той причине, что заказчик боялся, как бы слава Поликлета не затмила славы покойного.
   Новые особенности творчества заметны в «Диадумене» — статуе юноши, красивым движением рук повязывающего лентой победителя свою голову. Прекрасное лицо Диадумена, образ которого уже не так многогранен, как образ Дорифора, воплощавшего качества атлета, воина и гражданина, не так спокойно. Как отмечает Дюрант:
   
    «…Поликлет прославился в Аргосе около 422 года как архитектор здешнего храма Геры и как автор хрисоэлефантинной статуи богини, которая во мнении эпохи уступала только хрисоэлефантинным колоссам Фидия. В Эфесе он вступил в состязание с Фидием, Кресилаем и Фрадмоном, чтобы создать статую Амазонки для храма Артемиды; судить о работе соперников должны были сами художники; предание гласит, что каждый назвал лучшим своё произведение, а второе место отвёл работе Поликлета; таким образом, награда была вручена сикионцу».
   
   Поликлету, создавшему свою школу в греческом искусстве, стремились подражать многие скульпторы и в более поздние века. Лисипп называл Поликлета своим учителем.
   
    «Поликлетов канон, — пишет Дюрант, — стал на время законом для скульпторов Пелопоннеса; он повлиял даже на Фидия и господствовал до тех пор, пока Пракситель не ниспроверг его с помощью иного канона — канона статности, стройного изящества, который пережил римскую эпоху и был унаследован христианской Европой».

Гостеприимные норвежцы, показывая город, непременно привезут вас и во Фрогнер-парк, где познакомят с творчеством Густава Вигеланда, крупнейшего норвежского скульптора XX столетия. На многих улицах и площадях Осло можно встретить героев произведений Вигеланда: композиторов Эдварда Грига и Рихарда Нурдрака, Бьёрнстьерне Бьёрнсона, поэта Хенрика Вергеллана, учёного и мецената Альфреда Нобеля и других — целую портретную галерею современников и исторических деятелей прошлого. Но главным творением, подлинным «царством Вигеланда», конечно, стал Фрогнер-парк.
   Густав Вигеланд родился 11 апреля 1869 года в семье столяра из Мандаля. Четырнадцати лет будущий скульптор пришёл в Христианию, чтобы стать резчиком по дереву. Это была традиционная ветвь народного искусства, и Вигеланд овладел ею в совершенстве.
   С 1889 года Густав учится у Б. Бергслиена. В 1891 году Вигеланд уезжает в Копенгаген. В столице Дании он получает профессиональное образование у местного профессора Х. В. Биссена. В 1892–1893 годах Вигеланд живёт в Париже, а в 1895–1896 годах посещает Италию. В 1900 году молодой художник едет в Англию.
   В начале творческого пути он участвует в реставрации скульптурного декора каменных фасадов Нидаросского собора в Тронхейме на севере Норвегии — замечательного памятника скандинавского Средневековья. Но молодого мастера резьбы не покидала мысль о настоящей скульптуре. Она привела его в мастерскую великого Родена. Неудивительно, что порой созданное им отмечено влиянием искусства великого Родена. Но норвежец упорно стремился найти собственный стиль. Особенно рано раскрылось дарование Вигеланда-монументалиста.
   Он работает над монументальными статуями, установленными в центре Осло, у Королевского дворца. Скульптуры молодого художника органично вписались в парковый ландшафт. В одном из своих произведений Вигеланд создаёт бронзовый памятник писателя Хенрика Ибсена (1903), в другой работе славит знаменитого математика Нильса Хенрика Абеля (1905).
   На высоком гранитном постаменте стремительно возносится динамичная фигура Абеля. Учёный, умерший совсем молодым, изображён в виде обнажённого гения, попирающего аллегории тьмы и невежества.
   К 1921 году скульптор уже был известен не только в Норвегии, но и за её пределами. В этом году муниципалитет Осло заключил с ним своеобразный договор: столица снабжает скульптора материалами, содержит мастерскую, а Вигеланд все свои готовые и будущие работы передаёт в собственность городу.
   Заграничные путешествия Вигеланда в Париж и Берлин, Флоренцию и Лондон развили интерес молодого скульптора к монументальному творчеству. Замысел Фрогнер-парка возник у скульптора ещё в 1899 году и осуществлялся вплоть до 1943 года, года смерти Вигеланда в мрачные дни фашистской оккупации. Первоначально в самом начале века он задумывает создать городской фонтан. С течением времени идея эта усложнялась, прежде чем спустя многие годы была реализована в скульптурном ансамбле Фрогнер-парка — главном творении всей жизни Вигеланда.
   Фрогнер-парк — результат поистине титанического труда его автора. На протяжении сорока лет здесь были созданы многие композиции, составляющие ныне единый комплекс садово-парковой скульптуры.
   Давая оценку увиденному в парке, Н. Верзилин пишет:
   
    «Фрогнер-парк — философский парк, заставляющий размышлять посетителей. Все скульптуры созданы на одну тему, расположены в определённом логичном сочетании. Весь парк — величественная грандиозная скульптурная симфония на тему „Жизнь человеческая“. Потрясённые виденным покидают парк посетители. И вновь возвращаются к той или иной новелле из бронзы или гранита и долго стоят в задумчивости. „Что вы хотели этим сказать?“ — спросили однажды Вигеланда. — „Смотрите и делайте выводы сами“.
    Каждая скульптура вызывает вопрос и заставляет работать мысль. У зрителя создаётся своё, особое восприятие волнующих произведений Вигеланда. Каждый по-своему воспринимает их: одни — пессимистически, другие — оптимистически, но никто не остаётся равнодушным. В этом особенность творчества Вигеланда. И каждый вспоминает необыкновенный парк с душевным волнением и восхищением перед величественностью мысли его творца».
   
   У главного входа Вигеландом воздвигнуты величественные порталы из камня и металла.
   
    «Примечательны решётки порталов, — пишет М. И. Безрукова, — их орнамент, в который органично вплетены человеческие фигуры, порой прост, строго геометричен и одновременно сложен, отличается особой утончённостью исполнения. Поэтично трактованы женские фигуры. В панелях с их изображениями художник нашёл выразительный ритм линий, начиная с оригинального обрамления фигуры, чёткого контура обнажённого тела и его своеобразной драпировки из виноградных лоз и длинных прядей женских волос. Вигеланд проектировал рисунок каждой решётки, а в их изготовлении из железа ему помогали искусные мастера-кузнецы».
   
   Сразу от входа перед зрителем открывается широкая панорама парка. В первую очередь в глаза бросается длинный мост, который фланкируют четыре высокие гранитные колонны. Колонны-пьедесталы возносят вверх динамичные изваяния, изображающие человека в схватке с гигантским безобразным ящером, у которого тупая голова с большими слепыми глазами.
   Более пятидесяти бронзовых статуй и групповых композиций установлено на гранитных парапетах моста. Здесь можно увидеть молодую девушку, очертания фигуры которой переданы спокойной, плавной линией. В той же манере исполнена и юная пара влюблённых, прильнувших друг к другу. Изображение матери с младенцем отличается выразительным и динамичным силуэтом. Все эти фигуры не производят впечатления застывших изваяний, они кажутся вполне реальными, живыми.
   За мостом расположен величественный фонтан с прямоугольным бассейном. Его огромную гранитную чашу поднимают шесть гигантов.
   
    «По углам бассейна, внешние поля которого покрыты рельефами, расставлено двадцать бронзовых групп, — пишет М. И. Безрукова. — По мере приближения к ним их фантастические очертания, напоминающие пушистые кроны молодых деревьев, преображаются в неразрывные сплетения листвы и стволов с человеческими фигурами. И, как в скульптурах на мосту, здесь тоже возникают образы детства, юности, взрослой поры и старости. Именно с воплощения идеи фонтана и началась работа Вигеланда на его долгом пути к осуществлению со временем весьма усложнившегося первоначального замысла. Не случайно фонтан — символ жизни — акцентирован в общей композиции парка. Ваятель прославляет воду как великую силу природы. Одновременно им вводится тема бремени жизни. Она находит выражение в мужских фигурах, поддерживающих чашу. Это — простые смертные, на плечах которых все тяготы земного существования, что подчёркнуто и психологической разработкой образов».
   
   Но идейным и композиционным центром комплекса является, конечно, «Монолит». Его создание не входило в первоначальный замысел Вигеланда. Но парк всё расширялся. И, наконец, в последний год своей жизни скульптор создал этот семнадцатиметровый обелиск из серого гранита. Он весь как бы вылеплен из человеческих тел. Поколение за поколением, мужчины, женщины, дети, опираясь на предшественников, тянутся ввысь к свету, истине, кто знает… К «Монолиту» ведёт лестница. В расположенных на её ступенях 36 скульптурных группах снова проходит перед нами весь цикл человеческой жизни. Те же темы, но уже в других поворотах, с другими фигурами-символами, с иным «сказом страстей, взлётов, падений…»
   
    «Динамичная вертикаль колонны трансформируется в клубок находящихся в сложном движении человеческих тел, — пишет Безрукова. — Обессилевшие мужчины и женщины, которые не в состоянии продолжать борьбу, в отчаянии сползают и падают вниз; другие, цепляясь за ослабевших, карабкаются выше. Некоторые приносят себя в жертву, помогая тем, силы которых иссякли, в их экстатической устремлённости к небу. Наконец, отдельные фигуры изолированы от общего потока — их жесты и движения полны неистовости последней попытки. В монолите, символизирующем полный борьбы и столкновений цикл человеческой жизни, Вигеланд заключает идею, которая пронизывает и объединяет все скульптурные компоненты Фрогнер-парка».
   
   Композиция «Колесо жизни» словно парит в пространстве. Семь сплетённых фигур взрослых и детей совершают вращательное движение внутри круга. Построение группы полно скрытого смысла: форма круга наиболее соответствует символу вечного цикла человеческой жизни.
   
    «Мастер экспрессии, Вигеланд тяготеет к изображению персонажей в остро подмеченных жизненных ситуациях и состояниях, — отмечает Безрукова. — Он заставляет их прислушиваться к голосу природы, кричать, любить и утешать друг друга, созерцать мир, но и конфликтовать в нём. Танцующие и борющиеся, карабкающиеся и кружащиеся, они активно действуют, но не всегда в согласии, как и в жизни. Порой внутренний мир его моделей чист и ясен. Так, естественной радостью светятся лица маленьких ребят, играющих с матерью. Но чаще скульптор погружает персонажи в сложные, подчас гнетущие раздумья о жизни или показывает их антагонистами».
   
   В мрачной символике таких изображений художник проявляет особую изощрённость. Вводя мотив смерти, он в одном из рельефов представляет маленьких детей, олицетворяющих начало новой жизни, но дети эти собирают разбросанные по полю части скелетов. Натурализм находит отражение также в трактовке образов стариков, когда автор стремится с анатомической точностью зафиксировать все возрастные изъяны персонажей. Стиль Вигеланда не всегда ровен. Повествовательная манера уживается рядом с лаконичной, обобщённой. Но всегда художник демонстрирует совершенное владение материалом.
   После смерти мастера его мастерскую превратили в музей. Там сегодня хранятся рабочие модели, эскизы, варианты произведений, оригиналы и гипсовые отливы памятников и портретов. Коллекция, находящаяся в бывшем ателье мастера, вместе с находящимся по соседству Фрогнер-парком — одно из самых больших собраний скульптуры в Северной Европе.
   Творчество Вигеланда — яркая страница в истории всей скандинавской художественной культуры.

Алонсо Берругете принадлежит к числу наиболее значительных художников Испании первой половины XVI века. Он был ведущим скульптором своего времени, занимался архитектурным проектированием, а также живописью.
   Как пишет Т. П. Каптерева:
   
    «Искусство Алонсо Берругете — само воплощение страстного душевного порыва. Пропорции его фигур вытянуты, формы нередко искажены, позы динамичны, жесты резки и порывисты, лица отражают внутреннее возбуждение. Стремление к неправильному, характерному, ярко выразительному сочетается в произведениях Берругете с обострённым ощущением декоративной красоты, особенно в цветовом решении деревянных скульптур, предназначенных для алтарных композиций. Переливчатые тёплые красновато-золотистые и холодные голубовато-сизые тона, золотое узорочье одежд — всё создаёт впечатление изощрённого красочного зрелища. Мастера такого масштаба и настолько близкого национальным вкусам Испания той поры ещё не знала, и не случайно уже современники признали Берругете самым выдающимся испанским скульптором».
   
   Алонсо Берругете родился около 1490 года в Паредес-де-Нава провинции Валенсия. Его отец Педро Берругете был известным живописцем. Он автор, в частности, трёх циклов картин из жизни Фомы Аквинского, Доминика и других для ретабло церкви Санто-Томас в Авиле.
   За десять лет до рождения Алонсо дотоле состоявшая из отдельных феодальных королевств Испания была объединена под властью Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского. Деятельность новых правителей была направлена на укрепление абсолютной власти и католической церкви.
   Уже к началу XVI века Испания стала одной из сильнейших держав мира. Благодаря итальянским походам Карла V идеи и образы Возрождения стали широко популярны на Пиренейском полуострове. Испанские художники всё чаще ездили в Италию для знакомства с новейшими европейскими образцами. Так, работал в Италии и Педро Берругете, несколько лет служивший при дворе урбинского герцога Федериго де Монтефельтро. Отец Алонсо расписывал знаменитую библиотеку герцога и, вернувшись на родину, был, несомненно, «пропитан» ренессансным духом. Своё творческое кредо Педро Берругете передал своему сыну. Последний, пройдя первый курс обучения у отца и приобретя некоторый минимум профессиональных знаний, отправился учиться дальше в Италию.
   В Италии Берругете пробыл с 1504 по 1517 год. Значительную часть итальянского периода своей жизни Алонсо был учеником Микеланджело, постигая у великого мастера искусство ваяния и живописи. Вазари неоднократно упоминает Берругете в числе учеников Микеланджело или среди помощников последнего в монументальных работах в Риме. От гениального мастера Берругете научился изображению экспрессивно заострённой формы, напряжённому ритму складок одежды и силуэтов фигур.
   Гуманизм, явившийся предтечей Ренессанса в Италии и Германии, вместе с тем не получил там большого распространения. Поэтому в творчестве Берругете идеи ренессансного гуманизма нередко проявлялись только внешне. Великолепно разбирающийся в современном итальянском искусстве, Алонсо Берругете, тем не менее, облекал в итальянские одежды своих глубоко национальных героев. Художник талантливо сочетал внутреннее напряжение и внешнюю сдержанность надменных кастильцев с итальянской экспрессивностью и динамизмом.
   В то время строившиеся храмы и монастыри обильно украшались скульптурным и живописным декором. В убранстве интерьеров роль рельефов, круглой скульптуры и настенной живописи была значительна.
   Берругете, по всей вероятности, участвовал в создании ретабло гранадской капеллы вместе с Филипе Бигарни. Алонсо сотрудничал ранее с Бигарни в Сарагосе, а также значительно позже в Толедо. В 1522 году он посетил Гранаду и вполне мог помочь своему товарищу.
   По желанию Карла V Берругете должен быт также украсить строгие стены капеллы пятнадцатью живописными композициями, но заказ не был осуществлён по финансовым обстоятельствам.
   Особое распространение в начале XVI века получили большие многофигурные композиции в алтаре — ретабло. Именно они составляют большую часть работ Берругете.
   Скульптор исполнил ретабло в капелле Архиепископской коллегии в Саламанке (раскрашенное дерево, 1529–1533), ретабло «Поклонение волхвов» в церкви Сантьяго в Вальядолиде (раскрашенное дерево, 1537), ретабло в церкви Сантьяго в Касересе (раскрашенное дерево, 1558).
   В этом своеобразном жанре трудно отделить скульптуру от архитектуры. Чтобы добиться гармоничного сочетания архитектурного оформления алтарной части — колонн, карнизов сводов, заполненных рельефами, и круглой скульптуры помещённой в архитектурную раму, надо было свободно владеть искусством и ваяния, и зодчества.
   В ретабло работы Берругете скульптура рождается из массы здания, как в готике. Хороший пример подобной работы в скульптуре церкви Сан-Бенито в Вальядолиде (1531). Кстати, в старой столице Кастилии, наряду с Толедо, протекала основная деятельность Берругете.
   Образы святых в этой церкви полны рвущегося изнутри пафоса и напряжённого духовного горения. При этом пропорции вытянуты, а туловища неистово изгибаются. Линии развевающихся одежд перебивают закономерности строения формы жесты фигур, несоразмерных друг другу, патетичны и манерны.
   В Толедо Берругете выполнил несколько заказов архиепископа города Алонсо де Фонсеки. В большом ретабло церкви Святой Урсулы выделяется своей жизненностью группа «Встреча Марии и Елизаветы». Бурный ритм складок одеяния падающей на колени Елизаветы полон реального движения и одновременно возвышенно-торжествен.
   Помимо алтарных образов, Берругете занимался мелкой пластикой — вырезал рельефы на креслах для священства в соборе в Толедо, а также настенные барельефы, полные движения и словно вырывающиеся из лепных рам.
   В 1561 году в церкви Сан-Хуан Батиста около Толедо Берругете изваял надгробие для кардинала Хуана де Таверы и спустя несколько недель в сентябре там же скончался.
   Е. Штейнер пишет:
   
    «Наследие Берругете интересно тем, что он фактически первый привёз на Пиренейский полуостров ренессансный стиль Донателло и Микеланджело и не копировал слепо их образцы, но выработал свой собственный глубоко эмоциональный почерк. В своих статуях Берругете преобразил материальность итальянской скульптуры в угловатые уплощённые экзальтированные образы, которые по их формальным признакам можно считать барочными. Но вместе с новейшими веяниями в творчестве Берругете уживались архаизирующие тенденции — так, он предпочитал старинную испанскую традицию полихромией скульптуры — эстофадо. В полумраке храмов, при мерцающем свете свечей ярко раскрашенные и обильно позолоченные статуи производили сильное впечатление на присутствующих.
    Берругете часто не отделывал тщательно свои работы, давая лишь обобщённую трактовку без подробной проработки деталей. В этом он был наследником Микеланджело и предшественником Эль Греко, которому к моменту смерти Берругете исполнилось двадцать лет».
   
   Эмоциональное содержание скульптуры Берругете полвека спустя было подхвачено в живописи обосновавшимся в Толедо знаменитым художником Эль Греко.
   
    «Эль Греко, — отмечает Т. П. Каптерева, — был хорошо знаком с работами Берругете в Толедо: его великолепными рельефами, украшающими деревянные скамьи в хоре собора, и там же с композицией из раскрашенного алебастра „Преображение“, его мраморной гробницей кардинала Таверы в госпитале Сан-Хуан де Афуэра и одним из самых вдохновенных созданий мастера — скульптурной группой, изображающей встречу Марии и Елизаветы в алтаре церкви Св. Урсулы. Влияние Берругете сказалось в скульптурных работах Эль Греко».

Сложность и противоречивость развития французской скульптуры XVIII века нашли отражение в сверкающих мастерством и темпераментностью работах Жана-Батиста Пигаля. В творчестве скульптора прослеживаются две линии. Его работы декоративного плана отличаются динамикой, живописностью и изысканностью форм, в то же время портретному творчеству Пигаля свойственна реалистическая направленность. Дидро справедливо отмечал, что Пигаль «с помощью практики научился изображать натуру, изображать правдиво, горячо, сильно». Современники называли его «беспощадным».
   Жан-Батист Пигаль родился в Париже 26 января 1714 года. Первоначальное художественное образование он получил под руководством Клода Лоррена и Лемуана. Лемуан, один из ведущих мастеров рококо, был старше Жана всего на десять лет. Пигаля с ним роднит лиричность и тонкость восприятия, но его творчество содержит много принципиально новых качеств.
   Самая популярная из работ Пигаля, статуя «Меркурий, завязывающий сандалию», сделана в терракоте в Риме, где Пигаль учился в 1736–1739 годах. В 1744 году Пигаль выполнил мраморный вариант статуи. В том же году за это произведение скульптор удостоился звания члена Академии.
   Пигалю был совершенно несвойствен строгий и отточенный академизм. Он свободен и непосредствен, его привлекает лёгкость, живописность, выразительность, динамика, — и во всём этом он был типичным сыном своей эпохи. Скульптор был верен ей и в другом — в неизменном тяготении к камерным масштабам, к образам живым, лиричным, иногда почти жанровым. Уже в молодости Пигаль прославился двумя мраморными статуями, которые были посланы Людовиком XV в дар королю прусскому, — фигурами Меркурия и Венеры. Особенной популярностью у современников пользовался Меркурий. Замечателен уже самый выбор сюжета: из всего населения Олимпа скульптор выбирает не величавого Юпитера или воинственного и грозного Марса, а отнюдь не героического, но предприимчивого, плутоватого и изобретательного Меркурия. Заранее лишив сюжет холодной торжественности и величия, Пигаль придаёт ему ещё больше непринуждённости выбором момента: Меркурий не позирует перед зрителем со своими атрибутами, но, присев на ходу, торопливым и небрежным движением завязывает на ноге сандалию, уже готовый в следующую минуту броситься дальше, в ту сторону, куда он сейчас нетерпеливо оглядывается.
   Из этого незначительного мотива Пигаль создал подлинный шедевр, полный свежих находок, живости и наблюдательности. Меркурий как бы заряжён лёгким, стремительным движением. Фигура разворачивается сложным ракурсом, заставляющим зрителя обходить её вокруг. Силуэт её с самых разных точек зрения сохраняет остроту и неожиданность. Даже лепка у Пигаля свободна и непринуждённа, полна динамичных модуляций светотени, а пластика подчинена энергичному и ясному ритму. В передаче тела скульптор демонстрирует внимательное штудирование натуры и великолепное знание анатомии. Статуя «Меркурий» является прекрасным образцом творческого переосмысления наследия античности. Фигура бога не повторяет античные образцы, а отличается большой жизненностью в трактовке образа.
   Вся фигура излучает безоблачную жизнерадостность, особенно выразительна голова Меркурия. Пигаль оставляет в ней все характерные чёрточки живой натуры: это чисто галльское лицо, насмешливое и подвижное, совершенно лишённое античной строгости линий. Непосредственность яркого таланта, освободившись от стесняющих её традиций, торжествует свою победу в этой превосходной скульптуре. А главное — нежное лицо, мальчишеский и в то же время мечтательный взгляд Меркурия придают ему лирический характер и позволяют угадать в нём произведение французского мастера середины XVIII века.
   Близка к «Меркурию» мраморная «Венера» (1748) — образец декоративной скульптуры середины века. Она представлена сидящей на облаке. В неустойчивой позе ощущается томная нега, кажется, что фигура вот-вот соскользнёт со своей опоры. Мягкость певучих линий, утончённость пропорций, нежная обработка мрамора, будто окутанного дымкой, — всё это типично для изысканного идеала раннего Пигаля. Но уже здесь интимные ноты рококо сочетаются с удивительной естественностью форм женского тела.
   
    «Пигаль в результате успеха своей конкурсной работы „Меркурий, завязывающий сандалию“, — отмечает Г. Г. Арнасон, — оказался под покровительством мадам де Помпадур и десять лет занимался аллегориями, прославляя замену Amitie (дружба. — Прим. авт.) на Amour (любовь. — Прим. авт.) в её отношениях с Людовиком XV. В этом и других его произведениях на мифологические сюжеты, а также в портретах маркизы осталось, однако, мало от того декоративно-чувственного начала, которое ассоциируется со стилем Помпадур. В них, скорее, преобладает честная наблюдательность, исключающая лесть и сентиментальность, что никак не согласуется с традицией рококо, к которой, как полагают, они принадлежали. Даже заслуженно знаменитый „Мальчик с клеткой“ (1750, Лувр) Пигаля благодаря необычной силе, с которой передано сосредоточенное внимание ребёнка, напоминает Пилона, Донателло или Гудона. Тем не менее покровительство маркизы и короля давало крупные заказы, в частности такие, как гробница Мориса Саксонского (1753–1776, церковь Св. Фомы, Страсбург) и монумент Людовика XV (около 1765, Королевская площадь, Реймс)».
   
   Безжалостно, с реалистической проницательностью выполнена фигура «Гражданин» в монументе Людовика XV. «Гражданин» — одна из фигур пьедестала — автопортрет скульптора. Скульптор изображает себя обнажённым, в полный рост. Точность изображения позволяет считать это произведение одним из лучших портретов века.
   Возможно, получив заказ на статую Вольтера, Пигаль вспомнил об этой фигуре и решает изобразить старого философа в виде «Умирающего Сенеки», обнажённого, но не стыдящегося своей наготы. «Несмотря на то, что критика враждебно встретила такую интерпретацию, не говоря уже о смущении самого портретируемого, — пишет Арнасон, — это произведение имеет большие достоинства. Оно служит примером безжалостной пристальной наблюдательности, бескомпромиссной честности видения, которые делают Пигаля, подобно Дидро, Руссо или самому Вольтеру, одним из наиболее восприимчивых в мире критиков своего окружения, использовавшим при этом специфические средства искусства».
   Портретную статую Вольтера Пигаль завершает в 1770 году. Надо отдать должное мужеству скульптора: он работает над своей моделью в то самое время, когда подготавливается и публикуется постановление парламента о сожжении целого ряда книг философа.
   Результатом исключительной проницательности скульптора явился ряд лучших портретных бюстов века. Это особенно верно в отношении его терракот, материала, в котором он достигал правдивости, свежести и непринуждённости передачи мимолётного настроения или выражения лица. Его автопортрет (1780) и портрет Дефриша, который выставлен вместе с терракотовым бюстом его слуги негра Поля, обладают всей непосредственностью гудоновского «Дидро». Во Франции XVIII века как нигде были полностью оценены достоинства терракоты не только как материала, используемого на промежуточных этапах создания скульптуры, но и для законченных произведений.
   В бронзовом бюсте Дидро (1768) Пигаль обнаруживает большую глубину и серьёзность мысли. Его Дидро — стареющий человек с отяжелевшими чертами лица и резкими линиями морщин. У него сосредоточенно-печальный взгляд человека, прошедшего через трудную борьбу и пережившего немало разочарований. Но сумрачно звучащие ноты побеждаются ощущением силы духа и человеческой значительности. Манера Пигаля становится здесь совсем иной, чем в «Меркурии»: в ней появляется твёрдая точность линий, особенная весомость форм, и это, несмотря на отказ скульптора от всякой идеализации, создаёт произведение подлинно высокого стиля. Замечательно, что такая глубина и серьёзность обнаруживаются у скульптора при встрече с одним из тех людей, которые положили начало духовному обновлению эпохи. Просвещение открывает перед искусством целый мир новых образов: именно под его приподнимающим и облагораживающим влиянием мастер создаёт одно из лучших своих произведений.
   Однако способность к тонкому психологизму, к углублённой работе над сложным образом осталась у Пигаля почти нереализованной. Он прославился как автор «Меркурия», забавных и живых детских фигурок — «Мальчика с клеткой», или «Любовного послания», где маленький амур привязывает на шею голубю конверт с запиской. Между тем в его таланте явно было заложено и яркое героическое начало. Это красноречиво доказывает созданная им гробница маршала Саксонского, знаменитого полководца.
   Уже общее решение гробницы масштабно и живописно. На фоне строгого обелиска и склонённых знамён, на вершине широкой лестницы появляется фигура маршала. Франция, сидящая ниже на ступеньках, удерживает его за руку и поворачивается с умоляющим жестом к закутанной в траурное покрывало Смерти, которая распахивает перед героем крышку гроба. Широта и торжественность этого печального нисходящего движения звучат с силой подлинного реквиема. Центральную фигуру маршала Пигаль сумел наделить величавым и мужественным благородством. Сохранив портретные черты человека, которого он, вероятно, знал и изображал ещё при жизни, скульптор идеализировал и обобщил их, превратив Мориса Саксонского в собирательный образ рыцарственного французского воителя.
   
    «Гробница великого маршала, — пишет Арнасон, — одна из последних и, вероятно, наиболее театральных гробниц, выполненных в традиции Бернини и римского барокко. Однако, несмотря на весь свой барочный символизм и аллегорические атрибуты, это впечатляющее произведение.
    Гордая, величавая фигура маршала торжествующе возвышается над побеждёнными врагами, открытой могилой и самой Смертью. Эта сильная вещь, прекрасно задуманная и выполненная, поставлена внутри церкви: все её различные части объединены и подчинены центральной фигуре. Хотя гробница Мориса Саксонского по своей общей структуре совершенно иная, по замыслу она родственна французским надгробиям Ренессанса, таким, как надгробие Генриха II и Екатерины Медичи».
   
   Во всех своих победах и поражениях Пигаль остаётся верным сыном эпохи и лучших её устремлений. Это сложный и ищущий мастер, всегда готовый к творческому риску, испытывающий себя в самых различных жанрах, заранее склонный к неожиданному и острому обновлению любого из них. Большинство его собратьев и современников не ощущало такой сильной потребности в художественной независимости.
   Удачной оказалась и карьера Пигаля. В 1777 году его избрали помощником ректора, в 1779 году он становится ректором. До 1783 года Пигаль был старшим скульптором Академии. Он скончался 21 августа 1785 года.

Могила знаменитого скульптора Огюста Родена находится во французском городке Медон. Скульптор похоронен в саду, и над его прахом торжественно и печально возвышается фигура «Мыслителя».
   Прошло много лет, как не стало Родена, но над его могилой бодрствует «Мыслитель». Скульптор всегда утверждал, что искусство — это «радость разума… восторг ума это высочайшая миссия человека, работа мысли, ищущей понимания мира и делающей этот мир понятным».
   Огюст Роден родился 12 ноября 1840 года в Париже. Отец его был мелким служащим, мать — горничной. Уже в начальной школе мальчик проявил художественные способности. В 1854 году Огюст поступил в школу рисования и математики, готовившую мастеров декоративно-прикладного искусства. Впоследствии Роден высоко отзывался о своём педагоге Лекоке де Буабодране. Под его руководством Огюст в совершенстве овладел техникой рисунка. Большое значение имело для молодого художника и посещение Лувра, где он делал многочисленные наброски с античных статуй.
   С двадцати одного года у Родена на руках вся семья: отец, получающий мизерную пенсию, мать, младшая сестра. Он обожал, боготворил свою сестру. И когда она, совсем юной, в 1862 году неожиданно умерла, незадолго перед кончиной уйдя в монастырь, горе Родена оказалось столь велико, что он сам удаляется в монастырь. К счастью, ненадолго.
   От тех времён осталась одна из первых его мастерских работ: бюст основателя монастыря отца Эмара — бюст, возвративший Родена к жизни.
   С 1864 года Огюст посещает курсы А. Бари — выдающегося скульптора-анималиста, противопоставившего холодным канонам академизма страстное и романтическое искусство, основанное на изучении природы, показе борьбы и предельного напряжения сил. Подобное стремление свойственно было позже и Родену.
   Первое значительное произведение молодого скульптора — «Человек со сломанным носом» (1864), чуждое по самому замыслу официальным требованиям, не было допущено в парижский Салон. Роден в это время практически остался без средств к существованию. В 1864 году он женится на бедной девушке Розе Бере, которая по возможности помогает ему сводить концы с концами.
   В 1866 году у них родился сын Огюст-Эжен, и в это время мастерскую наполняют композиции с фигурками детей: «Мать и дитя», «Материнская нежность», «Венера и Амур».
   Трудное положение вынуждает Родена стать одним из помощников преуспевающего скульптора А. Каррье-Беллеза. Роден выполняет значительную часть работы, хотя в качестве автора фигурирует его патрон.
   Много лет спустя он расскажет.
   
    «На улице Лебрен, около мастерской, основанной в XVII веке братьями Гобелен, я снял конюшню за 120 франков в год. Она показалась мне достаточно светлой и большой: я мог отходить на несколько шагов от своей глины и сравнивать её с моделью».
   
   Сколько его творений погибло там от холода, от сырости! В том числе и великолепная «Юность», о которой сам Роден говорил: «Я никогда не создавал ничего лучше её».
   От тех времён потомкам осталось немногое: бюст отца, тщательно проработанный, подробный, напоминающий римские скульптурные портреты, но в котором ничего или почти ничего ещё не предвещает будущего Родена. И знаменитая маска «Человек со сломанным носом».
   В 1871 году вместе с Каррье-Беллезом, получившим большой заказ в Бельгии, Роден выезжает в Брюссель. Вскоре работу возглавил местный мастер ван Расбург, и Роден продолжает свою деятельность уже под его руководством. В 1875 году, скопив немного денег, он смог предпринять поездку в Италию. Здесь особенно сильное впечатление произвели на него творения Микеланджело, Донателло и Гиберти. Под впечатлением виденного Роден отходит от выполнения декоративных работ и направляет все усилия на решение творческих задач.
   В 1876–1877 годах он исполняет статую «Бронзовый век», вкладывая в произведение более общий смысл — идею пробуждения человечества. Появление статуи в Салоне сопровождалось грандиозным скандалом. Злобствующая критика обвинила скульптора в том, что он прибёг к муляжу — снял слепок с натурщика. Только вмешательство целой группы художников, обратившихся к министру изящных искусств, смогло положить конец незаслуженным обвинениям. Вслед за «Бронзовым веком», купленным в собрание Люксембургского музея, Роден создаёт статую «Иоанн Креститель» (1878) — образ мыслителя-проповедника, полного величавого спокойствия.
   Однако финансовое положение скульптора всё ещё неустойчиво. Ради заработка ему приходится выполнять заказы Севрского фарфорового завода. В 1879 году для конкурса на лучший памятник воинам, погибшим в войне 1870–1871 годов, Роден сделал динамичную и одновременно монументальную скульптурную группу «Призыв к оружию». Отвергнутая жюри, она уже после смерти автора была отлита в бронзе и установлена в Вердене как монумент, призывающий народ Франции противоборствовать германской агрессии.
   В 1880 году Роден получает заказ правительства на оформление главных дверей Музея декоративного искусства в Париже. Приступая к этой большой работе, скульптор конечно же обратился к аналогичным образцам в искусстве прошлого. В первую очередь — к знаменитым «райским дверям» Флорентийского баптистерия, которые поразили его в Италии. И как бы отталкиваясь от замысла, предложенного родоначальником современного барельефного искусства в европейской скульптуре Лоренцо Гиберти, Роден выдвигает свой собственный грандиозный замысел. Скульптор решает выполнить «Врата ада», украсив их бронзовыми барельефами по мотивам «Божественной комедии» Данте. Позднее замысел неоднократно менялся, появился и ряд образов, не связанных с произведением Данте.
   Творение Родена, полное напряжённой внутренней борьбы и трагизма, взволнованное и страстное по содержанию, решённое в динамической, экспрессивной форме, резко отличается от чёткого, уравновешенного и спокойного декоративного произведения Гиберти.
   Роден вступил в пору расцвета своего таланта. Близка к завершению основная часть «Врат ада», созданы бессмертные «Три тени», «Кариатида», «Ева». И наконец появляется знаменитый «Мыслитель»…
   Сегодня трудно представить себе более полное воплощение пытливой и мучительной человеческой мысли, чем то, которое заключает роденовский образ «Мыслителя».
   Обнажённый титан сидит, подперев подбородок рукой. Его раздумья невеселы, они согнули мощную спину, сделали печальным лицо. Глубокие тени падают из-под нависшей шапки волос, на переносице залегли резкие морщины, а слегка смещённый от движения руки рот делает лицо асимметричным. Если посмотреть на статую справа, то кажется, что человек, задумавшись, закусил зубами руку. Но не только голова — всё тело титана как бы мыслит, ищет выхода из сложного клубка противоречий. Справа движение согнутых рук и ноги, резкая линия лба и носа, наклон спины делают фигуру пружинистой, предельно напряжённой. С другой стороны впечатление меняется Левая рука безвольно опустилась на колено, пальцы не обхватывают его, а повисают в воздухе, «бездействуют».
   Роден не старался уловить обманчивые оптические эффекты, а стремился запечатлеть процесс «вырастания» — чудо оживления мёртвого материала под руками художника. Для мастера главным были податливые комки глины, из которых он лепил свои фигуры. Настаивая на своей любимой «незавершённости», он спасал скульптуру от механического копирования реальности.
   В 1884 году муниципалитет Кале обратился к Родену. Речь шла о сооружении монумента знаменитым гражданам города, отличившимся в 1347 году при осаде города англичанами.
   Роден изобразил перипетии этого события с такой силой непосредственного переживания, какое может испытать только очевидец. В этом сказался не только дар исторического прозрения. В памяти Родена, как и большинства французов, ещё свежи были воспоминания о 1871 годе, о мужестве франтирёров, о расправах немецких властей с заложниками, о расстрелах героев Парижской коммуны.
   Весной 1889 года Роден заканчивает всю группу. Но лишь спустя десять с лишним лет после заключения договора, третьего июня 1895 года, памятник был открыт — не хватало денег.
   Памятник Родена сразу стал знаменитым. О «Гражданах Кале» много писали. Посмотреть на творение великого скульптора приезжали со всех уголков Франции.
   Вот что написал о работе Родена над «Гражданами Кале» Рильке:
   
    «В его мозгу всплывали жесты, жесты отказа от всего сущего, жесты прощания, жесты отрешения, жесты, жесты и жесты. Он собирал их, запоминал, отбирал. Сотни героев толпились в его воображении, и он сделал из них шесть.
    Он вылепил их нагими, каждого по отдельности, во всей красноречивой выразительности дрожащих от холода и волнения тел, во всём величии принятого ими решения.
    Он создал фигуру старика с бессильно повисшими, угловатыми руками и наделил его тяжёлой, шаркающей поступью, извечной походкой стариков, и выражением усталости на лице. Он создал человека, несущего ключ. В нём, в этом человеке, запасов жизни хватило бы ещё на долгие годы, но теперь все они втиснуты в эти внезапно нагрянувшие последние часы. Его губы сжаты, его руки впились в ключ. Он гордился своей силой, и вот теперь она зря перекипает в нём.
    Он создал человека, охватившего обеими руками поникшую голову словно бы для того, чтобы собраться с мыслями, чтобы ещё одно мгновение остаться наедине с собой. Он вылепил обоих братьев. Один из них ещё оглядывается назад, другой с покорной решимостью склоняет свою голову, словно уже подставляя её палачу.
    И он создал зыбкий и неуверенный жест „человека, идущего сквозь жизнь“. Он идёт, он уже идёт, но ещё раз оборачивается назад, прощаясь не с городом, не с плачущими горожанами, даже не с теми, кто шагает с ним рядом, — с самим собой. Его правая рука поднимается, сгибается, повисает, ладонь раскрывается и будто что-то выпускает… Это — прощание…
    Эта статуя, поставленная в старом тёмном саду, могла бы стать памятником для всех безвременно умерших. Роден вдохнул в каждого из идущих на смерть мужчин жизнь, наделив их последними в этой жизни жестами».
   
   В 1883 году в мастерскую Родена пришла красивая сероглазая девушка, которая хотела учиться скульптуре — Камилла Клодель. Она стала ученицей и помощницей мастера. Для художника Камилла стала женщиной, которую он давно ждал и которой он мог открыть свою душу. Его поражала её культура, её молодость вдохновляла, её талант восхищал. Этот союз был плодотворен не только для ученицы, но и для учителя — в течение десятилетия были созданы многие самые значительные его работы.
   В 1885 году учитель лепит Клодель, назвав портрет «Аврора», в следующем году появилась «Мысль».
   
    «Никогда ещё скульптору, — пишет В. В. Стародубова, — не удавалось достичь такого совершенства в передаче тончайших движений души, в раскрытии глубины и содержательности внутреннего мира. Подобно Творцу Роден преображает камень в мыслящую, чувствующую материю, воссоздаёт жизнь души в её живом дыхании. Передаёт движение мысли, эмоций, которые меняются по мере того, как мы обходим вокруг скульптуры. Каждый ракурс раскрывает новые грани: мечтательная задумчивость сменяется грустью, рассеянность — удручённой сосредоточенностью. Образ всё время меняется, начинает жить во времени.
    Необычна композиция портрета — из цельного блока камня вырастает голова, тяжёлый монолит мрамора воспринимается как символ бремени материальной плоти, в оковах которой томится пленный дух.
    „Мысль“ — свидетельство того, что преображение коснулось не только ученицы, изменился и мастер. Его духовный мир стал глубже, тоньше, перед ним открылись такие тайны внутреннего мира, о которых он прежде не подозревал. Общение с Камиллой стало для Родена периодом „воспитания чувств“.
    В 1880 — начале 1890-х годов появляются удивительные по красоте и лиризму произведения, также связанные с Камиллой, которая не только позировала для многих из них, но и вдохновляла скульптора при их создании. Они поражают искренностью в передаче чувств, в них — страсть, волнение самого автора, упоение красотой своей возлюбленной. Озарение счастьем любви жаждало воплощения в пластике, бессмертия, возможно в осознании того, что счастье преходяще».
   
   Но помимо радостной темы любви, здесь порой звучат и тревожные и даже скорбные ноты, предвестники неизбежной разлуки: «Любовь убегает», «Скорбь», «Данаида», «Плачущая», «Скорбящая», «Прощание», «Меланхолия» и другие. Может быть, Роден уже предчувствовал разрыв с Камиллой, произошедший около 1897 года.
   После долгого перерыва скульптор в 1890 году лепит портрет Розы Бере, вероятно, то был своеобразный акт примирения. Роден, подобно Пигмалиону, преображал души женщин, любивших его, но в отличие от древней сказки им приходилось порой платить за это дорогую цену.
   Он возвращается к Розе, но только 29 января 1917 года брак Родена с Розой Бере был оформлен официально, а через две недели, 16 февраля 1917 года, её не стало. Через девять месяцев умер и сам скульптор…
   Но до этих событий ещё далеко. Пока же увеличивающееся благосостояние Родена позволило ему приобрести участок земли в Медоне (в окрестностях Парижа), над Сеной. Скульптор — обладатель не только жилого дома, но и большого павильона среди парка. Здесь он начинает собирать слепки своих работ и становящиеся всё более многочисленными приобретаемые им античные статуи и фрагменты, ибо коллекционирование антиков становится поглощающей страстью Родена.
   В девяностые годы формируется европейская слава Родена. Он признан теперь государством, наградившим его орденом Почётного легиона, но особенно становится известным Роден за границей. В заграничных журналах появляются первые, посвящённые Родену статьи американца Бравнеля. Влияние его искусства всё сильнее ощущается не только в «передовых» художественных кругах, но даже в среде учеников Академии. Хотя Академия и связанные с ней круги остаются, за немногими исключениями, враждебными ему до конца.
   Всё большее число молодёжи — французов и иностранцев — стремится работать в мастерской художника или хотя бы пользоваться его советами, изредка показывая ему свои работы.
   В девяностые годы устанавливаются и открываются ряд монументов, созданных в предыдущее десятилетие. Помимо «Граждан Кале» — памятник Клоду Лоррену (1892), памятник президенту Сармьенто в Буэнос-Айресе (1898). Из ведущихся новых работ центральное место занимает «Бальзак».
   Роден подходит к созданию статуи Бальзака со страстной настойчивостью, со всей возможной требовательностью и углублённостью.
   Всё выражение сконцентрировано на голове. Это действительно окаменевший облик стихии. Пряди волос, дуги бровей, глаза, нос, рот, подбородок — чудовищно громадны, выступают словно отроги скалы. Лицо Бальзака несколько вздёрнуто. Он словно взирает с высоты на жизнь, весь ушедший внутрь себя, в свои творческие мечты. Это не памятник мелочно-документационного порядка. Роден дал осуществление в этой статуе своему представлению о Бальзаке: всё подчинено образу героя, служит его выражению.
   «Бальзак», выполненный в 1897 году, стал одной из последних крупных работ стареющего мастера. Другой, ещё более обширный замысел скульптора, проект «Башни труда», должен был воплотить в себе мечту художника о монументальном творчестве. Но лишь группа «Благословение» — два крылатых гения, склонившихся вниз, — была осуществлена художником в уменьшенном размере.
   Между тем здоровье художника катастрофически ухудшается. Ещё в 1912 году Роден, полный сил, совершает поездку в Италию, где посещает Рим; итальянцы устраивают ему невиданный приём, в его честь иллюминуют Капитолий. В 1914 году, перед войной, Роден едет в Англию, где почитатели организуют выставку его работ. С объявлением войны он снова живёт в Англии, затем едет в Италию и возвращается в Париж летом 1915 года. Роден, как всегда, ведёт жизнь, полную труда и напряжений. Но его силы уже подорваны. 10 июля 1916 года с ним происходит первый удар. Он поправляется медленно и уже больше не работает. Последние месяцы своей жизни Роден проводит почти безвыездно в Медоне, изредка спускаясь в Париж, чтобы посетить отель Бирон. 17 ноября 1917 года он заболевает воспалением лёгких и вскоре умирает.