Святой Франциск, основатель ордена нищенствующих монахов, родился около 1182 г. в небольшом итальянском городке Ассизи в семье купца. Его отец Пьер Бернардоне торговал мануфактурным товаром и выручал на этом хорошие доходы. Большая часть его жизни проходила в дальних путешествиях. Своему сыну он не дал серьезного образования. По крайней мере, Франциск до самой смерти писал с большим трудом.
    Но он научился латыни и неплохо владел французским. В молодости Франциск вел рассеянную жизнь, любил кутежи и развлечения. Его постоянно видели на улице в окружении молодежи, причем роскошью и причудливостью своей одежды он затмевал многих дворян. Отец и мать баловали сына и не мешали ему тратить деньги направо и налево. Их самолюбию даже льстило, что Франциска постоянно окружали дети дворян, которых он привлекает своей расточительностью. Однако даже в эту пору своей распущенности Франциск оставался учтивым и любезным, воздерживаясь от всяких непристойностей. Замечали в нем также особенную щедрость к нищим, которым он зачастую раздавал все свои деньги.
    По-настоящему религиозные чувства пробудились в Франциске, когда ему было около 20 лет, после долгой и тяжелой болезни, едва не закончившейся смертью. Молодой человек вдруг оставил своих прежних товарищей, стал задумчив, замкнут и проводил много времени в уединении в одной из пещер неподалеку от Ассизи. Он часто плакал, вспоминая свое распутство, и удивлялся, как мог так долго заблуждаться.
    При первой возможности Франциск отправился на богомолье в Рим и здесь предпринял первую попытку нищенства: обменялся своей одеждой с одним нищим и целый день простоял голодным на паперти часовни Св. Петра.
    По возвращении из Рима, проведя несколько месяцев дома, Франциск оставил свою семью и поселился поблизости от Ассизи в бедной часовне Сен-Дамиен. Эта заброшенная и пострадавшая от времени церквушка не имела никакого убранства: над голым каменным алтарем возвышалось одинокое распятие. Но она почему-то очень нравилась юноше. Однажды, когда Франциск молился здесь, ему послышался голос: «Разве ты не видишь, что обитель Моя разрушается? — поди же и восстанови ее».
    Франциск воспринял эти слова как призыв к началу новой жизни. Между тем отец, недовольный переменой, произошедшей в сыне, стал добиваться его возвращения в родительский дом. В 1207 г. он подал жалобу на него в суд епископа и потребовал: пусть Франциск либо помогает ему в делах, либо отказывается от наследства. Когда епископ обратился к Франциску с вопросом, какое из двух решений он избирает, тот вышел ненадолго из зала суда, затем вернулся совершенно нагим, вручил отцу сверток со своим платьем и все, что имел при себе, а затем объявил, что отныне у него есть только один отец — Отец Небесный. Это был полный разрыв с прежней жизнью.
    Одевшись в рубище отшельника, Франциск стал ходить по улицам родного города и просить у людей камни на восстановление церкви. Затем он относил их на своих плечах к часовне Сен-Дамиен. Пропитание он добывал подаянием, а жил в шалаше.
    Многие горожане, проникшись сочувствием к молодому человеку, чье обращение было таким неожиданным, начали помогать ему, и к 1208 г. Франциску удалось завершить ремонт здания церкви. После этого он взялся за восстановление другой ветхой часовни Св. Марии Порци-ункулы. Когда и эта работа была окончена, он ожидал нового небесного знака, и вскоре тот последовал.
    В феврале 1209 г во время обедни в часовне Св. Девы Франциск услышал из уст проповедника слова, с которыми Христос обратился к Своим ученикам в тот день, когда отправлял их для проповеди Царствия Небесного: «Ходите же, проповедуйте, что приблизилось царствие небесное. Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте, даром получили, даром давайте. Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои. Ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха. Ибо трудящийся достоин пропитания». Когда смысл изречения дошел до сознания Франциска, он воспринял его как откровение, как небесный ответ на его душевные поиски. «Вот чего я хочу! — воскликнул он. — Вот чего я искал! С нынешнего дня я буду стараться изо всех сил исполнить эти слова на деле!» Он тут же снял с себя сандалии, ременный пояс заменил веревкой, бросил 312 мешок и посох. Отныне смыслом его жизни сделалось служение одной великой идее: следовать Христу и в полном отчуждении от мира разносить в мире Его слова.
    На другой день Франциск отправился в Ассизи и начал проповедовать. Слова его были так просты и сердечны, что все слушающие его были тронуты, а сила его убеждения стала быстро сообщаться другим. Первым его последователем был богатый гражданин Бернардо де Квинтавалле, по завету евангельскому продавший все, что имел, и раздавший при помощи Франциска вырученные деньги бедным. Затем к ним присоединился еще один брат, и тот день, когда их стало трое — 16 мая 1209 г. — считается днем основания францисканского ордена нищенствующих монахов. После того как число его последователей возросло до семи, Франциск счел возможным последовать примеру Христа, разославшего своих учеников проповедовать по миру.
    Перед тем как расстаться, он обратился к товарищам со следующими словами. «Идите же по двое по разным областям земли, проповедуя мир людям и покаяние ради отпущения грехов. Вот в чем ваше призвание: ухаживайте за ранеными, утешайте пораженных горем, возвращайте на пути истины заблудившихся. Будьте терпеливы в горе, ни о чем не пекитесь, ибо Господь исполнит Свое обещание. Смиренно отвечайте тем, кто станет вопрошать вас; благословляйте тех, кто станет поносить вас, — и царствие Божие уготовится вам».
    Духовенство отнеслось к деятельности францисканцев настороженно и неодобрительно. Епископ Ассизи Гвидон сказал Франциску, что не может одобрить проповедническую деятельность людей, не имеющих духовного звания и благословения церковных властей Он посоветовал Франциску поступить в какой-нибудь из монашеских орденов. «Ваш образ жизни без всякой собственности, — заметил он, — представляется мне слишком суровым и трудным». «Господин, — отвечал ему Франциск — если бы у нас была собственность, нам бы потребовалось оружие для нашей защиты, ибо в ней источник раздоров и тяжб и она обыкновенно препятствует любви к Богу и ближнему, вот почему мы не желаем иметь собственность».
    Реакция епископа и ответ Франциска очень показательны и отражают самое существо проблемы, породившей францисканское движение. В XIII в. в духовной жизни европейского общества произошел перелом. Никогда еще богатство и политическое могущество католической церкви не были так безмерны и никогда еще авторитет ее не падал так низко. Большинство монашеских орденов не пользовалось у верующих никаким почтением из-за распущенного (если не сказать распутного) образа жизни.
    Духовенство с головой ушло в разрешение своих земных проблем. Пламя высокой духовности, озарявшее ярким светом начальную эпоху христианства, казалось, потухло навсегда. Мистическое озарение сменилось грубыми суевериями, а религиозный культ в большинстве своем ограничивался механическим выполнением религиозных церемоний и обрядов. Деградация церкви все больше и больше волновала западный христианский мир. Реакция против ее материализации выразилась прежде всего в мощном, нараставшем с каждым десятилетием движении за духовную реформацию, за возрождение простоты апостольской церкви. Вместе с тем в XIII в. появилось множество еретических сект. Движение францисканцев также было одной из форм неприятия официальной церкви. Но в отличии от тех, кто критиковал увязшую в политических интригах римскую курию и погрязших в роскоши монахов, Франциск не думал ни о преобразовании церкви, ни о восстановлении старого монашества.
    Авторитет папы всегда оставался для него непререкаемым. Он тоже стремился к обновлению душ и возрождению христианства в его первобытной чистоте, но никто никогда не услышал от него ни одного слова осуждения. Святая жизнь была единственное орудие, которое он желал употребить против ослепленных грехом людей, а символическим актом богослужения для него стало нищенство в подражание Христу.
    Тем самым Франциск, сознательно или бессознательно, создал совершенно новый идеал монашества, если прежние иноки вдохновлялись подвигами египетских отцов, ушедших в пустыню спасаться от мирских грехов, то целью Франциска было следовать за Христом и осуществлять евангельское совершенство непосредственно в грешном мире.
    Чтобы добиться разрешения на проповедь за пределами Ассизской епархии, Франциск в 1210 г. решил отправиться в Рим к папе. Он сказал своим товарищам: «Пойдемте теперь к матери нашей, святой римской церкви, чтобы поведать святому отцу, что Господь начал через нас совершать, дабы мы, согласно Его воле, могли продолжать начатое нами дело». Вопреки ожиданиям многих, в Риме их встретили благосклонно, и Франциск был принят сами папой Иннокентием III. Тот со вниманием выслушал просьбу Франциска, но остерегся освятить своим согласием столь необычное начинание. Он сказал: «Идите с Богом, дети мои, и когда Господь умножит вас числом и возвеличит благостью, я признаю вас достойными более важных поручений и полномочий». Он разрешил францисканцам продолжать проповеди, но потребовал, чтобы все они приняли пострижение. Франциск согласился. И действительно, одобрение, хотя и неофициальное, много способствовало расширению ордена. Если прежде сподвижники Франциска могли обращаться к народу лишь на улицах и площадях, то теперь им разрешили проповедовать в церквах.
    По возвращении из Рима Франциск поселился неподалеку от Ассизи — у Риво Торто на берегу ручья, сбегавшего с горы Сабазио. Здесь стоял заброшенный домик, служивший прежде жилищем прокаженных. Поблизости находилось много пещер, которые стали келиями для остальных братьев. Монахи бенедиктинского монастыря уступили Франциску одну из своих часовен, где францисканцы сообща читали евангелие.
    Пропитание они добывали тем, что помогали крестьянам в полевых работах. Но главным призванием общины оставалась проповедь мира и покаяния. Источники не дают возможности проследить, как постепенно эта проповедь, исходя из Ассизи, проникла в соседние города и охватила всю Италию. В целом францисканское движение, несмотря на отдельные неудачи, произвело очень сильное впечатление на современников. И многие после проповеди св. Франциска, раздав свое имущество, вливались в число братьев. Постепенно община, собравшаяся около него, разрослась. Возникло множество поселений францисканцев (их называли конвентами).
    Во главе каждого из них стояли так называемые блюстители. Вся Италия была разбита на провинции, включавшие находившиеся в их пределах конвенты. Во главе каждой провинции стоял министр. Сам Франциск, не являясь официально главой братства, оставался его душой. Раз в год, в Троицу, все францисканцы собирались у колыбели ордена в Порциункуле. Вид этих сотен, а потом и тысяч людей всех классов общества, босоногих, с непокрытой головой, опоясанных веревками, с бодростью переносящих свою бедность, ютившихся во временных шалашах из ветвей и довольствовавшихся случайным подаянием, красноречиво свидетельствовал об обаянии идеала безусловной бедности.
    Но в наивысшей степени этот идеал воплощался в самом Франциске. Его смирение и доброта не имели пределов. Пишут, что однажды народ стал восхвалять его за святость. Тогда Франциск приказал своему спутнику «во имя святого послушания» в противодействие этой хвале поносить его. Уступая принуждению, монах назвал его невежей, негодным и бездельным наемником, на что Франциск, веселый и довольный, сказал ему. «Да благословит тебя Господь, дорогой сын мой, за то, что ты говоришь мне правду: вот какие речи следует слушать сыну Бернардоне». Никогда Франциск не позволял себе унизить хоть чье-либо достоинство. Как-то его ученик Яков Простак привел в дом к братии прокаженного. Франциск выговорил ему. «Ты не должен был этого делать, ибо это не годится ни для тебя, ни для него». Но, сказав это, он тотчас почувствовал угрызения совести и сам наложил на себя следующее наказание: когда все сели обедать, Франциск сказал, что будет есть с прокаженным из одной чаши. Братья не осмелились возражать, хотя прокаженный был весь в язвах и внушал омерзение; особенно ужасны были его скрюченные и сочившиеся кровью пальцы. Всякий раз, опуская руку в чашу, он оставлял в ней кровь и гной. Тем не менее Франциск брал овощи из той же чаши и ел.
    Франциск не только проповедовал любовь, но и весь был переполнен любовью и состраданием ко всем живущим в мире. Он просто не мог спокойно видеть чужие мучения и часто раздавал нищим самое необходимое, а если у него ничего не было — отдавал им свой кафтан. Его Житие заполнено рассказами, подтверждающими это.
    Один из них сообщает, что как-то раз зимой Франциск возвращался с одним братом из Сиены и встретил нищего. Он сказал спутнику «Надо возвратить этому бедняге его кафтан, который мы получили от Бога временно, до встречи с более бедным».
    Спутник стал возражать, напомнив, что им самим предстоит долгий путь, если Франциск отдаст свой кафтан, то ему нечем будет прикрыть свое тело. Но Франциск все равно отдал свой кафтан и объяснил: «Я не хочу быть вором; ибо нам сочтено было бы за воровство, если бы мы не отдали кафтан более нуждающемуся». О его доброте к братьям также сохранилось множество трогательных свидетельств. Сам он вел аскетический образ жизни, но никогда не требовал того же от других монахов и разрешал им во время странствий есть все, что им ни подадут, даже мясо во время поста.
    Францисканство не долго оставалось чисто итальянским явлением религиозной жизни.
    Ободренный успехом своей проповеди, Франциск решил перенести ее и в соседние страны. Первые миссионеры, отправленные им в Германию и Венгрию, встретили очень плохой прием. Однако, когда в числе францисканцев оказались немцы, дело пошло на лад. Более свободно последователи Франциска чувствовали себя во Франции, где их проповедь с самого начала нашла отклик. (Этому способствовала также булла папы Гонория, изданная в 1219 г. в пользу францисканцев.)
    Сам Франциск в том же 1219 г. отправился в Египет, где в это время отряд крестоносцев под предводительством папского легата осаждал укрепленный город Дамиетту. Эта поездка на мусульманский Восток является очень знаменательным событием. До Франциска монахи лишь возбуждали благочестивое рвение христиан против неверных и посылали толпы крестоносцев для их истребления. Идти к ним не с мечом, а с евангелием значило стать выше страстей своего века. Против ожидания, египетский султан принял Франциска очень любезно, несколько раз беседовал с ним, а потом отпустил, не причинив вреда. Когда потом крестоносцы решили переправиться через рукав Нила и 315 вступить с мусульманами в битву, Франциск горячо отговаривал их от этого шага и предрек, что победа будет не на их стороне. Так оно и случилось: христиане потерпели поражение, но через несколько месяцев все-таки взяли Дамиетту. Не дожидаясь окончания войны, Франциск уехал в Сирию, откуда вернулся в Италию.
    На родине он занялся составлением устава для своего разросшегося братства.
    Сперва в 1221 г. было составлено своего рода наставление, которое заключало в себе все любимые идеи Франциска. Прежде всего речь шла о нестяжании. Каждому вступающему в орден полагалось продать свое имущество и раздать его бедным.
    Франциск писал, что его последователи должны добывать пропитание своим трудом и только в крайнем случае прибегать к подаянию. Члены братства отрекались не только от личной собственности, но и от коллективной. Им ничего не могло принадлежать, кроме орудий, необходимых для работы. Позже в своем завещании Франциск выразил эту мысль очень ясно: «Да остерегутся братья принимать церкви и дома и всякого рода постройки для них иначе, как если они вполне соответствуют святой бедности, и пусть они пребывают в них лишь как пришельцы и паломники».
    При сборе милостыне францисканцам строго запрещалось принимать деньги. Франциск ненавидел их и внушал братьям словом и примером, чтоб они боялись их, как дьявола. Рассказывают, что однажды какой-то мирянин оставил в церкви Св. Девы монету. Один из братьев, подняв ее, бросил на подоконник. Узнав об этом, Франциск стал жестоко укорять его за прикосновение к монете и успокоился только тогда, когда провинившийся, сняв губами монету с подоконника, вынес ее за ограду и положил губами же на ослиный помет. В правиле 1221 г. рукой Франциска написано: «И если где-либо найдем денарий, то не станем о нем заботиться паче чем о прахе, который попираем ногами». Далее следовали другие положения — о внутреннем устройстве ордена, о миссионерской деятельности и т. п. На основе этого наставления в 1223 г. был разработан подробный устав францисканцев, утвержденный в том же году папой.
    Последние годы жизни Франциска прошли в постоянных молитвах и борьбе с недугами, которые постепенно брали над ним верх. Уже в молодости у него была больная печень. Позже присоединились болезни сердца и желудка. Особенное страдание доставляла ему болезнь глаз, от которой он порой совершенно терял зрение. Папа Гонорий, обеспокоенный состоянием Франциска, прислал к нему своих докторов, но и те не смогли ему помочь. Болезни оказались очень запущенными. Вскоре началась водянка, от которой не было спасения. Пишут, что в день смерти Франциск велел снять с себя всю одежду и положить его нагим на голую землю. Так он и умер 3 октября 1226 г.

Итогом богословских споров IV в стало признание догмата о том, что во Христе действительно совершилось великое единение Бога и человека. Однако, оставалось неясным одно очень важное обстоятельство как должно мыслить и понимать единство Богочеловеческого Лика? Возникал вопрос когда Дева Мария родила Еммануила, Богочеловека, пришедшего спасти род человеческий, то кого, собственно, родила она — человека или Бога? И если она родила и того и другого, то в каком отношении находились между собой два естества — божеское и человеческое — в ее сыне Иисусе»? Никейский собор 325 г определил догмат пресвятой Троицы и единосущность Трех Божественных Лиц, но относительно тайны Боговоплощения он не входил в подробное и обстоятельное обсуждение. В его символе веры об этом было сказано только то, что «Иисус Христос, единородный Сын Божий, сошел с неба для нашего спасения, воплотился, и вочеловечился, и пострадал, был погребен и воскрес в третий день». Эта общая формула таила в себе много частных вопросов, которые Никейский собор ни счел нужным поднимать Неясность в этом важном вероопределении и стала причиной появления несторианской ереси.
    Ересиарх несторианства — Несторий родился в маленьком городке Германикии, той части Сирии, где протекает Евфрат. Происхождение Нестория было довольно темное и даже низкое. Впрочем, он рано оставил свою родину, перебрался в Антиохию и там принялся за учебу под руководством Феодора Мопсуетского. В дальнейшем он считался одним из самых лучших и блестящих воспитанников местной риторической школы. По окончании обучения Несторий удалился в монастырь Евпрепия, находившийся в нескольких милях от Антиохии, чтобы там в тишине уединения изучать творения отцов и приучать себя к началам монашеской жизни. Это был обычный в то время искус для тех, кто предназначал себя служению церкви и проповеди. Но Несторий не любил ни умерщвления плоти, ни лишений бедности, и он поспешно отбросил их от себя, как только получил возможность вернуться в город. При поступлении его в клир антиохийский архиепископ возложил на Нестория обязанность поучения верующих, — должность, которую прежде занимал Иоанн Златоуст и в которой он прославился. Несторий также вскоре приобрел известность, ибо от природы обладал всеми необходимыми для проповедника внешними данными величавой осанкой, полным и звучным голосом и природным даром — словом. Слава его в конце концов дошла до Константинополя, и после смерти константинопольского архиепископа Сисиния, император Феодосии II обратился к Несторию с просьбой занять опустевшую кафедру.
    Рукоположение нового архиепископа состоялось в апреле 428 г в большой константинопольской базилике, в присутствии императора Феодосия, императрицы Евдокии, сената и толпы народа. Человек гордый и тщеславный, Несторий стал часто посещать дворец и вскоре сделался настоящим царедворцем любил пышность, почести и вошел в полное доверие к императору. Он нравился также императрице Евдокии, и только строгая сестра Феодосия — Пульхерия, которая в те годы фактически правила империей, отнеслась к нему настороженно.
    Едва заняв архиепископский престол, Несторий начал гонения на еретиков, прежде всего на ариан. Их часовню, находившуюся за стенами столицы, он приказал разрушить. Ариане сначала отчаянно защищали свой храм, а потом подожгли его.
    Пламя перекинулось на соседние здания и истребило целый квартал. Вслед за арианами точно так же были изгнаны номиане, валентиниане, монтанисты и маркиониты.
    Многие современники осудили Нестория за эту смуту, а один из них, Кассиан, иронически писал «Несторий заблаговременно принял меры, чтобы не существовало на свете других ересей, кроме его собственной».
    Еретические воззрения Нестория открылись совершенно неожиданно. Однажды один из близких архиепископу людей, пресвитер Анастасий, говорил поучение к народу в присутствии самого Нестория и вдруг, остановившись на минуту, как бы для того, чтобы сделать своим слушателям важное предостережение, сказал. «Остерегайтесь называть Деву Марию Матерью Божией, Богородицей. Мария была человек, а от человека не может родиться Бог». При этих словах, противоречивших вере и учению константинопольской церкви, среди слушателей поднялся сильный шум. Архиепископ встал со своего места и сказал «Анастасий прав; не нужно более называть Марию Матерью Божией, Богородицей; она мать только человека, человекородица». В течение нескольких дней в Константинополе только и было разговоров, что о сцене, происшедшей в церкви, и об учении, которое проповедовал новый архиепископ. Много спорили об этом и при дворе Император не знал, как ему поступить. Наконец Несторию было велено объясниться перед собранием народа. Архиепископ согласился, отложив однако свое выступление до 25 декабря, праздника Рождества Христова, более удобного времени для изложения догмата Воплощения нельзя было выбрать. 25 декабря весь город отправился в собор. Несторий, подойдя в своей проповеди к интересующему всех предмету, сказал: «Говорить, что Слово Божие, второе лицо Пресвятой Троицы, имело мать, не значит ли это оправдывать безумие язычников, которые дают матерей своим богам? От плоти может родиться только плоть, и Бог, как чистый Дух, не мог быть рожден женщиной; создание не могло родить Создателя… Нет, Мария не родила Бога, совершившего наше искупление… Мария родила только человека, в котором воплотилось Слово, она родила человеческое орудие нашего спасения. Слово приняло плоть в смертном человеке, но Само оно не умирало, а напротив, воскресило и Того, в Ком воплотилось. Но и Иисус, рожденный Марией, тем не менее и для меня есть в некотором смысле Бог, потому что Он вмещал в себя Бога. Я почитаю храм ради Обитающего в Нем; я почитаю видимого человека ради скрытого в Нем невидимого Бога. Я не отделяю Бога от видимого Иисуса; не разделяю части неразделяемого, разделяю естество, но соединяю поклонение». Свою идею Несторий пояснил еще таким примером: человек состоит из души и тела. Так как от родителей происходит только тело, а душа от Бога, то мать рождает собственно тело, ее можно назвать матерью человека, но нельзя назвать «душеродицею», хотя и несомненно, что она рождает одушевленное существо.
    Слушатели Нестория разделились одни одобряли его, другие осуждали.
    Константинопольский пресвитер по имени Прокл на одном из праздников в честь Богородицы постарался доказать, что такое имя вполне и по истине благоприлично Марии. В своей проповеди он между прочим сказал: «Мы веруем, что Христос не через постепенное восхождение к божественному естеству сделался Богом, но, будучи Богом, по Своему милосердию соделался человеком. Не говорим человек сделался Богом, но исповедуем, что Бог воплотился. Рабу Свою избрал для Себя в матери Тот, Кто по существу Своему не имеет матери… Если бы Христос был Кто-либо особый и Бог Слово — особый, то была бы уже не Троица, но четверица…»
    Проповедь заканчивалась обращением к Несторию: «Не разрывай одежды домостроительства… не раздирай соединения двух естеств, что бы тебе не быть отлучену от Бога». Смелый пример Прокла воодушевил ревнителей православия. Некто Евсевий, константинопольский адвокат, поместил у дверей храма свое воззвание с призывом «заградить путь еретику» и доказывал сходство учения Нестория с еретическим учением Павла Самосатского.
    От этих волнений и раздоров, возмущавших город, не оказался в стороне и императорский дворец. На одной его половине, где жил император, Несторий торжествовал — здесь никто не смел называть Марию Богородицей. Феодосий, которому архиепископ сумел представить и разъяснить несообразность этого наименования, был первым его сторонником. За ним, кто как мог, старались быть или казаться несторианами все придворные. Но на другой половине дворца, где жила сестра императора Пульхерия, положение было совершенно иное: здесь имя Нестория произносили с ужасом и едва терпели его присутствие.
    Нападки Нестория на Марию были только следствием его общего взгляда на природу Христа. Главное же понятие его вероучения состояло в том, что во Христе Божество и человек существовали по отдельности — каждое в своих свойствах, в своей ипостаси. Причем человеческое во Христе было настолько полно, что могло жить и развиваться как бы само по себе, вне зависимости от Божества. Отсюда видно, что человек Иисус являлся для Нестория не Богом в полном смысле этого слова, а только «храмом» для «живущего в нем Господа» или «сосудом» Божества.
    Соединение «лиц» Божества и человека в Христе Несторий определял как обмен и взаимообщение, как «взаимное пользование образами»: Бог Слово приемлет «лицо» человека и сообщает человеку свое «лицо». «Бог воплотился в человека, — писал Несторий, — и сделал его лицо Своим собственным лицом», принял в Себя «лицо» виновной природы. В том и состоит безмерность Божественного снисхождения, «что лицо человека становится Своим для Бога, и Он дает человеку Свое лицо» Божество пользуется лицом человека, а человек — лицом Божества. В этом смысле можно говорить о вселении Божества, о восприятии человечества. Человеческая природа выступает тогда как орудие Божества, как Богоносная по существу, ибо в Христе мы прежде всего исповедуем скрытого Бога.
    Единство двух естеств в Христе есть относительное, развивающееся. В детстве и юности Он не творит чудес и не имеет власти учить. Только после крещения и искушения в пустыне, возвысившись душою к Богу, Иисус окончательно приводит Свою волю в согласование с волей Бога. И лишь тогда Он получает власть и силу. Иными словами, «когда Он закончил подвиг собственного совершенствования среди всяческих искушений, Он начинает действовать ради нас», ибо Ему мало было собственной победы. При таком понимании природы Спасителя Несторий отчетливо противопоставлял имена: Бог Слово и Иисус Христос, смешивать которые он считал невозможным, так как этим смешиваются самые природы, каждая из которых имеет собственные свойства. Например, можно ли говорить о смерти Бога Слова? Несторий отвечал отрицательно и писал: «Если ты прочтешь весь Новый Завет, ты не найдешь там, чтобы смерть приписывалась Богу Слову, но только Христу…». То же самое в отношении рождения. Можно ли говорить о рождении Бога Слова, совечного Отцу?
    Мария никак не может считаться Богородицей. Она — Христородица, человекородица, на крайний случай — Богоприимица, ибо она родила Того, в Ком Бог. Бог «сошел с неба», «воплотился», но не родился от Марии. (Возникает вопрос: если Спаситель был для Нестория только человеком, хотя и соединенным с Богом, то что же в таком случае он понимал под спасением? Это не совсем ясно, но очевидно, что об обожении человека, как религиозном идеале, Несторий не мог и не решался говорить).
    Волнения и смуты, возбуждаемые новым учением, не ограничились одним Константинополем. По мере того как Несторий произносил свои беседы в разъяснение и оправдание своего учения, они немедленно публиковались и рассылались по всем направлениям, и повсюду, куда они доходили, возникали такие же горячие споры и раздоры, как в столице. В Антиохии и вообще в Сирии очень многие приняли сторону Нестория. Но в Александрии и в Риме несторианство встретило сильное противодействие.
    Главным оппонентом Нестория вскоре стал Кирилл, архиепископ александрийский, написавший несколько обстоятельных посланий с опровержением несторианства. В послании, адресованном лично Несторию, Кирилл, разбирая тайну Боговоплощения, писал: «Мы не говорим, что естество Слова, изменившись, стало плотью, ни того, что Оно преложилось в целого человека, состоящего из души и тела, но говорим, что Слово, соединив с Собою в единстве лица тело, одушевленное разумною душою, неизреченно и непостижимо для нашего ума стало человеком, сделалось сыном человеческим, не волею одною и благоволением, не восприятием только лица, а говорим, что естества, истинно соединенные между собой, хотя различно, но в соединении обоих этих естеств есть один Христос и Сын. Это мы представляем не так, что в этом соединении уничтожается различие естеств, но Божество и человечество, при неизреченном и неизъяснимом соединении, пребыли совершенными, являя нам единого Господа Иисуса Христа и Сына. Сущий и рожденный от Отца прежде веков по плоти родился и от жены… не так, что прежде родился от Св. Девы простой человек, а после сошел на него Бог Слово, но Слово соединилось с плотью в самой утробе, родилось от плоти, усвоив Себе плоть, с которой родилось…
    Таким образом, мы исповедуем Христа единым и Господом не так, как бы мы поклонялись Слову и вместе с тем поклонялись еще какому-то человеку, но поклоняемся единому и тому же…» Отсюда следовало, что все совершенное Богочеловеком, все факты земной жизни Христа не следует приписывать Божеству или человеку в отдельности, но обоим природам вместе в их гармоническом сочетании.
    Христос есть единственный центр всей жизни Богочеловека, а потому Его страдания есть собственные страдания Бога Слова, потому что страдала Его Собственная плоть, хотя Бог Сын по божеству Своему бесстрастен. Разбирая далее приведенный выше пример Нестория о человеческой душе и теле, Кирилл писал, что человек, конечно, состоит из души и тела, но это объединение не механическое (то есть нельзя сказать, что живой человек это просто «душа + тело»), но такое объединение, при котором они составляют живое единство. Такое же единство Божественного и человеческого в Богочеловеке Христе.
    Это и другие послания Кирилла раздражали Нестория. Умело действуя при дворе, он старался для борьбы с оппонентами заручиться поддержкой императора. Однако, Феодосий не стал прямо вмешиваться в догматический спор и постановил разрешить его на Вселенском соборе. Согласно его воле третий Вселенский собор открылся в 431 г. в Эфесе. На него съехались представители Александрийской, Иерусалимской и Константинопольской церквей. Долго ждали епископов из Антиохийской митрополии и из Рима. Прождав гораздо более назначенного срока, председательствовавший на соборе Кирилл решил открыть его заседания. Несторий, однако, отказался присутствовать на них до тех пор, пока не соберутся все епископы. Рассмотрев заочно его учение, 200 епископов признали его еретическим и отлучили Нестория от церкви. Между тем прибыли в Эфес сирийские епископы во главе с Иоанном Антиохийским. Они не только не признали решение собора, но, в свою очередь, осудили Кирилла и приняли решение о его низложении. Вскоре приехали легаты из Рима, от тамошнего архиепископа Целестина. Разобравшись в доводах сторон, они присоединились к Кириллу, после чего собор отлучил от церковного общения самого Иоанна с сирийскими епископами.
    Видя, что пожар церковной смуты усиливается с каждым днем, император Феодосии велел взять под стражу и Кирилла, и Нестория, а остальным епископам соединиться и найти какое-либо примеряющее решение. Но примирение не состоялось. Узнав о заключении Кирилла, монахи константинопольских монастырей во главе с архимандритами Далмацием и Евтихием с пением псалмов, с горящими светильниками и при многочисленном стечении народа отправились к дворцу императора и стали просить Феодосия, чтобы тот освободил Кирилла и подтвердил определения собора относительно Нестория. Эта демонстрация произвела на императора сильное впечатление, и он стал с этого времени решительнее поддерживать православных епископов. Низложенного Нестория отправили обратно в его антиохийский монастырь, а на его место поставили архиепископом Максимилиана.
    Сирийские епископы, после отъезда из Константинополя, собрали в Антиохии поместный собор, на котором было выработано более точное исповедание веры. В нем говорилось, что Господь Иисус Христос совершенный Бог и совершенный человек и что на основании неслитного в нем единения Божества и человечества Пресвятая Дева Мария может быть названа Богородицей. Кирилл, когда ему переслали это исповедание, нашел его православным и подписался под ним. Таким образом, церковный мир был восстановлен.
    Судьба Нестория после его низложения была печальной. Поначалу его заключение в монастыре Св. Евпрепия близ Антиохии было прикрыто знаками почтения. Но 435 г.
    Иоанн Антиохийский подал в столицу представление, что Несторий настаивает на своем богохульстве и совращает многих от веры. Вследствие этого издан был указ о том, чтобы все книги ересиарха были сожжены, а все собрания несториан — закрыты.
    Самого Нестория приговорили к ссылке сначала в Петру (уединенный город на границе с Аравией), а потом в Великий оазис на самом краю Ливийской пустыни.
    Место это, окруженное океаном раскаленных песков, обыкновенно служило местом заключения для опасных государственных преступников. Спустя несколько лет на оазис совершили набег кочевники-блеммийцы. Несторий был захвачен в плен, но потом отпущен, как ни на что не годный старик. С трудом он добрался до византийских владений и сдался приграничному чиновнику. Тот был чрезвычайно обеспокоен грузом свалившейся на него ответственности, старался не спускать с Нестория глаз и постоянно перевозил его с собой с места на место. Утомленный скитаниями, Несторий однажды упал с лошади и сильно ушиб себе бок. В месте ушиба началась гангрена. По свидетельству церковного историка Евагрия, все тело ересиарха подверглось гниению, а язык был изъеден червями. Наконец, в сильнейших мучениях, он в 440 г. испустил дух.
    Но ересь, посеянная Несторием, не умерла вместе с ним. Не все сирийские и месопотамские епископы согласились с исповеданием антиохийского собора.
    Поскольку в византийских владениях несториане подвергались гонениям, они нашли убежище в персидской части Месопотамии. В 499 г. ктесифонский епископ Бабей созвал в Селевкии собор персидских христиан, на котором было формально объявлено об отделении персидской церкви от церкви греко-римской империи. Во главе нее встал католикос. Кроме догматических разностей персидско-несторианская церковь со временем допустила у себя разности в церковном устройстве. Так, здесь был дозволен брак не только священникам, но и епископам. Из Персии несторианство проникло в Индию, где его последователи получили название фомитов (по имени своего учителя Фомы).

Св. Антоний Великий

   
   
    Христианские аскеты существовали едва ли не с самых первых лет возникновения церкви. В III в. многие из них жили в своих семействах или, по крайней мере, в обыкновенном обществе, нисколько не думая обособляться от него. Часто христианские аскеты проживали в городах или деревнях, иногда в их окрестностях, в каком-нибудь уединенном месте, где проводили жизнь в одиночестве, но принимая участие в общей религиозной жизни. Все эти проявления аскетизма еще нельзя считать подлинным монашеством, история которого начинается только с подвига египетского святого Антония Великого. Он был первым из христианских праведников, кто не только отделился, но и в подлинном смысле ушел от обитаемого мира, всецело посвятив себя одному только Богу.
    Родился Антоний в 251 г. в деревне Кома в Среднем Египте. Его отец и мать были люди благородные и не бедные, известные своим христианским благочестием. Сам Антоний еще с детства сторонился людского общества. Его, к примеру, никогда не могли заставить посещать школу, так что он всю жизнь оставался неграмотным, не писал по-гречески и не умел читать даже по-коптски. Однако чужое чтение Священного Писания он выслушивал с таким глубоким вниманием, что не забывал решительно ничего. Постепенно память стала заменять ему сами священные книги. К подвигу отшельничества Антоний был обращен, как принято считать, Самим Богом. Однажды он вошел во время богослужения в храм и услышал там слова из Евангелия: «Если хочешь быть совершенен, иди продай имение свое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и поди и следуй за мной». Слова эти произвели на Антония огромное впечатления, и при первой возможности он именно так и поступил. После смерти своих родителей (около 270 г.) он продал все свое имение, поместил в дом девственниц сестру, которая оставалась на его руках и была моложе его, и стал вести аскетическую жизнь.
    В то время в Египте пустожительство еще не было распространено, но всякий, кто желал служить Христу и спасаться, упражнялся в добродетели, уединившись где-либо вблизи от своего селения. По примеру других аскетов Антоний сначала жил у ворот своего дома, потом поселился в пещере недалеко от места своего рождения. Уже в эту пору ему пришлось выдержать упорную борьбу с бесами. Дьявол не раз смущал его сладостными мечтаниями, страхом и приведениями, шумом, голосами и воплями среди ночи. Много раз он принимал образ прекрасной женщины и всячески старался возбудить в Антонии страсть. Святой твердо противился этому искушению, и когда дьявол влагал ему нечистые помыслы, прогонял их непрерывной молитвой. Приучая себя постепенно к еще более суровой жизни, он многие чрезвычайные подвиги служения Богу сделал привычными для себя. Каждый день он постился до захода солнца и все ночи проводил в молитве. Иногда Антоний вкушал пищу лишь через два дня и только на четвертую ночь забывался сном. Питался он хлебом и солью, запивая их небольшим количеством воды; постелью ему служила рогожа или власяница, а иногда — и голая земля. Масла он вовсе не употреблял, мясо и вино — тоже.
    Когда Антоний подготовил себя к более суровой жизни, он поселился среди находившихся неподалеку от селения гробниц, упросив прежде одного из знакомых, чтобы тот в известные дни приносил ему пищу. Тот запер его в одной из гробниц и ушел. В первую же ночь бесы напали на святого и избили его до полусмерти, так что он едва остался жив, однако не пожелал уйти из гробницы. В следующую ночь бесы ополчились на отшельника с новой силой. Вдруг раздался такой гром, что место это поколебалось в самом основании и стены распались. Тотчас в жилище Антония ворвалось множество демонов, явившихся в виде призраков львов, волков, ядовитых змей, скорпионов, рысей, медведей, и каждый из этих призраков обнаруживал свою ярость соответственным его виду способом: лев рычал, готовясь растерзать Антония, буйвол устрашал своим ревом и рогами, с шипением извивались змеи, стремительно бросались волки. Однако Антоний не впал в страх, сохранив бодрость и ясность ума. Как бесы ни старались, они не имели никакого успеха и сами были побеждены твердостью святого. Взглянув вверх, Антоний увидел, что свод гробницы раскрылся над ним и к нему нисходит, рассеивая тьму, светлый луч. С появлением света демоны исчезли, гробница же, которая распалась при их появлении, снова оказалась невредима. Обратив лицо к свету, Антоний спросил: «Где Ты был, милосердный Иисус? И почему не пришел Ты с самого начала?» И тут он услышал голос: «Антоний! Я был здесь, но желал видеть твое мужество. Теперь же, когда ты твердо выдержал борьбу, Я всегда буду помогать тебе».
    Оправившись после побоев, Антоний решил оставить свое родное селение и жить вдали от людей, посреди пустыни. Переправившись через Нил, он нашел в горах Аравийской цепи какое-то пустое огороженное место — остатки древней крепости — полное всякого рода ядовитых гадов и змей, но с небольшим источником воды. Это было в 285 г. Антоний заложил камнями вход и остался здесь в полном одиночестве, никогда сам не выходя и никого к себе не пуская. Два раза в год друг приносил ему запас хлеба на шесть месяцев, который он принимал через кровлю. С приносившим он не говорил ни слова. Таким образом в непрерывной борьбе с бесами и вдали от людей Антоний прожил двадцать лет.
    Слух об этом небывалом подвиге постепенно распространился по всему Египту. Около 305 г. у жилища Антония собралось много лиц, желавших подражать его подвижнической жизни. Поскольку он поначалу не хотел общаться с ними, эти люди насильно разломали вход в его жилище. С этого времени преподобный Антоний поневоле сделался наставником, пастырем, учителем подвижнической жизни и вождем на пути к небу. У него явилось бесчисленное множество учеников, которых он склонил к отречению от мира и от самих себя. В течение непродолжительного времени образовалось несколько монастырей, в которых он с любовью руководил иноками. Однажды братья, собравшись, стали просить, чтобы он дал им устав иноческой жизни, но Антоний отказался, считая, что Священного Писания для этого вполне достаточно. Он, впрочем, вел много душеспасительных бесед с братией и давал полезные наставления. Некоторые из них были записаны и стали потом широко известны.
    Антоний говорил, что в земной жизни цена покупаемой вещи бывает равна тому, чего она стоит, и не более того получает продавец. Но обетование вечной жизни приобретается за слишком малую цену: оно дается нам за жизнь краткую и временную. Если бы мы даже прожили, трудясь на служении Богу, восемьдесят или сто лет, все же в будущей жизни нам предстоит царствовать ни какое-либо ограниченное время, но вечно, и не землю мы получим в обладание, а небо. Поэтому отрекшиеся от мира не должны думать, что они оставляют нечто великое. Ибо по сравнению с небесными благами вся земля ничтожна и мала. Все земные богатства итак будут отняты у нас смертью, поэтому христиане не должны заботиться о том, чего, умирая, не смогут взять с собой. Гораздо лучше (и разумнее) всеми силами души стремиться к тому, что возводит нас по смерти на небо: к премудрости, к целомудрию, справедливости, добродетельной жизни, нищелюбию и твердой вере в Христа. Праведник в любой момент должен быть готовым предстать перед лицом Господа и потому всегда должен помнить о смерти. Антоний говорил: «Вставая ото сна, не будем надеяться дожить до вечера и, отходя ко сну, будем помнить, что, быть может, не доживем до утра; не будем забывать, что мера нашей жизни нам неизвестна и что мы всецело во власти Божией. Проводя так каждый день, мы не будем ни грешить, ни обольщаться какими-нибудь пагубными пожеланиями, ни собирать себе земных богатств».
    Особенно подробны были наставления святого Антония относительно борьбы с демонами: «Самим Богом указано нам с неослабным вниманием следить всегда за тем, что происходит у нас в душе, потому что у нас есть очень хитрые в борьбе враги — разумею демонов — и нам, по словам апостола, предстоит непрестанная борьба с ними. Бесчисленное множество их носится в воздухе, целые полчища врагов окружают нас со всех сторон. Я не мог бы разъяснить вам все различия между ними; скажу кратко о тех известных мне способах, какими они пытаются обольщать нас. Прежде всего мы должны твердо помнить то, что Бог не виновник зла и что демоны сделались злыми не по Его воле: такая перемена в них произошла не по природе, а зависела от их собственной воли. Как созданные благим Богом, они первоначально были добрыми духами, но за самопревозношение были низвергнуты с неба на землю, где, коснея во зле, обольстили народы ложными мечтами и научили их идолопоклонству; нам же, христианам, они безмерно завидуют и непрестанно поднимают против нас всякое зло, опасаясь, что мы наследуем их прежнюю славу на небесах… Я видел от демонов много коварных обольщений и говорю вам об этом, как детям, чтобы, имея предупреждение, вы могли сохранять себя среди таких же искушений. Велика злоба бесов против всех христиан, в особенности же — против иноков и девственниц Христовых: они всюду расставляют им в жизни соблазны, силятся развратить их сердца богопротивными и нечистыми помыслами. Но никто из вас пусть не приходит от этого в страх, так как горячими молитвами к Богу и постом бесы немедленно изгоняются…
    Хитро изменяя способы борьбы, они, если не могут прельстить человека помыслами, пытаются обольстить или запугать его призраками, принимая образ то женщины, то скорпиона, то превращаясь в какого-нибудь великана высотой с храм, в целые полки воинов или в какие-либо другие призраки, которые все исчезают по первом же совершении крестного знамения… Великую силу, возлюбленные братья, имеют против дьявола чистая жизнь и непорочная вера в Бога. Поверьте моему опыту — для сатаны страшны бодрствования живущих по воле Божией людей, их молитвы и посты, кротость, добровольная нищета, скромность, смирение, любовь, сдержанность, больше же всего — их чистосердечная любовь ко Христу… Однажды они явились ко мне в весьма светлом виде и стали говорить: «Мы пришли, Антоний, чтобы дать тебе свет». Но я зажмурил свои глаза, чтобы не видеть дьявольского света, начал молиться в душе Богу, — и богопротивный свет их погас… Часто вокруг меня слышались крики, пляски и звон, но, когда я начинал петь, крики их обращались в плачевные вопли, и я прославлял Господа, уничтожившего их силу и положившего конец их неистовству… Однажды я видел дьявола в образе необычайного великана, который осмелился сказать о себе: «Я — Божия сила и премудрость». И обратился ко мне с такими словами: «Проси у меня, Антоний, чего хочешь, и дам тебе». Я же в ответ плюнул ему в уста и, вооружившись Христовым именем, всецело устремился на него, и этот великан на вид тотчас растаял и исчез у меня в руках… Бесы часто пытались прельстить меня в пустыне являвшимся вдруг призраком золота… Не скрою и того, что демоны много раз принимались бить меня. Но я терпеливо переносил побои и лишь восклицал: «Никто не может отлучить меня от любви Христовой!»
    В 311 г. император Максимин подверг жестокому гонению египетских христиан. Тогда Антоний вместе со многими монахами в первый раз за много лет покинул место своего уединения и явился в Александрию. Он открыто ухаживал за мучениками, когда они были в оковах, сопровождал их на суд и на казнь, укрепляя и поддерживая в них веру. Однако никто из гонителей не осмелился поднять на него руку. Когда гонения прекратились, Антоний возвратился в свой монастырь и продолжил свои подвиги. Слава его к этому времени вышла далеко за пределы Египта. Отовсюду стекались к нему убогие и молящиеся, и многие из них получали от святого исцеление. Но постепенно Антоний стал тяготиться посетителями, так как их многочисленность препятствовала ему пребывать в излюбленном им безмолвии.
    В 312 г. святой решил тайно удалиться еще дальше в пустыню. Он пристал к проходившему мимо купеческому каравану бедуинов и через три дня дошел вместе с ним до высокой горы, из-под которой вытекал источник хорошей воды. Поблизости росло несколько диких финиковых пальм. Антонию понравилось это место, и, взяв у спутников несколько хлебов, он распростился с ними и поселился на этой горе в пещере. Братья вскоре узнали о новом месте проживания Антония и стали присылать ему хлеб. Не желая, впрочем, жить за счет труда других, он вскопал поле, засеял его, провел воду и в дальнейшем имел свой хлеб и свои овощи.
    На новом месте Антонию также пришлось пережить упорную брань с бесами, которые всячески старались изгнать его. Не раз они являлись к нему в виде диких зверей и чудовищ, но Антоний всегда прогонял их молитвами и именем Христовым. Однажды ночью к нему был голос свыше: «Встань, Антоний, выйди и посмотри!» Антоний вышел и, подняв кверху свой взор, увидел кого-то страшного и настолько высокого, что голова его касалась облаков; увидел он и какие-то другие существа, как бы окрыленные, которые стремились подняться к небу. Страшный великан протягивал руки и пытался преградить им путь, причем одних он действительно схватывал и бросал вниз, другие же, минуя его, смело улетали вверх. Тут Антоний осознал, что восходящие на небо — это человеческие души, а страшный великан — это дьявол, который препятствует им, причем грешников ему удается удерживать в своей власти, на святых же сила его не распространяется.
    Всю свою жизнь Антоний строго держался православия. Когда египетскую церковь стала потрясать арианская ересь, он в 338 г. во второй раз оставил место своего уединения и явился в Александрию. Здесь, при огромном стечении народа и перед александрийским епископом, он проклял ариан, назвав их предтечами Антихриста.
    Таким образом, он очень многих удержал от уклонения в ересь. Утвердив православие и совершив множество чудесных исцелений, Антоний вернулся в пустыню.
    О своей предстоящей кончине святой заблаговременно предупредил учеников, которые в последние годы жили неподалеку от его келий у подножия горы. Антоний дал им последние увещевания и наставления и тихо скончался в январе 356 г. на 105 году жизни. Согласно его завещанию, он был похоронен в тайном месте, так что никто не знает о месте его погребения.

Через тысячу лет после смерти Эхнатона Египет был завоеван Александром Македонским и широко открылся влиянию греческой культуры. Новая столица страны — Александрия — вскоре превратилась в один из важнейших центров античной философии и просвещения, затмив в этом отношении даже греческие Афины. Все стороны жизни египтян оказались тогда под сильным иноземным влиянием. Не избежала новых веяний даже их традиционная древняя религия — наряду с почитанием старых богов утверждались новые культы, древние мифологические и религиозные представления сменялись другими. Именно в эту эпоху в Египте возникает и распространяется своеобразное религиозно-философское учение герметиков. История его зарождения и развития остается во многом неясной. Известно только, что с первых веков нашей эры, если не раньше, в Египте стали появляться небольшие трактаты на греческом языке, в которых главную роль, то ли в виде автора этих трактатов, то ли в виде источника новой мудрости, играл Гермес Трисмегист («Трижды великий»). Из множества ходивших в то время «герметических» сочинений до нашего времени дошло лишь 18 трактатов. Содержание их весьма пестрое. Среди книг религиозного и морального содержания есть несколько раскрывающих чисто философские темы.
    Наиболее важен для понимания герметизма как религиозного учения первый трактат — «Поймандр», в котором сам Мировой Разум (называемый здесь Поймандром, то есть «Пастырем мужей») беседует с неким пророком Гермесом, а этот пророк — с другими людьми. Книга начинается с описания того, как Божество является автору, чтобы преподать ему высшую мудрость. «Однажды, — пишет Гермес, — когда я начал размышлять о сущем, мысль моя витала в небесах, в то время как мои телесные ощущения были притуплены, как в тяжелом сне, который наступает вслед за пресыщением пищей или большой усталостью. Мне показалось, что Некто Огромный, без определенных очертаний предстал передо мной, окликнул меня по имени и сказал мне: «Что желаешь ты услышать и увидеть, постигнуть мыслью и знать?» «А кто ты? — спросил я. «Я, Поймандр, Высший Ум. Я знаю, чего желаешь ты, и повсюду Я с тобой». «Я желаю, — сказал я, — изучить вещи, понять их природу и постигнуть Бога — вот о чем я хотел бы услышать». «Прими же в свою мысль все то, что ты желаешь знать, — сказал Он мне, — Я тебя научу»…».
    И далее Поймандр раскрывает перед Гермесом величественную картину мироустройства. Прежде всего, речь идет о сотворении мира. Гермесу в его видении открывается, что от Бога, который представляется ему как «Свет, мягкий и приятный, пленяющий взгляд», отделяется тьма «жуткая, мрачная, завивающаяся в спирали, подобно змеям». Эта тьма, как разъясняется дальше, есть неорганизованная материя. На следующем этапе в эту материю из Света опускается Святое Слово — Сын Божий. «Ум, Бог, объединяющий мужское и женское начала, который есть жизнь и Свет, — поясняет Поймандр, — сотворил Своим Словом иной созидающий Ум — Демиурга, бога огня и дыхания, который создал затем семь Управителей, объемлющих в своих кругах мир чувственный и управляющих им с помощью того, что называют Судьбой». Усилиями этих Управителей «вода и земля были отделены друг от друга по воле Ума, и земля выпустила из своего лона тварей, которых она в себе содержала: четвероногих, пресмыкающихся, животных диких и домашних». Венцом миротворчества является создание Человека. Гермес пишет: «Ум, Отец всего сущего, который есть жизнь и Свет, породил Человека, подобного Ему Самому, и возлюбил его, как Собственное дитя. Своею красотою Человек воспроизводил образ Отца; Бог действительно полюбил Свое подобие и отдал Человеку все Свои творения».
    Этот Первочеловек был существо настолько совершенное, что вполне равнялся самому Богу. Но когда он познал красоту породившего его света, ему тоже захотелось творить. Для этого он обратился к тому материальному миру, который был создан Демиургом. И это желание стало причиной его падения. О том, как это случилось, Гермес говорит очень кратко и неясно. Увидев в Природе прекрасный образ Бога, который был всего лишь только его отражением, Человек воспылал к ней любовью и пожелал поселиться в ней. «И в то же мгновение, как он этого возжелал, — пишет Гермес, — он это и совершил… Природа заключила его в объятия, и они соединились во взаимной любви. Вот почему единственный из всех существ, живущих на земле, Человек двояк: смертен телом и бессмертен по своей сущности…».
    На этом положении строилась этика герметизма: если любовь лишила человека бессмертия, то он может обрести его вновь лишь путем отвращения от любви и всего того, что с нею связано. Отсюда шла проповедь отвлечения от чувственности и проповедь аскетизма. Богу совсем небезразлично, как человек проживает свою жизнь. После кончины различных людей ожидают различные судьбы. Поймандр говорит: «Что касается неразумных, порочных и злых, завистливых и алчных, убийц и безбожников, Я далек от них и предоставляю их демону мстителю, который, применяя к заслужившему это человеку огненную иглу, изливает в его органы чувств всепроникающий огонь, все больше и больше толкает его (человека) на зло, дабы усугубить его наказание, и непрерывно разжигает его страсти ненасытными желаниями, питает их и раздувает в грешнике неугасимое пламя, поглощающее его».
    Что касается людей праведных, то, расставшись со своим телом, они возносятся через семь небесных сфер к восьмой сфере и восходят к самому Богу, но не просто сливается с ним, а как бы рождается в Боге. «Таково конечное благо тех, кто владеет Знанием, — говорит Поймандр, — стать Богом».
    В этом суть Откровения Божественного Разума Гермесу, преподанное ему для просвещения человечества. «И я начал проповедовать людям красоту религии и Знания», — пишет далее Гермес. Трактат заканчивается его страстным обращением к ближним: «О народы, люди, рожденные на земле, погрязшие в пьянстве, сне и незнании Бога, отрезвитесь, встряхнитесь от вашего беспутства и чувственного оцепенения, пробудитесь от вашего отупления!.. Почему, о люди, рожденные из земли, вы предаете себя смерти, когда вам позволено обрести бессмертие. Раскройтесь, вернитесь к себе самим, вы, блуждающие, чахнущие в невежестве, отдалитесь от света сумрачного, приобщитесь к бессмертию, раз и навсегда отвергая порок».
    В других трактатах дополняются и проясняются положения первого. Так, трактат № 6 развивает мысль о том, «что благо только в Боге, а кроме Его — нигде». Бог, мир, человек — такова герметическая троица. Причем Бог — безусловно благ; мир — безусловно зол, а человек, исходящий из обоих, — и благ и зол. С Богом он общается путем разума и мышления, с миром — посредством чувствования. Если человек сумел отрешиться от чувствований и отдать себя разуму, то он восходит к Богу и воссоединяется с ним. Если же он отдает себя чувствованиям, то его душа остается на земле, переселяясь все в новые и новые человеческие тела.
    Хотя история изучения герметических текстов насчитывает несколько столетий, многое в них остается для нас загадкой. Прежде всего встает вопрос: как могло случиться, что хорошо известный из мифов Гермес, занимавший в греческой религии пусть важное, но все же служебное положение, смог приобрести такое большое значение для египетских греков, что стал главной фигурой в новом вероучении?
    Считается, что произошло это лишь после того, как александрийские и киренаикские греки объединили в своих представлениях греческого Гермеса с египетским Тотом, основателем письменности, счисления и вообще наук и искусств. Как и греческий Гермес этот ибисоголовый бог сопровождал души умерших в преисподнюю. Видимо, это сходство функций послужило поводом к их сближению. (В некоторых герметических трактатах Тот выступает как сын и ученик Гермеса).
    Судя по большому количеству упоминаний о нем разных авторов, герметизм имел много сторонников среди ученых эллинов как в Египте, так и в Греции. Но массовой религией он никогда не был. Сложная символика и холодная аллегоричность не позволила ему распространиться в народе. Кроме того, ему явно не доставало той пламенной веры в непреложность Откровения, которая обеспечила победу возникшему в то же время христианству. Авторы поздних герметических трактатов жили в ту эпоху, когда христианство стало широко распространяться по Римской империи. И, хотя прямых выпадов против него в «Герметическом корпусе» нет, скрытая полемика между двумя вероучениями имеет место. Что касается христиан, то они относились к герметизму с уважением, так как находили в нем много общего с собственными представлениями. Так, в Святом Слове они видели Бога Сына, а в Уме-Демиурге находили много общего с Богом Духом Святым. Действительно, герметическая троица очень походила на христианскую. Поэтому книги Гермеса Трисмегиста пользовались большим авторитетом на протяжении первых веков существования христианской церкви. Потом они вышли из оборота и пребывали в забвении вплоть до эпохи Возрождения.
    Впрочем, влияние Гермеса не исчерпывалось областью религии и философии. Помимо боговдохновенных книг, в которых шла речь о важнейших вопросах бытия и мироздания, в древности ходило множество трактатов по магии, астрологии и алхимии, также приписываемых этому пророку. Этот так называемый «низкий герметизм» был очень популярен в Средневековье как на Востоке, так и на Западе.
    Все позднейшие сочинения алхимиков, астрологов и разного рода оккультистов были основаны на трактатах Гермеса.

Мартин Лютер

   
   
    Великий немецкий реформатор родился в ноябре 1483 г. в Эйслебене, главном городе тогдашнего графства Мансфельд в Саксонии. Родители его были бедные крестьяне из деревни Мера того же графства, незадолго до того переселившиеся в город, чтобы искать заработка на местных рудниках. Маленькому Мартину было шесть месяцев, когда они из Эйслебена переехали в городок Мансфельд, славившийся своими рудниками. Здесь Лютер провел первые 14 лет своей жизни. Несмотря на скудость средств, отец постарался дать своему первенцу приличное образование и, когда Мартину минуло семь лет, отдал его в Мансфельдскую школу. Позже Лютер с тяжелым сердцем вспоминал годы своего ученичества, ибо они стали сплошной чредой испытаний, унижений и наказаний. К тому же система образования была построена здесь так бестолково, что, проучившись семь лет, он, кроме чтения и письма, научился только десяти заповедям, символу веры, молитвам, грамматике и духовному пению. В 1497 г. родители отправили четырнадцатилетнего Мартина в Магдебург для поступления в тамошнюю францисканскую школу, а через год перевели его в Эйзенах.
    И там и здесь Лютер жестоко бедствовал и должен был поддерживать свое существование нищенством. Он уже подумывал о том, чтобы бросить учебу и, по примеру отца, добывать хлеб, работая в рудниках, но тут судьба в первый раз улыбнулась ему. Жена богатого эйзенахского гражданина Котта, Урсула, сжалилась над несчастным подростком и взяла его в свой дом. Это обстоятельство повлияло на всю дальнейшую жизнь Лютера. По окончании эйзенахской школы, он в 1501 г поступил на философский факультет Эрфуртского университета. Одаренный прекрасной памятью и живым восприимчивым умом, он быстро усваивал знания и скоро стал обращать на себя всеобщее внимание.
    В 1503 г Лютер получил степень бакалавра и с нею право читать лекции по философии. По желанию отца он начал заниматься юриспруденцией, хотя его самого гораздо больше влекло богословие. Следуя призванию, он самостоятельно изучил труды многих отцов церкви. Однако наибольшее впечатление произвела на него Библия, на которую он случайно наткнулся в университетской библиотеке. В 1505 г Лютер получил степень магистра, но затем сразу неожиданно для всех оставил университет и ушел в монастырь. Говорят, что на такой шаг подвигла его внезапная смерть одного друга, погибшего от удара молнии. Мысль о том, что он сам может так же внезапно уйти из жизни и предстать перед Богом со множеством неискупленных грехов, до глубины души поразила Лютера.
    Монахи августинского монастыря, где молодой человек начал свои подвиги, наложили на него много обязанностей, желая излечить новичка от гордости. Лютер должен был прислуживать старшим, исполнять обязанности привратника, заводить башенные часы и подметать церковь. А когда у него выдавалась свободная минута, монахи немедленно отсылали его в город собирать милостыню. Впрочем, Лютер не только исполнял все, что предписывалось ему уставом, но наложил на себя еще множество аскетических ограничений в еде, одежде и сне. Позже Лютер признавался, что хотел в те годы «приступом взять царство небесное». Через год его постригли под именем брата Августина, а в начале 1507 г он принял священство.
    Монашество не положило конец его ученой карьере. В 1508 г, по рекомендации генерального викария ордена Св Августина Штаупица, саксонский курфюрст Фридрих Мудрый пригласил Лютера в незадолго до того основанный им Виттенбергский университет. Сначала Лютер преподавал здесь диалектику и физику Аристотеля, но уже в 1509 г, получив степень библейского бакалавра, был допущен к чтению лекций о Священном Писании. В 1512 г Лютер стал доктором богословия с правом толкования Библии. Чтобы лучше вникнуть в смысл Писания, он всерьез занялся греческим и еврейским языками. С 1516 г он начал проповедовать для народа в соборной Виттенбергской церкви. Именно на этом поприще необыкновенное дарование Лютера раскрылось во всей своей полноте. Успех его проповедей был громадный, и они неизменно собирали толпы народа.
    Во всем, чем в то время занимался Лютер, он выступал как правоверный католик. Поэтому разрыв его с папством, последовавший в 1517 г и имевший такой колоссальный резонанс во всем католическом мире, для многих оказался полной неожиданностью. Но конечно, обращение его не было мгновенным, сомнения нарастали в Лютере постепенно, по мере изучения Священного Писания и теологии. Немаловажное значение имело и личное знакомство с нравами, которые царили при папском дворе.
    Еще в 1511 г по делам ордена Лютер совершил поездку в Рим. Позже он писал, как неприятно поразили его нечестивость римлян, алчность и откровенный разврат духовенства, царившие в городе, который претендовал на звание христианской столицы мира. Однако, ни сразу по возвращении, ни позже Лютер не выступал с критикой папства.
    Поводом для разрыва послужил частный вопрос о торговле индульгенциями.
    Продажа индульгенций, являвшихся как бы удостоверением об отпущении грехов, практиковалась церковью давно. Но с XIV в. папы, нуждаясь в деньгах, стали все более бессовестно эксплуатировать этот источник дохода Папа Лев X, которому нужны были деньги для того, чтобы завершить постройку грандиозной базилики Св. Петра, издал в 1517 г. буллу о всеобщем прощении грехов. Множество папских эмиссаров, торговавших индульгенциями, разъехались после этого по всей Европе.
    Немалая часть их двинулась в Германию, так как набожность и простодушие здешних жителей были хорошо известны. В Лейпциге обосновался доминиканец Тецель. В пламенных речах он восхвалял народу чудодейственную силу своего товара, и торговля его шла очень бойко. (Сообщают, что у Тецеля была особая такса для каждого вида преступления 7 — червонцев за простое убийство, 10 — за убийство родителей, 9 — за святотатство и т. д.). Образованные люди негодовали против этого явного мошенничества, но никто не имел смелости выступить открыто, ибо продажа индульгенций освящалась самим папой.
    Лютер тоже не сразу решился высказать свой протест. Только летом 1517 г, когда Тецель прибыл в находившийся неподалеку Ютербок и стал продавать индульгенции прихожанам Лютера, тот не выдержал. В своих проповедях он провозгласил, что отпущение грехов дается только людям, искренне раскаявшимся и живущим согласно заповедям Божиим и что лучше давать деньги нищим, чем платить за индульгенцию. Не довольствуясь этим, он 31 октября, накануне праздника Всех Святых, составил 95 тезисов против практики отпущения грехов за деньги и прибил их к воротам своей церкви. В этих знаменитых тезисах Лютер доказывал, что покаяние требует внутреннего перерождения человека и что всякий внешний акт для примирения с Богом, в виде денежной жертвы и тому подобного, недействителен, папа не имеет ни силы, ни власти отпускать таким образом грехи, он может только заступиться своими молитвами за души грешников, но услышать его или нет, зависит от Бога, всякий истинно раскаявшийся христианин получает полное отпущение грехов без всякой индульгенции благодаря единственно благодати Божией.
    Тезисы не содержали в себе ничего принципиально нового. Все поднятые Лютером вопросы уже неоднократно обсуждались богословами разных стран. Но то были большей частью кабинетные споры, далекие от народа. Теперь вопрос был отдан на суд толпе, заинтересованной в его разрешении. Именно поэтому впечатление, произведенное тезисами, оказалось громадным. Первоначальный текст писался по-латыни, но вскоре появились немецкие переводы. Тезисы перепечатывали, переписывали от руки и рассылали в разные концы страны. Не прошло и двух недель, как они обошли всю Германию, а еще через две недели стали известны всему католическому миру. Везде — в хижинах бедняков, лавках купцов, кельях монахов, дворцах князей — только и было разговоров, что о знаменитых тезисах и смелости дотоле никому неизвестного виттенбергского монаха.
    В апреле 1518 г. Лютер выпустил небольшое сочинение «Resolutiones», в котором развил идеи, высказанные в «Тезисах». По поводу отпущения грехов он писал здесь, что хотя Бог и дарует его через служителя церкви, но дарует лишь через одну веру в божественную благодать, причем само прощение может быть выражено и устами простого мирянина. Из этого логически следовало, что отпущение, даваемое священником, и само таинство не приносят исповедующемуся никакой пользы, если он внутренне не проникся верой. С другой стороны, истинно верующий мог получить прощение от Бога и в том случае, если священник самовольно отказывал ему в отпущении. Так Лютер сделал спасение каждого его личным делом, независимым от воли других людей.
    Исходной точкой всей догматики Лютера является учение об оправдании, связанное с христианским догматом о первородном грехе. Человеческая природа, — учит христианство, — вследствие грехопадения Адама испортилась: человек родится в грехе, с наклонностью к греху; его разум и воля не в силах возвести его на высоту, утраченную первым человеком. Для спасения человечества и явился Иисус Христос, искупивший Своей крестной смертью первородный грех и открывший таким образом человечеству возможность спасения. Но какими путями достигнуть этого спасения? В противоположность католическому учению, в котором большая роль отводилась внешней стороне религиозной жизни (добродетельному поведению, молитвам, обрядам, таинствам и т. п.), Лютер учил, что оправдание человека совершается одной верой в милосердие Божие. Соблюдение заповедей остается непременной обязанностью христианина, но само по себе, без веры, не имеет никакого значения в деле спасения. Это не значило, конечно, что Лютер отрицал необходимость добрых дел; просто он считал, что добрые дела являются естественным следствием искренней веры.
    В Риме не сразу оценили серьезность германских событий. Ждали, что шум, поднятый выступлением Лютера, стихнет сам собой. Когда же этого не произошло, папа велел создать комиссию для разбора сочинений Лютера, а самого его вызвать на суд.
    Саксонскому курфюрсту удалось добиться рассмотрения дела в Германии. Лютеру велели явиться в Аугсбург, где в это время заседал императорский сейм. Туда же приехал папский легат Каетан. Но эта встреча не имела никаких результатов. На сейме обсуждалось требования папы о значительных субсидиях, которые германские государи должны были выделить ему для организации похода против турок.
    Требование Льва вызвало сильное недовольство князей, и легат не решился еще больше обострять положение, раздувая дело Лютера.
    Между тем учение последнего завоевывало в Германии все больше сторонников. Через два года его поддерживало множество немецких ученых и богословов. Десятки типографий печатали его произведения. Каждое новое сочинение Лютера мгновенно распространялось по стране и шло нарасхват. Воодушевление нации росло. Около сотни рыцарей, во главе с известным гуманистом Ульрихом фон Гуттеном и его другом Францем фон Зиккингеном, предоставили в распоряжение Лютера свои замки, пообещав защищать его от любых посягательств. Эта поддержка была очень важна для Лютера, который боялся, что Рим поступит с ним так же, как в свое время с Гусом.
    С этого времени он мог не опасаться мести папы и свободно высказывать свои взгляды. В феврале 1520 г. он писал в одном из писем: «Для меня жребий брошен. Я презираю ярость римлян, как и их благосклонность. Я не хочу во веки веков примириться с ними, ни иметь с ними что-нибудь общее. Пусть осуждают и сжигают мои книги; в возмездие за это я осуждаю и публично сожгу все папское право, эту Ларнейскую гидру ереси».
    В августе 1520 г. вышло в свет знаменитое послание Лютера «Его императорскому величеству и христианскому дворянству немецкой нации», в котором были доведены до логического конца его взгляды на священство. Лютер писал, что все члены церкви — как духовные, так и миряне — являются христианами и имеют одинаковые права. Так называемое духовенство отличается от мирян лишь тем, что оно избрано «ведать в общине Слово Божие и таинства». Таким образом, все различие между теми и другими заключается только в должности, и если священник почему-либо отстранен от своей должности, он становится таким же крестьянином или бюргером, как и другие. И поскольку папа не стоит в духовных делах выше всякого другого истинного христианина, то и последний может понимать Священное Писание не хуже его. Далее Лютер в 26 параграфах перечислял недостатки современной церкви, требующие реформы. Прежде всего он энергично восставал против светской политики и роскоши пап, величающих себя наместниками Христа, хотя Господь странствовал по земле в бедности. Он протестовал против присяги епископов, из-за которой они попадают в рабскую зависимость от Рима. Далее Лютер требовал отмены безбрачия духовенства и если не уничтожения, то, по крайней мере, значительного ограничения монашества.
    Воплощение этих положения в жизнь привело к настоящему перевороту в жизни священников. Многие монастыри опустели; духовные пастыри, в особенности из близкого к Лютеру круга, один за другим вступали в брак. Сам Лютер женился в 1525 г. на 26-летней Катарине фон Бора, которая также прежде была монахиней. Она оказалась нежной и внимательной супругой, окружила мужа заботой и родила ему нескольких детей, так что в дальнейшем он никогда не имел повода раскаяться в своем поступке.
    «Послание» вызвало иступленный восторг во всех слоях германского общества. Все сословия находили в предлагаемом Лютером плане преобразований свои выгоды.
    Высшему духовенству этот план развязывал руки, освобождая от тягостной опеки римской курии, владетельным князьям и могучим дворянам возвращал права покровительства над духовными ленами, обедневшим дворянам средней руки давал право на богатые имения, пожертвованные некогда их предками в пользу монастырей, а с низшего сословия разом слагал невыносимое бремя поборов в пользу папской казны. Лютер сделался народным героем, немецким пророком. Даже те, которые раньше отворачивались от него как от еретика, теперь были увлечены и покорены его патриотическим тоном. Сразу вслед за «Посланием» Лютер написал трактат «О вавилонском пленении церкви», в котором подверг радикальной реформе догматическую сторону католицизма. Рассмотрев все таинства, он признал только три из них — крещение, причащение и покаяние (впоследствии он сохранил только два первых).
    Папа ответил на эти сочинения буллой, в которой осуждал учение Лютера как еретическое и давал ему 60 дней сроку, чтобы одуматься и отречься от него. Но лишь немногие князья согласились опубликовать это папское послание, да и то при явном неудовольствии народа. Ввиду этого Лютер решился на неслыханный шаг: 10 декабря 1520 г. он при большом стечении студентов и профессоров торжественно сжег буллу у Эльстерских ворот Виттенберга. Этот символический акт как бы увенчал полный разрыв Лютера не только с папой, но и со всей римско-католической церковью.
    Увидев, что старые методы борьбы бессильны против дерзкого еретика, Лев X обратился за поддержкой к новому императору Карлу V, избранному на место умершего Максимилиана I. В апреле 1521 г тот пригласил Лютера на имперский сейм в Вормсе. Путь отлученного еретика в этот город походил на триумфальное шествие.
    Во всех городах, через которые он проезжал, народ толпами выбегал ему навстречу.
    Весь состав Эрфуртского университета встречал Лютера за две мили от города. В самом Вормсе он также был встречен с бурным энтузиазмом. Император, впрочем, не разделял всеобщего ликования. Когда Лютер предстал перед князьями, ему было предложено отказаться от своих еретических заблуждений. Он отвечал вежливым, но твердым отказом. После этого, когда Лютер покинул Вормс, был принят императорский эдикт о его опале. Всякий верный подданный императора и добрый католик обязан был задержать его и передать в руки властей. Его сочинения обрекались на сожжение.
    Однако к этому времени Лютер имел столь могущественных покровителей, что мог не опасаться даже императора. Саксонский курфюрст Фридрих Мудрый укрыл его в своем замке Вартбург. Здесь, в уединении, Лютер много и напряженно работал. Кроме нескольких трактатов и полемических сочинений, он написал в Вартбурге главный труд своей жизни — перевод Библии на немецкий язык. Перевод Нового Завета был закончен уже в 1523 г., но перевод Ветхого затянулся еще на десять лет. Подобно своим предшественникам в деле библейского перевода — Уиклифу и Гусу — Лютер столкнулся с огромными лингвистическими трудностями. Как такового немецкого литературного языка еще не существовало. Стараясь как можно точнее передать дух подлинника, Лютер порой приходил в отчаяние. В одном из своих писем он признается: «Милосердный Боже! Какой громадный и тяжкий труд заставить говорить по-немецки еврейских пророков, которые так противятся этому и не хотят подражать варварскому языку немцев!» Тем не менее этот труд удался Лютеру почти в совершенстве. И по сей день в Германии его перевод считается непревзойденным. Но помимо чисто литературного значения перевод Священного Писания был очень важен для дела религиозной реформы. Благодаря ему в руках народа впервые оказалось чистое учение Библии, без всяких комментариев от лица церкви. Теперь уже святые отцы не могли составлять новые догматы, а мирянам не приходилось принимать их на веру. Библия, единственный источник религиозных верований, проникла благодаря Лютеру во все слои немецкого общества и сделалась в каждом доме настольной книгой.
    В марте 1522 г. Лютер вернулся в Виттенберг и приступил к реформе богослужения.
    Вся пышность католической мессы была отменена, а в центр богослужения поставлена проповедь. Вводилось духовное пение, причем Лютер сам сделал стихотворное переложение псалмов и сочинил к многим из них музыку. Эти песни, быстро распространившиеся по Германии, сослужили очень важную службу делу Реформации.
    Новое учение с каждым днем обретало все больше приверженцев. Особенно в вольных имперских городах. В 1523–1524 гг. лютеранство утвердилось в Магдебурге, Франкфурте-на-Майне, Галле, Нюрнберге, Улме, Страсбурге, Бреславле, Бремене.
    Многие князья также открыто выказали ему сочувствие. Первым к Реформации присоединился гроссмейстер Тевтонского ордена Альбрехт, превративший свое владение в герцогство Прусское. Многочисленные последователи появились у Лютера и в других европейских государствах, в особенности в Швейцарии.
    Но вскоре Реформация приняла неожиданный для Лютера оборот. К религиозным идеям все больше стали примешиваться социальные. Среди огромного числа проповедников, разносивших по стране новое учение, оказалось немало таких, кто призывали к отмене крепостного права, земельной реформе и переделу собственности. Под их влиянием в 1525 г. вспыхнула Крестьянская война. Правда, Лютер с самого начала отмежевался от восставших. В своей брошюре «Против кровопийц и мятежников-крестьян» он призвал князей убивать непокорных бунтовщиков, как бешенных собак, обещая в награду за эти подвиги Царствие Небесное. Спустя несколько месяцев восстание было потоплено в потоках крови.
    Этот роковой год, оставивший такой печальный след в истории немецкого крестьянства, нанес также огромный вред делу Лютера. Как он и опасался, католики не замедлили указать на тесную связь между церковными преобразованиями и общественным переворотом, выставив реформатора истинным виновником восстания.
    Результатом было то, что во многих землях не только Южной, но и Средней Германии, государи которых до сих пор сохраняли выжидательное положение, начали усердно подавлять реформаторское учение, изгонять проповедников и даже предавать их казни. После 1526 г. лютеранство удержалось только на севере страны — в Саксонии, Гессене, Бран-денбурге, Вюртенберге и Брауншвейге. Католическая реакция торжествовала. На Шпеерском имперском сейме 1529 г. большинство имперских чинов и князей осудили учение Лютера. Поддержку ему оказали лишь 5 князей и 14 имперских городов. Они объединились в союз и составили «Протестацию», в которой выразили свое несогласие с решением сейма (с этого времени сторонников Реформации стали именовать протестантами). На следующем, Аугс-бургском сейме 1530 г. Лютер не присутствовал. Во главе протестантских теологов находился его друг Меланхтон. Составленное им исповедание веры, ввиду неблагоприятного времени, отличалось крайней умеренностью, и только непримиримая позиция католиков, добивавшихся полного искоренения «ереси», помешала тогда примирению партий. Однако то была временная уступка. Окончательно восторжествовать над своими противниками католики уже не имели сил. В начале 1531 г. протестантские князья заключили в Шмаль-кальдене союз с целью взаимной обороны на случай нападения. Увидев, что его противники готовы с оружием в руках отстаивать свою веру, Карл V смягчил свои требования, и в 1532 г. было заключено компромиссное соглашение, по которому протестанты могли сохранять свое вероисповедание вплоть до созыва общецерковного собора. При жизни Лютера его учение распространилось помимо Северной Германии также в Скандинавии: в 1536 г. лютеранство приняла Дания (вместе с входившими в ее состав Норвегией и Исландией), а в 1544 г. — Швеция.
    Впрочем, не только внешние обстоятельства повлияли на суть проводимой церковной реформы — взгляды самого Лютера после Крестьянской войны стали заметно консервативней. Присущий его ранним проповедям дух демократизма совершенно отсутствует в его позднейших работах. Так, к примеру, он отказывается от принципа всеобщего священства, когда члены местных евангелических общин могли сами выбирать своих духовных пастырей. Поначалу такое устройство новой церкви казалось Лютеру наиболее правильным. Но после 1525 г. он осознал, что сильно идеализировал немецкий народ. В дальнейшем его разочарование только возрастало. В 1527 г. по просьбе саксонского курфюрста Лютер совершил несколько «визитаций» — поездок в саксонскую «глубинку». (По сути дела, он до этого и не знал ее по-настоящему.)
    Увиденное страшно поразило его. По возвращении, Лютер немедленно засел за работу над двумя катехизисами — большим (для учителей и пасторов) и малым (для народа), ставшими в дальнейшем основными вероисповедными книгами лютеранской церкви. В предисловии к катехизису Лютер писал: «Боже мой! Каких вещей не насмотрелся я! Простой народ решительно ничего не знает о христианском учении, особенно по деревням, и, однако, все называют себя христианами, все крещены и принимают св. Тайны. Ни один не знает ни молитвы Господней, ни символа веры, ни 10 заповедей, живут, как скоты бессмысленные…»
    Можно ли было доверить таким людям выборы пасторов? И куда могла завести их свобода толковать по своему разумению Священное Писание? Оглядываясь вокруг, Лютер не находил в немецком обществе силы, которая была в состоянии без социальных катаклизмов провести его идеи в жизнь. Таковой силой могли стать только светские князья. С ними он и связал свою дальнейшую судьбу, отдав в их руки организацию новых евангелических общин и признав их светскими епископами подвластных им территорий. Так Реформация, которая до этого была воистину всенародным движением, стала после 1525 г. делом одних князей, то есть приняла чисто правительственный характер. Этим объясняется ее ограничительный и во многом сдержанный характер. Лютер и его сторонники сохранили большинство обрядов старой церкви, отменив только те, которые противоречили Священному Писанию.
    Право толкования Библии, прежде признаваемое за каждым мирянином, было оставлено только за священниками. (Но при этом каждый прихожанин, читая евангелие на немецком языке, мог обличать проповедника в ложном толковании Слова Божия.) В целом сохранилась церковная организация во главе с епископами (однако подчинялись они уже не папе, а светским князьям; кроме того, реформированная церковь лишилась всех своих земельных владений). Оставляя за священниками многие из принадлежавших им ранее религиозных функций, Лютер вместе с тем старался поднять религиозную сознательность народа. Он много хлопотал о повсеместном учреждении начальных школ, о развитии университетов и пересмотре программ обучения. Первым в Германии Лютер высказал мысль, что обучение должно быть обязательным, а для детей неимущих классов — даровым.
    До самой кончины жизнь Лютера была заполнена самоотверженным трудом. Он продолжал читать лекции, проповедовать и очень много писал. Помимо отнимавшего много сил перевода Библии, он написал множество самых разнообразных сочинений и посланий (полное собрание его трудов составляет 22 объемистых тома). Обладая колоссальной работоспособностью, он часто за делами забывал о сне и еде. Однако в конце концов такая напряженная деятельность сокрушила его железное здоровье. У Лютера начались головокружение, обмороки и появился сильный звон в ушах. Много страданий принесла ему каменная болезнь. Еще больше мучений доставляли душевные сомнения, которые он воспринимал как искушения дьявола. «Всякую ночь, когда я просыпаюсь, — пишет Лютер в одном месте, — я чувствую присутствие дьявола. Он мучит меня вопросами: «Кто велел тебе проповедовать Евангелие так, как ни один человек не проповедовал его в течение стольких столетий? Что, если Богу это не угодно и ты понесешь наказание за осуждение стольких душ?» Последние 13 лет Лютер постоянно болел и не раз призывал смерть, называя ее избавительницей. При всем этом умер он внезапно — в феврале 1546 г. во время поездки, предпринятой к графам Мансфельд. Тело его было перевезено в Виттенберг и погребено с большой торжественностью в той самой дворцовой церкви, к воротам которой он когда-то прибивал свои знаменитые тезисы.