КЛАДЫ БОРОВИЦКОГО ХОЛМА

«Паутина, прах. На полках вдоль стен стояли чеканные, развалистые ендовы — времен Ивана Грозного и Бориса Годунова; итальянские кубки на высоких ножках; серебряные лохани для мытья царских рук во время больших выходов; два льва из серебра с золотыми гривами и зубами слоновой кости; стопки золотых тарелок; поломанные серебряные паникадила; большой павлин литого золота, с изумрудными глазами — один из двух павлинов, стоявших некогда с боков трона византийских императоров... на нижних полках лежали кожаные мешки, у некоторых через истлевшие швы высыпались голландские ефимки. Под лавками лежали груды соболей, прочей мягкой рухляди, бархата и шелков — все побитое молью, сгнившее».

Так Алексей Толстой в романе «Петр I» описывает потайную царскую сокровищницу, скрытую глубоко в недрах Боровицкого холма...

В течение столетий манил искателей сокровищ овеянный легендами Боровицкий холм. Едва ли не с начала Москвы он служил местом укрытия ценностей княжеской, а затем и царской династии. Самый первый клад найден в Кремле в 1844 году. Он же является и самым древним из кладов на Боровицком холме. Как полагают историки, время его захоронения — 1177 год, когда Москва подверглась нападению рязанского князя Глеба: «Глеб на ту осень приехал на Московь и пожже город весь». Именно тогда знатная москвичка укрыла в земле свои украшения — две массивные серебряные гривны и два серебряных же семи-лопастных височных кольца. Этот клад был обнаружен при строительстве фундамента Оружейной палаты, неподалеку от первой в Москве каменной церкви Рождества Иоанна Предтечи, ныне не существующей. Как отмечал известный историк Москвы И.Е. Забелин, эти находки «по своей величине и массивности выходят из ряда всех таких же предметов, какие доселе были открыты в курганах Московской области, что может указывать на особое богатство и знатность древних обитателей Кремлевской береговой горы».

В июне 1988 года, проводя земляные работы в местах, где проходил восточный оборонительный рубеж древнего Кремля, строители наткнулись на участок городской застройки тех лет. При обследовании его археологи обнаружили на шестиметровой глубине деревянный ларец, украшенный металлическими бляшками. В ларце находилось около двухсот ювелирных изделий из драгоценных металлов. Среди них — браслеты, подвески, шейные гривны, медальоны, бусы, перстни и многое другое. Некоторые из этих вещей — большая редкость. По научной и художественной ценности эта находка не имеет аналогов.

Как полагают, владельцами этих вещей были члены боярского или княжеского рода. Клад был спрятан во время осады Москвы войском Батыя в 1237 году и не востребован владельцми, которые, очевидно, погибли: «Взяша Москву татарове... град и церкви святые огневи предаша и монастыри вси и села пожгоша и много именья вземше отидоша». К этому же времени, возможно, относится и другой клад, датируемый концом XII — началом XIII века, найденный в 1966 году под фундаментом Успенского собора, — четыре серебряных височных кольца, завернутые в истлевший обрывок ткани.

В XV веке строительство Кремля вели итальянские мастера Аристотель Фиораванти, Пьетро Антонио Солари, Алевиз Новый. Помимо наземных сооружений — стен, башен и храмов — итальянцы, как полагают, соорудили в недрах Боровицкого холма целую сеть подземных тайников, где укрывались сокровища царской фамилии, в том числе и легендарная библиотека Ивана Грозного.

Подземные тайники под Кремлем привлекали к себе внимание еще с петровских времен. Сенсацией стало опубликованное И.Е. Забелиным в конце прошлого века дело московского пономаря Конона Осипова, из которого стало известно, что в 1680-х годах дьяк Василий Макарьев, выполняя поручение царевны Софьи, спускался в секретные подземелья Кремля и, пробираясь заброшенным подземным ходом, видел внезапно открывшуюся ему белокаменную «полату», в которой находилась неизвестная «поклажа» — множество сундуков с огромными вислыми замками. Осипов брался разыскать таинственную «поклажу», однако его поиски ни к чему не привели.

В первой половине XX века исследования кремлевских подземелий вел археолог И.Я. Стеллецкий. Он пришел к выводу, что начиная с XV века под городом была создана сеть подземных лабиринтов и «палат», в большинстве случаев связанных между собою. Боровицкий холм, на котором стоит Кремль, имеет множество подземных сооружений, причем в их число включены пещеры времен неолита, которые Фиораванти расчистил и соединил подземными ходами. Задачей преемника Фиораванти — Пьетро Антонио Солари — было, по мнению Стеллецкого, «тщательно увязать подземный Кремль с наземным». Солари возводил, в частности, наиболее уязвимую восточную часть Кремля, и все его постройки несут в себе элемент загадки. Такова, например, Сенатская башня, которая, при расчистке в 20-х годах нынешнего столетия, оказалась «колодцем неизвестной глубины». Стеллецкий полагал, что эта башня — «общекремлевский люк в подземную Москву». Такова и Арсенальная (Собакина) башня — «важнейший ключ к подземному Кремлю», которая в летописных источниках прямо называется «Тайником». В 1976 году здесь был найден клад предметов воинского снаряжения — два богато украшенных шлема-шишака, с чеканным узором и серебряной инкрустацией, четыре массивных стремени и скипевшиеся куски двух кольчужных доспехов. И снова находка вызвала удивление и восхищение специалистов: датируемые 1500-ми годами, эти шлемы оказались древнейшими из известных в Европе изделий такого рода.

А недавно появились сообщения о том, что возобновляются исследования подземелий Кремля. И кто знает, какие новые находки сулят они...

СОКРОВИЩА АНДРЕЯ СТАРИЦКОГО

      Редкий путешественник доберется до старинного села Микулина — находится оно вдалеке от больших дорог, на самой границе Московской и Тверской областей. Над поймой тихой и светлой речки Шоши, окруженный оплывшими, но все еще внушительными валами, среди вековых берез, стоит древний собор Михаила Архангела — усыпальница последнего князя Микулинекого Семена Ивановича, «мужа, известного умом и храбростию», участника взятия Казани и Ливонской войны. Только собор и эти заросшие травой валы, усеянные белыми цветами земляники, напоминают о тех давних годах, когда Микулин был одним из важнейших тверских городов и центром удельного княжества.

      Микулин был построен тверичами для защиты Твери с юго-запада, со стороны Волоколамска, а первым мику-линским князем в 1363 году стал Михаил Александрович — «бе муж страшен, и сердце его яко сердце льву» При нем в Микулине и был возведен этот сохранившийся до нашего времени вал, и построена деревянная крепость — детинец. А много лет спустя, в 1398 году, уже на склоне лет своих, князь Михаил — Великий князь Тверской — проживший тяжелую, полную борьбы, сражений, изгнаний, жизнь, построил в Микулине каменный собор во имя своего небесного патрона — Михаила Архангела. Видимо, помнил хорошо князь годы юности, проведенные в Микулине, и хотел, чтобы и город помнил о нем. Но тот собор не сохранился — вместо него, на фундаментах и подклете старого, князья Микулинские построили в 1559 году новый собор — пятиглавый, стройный, высоко вознесшийся над поймой Шоши. Но закладную доску перенесли из старого — и еще и сегодня можно прочитать полустертые буквы: «В лето 6906 построен собор сей Архистратига Михаила Великим Князем Тферскым Михаилом Олександровичем...»

      Своего расцвета Микулин достиг в XV веке, когда город стал одним из крупнейших в Тверской земле. Князь Михаил завещал Микулин своему сыну Федору, ставшему родоначальником самостоятельной ветви тверского княжеского дома — князей Микулинских. Город начал застраиваться по обоим берегам Шоши, вокруг детинца разросся обширный посад, где велся значительный торг. В городе имелось 18 деревянных церквей, следы которых сохранялись и в XIX веке. Микулинские князья чеканили свою монету — не только серебряную, но и разменную, медную, и находки старинных «денег» и «пул» и сейчас нередки в Микулине.

      А в 1850 году в осыпи микулинского вала был найден удивительный клад — массивная серебряная чаша, покрытая чеканным орнаментом, с изображением Святого Георгия, поражающего копьем дракона. На дне чаши вилась загадочная надпись: «КNВЛКГНО РГНА».

      Уникальная находка прошла через множество рук, пока не оказалась в Историческом музее, где ею заинтересовался известный русский нумизмат А. В. Орешников. Исследовав ее, он пришел к выводу, что владельцем чаши мог быть князь Юрий Дмитриевич Звенигородский, второй сын Дмитрия Донского. А укрыл ее в Микулине, по мнению Орешникова, некто иной, как сын князя Юрия — Василий Косой, и случилось это во время очередной княжеской усобицы за московский великокняжеский стол.

      Эту гипотезу, хотя и доказательную, все же нельзя считать до конца достоверной. Чаша на самом деле могла сменить не одного владельца — ведь такими предметами дорожат и передают из поколения в поколения. Да и был ли Василий Косой в Микулине? Его маршруты лежали гораздо севернее и восточнее — Дмитров, Галич, Вятка, Новгород, Бежецк, Вологда. И с чего бы вдруг князь из московского княжеского дома стал прятать свои сокровища в крупном городе чужого княжества? Микулин в те годы находился в руках сильной Твери, и вряд ли тверичи не следили за передвижениями беглого князя, чей беспокойный нрав был им хорошо известен.

      А вот другой изгнанник в Микулине был наверняка — через этот город лежала дорога из Москвы в его владения. Звали этого изгнанника князь Андрей Старицкий.

      Младший сын Ивана III, Андрей Старицкий был родоначальником ветви последних удельных князей в России. С гибелью в 1563 году его сына, Владимира Старицкого, убитого в московской темнице, род князей Старицких пресекся.

      Став в 1505 году Старицким князем, Андрей Иванович носил этот титул до 1537 года и больше бывал в Москве, чем в Старице. «Будучи слабого характера и не имея никаких свойств блестящих, — пишет Карамзин, — пользовался наружными знаками уважения при дворе и в совете бояр, но в самом деле он нимало не участвовал в правдении... то хотел милостей от двора, то являл себя нескромным его хулителем». После смерти Василия III Андрей Старицкий бил челом вдове великого князя Елене Глинской о прибавлении новых областей к его уделу. Ему отказали, но, по древнему обычаю, в память об усопшем дали щедрые дары из московской великокняжеской казны, в том числе «множество драгоценных сосудов». Не тогда ли попала к Андрею Старицкому старинная чаша Юрия Звенигородского?

      Но «драгоценных сосудов» Андрею Старицкому показалось мало, и произошло у него с Еленой Глинской «несогласие». Сочтя себя обделенным, князь Андрей уехал в Старицу. Дорога же из Москвы в Старицу лежала через Микулин...

      Отъезд князя «в обоих сторонах произвел подозрение». Елена Глинская видела в Андрее Старицком соперника, реального претендента на московский стол. Отношения Москвы и Старицы начали обостряться. После серии интриг, сопровождавшихся дипломатической перепиской, терпение Москвы лопнуло и на арену выступили войска. Дружины ближних бояр Старицкого, князей Оболенских и боярина Никиты Хромого, тайно начали стягиваться к Волоколамску. Андрей немедленно выехал из Старицы с женою и сыном и остановился в селе Берново...

      Старинное село Берново на реке Тьме имеет древнюю историю. Оно известно еще с XIV века, когда являлось одним из пограничных пунктов между владениями Твери и Новгорода. Село принадлежало новоторжским боярам Берновым, здесь проходил оживленный торговый тракт. После 1569 года Берново поступило в опричнину, а в начале XVII века было отдано стольнику Калитину. За его потомками оно сохранялось до середины XVIII столетия, составляя одно огромное владение, и вся окрестная местность вплоть до начала XX века сохраняла название Калитинщины. При Калитиных в 1699 году в Бернове была построена сохранившаяся до наших дней Успенская церковь.

      Вот в этом-то селе и разбил свой лагерь мятежный князь. Отсюда он планировал двинуться на Новгород, «потому что новгородцы к его принятию были склонны». Стоя лагерем в Бернове, мятежный князь рассылал грамоты дворянам и детям боярским, призывая их под свои знамена, чтобы «овладеть Новгородом и всею Россиею, буде возможно».

      Вот тут-то, в Бернове, говорят, и остались лежать в земле главные сокровища Андрея Старицкого. Местное предание рассказывает, что «не зная, будет ли ему успех, а либо смерть от меча, схоронил тайно князь Андрей Иванович в Бернове часть своего кошта». Заметьте — часть! А остальное? Какая-то часть, вероятно, оставалась в княжеском обозе. А отголоском судьбы других пропавших «драгоценных сосудов», вероятно, стала серебряная чаша из Микулина.

      Судьба Андрея Старицкого завершилась трагически: не получив нигде поддержки, он доверился честному слову Москвы и явился к Елене Глинской с покаянием. Но по прибытии в Москву его схватили и «посадили в заточение на смерть». Через полгода князя не стало. Были казнены все его ближние бояре, участники похода в Берново — князь И.А. Пенинский-Оболенский, князь Г.А. Пенинский-Оболенский Большой, князь Г.А. Пенинский-Оболенский Меньшой, князь И.Б. Палецкий, князь И.А. Хованский, боярин И.И. Лобанов-Колычев. Были повешены и около 30 новгородских дворян, явившихся на призыв старицкого князя. Никого из посвященных в тайну берновского клада в живых не осталось.

      А «драгоценные сосуды» и другие сокровища Андрея Старицкого до сих пор ждут своего находчика. Если они существуют, конечно...

КУДЕЯРОВЫ КЛАДЫ

      В один из погожих апрельских дней 1881 года в Петербурге, на Литейном проспекте, над дверью ювелирной лавки брякнул колокольчик. Полноватый хозяин лавки, с седой бородкой клинышком, вышел навстречу посетителю. В дверях стоял черноусый плотный человек, явно провинциал, с небольшим свертком в руках.
      — Что вам угодно? — поинтересовался ювелир.
      — Я слышал, вы покупаете старинные драгоценности, — неуверенно проговорил вошедший.
      — Вы хотите мне что-то предложить?
      — Да... Вот, извольте взглянуть.
      Посетитель положил сверток на прилавок и развернул его. Ювелир ахнул. На прилавке лежали массивный чеканный золотой ковш старинной работы, украшенный самоцветными камнями, и несколько золотых и серебряных перстней с эмалью, рубинами и бирюзой.
      — Это же очень древние вещи, — полувопросительно-полуутвердительно произнес ювелир, взглянув на посетителя поверх пенсне.
      — Да. Это вещи из клада, который нашли на моей земле. Я помещик, из Курской губернии, у меня там небольшая земляная дача, двести десятин с лишком. Говорят, это золото Кудеяра.

      Золото Кудеяра... Воистину, из всех легенд о «зачарованных кладах» это самая большая загадка, неразрешенная до сих пор. Здесь неясно все. Кто такой Кудеяр? Когда и где он жил? Сколько у него было сокровищ и где они? Где и как окончил он свою разбойную жизнь? Нет ни одного достоверного свидетельства, ни одного достоверного документа, ничего нет. Только легенды и многочисленные, рассеянные от Днепра до Волги, Кудеяровы «городки», овраги, курганы, камни, леса, урочища... И — клады. Клады, полные несметных сокровищ, которые до сих пор таятся где-то на всем пространстве бывшего Дикого поля...

      «Жили двенадцать разбойникам, Жил Кудеяр-атаман Много разбойники пролили Крови честных христиан».

      Разбойник Кудеяр принадлежит к одним из самых популярных персонажей фольклора. Легенды о нем записаны во всех южных и центральных губерниях России, от Смоленской до Саратовской.

      «А то еще был Кудеяр — этот где-где не разбойничал! И в Калуге, и в Туле, и к Рязани, и к Ельцу, и к Воронежу, и к Смоленску — везде побывал, везде свои станы раставлял и много кладов позарыл в землю, да все с проклятиями: страшный колдун был. И какою поганой силой владел: раскинет на берегу речки, озера, так какого ручья, раскинет полушубок или свиту и ляжет спать; одним глазом спит, другим сторожит: нет ли погони где; правый глаз заснул — левый сторожит, а там левый спит, правый сторожит — так вперемену; а как завидит где сыщиков, вскочит на ноги, бросит на воду полушубок, на чем спал, и станет тот полушубок не полушубок, а лодка с веслами; сядет Кудеяр в ту лодку — поминай как звали... Так и издох своей смертью — никак изловить его не могли, как там ни старались».

      Это только одно из кратких жизнеописаний Кудеяра, бытовавших в народе. Какой же реальный исторический персонаж скрывается за этим именем? На этот счет уже высказано множество гипотез, но, увы, ни одна из них не проливает свет на тайну Кудеяра.

      Когда жил Кудеяр? Здесь мнения в основном совпадают в середине XVI века. Он был современником Ивана Грозного. Это отчасти подтверждается документами. Так, в 1640 году, в ответ на запрос из Москвы, тульский воевода писал, что ему про Кудеяра «сказывали давно старые люди, лет с 40 назад».

      Большинство историков согласны и с тем, что имя Кудеяр (Худояр) татарского происхождения. У Карамзина упоминается крымский мурза Кудояр, который в 1509 году очень грубо обошелся с русским послом Морозовым, назвав его «холопом». С тем же именем известны послы крымский и астраханский. Но, как нередко бывало в древности, от татар это имя могло быть усвоено и русскими.

      Многие легенды прямо называют Кудеяра татарином. По преданиям, записанным в Саратовской и Воронежской губерниях, Кудеяр был татарином, знавшим русский язык, человеком огромного роста. Он был баскаком — ханским сборщиком податей. Разграбив подмосковные селения и с большим богатством возвращаясь в Орду, в саратовские степи, Кудеяр по дороге решил скрыть от хана взятую дань и поселился в воронежских землях, где стал промышлять разбоем. Здесь он женился на русской девушке — редкой красавице, которую увез силой.

      В рязанской и некоторых местностях Воронежской губернии рассказывали, что Кудеяр — опальный опричник, который угонял скот у местных жителей, грабил и убивал московских купцов. А в Севском уезде Орловской губернии Кудеяра вообще считали не человеком, а нечистым духом-«кладовиком», который стережет заговоренные клады.

      В исторических документах, относящихся к временам Ивана Грозного, упоминается сын боярский белевец Кудеяр Тишенков, изменник, перебежавший к крымскому хану и помогавший ему овладеть в 1571 году Москвой. Затем Кудеяр Тишенков ушел с татарами в Крым. Беседуя с крымским послом два года спустя, Иван Грозный сетовал на то, что хану удалось взять Москву с помощью бояр-именников и разбойника Кудеяра Тишенкова, который навел татар на Москву. Однако ничто не свидетельствует о том, что Кудеяр Тишенков и является тем самым легендарным разбойником Кудеяром.

      Весьма популярна увлекательная гипотеза о том, что Кудеяр — некто иной, как старший брат Ивана Грозного, претендент на русский престол. Основанием для подобных утверждений послужили следующие исторические события.

      Первая жена великого князя Василия Ивановича, отца Ивана Грозного, Соломония Сабурова была бездетна. После долгих ухищрений стало ясно, что наследников у князя не будет. Тогда Соломония Сабурова, в нарушение всех церковных канонов, была насильно пострижена в монастырь, а князь вторично женился — на Елене Глинской, которая родила ему двух сыновей — Ивана и Георгия (Юрия). Меж тем у монахини Соломонии Сабуровой, заточенной в монастыре... тоже родился сын! Новорожденный вскоре же умер и был погребен в Суздальском Покровском монастыре. Однако раскопки его могилы в 1934 году показали, что похоронена была кукла в одежде мальчика. Существует предположение, что ребенка скрыли, опасаясь убийц, подсылаемых второй женой — Еленой Глинской, и тайно переправили к крымскому хану. Там он вырос и под татарским именем Кудеяр явился на Русь, как претендент на престол. Не добившись успеха, Кудеяр занялся разбоем.

      Как можно заметить, почти все перечисленные гипотезы связывают Кудеяра с Крымским ханством. А места, где, по преданиям, разбойничал Кудеяр, несмотря на свою географическую разбросанность, объединены одним общим свойством: здесь проходили древние торговые и посольские пути из Крыма в Московскую Русь. На этих дорогах разбойники выслеживали богатую добычу, а затем прятали ее в потайных местах, около своих станов и городищ.

      Кудеяровых городков, где, по преданию, зарыты разбойничьи клады, известно в Южной России около сотни. Особенно много таких «городков» находилось в пределах Воронежской губернии — уездах Воронежском, Задонском, Землянском, Бобровском, Коротоякском и Павловском. Так, в Шиповом лесу у села Ливенки в Павловском уезде находились остатки «логова;» Кудеяра, включавшего дом, кладовые и конюшни. С этим местом связано множество легенд о разбойных делах страшного атамана. Укромное место под названием Кудеяров лог указывали в Задонском уезде, в 6 верстах от села Белоколодского, по дороге на Липецк. Этот глубокий овраг окружен крутыми, почти отвесными стенами, что делало его надежным убежищем. Рядом находится лощина, называемая «Мертвушкой», — по преданию, здесь Кудеяр казнил взятых в плен купцов.

      Явно сделанное человеческими руками насыпное городище под названием «Кудеяров притон» было известно в Бобровском уезде. Городище в виде большого четырехугольника, окопанного валами и рвом, со всех сторон окружено болотами и кустарником. Говорят, здесь находилась первая ставка Кудеяра.

      В Липецкой области, на Дону, напротив села Долгого, возвышается гора, именуемая Черным Яром или Городком. На ней лежит очень большой камень синеватого цвета. По преданию, здесь находилась Кудеярова крепость. Лежащий на горе камень считали заколдованной, окаменевшей лошадью Кудеяра, получившей синеватый цвет оттого, что она была опалена огнем. Рассказывают, что Кудеяр вместе со своими соратниками Волдырем и разбойницей Анной, укрываясь в донских лесах, грабил караваны купцов, шедших вниз по Дону. Заинтересованные в безопасности пути, донские казаки ополчились против Кудеяра. Сначала они разгромили ставки Волдыря и Анны, затем добрались до пристанища Кудеяра. Долго осаждали они его крепость, затем догадались обложить ее хворостом и зажечь со всех сторон. Тогда Кудеяр зарыл все свои сокровища в землю, поставил над ними свою любимую лошадь, обратив ее в камень, чтобы она не сгорела, а сам бежал в лес. Но казаки погнались за ним, хитростью взяли в плен, сковали и бросили с Черного Яра в Дон.

      Неподалеку, в бывшем Пронском уезде, близ сел Чулково и Абакумове, находится урочище Каменные Крестцы, где была одна из главных ставок Кудеяра. Рассказывают, что в XVIII веке здесь нашли камень с именем Кудеяра.

      На реке Неруч, в Орловской губернии, в трех верстах от села Затишье, есть две «ямы Кудеяра» — по три сажени глубиной, соединенные подземным ходом с рекой Неруч. Здесь, по преданию, скрывался Кудеяр. Множество кладов Кудеяра связано с Брянскими лесами и вообще со всей лесной частью бывшей Орловской губернии.

      В Тульской и Калужской губерниях рассказывали о кладах Кудеяра, зарытых в различных «колодцах», «верхах», «ярах», а кое-где сохранялись и кладовые записи на Кудеяровы клады. Одной из таких записей в конце прошлого века владел монах Оптиной пустыни, после смерти которого рукопись попала в монастырскую библиотеку. В ней содержались обширные сведения о кладах, зарытых Кудеяром в окрестностях Козельска и Лихвина (ныне Че-калин).

      В качестве одного из мест, где положены клады Кудеяра, рукопись называла Чертово городище или Шутову гору — таинственное лесное урочище в 18 верстах от монастыря Оптина пустынь, неподалеку от старинной дороги из Козельска в Лихвин, на которой так удобно было грабить проезжавших купцов.

      ...На заросшем лесом высоком бугре, господствующем над окружающей местностью, почти на самой его вершине тремя отвесными стенами поднимается из земли громадная глыба сероватого песчаника, изборожденная многочисленными трещинами и поросшая мхом. Из-за этих четких граней городище иногда называли еще Гранный Холм. Четвертая сторона городища, полуразрушенная временем и заросшая травой, почти сравнялась с площадкой на вершине бугра, образуя «двор» Чертова городища. По преданию, здесь находился «замок» Кудеяра, построенный для него нечистой силой. Будто бы за одну ночь бесы соорудили на площадке городища двухэтажный каменный дом, ворота, выкопали пруд. Однако постройку закончить до рассвета не успели — прокричал петух, и нечистая сила разбежалась. И, по рассказам свидетелей, еще долгое время спустя, вплоть до начала 1800-х годов, на городище можно было видеть недостроенное здание — «памятник бесовской архитектуры», которое затем начало быстро разрушаться.

      Следы выкопанного «бесами» пруда указывали еще в 1880-х годах, а многочисленные каменные обломки, разбросанные вокруг городища, свидетельствуют как будто о каких-то постройках, некогда бывших здесь. А на одном из камней, лежавших у подножия городища, еще сто лет назад явственно был виден след «лапы» нечистого.

      В толще песчаника, из которого сложено городище, скрывается несколько пещер. В главной пещере, называемой «входом в нижний этаж», могло свободно разместиться несколько человек. Из нее два узких лаза уходят вглубь горы.

      Рассказывают, что строившая замок нечистая сила сберегает теперь зарытые на городище и в окрестных оврагах и лесных урочищах клады Кудеяра. А по ночам на городище появляется привидение дочери Кудеяра Любуши, проклятой отцом и навеки заточенной в недрах Чертова городища. Будто выходит она на гору, садится на камни и плачет, просит: «Тяжко мне! Дайте мне крест!» В прежние времена монахи Оптиной пустыни дважды устанавливали на городище крест. Неподалеку от городища находится Кудеяров колодезь, в котором укрыты, по преданию, 12 бочек золота.

      Очень интересны свидетельства о Кудеяровом городке на горе Богатырке (Крутце), что в Саратовской губернии. Здесь, в развалинах землянки, в которой, по преданию, жил Кудеяр, были найдены человеческие кости, кинжалы, наконечники пик, бердыши, фрагменты кольчуг, татарские монеты, кольца, перстни и т.д. Подобные находки неизменно будили интерес к легендарным кладам Кудеяра, и охотников найти их было великое множество.

      Особенный интерес вызывало у кладоискателей Кудеярово городище, расположенное в дебрях Усманского леса. Оно окружено высоким валом со следами ворот и окопано широким рвом. Когда-то, в 1840-х годах, одной из крестьянок села Студенки посчастливилось найти здесь массивный золотой старинный перстень. С той поры каждую весну в Усманский лес регулярно устремлялись полчища кладоискателей со всех окрестных мест, они изрыли лес ямами и траншеями. Говорили, что сокровища укрыты на дне находящегося поблизости Чистого озера. Один помещик даже пытался спустить озеро через специально прорытый канал, но дело не пошло. Много было разговоров о будто бы найденном в лесу сундуке, который «ушел в землю», находили и всякую мелочь — но вот главные сокровища Кудеяра так до сих пор не обнаружены.

      А вот в других местах кладоискателям везло больше. Нельзя сказать, чтобы находки кладов были массовыми, но известны, по крайней мере, четыре случая, когда клады серебряных монет и немногочисленных золотых предметов были найдены именно в «Кудеяровых» урочищах.

      Принадлежали ли эти клады легендарному разбойнику? Неизвестно. Да и вообще, трудно поверить, что один человек мог «населить собой» огромные пространства степи. Давно уже высказывается мнение, что под именем Кудеяра могло скрываться несколько разных людей — как под именем царевича Дмитрия или Петра III. А может быть, из личного имени какого-нибудь выдающегося русского или татарского разбойника имя «Кудеяр» превратилось в нарицательное имя для всякого предводителя разбойничьей шайки, стало синонимом слова «разбойник». Поэтому так разнятся версии о происхождении, жизни и смерти Кудеяра. Поэтому так много у нас кудеяров — уж в чем-в чем, а в разбойниках на Руси испокон веку недостатка не было. И уже в конце XVIII столетия начали слагаться легенды о том, как «в старые-старые годы в Спасских местах проживали семь братьев-кудеяров»...

КЛАДЫ ОСТРОВА ХОРТИЦА

      «Пройдя Карийский перевоз, русы причаливают к острову, который носит имя Святого Георгия. На этом острове они приносят свои жертвоприношения. Там стоит огромный дуб…»

      Так писал о Хортице византийский император Константин Багрянородный (946—953). Легендарный остров Хортица на Днепре, близ современного Запорожья, издревле находился на одной из главных дорог истории. Здесь в древние времена велся торг славян с греками. Здесь находилось языческое святилище, а тот самый священный дуб, о котором пишет Константин Багрянородный, достоял аж до 1871 года и засох от старости — ему было около двух тысяч лет! И где-то здесь, на Хортице, окруженный на Черной скале печенегами, пал в бою легендарный князь Святослав...

      Расположенный там, где Днепр делится на зону порогов и зону плавней, остров с глубокой древности являлся естественным местом отдыха для путников, преодолевших опасную зону днепровских порогов. Остров нередко служил пристанищем княжеским дружинам. В 1103 году князья Давид Всеславич, Мстислав Игоревич, Вячеслав Ярополчич и Ярополк Владимирович «поидоша на коних и в лодьях, и приидоша ниже порог и сташа в протолчех и Хортичьем острове». Летописные известия о том, что Хортицу часто посещали русские дружины, подтверждаются археологическими находками. В X—XIV веках на острове существовала небольшая русская крепость, известная из летописей под названием Протолче. Археологи нашли на месте поселения остатки просторных «дружинных» жилищ, землянок, множество предметов X—XII и XIII-XIV веков.

      Остров Хортица протянулся в длину на 12 километров, в ширину в среднем на 2,5 километра Высота прибрежных скал кое-где достигает 30 метров. В этих скалах имеется множество пещер, самая известная из которых — Змиева. В ней, по преданию, в древности жил «змий» о двенадцати головах.

      Свидетельства давней истории Хортицы находят и под водой, и под землей. В 1995 году неподалеку от балки Генералки на глубине 9,5 метра был обнаружен остов большого дубового долбленого судна. По мнению археологов, это остатки ладьи времен Киевской Руси А на северо-восточном побережье острова было обнаружено несколько землянок времен Киевской Руси, были найдены амфора, фрагменты керамики, наконечники стрел.

      Но самая главная легенда Хортицы — это Запорожская Сечь и клады запорожских казаков.

      Возникновение Сечи относится к 1552—1557 годам, когда Дмитрий Вишневецкий основал первый укрепленный городок на Хортице Позднее казачьи городки распространились на правый берег Днепра и на южную половину острова. В 1577—1578 годы здесь устроил свой лагерь предводитель казацкого отряда Яков Шах, откуда он совершал набеги на турок и татар Новые укрепления построил в 1617 году Петр Конашевич-Сагайдачный, и еще в XIX веке в западной части острова можно было видеть следы валов, куреней и церкви. Постепенно владениями Сечи стали, кроме Хортицы, и окрестные небольшие острова на Днепре, часть земель по обе стороны Днепра, включая Великий Луг — примыкающий к Днепру огромный участок степи в Александровском уезде (Александровск — название до 1921 года современного Запорожья). О том, что в Запорожской Сечи скапливалось немало сокровищ, по преимуществу, добычи, отбитой у турок и татар, имеется множество свидетельств. Часть добычи шла на формирование «Войсковой Скарбницы» — казны войска Запорожского, а другая часть делилась «товариществом». Французский военный инженер, находившийся на польской службе, Боплан, жил на Украине в 1630—1640-х годах. Он писал, что «каждый казак имеет на островах свой тайный уголок». Возвратясь с победой над турками, «они делят в Скарбнице добычу и все, что ни получат, скрывают под водой, исключая вещи, повреждаемые оною». По свидетельству Боплана, казаки «скрывают под водой не только пушки, отбиваемые у турков, но и деньги, которые берут только в случае необходимости». Если казак возвращался из очередного похода, то брал спрятанное назад. А если погиб в бою — клад так и оставался в земле.

      Запорожская Сечь была ликвидирована в 1775 году, а казаков насильно переселили на Кубань. Есть свидетельства, что во время разгрома Сечи у многих казаков «була така думка, шо як помрет «Потемка» (то есть князь Потемкин-Таврический), то воны вернутся назад». Поэтому, покидая Сечь, многие запорожцы «ничого не бралы с собою, а ховалы добро — хто в землю, хто в скелю, а инчи в Днипро». Тогда же, по преданию, где-то на Хортице или в ее окрестностях была спрятана «Войсковая Скарбница» запорожцев. Еще в конце XIX века были живы многочисленные свидетели, которые помнили от своих родителей приметы запорожских кладов:

      «На Хортивском острови, в Высчей Голови, був камень в рост чоловика, весь до низу попысаный. Теперь его або нема, або мхом порос — не пизнаешь. Пид тым камнем есть запорожский клад. Цей камень бачив я лит двадцять назад, як чабанував».

      «Нызче головы острова Хортивского, над Старым Днипром, есть урочище Лазни. Там, поверх скели, клад. Прымита така: лежыт камень, а на ему слова: «Есть и како, хто визьме — буде кай». Годив трыдцять тому назад слова булы замитни, а теперь камень зарис мохом»

      Рассказывали, что в урочище Сагайдачном, где-то «пид каминнямы», «допропасты» зарыто казацких «грошей», но «не всякому воны судылысь». Справедливости ради надо сказать, что здесь действительно находили золотые и серебряные монеты и изделия. В 1900-х годах близ Совутиной скалы был случайно найден массивный золотой крест с рельефным изображением распятия. О находках знали, но помалкивали: как признался на склоне лет один 69-летний кладоискатель, «на свому вiку я найшов п'ять золотих, та шкому и не сказав». Деньги и находки потихоньку сбывали шинкарям.

      Ходила и другая «балачка» — что на Стрелецком острове незадолго до ликвидации Сечи были «закопаны гроши» — золото, серебро и оружие. Спустя несколько десятилетий на остров наведывался какой-то «дид», который знал приметы клада: «На тим боци супротив остривка стояв дуб; на дубови була товста гилка, котра показувала на остривок, де сховано клад». Еще один неведомо откуда взявшийся «дид» пытался отыскать клад на острове Канцерском: «В устье Хортицы, что впадает в Днепр, есть Канцерский островок, а на нем крепость Это против большого острова Хортицы. На том островку, говорят, есть пещера, а в ней спрятаны три бочонка золота. Вход закрыт дверями, забит камнями и землей. Перед входом поставлен деревянный крест». В 1846 году этот клад попытался отыскать какой-то «дид» с Херсонщины, но на третий день поисков «дид» внезапно умер. С тех пор уже никто не пытался отыскать вход в таинственную пещеру...

      Эти «диды», появившиеся на Хортице спустя несколько десятилетий после ликвидации Сечи, очевидно, были запорожскими казаками, некогда «сховавшими» свое имущество или знавшими о кладах, укрытых их товарищами. Их появление на Хортице только подхлестнуло интерес к хортицким кладам, легенды о которых уже давно ходили среди новопоселенцев бывших земель Запорожской Сечи...

      В 1789 году на острове была основана колония немцев-меноннитов, а опустевшие запорожские земли стали заселяться крестьянами. И пошли гулять среди новых насельников многочисленные легенды о таинственных запорожских кладах...

      «В голови острива Хортыци, шо вид Кичкаса, есть велыченька могылка, вся обкладена каминями, — повествует одно из преданий о запорожских кладах на Хортице. — Лит трыдцять тому назад, там, темной ночи, було часто показуется клад: оце выскоче на могылу козак с шаблею, та так огнем и засяе! Козак золотый, а пид ним кинь срибный! То, кажуть, золоти и срибни гроши. Ти гроши або взято, або показуються, та не всякому».

      Днепровские рыбаки говорили, что на Хортице и вообще на землях Запорожской Сечи клады «сами в руки просятся». «В старину, бывало, как пойдешь по разным балкам на острове, то чего только не увидишь, — рассказывали местные жители. — Там торчит большая кость от ноги человека, там белеют зубы вместе с широкими челюстями, там повывернулись из песка ребра, поросшие высокой травой и от времени и воздуха сделавшиеся, как воск, желтыми. Задумаешь, бывало, выкопать ямку, чтобы сварить что-нибудь или спечь — наткнешься на гвоздь или кусок железа; захочешь сорвать себе цветок, наклоняешься, смотришь — череп человеческий, прогнивший, с дырками, сквозь которые трава повыросла, а на траве цветы закраснелись; нужно тебе спрятаться в пещере, бежишь туда и натыкаешься на большой медный казан или черепяную чашку, или еще что-нибудь в этом же роде». Один из кладоискателей рассказывал исследователю Хортицы Д. Яворницкому: «На о. Канцеровке я как-то натолкнулся на человеческую кость, стал копать, прокопав с пол-аршина земли, вижу — широкая яма, а в ней семь человеческих костяков. На груди каждого лежит по нескольку небольших медных пустых в середине пуговиц, видно было что покойники одеты в какие-то суконные кафтаны, сукно было тонкое, пожелтевшее, все скелеты сохранились очень хорошо, особенно черепа, на одном лишь я заметил дырку от удара в голову чем-то острым».

      Кроме черепов и костей, на месте бывшей Запорожской Сечи находили множество различных предметов: пистолеты, кинжалы, ножи, сабли, ружья, пушки, ядра, пули, кувшины, казаны, графины, чугуны, бутылки, штофы, кольца, перстни, пряжки, мониста, монеты, трубки. А в Днепре близ острова в прошлом столетии было найдено семнадцать челнов и два больших корабля (по-видимому, казачьи «чайки»). На одном из них стояла уцелевшая пушка, а в остатках другого была найдена сабля с посеребренной рукоятью.

      «Много находили вещей в Днепре, а на самой Хортице еще больше, — вспоминал другой кладоискатель. — Как-то я нашел в балке Большой Вербовой кривой кинжал, длинное ружье и стальную кольчугу; все было покрыто ржавчиной... Однажды я нашел в балке Куцой несколько монет; одна из них была так тяжела, как 6 серебряных рублей вместе, другие — точно рыбья луска (чешуя), а третьи такие же, как теперь пятачки. Случалось находить и другого рода монеты... Да что только не находили на Хортице! прежде на Хортице можно было всякой всячины найти... Теперь многое подобрано людьми, а многое повынесено водой». Можно добавить, что многое смыто рекой за прошедшие столетия. Под действием паводковых вод частично изменилась береговая линия Хортицы, а небольшой остров Дубовый попросту смыло.

      Археологические исследования Хортицы ведутся до сих пор. Исследуется также и дно Днепра в окрестностях острова. В 1995 году во время подводных археологических работ у острова Канцеровского была найдена сабля XVI — начала XVII века, изготовленная на Кавказе или в Передней Азии (возможно, в Иране). Однако большая часть Хортицы до сих пор остается неисследованной.

      По преданиям, особенно изобиловал запорожскими кладами Великий Луг. В многочисленных балках и «могылах» Великого Луга практически ежегодно находили выносимые вешними водами «старынни мидни и срибни гроши». Одна из речек Великого Луга, впадающая в Днепр, даже носила название Скарбной (то есть «Кладовой» — от украинского «скарб» — «клад, сокровище»). Предание рассказывает, что возле ее устья, «биля Скарбной, де стара Сичь, есть стрилыця, а в тий стрилыци схована вся запорозька казна». О том, что река Скарбная была освоена запорожцами, подтверждается реальными находками — еще в прошлом веке в устье реки были найдены две затопленных запорожских «чайки».

      В окрестностях Сечи, по берегам Днепра, было разбросано множество старинных запорожских кладбищ. Многие из них постепенно распахивались, занимались под огороды или использовались под другие хозяйственные нужды, и нередко случалось так, что посреди огорода или крестьянского двора возвышались старинный каменный крест или надгробная плита.

      Несколько таких могил запорожцев находились в деревне Капуливка на реке Чертомлык. В одной из них был погребен знаменитый кошевой атаман Запорожского войска И.Д. Сирко (умер в 1680 году). После смерти Богдана Хмельницкого Иван Сирко в течение двадцати лет был кошевым атаманом запорожцев. Это он подписал знаменитый «Ответ турецкому султану»: «Ты — шайтан турецький, проклятого чорта брат i товарищ i самого люципера секретарь!... Свиняча морда, кобиляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, хай би взяв тебе чорт! Отак тобi казаки вщказали, плюгавче! Кошовий отаман iван Сiрко зо всiм кошом запорiзьским».

      Иван Дмитриевич Сирко был погребен «знаменито, 2 августа, со многою арматною и мушкетною стрельбою и с великою от всего низового войска жалостью». А с могилой этого кошевого атамана связана история о «седле атамана Сирко».

      ...Крестьянин Прусенко, житель Капуливки, копал яму под столб. Вдруг в земле что-то блеснуло. Копнув еще несколько раз, крестьянин наткнулся на лошадиный костяк, на котором лежало полуистлевшее седло, украшенное блестящими «гайками». Набрав целый «подситок» странных «гаек», Прусенко принялся их разглядывать: «Что оно такое? Блестит, точно золото, но золото ли? Дай-ка пойду в Никополь к жиду Оське — он должен знать, что оно такое, золото или медь».

      Ссыпав «гайки» в старый рукав от женского платья, Прусенко отправился в Никополь. Корчмарь Оська, повертев в руках предъявленную ему «гайку», попробовал ее на зуб, и, внимательно изучив, спросил:
      — А много ты нашел таких штучек?
      — Да целый рукав!
      — Давай-ка их все сюда, я сейчас схожу к Ицыку, он точно скажет, золото это или медь. А ты пока посиди в корчме вместо меня за стойкой, а если кто зайдет — отпусти ему горилки.

      Прусенко охотно перебрался за стойку и, как только Оська вышел из корчмы, немедленно нализался. Пропьянствовав беспробудно три дня, он, наконец, очнулся и вспомнил про Оську. Пошел к Ицыку:
      — Был у тебя Оська?
      — Давно уж не было. Да ведь он ко мне почти не заходит — мы и знакомы с ним едва-едва.
      Оська исчез вместе с «гайками» (несколько лет спустя, говорят, его видели в Одессе). Тут только до мужика стало кое-что доходить. Но ищи ветра в поле! Отправился Прусенко к себе в деревню. Дома у него оставалось еще две «гайки», и он решил показать их управляющему экономией в селе Покровском.
      — Да это же чистейшее золото! — воскликнул управляющий. — Хочешь, дам тебе за эти две штучки пару самых лучших в экономии волов?
      — Эх! — с досадой крякнул мужик и поскреб затылок...
      «Пройдя Карийский перевоз, русы причаливают к острову, который носит имя Святого Георгия. На этом острове они приносят свои жертвоприношения. Там стоит огромный дуб…»

      Так писал о Хортице византийский император Константин Багрянородный (946—953). Легендарный остров Хортица на Днепре, близ современного Запорожья, издревле находился на одной из главных дорог истории. Здесь в древние времена велся торг славян с греками. Здесь находилось языческое святилище, а тот самый священный дуб, о котором пишет Константин Багрянородный, достоял аж до 1871 года и засох от старости — ему было около двух тысяч лет! И где-то здесь, на Хортице, окруженный на Черной скале печенегами, пал в бою легендарный князь Святослав...

      Расположенный там, где Днепр делится на зону порогов и зону плавней, остров с глубокой древности являлся естественным местом отдыха для путников, преодолевших опасную зону днепровских порогов. Остров нередко служил пристанищем княжеским дружинам. В 1103 году князья Давид Всеславич, Мстислав Игоревич, Вячеслав Ярополчич и Ярополк Владимирович «поидоша на коних и в лодьях, и приидоша ниже порог и сташа в протолчех и Хортичьем острове». Летописные известия о том, что Хортицу часто посещали русские дружины, подтверждаются археологическими находками. В X—XIV веках на острове существовала небольшая русская крепость, известная из летописей под названием Протолче. Археологи нашли на месте поселения остатки просторных «дружинных» жилищ, землянок, множество предметов X—XII и XIII-XIV веков.

      Остров Хортица протянулся в длину на 12 километров, в ширину в среднем на 2,5 километра Высота прибрежных скал кое-где достигает 30 метров. В этих скалах имеется множество пещер, самая известная из которых — Змиева. В ней, по преданию, в древности жил «змий» о двенадцати головах.

      Свидетельства давней истории Хортицы находят и под водой, и под землей. В 1995 году неподалеку от балки Генералки на глубине 9,5 метра был обнаружен остов большого дубового долбленого судна. По мнению археологов, это остатки ладьи времен Киевской Руси А на северо-восточном побережье острова было обнаружено несколько землянок времен Киевской Руси, были найдены амфора, фрагменты керамики, наконечники стрел.

      Но самая главная легенда Хортицы — это Запорожская Сечь и клады запорожских казаков.
      Возникновение Сечи относится к 1552—1557 годам, когда Дмитрий Вишневецкий основал первый укрепленный городок на Хортице Позднее казачьи городки распространились на правый берег Днепра и на южную половину острова. В 1577—1578 годы здесь устроил свой лагерь предводитель казацкого отряда Яков Шах, откуда он совершал набеги на турок и татар Новые укрепления построил в 1617 году Петр Конашевич-Сагайдачный, и еще в XIX веке в западной части острова можно было видеть следы валов, куреней и церкви. Постепенно владениями Сечи стали, кроме Хортицы, и окрестные небольшие острова на Днепре, часть земель по обе стороны Днепра, включая Великий Луг — примыкающий к Днепру огромный участок степи в Александровском уезде (Александровск — название до 1921 года современного Запорожья). О том, что в Запорожской Сечи скапливалось немало сокровищ, по преимуществу, добычи, отбитой у турок и татар, имеется множество свидетельств. Часть добычи шла на формирование «Войсковой Скарбницы» — казны войска Запорожского, а другая часть делилась «товариществом». Французский военный инженер, находившийся на польской службе, Боплан, жил на Украине в 1630—1640-х годах. Он писал, что «каждый казак имеет на островах свой тайный уголок». Возвратясь с победой над турками, «они делят в Скарбнице добычу и все, что ни получат, скрывают под водой, исключая вещи, повреждаемые оною». По свидетельству Боплана, казаки «скрывают под водой не только пушки, отбиваемые у турков, но и деньги, которые берут только в случае необходимости». Если казак возвращался из очередного похода, то брал спрятанное назад. А если погиб в бою — клад так и оставался в земле.

      Запорожская Сечь была ликвидирована в 1775 году, а казаков насильно переселили на Кубань. Есть свидетельства, что во время разгрома Сечи у многих казаков «була така думка, шо як помрет «Потемка» (то есть князь Потемкин-Таврический), то воны вернутся назад». Поэтому, покидая Сечь, многие запорожцы «ничого не бралы с собою, а ховалы добро — хто в землю, хто в скелю, а инчи в Днипро». Тогда же, по преданию, где-то на Хортице или в ее окрестностях была спрятана «Войсковая Скарбница» запорожцев. Еще в конце XIX века были живы многочисленные свидетели, которые помнили от своих родителей приметы запорожских кладов:
      «На Хортивском острови, в Высчей Голови, був камень в рост чоловика, весь до низу попысаный. Теперь его або нема, або мхом порос — не пизнаешь. Пид тым камнем есть запорожский клад. Цей камень бачив я лит двадцять назад, як чабанував».

      «Нызче головы острова Хортивского, над Старым Днипром, есть урочище Лазни. Там, поверх скели, клад. Прымита така: лежыт камень, а на ему слова: «Есть и како, хто визьме — буде кай». Годив трыдцять тому назад слова булы замитни, а теперь камень зарис мохом»

      Рассказывали, что в урочище Сагайдачном, где-то «пид каминнямы», «допропасты» зарыто казацких «грошей», но «не всякому воны судылысь». Справедливости ради надо сказать, что здесь действительно находили золотые и серебряные монеты и изделия. В 1900-х годах близ Совутиной скалы был случайно найден массивный золотой крест с рельефным изображением распятия. О находках знали, но помалкивали: как признался на склоне лет один 69-летний кладоискатель, «на свому вiку я найшов п'ять золотих, та шкому и не сказав». Деньги и находки потихоньку сбывали шинкарям.

      Ходила и другая «балачка» — что на Стрелецком острове незадолго до ликвидации Сечи были «закопаны гроши» — золото, серебро и оружие. Спустя несколько десятилетий на остров наведывался какой-то «дид», который знал приметы клада: «На тим боци супротив остривка стояв дуб; на дубови була товста гилка, котра показувала на остривок, де сховано клад». Еще один неведомо откуда взявшийся «дид» пытался отыскать клад на острове Канцерском: «В устье Хортицы, что впадает в Днепр, есть Канцерский островок, а на нем крепость Это против большого острова Хортицы. На том островку, говорят, есть пещера, а в ней спрятаны три бочонка золота. Вход закрыт дверями, забит камнями и землей. Перед входом поставлен деревянный крест». В 1846 году этот клад попытался отыскать какой-то «дид» с Херсонщины, но на третий день поисков «дид» внезапно умер. С тех пор уже никто не пытался отыскать вход в таинственную пещеру...

      Эти «диды», появившиеся на Хортице спустя несколько десятилетий после ликвидации Сечи, очевидно, были запорожскими казаками, некогда «сховавшими» свое имущество или знавшими о кладах, укрытых их товарищами. Их появление на Хортице только подхлестнуло интерес к хортицким кладам, легенды о которых уже давно ходили среди новопоселенцев бывших земель Запорожской Сечи...

      В 1789 году на острове была основана колония немцев-меноннитов, а опустевшие запорожские земли стали заселяться крестьянами. И пошли гулять среди новых насельников многочисленные легенды о таинственных запорожских кладах...

      «В голови острива Хортыци, шо вид Кичкаса, есть велыченька могылка, вся обкладена каминями, — повествует одно из преданий о запорожских кладах на Хортице. — Лит трыдцять тому назад, там, темной ночи, було часто показуется клад: оце выскоче на могылу козак с шаблею, та так огнем и засяе! Козак золотый, а пид ним кинь срибный! То, кажуть, золоти и срибни гроши. Ти гроши або взято, або показуються, та не всякому».

      Днепровские рыбаки говорили, что на Хортице и вообще на землях Запорожской Сечи клады «сами в руки просятся». «В старину, бывало, как пойдешь по разным балкам на острове, то чего только не увидишь, — рассказывали местные жители. — Там торчит большая кость от ноги человека, там белеют зубы вместе с широкими челюстями, там повывернулись из песка ребра, поросшие высокой травой и от времени и воздуха сделавшиеся, как воск, желтыми. Задумаешь, бывало, выкопать ямку, чтобы сварить что-нибудь или спечь — наткнешься на гвоздь или кусок железа; захочешь сорвать себе цветок, наклоняешься, смотришь — череп человеческий, прогнивший, с дырками, сквозь которые трава повыросла, а на траве цветы закраснелись; нужно тебе спрятаться в пещере, бежишь туда и натыкаешься на большой медный казан или черепяную чашку, или еще что-нибудь в этом же роде». Один из кладоискателей рассказывал исследователю Хортицы Д. Яворницкому: «На о. Канцеровке я как-то натолкнулся на человеческую кость, стал копать, прокопав с пол-аршина земли, вижу — широкая яма, а в ней семь человеческих костяков. На груди каждого лежит по нескольку небольших медных пустых в середине пуговиц, видно было что покойники одеты в какие-то суконные кафтаны, сукно было тонкое, пожелтевшее, все скелеты сохранились очень хорошо, особенно черепа, на одном лишь я заметил дырку от удара в голову чем-то острым».

      Кроме черепов и костей, на месте бывшей Запорожской Сечи находили множество различных предметов: пистолеты, кинжалы, ножи, сабли, ружья, пушки, ядра, пули, кувшины, казаны, графины, чугуны, бутылки, штофы, кольца, перстни, пряжки, мониста, монеты, трубки. А в Днепре близ острова в прошлом столетии было найдено семнадцать челнов и два больших корабля (по-видимому, казачьи «чайки»). На одном из них стояла уцелевшая пушка, а в остатках другого была найдена сабля с посеребренной рукоятью.

      «Много находили вещей в Днепре, а на самой Хортице еще больше, — вспоминал другой кладоискатель. — Как-то я нашел в балке Большой Вербовой кривой кинжал, длинное ружье и стальную кольчугу; все было покрыто ржавчиной... Однажды я нашел в балке Куцой несколько монет; одна из них была так тяжела, как 6 серебряных рублей вместе, другие — точно рыбья луска (чешуя), а третьи такие же, как теперь пятачки. Случалось находить и другого рода монеты... Да что только не находили на Хортице! прежде на Хортице можно было всякой всячины найти... Теперь многое подобрано людьми, а многое повынесено водой». Можно добавить, что многое смыто рекой за прошедшие столетия. Под действием паводковых вод частично изменилась береговая линия Хортицы, а небольшой остров Дубовый попросту смыло.

      Археологические исследования Хортицы ведутся до сих пор. Исследуется также и дно Днепра в окрестностях острова. В 1995 году во время подводных археологических работ у острова Канцеровского была найдена сабля XVI — начала XVII века, изготовленная на Кавказе или в Передней Азии (возможно, в Иране). Однако большая часть Хортицы до сих пор остается неисследованной.

      По преданиям, особенно изобиловал запорожскими кладами Великий Луг. В многочисленных балках и «могылах» Великого Луга практически ежегодно находили выносимые вешними водами «старынни мидни и срибни гроши». Одна из речек Великого Луга, впадающая в Днепр, даже носила название Скарбной (то есть «Кладовой» — от украинского «скарб» — «клад, сокровище»). Предание рассказывает, что возле ее устья, «биля Скарбной, де стара Сичь, есть стрилыця, а в тий стрилыци схована вся запорозька казна». О том, что река Скарбная была освоена запорожцами, подтверждается реальными находками — еще в прошлом веке в устье реки были найдены две затопленных запорожских «чайки».

      В окрестностях Сечи, по берегам Днепра, было разбросано множество старинных запорожских кладбищ. Многие из них постепенно распахивались, занимались под огороды или использовались под другие хозяйственные нужды, и нередко случалось так, что посреди огорода или крестьянского двора возвышались старинный каменный крест или надгробная плита.

      Несколько таких могил запорожцев находились в деревне Капуливка на реке Чертомлык. В одной из них был погребен знаменитый кошевой атаман Запорожского войска И.Д. Сирко (умер в 1680 году). После смерти Богдана Хмельницкого Иван Сирко в течение двадцати лет был кошевым атаманом запорожцев. Это он подписал знаменитый «Ответ турецкому султану»: «Ты — шайтан турецький, проклятого чорта брат i товарищ i самого люципера секретарь!... Свиняча морда, кобиляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, хай би взяв тебе чорт! Отак тобi казаки вщказали, плюгавче! Кошовий отаман iван Сiрко зо всiм кошом запорiзьским».

      Иван Дмитриевич Сирко был погребен «знаменито, 2 августа, со многою арматною и мушкетною стрельбою и с великою от всего низового войска жалостью». А с могилой этого кошевого атамана связана история о «седле атамана Сирко».

      ...Крестьянин Прусенко, житель Капуливки, копал яму под столб. Вдруг в земле что-то блеснуло. Копнув еще несколько раз, крестьянин наткнулся на лошадиный костяк, на котором лежало полуистлевшее седло, украшенное блестящими «гайками». Набрав целый «подситок» странных «гаек», Прусенко принялся их разглядывать: «Что оно такое? Блестит, точно золото, но золото ли? Дай-ка пойду в Никополь к жиду Оське — он должен знать, что оно такое, золото или медь».

      Ссыпав «гайки» в старый рукав от женского платья, Прусенко отправился в Никополь. Корчмарь Оська, повертев в руках предъявленную ему «гайку», попробовал ее на зуб, и, внимательно изучив, спросил:
      — А много ты нашел таких штучек?
      — Да целый рукав!
      — Давай-ка их все сюда, я сейчас схожу к Ицыку, он точно скажет, золото это или медь. А ты пока посиди в корчме вместо меня за стойкой, а если кто зайдет — отпусти ему горилки.

      Прусенко охотно перебрался за стойку и, как только Оська вышел из корчмы, немедленно нализался. Пропьянствовав беспробудно три дня, он, наконец, очнулся и вспомнил про Оську. Пошел к Ицыку:
      — Был у тебя Оська?
      — Давно уж не было. Да ведь он ко мне почти не заходит — мы и знакомы с ним едва-едва.
      Оська исчез вместе с «гайками» (несколько лет спустя, говорят, его видели в Одессе). Тут только до мужика стало кое-что доходить. Но ищи ветра в поле! Отправился Прусенко к себе в деревню. Дома у него оставалось еще две «гайки», и он решил показать их управляющему экономией в селе Покровском.
      — Да это же чистейшее золото! — воскликнул управляющий. — Хочешь, дам тебе за эти две штучки пару самых лучших в экономии волов?
      — Эх! — с досадой крякнул мужик и поскреб затылок...

КЛАДЫ ЮЖНОГО ПОРУБЕЖЬЯ

      В 1890-х годах в старинных бумагах одного из разорившихся помещиков Щигровского уезда Курской губернии была обнаружена любопытная рукопись. Вместо заглавия на ней была обозначена дата «1611», сверху было надписано «копия», а в самом конце стояло: «Конец грамоты. Переписана 1736 года Апреля 9 дня».

      У степных курских помещиков, жителей прежней Северской Украины, еще в 30—40-е годы прошлого столетия сохранялось множество кладовых записей. Эти рукописи хранили, как святыню — многие из помещиков деятельно занимались поисками кладов и тратили на них значительные средства. К этой категории, видимо, принадлежал и владелец найденной кладовой записи.

      Содержание рукописи оказалось чрезвычайно любопытным. Это своеобразный дневник, сборник «памятных грамоток» какой-то разбойничьей шайки, обосновавшейся на южном порубежье в середине XVI столетия.

      Обширное пространство между Брянском и Осколом, получившее название Северской земли, в XVI — начале XVII века буквально кишело «станичниками». Здесь, куда не дотягивалась рука московской власти, занятой внутренними распрями и войной в Ливонии, собиралась и накапливала силы та самая вольница, которая составила впоследствии ядро отрядов Лжедмитрия I, Истомы Пашкова и Ивана Болотникова — именно отсюда, из Северской земли — из Комарицкой волости, двинулся на Москву самозваный царевич Дмитрий, положив начало великой Смуте...

      Жителей Северской земли называли «севрюками», и существовала даже характерная поговорка: «Что смотришь севрюком?» — так говорили о тех, кто смотрел «волчьим» взглядом. О недоброй славе здешних селений напоминают и другие присловья: «Обоянцы — Бога не боянцы», «Оль-ховатка — Лиховатка», «Вязовое — кто войдет, тот завоет» и т. п. И вот через эти-то лихие разбойничьи места в XVI веке протянулись главные сухопутные пути, связывавшие Москву с Крымом и Причерноморьем.

      Помимо купеческих обозов, эти пути служили и для дипломатических сношений Москвы с Крымом, и для движения татарских отрядов, шедших в набег на московские земли. А вдоль этих степных шляхов («сакм»), в глухих балках и лесных урочищах таились землянки и городки вольных станичников, подстерегавших и грабивших всех без разбору, включая и послов. Погромы посольств на сухопутных шляхах были не редкостью. В 1502 году азовские казаки убили возвращавшегося из Турции боярина А. Кутузова. Нападению разбойников подверглось посольство князя И. Кубенского.

      Уже в конце XV века при Иване III в дипломатической переписке с Крымом постоянно звучали жалобы на русских и татарских разбойников, грабивших послов и торговых людей. В 1502 году, отправляя кафинского посла, Иван Грозный писал рязанской княгине Агриппине: «А ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Аграфена, велела казнити». В 1549 году ногайский князь Юсуф жаловался Ивану Грозному: «Наши люди ходили в Москву с торгом, и как шли назад, ваши казаки и севрюки, которые на Дону стоят, их побили... Холопи твои, некто Сарыазман словет, на Дону в трех и четырех местах городы поделали, да наших послов и людей стерегут и разбивают». Московское правительство на подобные жалобы отвечало: «На поле ходят казаки многие, казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а из наших украйн, с ними же смешавшись, ходят; и те люди как вам тати, так и нам тати и разбойники».

      О быте разбойников, набегах, столкновениях, а самое главное — о многочисленных разбойничих кладах и рассказывали найденные у безвестного щигровского помещика «памятные грамотки».

      Судя по этим записям, разбойники имели в Москве весьма высокопоставленных и наверняка небескорыстных покровителей — оттуда регулярно приходили сведения о посольских и купеческих караванах, которые вышли из Москвы в Крым. В числе этих покровителей упоминается князь Глинский — дядя Ивана Грозного: «Был Крымский посол в Москву, взял выход (дань) наш... Прислал нам с Москвы Глинской князь своево подъячева к Ивану Федорычу, пишет: Иван Федорыч, с той казной пошел посол в Крым. И мы скинулись с трех станов, ту казну отбили на Бакаевом шляху меж Красных городков. Положили ту казну на Красном городище за городом, двадцать сажен от городища...»

      В другой раз разбойники подкараулили двух татаринов на Муравской сакме, «ухватили и стали их пытать, и они сказали — идет посол Крымский, был в Москве, с подарками: везут бочку жемчугу да 17 блюд царского стола. И мы его разбили между Ворсклы и Ворсклицы, и то добро положили на Красном городище в передних воротах, в конец валка сажень, а от того валка бочка жемчугу». Но не всегда промысел был благополучным: однажды станичникам, преследуемым татарами, даже пришлось закопать свои пояса, набитые личной «долей» каждого из них: «Смертку свою видя, сделали заговор, чтоб наша казна не досталась, сносили чересы (пояса), наклали их в пивной котел». Признаки этого места — «два камня на воротах положены, а промеж камней сажени три или четыре, на тех камнях выбита книга складная, а на другом камне сагайдак (лук), а куда стрела положена, и ты, братец, туда помни, смотря на признаки, а против стрелы курганец, а в том курганце котел».

      О том, что клады прятались надежно и хитро, говорят многочисленные способы укрытия кладов. Так, клад, зарытый на речке Буромле, был врезан в береговой откос и завален дубовым бревном и землей: «Поставили бочку серебра полосмины Ливенской меры, да четверть талерей (талеров), а в берегах положили дуб плотовой, и тую бочку приковали к тому дубу двумя цепями и зарушили землею». Речка с той поры несколько раз меняла свое русло, и теперь найти место захоронения клада очень трудно.

      Найденные «памятные грамотки» содержат немало сведений и о других кладах: «...К озеру хаживали платье мыти, и уже мы стали подниматься в поход в Крым, тогда у нас телега сломалась, и велел атаман казну взять с телеги — сундук серебра денежного, и в тое озеро 12 человек взяли, отнесли и вкинули... На верховье реки Боромли стоит дуб, на том дубу от полуденной стороны нарублена церковь, а из другой стороны вырублено дупло. И как высоко нарублена церковь, так из земли от дуба против церкви тут поставлен котел денег большой». Естественно, многие указанные в записях «дубы вежеватые», колодези и речки давно уже исчезли с лица земли.

      Все перечисленные в «грамотках» клады укрыты вдоль старинного Муравского шляха и пересекающего его в районе села Кресты Сагайдачного шляха. Муравский шлях, стратегический военно-торговый маршрут, вел от Тулы в Крым, а Сагайдачный шлях тянулся от Ахтырки по направлению к Коротояку. Степные дороги пролегали по основным водоразделам, пересекающим «Дикое поле» — огромные степные пространства между Московским государством и Крымом. А вдоль этих дорог подкарауливали добычу "шайки вольных станичников…

      Поиск кладов по кладовым записям в здешних краях велся на протяжении последних двухсот лет, и нельзя сказать, чтобы он был безуспешным. В 80-х годах прошлого века мельник, арендовавший у помещицы Шеховцовой мельницу на реке Рать, нашел на Ратовском городище, в береговом откосе, большой клад старинной золотой и серебряной посуды, которую он распродал. Ратовское городище давно имело репутацию «кладоносного места» — каждую весну здесь находили вымываемые водой мелкие серебряные «гривенки», будоражившие воображение кладоискателей-«знатцев». Один такой «знатец», явившись однажды к помещику Щигровского уезда Маркову, показал ему кладовую запись, из которой следовало, что где-то на земле помещика, в урочище «Куний Верх», зарыт клад. По преданию, здесь делили добычу татары, возвращавшиеся из набегов на московские земли. Находку было условлено поделить пополам. Клад искали несколько дней, но в одно прекрасное утро «знатец» вдруг лсчез неизвестно куда, а в разрытой им накануне яме отчетливо был виден след вынутого оттуда сундучка...