Печать страницы - Клады, ценные находки и сокровища России

ОХОТНИКИ ЗА КЛАДАМИ

«Искатели кладов преимущественно бывают из простого народа, склонного, по неразвитости, к суевериям и предрассудкам», — писал в 1896 году один ученый человек. Только того не знал ученый человек, что у нас в России даже цари, князья, вельможи и духовенство занимались «по наущению диавола» отысканием кладов. Кладоискательство на Руси всегда было популярным занятием несмотря на дурную репутацию кладов, в любителях приключений и просто хищниках у нас никогда недостатка не было.

Упоминания о кладах встречаются уже на первых страницах русской истории. Главный торговый путь Древней Руси — «путь из варяг в греки» — на всем своем протяжении, от Балтийского моря до Черного, отмечен многочисленными кладами VIII—XI веков. Византийские и скандинавские источники говорят, что славяне «скрывали свое имение, как воры», зарывая драгоценности в землю, когда отправлялись на войну.

Об одном из самых ранних фактов кладоискательства на Руси сообщается в Киево-Печерском патерике, составленном в XI веке. Печерский монах Федор увидел во сне видение: в некоем месте зарыт большой клад. Придя в указанное в видении место — в одну из лаврских пещер, — он начал копать и наткнулся на клад «латинских сосудов», в которых хранилось «злата и сребра бесчисленное множество». Увидев сокровища, Федор счел, что это черт искушает его богатством, и снова зарыл клад, но уже в другом месте. О находке узнал великий князь Киевский Мстислав Святополкович, который приказал схватить монаха и доставить его к себе

— Верно ли говорят, что ты нашел клад? — спросил князь монаха.

— Да, я нашел клад, и он спрятан мною в пещере, — отвечал Федор.

— А что это за пещера и много ли там, отче, золота, серебра и посуды? — допытывался князь.

— Эта пещера служила кладовой у варягов, и посуда там латинская. Поэтому пещера и ныне зовется варяжской. Золота же и серебра там неисчислимое множество.

Понятно, что простодушный ответ монаха только разжег в князе алчность. Он начал требовать от инока, чтобы тот указал местонахождение сокровищ. Но Федор утверждал, что забыл то место, где закопал клад.

— Вспомнишь! — зловеще пообещал князь и приказал сковать монаха по рукам и ногам, ввергнуть его в узилище и три дня держать там без хлеба и воды. Но монах упрямо твердил: «Не помню». По приказу князя монаха-кладоискателя жгли на костре, пытали дымом. Другого монаха, Василия, которому Федор открыл тайну клада, князь собственноручно «поразил» стрелой из лука. Оба монаха умерли в мучениях, так и не указав местонахождение клада.

В свое время была высказана гипотеза, что на самом деле князь допытывался у монахов, где спрятана монастырская сокровищница, желая поправить за ее счет свои финансовые дела. Как бы то ни было, этот рассказ свидетельствует о том, что клады уже в XI веке вызывали на Руси неподдельный интерес в самых разных слоях общества.

По одной из легенд, на средства, найденнные в кладе, будто бы был основан Ростовский Авраамиев монастырь: бес, желая насолить благочестивому старцу Авраамию Ростовскому, материализовался в образ воина и, явившись к великому князю Владимирскому, доложил, что будто бы Авраамий нашел на великокняжеской земле «сосуд медян, в нем множество сосудов златых и поясов златых, и чепей» и что на это сокровище, которому «не можно и цены уставити», Авраамий устроил монашескую обитель Князь, поверив бесовской выдумке, приказал схватить подвижника и привести к нему, но при дознании у Авра-амия из всего имущества оказалась одна власяница.

Царь Иван Грозный, по рассказу летописца, собственноручно отыскал клад, замурованный в стене новгородского Софийского собора. Прибыв в Новгород, царь «неведомо как уведал казну древнюю, сокровенную», по преданию — скрытую в стене собора его строителем, князем Владимиром, внуком Владимира Святого Об этом кладе неизвестно было никому, «ниже слухом, ниже писанием», поэтому источник информации о кладе так остался невыясненым Царь, приехав ночью в собор, «начал пытать про казну ключаря софийского и пономарей много мучил», но несчастные ничего не ведали о кладе ни сном, ни духом. Не добившись от них толку, царь стал подниматься по лестнице, которая вела «на церковные полати», и наверху, остановившись, вдруг приказал ломать стену. Из замуровки просыпалось великое сокровище древние слитки в гривну, и в полтину, и в рубль. «Насыпав» клад в возы, царь отправил его в Москву.

Обычай замуровывать клады в стены каменных церквей в Новгороде, вероятно, был весьма распространен, так как известен еще один подобный случай: в 1524 году в стене Пятницкой церкви при ремонтных работах было случайно обнаружено замурованное «сокровище древних рублев новгородских литых 170, а полтин 44».

Особенной страстью к кладоискательству отличалась сестра Петра I, царевна Екатерина Алексеевна. Она держала при себе баб-ворожей, которые по ее приказу якобы видели сны про клады, а потом царевна посылала до их указаниям на те места людей' узнав, что за 220 верст от Москвы на дворе одного крестьянина в хлеву, под гнилыми досками, стоит котел денег, царевна послала туда «для взятья кладу» дворцового сторожа, наняв подводы и охрану для вывоза денег. Клад, однако, не нашли. В другой раз царевна отправила приближенных женщин в поисках клада в полночь на кладбище разрывать могилы. При ней состоял некий костромской поп Григорий Елисеев, который хвалился, что может определять местонахождение кладов по имеющимся у него особым «планетным тетрадям». По приказу Петра 1 все эти «укащики» кладов были подвергнуты сыску и оказались, при ближайшем рассмотрении, обманщиками сам поп Гришка Елисеев признался, что у него были «планетные тетрадки» и что он «по планетам клады узнает, а царевне говорил обманом, взятки ради».

Подобно печерским монахам и попу Елисееву, не брезговали заниматься поисками кладов и лица духовного звания. Этому весьма способствовало поверье, что при кладоискании желательно присутствие священника, так как клады зарывались со страшными заклятиями и охранялись нечистыми духами. В 1890-х годах, недалеко от деревни Большие Угоры в Костромской губернии, клад собралась рыть целая толпа крестьян во главе со священником, дававшим указания, как надо, благословясь, рыть и брать клад. Потребовалось вмешательство полицейской власти, чтобы разогнать охваченную «золотой лихорадкой» толпу. А в 1752 году священник села Помаева Буинского уезда Симбирской губернии Кирилл Михайлов решил во что бы то ни стало добыть клад, зарытый в овраге между Помаевым и деревней Атяшкиной. Вооружившись крестом и Евангелием от бесовского наваждения, священник, отличавшийся необыкновенной смелостью, отправился на предполагаемое место клада и принялся копать, но страшные привидения так напугали его, что он бежал, со страху забыв на месте и крест, и Евангелие.

Весьма распространенным занятием было кладоискательство в крестьянской среде. Сколько семей разорилось на этом — хозяйство запущено, а все силы брошены на поиск эфемерного клада. Иногда «золотая лихорадка» охватывала целые деревни и даже несколько селений. Поиск кладовых записей, приметных мест и раскопки самих кладов нередко занимали целый рабочий сезон: вместо того, чтобы пахать и сеять, мужики сбивались в артели до трехсот человек и покидали деревни. Начисто срывали древние курганы, перекапывали городища, ворочали приметные камни. Около 1890 года крестьяне села Ильинского Макарьевского уезда и ближайших деревень решили во что бы то ни стало отыскать клад, на который имелась запись в виде разбойничьего письма. Целую весну пробродили по лесу, отыскивали приметы, ходили к ворожцу, копали по ночам. Собирались артелями человек по двести, но ничего не нашли. Неудачу объясняли тем, что не было согласия в артели — каждый думал только о своей наживе в ущерб другим.

О быте и заботах охотников за кладами повествуют дневниковые записи одного из алатырских кладоискателей, посвятившего всю жизнь этому ремеслу:

«Задумал я добыть клад в Большой Яме и пошел в город Саранск к ворожцу; у него переписаны были все клады, где сыскать. Купил вина, подпоил его, и дал он мне писульку, как достать деньги в Кладовых стрелицах. Иду я из Саранска, и повстречался мне грамотный человек, писарь не писарь, Бог его знает. «На-ка, мол, батюшка, прочитай, что написано в грамотке!» Он прочитал, оглядел меня с головы до ног и разорвал писульку: «Старый, говорит, ты черт, на старости каким ты делом занимаешься, души не жалеешь!» Да как плюнет мне в рожу — и уехал.

Не унялся я этим, пошел рыть клад в Большой Яме. Копал, копал и дошел до камня большущего — тремя лошадьми не своротить. Нет, думаю, видно, ему срок не вышел. Только выбираюсь из оврага, вдруг посыпались на меня со всех сторон каменья да красные кирпичи. Я подрал, только подавай Бог ноги! А кладище здесь огромный.

А вот нищий Василий Семеныч доподлинно взял поклажу в селе Красной Поляне, а научил его, как взять, заштатный дьякон: все больше молитвами отчитывал из требника Петра Могилы. За тем требником ездили мы три раза в село Ливу, да дорого просят сто рублей. Да еще надул подлец Евсейка — лубянишные глаза, а денег обобрал много.

На что был богат Филипп Чистяков — четыре расшивы имел, да и те все прожил на клады. Однако Бог поможет — весной возьмет малую толику.

Есть у целовальника под горой книга «Немая строка» — по ней вызывать можно».

В воронежских местах прославился кладоискатель-фанатик, который исходил весь край вдоль и поперек, разыскивая клады Кудеяра-атамана, один из которых, по его убеждению, состоял из «60 парных воловьих подвод серебра, 10 пудов золота и целого лотка драгоценных камней». Вокруг этого кладоискателя кормилась целая толпа ловких людей, втридорога сплавлявших ему всевозможные кладовые записи, чертежи, заговоры, разрыв-траву и т. д., а также Талисманы типа «глины, добытой в полночь с могилы удавленника», которая якобы помогает при добыче кладов. Торговля этим товаром вообще велась довольно бойко, так как спрос на него имелся большой. А один ловкий проходимец, орловский крестьянин Милютин, в 40-х годах прошлого столетия сумел организовать сбор народных средств на приобретение разрыв-травы. Сделано это было с потрясающей простотой. Милютин держал трактир, в подполе которого хитроумным способом устроил демонстрацию «зачарованного клада». Клиентура подбиралась из подгулявших в трактире простаков. Милютин высматривал такого персонажа, дошедшего до состояния «уже никакой, но лыко еще вяжет», подсаживался к нему и доверительно начинал рассказывать о том, что у него под избой находится зачарованный клад, «да вот беда — разрыв-травы к нему никак не достать». Трактирщик вел мужика в подпол, там клиент воочию видел «зачарованный» сундук, который никаким способом «взять» невозможно, и, соблазненный Милютиным выступить пайщиком при дележе клада, охотно отдавал деньги на приобретение разрыв-травы, которая, как известно, больших денег стоит. Таким образом Милютин решал свои финансовые проблемы на протяжении нескольких лет.

Иногда поиски клада начинались даже не с преданий, ' не с кладовых записей, а прямо, что называется, на пустом месте. Шел, например, как-то раз житель города Зуб-цова по берегу Волги и размышлял: «Ведь город наш Зубцов, сказывают, в старину был очень велик, и были в нем князья, а у этих князей, разумеется, была казна — то где же она теперь находится?» Ясно, где — конечно, зарыта где-то поблизости! С этой, прямо скажем, небесспорной мыслью он лег спать и во сне увидел, что «всему городу Зубцову была великая радость... Не могу прямо объяснить, в чем она была, а только над всем городом от радости как будто туман стоял». Поутру этот мыслитель и духовидец явился в городскую управу и заявил, что он намерен найти казну зубцовских князей и тем самым обогатить город. И что же городские власти? Посмеялись? Покрутили пальцем у виска? Удивились? Нет. Они всерьез направили запрос в Тверскую губернскую канцелярию, откуда пришло официальное разрешение на поиски клада. Раскопав несколько курганов в окрестностях города и ничего не найдя, разочарованный кладоискатель работу прекратил. Впрочем, горожане отнеслись к его начинанию сочувственно и неудачу объясняли тем, что кладоискатель «слова» не знал.

Бывали примеры, когда крестьяне различных областей подавали прошения о разрешении искать им клады даже на имя царя. К известиям о кладах власти всегда относились серьезно. Местная администрация в этом отношении была даже строже центральной. Кладоискатели, а особенно люди, уже нашедшие клад или только оговоренные в этом, сейчас же задерживались, а иногда даже и заключались в тюрьму, в ожидании ответа из Москвы. Впрочем, перейти к следующей ступени допроса — к пытке воевода без государева указа обыкновенно не решался.

9 июня 1702 года в можайскую приказную избу явился местный житель Герасим Васильев и сообщил, что в городе близ торга и двора посадского человека Василия Лукьянова собрались многие люди, роют землю и «ищут денег». Воевода Петр Савелов тотчас поехал к тому месту, где «денег ищут и деньги берут». Оказалось, что извет Герасима Васильева оказался вполне справедливым: в указанном месте воевода нашел сборище разного рода людей, расковыривавших пятачок земли у двора посадского человека Васьки Лукьянова.

Остановив самовольные раскопки, воевода приказал рыть землю случившимся поблизости «служилым людям», которые в присутствии воеводы собрали «денег 16 алтын, а те деньги старинные». Часть денег, найденных раньше, остались у находчиков клада. В ходе дальнейших поисков перерыли весь пятачок «до матерой земли» — на семь аршин поперек, и на два аршина в глубину, и на этом месте нашли «старинных денег и денежек 12 алтын, да в том же месте из земли вынули малый избный жернов. А... окромя тех 12 алтын ничего не сыскали». Неясно, сколько монет было в кладе, но, судя по всему, не более двух сотен.

Схожий случай имел место в Шацке в 1645 году. Здесь до воеводы Бестужева дошел слух, что в Казачьей слободе на Соломенной горе казак Евдоким Карев пахал «под репу» несколько лет не паханную землю и распахал клад старинных серебряных монет. Сбежавшиеся слобожане в мгновение ока растащили рассыпавшийся по пашне клад. Посланные воеводой сыщики по монетке вытрясали клад из жителей слободы, пока наконец не собрали «23 алтына 2 деньги» — около 70 штук. Несмотря на все старания воеводских посланцев, многие попрятали свои находки, жалуясь сыщикам, что, мол, спрятали, да забыли, куда — «схоронили те деньги у себя на дворе, и ныне тех денег найти не умеем, и того места не узнаем». Найденные монеты оказались «неведомо какие, нерусского дела», а по предположению воеводы — татарские.

Разрядный приказ в Москве, куда поступали дела о кладах, в большинстве случаев предписывал задержанных отпустить из тюрьмы «от пристава и с порук, и впредь кто станет находить, и у тех не отымать, и им продаж не чинить, а кого заделили при разделе клада, — не обделить».

Многочисленные факты стихийного кладоискательства дали правительству повод для издания специальных постановлений относительно кладов. При Петре I правительство объявило все клады собственностью государства. В царствование Екатерины II Указом от 28 июня 1782 года право собственности владельца земли было распространено на все богатства, сокрытые в ее недрах, в том числе и на клады. Это положение было закреплено в Жалованной грамоте дворянству. В 1803 году последовало разъяснение Сената о том, что «клад без позволения владельца земли не только частными лицами, но и местным начальством отыскиваем быть не может». А Свод гражданских законов 1832 года окончательно сформулировал положение о том, что «Клад принадлежит владельцу земли», причем в пояснении было объяснено: «Клад есть сокрытое в земле или строении сокровище». Это же положение вошло во все последующие Своды законов и сохранялось неизменным до 1917 года. В ряде местностей, например, в Полтавской и Черниговской губерниях, существовало местное законодательство в отношении кладов. В частности, здесь кладоискатель имел право на половину клада, найденного им на чужой земле. Другая половина отдавалась владельцу земли.

Широкое распространение кладоискательства во второй половине XIX века, зачастую связанное с разрушением памятников археологии и истории, вынудило правительство принять меры, ограничивавшие бурную деятельность искателей сокровищ. Тремя циркулярными предложениями, в 1866, 1883 и 1884 годах, Министерство внутренних дел предлагало губернаторам на местах «ни под каким видом не допускать кладоискательствва и неизбежного от того разрушения памятников древности». При этом министерские циркуляры обращали внимание губернаторов «на непохвальную роль в этом деле городских управ, которые предпринимают кладоискательства, поручая притом раскопки лицам, совершенно невежественным в археологии».

Внимание правительства к поискам кладов можно понять — ведь далеко не всегда эти поиски заканчивались неудачей. Старинный разбойничий клад — «старую поклажу» — нашел в 1664 году, на Дону в районе Воронежа, один казак — «под дубом котел небольшой пивной денег, да на тех деньгах лежат три или четыре бруска литых, неведомо какие, накрыт тот котел сковородою железною». В селе Миренки Симбирской губернии один старик отыскал богатый клад и сумел разбогатеть. А пять лет спустя в село пришел какой-то мужичок и с озабоченным видом стал расспрашивать — не находил ли кто в таком-то месте клада? Понятно, что ему никто ничего не сказал, и мужичок скрылся безвестно...

Как свидетельствуют материалы Костромской ученой архивной комиссии, около сорока крестьян копали клад на берегу Палажного озера, но ничего не нашли, зато их последователю позже удалось найти здесь несколько золотых монет. По кладовой записи копали клад у села Пети-ньева. Нашли серебряную сбрую, какие-то старинные предметы и «костей да черепьев много вырыли». Добился своего и упорный кладоискатель из деревни Ерыкалихи — после долгих поисков ему удалось откопать корчагу серебра, из которого один из членов Костромской ученой архивной комиссии приобрел две серебряные рублевые монеты Петра I и Петра II.

Находки были, разумеется, не одинаковы. Иногда весь клад, подобно Шацкому, состоял из небольшого количества серебряных денег «неведомо каких», которые начальство без всяких нумизматических справок авторитетно признавало «татарскими деньгами». Но были случаи, когда находки состояли из весьма древних и очень ценных предметов. Так, в 1673 году в Старой Рязани несколько крестьян нашли «погреб и выняли многую великую казну — серебро литое и золотые плиты и цепи и волоки и прутья золотые, и иную многую казну». По-видимому, это был один из княжеских кладов, зарытых в 1237 году при взятии Рязани Батыем. А в 1626 году в Путивле селитренкый мастер Роман Гаврилов и его работники нашли в древнем кургане «золота два прута, да 26 плащей (то есть пластин), да 9 перстней золотых, и пуговицы, и иные мелкие статьи золотые и серебряные». Сокровище было доставлено в Москву, где было «смотрено и ценено», а потом отдано находчику, Роману Гаврилову, который обратил свою находку на постройку церкви («на церковное строение»). Как полагают, Роман Гаврилов вскрыл богатое захоронение какого-то древнерусского князя или боярина, а золотые «пруты» — не что иное, как шейные гривны, распространенное в IX—XI веках у знатных людей украшение.

Вопреки распространенным в народе легендам о зарытых «сундуках с золотом», известен только один случай, когда подобное сокровище действительно было найдено: в 1985 году в селе Воздвиженское под Сергеевым Посадом, тогда Загорском, из земли были извлечены два плотно окованных железом сундука, в которых находилось около двух тысяч золотых и серебряных монет XVIII века. Интересно, что в этом месте еще до войны было найдено несколько таких же монет. Тогда специалисты предположили, что эти монеты — часть клада какого-то богатого купца. Клад попытались найти, но безуспешно, после чего решили, что это очередной миф. Тем не менее легенда о кладе продолжала бытовать среди местных жителей, будоража вооображение деревенских ребятишек, пока при строительстве садово-дачного кооператива не была сделана эта находка. Интересно, что один из сундуков оказался дырявым — через эту дырку, видимо, и вывалились найденные ранее монеты.

О каком-то «сундуке с золотом» рассказывали в Вяземском районе Смоленской области. По утверждению местных жителей, одна женщина, идя через лес, случайно зацепилась за что-то, и увидела торчащее из земли железное кольцо. С усилием потянув за него, она приподняла вместе с кольцом крышку небольшого сундучка. В сундуке лежали золотые и серебряные монеты, а сверху — золотой крест. Вытащить сундук женщина не смогла и, взяв из него в доказательство несколько монет, пошла домой и сообщила о кладе мужу. Однако сколько потом ни искали это место, найти не смогли.

Основной драгоценный металл найденных кладов — серебро. При этом клады серебряных монет XV—XVII веков могут достигать огромных размеров. Самый большой клад XVII века найден в Вологде — в нем насчитывалось 49 тысяч серебряных копеек. Золото — очень редкая находка. В Москве, самом богатом городе государства, найден только один клад старинных золотых монет (исключая находки, относящиеся к рубежу XIX—XX веков). Из 44 кладов, найденных до 1917 года в Костромской губернии, только в одном находились золотые монеты — 16 штук. «Крестьянские» же клады XVIII столетия состоят в основном из медных монет, количество которых, впрочем, может быть очень большим. Известны клады меди общим весом в 60—80 килограммов и более.

Такова реальная картина. Впрочем, кто знает — может быть, все «сундуки с сокровищами» уже выкопаны кладоискателями XVII—XVIII веков. Во всяком случае, в реальности таких кладов они были глубоко убеждены...

ГДЕ ТВОИ БОГАТСТВА, СТЕНЬКА?

В июне 1671 года в Гамбурге вышла газета «Северный Меркурий», которая стала бойко раскупаться горожанами. В ней была помещена корреспонденция английского купца Томаса Хебдона, находящегося в далекой России, в Москве. Как очевидец он подробно описал казнь Степана Разина, и сделал это весьма оперативно, послав корреспонденцию в Европу через два часа после того, как палач закончил свою работу. Известив тем самым негоциантов и дипломатов о том, что вновь возобновляется торговля с Россией, Томас Хебдон писал:

«По всему миру уже, несомненно, разнеслась весть о том, как мятежник, по имени Степан Разин, год назад стал главарем множества казаков и татар, как он захватил город Астрахань и все Астраханское царство и совершил разные другие тиранства и как, наконец, он всячески стремился привлечь на свою сторону донских казаков, чтобы нанести сильный удар по Москве.Следует знать, что упомянутые донские казаки сделали вид, будто они с ним согласны. Однако они с ним поступили так из хитрости, дабы поймать лису в ловушку. Выведав, что Разин со своим братом остановился в убежище, где он ничего не опасался, казаки напали на него и захватили его с братом в плен.В прошлую пятницу тысяча мушкетеров-стрельцов доставили его сюда, и сегодня, за два часа до того, как я это пишу, он был наказан по заслугам. Его поставили на специально сколоченную по такому случаю повозку семи футов вышиной: там Разин стоял так, что все люди — а их собралось более ста тысяч — могли его видеть.На повозке была сооружена виселица, под которой он стоял, пока его везли к месту казни. Он был крепко прикован цепями: одна, очень большая, шла вокруг бедер и спускалась к ногам, другой он был прикован за шею. В середине виселицы была прибита доска, которая поддерживала его голову; его руки были растянуты в стороны и прибиты к краям повозки, и из них текла кровь.

Брат его тоже был в оковах на руках и ногах, и его руки были прикованы к повозке, за которой он должен был идти. Он казался очень оробевшим, так что главарь мятежников часто его подбадривал, сказав ему однажды так: «Ты ведь знаешь, мы затеяли такое, что и при еще больших успехах мы не могли ожидать лучшего конца».Этот Разин все время сохранял свой гневный вид тирана и, как было видно, совсем не боялся смерти.Его царское величество нам, немцам и другим иностранцам, а также персидскому послу, оказал милость, и нас под охраной многих солдат провели поближе, чтобы мы разглядели эту казнь лучше, чем другие, и рассказали бы об этом у себя соотечественникам. Некоторые из нас даже были забрызганы кровью.Сперва ему отрубили руки, потом ноги и, наконец, голову. Эти пять частей тела насадили на пять кольев. Туловище вечером было выброшено псам. После Разина был казнен еще один мятежник, а завтра должен быть казнен также его брат.

Это я пишу в спешке. О том, что еще произойдет, будет сообщено потом.Москва, через два часа после казни, 6 июня (по старому стилю) 1671 года».Нужно отдать должное Томасу Хебдону за точность описания. Спустя неделю в «Северный Меркурий» он послал еще одну корреспонденцию:

«Умер еще один из главных мятежников, прозванный Чертоусом, а его люди разбиты под Симбирском и вынуждены были отступить... Объявлен указ о даровании жизни и милости тем, кто сам сдался в плен.

Достоверно известно, что недавно казненный мятежник действительно был у них главным бунтовщиком Степаном Разиным. Его брату залечили раны после пыток, и вскоре его должны отправить в Астрахань, чтобы найти клады, закопанные там Степаном».

«Молчи, собака!»

И вот тут-то, после казни Степана Разина на Красной площади, начинается интересное и загадочное для историков действо. После того как палач разделался с Разиным и подручные поволокли на плаху его брата, Фрола Тимофеевича, тот вдруг срывающимся от натуги голосом крикнул: «Слово и дело государево!» И сказал, что знает тайну писем (?) и кладов Разина. Казнь Фрола была отсрочена.

По свидетельству очевидца-иностранца Конрада Штуртцфлейша, уже превращенный в кровавый обрубок Степан Разин вдруг ожил и прошипел: «Молчи, собака!» Это были последние слова Разина, и их Штуртцфлейш записал латинскими буквами.

Как видно из документов, Фрола Разина уже через два дня жестоко пытали в Константино-Еленинской башне Кремля, и его показания были сообщены царю Алексею Михайловичу: «...и про письма сказал, которые-де воровские письма брата его были к нему присланы откуда ни есть и всякие, что у него были, то все брат его, Стенька, ухоронил в землю... поклал в кувшин и засмоля закопал в землю на острове по реке Дону, на урочище, на прорве, под вербою. А та-де верба крива посередке, а около нее густые вербы».

О показаниях Фрола Разина немедленно докладывали царю, который проявил большой интерес к кладам Степана, ибо, по «отпискам» воевод, у бояр и богатого люда «разбойник награбил зело много добра всякого». В пыточной, на дыбе, орущий от нестерпимой боли в вывороченных суставах Фрол показал, что после разгрома восстания при бежавшем в Кагальник атамане был «сундук с рухлядью» и драгоценностями.

Показания Фрола были опубликованы известным историком Н. И. Костомаровым; они очень любопытны, и в них просматривается некая психологическая деталь: сделанный безымянным мастером из слоновой кости Константинополь (Цареград), видимо, очень нравился Степану, и он не пожелал с ним расстаться даже в минуту смертельной опасности, послав за этим сокровищем своего брата.

Весть о том, что во время казни на Красной площади брат Степана Разина крикнул: «Слово и дело государево», и что царь хочет выведать у него места кладов, быстро распространилась среди московского люда, а затем и по всей России. Скоро возникли легенды о кладах Стеньки Разина и жуткие истории о его заговоренных сокровищах, зарытых в разных местах на берегах Волги.

Историки не отрицают фактов существования «кладов разбойника Разина», но всерьез никто этой темой не занимался. Конечно, восставшие взяли приступом несколько городов, и при этом экспроприировали значительные материальные ценности, принадлежавшие имущим слоям, и вполне уместен вопрос: куда делись все те богатства, что попали в руки Разина?

Как он стал разбойником

Известно, что отец Степана, старый казак Тимофей Разя, участник многих войн и походов против турок и «крымчаков», умер в 1650 году, когда будущему атаману было всего 19 лет. При этом характер его, как рассказывали старики, был резкий, крутой и смелый необычайно, что сильно его выделяло. Однако он был и умен, рассудителен, сообразителен и инициативен в боевых стычках. В его родной станице Наумовской эти качества ценились.

Осенью 1652 года Степан подал войсковому атаману челобитную, дабы он отпустил его из пределов Войска Донского на богомолье в Соловецкий монастырь, к святым угодникам Савватию и Зосиме. По пути он дважды побывал в Москве, узнал порядки московские. Через шесть лет, в 1658 году, его включили в состав посольства казацкого и он вновь побывал в Москве. Царь Алексей Михайлович обсуждал с казаками важные вопросы, касающиеся защиты южных рубежей государства Российского.

Сам факт включения Степана в состав посольства, когда ему было 28 лет, говорит о том, что ему была оказана честь и что авторитет его был велик. Из сохранившихся документов известно, что Степан Разин казацким атаманом выбран около 1662 года и неплохо командовал казаками в битве при Молочных Водах. В мирное время вел переговоры с калмыками, турками, татарами и, как уверяет людская молва, неплохо изъяснялся на этих языках.

Много лет собирал я в поездках по Волге и Каме легенды и сказания о Степане Разине, их скопилось у меня немало.

В них тема о кладах Степана Разина начинается со времени его Персидского похода «за зипунами», как шутливо называли казаки поход, предпринятый в 1667—1669 годах. Тогда на стругах, со своей ватагой Степан двинулся от Красного Яра к Гурьеву, затем на Дербент — Баку и далее в Персию, на Орешт — Гилянь — Фарабад; вдоль восточного побережья Хва-лынского моря (Каспия) вернулся к островам Дуванному и Свинному близ Баку. После короткого отдыха проследовал мимо Астрахани к Черному Яру на Дон в Кагалышцкий городок.

По мере следования стругов Степана людская молва шла, опережая их. Особенно много слышалось разговоров о том, что Степан Разин ушел из Персии с зело великой добычей.

«Приехал Стенька из Персидской земли и стал астраханскому воеводе челом бить: «Отпиши царю русскому, что вот, мол, разбойничал, а теперь прошу у него милости». У Стеньки много добра всякого из-за моря привезено было, у воеводы глаза и разбежались! Что ни завидит воевода, всего-то ему хочется — и того, и другого, и третьего. Понравилась ему у Стеньки шуба. «Продай,— говорит, — шубу, подари, нешто тебе ее жалко?»

А шуба была заветная, не дает ее Стенька. Грозит воевода: «Царю пожалуюсь!» Отдал Стенька шубу со словами: «На тебе шубу, да чтобы не надеяла она шуму!»

Так оно и вышло. Стенька после всю Астарахань (так в XVII в. называли Астрахань — Л,В.) разорил, а С воеводы Прозоровского снял шкуру, как шубу, спустив ее по самые пятки».

Из персидской земли Стенька красавицу вывез — сестру иранского шаха. Милуется он с ней, а товарищи и давай смеяться: «Видно, — говорят, — она дороже нас стала — все с ней возишься!»

Так что же Стенька? Взял княжну в охапку да в Волгу и бросил, не пожалел. «На, — говорит, — ничем-то я тебя не даривал!»

О колдовстве Разина

Интересно, что легенда о том, будто Степан — «заговоренный человек» и неуязвим, возникла еще при жизни Разина. Царицынский воевода в 1670 году отписывал царю: «Того атамана и есаула Разина ни пищаль, ни сабля — ничего не берет».

В народе же говорили так:

«У Стеньки кроме людской и другая сила была — он себя с малых лет нечистому продал — не боялся ни пули ни железа; на огне не горел и в воде не тонул. Бывало, сядет в кошму (кош — купеческое небольшое судно без палубы. — Л.В.), по Волге плывет и вдруг на воздух на ней поднимался, потому как был он чернокнижник.

Его в острог не раз садили, за решетки да на запоры. А он возьмет уголь, напишет на стене лодку, спросит воды испить, плеснет на стену этой водой — река станет! Сядет он в лодку, кликнет товарищей — глянь, уж на Волге Стенька!»

Для историков и фольклористов эти полеты Разина по воздуху довольно загадочны. В связи с этим мне представляется весьма любопытным утверждение старого бакенщика на Каме, близ Перми, слышанное им от дедов на Волге, что-де разницы подавали друг другу сигналы (с берега на берег и на разбойные струги) при помощи больших воздушных змеев, называемых «голубями», что непосвященным простым людом воспринималось как колдовство.

Нельзя не признать, что сигнализация разинцев при помощи змеев в значительной степени объясняет их осведомленность, и стремительную неожиданность атак, и захват купеческих стругов на Волге. Без хорошей связи это было бы трудно сделать: собрать вооруженную ватагу, организовать засаду, в нужный момент ринуться на абордажный бой. Известно, что купцы были люди решительные, хорошо вооруженные, имели картечницы и дружными, меткими залпами из ружей не раз отгоняли разбойный люд и уходили от преследователей.

С далеких времен у многих народов хорошим способом дачи сигналов, скажем, предупреждением о военной опасности, были зажженные костры. Поднятый в воздух змей обладал несомненным преимуществом. К запущенному змею можно было послать в воздух условный знак в виде квадрата, треугольника, шара и т. д. Такой закодированный знак мог дать краткую информацию о количестве судов (сколько, куда, откуда), сообщить время прохождения «разбойного места», засады и многое другое. Однако обратимся к легендам, в них много интересного.

«В Персии воевал он два года, набрал много богатства, так что ни счесть, ни сметать невозможно было. Ворочался он мимо Астрахани, воеводы не хотели его пропустить и велели палить в него из ружей и из пушек; только Стенька был чернокнижник, так его нельзя было донять ничем: он такое слово знал, что ядра и пули от него отскакивали.

На другой год он пришел под Астрахань с войском и осадил кругом город. Приказал Стенька палить холостыми зарядами и послал сказать, чтоб отворили ему ворота. Тогда был в Астрахани митрополит Иосиф. Стал он Стеньку корить и говорить ему: «Вишь, какая у тебя шапка — царский подарок, надобно, чтоб тебе теперь за твои дела царь на ноги прислал подарок — кандалы!»

И стал его митрополит уговаривать, чтоб он покаялся и принес повинную Богу и государю. Стенька осерчал на него за это да притворился, будто и впрямь пришел в чувствие и хочет покаяться:

«Ладно, — говорит, — покаюсь. Пойдем со мной на соборную колокольню, я стану Перед всем народом и принесу покаяние».

Как взошли они на колокольню, Стенька схватил митрополита поперек и скинул вниз. «Вот, — говорит, — тебе мое покаяние!»

За это Степана Разина семью соборами прокляли!»

Историк Н. И. Костомаров записал интересный рассказ русских матросов, возвращавшихся из «тюркмен-ского плена с чужедальних басурманских сторон» и уверявших, что встречали Степана Разина в 1858 году!

«Как бежали мы из плена, так проходили через Персидскую землю, по берегу Каспийского моря. Там над берегами стоят высокие, страшные горы... Случилась гроза. Мы под гору сели, говорили между собой по-русски, как вдруг позади нас кто-то отозвался: «Здравствуйте, русские люди!» Мы оглянулись: ан из щели, из горы, вылазит старик седой-седой, старый, древний — ажио мохом порос.

«А что, — спрашивает, — вы ходите по русской земле: не зажигают там сальных свечей вместо восковых?»

Мы ему говорим: «Давно, дедушка, были на Руси, шесть лет в неволе пробыли». «Ну а бывали вы в Божьей церкви в обедне на первое воскресение великого поста?» — «Слыхали». — «Так знайте же, я — Стенька Разин. Меня земля не приняла».

Клады атамана

По народному поверью, разбогатеть от клада человеку трудно, так как большинство из них заговорены и без приговоров, заклинаний в руки простому смертному не даются.

Клады Степана Разина — особые, они спрятаны в землю на человеческую голову или несколько голов. Чтобы их добыть, кладоискатель должен погубить известное, «заговоренное» число людей, и тогда клад достанется без особых затруднений.

Иногда клад зарыт «на счастливого», но это бывало редко. Тогда «знак клада» является в виде черной кошки или собаки. В этом случае человек должен идти за такой кошкой, и когда она остановится и замяукает, то нужно не оплошать — ударить ее изо всех сил и сказать: «Рассыпься!» А потом в этом месте надо копать.

Еще рассказывают, что у кладов Степана Разина слишком трудны условия заговора. Вот две такие легенды.

«Шло раз по Волге судно, а на нем один бурлак хворый был. Видит хозяин, что работать бурлак не в силах, дал ему лодку и ссадил.

«Иди, — говорит, — куда-нибудь выйдешь, а кормить тебя даром не хочу. Кто тебя знает, выздоровеешь ты или нет».

И пошел бурлак по тропинке в лес, еле тащится. Ночь прошла, зги не видать. Вдруг вроде впереди огонек мелькает. Пошел бурлак на него и вышел к землянке. А в землянке сидит старик, волосатый весь и седой-преседой.

Попросился бурлак переночевать — тот сперва не пускал, а после говорит: «Пожалуй, ночуй, коли не боишься». Бурлак подумал: «Чего бояться-то? Разбойникам у меня взять нечего». Лег и заснул.

А утром старик и говорит: «А знаешь ли ты, у кого ночевал и кто я?» «Не знаю», — говорит тот. «Я — Стенька Разин, великий грешник — смерти себе не знаю и здесь за грехи свои муку терплю».

У бурлака хворь как рукой сняло — стоит, слушает старика. А тот продолжает: «Далеча отсюда, в земле с кладом ружье зарыто, спрыг-травой заряжено, — там моя смерть. На вот тебе грамотку (план — Л.В.)». И дал старик запись на богатый клад — зарыт он был в Симбирской губернии...» (Упоминание о губернии указывает на время появления легенды — не ранее петровского времени, т. е. XVIII в.).

«Зарыт клад в селе Шатрашанах, и столько казны в нем было, что по сказу бурлака можно было Симбирскую губернию сорок раз выжечь и сорок раз обстроить лучше прежнего. Все было прописано в той грамотке — сколько, чего и как взять.

Первым делом часть денег по церквам и по нищей братии раздать, а после взять и из ружья выпалить да сказать три раза: «Степану Разину вечная память!» — тогда в ту же минуту умрет Стенька и кончились бы его мучения-муки.

Да не случилось этого. Не дался клад бурлаку. Человек он был темный, грамоте не знал и отдал запись в другие руки — клад в землю и ушел».

А вот другая легенда:

«Много у Стеньки было всякого добра. Денег девать было некуда. Струги у Стеньки разукрашены, уключины позолочены, на молодцах бархат с золотом, дорогие шапки набекрень сбиты — едут Волгой, песни удалые поют, казной сорят. По буграм да по курганам Стенька золото закапывал.

В Царицынском уезде, неподалеку от Песковатовки, курган небольшой стоит, всего какие-нибудь сажени две вышины. В нем, в народе говорят, заколдованный Стенькин клад положен. Целое судно как есть полно серебра и золота. Стенька в полную воду завел его на это место. Когда вода сбыла — судно обсохло, он над ним курган наметал. А для примета наверху вербу посадил. Стала верба расти и выросла в большое дерево. Сказывают, все доподлинно знали, что в кургане клад лежит, да рыть было страшно: клад-то непростой был положен. Из-за кургана каждый раз кто-то выскакивал, страшный-престрашный. Видно, нечистые стерегли Стенькино добро».

В памяти народной до сей поры сохранилось много мест, связанных с именем атамана Степана Разина, особенно на правом берегу Волги, и туристам экскурсоводы часто показывают Стенькины бугры. Стоя на палубе теплохода, можно слышать: «Тут Стенька станом стоял». Здесь по преданию шапку оставил. Так и зовут это место — Стенькина шапка. На том бугре Стенька стольничал, — говорят, там клад положен».

Например, близ деревни Банновки, между селом Золотым и устьем Большого Еруслана (Саратовской области) обрыв к Волге носит название Бугра Стеньки Разина. Местные жители уверяют, что еще в начале века, при закате солнца, когда тени длинные, на бугре можно было различить очертания ямы, где якобы была у Разина «канцелярия».

Костей человеческих много в ней находили, добавляют они. По преданию местному Разин долго жил на этом бугре в роскошном шатре, с ватагою. Жилье у него было богатое — все дорогим бархатом да шелком обито. А на самом «шихане» кресло стояло с насечкой из слоновой кости. С него, бывало, Разин высматривал купцов на Волге и расправу чинил. Большой, как уверяют, здесь клад зарыт.

Из старого путеводителя, 1900 года, мною была сделана выписка:

«Выше Камышина, верст за сорок, показывают еще «Бугор Стеньки Разина». А верст на восемь выше слободы Даниловки лежит ущелье «Стенъкина тюрьма», иначе называемая еще «Дурманом».

В старые годы оно окружено было густым лесом, в котором легко было заблудиться. Здесь, неподалеку, имеется множество пещер и Уракова-разбойника гора (близ колонии Добринки). Это высокий, в 70 сажень, бугор, где, по преданию, Разин зарубил Уракова, после чего тот семь лет зычным голосом кричал проходившим по Волге судам: «Приворачивай!» — приводя людей в трепет».

Где же искать?

Теперь уместно задать вопрос: имеются ли достоверные сведения о найденных кем-либо кладах Степана Разина? В «Донской газете» за 1875 год (№ 88) помещена была заметка под названием «Старинные отыскиватели кладов». В ней сообщалось о попытке раздобыть клад Степана Разина:

«Донос наказного атамана Кутейникова на бывшего атамана Иловайского, который обвинялся в употреблении казаков на работы по своему мнению и для рытья клада под надзором новочеркасского полицеймейстера Хрещатицкого.

Из дознания обнаружилось, что действительно, рытье клада производилось в 1824 году с июня по октябрь. Поводом к тому послужила жалоба двух лиц Иловайскому на одного казака, не дозволявшего рыть клад.

Казака вызвали к атаману. Оказалось, по рассказам старожилов, сокрыты в давние времена разбойниками Стеньки Разина в подземных погребах разные сокровища.

Оказалось, об этом кладе-де есть предание. Еще до взятия Астрахани на том месте, где нынче сад казака Масленникова, жило 9 партий охотников-разинцев. Добытые ими сокровища они спрятали в тринадцати {!?) погребах, вырытых на глубине 16—17 саженей. Среди них под землей же устроена была церковь, в которой висела атаманская булатная сабля с 24 в ней драгоценными камнями, освещавшими церковь и погреба.

Это предание увлекло и самого Иловайского. Он велел рыть в земле коридоры, полагая, что открытые таким образом сокровища были бы весьма хорошею услугою государю императору.

Рытье клада остановлено было Кутейниковым».

С конца прошлого века кладами Степана Разина интересовался И. Я. Стеллецкий, который сделал интересные записи:

«Одного помещичьего добра схоронил Разин близ своего утеса на 10 млн. рублей. В 1914 году в Царицыне, близ церкви Троицы, провалилась гора на 4 м в глубину. На дне провала оказались гробы и скелеты (видимо, «заговоренные» под несколько человеческих голов клады Разина имеют под собой почву? — Л.В.). Обнаружилось, что этот провал над тайником Степана Разина, идущим от названной церкви до самой пристани на Волге, куда приплывали «расписные Стеньки Разина челны», груженные драгоценной добычей.

Добычу свою зарывал он в том самом тайнике. О кладе Разина близ его знаменитого утеса широко разнеслась молва, но не по вине Степана, и на дыбе и под клещами не признался он, куда схоронил сокровища. Один офицер в отставке, Я-в, в 1904 году рылся в старинных бумагах своей покойной бабушки. И нашел в них замечательный документ — подлинную кладовую запись Степана Разина на спрятанные близ утеса сокровища. Я-в произвел в указанном месте раскопки и действительно открыл целую сеть подземных галерей с мощными дубовыми распорками. Предстояли дальнейшие поиски и раскопки, но точку поставила русско-японская война... Я-в был взят на войну, откуда не вернулся.

В 1910 году объявился новый претендент, на этот раз старый казак, 62 лет, есаул из области Войска Донского Ш-кой. По-видимому, к нему в руки попала кладовая запись убитого в Маньчжурии Я-ва. Ш-кой явился в Петербург и представил куда следует чрезвычайной убедительности документы. В «сферах» они произвели целую сенсацию. Весть о кладе облетела в 1910 году девять газет».

Следует сказать, что в материалах архива И. Я. Стеллецкого, ныне находящихся в ЦГАЛИ, есть и другие записи о попытках раскопать клады Разина.

«Существует также курган Стеньки Разина, огромный, в 100 м высоты, в кургане имеются подземные ходы. Известна в Саратовской губернии Стенькина пещера в Стенькином овраге на реке Увековке. В 60-е годы ее осматривал историк В. Крестовский, она выму-рована татарским кирпичом, найдены монеты и вещи татарского обихода...

Некто Ящеров в 1893 году разыскивал клад Степана Разина в Лукояновском уезде Нижегородской губернии, в четырех из двенадцати его становищ по реке Алатырь. В 1893 году он добыл кладовую запись, проверенную на месте, и в 1894 году начал хлопоты в Петербурге о разрешении ему кладоискательства. Императорская археологическая экспедиция разрешила ему поиски сперва на два дня, потом на десять дней. Но настала зима и поиски были отложены до лета. Тем временем через полицию и сельских старост сел Печи и Михайловки были собраны сведения об обширном подземелье на глубине 22 сажен (44 м), с дубовыми дверями, запертыми железными засовами и замками. Выход из него должен быть в овраг, находящийся за околицей села Печи. Подземелье, видимо, имело вентиляционную трубу. В эту трубу провалилась лошадь во время пашни задними ногами. Образовалось отверстие размером в обыкновенное колесо. В отверстие спустились два смельчака. Первый, будучи вытащен, со страху лишился языка и умер в ту же ночь. Другой, местный псаломщик, на той же глубине пробыл несколько минут; по его словам, ему так стало жутко в неизвестном и мрачном подземелье, что он еле смог дать знать, чтобы его вытащили. Он-то и сообщил о виденных им там дверях».

Наконец, можно рассказать еще об одном эпизоде. Участник Великой Отечественной войны капитан 1-го ранга Г. И. Бессонов поведал, что во время жарких боев в районе Сталинграда, после налета бомбардировщиков Геринга, осыпался берег Волги. Случайно кто-то из бойцов обратил внимание, что вверху обрыва оголилось несколько старинных чугунных пушек, сложенных плотно в ряд.

Дульная часть одной из пушек, сильно проржавевшей, скололась, и из нее по откосу высыпались золотые браслеты, серьги, жемчуг, перстни, серебряные и золотые предметы, которые довольно быстро разошлись по рукам. Прошел слух, что это клад «волжских разбойников», а возможно, самого Стеньки Разина. Кое-кто попытался извлечь пушки из мерзлого грунта, но это оказалось трудным делом. К тому же участок простреливался противником. А скоро после очередной бомбежки берег осыпался, обильно пошел снег. Бои шли тяжелые. Вскоре началось наступление на группировку Паулюса, и о кладе быстро забыли.

Следует сказать, что в рассказе фронтовика присутствует важная историческая деталь: достоверно известно, что часть добытых драгоценностей атаман прятал в старые, «порченые» пушки, забивал ствол кляпом, закапывал на берегу Волги; ставился памятный знак или ориентир, и само место и описание его заносились в «грамотку», дабы при необходимости это место можно было отыскать.

А теперь вернемся к событиям, которые разыгрались после того, как Корнило Яковлев (бывший, между прочим, в родстве с семейством Разина) выдал его...

В апреле Степана Разина из Черкасска повезли в Москву, куда он прибыл 4 июня и сразу же был подвергнут страшным пыткам. Но, видимо, он давно подготовил себя к такому концу и поэтому выдерживал их с величайшим присутствием духа, без стона и без единого слова о жалости, между тем как брат его Фролка вопил от боли.

Что касается его брата, то его повезли на Дон, где никаких кладов не нашли. Видимо, там Фрол рассчитывал совершить побег из-под стражи при помощи знакомых казаков. Но это ему не удалось. Сопровождавшим его стрельцам он говорил, что запамятовал место клада, что не может найти то положенный большой камень, то пещеру, то дерево. Эта своеобразная игра длилась довольно долго — почти пять лет, — пока по царскому указу его не повезли в телеге, закованного в кандалы за Москву-реку, на Болотную площадь, где он и был обезглавлен палачом.

РАЗБОЙНИК КУДЕЯР

Легенды о славном казаке-разбойнике Кудеяре, герое народных сказаний Верхнего Дона и Поволжья, рождались не на пустом месте. По центральным губерниям России ходили слухи, что Кудеяр был не простого происхождения, а... царского. Потому-то его образ и наделялся сверхъестественными качествами и способностями.

Как говорится, не бывает дыма без огня.

Полистаем вместе историю государства Российского, обращая внимание на те места, где речь идет о семейной жизни «собирателя русских земель» великого князя (цесаря) московского Василия III. Двадцать один год он прожил с первой женой, Соломонией Сабуровой, не имея от нее потомства. Что только ни делали царь и царица, чтобы Бог даровал им младенца. Богато одаривали церкви и монастыри, ездили к знаменитым святым на поклонение, раздавали милостыни убогим, миловали закоренелых преступников — ничего не получалось. Тогда они в отчаянии обратились к чародеям и колдунам, готовые ради появления на свет наследника поклониться чему угодно.

Пришла в кремлевский дворец знаменитая на всю Русь ворожея Степанида Рязанка, посмотрела на царицу и заявила: «Детям не быть».

Пришлось Василию III обратиться к святым отцам за разрешением на развод с Соломонией и вторичный брак. Однако понимание он нашел только у митрополита Даниила. Остальные первосвященники, в том числе и приглашенный из Афонского монастыря ученый монах Максим Грек, заняли позицию осуждения великого князя за греховное намерение, встав, таким образом, на сторону его брата Юрия Ивановича, уже метившего на великокняжеский престол.

Василию III совместно с митрополитом Даниилом удалось избавиться от противников при помощи светского и духовного суда. Максима Грека, например, присудили к заточению в Волоколамский монастырь. Великий князь получил от Даниила благословение на развод и новую женитьбу. Его супругой стала молодая литовско-русская княжна Елена Глинская, через четыре с липшим года подарившая Василию III наследника. Так 25 августа 1530 года появился на свет будущий царь Иван IV. Современники не без оснований подозревали, что отцом ребенка был любовник Елены, князь И. Ф. Овчина-Телепнев-Оболенский. Пророки предрекали: «И родилась в законопреступлении и сладострастии лютость».

Постриженная в монахини под именем Софьи, Соло-мония Сабурова, вопреки церковной легенде о добровольности, бунтовала несколько лет. В момент насильственного пострига она, говорят, в буйном порыве растоптала монашеское одеяние. За это советник царя Иван Шигона отстегал ее бичом. Пять лет монахиня Софья провела в ссылке в Каргополе, затем ее перевели в Суздаль, в Покровский монастырь. Там она, примерно в одно время с Еленой Глинской, забеременела и тоже, как утверждали знающие монахи, родила царского сына.

Сын бывшей царицы, названный Георгием, скончался в младенческом возрасте. Так заявила Соломония посланцам Василия III, приехавшим в Суздаль для разбора этого странного дела. Она даже показала им гробницу в общей усыпальнице монастыря, где якобы покоился ее сын. В то же время Соломония грозила: сын вырастет и законно займет престол отца.

Загадочная гробница царского сына Георгия сохранилась до наших дней. Научное вскрытие ее в 1934 году позволило убедиться, что вместо младенца в гробике-колоде была похоронена кукла в мальчиковой рубахе, завернутая в материю XVI века и опоясанная пояском с кисточками. Археологическая находка позволяет нам задуматься над двумя версиями: никакого сына у бесплодной Соломонии не было или на самом деле сорокадвухлетняя монахиня в отместку Василию III (бесплодному) родила сына Георгия от неизвестного нам мужчины и, чтобы спасти его от бывшего мужа, объявила умершим, передав на воспитание верным людям.

Дальнейший поиск «царевича» Георгия приводит нас к славному разбойнику Кудеяру, который всю жизнь только тем и занимался, что мстил за поруганную честь матери. Сердобольное отношение русских людей к униженным и оскорбленным верховной властью породило множество устных сказаний о легендарном разбойнике. Многие центральные губернии России считали его своим земляком. Доброхоты искали и находили вернейшие доказательства пребывания Кудеяра в их краях.

Так, например, краеведы Рязанской губернии в XVIII веке нашли его разбойничье логово на берегу реки Истры в урочище Каменные Кресты (главное, как они считали). Неоспоримым доказательством краеведы посчитали гигантский камень-известняк с начертанным на нем именем Кудеяра.

Клад знаменитого разбойника на берегу Дона представляет собой награбленное добро, добытое Кудеяром совместно с помощниками — Волдырем и Анной. Эта маленькая разбойничья банда укрывалась в лесах между Дубком и Лебедянью. Она занималась грабежом судов, везущих товары вниз по Дону, до Азова. Потому-то и ополчились донские казаки на атамана Кудеяра. Пытались донцы-молодцы поймать знаменитого разбойника, завладеть его кладом, но ничего из этого не вышло.

Исследователь «тайны Кудеяра» Г. Антонов советует кладоискателям не путать легендарного Кудеяра с подлинным историческим лицом:

«...В русской истории второй половины XVI века во времена Ивана Грозного был известен сын боярский, родом из г. Белева, Кудеяр Тишенков. Примечательна судьба упомянутого Кудеяра Тишенкова. В мае 1571 года многочисленные конные орды крымского хана Девлет-Гирея совершили стремительное нападение на Москву. Вместе со своими сторонниками Тишенков перешел на сторону врагов и указал им пути подхода к столице. Крымскому хану удалось поджечь Москву, но затем его войска были вынуждены отступить. Однако услуга врагам была неоценимой, и этого оказалось достаточным, чтобы заслужить доверие хана. Отступая вместе с крымскими татарами, Кудеяр покинуя пределы Московского государства и остался в Крыму.

Известны письма пленного Василия Грязного из Крыма к Ивану Грозному, в которых упоминается Кудеяр. Через несколько лет изгнания Кудеяр обратился к царю с просьбой простить вину и разрешить вернуться на родину. Царское согласие было получено. Как сложилась дальнейшая судьба Кудеяра, неизвестно. Его имя больше нигде не упоминалось. Нет документов, подтверждающих, что Кудеяр Тишенков и знаменитый атаман разбойников — одно и то же лицо...»

Далее Г. Антонов говорит, что в легендах и преданиях Тульской губернии имя разбойника Кудеяра связывалось с бывшим Белевским уездом. Что там есть село Кудеяровка и Кудеяровские выселки. Якобы и могила Кудеяра находится в тульской земле: недалеко от Тулы, за Косой горой...

По примеру древнегреческих городов, споривших между собой за право называться родиной Гомера, и средневековых городов, претендующих быть родиной Колумба, наши российские губернии соревновались за право быть последним пристанищем разбойника Кудеяра.

КАЗНА ПУГАЧЕВА

Повстанческий отряд донского казака Емельяна Пугачева, в августе 1773 года насчитывал всего-навсего несколько десятков человек. Для того чтобы поднять и повести за собой казаков Яика, а затем большие массы народа в Оренбургском крае и Поволжье, было мало назваться чудом спасенным императором Петром III. Требовались незаурядный ум, смелость, хорошее знание жизни народа, его бед и чаяний, умение заставить людей поверить в себя.

Пугачев был талантливым человеком и находил себе сподвижников среди таких же незаурядных личностей: народный поэт Башкирии Салават Юлаев; яицкий казак атаман Иван Зарубин, по прозвищу Чика; вожак уральских рабочих Иван Белобородое и даже славная женщина-атаман, рискнувшая стать «императрицей» Устиньей — второй женой Пугачева.

К сожалению, о последней мы знаем очень мало. Хотя все богатства, которые попадали в пугачевские сундуки как его доля военных трофеев, несомненно, предназначались для Устиньи — хранительницы императорского дома самозванного Петра III. «Императрица» держала трон в доме казака Ситникова, в Бердской слободе под Оренбургом. О том, что награбленные сокровища Пугачев направлял туда, узнал в свое время геолог и популяризатор наук екатеринбургский профессор А. А. Малахов. Он проводил разыскания в местном архиве документов, относящихся к пугачевскому бунту, и нашел письмо «Петра III» к жене, государыне-императрице Устинье Кузнецовой. Послание заканчивалось такими словами: «При сем послано от двора моего с подателем сего казаком Кузьмою Фофановым сундуков за замками и собственными моими печатями, которые по получению вам не отмыкать и поставить к себе в залы до моего императорского величия прибытия».

Профессор А. А. Малахов, пока был жив, занимался поиском этих сундуков, считая, что до императрицы они не дошли. Опорой для поиска пугачевских сокровищ служила случайно купленная им старинная малахитовая пластинка. Она якобы представляла собой зашифрованное указание клада... на берегу реки Чусовой, близ Екатеринбурга. Найти пугачевский клад А. А. Малахов не успел, скоропостижно скончался. Как часто бывает в легендах о кладах, таинственная малахитовая пластинка бесследно пропала после его смерти.

Между прочим, «императрица» Устинья действительно не получила сундуков от супруга. Захваченная царскими войсками в своем тронном дворце, она навечно была сослана в Кексгольм. Такая же участь постигла и первую жену Пугачева, Софью Дмитриевну, с детьми Трофимом, Аграфеной и Христиной.

История с пропавшими сундуками относится к весне 1774 года, когда Пугачев потерпел первое крупное поражение в битве с царскими войсками, которая продолжалась около шести часов. Ему пришлось снять осаду Оренбурга и отправиться в Башкирию, в район горных заводов, где повстанческая армия вновь значительно умножила свои ряды.

О битве за Татищеву крепость 22 марта 1774 года Пугачев так рассказывал, уже находясь в плену, под следствием: «И в такое князя Голицына привел замешательство, что если б выласка моя приготовленная, как прежде приказано было, и в таком случае ударить, то уповаю, чтоб князь Голицын приведен был в великий беспорядок. Но толпа моей конницы оробела и из ворот выбить оную никак не мог. То хотя и долгое время продержалась пальба с обеих сторон, но князь Голицын стал нас побивать».

И сам князь П. М. Голицын, не желая того, высоко отозвался о полководческом мастерстве Пугачева. В рапорте Военной коллегии он писал: «...не ожидал такой дерзости и распоряжения в таковых непросвещенных людях в военном деле, как есть сии побежденные бунтовщики».

Собрав крупные силы на Урале, Пугачев в июле 1774 года подошел к стенам Казани. И тут он действовал весьма разумно и находчиво. Свои пушки подвез под прикрытие обоза с сеном и соломой. Слабо вооруженный отряд рабочих под видом странников незаметно подобрался по оврагам и низинам к городским укреплениям и напал на них внезапно. Захватив крепостную батарею почти голыми руками, повстанцы повернули стволы пушек в обратную сторону и стали палить вдоль городских улиц.

В этот же момент с другой стороны в Казань ворвалась башкирская конница. Военный гарнизон города едва успел укрыться за стенами старинной крепости, где офицеры сумели навести определенный порядок и встретить наступающую группу пугачевцев дружными залпами. Осажденному гарнизону вовремя оказал поддержку полковник И. И. Михельсон, прибывший на Арское поле под Казанью с крупными войсковыми силами.

Из донесения И. И. Михельсона: «Злодеи меня с великим криком и с такою пушечной и ружейною стрельбою картечью встретили, какой я, будучи против разных неприятелей, редко видывал и от сих варваров не ожидал».

В битве с войсками Михельсона пугачевцы потеряли много людей убитыми и ранеными, им пришлось бросить захваченные пушки и свои, уходить от противника поспешно, чтобы оторваться от преследования. С этой целью Пугачев увел уцелевший отряд на правый берег Волга. Любопытная деталь: как ни поспешно отступали повстанцы, они не бросили свой обоз, в котором находились награбленные ценности, в том числе сотни пудов серебра.

На правом берегу Волги в третий и последний раз Пугачева посетила удача. В его повстанческую армию вновь стали прибывать силы, конные и пешие. Вожак восстания принимал в свой отряд конных воинов, а пешим крестьянам велел организовывать партизанские отряды для ведения борьбы с помещиками, дворянами и царскими войсками на местах. Его соратники призывали идти на Москву.

В конце июля Пугачев без боя взял Саранск, где вновь добыл пушки, заряды к ним, оружие и порох. Прихватил и девять тысяч рублей медными монетами. Таким же образом он легко обобрал Пензу, затем Саратов, так как отказался от похода на Москву. На то были серьезные причины. Самозванный император знал, что Екатерина II, успешно завершив войну с Турцией, послала против него целую армию, назначив командующим популярного уже полководца А. В. Суворова.

Как мы видим, решительный поворот войск Пугачева от московского направления на юг произошел в июле 1774 года. Сам атаман на следствии так рассказывал об этом: «Когда я еще шел к Казани, то просили меня яицкие казаки, чтоб итти на Москву и далее, на что я был согласен. Когда же был под Казанью разбит и перебрался в малом числе толпы через Волгу, то хотя великую толпу и собрал (более пяти тысяч — А.Е.), но к Москве уже итти не разсудил».

Оно и понятно. Ведь Пугачев прекрасно знал, что у него постоянно «висят на хвосте» крупные силы регулярной армии, воевать с которой его повстанческие отряды были не в состоянии. Поэтому и решил атаман спускаться «на низ», до Яицкого казачьего городка, где перезимовать, вновь набраться сил.

По дороге на юг начали избавляться от обозов, стесняющих маневренность повстанческих сил. Так и родился большой клад пугачевского серебра на берегу реки Мокши.

25 августа 1774 года войска Пугачева потерпели окончательное поражение, рассеянные умелыми суворовскими солдатами. Атаман вновь перебрался на левую сторону Волги. Его арестовали на реке Малый Узень старшины яицкого казачества, доставили в Яицкий городок (ныне г. Уральск), где сдали властям. Оттуда под конвоем команды генерал-поручика А. В. Суворова Пугачева доставили в Симбирск, а затем в Москву, где ждало его пристрастное следствие. Екатерина II не скрывала своего торжества, принимала участие в следствии по делу самозванного Петра III.

Помимо множества чисто политических вопросов следователи задавали Пугачеву и другие, в том числе — куда он девал награбленные сокровища. Особо интересовали лично императрицу серебряные монеты. В одном из писем она требовала выяснить: «...где он ее (монету) взял, и кто ему ее делал; не раздавал ли он таковых или других фальшивых, делаемых по его приказу монет в народе, и где именно, и кто ему оные делал».

Беспокойство Екатерины II станет понятным, когда мы ознакомимся с записью в следственном деле: «Взятые им в Алаторе серебряники делали медали с портретом государя Петра Первого с старинных медалей. И всех медалей таких больше он не раздавал толпы своим злодеям, как с двадцать. Да в Яике сделана ему серебряная печать, чем печатали ево злодейские указы, с государственным гербом, но кто делал оную, — не помнит. Монет никаких с своей мерскою харею никому нише делать не приказывал, и никому ж оных не давал, а если б он хотел, то б велел наделать и серебряных, и кто шелег (блях) с его мерскою харею делал, — он не знает».

Отсюда можно сделать вывод, что Пугачев на допросах держался смело, гордо, через месяц истязаний заявил: более он при всяких ужаснейших мучениях, чему он достойным себя считает, ничего открыть не знает.

Таким образом, он не выдал тайн своих кладов, не прояснил, какое именно серебро спрятал в лодке у Мокши. А ведь не исключено, что помимо серебряных монет с портретом Петра I мог сделать Пугачев хотя бы небольшую партию со своей «мерскою харею».

Вот это была бы по-настоящему бесценная находка!

Суд над Пугачевым состоялся 30 декабря 1774 года в Тронном зале большого Кремлевского дворца. Судьи строго выполнили предписание императрицы: «При экзекуции чтоб никакого мучительства отнюдь не было и чтоб не более трех или четырех человек».

Приговор гласил: казнить Е. И. Пугачева и четырех его соратников — А. П. Перфильева, М. Г. Шигаева, Т. И. Подурова и В. И. Торопова — на Болотной площади в Москве в 11 часов утра в субботу 10 января 1775 года. Екатерина II договорилась с генерал-прокурором Сената князем Вяземским, чтобы тот отдал распоряжение палачу: во изменение традиционного ритуала казни четвертованием отрубить сначала голову Пугачеву, а потом уже руки и ноги.

ПУГАЧЕВСКОЕ ЗОЛОТО

В начале 1840-х годов два молодых человека, братья Александр и Степан Гусевы, поехали из своего хутора Гусевского в Оренбург и по дороге остановились ночевать в деревне Синегорке. Когда они выпрягли лошадей и зашли в хату, то увидели лежащую на печи сморщенную старушку, слепую. Старушка по говору узнала, что Гусевы мосоли (мосолями называли потомков крепостных заводчика Мосолова), и спросила:
— Вы не из Каноникольского?
— Нет, мы из хутора Гусевского.
— Это на Малом Ику, возле устья речушки Ямашлы?
— Верно! Откуда, бабуся, знаешь?
— Я в молодые годы с Пугачевым ходила, была у него кухаркой. Когда по дороге на Иргизлу за нами гнались сакмарские казаки, Пугачев приказал закопать на левом берегу Ямашлы, возле устья, золото. Много ведь золота отнял у бар. Оно, чай, и теперь в земле лежит.

Слух о том, что где-то в Синегорке живет некая Прасковья, столетняя старуха, которая в молодости ходила с Пугачевым, прошел по округе давно, поэтому братья отнеслись к рассказу старухи с полным доверием. Вернулись братья Гусевы домой. Старший, Александр Петрович (он был уже женат и не жил в отцовском доме), когда все домашние заснули, пошел ночью к устью речки Ямашлы и после упорных поисков отыскал там корчагу золота. Перепрятав ее в укромное местечко, он не сказал об этом никому ни слова.

Через несколько дней младший брат Степан вспомнил в разговоре с отцом про пугачевский клад. Отец удивился: «Почему ж сразу не сказал?» Пошли ,на берег речушки, копали, копали, но ничего не выкопали. А Александр Петрович, забрав себе клад, отделился от отца и стал занижаться лесным промыслом. Сплавлял лес. Купил себе много земли. Две мельницы построил — в Шагрызе и в Кузьминовке. А сына его, старика уже, в 1930 году раскулачили. Многие помнят, сколько золота тогда отняли у этого кулака. Первейший ведь в здешних местах богач был! На пугачевском кладе нажился.

Легенд о кладах Емельяна Пугачева бытует, пожалуй, не меньше, чем легенд о разинских кладах. В отличие от последних, клады Пугачева часто имеют под собой, как кажется, гораздо более реальную почву и, по разным свидетельствам, действительно, где-то, когда-то, кем-то были найдены множество кладовых записей и легенд было связано с пугачевским кладом близ бывшей крепости Рассыпной под Оренбургом, в Диковой балке. По рассказам местных жителей, этот клад был выкопан еще в середине прошлого столетия: «Здесь у нас, возле Рассыпной, есть балка Дикого. Там беглые и дикие люди скрывались. И вот однажды утром пронеслась молва: «Клад, клад вырыли!» И пошли все смотреть. Здесь была открыта яма. Старики говорили — это, мол, уральцы (то есть уральские казаки) вырыли. У них каким-то родом осталась запись Пугачева, и они знали, что где зарыто, они приезжали к нам. Здесь в лесу еще была береза. Под ней много зарыто золота. Но найти ее, березу, они не смогли. А тот клад в Диковой балке — факт, при мне был».

Еще один пугачевский клад, по рассказам, зарыт на берегу речки Ящурки, впадающей в Урал. По преданию, деньги зарывались в воловьих шкурах, от Ящурки по течению вправо в сторону на 20—30 метров. Этот берег впоследствии намыло или отмыло, а сама речка лет сто назад пересохла. В окрестностях Татищева, в озеро Ванна, разбитые царскими войсками пугачевцы при отступлении поспешно скатывали бочки с медными и серебряными деньгами. Есть свидетельства, что вскоре, лет через пятнадцать-двадцать, часть этих бочек была обнаружена и извлечена.

А в двадцатых годах XIX столетия, в морозный декабрьский день к одному из внуков смотрителя Златоустовского завода постучалась вечером старушка нищая, с посохом и мешком на спине.
— Что тебе, бабушка? — окликнули ее из окошка.
— Пустите, милые, переночевать, Бога для...
— Заходи.
Старушка, которой пошел уже восьмой десяток, переночевала, но на утро оказалась так ослабевшею, что не могла сдвинуться с печи.
— Да куда ж ты, бабушка, идешь?
— А вот, милые, так и бреду, пока добрых людей не найду, которые приютят меня.
— Значит, ты безродная?
— Никого, миленькие, нет, ни родной души не осталось.
— И не знаешь, где родилась?
— Я, милые, заводская, с Авзяно-Петровских заводов .. Мои-то все померли... Вот я и хожу по чужим людям.
— Коли так, старушка, то оставайся у нас.
— Спасибо вам, болезные, за вашу ласку ко мне!
Старушка пожила с полгода и приготовилась умирать. Уже на смертном одре она позвала хозяйку дома и сказала:
— Слушай, Ивановна! Мне жить недолго, день, два... Грешница я была великая... Едва ли простит меня Господь... Ведь я была полюбовницей пугачевского атамана... Он захватил меня на заводе да силой и увез с собой... Когда нас разбили на Урале, мы бежали через Сатку. Ехали в кибитке и везли большой сундук... Ночью приехали к реке Ай... Мой-то и говорит мне: «Акулина! Дело нашего «батюшки» обернулось плохо... Этот сундук полон серебра да золота. Давай его зароем здесь». Вытащили мы сундук, нашли на берегу два дуба, вырыли под ним яму топором... положили в нее клад и завалили землей да каменьями... «Кто из нас останется в живых, — сказал мой-то, — тот и попользуется всем добром»... А место приметное: два дуба здесь и три дуба на том берегу... Потом сели мы на лошадей и переправились вброд... Конец, знамо, был плохой... моего-то убили в драке, а я попала в Оренбург... Так с тех пор и не была у клада... Думала уж с тем и в могилу лечь... Да хочу наградить тебя за любовь ко мне, старухе... А лежит сундук вправо от дороги в тридцати шагах...

Старушка скоро умерла, клад же, если только он был зарыт, продолжает лежать на прежнем месте. Чтобы добыть его, надо было проехать около ста верст, расстояние для того времени, когда по дорогам рыскали беглые крепостные, заводские и ссыльные из Сибири, — огромное, сопряженное с немалыми опасностями. Кроме того, дорога через Ай менялась много раз, и искателям зарытого сокровища пришлось бы исследовать весь берег на протяжении, может быть, сотни-другой сажен.

Предания о кладе Пугачева, к которым можно отнестись серьезно, рассказывают в Пензенской области. Где-то здесь, в каком-то из сел по дороге от Саранска в Пензу, в избе священника местной церкви, якобы гостил отступавший от Саранска Емельян Пугачев. Отсюда, преследуемый царскими войсками, он двинулся дальше, при этом закопав в землю часть своей казны. Были известны и внешние приметы места захоронения клада, но еще сто лет назад местность в том месте распахали.

Приведенные рассказы — самые достоверные из многочисленных легенд о пугачевских кладах. В остальных фигурируют «амбары» и «лодки» с золотом и самоцветными камнями, нечистая сила, светящиеся в темноте лошади и прочие, очень увлекательные, но вряд ли правдоподобные сюжеты.

О ЧЕМ РАССКАЗАЛИ КУБЫШКИ

Когда знакомишься с историей кладов, невольно возникает недоумение: почему их сравнительно мало найдено на территории России? Бели исходить из ее весьма неспокойного прошлого, людям наверняка приходилось прятать в тайники свои богатства. Значит, наша земля должна хранить множество огромных кладов. Но практика не подтверждает этот вывод. Клады-сокровища со значительным количеством золотых монет, драгоценностей, различных предметов из золота и серебра — большая редкость. Обычно в них лишь серебряные и медные деньги.

Объясняется это несколькими причинами. Хотя Русь исстари славилась далеко за ее пределами несметными богатствами бояр, монастырей и царской казны, эти ценности при всем желании невозможно было спрятать в тайники. И вот почему. Француз Жан Маржерет, долго живший в России в конце XVI века, пишет: «Дворяне измеряют свое богатство по числу слуг и крепостных крестьян, а не по количеству денег». У монастырей главным богатством тоже являлись отведенные им земли и приписанные к ним крестьяне. Конечно, в монастырях были и иконы с очень дорогими окладами, и золотая церковная утварь — те же дарохранительницы и священные сосуды. Но все это использовалось при богослужениях и поэтому открыто находилось в храмах.

Лишь в случае крайней опасности церковное имущество укрывалось в тайниках. В качестве примера можно привести клад, обнаруженный в основании Патриаршего дворца в Кремле. В нем были изумительной работы кресты-тельники из лазурита и серого мрамора с золотыми накладками, относящиеся к XIII веку. Очевидно, патриарх одаривал ими знатных прихожан. Во время нашествия Батыя, внука Чингисхана, в 1237 — 1242 годах они были спрятаны в тайник.

Даже купцы не оставляли кладов-сокровищ, поскольку предпочитали приумножать свое богатство не в виде денежных накоплений, которые держат в потайных местах, а хранившимися в амбарах товарами, числом лавок, а то и торговых судов. Исключение составляли купцы-«дальнобойщики», занимавшиеся международной торговлей. Занятие это, хотя и прибыльное, было весьма опасным в средние века. Ведь торговые пути пролегали по дремучим лесам и бурным рекам, где купцов могли подстерегать разбойники. Но, поскольку торговые гости обычно ходили одной и той же хорошо знакомой дорогой, часть денег, не нужных для предстоящей сделки, они нередко зарывали в укромных местах, чтобы не рисковать всем капиталом. В случае надобности проще было вернуться за ними, чем проделывать весь долгий путь.

Если же купца ожидал трагический конец, эти невостребованные деньги превращались в захороненный клад. Их местонахождение довольно четко указывает, где проходили в старину главные торговые пути. Например, клады, , найденные в Московской области, служат вехами трех таких маршрутов. Один из них с Верхней Волги шел по рекам Москве, Яузе, Клязьме. Серпухов и Коломна были важными торговыми центрами по дороге на юг. А клад из деревни Львово Волоколамского района отмечает путь на Запад, а также в Тверь и Новгород. Кстати, судя по тому, что в нем оказались только 1300 серебряных монет Тверского княжества, относящихся к XV веку, его оставил тверской купец, который отправился в Москву, но не успел совершить ни одной торговой сделки, — иначе клад был бы «разбавлен» хоть несколькими монетами других княжеств.

Впрочем, есть еще одна причина немногочисленности старинных кладов-сокровищ. Вплоть до середины XVIII века в России не велась промышленная добыча золота и серебра для чеканки монет. Драгоценные металлы в виде слитков и денег — серебряных талеров и золотых венгерских дукатов, именовавшихся на Руси «угорскими», — ввозились из-за границы и поэтому были слишком дефицитными, чтобы изымать их из обращения. Так что кладам-сокровищам просто неоткуда было взяться. Тот же Жан Маржерет пишет: «Не высылая денег за границу, но ежегодно скупая оные, россияне платят иноземцам обыкновенно товарами... Даже сам царь серебром платит только тогда, когда сумма не превышает 4 или 5 тысяч рублей, обыкновенно же пушным товаром или воском».

И все-таки кладов на Руси было захоронено великое множество. Правда, денежный номинал их невелик — от ста до тысячи копеек. Если взять XVI—XVII века, то половина тогдашних кладов не превышала по стоимости десяти, а треть — 30 рублей. Самый ценный состоял из 50 тысяч копеек. Зарыт он был священнослужителями одной из вологодских церквей и являлся ее казной. Позднее размеры кладов стали расти — в начале XVIII века уже пятую часть потайных захоронок составляли суммы от 40 до 500 рублей, зато число их сократилось.

Встречаются старинные клады в основном на месте городских посадов, где жили мелкие торговцы и ремесленники, а также в наиболее обжитых сельских районах. Прятали их и служивые люди на территории тогдашних городищ. Для всех этих людей такие потайные захоронки были своеобразными «сберегательными кассами», куда они откладывали копейки, денги и полушки, чтобы постепенно собрать необходимую сумму на какую-то значительную покупку (нечто вроде современных целевых вкладов).

О том, насколько широко они были распространены, свидетельствуют кубышки — специальные емкости для хранения денег. В XVI—XVII веках без такого глиняного «мини-сейфа» не мог обойтись ни один более или менее состоятельный человек. Кубышка представляла собой глиняный горшочек сферической формы с высоким, узким горлышком. Благодаря своей форме они легко выдерживали большое давление, их можно было закапывать в землю или закладывать камнями, не боясь нечаянно разбить. К тому же им были не страшны ни вода ни пожар. Московские гончары делали чернолощеные кубышки, похожие на металлические. В Пскове, Новгороде, Смоленске была другая мода: там их покрывали поливой желтого или коричневого цвета. В глухих, удаленных от больших городов местах деревенские гончары делали «мини-сейфы» просто из необожженной глины. Прятали их обычно во дворе, под стенами хозяйственных построек — клети, амбара, погреба. Достаточно было заложить ямку дерном или засыпать землей, а сверху поместить приметный камень, и никто, кроме хозяина, не мог обнаружить тайник с кладом.

Конечно, для охотников за сокровищами старинные клады не представляют большого интереса. Другое дело историки. Для них эти клады — ценнейший источник объективной, беспристрастной информации, тогда как письменные свидетельства обязательно несут отпечаток личности тех, кто оставил их, или просто имеют «ведомственное» происхождение. Вот что пишет в этой связи доктор исторических наук А. С. Мельникова, много лет занимающаяся изучением денежных кладов:

«На первый взгляд монетный клад — это большая или маленькая кучка монет. Но монеты можно датировать — и тогда становится ясно, когда был спрятан клад. А «когда» — это значит заглянуть в историческую совокупность событий, на фоне которых существовал владелец клада, со своей личной судьбой, это возможность увидеть, как пересекалась личная судьба человека с историей. Если удается точно установить место находки клада, создается возможность проверить, не являлось ли данное место ареной исторических событий. Можно попытаться решить вопрос — почему именно в этот год или месяц и именно здесь человек решил спрятать свои сбережения. Что послужило причиной тому?

Но ведь клад — это определенная сумма, большая или маленькая. Изучая клад, мы попытаемся определить — кто был владельцем клада, каким было его имущественное и социальное положение. Мотивы захоронения клада у людей, относящихся к различным социальным группам, могли быть разными. Крестьянин, например, хранил собранные деньги для выплаты «пожилого» своему феодалу — суммы, равной 1—2 рублям, благодаря чему в Юрьев осенний день он мог переменить владельца; после отмены Юрьева дня он собирал и прятал деньги для выплаты денежного оброка. У ремесленника были другие заботы. Он должен был копить деньги для закупки сырья и оборудования, чтобы иметь возможность бесперебойно заниматься своим ремеслом... Свои причины прятать деньги были у мелких дворян, получавших денежное жалованье за ратную службу... Изучая, сопоставляя и анализируя данные монетных кладов, мы проникаемся психологией человека прошлого, видим его как бы через объектив скрытой камеры».

Другими словами, в каждом кладе отражена судьба человека, а в некоторых — важные исторические события. Взять, например, Смутное время — начало XVII века, когда Русское государство очутилось на краю гибели после воцарения на престоле в 1605 году самозванца Лжедмит-рия I, галичного дворянина Григория Отрепьева, и последовавшей затем польской интервенции.

...Весной 1975 года семья москвичей отправилась на майские праздники в байдарочный поход по Иваньковскому водохранилищу у южной границы Тверской области. На одном из привалов дочь решила половить рыбу на удочку. Выбирая подходящее место, она вдруг увидела, как что-то блеснуло в корнях подмытого паводком дерева у самого уреза воды. Это оказался клад из 399 серебряных монет, который москвичи передали в Исторический музей.

Разбирая их, ученые обнаружили две монеты, которые отличались от всех, что чеканились при Иване Грозном, его сыне Федоре Иоанновиче и Борисе Годунове. На них значилось: «Царь и великий князь Дмитрий Иванович Всея Руси». Это говорило о том, что самозванец был настолько уверен в прочности своей власти, что стал даже чеканить деньги со своим именем. Причем они специально распространялись «в целях агитации» по как можно большей территории: клады с небольшим числом таких монет найдены в Московской, Тверской, Рязанской, Брянской, Орловской, Новгородской и Псковской областях.

А вот другой пример, относящийся к той же эпохе. В 1959 году житель города Загорска Московской области сажал картофель на своем участке возле Вифанских прудов, неподалеку от Троице-Сергиевого монастыря. И подцепил лопатой горшок, в котором было более тысячи монет — Ивана Грозного, Федора Иоанновича, Бориса Годунова, Лжедмитрия I, Василия Шуйского и Владислава Сигизмундовича, польского королевича, правившего в Москве в 1610—1612 годах. Причем 83 монеты, хотя и на них значилось «Царь и великий князь Федор», по весу были легче тех, что чеканились в его правление в конце XVI века.

Загадка появления этих необычных денег объясняется просто: их выпустили в обращение руководители всенародного ополчения Козьма Минин и князь Дмитрий Пожарский, поставив на новых монетах имя последнего «законного» царя династии Рюриковичей. Во время изгнания поляков они были призваны играть роль «массового пропагандиста и организатора». Собственные деньги организованного ими временного земского правительства преследовали как хозяйственные, так и политические цели: оно получало возможность платить жалованье служивым людям, закупать продовольствие и одновременно объявляло о себе как о единственно законной власти в России.

ЩИТ АХИЛЛА

В домашней библиотеке моего скудного детства, пришедшегося на военные времена, насчитывалось всего-навсего семь книг. Одна из них была дороже всех, хотя и не художественная, — труд профессора-историка Н. А. Куна «Что рассказывали древние греки о своих богах и героях».

Я перечитывал эту книгу множество раз. Из замечательных героев Древней Эллады мне особенно полюбился Ахилл (или Ахиллес) — участник Троянской войны, воспетый великим певцом Гомером в поэме «Илиада».

Понимаю, что вряд ли найдется читатель, не слыхавший про Гомера, «Илиаду» и юного вождя мирмидонян Ахилла, но удержаться от краткого пересказа общеизвестной истории не могу.

Величайший герой Эллады Ахилл родился во дворце царя Пелея. Его мать — богиня Фетида, одна из пятидесяти дочерей бога морских глубин Нерея, — стала женой смертного человека, ибо ей было предсказано рождение сына, который превзойдет могуществом и славой своего отца. Ни Зевс и никакой другой бог-олимпиец не рискнул взять в жены прекрасную Фетиду. Вот и отдали ее царю Пелею.

На свадебном пиру произошла знаменитая ссора трех великих богинь — Геры, Афины и Афродиты. Они заспорили: кому должно принадлежать золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей»? Спор бессмертных богинь привел людей к многолетней Троянской войне.

Бессмертная Фетида знала, что ее сын Ахилл погибнет на этой войне. Мечтая перехитрить судьбу, она с рождения закаляла тело младенца в водах подземной реки Стикса, держа Ахилла за пятку. Он стал неуязвим для стрел и любого другого оружия смертных, и только пятка осталась у него слабым местом.

Как раз в пятку и попала роковая стрела, выпущенная из лука троянского царевича Париса и подправленная в полете самим богом Аполлоном. Ахилл погиб, и прах его был похоронен под насыпным курганом на Сигейском мысу (ныне мыс Енишехир в Турции)...

Добрая, можно сказать, величайшая память об Ахилле живет в моей душе с детства. Уже взрослым я узнал, что славный герой «Илиады» нравится миллионам людей. Оказалось, что его соплеменники, эллины, не согласились с гибелью Ахилла под стенами Трои и подарили ему божественную загробную жизнь... на черноморском острове Змеиный. Разумеется, тогда, до нашей эры, остров в Эвксинском Понте назывался Левка.

Прекрасный подарок для героя, который еще в юности из двух жребиев — краткую жизнь, но бессмертную славу или долгую жизнь, но прожитую бесславно — выбрал первый. На многие века образ Ахилла стал воплощением достойного гражданина и воина.

В VII веке до нашей эры на правом берегу реки Буг (у лимана в 35 километрах от города Николаева) греки-колонисты построили крупный полис Ольвию. Город стал торговым центром на Черном море, через который эллины общались со Скифией.

Мореходы, основатели Ольвии, преклонялись перед Ахиллом и считали его своим божественным покровителем. Жилищем бога-героя и его прекрасной супруги Елены, дочери Зевса и Леды, верили они, был остров Левка. Ольвийцы построили на пустынном острове великолепный храм, в котором Ахилл почитался как властитель Эвксинского Понта. Все мореходы, ради благополучия плавания, специально заходили на остров Ахилла и подносили ему дорогие подарки, жертвоприношения.

В храме веками, пока длилась греческая колонизация северных берегов Черного моря, накапливались сказочные богатства. О художественном уровне храмовых украшений мы можем судить по постаменту для статуи Ахилла, который сохранился до наших дней и находится в Одесском археологическом музее.

В последние годы специалисты из Одесского музея, спелеологи и аквалангисты не раз высаживались на остров Змеиный. Они занимались обследованием подводных гротов, карстовых пещер, прибрежного морского дна. Пока их поиски не увенчались какой-либо серьезной находкой, что не помешало директору музея заявить:

«В Европе нет другого такого же ценного для археологической науки острова, как Змеиный. Более тридцати авторов древности писали об острове Левка (Белом) — так называли его в те времена.

Нет сомнений, что поиски статуи Ахилла следует продолжать!

Кроме того, нельзя забывать о знаменитом щите славного героя, сделанном для него за одну ночь в кузнице хромоногого бога Гефеста».

Щит, огромный, выпуклый, круглый, был сделан из пяти сложенных медных листов и окован тройным ободом. Божественный кузнец-художник украсил щит множеством изображений из золота, серебра, белого олова. Наверху полукругом раскинулось небо; по нему плыли золотое солнце, серебряный месяц и блестящие созвездия. Внизу была изображена земля и жизнь людей, как она проходит на этой земле.

Посреди земли — два города. Один живет мирной жизнью: по улицам с плясками движется свадебное шествие; на площади собрался народ; между горожанами на отесанных камнях сидят старейшины со скипетрами в руках; они выслушивают просьбы и жалобы граждан и вершат суд.

Другой город обложили враги; навстречу им, сверкая щетиной копий, выходит войско защитников города. Над воинами возвышаются две фигуры в золотых доспехах — это боги Арей и Афина предводительствуют войсками. По рядам рыщут Вражда и свирепая Смерть.

За городами расстилаются широкие поля. Землепашцы погоняют волов, запряженных в плуг; кругом чернеет вспаханная земля. Наемные работники жнут золотую ниву; следом за ними идут дети — они собирают охапки сжатых колосьев и передают их вязальщикам снопов. Между работниками стоит владелец поля. В стороне, под тенью дуба, глашатаи режут овец и жарят мясо на ужин жнецам, а женщины просевают белую муку, чтобы испечь хлеб.

За полем виден виноградник — весь золотой, с черными гроздьями винограда, висящими в золотой листве. Юноши и девушки несут плетеные корзины, доверху наполненные срезанным виноградом. Мальчик с лирой в руках развлекает работников пением.

Вот стадо быков, золотых и серебряных, стремится на водопой; за стадом идут пастухи с целой сворой собак. Из камышей появились два свирепых льва: они опрокинули переднего быка, терзают его зубами и когтями. Пастухи натравливают собак на львов, но собаки боятся подойти к хищникам и только лают издали, поджав хвосты.

Картину на щите замыкал веселый хоровод юношей и девушек; у юношей через плечо висели золотые ножи на серебряном ремне; девушки были все в легких одеждах, с венками на головах. Щит окаймляла белая полоса — это была мировая река Океан, обтекающая землю.

Ни один художественный пересказ «Илиады» Гомера не обходится без подробного описания чудо-щита! Где затерялся этот великолепный шедевр божественного искусства?

Все кладоискатели по натуре — доверчивые оптимисты. Они охотно верят в существование щита Ахилла и не желают смириться с его пропажей. Еще знаменитый Генрих Шлиман, раскопавший на заработанные в России деньги античную Трою, часто говорил:

— Я должен найти щит Ахилла.

Для всемирной славы ему хватило того, что он нашел «клад царя Приама» — знаменитое золото Трои.

Щит Ахилла, в реальность которого верил Г. Шлиман, бесценен тем, что представляет собой художественно исполненный великий символ всего мира. Поэтому археологи разных стран не перестают надеяться, что кому-то удастся найти его.

Эта цель не остается в стороне от внимания российского Института археологии, научные экспедиции которого идут по стопам российских исследователей И. И. Бларамберга и П. А. Дюбрукса, которые в начале XIX века обнаружили на дне Керченского пролива, к югу от косы Чушка, шесть мраморных колонн. Внимательно изучив античную литературу, археологи предположили, что эти колонны принадлежали некогда храму Ахилла.

Думается, что шансы у археологов и кладоискателей Украины имеются. Ведь у них в Одесском музее находится такой бесспорный козырь, как часть постамента статуи Ахилла с острова Левка (название острова, к сожалению, в разных литературных источниках пишется по-разному: то Левки, то Левка). Если им удастся найти статую героя у берегов острова, то такая находка, несомненно, вдохновит всех остальных искателей, мечтающих вернуть человечеству и легендарный щит Ахилла.

ЗОЛОТАЯ БАБА ПУТОРАНЫ

Нам нет необходимости напрягать память и воображение, чтобы представить себе, как выглядели исторические каменные бабы. Можно полюбоваться ими в Историческом музее в Москве, рассмотреть их изображения в различных энциклопедиях и, наконец, просто прочесть стихотворение новороссийского поэта Виктора Пахомова «Половецкая баба»:

Половецкая баба на круглом холме Безучастно уставилась в даль. Поколенья кочевников сгнили в земле, Искрошилась их острая сталь. Солнце бабу печет, ливень бабу сечет. Словно зверь, воет ветер степной. Лишь легенды оставил нам буйный народ, Почитавший войну и разбой. Баба видела гибель последних вождей От кривых чужеземных мечей. (Может, именно здесь проскакал Субэдэй Во главе конной рати своей.) Ковылями зарос погребальный курган, Орды в жарких боях полегли. Онемевший от горя, седой истукан, Что увидел ты в грозной дали?

Поэт правильно подметил, что исторические каменные бабы на юге России могли изображать и мужчину и женщину. Последняя легко опознавалась по более богатой отделке кафтана, украшениям на шее и руках, а главное, по изображению отвисших грудей, принимаемых некоторыми исследователями за детали одежды.

Как известно, отец российской археологии граф Алексей Сергеевич Уваров находил каменных баб и на севере страны, в Сибири, в верховьях рек Енисея и Томи. Однако по сей день никому из исследователей памятников древности и охотников за золотом не удалось найти статую Золотой бабы, описанную в XVI веке Герберштейном.

Барон Сигизмунд Герберштейн (1486—1556) — личность известная. Впервые он приехал в Москву 18 апреля 1517 года в качестве полномочного посла германского императора Максимилиана I, пожелавшего выступить посредником в войне между Россией и Польшей, после того, как великий князь московский (цесарь) Василий III овладел Смоленском и присоединил город к своим землям. Герберштейн пытался уговорить царя заключить мир с польским королем и великим князем Литвы путем возвращения Сигизмунду I Смоленска. Хотя миссия барона не завершилась успехом, он произвел приятное впечатление при дворе Василия III.

Второй раз Герберштейн появился в Москве в 1526 году. Он входил в состав имперского посольства от эрцгерцога Фердинанда, которое возглавлял посол Нугароль. Целью посольства было превращение пятилетнего перемирия между русскими и поляками, срок которого истекал в 1527 году, в вечный мир. Посольство пробыло в России с ранней весны до поздней осени, что позволило барону совершить большое путешествие для ознакомления со страной, вызывающей у западных дипломатов большой интерес.

Знание славянского языка с детства, помноженное на природный ум и любознательность, широкое образование позволили барону Герберштейну написать довольно правдивый очерк о Российском государстве, который был опубликован в 1549 году, при жизни автора, и принес ему заслуженную славу. Из его «Записок о московитских делах» европейский читатель впервые получил представление о России, ее географии, нравах и обычаях восточных славян.

Достоверность информации Герберштейна о Золотой бабе не вызывает сомнений. В том числе и его мнение о происхождении страшных, заунывных звуков, которые якобы издавала статуя древнего божества, сделанная из золота.

По всей вероятности, барон построил свою версию не на пустом месте, а помня описание колоссов Мемнона на берегу Нила из древнеримской истории. Одна из статуй сильно напугала завоевателей Египта — римлян, которые вдруг на восходе солнца услышали ее жалобные стоны. Чтобы послушать страшные стоны статуи, в Египет специально приезжал император Адриан со своей женой Сабиной. Уже тоща ученые римляне высказали предположение, что жуткие звуки порождаются ветром или нагреванием каменных блоков статуи от солнца...

Итак, барон Сигизмунд фон Герберштейн своими глазами видел Золотую бабу, чей возраст более тысячи лет, и слышал ее устрашающий вой в 1526 году. Он же рассказал, что потомки легендарных аримаспов, населявших, по словам историка Геродота, северную часть Европы, унесли свою богиню на Обь и поставили там, где Иртыш впадает в могучую северную реку (район современного Ханты-Мансийска).

Дальнейший путь Золотой бабы на северо-восток прослеживается, по мнению Л. Теплова, автора газетной статьи «Утерянное сокровище», следующим образом: берег реки Казым — Тазовская губа — горы Путорана на Таймыре. Дикие, совершенно необжитые места, к северо-востоку от горы Камень (1664 м), оказались самыми подходящими для хранения уникальной древней скульптуры. Там оборвались следы жрецов, которые ее обслуживали.

Да, друзья кладоискатели, Таймыр — это вам не Крым. Не стоит забывать о могилах тех отважных людей, которые посвятили себя исследованиям самого северного российского полуострова. У его восточных берегов потеряли здоровье участники Великой Северной экспедиции лейтенант Василий Прончищев и его жена Мария — первая в мире полярная путешественница, — скончавшиеся в 1736 году. Их могила в устье реки Оленок сохранилась до наших дней. Таймыр напоминает о них географическими названиями: берег Прончищева, мыс Прончищева, бухта Марии Прончшцевой.

На мысе Могильном Таймыра обрел вечный покой участник экспедиции на ледокольном транспорте «Вай-гач» лейтенант А. Н. Жохов, написавший для себя перед смертью эпитафию в стихах:

Под глыбой льда холодного Таймыра, Где лаем сумрачным испуганный песец Один лишь говорит о тусклой жизни мира, Найдет покой измученный певец. Не кинет золотом луч утренней Авроры На лиру чуткую забытого певца — Могила глубока, как бездна Тускароры, Как милой женщины любимые глаза.

Когда б он мог на них молиться снова, Глядеть на них хотя б издалека, Сама бы смерть была не так сурова И не казалась бы могила глубока!

Спасибо замечательному писателю-маринисту В.В. Конецкому, что он подарил читателям произведения «Никто пути пройденного у нас не отберет», эти стихи, написанные в начале 1915 года. К ним он добавил информацию, что Нина Жохова — двоюродная сестра автора — в 1916 году ушла на фронт сестрой милосердия, умерла в 1959 году, в Ленинграде.

А что же Золотая баба? Надо искать.

ШЛЕМ ВЛАДИМИРА МОНОМАХА

Владимир Мономах, внук Ярослава Мудрого, получил в Киеве прекрасное по тем временам образование, благодаря отцу, князю Всеволоду, который сам был хорошо образованным человеком, одним из первых на Руси полиглотом, владевшим пятью языками: греческим, латинским, половецким и, возможно, английским. Последний пригодился Всеволоду, чтобы сосватать дочь английского короля Гаральда Гиту за своего сына Владимира Мономаха. Второе имя (Мономах) было дано княжичу дальновидным Ярославом Мудрым, который не исключал возможности, что его внук со временем сядет на престол в Константинополе.

Дело в том, что матерью Владимира была византийская принцесса Мария, дочь императора Константина IX Мономаха. Слово «мономах» в переводе с греческого означает «единоборец». Таким образом, по женской линии Владимир мог считаться прямым наследником престола Византии. Эта мысль дала право автору «Слова о погибели Русской земли», воспевающему великого князя Владимира Мономаха, написать, как византийский император его побаивался: «Великие дары посылаша к нему, абы под ним великий князь Володимер Цесаря-города (Царьграда) не взял».

Итак, 25-летний Владимир Мономах прочно (на 16 лет) уселся на престоле удельного Черниговского княжества в 1078 году. К этому времени княгиня Гита подарила ему наследника, нареченного Мстиславом. Надо полагать, в честь двоюродного деда Мстислава Удалого. За годы правления Черниговом Владимир Мономах оставил по себе добрую память. Мы знаем о нем гораздо больше, чем о других правителях Древней Руси, ибо он неплоха владел пером.

Судя по его мемуарам, черниговский князь, а затем великий князь киевский неплохо разбирался в доступной ему литературе, был завсегдатаем библиотеки деда, Ярослава Мудрого. Обладая острым, наблюдательным умом, Владимир Мономах сохранил в своей памяти много интересных жизненных наблюдений из детских и юношеских лет. Став взрослым, он много лет провел в военных походах и путешествиях по землям Древней Руси.

Княжение в Чернигове было для Владимира Мономаха одним из спокойных периодов входа во власть. Никто не мешал ему утверждать свои порядки, проявлять инициативу и творчество. Многие вопросы управления княжеством он брал на себя, показывая своим дружинникам и приближенным к престолу людям пример добросовестности в выполнении служебного долга.

Теперь попробуем разобраться в его головных уборах — знаменитой шапке и золотом шлеме. Вряд ли первый венец московских царей — шапка Мономаха — на самом деле когда-то принадлежал великому князю Киева. Хотя для полноты картины нам просто необходимо вспомнить древнюю легенду, согласно которой символы власти — шапка и бармы — были подарены киевскому князю Владимиру Святославовичу византийским императором Константином Мономахом якобы за то, что князь ввел на Руси православную веру.

Эта легенда, по всей вероятности, родилась в XV веке, когда московским правителям потребовалось выяснить свою родословную, отыскать корни царствования в Киевской Руси. Письменное изложение легенды можно найти в «Сказании о князьях владимирских». В середине XVI века легенда была проиллюстрирована на резных пластинах, украсивших царское место Ивана Грозного в Успенском соборе.

На одной пластине изображены всадники, везущие в Киев дары императора Константина: на вытянутой руке одного всадника — шапка Мономаха. На следующей пластине — венчание великого князя подаренной шапкой. На третьей — князь сидит с боярами в шапке Мономаха.

За легендой следует исторический факт: в 1498 году великий князь (первый царь) России Иван III заранее венчал на царство своего внука Дмитрия Ивановича шапкой Мономаха. Следом Иван IV Грозный письменным завещанием благословил наследника «шапкой Мономаховскою и всем чином царским, что прислал прародителю нашему... царь Константин Мономах из Царьграда». И наконец, царь Алексей Михайлович, уже в XVII веке, официально назовет шапку Мономаха государственным символом венчания на российский престол.

Как известно, эта шапка, символ государственной власти, старинное ювелирное изделие, состоящее из восьми золотых пластин, украшенных драгоценными камнями, хранится в Оружейной палате Кремля и весит оно 498 граммов.

Но где боевой головной убор — золотой шлем Владимира Мономаха?
Можно ли верить летописцу, который, воспевая князя Романа Мстиславича, рассказал о славных подвигах его прапрадеда — как тот учинил крестовый поход против половцев и загнал хана Отрока Шарукановича за «Железные врата» на Кавказе:

Тогда Володимер Мономах
Пил золотым шеломом Дон,
Приемши землю их всю
И загнавшю окаянные агаряны...

Действительно, в 1109—1111 годах Владимир Мономах возглавлял походы объединенных дружин против половцев и нагонял на них страх, заставляя убегать от русских войск за Дон и за Волгу.

Внешне золотой шлем Владимира Мономаха мог выглядеть примерно так же, как и более поздний, принадлежавший суздальскому князю Ярославу Всеволодовичу, отцу Александра Невского. Он хранится в кремлевской Оружейной палате.

Напомним, что в годы больших походов на половцев Владимир Мономах оставался удельным черниговским князем, после того как он окончательно изгнал из Чернигова своего многолетнего врага Олега Святославича. На киевском престоле сидел в то время великий князь Святополк, который посылал Владимира на половцев, да и сам принимал участие в боевых походах.

Только в 1113 году шестидесятилетний Владимир Мономах получил от киевских бояр, напуганных восстанием горожан, приглашение занять престол своего деда и отца. И до своего смертного часа (в 1125 г.) он правил Киевской Русью строго и справедливо, как писал в своем знаменитом «Поучении»: «Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите, и подавайте сироте, и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным грабить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь Богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей».

Нестареющие, весьма современные поучительные слова...

А вдруг золотой шлем Владимира Мономаха лежит в земле, в древней части Чернигова, заговоренным кладом? И дастся он в руки только тому, кто свято чтит мудрые речи старого киевского князя.

КНИГИ ЯРОСЛАВА МУДРОГО

О старшем сыне князя Владимира Красное Солнышко в летописи сказано: «Он был хромоног, но ум у него был добрый и на рати храбрый».

Хромоножество от рождения обусловило пристрастие юного княжича к книгам. Пока его сверстники резвились в подвижных играх, Ярослав проводил время за чтением. Книга стала для него своего рода второй матерью, которая помогла будущему правителю Киевской Руси обрести обширные знания и вместе с ними — прозвище Мудрый.

Когда Ярослав возмужал, он получил от отца в удел Новгород и женился на дочери шведского короля Олафа. В северной столице Древней Руси тоже водились книги, и князь, поддерживая с тестем добрые союзнические отношения, имел возможность пополнять их число за счет привозимых из Скандинавии.

Свой ум и способности грамотно управлять Новгородским княжеством Ярослав проявил в 1014 году. Он решил не платить Киеву ежегодную дань, посчитав ее слишком обременительной и незаконной. Разгневанный отец пригрозил сыну военным походом на Новгород. Ярослав обратился к королю Олафу за подмогой и впустил в город наемный отряд варяжских воинов.

Карательный поход киевской дружины на Новгород не состоялся, а варяги от безделья занялись пьянством, стали бесчинствовать, чем вызвали справедливый гнев у новгородцев. Жителям города пришлось силой усмирять разгулявшихся «варяжских гостей». В результате многие подданные Олафа были убиты.

Ярослав гневно осудил своих граждан за самоуправство, приказал в отместку за погибших варягов изрубить тысячу новгородцев. Скорый и неправый суд свершился. Трудно сказать, чем кончилась бы эта схватка со своим народом для князя, не прояви он в данной ситуации настоящую мудрость.

Пока среди вольнолюбивых новгородцев зрел заговор против правителя, тот принял гонца из Киева, который доложил, что князь Владимир Красное Солнышко скончался, а на его трон сел князь Святополк.

«О моя любимая и честная дружина, которую я вчера в безумии своем изрубил! Смерть их теперь никаким золотом нельзя искупить... Братья! Отец мой Владимир умер, в Киеве княжит Святополк. Хочу идти на него войной — поддержите меня!»

И вчерашние мстители, заговорщики ответили князю, что готовы постоять за его права.

В походе на Киев участвовало около трех тысяч новгородцев. Сражение между братьями произошло у города Любеча на Днепре. Победу одержал Ярослав. Святополку пришлось бежать к печенегам. Киев с великими почестями встретил своего законного правителя.

К сожалению, на этом не кончилась междоусобица среди двенадцати сыновей киевского князя Владимира. Великокняжеская власть переходила из рук в руки, пока в 1026 году Ярослав не договорился со своим воинственным братом Мстиславом Храбрым, правителем Тмутараканского княжества, о разделе отцовского наследства на две части. Правобережная днепровская Русь со стольным градом Киевом досталась Ярославу, а левобережная, со столицей в Чернигове, стала вотчиной Мстислава.

Князь-богатырь Мстислав, легендарный победитель касожского правителя Редеди, скончался в 1036 году, не оставив после себя наследника. Ярослав Мудрый незамедлительно воспользовался сложившейся ситуацией и объявил себя великим князем всея Руси.Укрепившись на киевском престоле, Ярослав энергично занялся строительством столицы, развитием ее культуры. При нем Киев расцвел и сказочно разбогател. Одних только церквей в городе было построено около четырехсот!

В 1037 году столица Руси украсилась главным Софийским собором. Это великолепное каменное здание, отделанное мрамором, мозаикой и фресками, по праву соперничало в те далекие годы с храмом Святой Софии, воздвигнутым греческими мастерами на берегу пролива Босфор, в столице Византии Константинополе.

Оба храма стоят на своих местах и по сей день. Только завоеватели-турки, овладевшие Босфором, приспособили христианский храм для своей веры в Аллаха. Они пристроили к монолитному зданию четыре исламских минарета и закрасили знаменитые фрески внутри собора.

Софийская церковь в Киеве — главный оплот христианской религии на Руси. В нем веками скапливались несметные богатства из пожертвований верующих. Среди сокровищ храма особое место занимали священные книги из великолепного собрания князя Ярослава Мудрого.

Все правители европейских стран, которым выпало счастье породниться с великим киевским князем (дети Ярослава были женаты или состояли в замужестве с представителями царствующих династий Франции, Норвегии, Польши, Венгрии, Риме и Византии), знали о пристрастиях своего восточного родственника и при каждом удобном случае дарили ему книги. Причем книги не простые, а в роскошных окладах, украшенных драгоценностями.

Дальнейшее накопление книжных сокровищ заставило Ярослава выделить под библиотеку специальное помещение. Десятки ученых монахов трудились над перепиской отдельных древних рукописей; занимались они и переводом священных книг. В частности, очень много книг переводили монахи с греческого языка на русский. Примером такого перевода является историческое сочинение «Хроника Георгия Амартола».

Ипатьевская летопись писала о пользе книг: «Велико бо польза бывает человека от учения книжного. И книгами бо кажеми и учили если пути покаянию и мудрости бо обретаем и воздержание от словес книжных».Нет, недаром князь Ярослав получил прозвище Мудрый! Летописцы уважительно писали о нем: «Сам книги читал!»

Куда же девалась первая библиотека Древней Руси? Не могла она пропасть, потеряться полностью и бесследно. Думается, что хранилась она не так, как сейчас, то есть на виду у всех, со свободным доступом к книгам каждого желающего. Скорее всего, помещение библиотеки находилось в подвале храма Святой Софии. Причем для наиболее ценных и богато украшенных книг просто необходимо было иметь тайное хранилище, типа современного несгораемого сейфа.

По утверждению известного советского исследователя и спелеолога И. Я. Стеллецкого, «ни археологи, ни архитекторы этим вопросом не интересовались и никогда ничего на эту тему не писали».

Зато кладоискатели держат библиотеку Ярослава Мудрого в поле зрения с давних времен. Многие уверены, что под Софийским собором имеются обширные подвалы, которые по-настоящему никем не обследовались.

Еще до революции (в 1908 г.) кладоискатели обнаружили возле северо-западного угла собора глубокий провал в почве. Спустившись на веревках вниз, разведчики попали в подземную галерею, выложенную кирпичом. Они шли по ней долго, пока хватило взятых свеч и путеводной нити. Кладоискателям пришлось вернуться назад. На другой день они вновь собрались на подземную прогулку, с более солидной экипировкой, но обнаружили, что свод галереи рухнул.

Вот что рассказал И. Я. Стеллецкий в незавершенной рукописи «Мертвые книги в московском тайнике», хранящейся в Центральном государственном архиве литературы и искусства России: «Как-то в Киеве, еще в дореволюционное время, я осмотрел подворье храма (Софийского.— А. Е.) в бывшем митрополичьем доме и увидел выступающие из земли древние стены. Поблизости находилась так называемая теплая церковь. По преданию из этой церкви под всем садом проходил подземный ход. Ход, видимо начинавшийся где-то в церкви, не мог залегать слишком глубоко. И я решил перерезать его глубокой траншеей сверху. Этот подземный ход явно не мог быть мистификацией. На него указывал еще П. Г. Лебединцев в своей работе «О Святой Софии Киевской».

Меня манил подвал в северо-западном углу церковного двора. Его можно было найти, но дело грозило затянуться, а времени у меня не было.

Траншея в митрополичьем саду осталась незаконченной, и я спешно начал рыть другую — близ юго-западного угла собора. Позже я заложил третью траншею — близ железной ограды бывшего Киево-Софийского духовного училища. На глубине трех метров траншея оголила фундаменты здания великокняжеской эпохи. Такой вывод подтвердил и случившийся здесь архитектор П. П. По-крышкин. Тогда же, летом 1915 года, я обратил внимание на подземный ход, обнаруженный во время закладки одного из домов за оградой собора. Ход был выложен кирпичом. Направление — под Софийский собор. Ход был почти на две трети затянут плотным илом.Моим попыткам копать в этом направлении чинил препятствие немец-домовладелец с архитектором. Все же место входа в тайник этот домовладелец позднее обозначил нишей в стене вестибюля дома.

В советское время территория Софийского собора стала заповедником. В 1925 году раскопки здесь производил профессор В. Г. Ляскоронский. Газеты сообщали, что «обнаружен огромный погреб с многочисленными ходами и выходами; найдено много ценных вещей, древние монеты и цинковая утварь». Из сказанного очевидно, что почва в ограде Софийского собора как бы висит над никому не ведомыми подземными пустотами. И может быть, именно тут «положена» Ярославом его знаменитая библиотека, прослывшая абсолютно исчезнувшей».

Нельзя не согласиться с предположением собирателя тайн о самых значительных библиотеках мира. В то же время нельзя не удивиться его поспешным, бессистемным поискам. Вряд ли такие суматошные действия могли увенчаться успехом.

Теперь о других адресах, где, возможно, могут скрываться от нас книги Ярослава Мудрого. Их два: Межигорский монастырь и Киево-Печерская лавра.

В пользу первого говорит факт, что последние месяцы жизни князь Ярослав из-за болезни провел не в Киеве, а в Вышгороде, в своей летней резиденции. Там он и умер в 1054 году.

Ученые, в частности доктор исторических наук А. Дзюбко, справедливо полагают, что ушедший от государственных дел заядлый книгочей вряд ли лишил себя удовольствия, которому отдавал предпочтение всю жизнь. Ярослав наверняка прихватил с собой какую-то часть книг или, что не исключено, приказал полностью перевезти библиотеку в Вышгород. Ведь никто заранее не знает дня и часа своей смерти. Князь вправе был рассчитывать, что проживет еще достаточно лет для любезного ему общения с незаменимыми друзьями — книгами.

В такой ситуации часть библиотеки Ярослава (или вся!) могла попасть после смерти князя в хранилища Межигорского монастыря.

И территорию Киево-Печерской лавры тоже нельзя выпускать из поля зрения. След от библиотеки Ярослава, ведущий туда, заметил ленинградский ученый Н. Розов. Он внимательно проштудировал две светские книги XI века: «Изборник Святослава» 1073 года и «Изборник Святослава» 1076 года. В конце второго сборника писец Грешный Иоанн сделал приписку: «Избрано из многих книг князьих».

Получается, что Грешный Иоанн пользовался книгами из библиотеки Ярослава Мудрого. Он был достаточно образован, владел несколькими языками: греческим, западно- и восточнославянскими. Не исключено, что писец имел дело с книгами русского происхождения. Значит, библиотека не пропала сразу после смерти князя Ярослава.

Известно также, что сама Киево-Печерская лавра имела богатейшее собрание старинных книг и пергаментных свитков. Свидетельство о ней дошло до нас от Павла Алепского, побывавшего в монастыре в 1653 году. Но эта библиотека почти полностью сгорела в 1718 году. Однако есть уверенность, что книги Ярослава Мудрого в то время хранились и продолжают храниться в ином месте.

«СОСУДЫ СО ЗЛАТОМ»

Киево-Печерский мужской монастырь основан при великом князе Ярославе Мудром в 1051 году. Сначала высокий правый берег Днепра, недалеко от Аскольдовой могилы, облюбовал для отшельничества священник Илларион. В совершенно диком лесу он выкопал пещеру и поселился в ней. Его истовое служение Богу, а также любовь к книгам, к переписыванию их, привлекли внимание Ярослава.

Будучи самодержавным правителем Киевской Руси (в последние годы жизни его все чаще называли царем), Ярослав Мудрый фактически подчинил себе церковные структуры. В вышеупомянутом году он, не спрашивая благословения у константинопольского патриарха, выдвинул на пост главы русской церкви (митрополит) Иллариона, мужа благого и книжного, и легко добился избрания его.

Пещера новоявленного митрополита досталась по наследству афонскому (с горы Афон, Греция) монаху Антонию Любечанину, который и стал основателем монастыря. Когда число его последователей достигло двенадцати, как апостолов у Христа, монахи объединенными усилиями возвели первую церковь и построили кельи для себя.

Наладив святое дело, Антоний назначил игуменом (настоятелем) монастыря Варлаама, а сам вновь удалился от людей. Он перебрался на другую возвышенность, где выкопал для себя новую пещеру. Эта обитель Антония положила начало так называемым ближним пещерам монастыря в отличие от прежних — «дальних».

Митрополит Илларион не ужился с князем Ярославом и вскоре (в 1055 году) добровольно вернулся в монастырь, где в качестве простого монах. О нем так сказано в «Киево-Печерском патерике»: «Сей черноризец бяше бо хитр книгам писати, сей по все дни и ночи писаше книги».

Есть предположение, что отшельник Илларион, уходя с поста митрополита, мог прихватить с собой часть священных книг из Софийского храма, то есть из библиотеки Ярослава Мудрого.

Число монахов-отшельников в «ближних» и «дальних» пещерах продолжало расти, и тогда преподобный Антоний обратился к великому князю киевскому Изяславу Ярославичу с просьбой отдать ему с учениками всю гору вокруг пещер. Князь пожаловал монахам просимые земли, и вторую церковь построили. Выросший таким образом монастырь стал называться Печерским.

Новый игумен Феодосии разработал и ввел устав обители. В 1073 году монахи заложили первую каменную церковь. Строительство закончилось в 1089 году. Собор представлял собой архитектурный и художественный шедевр. Фресковая живопись и мозаика были выполнены лучшими мастерами из Константинополя.

В 1093 году умер дряхлый и больной великий князь киевский Всеволод, последний из династии Ярославичей. Каждый из внуков Ярослава Мудрого считал себя достойным претендентом на царский престол. По праву прямого наследования великим князем должен был стать сын Всеволода черниговского князь Владимир Мономах. Но киевские бояре принудили его отказаться от престола в пользу малозначительного князя из Турова Святополка.

Между Святополком и Владимиром Мономахом (они были двоюродными братьями) начались ссоры, распри, переходящие в вооруженные стычки их дружин. Знатным боярам пришлось прикрикнуть на них: «Почто вы распря имати межи собою? А погании губят землю Русьскую»...

Враждой киевлян с черниговцами воспользовались половцы. В 1093 году они разгромили дружину Святополка под Трипольем и подошли к стенам Киева. Сам Святополк едва избежал плена. Вся Южная Русь подверглась жесточайшему разорению. Сжигая села и малые города, половцы не пощадили и святую Пе-черскую обитель.

Чтобы спасти Киев от такой же участи, великий князь Святополк спешно выдал свою дочь за половецкого хана Тугорхана. Но и этот «дипломатический», веками проверенный ход мирного разрешения межгосударственных проблем не спас Русь от очередного разбойного похода половцев в 1096 году. Кочевники шастали по окрестностям Киева и нанесли в этот раз еще больший ущерб Печерскому монастырю.

Все построенное монахами из дерева было предано беспощадному огню. Пещеры, разумеется, уцелели, но подверглись разорению. Множество обитателей Печерской лавры погибли от мечей и стрел басурманов, лишь немногие успели убежать и спрятаться в окрестных лесах. В следующем году киевским боярам удалось собрать в Любече княжеский съезд, который призвал всех прекратить междоусобную борьбу и объединить русские дружины для борьбы с половцами, для защиты Киева. В этой сложной обстановке великий князь Святополк показал себя плохим полководцем и слабым, недальновидным политиком. Современники отмечали его заносчивость, подозрительность и жестокость. Он только и занимался тем, что плел дворцовые интриги, чем восстановил против себя многих удельных князей. Кроме того, правитель Киева отличался непомерной жадностью.

Святополк изыскивал все новые способы обогащения казны. Введенный им соляной налог вызвал бурное возмущение киевлян. С каждым годом зрело всеобщее недовольство его правлением.Между тем Печерский монастырь вновь поднялся из пепла военной разрухи, его пещеры и кельи пополнились новыми слугами Бога. И вот однажды монах Федор, выбирая для себя обитель среди отдаленных пещер, обнаружил в одной из них «латинские сосуды, в коих злата и серебра бесчисленное множество».

Каким образом князь Святополк узнал об этой находке? Нам неизвестно. Но факт, что он немедленно принял меры, чтобы овладеть сокровищем, абсолютно достоверен. Потерпев неудачу в поиске клада «мирным путем», Святополк приказал сыну расшевелить память у монаха Федора каленым железом.

Так и умер отшельник Федор, не выдав княжеским палачам тайны сокровищ, принадлежавших братии. Ожесточившиеся до предела посланцы Святополка взялись за других монахов, чтобы те искали и указывали места захоронения кладов. Весть об издевательствах княжеских дружинников над обитателями Печерского монастыря дошла до киевлян, и это вызвало в городе бурю протеста. Многие святые отцы, разочарованные в справедливости верховной власти, стали в знак протеста покидать Киев. Они уходили из города и пополняли ряды монашеской братии. Их стараниями заново отстроился Печерский монастырь; его территорию оградили защитным частоколом — не только от нашествий чужеземцев, но и от своих, киевских грабителей.

Кончина непутевого Святополка (в 1113 году) вызвала в Киеве народное восстание. Истомленные и разоренные великокняжескими поборами киевляне взяли штурмом дворец крупного боярина Путяты Вышатича. Боярский совет, заседавший в Софийском храме, срочно отправил гонца к Владимиру Мономаху: «Князь! Приезжай в Киев! Если ты не приедешь, то знай, что произойдут большие несчастья: тогда не только Путятин двор или дворы сотских и дворы ростовщиков будут разгромлены народом, но пойдут и на вдову покойного князя, твою невестку, и на всех бояр и на монастыри. Ты, князь, будешь в ответе, если народ разграбит монастыри!»

Как известно, шестидесятилетний Владимир Мономах внял лицемерной мольбе киевских бояр и принял великокняжеский престол. Он навел порядок не только в Киеве, но и во всей Руси.

Что же касается латинских сосудов со златом, они так и остались кладом в одной из пещер Киево-Печерского монастыря.

Думается, неплохим подспорьем для отыскания древних латинских сосудов может послужить факт находки богатейшего клада на хорах Успенского собора лавры. В 1898 году ремонтники церкви обнаружили деревянный бочонок и четыре оловянных сосуда с золотыми и серебряными монетами. Золото весило один пуд 22 фунта 47 золотников, серебро — 18 пудов.

Вряд ли найденные оловянные сосуды были из числа тех, утерянных в конце XI века. Последующее разбирательство позволило выяснить, что золото и серебро (часть хранимой казны монастыря) было намеренно припрятано после пожара в лавре 1718 года. Нашлись монахи, которые подтвердили под присягой, что слышали о существовании тайной монастырской казны. Но никто не знал о месте ее хранения. Небольшая группа людей, знавшая о тайнике на хорах Успенской церкви, скорее всего, погибла во время эпидемии чумы 1769—1771 годов. И клад, таким образом, оказался безнадзорным, забытым.

ТАЙНИКИ МЕЖИГОРСКОГО МОНАСТЫРЯ

В середине XII века разгорелась ожесточенная борьба за киевский престол между основателем Москвы, владимиро-суздальским князем Юрием Долгоруким и его племянником Изяславом Мстиславовичем, в которой принимали участие почти все русские князья. Война с переменным успехом длилась без малого десять лет. Одним из активных помощников Юрия Долгорукого был его второй сын Андрей, владимирский князь.

Ему и прочил престарелый отец великокняжеский престол в Киеве. Но Андрей при выдающейся храбрости был «не величав на ратный чин». Ему надоели бесконечные войны. Когда отец наконец-то утвердился в Киеве (1155), сын тайно покинул свой княжеский удел в Вышгороде и ушел с дружиной в родную владимирскую землю.

Из Вышгорода князь Андрей прихватил высокочтимую икону Божьей Матери, писанную якобы самим евангелистом Лукой. По преданию конь, везший святыню, вдруг остановился в двух верстах от града Владимира. Князь Андрей посчитал это особым знамением и заложил на этом месте село Боголюбово. Оно стало его любимым местом жительства, подарило ему известное историческое прозвище.

Юрий Долгорукий скончался в Киеве в 1157 году. Не исключено, что киевляне отравили его. Законный наследный князь Андрей Боголюбский не стал отстаивать право на киевский престол силой оружия. К этому времени он был занят строительством во Владимире, намереваясь сделать свою столицу не хуже Киева. В 1158 году Андрей заложил там церковь Успения Божьей Матери, построил в крепостной стене двое ворот — Золотые и Серебряные.

В селе Боголюбове он построил великолепный храм Рождества Богородицы. Одновременно строил церкви и в других городах Руси, в том числе и в окрестностях Киева. Построенный на его деньги мастерами из Византии храм Преображения Господня и стал основой Межигорского монастыря.

Миролюбивые попытки Андрея Боголюбского подчинить южную столицу русской земли, сесть на престол, завоеванный его отцом, не находили желанного отклика в сердцах киевлян. Их князь Мстислав упорно не хотел признавать верховенства владимирского князя, которому практически уже подчинились все остальные удельные князья.

В 1169 году князь Андрей решился повести свои войска на Киев. Одиннадцать удельных князей примкнули к нему со своими дружинами. Упорный Мстислав укрылся за стенами города и вступил в неравный бой. После трехдневного штурма Киев был взят «на щит». Несколько дней длилось беспощадное разграбление южной столицы. Даже Печерский монастырь был предан огню.

Андрей Боголюбский, принявший титул великого князя, не остался в разоренном Киеве. Он подарил его своему младшему брату Глебу, а сам вернулся в родной Владимир, в Боголюбово.

Межигорский Спасо-Преображенский мужской монастырь, расположенный в двадцати верстах от Киева, своим легендарным основателем считал Святого Михаила, посетившего Русь в 983 году. Обитель росла и богатела до татаро-монгольского нашествия. Сначала ее разорил Батый, затем жгли и другие ордынские ханы.

Но уходили восвояси воинственные кочевники и служители Бога возвращались на пепелище. Они вновь отстраивали церкви, возводили вокруг монастыря защитные стены. И пришло время, когда Межигорский монастырь стал не только святым местом для запорожского казачества, но и надежным оплотом для него.

Основатели знаменитой Запорожской Сечи украинские (малороссийские) казаки, эти вольные православные воины, не давали покоя туркам и крымчакам, полонившим южные земли былой Киевской Руси. Они совершали ответные набеги, не позволяли туркам считать себя полновластными хозяевами на просторах Черного моря. От преследования врагов казаки укрывались за днепровскими порогами.

Сердился на своих вассалов турецкий султан Сулей-ман, посылал вверх по Днепру карательные экспедиции, чтобы раз и навсегда покончить с вольным казачеством. Но доходили корабли до шумных порогов — и поворачивали назад.

Тогда по велению правителя построили османы две крепости, Аслан-Кермен и Кызы-Кермен, в устье Днепра, на противоположных берегах. Натянули между крепостями железные цепи. Мол, не пропустим в Черное море ни одной казачьей «чайки».

Только зря они деньги и время потратили! Как «летали» на просторах Черного моря казачьи «чайки», так и продолжали «летать». Казаки-запорожцы мстили туркам и крымским татарам за разоренные украинские города и села, за кровь русских людей, за слезы матерей и вдов.

Большинство историков, как российских, так и польских, считают основателем Запорожской Сечи и первого укрепления на острове Хортица литовского князя Дмитрия Вишневецкого, по прозвищу казак Байда. Его имя дошло до нас в старых казачьих легендах и песнях.

Дмитрий Иванович Вишневецкий, гроза крымских татар и турок, любимец казаков, — реальное историческое лицо. С 1557 по 1563 год он служил под знаменами русского царя Ивана Грозного и владел от его имени городом Белевом. Однако в 1564 году крымчакам удалось захватить казачьего атамана в плен. Его замучили до смерти.

Легенда о героической гибели казака Байды замечательно описана в романе П. Загребельного «Роксолана». Казачьи ватаги (артели) во главе с избранными атаманами совершали разбойные набеги на Крым, на турецкие берега. Их боевые и транспортные парусно-гребные суда — «чайки» — достигали в длину двадцати метров, в ширину — четырех. Кроме двадцати — тридцати весел, каждая «чайка» оснащалась прямым парусом. Экипаж — около семидесяти человек.

Множество легких и быстрых «чаек» напоминали в атаке конную лаву, когда все решалось в считанные минуты. Небольшие флотилии запорожцев осмеливались нападать на турецкие города. Из легенды о казаке Байде мы знаем, что однажды они добрались даже до Стамбула, устроили в азиатской части города большой пожар, но при отходе часть из них попала в плен.

К концу XVI века Запорожская Сечь оформилась в своего рода самостоятельную вольную республику, в которой почитались свои «лыцарские» законы: безбрачие, строгая дисциплина, товарищество. Эти элементарные нравственные принципы, основы общественной жизни мужчин-воинов, привлекали на Днепр смелых и отважных людей, не желавших прозябать в рабстве.

В XVII веке казаки-запорожцы стали грозой Черного моря, превратили его в свою вотчину. Подтверждение сказанному можно найти в французской хронике XVII века «Всеобщая история о мореходстве, содержащая в себе начало оного у всех народов»: «Казаки распространились по всему Черному морю, разъезжали тамо на двухстах барках и учинились совершенными обладателями оного. Мореплавание было уже там не свободно, в самом Константинополе никто не почитал себя в безопасности». Перевод этой хроники был сделан в Санкт-Петербурге в 1811 году.

Владыкой Черного моря в те годы стал атаман Запорожского войска Петр Канашевич-Сагайдачный. Гетманскую булаву, знак верховной власти (в виде трости около трех четвертей аршина длиной, с серебряным вызолоченным шаром, усыпанным драгоценными каменьями), он получил на Раде в 1605 году.

Для сравнения отметим, что гроза Карибского моря, король английских пиратов Генри Морган к этому времени еще не родился.

Атаман же Сагайдачный дерзко сражался с турецким флотом, брал штурмом черноморские города и прибрежные крепости, держал в страхе все Крымское ханство. Так, например, летом 1605 года казаки-запорожцы под командованием атамана Сагайдачного, совершив смелый налет овладели хорошо вооруженной турецкой крепостью Варной.

За могучими стенами крепости турецкий гарнизон чувствовал себя в полной безопасности. И вдруг прямо на глазах Варненская бухта наполнилась множеством мелких судов, бесстрашно вошедших в зону действия крепостной артиллерии. Пока турецкие канониры разжигали фитили для первого залпа, передовой отряд казаков успел высадиться на берег — под непонятную музыку и крики запорожцы устремились к стенам города.

Обнаженные сабли, кортики, кинжалы они держали в зубах, а сами лихо карабкались наверх крепостной стены по штурмовым лестницам. И ничто не могло остановить их беспримерно храбрый натиск. Турки сопротивлялись отчаянно. Они стреляли в нападающих, швыряли на их бритые головы камни и все, что попадалось под руку. Но вскоре мужество покинуло защитников крепости и они обратились в бегство. Немногие из турецких солдат осмелились вступить с казаками в рукопашную схватку.

Несколько дней запорожцы хозяйничали в богатейшем городе. Забрав все ценное (не забыв о ковровых попонах для оставшихся в родной Украине коней), казаки погрузили добычу на свои вместительные «чайки» и исчезли в тумане моря. На прощание они подожгли Варну.

Турецкий флот, подошедший от Босфора, застал на берегу выгоревший дотла город. Капудан-паша (командующий турецкой эскадрой) дал клятву Аллаху, что разыщет и накажет ужасной смертью всех виновников разграбления и уничтожения крепости.

Клятвы даются легко, но исполняются, увы, трудно. В следующем году капудан-паше удалось подстеречь выход флотилии атамана Сагайдачного на просторы Черного моря. Он построил эскадру в линию баталии, чтобы атаковать казаков-запорожцев. Но те опередили турок, набросившись на корабли с разных сторон, ловко увертываясь от артогня, и принудили турецких моряков к абордажной схватке. Тут казакам не было равных по смелости. В очередной раз они одержали полную победу, захватив несколько кораблей противника и обратив остальные в бегство.

Атаман Сагайдачный «учинился совершенным обладателем» Черного моря. «Чайки» его флотилии ежегодно появлялись то под Очаковом, то возле Перекопа, то у турецких берегов. В 1612 году запорожцы штурмом взяли Кафу (Феодосию) и освободили из турецкого плена большую группу невольников из украинцев и русских. На обратном пути к устью Днепра они разорили почти все города и поселки на Крымском побережье. Только удаленность Бахчисарая от моря спасла хана от визита казаков.

Разбойные (пиратские) походы запорожских казаков за зипунами (кафтанами) и попонами следовали один за другим. Золото, серебро, драгоценности стекались в казну Запорожской Сечи, делились между участниками. В те времена запорожцы блистали золотыми кольцами в ушах, перстнями на пальцах. С чужих берегов они нередко прихватывали красивых женщин — турчанок и татарок.

Позднее, когда казаки стали обзаводиться семьями, некоторые пленницы сами брали «в плен» лихих воинов, обретая власть над ними и права законных жен. К примеру, матерью знаменитого донского казака Стеньки Разина была чистокровная турчанка.

Куда же казаки прятали общинную часть награбленного богатства? Для этого им и пригодились обширные пещеры Межигорского монастыря, который обрел статус главной святыни Запорожского казачьего воинства еще при атамане Сагайдачном.

Петр Канашевич-Сагайдачный выступил в роли защитника православной веры на Украине. Он категорически отверг притязания польской шляхты и католических священников на Киев. Гетман запорожцев укрепил в столице Украины престол святой православной церкви. Он делал богатейшие подарки храмам и монастырям, обращая особое внимание на Межигорскую обитель.

После гибели атамана Сагайдачного в бою с турками под Хотином в 1622 году, коронному гетману Станиславу Конещюльскому удалось силой покорить запорожских казаков, навязать им в атаманы слабохарактерного Михаила Дорошенко, получившего от польского короля титул «старшого войска его королевской милости».

И при Дорошенко, и при последующих атаманах Запорожского казачьего войска Межигорский монастырь считался основной религиозной резиденцией вольного братства. Казаки жертвовали монахам часть военной добычи, деньги и драгоценности. Они официально, на Раде в 1683 году, объявили Покровскую церковь Межигорья сечевой, то есть своим главным храмом.

В Межигорском монастыре за счет сечевой казны был открыт войсковой госпиталь, в котором бесплатно содержались покалеченные в боях запорожцы, а также нищие и убогие люди. При Покровской церкви открылась школа для детей казаков. Иеромонах-настоятель главного сечевого храма неизменно входил в состав правления, был членом выборной Сечевой Рады.

Во второй половине XVII века, когда в Сечи атаманил Иван Серко — на картине И. Е. Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» именно он склонился над войсковым писарем, — владыка Турции решил взять запорожцев на испуг. Перечислив все свои высокие титулы, султан грозно заявил в своем послании: «...Повелеваю вам, запорожским казакам, сдаться мне добровольно, без всякого сопротивления, и своими нападками не заставлять меня вводить вас в страх и смущение».

Текст ответа запорожцев хранится в Санкт-Петербурге, в Национальной российской библиотеке. Вот его начало: «Ты султан (та-та-та) турецкий, брат и товарищ черта и самого жопопера. Який ты у (та-та-та) лыцарь, колы голой (та-та-та) ежика не убьешь?».

Таких «та-та-та» в тексте много. Наши предки не стеснялись в выражениях. Отсюда мнение: мол, казаки — народ темный, вульгарный, некультурный. Безусловно, запорожцы в университетах не учились, дипломатический язык игнорировали. Вроде даже бравировали своим невежеством: «Теперь кончаемо, бо числа не знаемо, а календаря не маемо. Мисяц у ниби, год у книзи, а день такой у нас, як у вас, за цэ поцелуйте у (та-та-та) нас».

На самом деле на Сечи были достаточно для того времени грамотные люди. Об этом свидетельствует факт, что помимо военной добычи в Межигорском монастыре скапливались дарственные книги — приношения знатных казаков, атаманов и старшин. Обычно такие подарки подписывались: «Во искупление грехов», «На помин души».

Известный на Украине ученый и просветитель Иннокентий Гизель подарил Межигорскому монастырю целую библиотеку. Часто присылал книги патриарх всея Руси Иоаким. Однажды в приписке он сказал: «В прирощение к наследию Ярослава». Его внимание к обители объяснимо. Будучи в миру московским дворянином Иваном Савеловым, он принял монашество в Межигорском монастыре.

Таким образом, к несметным богатствам, хранящимся в тайниках Межигорья, следует присоединить и прекрасную библиотеку, берущую начало от книг князя Ярослава Мудрого.

Угроза разграбления и даже ликвидации Межигор-ского монастыря нависла после указа Петра I от 26 мая 1709 года о ликвидации Запорожской Сечи. Казакам, явившимся с повинной, без оружия, после измены кошевого атамана Гордеенко, перешедшего на сторону гетмана Украины Мазепы, даровалась амнистия. Им разрешалось оставаться в Малой России в качестве обыкновенных поселян.

Гибель Сечи и ее главной святыни на некоторое время отсрочило воцарение Анны Петровны. Она позволила украинским казакам возродить новую, так называемую Подпиленскую Сечь. Но после завоевания Крыма надобность в охранной службе казаков отпала. К тому же Екатерине II очень запомнилось восстание под руководством Емельяна Пугачева. Императрица 5 августа 1755 года подписала указ об окончательной ликвидации запорожской вольницы.

Часть запорожцев прорвалась через кольцо российских войск и ушла в Турцию, где основала Задунайскую Сечь. Некоторые старшины во главе с последним кошевым атаманом Петром Калнишевским оказались в пожизненном заточении в монастырях. Остальным казакам было велено стать мирными поселянами.

Жизнь Межигорского монастыря теплилась до 1785 года. Его закрыли, разогнав братию по другим мужским монастырям. Прекрасную библиотеку растащили, а вот сокровищ, припрятанных в пещерах, так и не удалось найти. Здания монастыря, переданные в распоряжение губернатора Киева, внезапно сгорели. Под их пеплом остались заветные тайники.

КУДА ДЕЛОСЬ ЗОЛОТО ГЕТМАНА ПОЛУБОТКА?

Кто хоть раз побывал на экскурсии в Петропавловской крепости Санкт-Петербурга и осматривал Секретную тюрьму Трубецкого бастиона, тот должен знать, что эта тюрьма построена на месте былых казематов, которые еще при Петре I использовались как место заточения важных государственных преступников.

Как много мрачной тяжести в слове «каземат»! И еще более в сочетании двух слов: «тюремный каземат»! Тюремный каземат похож на подвал. Кирпичные неоштукатуренные стены, низкий, сводчатый потолок. Полы каменные или земляные, застеленные грубыми досками. Окна заделаны толстыми решетками, стекла закрашены. Деревянная дверь, обитая железом...

Летом 1723 года дверь одного из казематов Трубецкого бастиона с лязгом захлопнулась за 63-летним гетманом Малороссии П.Л. Полуботком. На него было заведено следственное дело. По приказу Петра I для выяснения вины арестованного гетмана на Украину выехал бригадир А. И. Румянцев — будущий граф, правитель Малороссии, дипломат и отец знаменитого российского полководца фельдмаршала П. А. Румянцева.

Почему Павел Леонидович Полуботок, недавно назначенный (после смерти И. И. Скоропадского, сменившего изменника Мазепу в 1708 году) временным (наказным) гетманом Левобережной Украины, оказался под подозрением в государственной измене?

Короткий и четкий ответ на этот вопрос мы найдем во втором томе «Казачьего словаря-справочника», изданного в США в 1968 году:

«Полуботок Павел Леонтьевич — запорожский полковник и Паказной атаман восточной стороны Днепра (1722); отстаивал права казачьего самоуправления и за это по приказанию Петра I заточен в Петропавловскую крепость, где и умер в 1724 г.».

Между прочим, не теряйте зря времени на поиск в словаре-справочнике, изданном американскими казаками, Ивана Ивановича Скоропадского, верой и правдой служившего делу укрепления союза Украины с Россией. Похоже, составители забыли истину: как из песни нельзя слово выбросить, так из истории — человека. Но нас больше волнует вопрос: куда на самом деле делось золото гетмана Полуботка?В словаре-справочнике сказано, что он умер в каземате крепости в 1724 году (по другой версии — в декабре 1723 г.). Да, действительно, пожилой гетман не вынес тяжелых условий заключения и, возможно, первичных «допросов с пристрастием». Скончавшись внезапно, П. Л. Полуботок унес в могилу тайну своих сокровищ, не успев поделиться ею даже со своими сыновьями.Как могло подобное случиться? Вполне возможно, что донос Петру I о том, что сын только что назначенного гетмана Малороссии Яков Полуботок еще в 1720 году вывез в Англию и положил в банк Ост-Индской компании — Лондонский банк — бочонок золота, сыграл решающую роль в аресте Павла Леонтьевича.Вернемся в лето 1723 года и проанализируем ситуацию, в которой решалась судьба гетмана.По возвращении Петра I из удачного Персидского похода в Санкт-Петербург ему, надо полагать, доложили, что временный гетман Малороссии Полуботок прислал в канцелярию императора и в Сенат множество просьб от имени вольных казаков о ликвидации Малороссийской коллегии (во главе с президентом бригадиром Вельяминовым), учрежденной императорским указом 1722 года. Якобы коллегия сильно притесняет казаков, лишает их привычных свобод, а также вмешивается в управленческие дела самого гетмана.Последнее беспокоило Полуботка гораздо больше, чем выдуманные им притеснения рядового казачества, и в борьбе за свои самостийные права он готов был стоять до конца.На самом деле коллегия Вельяминова, наоборот, защищала население Малороссии от гетманских поборов, запрещала казачьей верхушке «изнурять работами казаков и посполитых людей».Петр I решил вызвать П. Л. Полуботка в Санкт-Петербург для объяснений. У него и в мыслях не было сажать гетмана в тюрьму. Естественно, что намерение царя было известно Павлу Леонтьевичу от своих людей при дворе, и он не позаботился написать завещание для своих сыновей или устно поделиться с ними тайной клада, спрятанного на всякий случай.Тут необходимо прерваться, чтобы выяснить происхождение сокровищ рода Полуботков. Дадим справку из материала Ю. Хорунжего «Кому выгодна легенда о золоте?» (газета «Сын Отечества»):

«Павел Леонтьевич Полуботок (1660—1723) был сыном переяславского полковника и получил хорошее образование. Родственные отношения с гетманом Самойловичем давали надежную основу для процветания семьи. Но в 1687 году Самойлович, оклеветанный Мазепой, был смещен, а гетманской булавы с помощью Василия Голицына, фаворита царевны Софьи, добился сам клеветник. Все родственники и друзья опального гетмана оказались в немилости. Был лишен полковничьей должности Леонтий Полуботок, а его сын Павел вплоть до 1705 года официальной должности не занимал, был приписан к Черниговскому полку и занимался в основном обустройством своего хозяйства, преумножением своих богатств, земель и поместий. Лишь в 1705 году он был назначен черниговским полковником. Но обиды гетману не простил и был в числе полковников, поддержавших Петра I, когда в 1708 году Мазепа с частью старшин и наемников бежал в шведский лагерь. За эту услугу и за поддержку кандидатуры Скоропадского на гетманское место он выпросил у Петра I ряд сел в Лубенском и Сумском полках, местечко (городок) Любеч с прилегающими деревнями в Черниговском полку — всего более двух тысяч дворов. Вскоре он стал, по отзывам современников, богатейшим державцем Малороссии. Его также на устраивали нововведения Петра I, и, став наказным гетманом, он повел с ними решительную борьбу за достижение полновластия и отмену какого-либо контроля со стороны правительства».

Как видим, против своего благодетеля Петра I П. Л. Полуботок не замышлял государственной измены, его лишь нервировал контроль со стороны Малороссийской коллегии. И Петр I не собирался жестоко харать Полуботка.Думается, сыграл роковую роль подоспевший донос на гетмана Полуботка — что он свое золото за границу отправил. Какое изощренное казнокрадство!Тут Петр I мог вспомнить свои же слова (сказанные в 1708 году, когда решался вопрос: кому быть гетманом Малороссии — стародубскому полковнику Ивану Скоропадскому или черниговскому Павлу Полуботку), в адрес последнего: «Этот уж больно хитер, он может и Мазепе уравняться».

Засадив Полуботка в каземат Трубецкого бастиона, царь тайно повелел бригадиру Румянцеву обыскать все дома и поместья гетмана и сделать опись имущества. При проведении этой операции столичные следователи убедились в исчезновении золотого запаса рода Полуботков.Таким образом донос о сдаче золота в Лондонский банк получил косвенное подтверждение. Павел Леонтьевич успел скончаться, а то быть ему на дыбе, развязывающей самые стойкие языки.

Со временем тайное досье по делу Полуботка попалось на глаза алчному до денег А. Д. Меншикову, когда он правил Россией вместо Екатерины I. Временщик направил в Англию официальный правительственный запрос, на который положительного ответа не получил. При Екатерине II такая же попытка вернуть казне золото гетмана Украины предпринималась фаворитом императрицы Г. А. Потемкиным-Таврическим.Секретные сведения по этому поводу стали известны российским и украинским историкам через 160 лет после смерти П. Л. Полуботка, когда уже и Ост-Индская компания в Англии прекратила свое существование. Виновником утечки информации следует считать графа В. А. Капниста, женатого на родственнице П. Л. Полуботка. Именно к нему обратился один архивариус с предложением заняться поисками золота, принадлежавшего предку его жены. Граф был не против, но признался общественности: в этом темном деле его смущает, что сыновья бывшего гетмана, в первую очередь Яков, якобы сдавший деньги на хранение в Лондонский банк, не оставили потомкам никаких документов о вкладе.Тем не менее новый виток интереса к лондонскому наследству гетмана Полуботка пришелся на 1908 год. Инициатором сбора наследников (480 человек!) в городе Стародубе, стал А. И. Рубец. По его подсчетам, за прошедшие 188 лет вклад Якова Полуботка вырос и достиг 800 миллионов рублей.

По другой версии, опубликованной И. Наумовым в журнале «Вокруг света», количество «наследников», собравшихся в Стародубе, не превышало 350 человек и они вели разговоры о сумме почти в четыре раза меньшей — о 213 миллионах рублей. Но и такая оценка наследства Полуботка крепко била по воображению родственников. Далее И. Наумов привел ряд выдержек из газет того времени, как они описывали ход конференции «наследников». Для наглядности процитируем первые две:«Г. Стародуб, 15 января. Здесь состоялся грандиозный съезд наследников гетмана Полуботка. С разных концов Государства Российского — из Петербурга, Москвы, Киева, Харькова, Полтавы, Хабаровска, Читы, Уфы, Одессы, Херсона, Донской области, Саратова, Кронштадта и даже из Галиции. «Какая смесь... племен, наречий, состояний». ...Стародуб — мирный, захудалый уездный городок — в своих летописях не запомнит такого стечения приезжих...Проф. А. И. Рубец обратился к собранию с речью, в которой уверял, что вклад гетмана Полуботка в Английском банке действительно есть, что сведения эти получены от лица, заслуживающего полного доверия. На просьбу назвать это лицо г. Рубец объяснил, что оно служит юрисконсультом в Английском банке, что сначала это лицо было русским подданным, а затем перешло в подданные Английской державы».По тону газетных сообщений чувствуется несколько ироническое отношение к тому, что происходило в городе Стародубе. Однако элитарное сборище избрало комиссию в 25 человек. На собранные в складчину деньги эта комиссия наняла группу компетентных специалистов для изучения данного вопроса. Последней удалось выяснить, что якобы в один из английских банков на самом деле давным-давно поступал вклад из России в сумме десять тысяч голландских дукатов, но по условиям хранения этот банк проценты не начислял.Для разбирательства на месте пришлось отправить в Лондон специальную делегацию, которая натолкнулась там на сплошное непонимание со стороны преемников банка, некогда принадлежавшего Ост-Индской компании. Служащие, ссылаясь на режим секретности вкладов, не допускали российских наследников Полуботка к архивам и банковским документам. Посланцам пришлось вернуться ни с чем.Прошло еще чуть более 80 лет, и сенсационное сообщение о легендарном золоте Полуботка вновь было опубликовано во множестве российских и зарубежных газет. Авторы запроса, прозвучавшего в украинском парламенте, уверенно заявляли, что золотой вклад, хранящийся в Лондонском банке, гетман П. Л. Полуботок завещал Украине, когда она обретет самостоятельность.Они же сделали перерасчет вклада за 270 с гаком лет и пришли к выводу, что Англия должна вернуть Украине 16 миллиардов фунтов стерлингов.Специалисты считать чужие деньги тут же определили: каждый гражданин Республики Украины получит по 300 тысяч долларов, что позволит ему жить припеваючи на одни лишь проценты от этой суммы.Но увы... И тут мы выражаем свое сочувствие всем гражданам Украины, которых горько разочаровало сообщение председателя российской Инъюрколлегии А..А. Коробова:

«Дело гетмана Павла Полуботка Инъюрколлегии весьма хорошо известно, так как по нему уже было сделано много обращений от заинтересованных лиц: некоторые граждане время от времени обращались также в Правительство СССР с искренним желанием принести пользу Родине, указывая, что готовы отказаться от наследства, но считают, что государство не должно пренебрегать этим возможным богатством и тому подобное. Видимо, под пеплом бывшего костра еще не все угли окончательно выгорели и где-то еще тлеют. Поэтому в пределах имеющихся исторических источников дело Полуботка было изучено специалистами. Однако по нему имеются неточные представления: нет окончательной ясности в том, что золото гетмана Полуботка действительно было доставлено в Ост-Индскую компанию, учитывая трудности путешествия из Украины в Англию в XVIII веке. Ничего не известно о размерах вклада, если он был сделан, и условиях роста капитала. Единственной основой для дела является легенда, рассказанная шкипером.

Инъюрколлегия еще в 1958 году через своих английских коллег, с оповещением посольства СССР в Великобритании, пыталась разыскать активы Полуботка в Английском банке и в Казначействе Великобритании, но все попытки остались безрезультатными. «Бэнк оф Инглэнд», а также главный казначей сообщили, что никаких сведений на этот счет нет. Пока не будут найдены какие-либо убедительные документы, этому делу суждено оставаться нераскрытым. Кто знает, может быть, эти документы и существуют».

Последняя фраза Коробова оставляет слабую надежду современным наследникам Полуботка. Что делать теперь? Сдаваться? Поставить крест и прекратить поиск золота Полуботка? Ничего подобного! Нет никаких сомнений, что золотишко у Павла Леонтьевича водилось, и немалое. И мест, чтобы припрятать его в тайник, было у черниговского полковника более чем достаточно. Полуботок не зря славился хитростью, изворотливостью. Он наверняка считал себя умнее Петра I, потому и вел с ним осторожную игру: афишировал свою преданность, а на деле боролся против «москалей» за самостийную Украину. Думается, гетман прекрасно понимал, к чему могут привести его попытки сбросить с плеч Малороссийскую коллегию бригадира Вельяминова. Ему просто необходимо было подумать о возможном аресте и расправе над ним.

Где же гетман зарыл свое золото перед тем, как отправиться в Санкт-Петербург на встречу с императором? Первым заманчивым местом для поиска я считаю территорию его усадьбы близ Чернигова. Но тут же думаю, что Полуботок был значительно умнее и хитрее меня, как и любого кладоискателя, который первым долгом отправится с отличным современным металло-искателем в Чернигов.

А что если Павел Леонтьевич заложил свой клад подальше от родного дома? К примеру, в древнем городке Любече, на левом берегу Днепра, основанном в XI веке черниговским князем Владимиром Мономахом?

СОКРОВИЩА ВАНЬКИ КАИНА

Знаменитый российский писатель и историк Николай Михайлович Карамзин (1766—1826) в «Письмах русского путешественника» весьма справедливо сказал: «Говорят, что наша история сама по себе менее других занимательна; не думаю: нужен только ум, вкус и талант».

Эта прекрасная мысль нашего великого соотечественника широко известна. Но мало кто знает, что до Карамзина об этом говорил, более многословно и витиевато, московский писатель, мастер русской лубочной литературы Матвей Комаров:

«Когда Россия по географическому исчислению одна обширностью своей превосходит все европейские государства, вместе совокупленные, то нельзя статься, чтобы в такой пространной империи не было таких же приключений, какие в других государствах, малейших против ее частицах, случаются... Бывали и в нашем Отечестве в натуре чудные явления и в обществе великие дела и многие достойные примечания перемены; бывали и есть разумные градоначальники, великие герои, неустрашимые полководцы; случались со многими людьми такие приключения, которые достойны б были занять место в историях; бывали и есть великие мошенники, воры и разбойники; но только мало у нас прилежных писателей, а если бы мы столько имели истории писателей, сколько ныне стихотворцев и комедий сочинителей, и некоторые бы люди вели журнал своей жизни, то б без всякого сомнения со временем показалось на свете немалое количество достойных любопытного чтения книг, и потомки б наши с большим удовольствием читали в оных о делах своих предков, нежели деяния иностранных народов».

Зачинатель российского приключенческого и детективного жанров, автор «Повести о приключении аглицкого милорда Герга», «Истории Ваньки Каина», криминальных историй о грабителе и смертоубийцы Картуше, побывав на современных книжных ярмарках и развалах, опять бы стал сокрушаться засилью заграничных приключений, теснящих наши доморощенные. Между прочим, всем нам со школьной скамьи памятна мечта Н. А. Некрасова о времени, когда мужик «не милорда глупого (сочинение М. Комарова — А.Е.) — Белинского и Гоголя с базара понесет». Кто же, черт возьми, победил в этом извечном споре между классической литературой и приключенческо-детективно-мистическим «ширпотребом»?

Оставим этот вопрос ученым-литературоведам, а сами вернемся к Матвею Комарову, которому мы обязаны первоисточником про нашего очередного героя — Ваньку Каина. Для большей занимательности автор объединил в книге описание его жизни с рассказом о Луи Доминике Картуше. Титульный лист гласит: «Обстоятельные и верные истории двух мошенников: первого российского славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина, со всеми его сысками, розысками, сумасбродною свадьбою и разными забавными его песнями; второго французского мошенника Картуша и его товарищей».

Забубенный молодчик отставной матрос по прозвищу Камчатка познакомился в кабаке с молодым слугой купца Филатьева Иваном и уговорил его ограбить богатого хозяина да и смыться с хозяйского двора. Идея матроса понравилась шустрому Ваньке Осипову и в одну из ночей была осуществлена. С помощью самодельной отмычки мальчишка открыл замки купеческого сундука, в котором хранились деньги. Взял их сколько смог и по наущению Камчатки вместо денег оставил озорную записку: «Пей водку как гусь, ешь хлеб как свинья, а работай у тебя черт, а не я».

Такие дерзкие воровские номера редко проходят без возмездия. И хотя переодетым в одежды попа и дьячка Камчатке и Ваньке удалось благополучно миновать ночные сторожевые посты, добраться до воровского притона под Каменным мостом, в тот же день слуги купца поймали Осипова. Филатьев приказал приковать мальчишку-злодея к столбу, у которого вместо пса гулял на цепи медведь. Купчина прозвал Ваньку Каином и запретил его кормить.

Тут он совершил большую ошибку, ибо всегда найдется сердобольная, сочувствующая душа. Девчонка-служанка, кормившая медведя, и Ваньку спасла от голодной смерти. Да еще шепнула ему на ухо, что в старом хозяйском колодце лежит труп убитого солдата. Сообразительный воришка, когда приволокли его в пыточную сыскного приказа, тут же крикнул: «Слово и дело государево!»

Всяк знал, что такими словами не шутят. Тотчас переправили Ваньку Каина в село Преображенское, в Тайную канцелярию. Там его праведный донос приняли, нашли в колодце Филатьева труп солдата, завели на купца следственное дело. А доносчика полагалось поощрить. Московский градоначальник граф С. А. Салтыков отменил расследование по делу воровства Ваньки, отпустили его на все четыре стороны.

Первым долгом разыскал мальчишка своего дружка, матроса Камчатку, и стали они промышлять на жизнь воровством да мошенничеством. Когда в Москве запахло арестом, перебрались они в Нижний Новгород, славно погуляли на Макарьевской ярмарке. Затем по Волге-матушке разбойничали, в составе банд Михаила Зари.

Наступила осень 1741 года. Она ознаменовалась очередным дворцовым переворотом в России. Двадцать пятого ноября, в два часа ночи, царевна Елизавета Петровна в сопровождении приближенных своего «малого двора» братьев Шуваловых, Александра и Петра, Михаила Воронцова и лейб-медика Иоганна Лестока появилась в казармах лейб-гвардии Преображенского полка. Она напомнила гвардейцам, что является дочерью Петра Великого, создателя их полка и что она является законной наследницей престола отца и пришло время осуществить ее право на деле. Елизавета призвала солдат следовать за ней, но оружия без надобности в ход не пускать.

Гвардейцы радостно присягнули новой императрице. Они без большого шума вошли в царский дворец; не пролив ни капли крови, арестовали бывшую императрицу Анну Леопольдовну, ее мужа, принца Антона Ульриха, и младенца-государя Ивана Антоновича. Высочайших особ, вместе с их главными сановниками Остерманом, Минихом, Левенвольде и вице-канцлером Головкиным, отправили в Петропавловскую крепость. В тот же день был издан манифест о восшествии на престол Елизаветы Петровны.

В манифесте главными виновниками народных бед и несчастий были объявлены сторонники немецкого засилья при русском дворе. Они должны были понести суровое наказание. Армия, флот и весь народ России восприняли этот документ с ликованием. Даже началось поспешное бегство немцев из страны. Всюду звучали здравицы в честь славной дочери Петра Великого.

Смутные времена — раздолье для бандитов, проходимцев всех мастей. Поднаторевший в разбойных и воровских делах 23-летний мужчина смело явился в Москву и подал князю Кропоткину челобитную, в которой заявил о чистосердечном раскаянии за прошлые преступления — готов, мол, переловить всех московских воров и разбойников.

Святослав Бэлза рассказывает:

«Его сиятельство распорядился выделить пристойную команду солдат, и в первую же ночь по указаниям Каина поймано было немало беглого люду и мошенников разных. Следующего дня поутру рапортовано о той акции в правительствующий сенат, куда и Ванька Каин был доставлен. Получил он тотчас прощение полное, да сверх того определен был доносителем сыскного приказа.

И началось с той поры благоденствие Каиново».

До чего же прав в своих патриотических рассуждениях Матвей Комаров!

Налицо российский приоритет: идея ловить воров с помощью бывшего преступника станет достижением мысли примерно через полвека во Франции, в Париже, где аналогичной деятельностью займется «король преступников» и «король полицейских» Франсуа Видок. В биографиях Ваньки Каина и Видока множество совпадений, начиная с того, что оба они с 13 лет пристрастились к вину, разгулу и воровству.

Разница же состоит в том, что Ванька Каин дневников не вел и не оставил нам своих «Мемуаров», как это сделал в 1828 году Ф. Видок. Подлинные приключения французского преступника, перешедшего на сторону полиции, дали материалы для создания блестящих художественных произведений таким писателям-романтикам, как Э. Сю — «Парижские тайны», В. Гюго — «Отверженные», О. Бальзак — «Отец Горио» и другие произведения с Ветреном (он же Жак Колен, он же Обмани-Смерть).

Кстати, эти знаменитые писатели, в том числе и А. Дюма, были лично знакомы с Ф. Видоком, как наш А. Комаров был лично знаком с Ванькой Каином.

Думается, А. С. Пушкин заинтересовался Ванькой Кином после того, как прочитал по-французски «Мемуары» Ф. Видока. Еще в 1830 году великий поэт сетовал: «Мы кинулись на плутовские признания полицейского шпиона и на пояснения оных клейменного каторжника». И только смерть (1837) помешала Александру Сергеевичу опубликовать в журнале «Современник» материал «О Ваньке Каине».

Чтобы не возвращаться к Ф. Видоку, скажем сразу: в жизни ему повезло больше, чем Ивану Осипову — он собирался прожить до ста лет и почти выполнил свое желание, к тому же «Мемуары» обессмертили его на века.

Бесшабашный же Иван Осипов, получив с позволения сената от сыскного приказа большие права, так распоясался во вседозволенном самоуправстве, что открыл в Москве официально запрещенный законом игорный дом. (Припомним, что подобное заведение, «Казино», было открыто в Монте-Карло, княжество Монако, через сто лет, в середине XIX в.)

Ванька Каин был талантливым шулером. Он обучал служащих своего игорного дома этому доходному «мастерству», и те старательно обирали богатых москвичей, приходивших в заведение Ваньки Каина на ловлю «птицы-счастья». Деньги текли рекой в карман предприимчивого негодяя и мошенника. На них он мог позволить себе все что угодно. Немало средств ушло на подкуп чиновников сыскного приказа, которые возносили своего тайного сотрудника до небес.

Превратившись в богатого барина, Иван Осипов женился на видной красавице Москвы и зажил на широкую ногу, со слугами и лакеями. Мошеннику показалось мало того, что платила ему полиция и давал игорный дом. Решил он умножить свои тайные капиталы элементарным путем: стал брать взятки с воров и разбойников, промышляющих в Москве, с условием; беречь их от сыска. И опять первопрестольная столица наполнилась представителями преступного мира, которые нашли путь к своему вожаку.

Как веревочке не виться, а концу быть — гласит народная пословица.

Участившиеся доносы, что Ванька Каин ведет двойную игру, водит за нос полицию, заставили генерал-полицмейстера А. Д. Татищева обратиться в сенат с просьбой о создании особой комиссии по делу Ваньки Каина. Его арестовали и в течение шести лет (с 1749 по 1755 г.) велось доскональное следствие по всем его воровским и «праведным» делам. В конце концов пытки развязали ему язык, он сознался во множестве преступлений и упорствовал лишь в одном: на все посулы о свободном выходе из тюрьмы, если укажет место, где хранятся его несметные сокровища, Ванька Каин твердо держался версии, что оклеветан, что не имеет ломаного гроша за душой.

Сколько с ним ни бились, но тайну клада выведать не удалось. Тщательные обыски в его доме в Зарядье также оказались безрезультатными. Раздосадованные следователи подвели Ваньку Каина под смертный приговор, который был объявлен ему в мае 1755 года. Но известная своей добротой императрица Елизавета велела смягчить приговор.

Смертную казнь заменили вечной каторгой. Ваньке Каину вырвали ноздри, на лбу и щеках выжгли позорное слово «вор» и отправили на строительство основанного Петром Великим порта Регорвик (ныне г. Палдиски в Эстонии). Позже его сослали в Сибирь, где в безвестности закончилась непутевая жизнь знаменитого российского вора.

Народ, как часто бывает, имел о нем другое, отличное от правительственной версии мнение. Люди сочиняли про Ваньку Каина легенды и песни, в которых рисовали этакого ухватистого добра молодца, насмешника, противника бояр и дворян — чуть ли не народного мстителя.

А сокровища, не исключено, лежат где-то в тайнике в Зарядье.

ПОДЗЕМНЫЕ ГАЛЕРЕИ АТАМАНА ТЯПКИ

Найдите на современной карте Липецкой области город Лебедянь и попробуйте мысленно заглянуть в XVI век, когда Московское государство занималось укреплением своих восточных и южных границ. Самым крупным шагом в этом направлении было взятие войсками Ивана Грозного Казани (1556). Южные границы при активном содействии донского казачества укреплялись строительством городков-крепостей на реках. Один из них и явился основой современной Лебедяни.

Старинное донское поверье утверждает, что Иван Грозный решил щедро одарить верховных казаков Дона за участие во взятии Казани. Казаки же отказались от царских подарков, но зато попросили, чтобы царь признал их право на владение Доном «до тех мест, как им надобно». Якобы Московский государь не только устно подтвердил права казаков на приречные земли, но и грамоту пожаловал: «Кто, буде, дерзнет сих Донских Казаков с мест их сбивать, тот да будет проклят на веки веков».

Следом за спускавшимися вниз по Дону верховыми казаками прибирали к рукам новые южные земли служилые люди московского государя — воеводы и стрельцы. Они воздвигали небольшие крепости, как правило, на левом берегу Дона, из которых постепенно выросли города: Лебедянь, Донское, Конь-Колодец, Воронеж.

Эти пограничные крепости (казаки называли подобные селения станицами) цепочкой спускались до укрепленных городков низовых казаков. Таким образом донское казачество довольно быстрыми темпами освоило всю Донскую равнину, образовав вольное объединение земель — от Московского государства на севере до владений Крымского хана на юге.

Но уже в те довольно-таки свободные для казачества времена находились в их среде отдельные вожаки, атаманы, не желающие подчиняться общинным законам, предпочитающие заниматься воровством и разбоем. Таким и был донской атаман, по кличке Тяпка.

Местом грабительских налетов его банды стали окрестности города Лебедянь, который со временем вырос до торгового центра, собиравшего со всей округи купцов на ежегодные ярмарки. А выше и ниже по течению Дона город был окружен лесами да болотами, рыбными озерами. Раздольные места для разбойников.

Как водилось в те времена, даже ближайшие сподвижники Тяпки не знали, куда прячет атаман свою долю награбленного богатства. Тайну своей подземной галереи, вырытой многолетним трудом, Тяпка не выдал истязателям — умер от злодейских пыток.

Краеведы Лебедяни помнят легендарного атамана Тяпку, неоднократно пытались отыскать его клад. У них нет сомнений, что найденная подземная галерея в пять этажей и есть удивительное творение рук этого разбойника. Чтобы произвести тщательное и последовательное обследование уникальной галереи, кладоискателям необходима новая поисковая техника, типа метал-лоискателей американской фирмы «Фишер».

К сожалению, американский «Фишер» стоит дорого, он явно не по карману рядовому кладоискателю — любителю. Тем, кто не богат, можно порекомендовать не забывать старинный, прадедовский способ поиска подземного золота и серебра — «волшебный ореховый прут» или «магическую лозу». Эти древние «приборы», с помощью которых и сейчас ищут воду, металлы и различные аномалии под землей, упростились до рогаток, рамок и ручек из обыкновенной алюминиевой проволоки диаметром два-три миллиметра.

Лозоходство (биолокация) возрождается, забытое на то время, когда оно считалось проявлением мракобесия и мистицизма. Между прочим, первый фундаментальный: камень в научное отрицание народных методов биолокации вложил в середине XVIII века наш великий ученый М. В. Ломоносов. Он писал:

«К поиску рудных жил употребляют некоторые горные люди прут... Некоторые сие почитают за натуральное действие и приписывают металлам силу, которою будто бы они рудоискательный прутик к себе тянули. Но повседневное искусство и здравый разум учат, что такой притягивающей силы в металлах быть нельзя: ибо помянутые вилки не у всякого человека и не на каждом месте к металлам и рудам наклоняются... Способом развилистого прута руд ищущие никогда не найдут, если тому вышепоказанных признаков прежде не применят. Немало людей сие за волшебство признают и тех, что при искании жил вилки употребляют, чернокнижниками называют. По моему рассуждению лучше на такие забобоны, или, как прямо сказать, притворство не смотреть, но вышепоказанных признаков держаться и ежели где один или многие купно окажутся, тут искать прилежно».

Как видим, Михаил Васильевич не однозначно, а очень осторожно отрицал лозоходные «забобоны», не исключая возможности, что пруты и вилки в руках у отдельных, особенных людей могут творить чудеса.

Закончим эту тему цитатой из брошюры Р. К. Баландина «Тайновидение вместо приборов?»:

«В далекие времена у лозоходцев была еще одна достаточно экзотическая задача: поиски кладов, богатых захоронений. Об этом писали не раз, этой деятельностью — с непременными заклятиями демонов — занимался знаменитый граф Калиостро. Однако достоверных сведений о нахождении кладов таким методом мне обнаружить не удалось.

В наши дни это направление биолокации получило неожиданное развитие. Правда, речь идет не о кладах, а о других свидетельствах прошлого, об археологических памятниках.

На Бородинском поле местный музей заинтересовался расположением так называемых волчьих ям — круглых шурфов диаметром два и более метра с деревянными колами в центре. Сверху ямы маскировались ветками и травой. Предназначались они для заграждения от атакующей конницы Наполеона.

С той поры прошло почти два столетия. За это время волчьи ямы полностью сравнялись с земной поверхностью, а почвенный горизонт многократно перепахивался. Никаких зримых признаков существования волчьих ям не осталось. Геофизические методы в таком случае бессильны. Можно было бы выкапывать разведочные канавы, но такой способ слишком дорог и трудоемок.

А. И. Плужников обследовал территорию с помощью биолокационной рамки и указал места расположения ям. Последующие раскопки в подавляющем большинстве подтвердили его прогноз.

«Между прочим, — пишет Плужников, — иной раз биолокаторам удаются вещи на первый взгляд совершенно невероятные. Так, мои коллеги обнаружили на Бородинском поле место, где был смертельно ранен генерал Багратион».

Правда, в этом случае не вполне ясно, каким образом подтвердилось это указание: соответствующих документов нет, да и свидетелей вроде бы не осталось... Шутки шутками, однако некоторые результаты биолокации вызывают не только сомнения, но и недоумение, удивление».

«ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО» НА ОКЕ

В Краеведческом музее Касимова среди прочих экспонатов нельзя не обратить внимания на очень красивое и интересное чугунное литье. Это все, что сегодня в этом городе напоминает об одном уже почти забытом семействе, чье имя в свое время не только гремело по соседним губерниям, но было известно в Москве и Петербурге. О нем ходили предания и легенды, вдохновившие известных писателей. Одни его деяния внесли немалый вклад в становление промышленной, купеческой России и заслуживают славы и хвалы, а другие до сих пор окружены недоброй молвой, слухами, легендами и неразгаданными тайнами.

Несколькими километрами выше Касимова в Оку с севера впадает река Гусь. Там в екатерининские времена в старинном селе Погост предприниматель Андрей Баташев создал свой железоделательный завод, назвав его по реке Гусь-Баташев, или, как его сегодня и именуют, Гусь-Железный.

Братья Андрей Родионович и Иван Родионович Баташевы во второй половине XVIII века были богатыми тульскими заводчиками и владели в Туле несколькими фабриками. Но Андрей Родионович задумал устроить что-нибудь более грандиозное, и его взгляд остановился на глухой, лесистой, многоводной местности вдоль Оки, богатой железняком. И с середины 50-х годов XVIII века Баташевы при посредстве связей и покровительства князя Потемкина, а также, как свидетельствуют легенды, путем всевозможных махинаций стали владельцами огромных земельных наделов на Оке. И если Иван Родионович больше занимался купеческой, промышленной деятельностью, приобретя славу своими железоделательными заводами, среди которых особо выделялся завод в Выксе, существующий и поныне, то имя его брата Андрея стало греметь по тамошним краям по иной причине.

Огромное состояние дало Баташеву огромную власть и влияние в окрестных местах, превратило в почти безграничного хозяина здешних краев, а его имение посреди колоссальной вотчины заслужило прозвание «Орлиного гнезда».

«С первого взгляда на эту массу построек на берегу огромного искусственного озера, большей частью уже превратившихся в развалины, вас поражает оригинальность этого «Орлиного гнезда», напоминающего гораздо больше жилище средневекового феодала, чем усадьбу русского помещика. Полуразрушенная теперь каменная стена, больше 2-х верст длиной, охватывает как бы крепостным кольцом площадь, где кроме огромного «барского» дома с десятком флигелей и бесконечных «служб», помещается парк, «страшный сад», грандиозные развалины театра и больше 20 оранжерей», — так описывалось баташевское имение на реке Гусь в 1923 году в касимовской газете «Красный восход».

«Орлиное гнездо» действительно представляло собой впечатляющее зрелище, и в Гусь-Железный до революции не раз специально приезжали даже члены археологических обществ из Москвы и Петербурга. Особенно большой интерес у них вызывала «подземная часть и плотина», про которую в одном из докладов в Московском археологическом обществе в 1903 году было сказано, что «равной ей по оригинальности устройства и ценности трудно найти во всей России». Что же касается «подземной части», то с ней как раз и связано большинство преданий и легенд и она до сих окружена тайнами, которые все еще ждут своей разгадки.

Андрей Баташев согнал в Гусь чуть ли не весь народ из подвластных ему деревень, и меньше чем через два года на огромной, окруженной лесом поляне появилась усадьба-крепость, обнесенная сплошной каменной стеной двухсаженной высоты с башнями и бойницами, могущая выдержать настоящую осаду. Три двора были окружены каменными флигелями, «людскими» и всевозможными «службами». За огромным, в два этажа барским домом находился парк и сад, который еще при жизни Андрея Родионовича получил название «страшного сада». Посредине его был устроен «позорный столб», к которому привязывали провинившегося для наказания плетьми перед лицом всей дворни.

Вместе с постройкой «хором» со всеми «причудами» того времени шла работа по возведению плотин, которыми были запружены речки, образовавшие огромное озеро около тридцати верст в окружности, и чугунолитейного завода.

Впрочем, своим заводам Андрей Баташев со временем уделял все меньше внимания, найдя, судя по всему, другие источники богатства. Все огромное поместье, с заводом и плотиной, было закончено меньше чем через два года, и тут-то и начался период деятельности хозяина «Орлиного гнезда», который сразу вызвал удивление и страх всей округи и породил массу слухов — непроверенных, но и не опровергнутых по сей день.

Как-то вечером несколько сот рабочих были вызваны к «самому» в громадный зал «хором». Что им говорил Баташев, не знает никто, кроме напутственных слов, сказанных уже на крыльце: «Коли волю мою будете выполнять усердно — всем награда на весь ваш век, но ежели кто-нибудь слово проронит, хоть во сне или попу на духу — то сделаю, что покойники в ' гробах перевернутся!»

На следующий день рабочие были разделены на две партии; одна из них с наступлением ночи исчезла за чугунными воротами барской усадьбы и вышла только через сутки, когда ей на смену вошла туда вторая. Так продолжалось каждый день. Рабочих этих никто ни о чем не смел спрашивать — слишком трепетали все перед грозным владыкой. Стало известно только, что каждую ночь с барского двора тянутся целые обозы с землей, которую ссыпают к озеру, а туда ввозят тесаный камень, болты да двери железные — «точно другую усадьбу строить собираются», хотя вся постройка была уже как будто закончена. Чугунные ворота день и ночь охранялись стражей (Баташеву удалось получить разрешение властей иметь своих «егерей числом в 800»), и ничей любопытный глаз не мог проникнуть за стены усадьбы без воли властелина.

Днем там, в общем-то, все носило обыденный характер и только с наступлением темноты начиналась кипучая, загадочная деятельность, продолжавшаяся почти год. Конечно, и тогда многие в округе догадывались, что «новоиспеченный вельможа» под землей «другие хоромы строит», но где ход в эти таинственные постройки, для чего они делаются — никто почти не знал даже из живших в усадьбе. Как только началась эта таинственная ночная жизнь, было отдано строжайшее приказание всем живущим за стенами «феодальной крепости» — с наступлением темноты запираться в своих помещениях и не сметь отворять ни окна, ни двери до тех пор, пока утром не зазвонит колокол, повешенный над чугунными воротами усадьбы. Лишь несколько человек «отборных» опричников целыми ночами стояли в карауле, охраняя тайну повелителя.

В одну из своих частых поездок в Петербург он вступил в масонскую ложу, где состояли членами чуть ли не все аристократы того времени, и этим завязал знакомство и дружбу с массой влиятельных лиц столицы, которые все чаще стали превозносить ум и щедрость нового вельможи, а некоторые приезжали даже отдохнуть от дел правления государственного в дальнее поместье масона-помещика, где пиры и гулянья длились, бывало, по нескольку дней. Но мало кто задавался вопросом — откуда берется та масса червонцев, которая текла рекой?

Дворовые да заводские рабочие знали лишь, что за барской усадьбой выстроена целая слобода для трехсот рабочих, которых барин привез откуда-то со стороны. При этом было одно странное обстоятельство: дома ли, в кабаке, на гулянье их можно было видеть только сто пятьдесят человек, другая же половина всегда отсутствовала. Заметили лишь, что ровно в полночь 150 человек этих таинственных рабочих отправлялись к одной из башен, помещавшейся в задней стене парка, и исчезали за ее дверями, а оттуда выходило столько же, которые безмолвно рассыпались по своим домикам. Долгое время напрасно старались допытаться от кого-нибудь из них — куда они ходят ночами и что делают, но и у пьяных даже получали один ответ: мол, своя голова еще не надоела, а «с вашим барином шутки плохи». Некоторые вообще отвечали угрозой «доложить самому» об излишнем любопытстве дворовых, после чего всякие расспросы прекращались.

Но один из этих таинственных рабочих, на свое несчастье, без памяти влюбился в заводскую девушку Грушеньку, которая условием своей благосклонности поставила, чтобы он рассказал ей, где пропадает целыми сутками и что там делает. Долго она клялась и божилась, что и попу на исповеди не проговорится, и сдался рабочий, рассказал ей все. А спустя немного времени по округе пошла глухая молва: в «подземных хоромах» устроен монетный двор, где день и ночь «работаются червонцы».

Конечно, все это говорилось шепотом, в темных углах, но в одну и ту же ночь пропали без вести влюбленный рабочий и болтливая Грушенька. Только после две ночи подряд проходившие случайно мимо господской усадьбы люди со страхом передавали, что откуда-то, точно из-под земли, слышны слабые, глухие стоны и крики, но такие страшные, что «волос дыбом становится».

А через некоторое время новый слух взволновал всю округу: в десяти верстах от имения Баташева, в дремучем лесу, ограблен огромный обоз, везший товары из Касимова в Муром. Часть извозчиков была перебита, а часть успела разбежаться и спрятаться в лесу. Добравшись до ближайшей деревни, они рассказывали, что их окружил целый отряд всадников «в черных образинах» и стал стрелять по ним «из пищалей». Все спасшиеся удивлялись лошадям и амуниции нападавших: на разбойников не похожи — точно войско какое! Никто не смел ничего сказать вслух, но молва расходилась все шире, и втихомолку Баташева стали называть не только «масоном-безбожником» и «монетчиком», но и просто «душегубом разбойником». А случаи ограбления богатых обозов стали повторяться все чаще, так что губернские власти волей-неволей должны были устроить «расследование», которое, впрочем, ничего не раскрыло. Только в конторских книгах того времени особо часто стали попадаться записи о щедрых дарах губернскому начальству.

Андрей Родионович признавал только один закон — собственную волю, а благодаря покровительству Потемкина, с одной стороны, и поблажке, закупленной им у местной власти, — с другой, ему все сходило с рук. Ночные налеты со своими молодцами, видимо, пришлись ему по вкусу, и на Муромском тракте стала опасно {проезжать не только купцам, но и богатым помещикам. При этом рассказывают, что, когда Баташев появился в здешних краях, по среднему течению Оки ютились целые разбойничьи шайки и для них Андрей Родионович был истинной грозой. Эти шайки он всячески истреблял, но при этом сам поступал по-разбойничьи: тут же захватывал в свои руки имения мелких землевладельцев, из которых редкий не был в дружбе с разбойниками.

Вообще для расширения своих владений он не останавливался ни перед какими средствами. Как-то у одного из соседних помещиков Баташев оттягал деревню Роксаново, причем прежний ее владелец исчез неизвестно куда. Наследники помещика начали дело: приехали следователи, которые осмотрели издали деревеньку, а затем, переночевав у Баташева, утром решили ехать в Роксаново. Вышли на крыльцо — и что же? Видят: деревни как не бывало! «Где деревня?» — спрашивают следователи у понятых. «Знать не знаем и ведать не ведаем! — отвечают те. — Да такой деревни у нас и не бывало!» С тем следователи и уехали от Баташева. После оказалось, две тысячи человек работали в ночь пребывания на заводе следователей. Деревню разнесли по бревнышку, а землю распахали, так что и следа деревни не осталось, а жителей ее Баташев разослал по своим заводам.

Что же касается загадочного исчезновения этого помещика и многих других пропавших без вести людей, вошедших в конфликт с Баташевым, то свет на это могут пролить записанные в начале XX века рассказы одной девяностолетней старухи, родной дед которой служил казачком у Андрея Родионовича. По словам старухи, дверь в угловую правую башню парка была железная, а пол весь «по шарниру двигался, и вот как барин на кого «опаску поимеет» и надо, чтобы его и следа не осталось (больше из начальства, которые ему супротивничали), — сейчас того угостит хорошенько да пьяного и поведет свои постройки смотреть. Сам на пороге станет, а его наперед в эту самую башню пропустит. Только как тот на эти самые доски станет — они сразу на обе стороны, под стену-то и уйдут, а под полом-то этим колодезь бездонный... Полетит человек — и крикнуть не успеет, а барин пуговку какую-то нажмет — и опять пол ровный и следов нет — хоть век ищи, не найдешь человека...».

До поры до времени благодаря богатствам и связям Баташева все выходки и проделки сходили ему с рук. Не раз против него пытались возбудить дело, но каждый раз оно улаживалось на месте, и даже если и доходило до столицы, то и там не получало должного хода. Но грозовая туча уже висела над «Орлиным гнездом». Смерть Потемкина сильно поколебала влияние Баташова в столице, а при вступлении на престол Павла все вообще круто изменилось. Начались гонения на всех любимцев Екатерины, живших в столице, а затем добрались и до темного прошлого «провинциального магната».

Везде была рука у Андрея Родионовича, и вот однажды прискакал к нему нарочный с секретным извещением от «благожелателя» из столицы, что назначена «строжайшая ревизия» всех его дел, особенно касающихся слухов о «монетном дворе», находящемся где-то в тайниках бата-шевской усадьбы. Раньше бы это не смутило грозного владельца — он знал, что никто из дворовых не дерзнул бы донести на него, не исключая и тех рабочих, которые продолжали посменно исчезать в одной из башен парка. Но теперь всем было известно, что положение «владыки» пошатнулось, что и на него могла найтись управа, и здесь-то, по рассказам, и произошло одно из самых страшных деяний Баташева. Когда на другой день после приезда «эстафеты» очередная смена «ночных» рабочих ушла на свои всегдашние занятия, ей никто не вышел навстречу: барский доверенный еще днем сказал всем, что надо разом прикончить спешное дело, после чего «барин» выдаст всем по сто рублей и отпустит по домам.

Веселые и радостные ходили этот день рабочие и всем хвастались, что, мол, «скоро сами богатеями будем и уйдем от вас на родную сторону». Такие же веселые шли они и на «последнюю работу», но больше никто их уже никогда не видал. Как в воду канули триста человек, а управляющим было объявлено, что барин «тех рабочих отпустил домой, а стройку их жертвует своим заводским». Как ни боялись все Андрея Родионовича, но все же пошел кругом возмущенный глухой гул, особенно когда один из двух любимцев барина в тот же вечер в кабаке «сбрехнул», что, мол, теперь хоть сто ревизий приезжай, никто ничего не дознается, все у нас «шито-крыто».

Все поняли, что не добром сразу исчезли без следа триста человек, а когда на другой день и проболтавшийся любимец «нечаянно утонул», то ни у кого не было сомнения в том, что барин ловко «схоронил концы».

Приехавшая ревизия ничего не смогла открыть, так как никто действительно теперь не знал, где искать ход в «подземные хоромы», и хотя показали башню, куда входили рабочие («отпущенные домой и убиравшие парк»), но там оказались только дверь в еад и больше ничего. Но страшное предание прожило более ста лет, и еще в начале нашего века местные крестьяне рассказывали, будто «барин собственноручно задвинул засовы чугунной двери подземелья, где лежали напившиеся на радостях рабочие, которые и умерли там голодной смертью».

Вскоре после этого звезда Баташева закатилась окончательно, а в 1799 году он умер — семидесяти трех лет. С тех пор владения Баташева стали приходить в упадок.

Посетивший во второй половине XIX века Гусь-Железный писатель Мельников-Печерский, оставив подробные описания баташевского имения, обращал внимание на «страшное запустение и развалины, незаметные только снаружи». Но не обошел он в своем описании и легендарной «подземной части»: «Нижний этаж по расположению комнат напоминает верхний, а под этим этажом находятся подвалы, частью от времени разрушившиеся, и молва гласит, что из некоторых подвалов когда-то были подземные ходы, выходившие в поле».

Сегодня, к сожалению, мало что из описанных грандиозных построек уцелело, от некоторых даже не осталось и следа, но вот полвека спустя после наблюдений Печерского краевед Л. П. Чекина, пять лет проведшая в Гусь-Баташеве, изучая это удивительное место, писала: «Хотя все постройки, кроме «барского дома» и нескольких флигелей, теперь наполовину разрушены, но все же не потеряли своего стиля и по ним легко восстановить картину прошлого. Целы огромные развалины театра и бесконечных оранжерей, а в каменной, наполовину осыпавшейся стене и сейчас видны маленькие бойницы для пищалей. В конце столетней липовой аллеи, идущей через весь парк от главного крыльца «хором», помещаются развалины «павильона любви»... Недалеко от этих развалин находится полуразрушенная угловая башня, представляющая теперь наполовину осыпавшиеся стены без крыши, а вместо пола, на аршин ниже уровня земли — остатки прогнивших балок, опавшие листья да всякий мусор».

Именно под этой самой угловой правой башней парка и находилось подземелье, куда проваливались «неугодные» Баташеву. Чекина не сомневалась в существовании подземных ходов, о которых и по сей день ходит столько легенд в Гусе-Железном. Причем, по ее мнению, тайные ходы были сделаны не только под землей, но и в стенах домов. Последняя владелица Баташева сама рассказывала Чекиной, что, увлекшись еще в молодости рассказами о тайниках баташевского дома, стала выстукивать стены комнат и велела разломать одну из них, где звук ей показался особенно подозрительным — в угловой комнате нижнего этажа направо от подъезда, выходившей на двор. За тонкой кирпичной оболочкой действительно оказалась крохотная комната — площадка с винтовой лестницей в верхний этаж, в бывший кабинет Андрея Родионовича. Около лестницы стоял маленький круглый стол на трех вызолоченных львиных лапах, а на нем лежали особой формы шапка, гвоздь и молоток — первый владелец Гусь-Баташева, как мы помним, был не только разбойником и фальшивомонетчиком, но и масоном. Около столика была маленькая подъемная дверь, ведущая в подземную часть здания; по-видимому, тут помещалась «святая святых» владыки дома, так как этот тайный ход вел куда-то прямо из его кабинета, а стало быть, никто уже не мог проникнуть туда, кроме его владельца. К сожалению, последняя Баташева «побоялась» проникнуть в подземелье и велела снова заложить стену, захватив с собой только оригинальный столик и масонские реликвии, которые Чекина не раз видела на камине в ее кабинете.

Андрей Мельников-Печерский тоже считал, что молва о подземных ходах, возможно, и справедлива, если принять в расчет время и обстоятельства, при которых жил основатель и первый владелец Гусевского завода, имя которого «и теперь, более полувека спустя, произносится на заводе с каким-то паническим страхом».

Существование подземных ходов и обширных подземелий под усадебным парком подтверждается, по мнению старика лесничего Квятковского, жившего еще в начале века в Баташеве, и ненормально малым ростом старых деревьев «страшного сада» — на это обращал внимание и Печерский. По мнению Квятковского, низкий рост и чахлость чуть ли не двухсотлетних деревьев объясняется тем, что под этим местом находятся подземелья и слой почвы над их каменными сводами недостаточен для нормального питания растительности. Это предположение подтверждается, кстати, и тем, что как раз в этом месте земля при ударе издает особо гулкий звук.

Под всем барским домом, по-видимому, действительно помещались двухэтажные подвалы, больше, чем на шесть аршин глубиной каждый, соединенные широкой каменной лестницей, — та самая «подземная часть», о которой с восторгом в начале века говорили археологи. Нижний из подвалов считался «страшным местом», где, по рассказам, появлялись призраки, и никто из прислуги даже днем не решался туда спуститься. Этим отчасти объясняется скудость информации о «подземном царстве» Андрея Баташева.

В огромном леднике, который за все лето таял только наполовину, Чекина сама видела верх громадной чугунной двери — аршина на два ниже уровня земли. Живший у последних Баташевых лет тридцать кучер Григорий рассказывал ей, что лет за пять до смерти внук Андрея Родионовича, Эммануил Иванович Баташев, один год не велел набивать заново ледник, так что к концу второго лета лед растаял до дна и открыл всю чугунную дверь, с железными засовами и громадными замками. Тогда «последний Баташев», взяв с собой управляющего и его, Григория, и велев кузнецам сбить замки, с фонарями спустился в огромную яму ледника и проник за чугунную дверь, не открывавшуюся почти сто лет. За дверью оказался высокий и широкий, выложенный серым камнем подземный коридор, который привел их ко второй такой же двери — с железными засовами, но уже без замков. Но только кучер хотел было отпереть их, как «на барина страх напал» — он бросился бегом назад, велел сейчас же заново запереть на замки «страшную дверь», а ключи выбросить в озеро. Он никому не сказал причины своего внезапного страха, но, как полагает Чекина, его напугала возможность увидеть за дверью скелеты тех трехсот рабочих, которых заморил голодом под землей его дед.

Некоторые авторы, правда, более скептически относятся ко всем баташевским легендам, и в частности к рассказам про подземные ходы. Но даже автор заметки «Еще об «Орлином гнезде», появившейся в касимовской газете «Красный восход» осенью 1927 года и подписанной «Исследователь», хоть и с сомнением пишет о «громадной чугунной двери», ведшей якобы из ледника в подземные катакомбы, все же считает, что в рассказах про подземелья и чеканку фальшивых червонцев «нет дыма без огня» — «что-нибудь легло же в основу этой легенды!». И он заключает: «Сейчас еще нет достаточных оснований для того, чтобы определенно признать за плод пылкой фантазии все ужасы, приписываемые «Орлиному гнезду». Несмотря на их крайнюю фантастичность, точно так же в нашем распоряжении нет ничего, что б давало повод сильно сомневаться в правдивости того, о чем трактовалось изустно в Гусь-Баташеве».

Поэтому приходится лишь сожалеть, что волна революции не только порушила многие постройки, но бесследно смыла колоссальный архив Баташева.

И все же оставшиеся постройки бывших обширных владений Баташева вполне подтверждают легенды о былом величии этого вельможи. Еще в конце 20-х годов сохранился, например, огромный ледник, который обслуживал некогда не только личные потребности владельца и его семьи, но и нужды производства: из этого громадного склепа летом ежедневно отправлялось на завод по возу льда для охлаждения питьевой воды. А если идти от чугунных ворот усадьбы по берегу озера около стены, то под одним из разрушенных флигелей, на уровне земли, были видны круглые окна с чугунными решетками, в которые можно было разглядеть верх каменного столба с приделанными к нему заржавленными кольцами и крючьями. Что находилось внизу этого подземелья и где ход в него,— никто не знает, но, несомненно, это был застенок, или подземная тюрьма.

Много мрачных тайн до сих пор хранят баташевские развалины. Несмотря на поиски отдельных энтузиастов, можно сказать, что серьезных исследований во владениях Андрея Баташева так до сих пор и не проводилось. А ведь если имеющиеся свидетельства о чугунной двери в подземелье и витой лестнице за стеной угловой комнаты правдивы, в чем нет оснований сомневаться, то они (или то, что от них осталось сегодня) должны находиться на указанном месте. А это значит, что оттуда, вполне вероятно, можно проникнуть и в остальные помещения «подземных хором» и раскрыть наконец секреты и тайны «Орлиного гнезда» на Оке.

ЦЕННОСТИ ВАНЬКИ-КЛЮЧНИКА

Есть в Одессе европейская достопримечательность: это катакомбы. Как в Риме или в Париже. Подземный лабиринт ходов и пещер, оставшихся на месте добычи каменя для строительства города, столь же велик.

Никто не имеет абсолютно точного плана подземных пустот, поскольку разработки запасов камня велись стихийно.

Где они начинаются? Где кончаются? Какой достигают глубины? Даже самые великие патриоты и знатоки города не смогут ответить на эти вопросы. Кто-то скажет, что катакомбы начинаются там, где брат адмирала — строителя Одессы Феликс де Рибас разбил в 1806 году, на месте старого мусульманского кладбища, первый городской сад. Другой знаток добавит, что сначала старое кладбище замостили булыжником и на нем шумел Греческий базар. Рядом же с базаром, в темном переулке, и находился главный вход-выход подземного лабиринта. ^ Третий знаток поведает о том, как люди в центральной части города исчезали среди бела дня. Шел себе человек — и вдруг нет его, как сквозь землю провалился.

Поговаривают, что однажды бесследно исчезли трое полицейских, которым было поручено искать ценные вещи из ограбленного ювелирного магазина на Итальянской улице. Затем канул в неизвестности некто Кафаджи, гражданин, пожелавший найти вход в катакомбы. По просьбе его жены, полицмейстер Одессы отправил в подземелье отряд казаков.

За казаками увязался местный краевед Ф. Иванов. Через несколько десятилетий материал о его приключениях под землей был опубликован в «Неделе» (1969 г.) журналистом А. Львовым:

«Казаки воротились на воздух. Иванова среди них не оказалось.

Когда опасность позади, хочется вволю посмеяться. И казаки потешались над фертом, который первым не выдержал и бежал из подземелья, хотя надобности в этом не было никакой. Впрочем, от смеха, которого не слышишь и не видишь, большого урона не бывает.

Иванов не мог слышать, ибо в катакомбы звуки с улицы не долетают, тем более что от Дюковского сада он уже сделал под землей четверть версты. Однако сделал не сам, а в сопровождении.

В первое мгновение, схваченный откуда-то сбоку за руку, Иванов, понятно, обомлел и даже не нашел в себе силы крикнуть. Через полминуты кричать уже не было нужды, поскольку он узнал голос Сашки Косого, вора из шайки налетчиков и домушников. Этого Сашку Косого он однажды совершенно невзначай спас в подворотне на Дерибасовской от верной смерти — другой грабитель, с которым у него были счеты, занес уже над его головой нож.

Благодарность Сашки к своему спасителю была откровенная и глубокая, но под землей свои законы, и он предупредил на всякий случай, что каждый коридор в здешних катакомбах имеет капкан, кроме того, под камнями двадцать фунтов пороха подложено. За него, Косого, волноваться не надо, а о себе подумать не мешает.

Иванов правильно понял Сашкины слова, и они пошли дальше, беспрестанно петляя, так что не было никакой возможности не только запомнить всю дорогу, но и просто учесть общее направление.

Вдруг без всякого предварительного признака в глаза ударил свет; Косой сказал что-то парню, который внезапно вырос у входа, тот молча посторонился».

Затем Сашка Косой, угостив Иванова старым вином и дорогой сигарой в своих апартаментах, вывел незадачливого краеведа из подземелья на Софиевскую улицу.

О минировании («двадцать фунтов пороха») отдельных ходов в катакомбах в свое время докладывал новороссийскому генерал-губернатору князю М. С. Воронцову его штабной медик генерал Э. С. Андреевский:

«Они были здесь первоначально устроены греками, занимавшимися торговлей молдавских вин, которые в обыкновенных погребах портятся. Есть мины, издревле устроенные Бог весть кем».

Воры, бандиты и контрабандисты из поколения в поколение пользовались подземными коммуникациями Одессы, простирающимися от центра до удаленных районов города, имевших свои каменоломни. Все попытки властей покончить с убежищем для преступного мира, как правило, не приносили желаемых результатов. Например, так и не был выполнен приказ генерал-губернатора о ликвидации входов в катакомбы на Молдаванке, изданный в 1878 году.

К столетию Одессы (1894) увидела свет книга, немало уделившая внимания подземной достопримечательности города. Фотографии и очерки рассказывали в соответственном тоне об обитателях подземных пещер, не сумевших построить счастливую жизнь под солнцем. Мол, извечная нищета, нужда и невежество толкают людей на варварскую жизнь. Так же участливо говорилось о тех, кто за жалкие гроши добывал себе средства на жизнь, работая в каменоломнях на глубинах, достигающих 80—90 метров.

Однако интерес одесситов к подземным согражданам, не всегда носил миролюбивый, милосердный характер. Были периоды, когда число бандитов, укрывающихся в катакомбах, превышало уровень терпения законопослушных граждан. Они настойчиво требовали от властей повести непримиримую борьбу с преступниками. Такая обстановка сложилась в Одессе в начале первой мировой войны.

В ночь на 29 октября 1914 года два турецких миноносца, «Гейрет» и «Муавент», ворвались во внутреннюю гавань Одесского порта. Они открыли огонь по русским канонерским лодкам — «Донцу» и «Кубанцу». Первая затонула от взрыва вражеской торпеды, вторая получила повреждения. Около часа турецкие миноносцы безнаказанно обстреливали русские суда и береговые объекты.

Шумная военная «побудка» после определенной паники привела одесситов в бурное негодование. Многие тут же записались добровольцами в армию и флот. Другие же предпочли уклониться от мобилизации и умножили ряды преступного мира в катакомбах.

Не желающие воевать «за веру, царя и Отечество» к началу 1915 года сформировали в подземных пещерах крупные воровские соединения, банды и группировки банд. Одну из банд, отличающуюся особой дерзостью, возглавил некто Ванька Ключник. Ф. Иванов так описал их подземные апартаменты: «Стены и своды импровизированной залы обиты были персидскими и бархатными коврами. Колонны обставлены были зеркалами и канделябрами, на выступах стояло несколько столовых бронзовых часов, на полках красовались бронзовые чернильницы, серебряные стаканчики и кувшины, разного рода пресс-папье».

Следует добавить, что келья «Святого монаха», где Ванька Ключник покончил жизнь самоубийством, пользуется большим интересом среди кладоискателей. Но пока никому не удалось добраться до ценностей, припрятанных как считают знаменитым вором в одном из 50-метровых прилегающих к келье колодцев.

СЕРЕБРО УРАЛЬСКИХ КАЗАКОВ

Исторический очерк Леонида Масянова «Гибель уральского казачьего войска» — одна из основ легенды о серебре казаков-уральцев — начинается словами из уральской казачьей песни:

На краю Руси обширной,
Вдоль Урала берегов
Проживает тихо-мирно
Войско кровных казаков.
Знают все икру Урала
И уральских осетров,
Только знают очень мало
Про уральских казаков.

Насчет тихого и мирного проживания бывших яицких казаков, ставших по указу Екатерины II уральскими, — явная гипербола. С появлением яицких казаков в исторических документах, с середины XVI и по начало XX века, их жизнь насыщена бурными событиями. Они то помогали расширению и усилению Московского государства, то становились его противником, участвуя в восстаниях Разина и Пугачева.

После пугачевщины императрица «для предания всего случившегося забвению» повелела Яик переименовать в реку Урал, Яицкий городок — в Уральск. В 1868 году на карте России появилась Уральская область, часть земель которой, в пределах Лбищенского, Уральского и Гурьевского отделов, всего 68 275 кв. км, стала принадлежать Уральскому казачьему войску.

Как писал Л. Масянов, земля Уральского казачьего войска была расположена по правому берегу реки Урал; начиналась она от границ Оренбургского казачьего войска и тянулась до берегов Каспийского моря. С запада уральцы имели соседями Самарскую губернию и букеевских киргизов; по левому берегу реки Урал казакам принадлежала узенькая полоска лугов. Там была страна зауральских киргизов. И далее он же писал:

«Уральское — единственное войско Российской Империи, которое до последнего дня сохраняло свое общинное строение и имело общую землю, заповедную реку Урал, которая в пределах войска принадлежала исключительно уральцам, и рыболовство в ней производилось исключительно уральцами... Землей каждая станица пользовалась, как хотела, по-своему, даже съезд выборных от станичных обществ, так называемый Войсковой съезд, или иначе Войсковой круг, не вмешивался в постановления станичных сходов, он их беспрепятственно утверждал... Уральцы жили богато, а некоторые казаки имели очень большое количество лошадей, рогатого скота и баранов... Как курьез могу указать читателю, что уральцы все носили бороду. Носили ее не только старообрядцы, которые считали за большой грех ее брить, но и никонианцы».

В первую мировую войну казаки-уральцы отправили на фронт девять конных полков. Они доблестно сражались с немцами, а когда революционная смута — отречение императора Николая II от престола, переход власти в руки Временного правительства, затем — Советам — деморализовала, расшатала фронт, уральцы вернулись домой. Там они отказали местным советам в праве на власть, разгромили большевистскую организацию в Уральске, чем вызвали ультимативное требование Саратовского совета:

«26 марта 1918 года.
Уральск. Войсковому Правительству. Немедленно восстановить Совет. Освободить членов Исполнительного Комитета. Сдать Совету все оружие. Извещение об исполнении через 24 часа. Если ответа не будет получено, то, по постановлению военного совета, Саратовский совет посылает боевые силы на Уральск на защиту Совета. Председатель Антонов».

В ответ на требование «сдать оружие» казаки-уральцы призвали в свои ряды молодежь и вступили в гражданскую войну. Они неоднократно отбивали наступления Красной армии на Уральск, до тех пор пока против них не были брошены более крупные силы. Правда, и Белая армия Уральского казачьего войска к октябрю 1918 года имела в своих рядах 17 конных полков, каждый по 600 человек, около семи тысяч пехоты, до 60 орудий и более 120 пулеметов.

Решительное наступление Красной армии на Уральск увенчалось успехом в январе 1919 года. Казаки-уральцы, сдав свой столичный город противнику, успели вывезти из него все войсковые ценности. Их моральный дух упал, многие казаки, особенно бывшие фронтовики, отказались участвовать в братоубийственной войне. Они расходились по домам, и только небольшая часть войска решила продолжать борьбу с советской властью.

11 марта 1919 года Войсковой съезд избрал атаманом генерала В. С. Толстова, сына генерала С. Е. Толстова, бывшего когда-то атаманом Терского казачьего войска. В течение года новому атаману удавалось держать под контролем земли войска, кроме Уральска, отрезанного от основных сил Красной армии. Но методы партизанской войны, налетов и уходов не могли радикально повлиять на обстановку. И в начале 1920 года оставшимся в живых казакам-уральцам под давлением красной конницы легендарного героя гражданской войны В. И. Чапаева, а затем сменившего его на посту начдива Кутякова пришлось покинуть Уральскую область.

Поход до форта Александровского продолжался около двух месяцев. Из 11 тысяч человек, покинувших родные края, до форта дошли не более трех тысяч. Из уцелевших строевых казаков атаман В. С. Толстов сформировал бригаду, поручив командовать ею полковнику К.И. Карнаухову. С помощью кораблей белой Каспийской флотилии он намеревался переправиться в Баку и продолжить боевые действия против большевиков.

Что получилось из этого замысла атамана? Приведем два свидетельства из двух различных литературных источников: первое — из того же очерка Л. Масянова, второе — из статьи А. К. Селяничева «Участие Волж-ско-Каспийской флотилии в разгроме английских интервентов и белогвардейцев на юго-востоке в 1920 году».

Белая версия:

«Даны были пароходы «Опыт» и «Милютин», и началась погрузка казачьих семей и их небольшого имущества, а также и Войсковой казны. В этот момент появились два советских корабля и выпустили несколько снарядов по форту. Капитаны «Опыта» и «Милютина» приказали пассажирам сойти на берег, сказав, что сейчас примут бой.

Все же имущество и половина Войсковой казны остались на пароходе. Полки по тревоге выстроились в ожидании дальнейших приказаний. Снаряды сыпались на бухту и не причиняли никакого вреда.

Уже совсем начало темнеть, когда наши пароходы вышли в море, и с тех пор мы их больше не видели.

Они бросили уральцев на произвол судьбы и ни разу не попытались их выручить. Мало того, они все имущество уральцев и также войсковую казну — 24 ящика серебряных рублей по два пуда весом в каждом поделили между собой».

Красная версия:

«2 апреля было перехвачено радио противника: «генералу Толстову со своим штабом погрузить золото и серебро и погрузиться самим и ждать приказаний, солдат оставить на произвол». Получив эти сведения, советское командование решило занять форт и предотвратить всякую возможность бегства противника.

Для выполнения этой задачи вышел отряд кораблей в составе миноносца «Карл Либкхнехт» и истребителя «Зоркий». В вахтенном журнале миноносца дана краткая запись хода событий: «4 апреля 4 часа 46 минут снялись с якоря. 16 час. 45 мин. открылся форт Александровский. Видны два неприятельских корабля. Боевая тревога. 18 час. 45 мин. отбой боевой тревоги. 19 час. 45 мин. отдали якорь у форта Александровский. Корабли противника «Милютин» и «Опыт», обеспечивающие эвакуацию штаба Толстова, после артиллерийской перестрелки скрылись в южном направлении, воспользовавшись наступившей темнотой. Командованию форта был послан по радио ультиматум: «Предлагаем немедленно сдаться. Всем генералам и офицерам, матросам и солдатам гарантируется сохранение жизни».

Высаженный одновременно десант моряков на рассвете 5 апреля занял форт и взял в плен укрывшиеся здесь остатки уральской армии — 1088 казаков, 77 офицеров, 2 генерала. Захвачены были большие трофеи, в том числе 90 пудов серебра, винтовки, пулеметы, медикаменты и другое имущество. Чтобы противник не смог воспользоваться бухтой, корабли флотилии после эвакуации пленных и трофеев, поставили на подступах к Тюб-Карагинскому заливу минное заграждение».

Как видим, в обоих литературных источниках отсутствуют фамилии командиров кораблей, как белых, так и красных. Фамилии первых Л. Мяснов, скорее всего, не знал. Фамилии же красных командиров не названы автором статьи совсем по другой причине. Статья А. К. Селяничева была опубликована в сборнике «Советское военно-морское искусство», увидевшем свет при жизни Сталина, в 1951 году. Разве можно было в то время написать правду — что отрядом красных кораблей в этой операции командовал герой гражданской войны В. А. Ку-кель, репрессированный в 1939 году как друг и боевой соратник «врага народа» Ф. Ф. Раскольникова?

Это только теперь можно излагать исторические факты без искажений в пользу канонизированного «вождя народов». Пользуясь случаем, попробуем дать правдивое описание событий на Каспии 1920 года, участия в них Раскольникова и Кукеля, а также моего славного знакомца И. А. Сидляра, бывшего в то время командиром истребителя «Зоркий».

18 июня 1918 года один из виднейших деятелей по созданию советского военно-морского флота Ф.Ф. Раскольников по персональному заданию В.И. Ленина прибыл в Новороссийск, чтобы затопить эскадру Черноморского флота. Там он и познакомился с командиром эсминца «Керчь» В.А. Кукелем-Краевским. После выполнения правительственного задания их пути разошлись: Раскольников — на Балтике, Кукель — на Каспии. Последний начал службу на Красном флоте рядовым матросом в Астраханской флотилии. Но уже в ноябре 1918 года ему доверили командовать отрядом речных судов.

16 января 1920 года командующий Волжско-Каспийской военной флотилией Ф.Ф. Раскольников был награжден орденом Красного Знамени за освобождение Казани и за другие победы в боях с белой гвардией. Начальником штаба этой флотилии, сформированной еще летом 1919 года, был В.А. Кукель. Революционные моряки флотилии активно участвовали в освобождении от белых Царицына и Астрахани.

Будучи начальником штаба Волжско-Каспийской флотилии, В.А. Кукель и возглавил поход отряда кораблей к Александровскому форту, а через неделю его моряки-десантники водрузили победный красный флаг над островом Чечень.

В конце апреля 1920 года пролетариат Баку поднялся на вооруженное восстание против английских интервентов, белогвардейцев и местного буржуазного правительства. На помощь восставшим подоспели войска 11-й Красной армии. Ее наступательные действия с моря обеспечивала Красная флотилия под командованием Ф. Ф. Раскольникова. Боевые корабли флотилии вошли в освобожденный Баку 1 мая.

Разумеется, боевых кораблей белой флотилии, в том числе крейсеров «Милютин» и «Опыт», в Баку уже не было. Они бежали в персидский порт Энзели, где надеялись получить защиту и помощь от англичан.

Возвращаясь к сокровищам Уральского казачьего войска, следует заново обдумать такую деталь: было ли в казне казаков-уральцев золото, о котором говорилось в перехваченной красными радиограмме?

Лично я убежден, что было. Ведь почти двухлетнее вояжирование казаков по городам и станицам Уральской области неизменно сопровождалось грабежами банков, казначейств и личных домов богатых людей. Награбленное золото не подлежало такому учету, как серебряные рубли общевойсковой казны. Но оно было, да сплыло. Куда?

КОРТИК АДМИРАЛА КОЛЧАКА

Гори, гори, моя звезда!...

Бессмертный романс, написанный В.П. Чуевским в 1868 году, дожил до наших дней. Когда вы слушаете его, вспомните об авторе музыки — выдающемся российском флотоводце Александре Васильевиче Колчаке. Уверен, что правдивая книга об этом славном моряке не за горами. Пока же отдельные эпизоды из его жизни доходят до нас слабым светом звезды погашенной в 1920 году.

Откроем Большую Советскую Энциклопедию и прочитаем: «Колчак Александр Васильевич (1873 — 1920) — адмирал царского флота, монархист, крайний реакционер, ярый враг Советской власти, один из ставленников Антанты в период иностранной военной интервенции и гражданской войны в СССР».

Тут правда перемешана с вымыслом. Иным предстает перед нами Колчак в воспоминаниях современников. Вот одно из них:

«Капитан 1-го ранга Александр Васильевич Колчак, небольшого роста, лет сорока, человек с гладко выбритой головой и глубоко запавшими черными серьезными глазами, очень походил лицом на татарского воина времен Батыя. Он принадлежал к группе молодых инициативных офицеров, стремящихся возродить русский флот после позора Цусимы на новых началах, — их называли «младотурками». В 1914 году он командовал эскадренным миноносцем и был известен на флоте как отважный полярный исследователь, гидрограф, мастер минного дела, талантливый организатор и волевой, не лишенный честолюбия человек.

Предки А. Колчака принадлежали к дворянскому сословию, но родовых поместий не имели, семья жила на жалованье отца, морского артиллериста, ушедшего в отставку в чине генерал-майора. Учебу в морском кадетском корпусе Александр завершил с премией адмирала Рикорда, стажировался в дальних плаваниях на кораблях «Рюрик» и «Крейсер». Стал лейтенантом в 1900 году.

После участия в полярной экспедиции Э. Толя Александру Васильевичу светила блестящая карьера в области океанологии, но он все бросил, узнав о начале войны с Японией. Командующий российским Тихоокеанским флотом адмирал С.О. Макаров принял лейтенанта Колчака с распростертыми объятиями, как своего ученика, и назначил его сначала на крейсер «Аскольд», а затем доверил ему командование кораблями — минным заградителем «Амур», а позже эскадренным миноносцем «Сердитый».

Там, на войне с Японией, молодой офицер Колчак проявил свой командирский талант. Его боевые подвиги получили высокую оценку. Он был награжден орденом Святого Георгия четвертой степени, именным золотым оружием.

Мне посчастливилось побывать в Георгиевском зале Московского Кремля в 1961 году. И до и после я посещал много музеев, как отечественных, так и зарубежных. Но самое яркое, незабываемое впечатление осталось от пантеона российской воинской славы. Он потряс меня своей лаконичностью, убедительной простотой.

Все белые стены и колонны зала испещрены именами георгиевских кавалеров, написанными золотыми буквами. С трепетом в сердце я искал и нашел четырежды повторенное имя Александра Васильевича Суворова. А вот имени Колчака найти не удалось...

Императрица Екатерина II учредила орден Георгия для «награждения отличных военных подвигов и в поощрение в военном искусстве». Им награждались офицеры за выдающиеся подвиги или прослужившие в армии 25 календарных лет, а на флоте — участники не менее 18 плаваний с длительностью каждого не менее шести месяцев.

Орден Святого Георгия имел четыре степени; первые две назывались орденом большого креста. Знаки первой степени: лента о трех черных и двух желтых полосах; на конце ленты крест большой, золотой, с белою с обеих сторон финифтью, по краям с золотой каймой, в середине креста помещено на одной стороне — изображение Святого Георгия на коне, поражающего копьем дракона, а на другой — вензель его; звезда золотая четырехугольная, в середине ее в золотом поле вензель Святого Георгия и надпись «За службу и храбрость».

На именном золотом оружии у кавалеров ордена, начиная с 4-й степени, надпись была короче: «За храбрость».

Чтобы нам, потомкам, лучше уяснить величие ордена Святого Георгия, следует помнить: за двухвековую историю первой степенью было награждено всего 25 человек; когда в 1805 году госсовет решил наградить императора Александра I орденом первой степени, тот в письменном ответе сказал: «...в доказательство, сколь я военный орден уважаю, нахожу приличным принять знак 4-го класса». Даже император Николай I согласился принять орден Святого Георгия 4-й степени лишь после того, как исполнилось 25 лет его действительной службы в армии.

Итак, золотой (георгиевский) кортик (часто ошибочно пишут — саблю) с надписью «За храбрость» Александр Васильевич Колчак получил за выдающиеся подвиги в войне против Японии. С тех пор это оружие стало атрибутом его парадной формы.

Георгиевский кавалер Колчак встретил первую мировую войну командиром эсминца Балтийского флота, но очень скоро, в чине капитана 1-го ранга, занял должность флаг-офицера по минному делу в штабе командующего флотом вице-адмирала фон Эссена. Последний перед смертью прочил Александра Васильевича на свое место, но по молодости лет флот Колчаку не доверили, дали ему командовать минной дивизией (миноносцами), повысив в чине до контр-адмирала.

В конце компании 1915 года, только вступив в новую должность, Александр Васильевич проявил свой блестящий военный талант, нанеся силами миноносной дивизии ощутимый удар по немецкому флоту в бою у Кеммерена. Все газеты России оповестили страну о подвиге адмирала Колчака, его грудь украсилась орденом Святого Георгия третьей степени.

Весной 1916 года три миноносца под командованием Александра Васильевича потопили немецкий крейсер и расстреляли караван транспортных судов.

После очередной победы над немецким флотом А. В. Колчак узнал, что ему досрочно пожалован чин вице-адмирала с назначением на должность командующего Черноморским флотом. Ни в одном флоте мира не было такого молодого командующего!

Эту весть моряки-черноморцы — как офицеры, так и рядовые — восприняли с большим воодушевлением. Наконец-то они избавились от нерешительного адмирала А. А. Эбергарда. И точно! С приходом Александра Васильевича боевая деятельность Черноморского флота активизировалась. Он сам не сидел в Севастополе и не давал кораблям отстаиваться в своих базах.

С лета 1916 года боевые действия российского флота на Черном море сместились непосредственно к Босфору, побережью Румынии, на Дунай. Батумский отряд кораблей, где с начала 1917 года находился Александр Васильевич, поддержал наступление наших сухопутных войск на Лазистанском побережье. Они уже овладели крупной турецкой крепостью Трапезунд.

Там, в Батуми, Колчак узнал о свержении монархии, о победе февральской революции в России. Адмирал не был ярым монархистом. Свидетельством этого служат его слова: «...я приветствую революцию как возможность рассчитывать на то, что она внесет энтузиазм — как это было у меня на Черноморском флоте вначале — в народные массы и даст возможность закончить победоносно эту войну, которую я считаю самым главным и важным делом, стоящим выше всего — и образа правления, и политических соображений».

В этой фразе — весь Колчак, истинный патриот России вне зависимости от того, кто будет в ней править.

Однако большевики во главе с В. И. Лениным считали иначе. Они по-прежнему желали поражения отечеству в империалистической войне, чтобы превратить ее в гражданскую. Лозунг «Долой войну и Временное правительство!», как известно, имел большой успех у народа, солдат и матросов.

Под влиянием большевистских агитаторов на Черноморском флоте стала зреть волна недоверия к командующему, который прилагал максимум усилий, чтобы сохранить на кораблях необходимую боевую готовность.

Мало кто знает, что ради этой благородной цели вице-адмирал Колчак обращался за помощью к лидеру российских социал-демократов Г. В. Плеханову. Тот понял беспокойство флотоводца за будущее страны и пообещал содействие. Плеханов стоял на позиции мирного развития февральской революции, отвергал идею гражданской войны. Его возмущало стремление Ленина прийти к власти любым, даже насильственным путем. Он считал, что Россия должна с честью выйти из империалистической войны.

Но революционные моряки Черноморского флота отказались подчиняться своему командующему. Созванное 6 июля 1917 года собрание делегатов от матросов, солдат и рабочих Севастополя постановило:

«Адмирал Колчак и начальник штаба капитан 1-го ранга Смирнов, как возбудившие своими действиями матросские массы, отстраняются от занимаемых должностей».

Завершим рассказ цитатой из книги кандидата исторических наук И.Т. Сирченко с характерным названием «Выполняя приказ Ленина». «Вопрос об их аресте был передан на экстренное рассмотрение судовых и полковых комитетов. Делегатское собрание постановило немедленно отобрать у офицеров холодное и огнестрельное оружие. 10-тысячный митинг матросов единодушно одобрил эти решения. Эсероменыпевистский исполком Севастопольского Совета, чтобы не потерять влияния на массы, вынужден был принять постановление о сдаче офицерами оружия в судовые комитеты и потребовал от командования флотом отменить приказ о разоружении кораблей. (Речь выше шла о выводе из строя устаревших линкоров «Три святителя», «Синоп», эсминца «Жаркий», на которых экипажи бурно занимались революционными выступлениями — А.Е.) Колчак дал согласие на разоружение офицеров лишь после того, как ему доложили, что нет «никакого способа избежать кровопролития». Сам Колчак отказался сдать свой кортик и в злобе выбросил его за борт».

По стилю цитаты видно, что Илья Тимофеевич Сирченко — дотошный исследователь гибели эскадры революционных кораблей Черноморского флота в июне 1918 года — строго придерживался принципа партийности литературы. Мы были знакомы, и мне кажется, что в новых условиях оценки И.Т. Сирченко не были бы столь безапелляционными. Но даже в его недоброжелательном описании мы не можем не заметить, как благородно поступил Колчак, невзирая на возможность быть тут же расстрелянным революционными матросами.

А украшенный бриллиантами кортик по-прежнему лежит на дне.

ГДЕ-ТО В МОНГОЛЬСКОЙ СТЕПИ...

Вот уже семьдесят лет не поддается разгадке тайна пропавшей казны Азиатской дивизии, одного из легендарных кладов времен гражданской войны. Молва утверждает, что эти несметные сокровища зарыты где-то в монгольской степи. Однако неоднократно выезжавшие туда экспедиции так и не смогли их разыскать. А в начале 30-х годов харбинский журналист Коробов» очевидно что-то знавший о кладе, предупреждал в газете тамошних русских эмигрантов «Рупор»: «Не вами спрятано — не вам и достанется, господа! Ценности, оставшиеся после Унгерна, перейдут к тем, кто раскроет тайну исчезновения главной кассы Азиатской дивизии. Ключ же от этой тайны находится в Гумбуме, одном из буддийских монастырей в Тибете».

Начало этой истории относится к лету 1917 года» когда генерал-майор Роман Федорович Унгерн фон Штернберг отбыл из Петрограда в Забайкалье в качестве эмиссара Керенского, чтобы укрепить среди казаков доверие к Временному правительству. Обратно барон не вернулся. Он стал сподвижником атамана Сибирского казачьего войска Григория Михайловича Семенова, преемника «Верховного правителя Российского государства» адмирала Колчака, расстрелянного в девятнадцатом году по постановлению Иркутского ревкома. Атаману тоже не повезло: разбитый Красной Армией, он бежал в Манчжурию.

Но получивший чин генерал-лейтенанта Унгерн продолжал борьбу. В начале зимы 1920 года конная Азиатская дивизия, сформированная им из казаков, монголов и бурятов, вторглась в оккупированную китайцами Монголию. Пока растянувшаяся на многие километры армия барона — конница, пехота, артиллерия, обозы — медленно продвигалась по безводной желтой степи, сам он во главе передового отряда вышел к монгольской столице Урге (ныне Улан-Батор).

В бинокль Унгерн жадно вглядывался в затейливое кружево кровли дацана Узунхурэ. Потом перевел окуляры на двор, где рядом со священным молитвенным колесом китайские солдаты в пепельно-серых мундирах устанавливали пулемет. Барон стиснул зубы: эти косоглазые хунхузы дорого заплатят ему за такое святотатство.

Он верил, что со взятием Урги начнется осуществление его грандиозного плана создания собственной империи, которая будет простираться от Тибета до тунгусской тайги. И Колчак, и Семенов не понимали простой истины: красные — это азиаты. Поэтому воевать с ними следует не по-европейски, как, скажем, с немцами, а по-азиатски. То есть поднять против них дикие полчища азиатов. Для этого нужно самому стать новым Чингисханом. Ведь не зря же его фамилия, Унгерн, так созвучна здешним названиям и именам — Урга, Урзун-хурэ, великий святой Санаг-Убугун. Это перст судьбы.

Будучи дальновидным политиком, барон Унгерн объявил себя защитником желтой веры. И даже торжественно принял ее, пройдя церемонию посвящения в буддийском монастыре. По правде говоря, обряд не доставил ему большого удовольствия, поскольку тамошний настоятель лама Дамба Дорки заставил барона, как сына Будды, побрататься, испив из одной пиалы, с другим сыном Будды — прокаженным, чьи руки были покрыты отвратительной коростой. Впрочем, большая политика требует жертв.

Зато, когда он освободил их правителя Богдо-гэгена из китайского плена и после захвата Урги вернул тому власть над всей Монголией, в Урзун-хурэ благодарный властитель пожаловал генералу титул вана, а вместе с ним четыре высшие привилегии: право иметь желтые поводья на лошади, носить такого же цвета халат и сапоги, ездить в зеленом паланкине и прикалывать к фуражке трехочковое павлинье перо.

Желтый цвет — это солнце. Зеленый — земля, пробуждающаяся весенняя степь. Три очка в радужных перьях означают третью степень земного могущества — власть, имеющую третий глаз, чтобы читать в душах людей.

Пятую привилегию «Облаченный в желтое, Направляющий свой путь желтым», как витиевато назвал Унгерна Богдо-гэген, присвоил себе сам: забирать в казну своей Азиатской дивизии все отбитое у китайцев золото, поскольку это желтый металл. В числе других трофеев туда попала и метровая статуя Будды из чистого золота. Впрочем, даже не она представляла главную ценность в легендарном кладе барона-буддиста.

Когда позднее ЧК вело розыск казны Азиатской дивизии, ее сотрудники установили интересные факты. Из сохранившихся финансовых документов следовало, причем взятые в плен штабные офицеры Унгерна подтверждали это на допросах, что касса дивизии действительно располагала огромными суммами как в денежной наличности — в основном в золотых монетах русской чеканки и в китайских, серебряных, — так и в драгоценных камнях. Эти деньги предназначались на текущие нужды и выплату жалованья. Но значительно большую часть наличности составляла контрибуция, собранная с монголов китайцами якобы за неуплату долгов купцам и ростовщикам из Поднебесной, в сумме около 15 миллионов рублей в царских золотых. Их Унгерн считал своим личным капиталом, которым мог распоряжаться по собственному усмотрению.

Но вернемся в 1921 год. Как это ни парадоксально, взятие Урги стало предвестником конца генерал-лейтенанта Романа Федоровича Унгерна. В осуществление своего стратегического плана он решил совершить марш на север: поднять казачьи станицы, провести мобилизацию в бурятских улусах, выгнать красных из Верхнеудинска, дойти до Читы и договориться с японцами. Затем повернуть коней на юг, разгромить китайцев, занять тибетские монастыри и договориться с англичанами. После этого барон намеревался воткнуть свой бунчук среди развалин Каракорума, древней столицы монголов, и воздвигнуть на этом месте столицу своей будущей империи.

Сначала ему сопутствовал успех. Тесня отряды самообороны красных, его конники захватили улус Цежей, станицу Атамано-Николаевскую, вышли на Мысовский тракт. Тридцать первого июля Унгерн увидел вдали заросшие камышом низкие берега Гусиного озера — до Верхнеудинска оставалось восемьдесят верст.

Дальше начались неудачи. Против Азиатской дивизии были брошены регулярные части Красной армии и войска Дальневосточной республики. Под станицей Желтуринской они наголову разбили колонну генерала Резухина,. поспешно отступившего на юг. Еще раньше бежали от Маймачена монгольские чахары Баяргуна. А через неделю и сам Унгерн, столкнувшийся в ночном бою с частями Народно-революционной армии и партизанами Щетинкина, ушел обратно в Монголию, куда за ним последовал экспедиционный корпус 5-й армии под командованием большевика Писарева. Началось безостановочное преследование изрядно потрепанной Азиатской дивизии.

Вторую неделю Роман Федорович вел свой отряд на запад. За это время дважды нагоняли их партизаны Щетинкина и оба раза теряли снова. Конники Унгерна текли по степи как весенний поток по горному склону: обходя камни — улусы, где могла поджидать их засада, и опять сливаясь вместе в безопасных ложбинах. Кони вконец отощали: когда в последний раз с боем уходили от Щетинкина, их невозможно было перевести в галоп. До предела измотанные люди засыпали в седлах прямо на ходу.

На самом Унгерне эта бесконечная скачка никак не сказывалась. Он был попрежнему неутомим и быстр в движениях. Лишь отросла мягкая светло-рыжая бородка, выглядевшая на обожженном солнцем лице какой-то ненастоящей, словно сделанный из пакли артистический парик. Да почернел от грязи его неизменный монгольский халат с русскими генеральскими погонами.

А вот мысли у барона были невеселыми. Как профессиональный военный, он прекрасно понимал, что на сей раз задуманный освободительный поход против красных не удался. Значит, сейчас главное — уйти от погони и сберечь казну, чтобы потом было на что снарядить новое войско: закупить оружие и боеприпасы, продовольствие, лошадей, фураж, выплатить жалованье солдатам.

То, что дивизионную кассу нужно надежно спрятать, не вызывало сомнений. Вопрос только в том, кому доверить столь ответственную миссию. Унгерну вспомнилась слышанная от монголов назидательная легенда. Когда Бог сотворил мир, он сначала сделал человека с душой черной, как ворон. Потом подумал, что это нехорошо: с такой душой человек пойдет прямо в ад. Сломал его, сделал другого — с душой белой, как лебедь. Подумал-подумал — опять нехорошо. Как такой человек будет резать барашков? С голоду умрет. Опять сломал, третьего сделал. Дал ему душу пеструю, как сорока. От него все люди пошли. У одних много черных перьев, у других — белых. У его казаков оперение было слишком черным, чтобы доверить им золото. У монгольских чахаров — слишком белым. Остаются буряты.

Унгерн вызвал к себе подъесаула Ергонова, бурята, командовавшего эскадроном его личного конвоя, и долго инструктировал. Поставленная генералом задача была очень трудной, если вообще выполнимой. Предстояло доставить в Хайлар, а оттуда поездом в Харбин 24 ящика, в каждом из которых было три с половиной пуда золотых монет, а также обитый железом семипу-довый сундук барона. В случае явной опасности захвата дивизионной казны красными ее следовало надежно укрыть. Для этого Унгерн указал на карте несколько подходящих мест на пути следования.

Ночью, взяв с собой 16 верных солдат-бурятов, Ергонов незаметно покинул лагерь. Позднее нашлись свидетели, видевшие в одном из бурятских улусов маленький отряд конников, сопровождавших тяжело нагруженные арбы. Грязные, усталые, некоторые с окровавленными повязками, они не остановились там на дневку, а лишь насильно взяли 38 свежих лошадей и проследовали дальше на запад.

Чтобы дать отдых едва переставлявшим ноги коням, в сопках отряд расположился на дневку. Поели не разводя огня, выставили часовых и легли спать. Ночью покинули Романа Федоровича последние казаки. А чахары, посоветовавшись, под утро связали своего вана, бросили его поперек седла и не спеша поехали навстречу 35-му кавполку, который уже замаячил на горизонте неровной цепочной головного эскадрона.

Барона Унгерна увезли в Иркутск, а затем отправили в Новониколаевск (теперешний Новокузнецк). Там за него взялись чекисты. То угрозами и побоями, то обещаниями сохранить жизнь они добивались, чтобы пленник указал место, где спрятал «несметные сокровища». Но Унгерн молчал. Поняв, что этот орешек им не по зубам — ни за что не расколется, верный офицерской чести, не будет просить пощады, — чекисты передали белого генерала в Сибирский ревтрибунал, который приговорил его к «высшей мере социальной защиты» — расстрелу. 15 сентября 1921 года председатель Сибирской ЧК Иван Павлуновский собственноручно привел приговор в исполнение, выстрелом в затылок прикончив генерал-лейтенанта Романа Федоровича Унгерна фон Штернберга.

Между тем в самой Монголии из-за «клада Унгерна» произошел форменный скандал. Его предыстория такова.

В двадцатом году, после взятия в марте Иркутска и разгрома Колчака, стало ясно, что победа большевиков в Сибири и на Дальнем Востоке предрешена. Тогда же родился план распространения их контроля на Монголию при сохранении ею формального суверенитета. Дело в том, что в 1915 году в старинном городе Кяхте на русско-китайской границе было подписано трехстороннее соглашение, по которому Россия обязалась не вмешиваться во внутренние дела Монголии и не вводить туда свои войска.

Однако высокие договаривающиеся стороны не могли и предположить, что к власти в России придут большевики и придумают трюк, позволяющий игнорировать ранее взятые международные обязательства. Если советских лидеров не устраивало какое-нибудь соседнее правительство, сколачивалось еще одно — «революционное», а затем в ситуации искусственно созданного двоевластия никого не представляющие самозванцы, якобы «выражая волю трудового народа», призывали себе на помощь Красную Армию.

Этот прием был успешно использован на Украине и в Грузии. Пришла очередь Монголии. В конце февраля 1921 года стараниями Сибирского бюро ЦК РКП (б) в Кяхту были доставлены несколько групп едва знакомых друг с другом монголов. А 13 марта эти заговорщики объявили о создании Временного народного правительства, в которое от имени народа, то есть от своего собственного, сами себя и выбрали. Естественно оно провозгласило лозунг «освобождения страны».

После этого 21 июня на территорию суверенной Монголии вступили регулярные части Красной Армии — экспедиционный корпус под командованием Константина Неймана. Шестого июля они взяли Ургу. В тот же день туда пожаловало Временное народное правительство, возглавляемое типографским наборщиком Дамидины Сухэ. Через четыре дня было объявлено, что отныне оно не временное, а постоянное. А на следующее утро монгольский народ узнал, что у него есть «великий вождь Сухэ-батор» и что под его руководством в стране произошла революция.

Казалось бы, московский сценарий был разыгран как по нотам. Но вскоре возникли непредвиденные осложнения. В свое время Сухэ-батору и его команде было обещано, что, как только удастся захватить полевую кассу Азиатской дивизии, часть денег будет передана монгольскому правительству, — так сказать, «на обзаведение». И вот новоиспеченный министр финансов Данзан, выждав некоторое время, решил напомнить командованию советского экспедиционного корпуса: Урга взята, имущество унгерновских войск в руках победителей, но обещанных денег монгольское правительство до сих пор так и не получило.

В ответ, к своему неудовольствию, Данзан услышал, что трофеи действительно захвачены большие, однако если говорить о звонкой золотой монете, то с ней придется подождать. Произошла досадная осечка. Ставка делалась на то, что будет отбита казна Унгерна. Но она исчезла неизвестно когда и каким образом. Ведутся поиски, но к сожалению пока безрезультатно.

Данзан воспринял эту новость с недоверием и начал собственное расследование. Его итоги оказались неутешительными. Удалось установить, что место захоронения ценностей могло быть известно лишь самому Унгерну да двум десяткам преданных ему людей. Барона большевики пустили в расход, а никого из его доверенных лиц разыскать не смогли.

К этому остается добавить, что по меньшей мере с десяток не афишировавшихся их организаторами экспедиций — монгольских, советских и совместных — занимались в разное время поисками «клада Унгерна». С китайской стороны границы в районе озера Буир-Нур и реки Халхин-Гол тоже колесили по степи вольные кладоискатели из числа русских эмигрантов. Однако успехом никто похвастаться так и не смог.

Выходит, казна Азиатской дивизии окончательно утеряна? Для столь категоричного вывода, пожалуй, нет оснований. У «золота Унгерна» обнаружился... польский след. И вовсе не потому, что предки одной из ветвей его рода в 1526 году были приняты сеймом в состав польского шляхетства и получили герб. Просто по случайному стечению обстоятельств к судьбе барона и его сокровищ оказались причастны трое поляков.

В преклонном возрасте — если они доживают до него — отставными разведчиками и вообще людьми, причастными к секретным операциям, нередко овладевает «мемуарный зуд». Им хочется поведать миру, какими значительными фигурами они были. Конечно, при этом не обходится без преувеличений. Однако в их воспоминаниях есть и реальные факты из категории тех, что принято называть тайнами.

Итак, первый источник — это некий пан Антоний Фердинанд Оссендовский, «литератор, путешественник, ученый», как значилось на его визитной карточке. В жизни этого человека было много самых невероятных приключений, встреч, событий. В мае 1920 года он совершил поездку через всю Монголию и был гостем Унгерна. Перед расставанием, по словам Оссендовского, барон вручил ему мешочек с золотыми монетами достоинством 5 и 10 рублей. Эти деньги поляк должен был передать жене Унгерна, проживавшей в то время в Пекине. А еще генерал предоставил в его распоряжение свой шестиместный «фиат».

Позднее Оссендовский описал это путешествие в своих мемуарах. Там можно, в частности, прочесть о посещении вместе с Унгерном Гандана — священного города буддийских монахов-лам. Причем барон в присутствии поляка якобы вручил настоятелю завещание и план тайника, в котором спрятаны полторы тонны золота. В завещании было сказано, что, если в течение пятидесяти лет не объявятся законные наследники, все золото должно быть употреблено на распространение ламаизма.

Когда знакомишься с рассказом Оссендовского, возникает сомнение. Почему вдруг Унгерн проникся таким доверием к неизвестно откуда взявшемуся гостю? И вообще, что заставило этого пана отправиться путешествовать по охваченной войной Монголии?

Ответ прост: польский «литератор», очевидно, был тайным эмиссаром спецслужб Антанты, которому поручили посмотреть на месте, что собой представляет новый вожак контрреволюции на Дальнем Востоке и стоит ли вкладывать в него деньги. И тогда все становится на свои места: и не свойственная Унгерну откровенность, и поручение к жене, и предоставление личного «фиата».

Что же касается места захоронения клада, то есть свидетельства очевидцев любопытного случая, героем которого был Оссендовский. Однажды на Рождество, будучи гостем у своего тестя, известного польского кардиолога Ягельского, под влиянием винных паров «путешественник» сделал неожиданное признание. Подойдя вдруг к книжному шкафу и скользнув глазами по корешкам, он взял с полки книжку своих мемуаров.

— Здесь, на странице сто четвертой, — важно заявил Оссендовский, — помещена фотография того места, где ждут своего владельца огромные ценности. Эту фотографию я сделал сам. Где именно? Скажу так: где-то у истоков Амура.

Итак, первое место клада — истоки Амура, хотя не исключено, если верить Оссендовскому, что мог быть заложен и другой тайник или даже несколько, поскольку после отъезда поляка события приняли неожиданный оборот.

Конечно, к сообщению «литератора, путешественника, ученого» можно относиться поразному. Но многое из того, что он рассказывает об Унгерне и своем пребывании в гостях у командира Азиатской дивизии, в основном соответствует действительности. Убедиться в этом можно, сравнив тот или иной эпизод из его книги с соответствующими фрагментами из воспоминаний других участников тех же событий.

Вторым источником является Камиль Гижицкий, ополячившийся татарин из Галиции, которому довелось служить при штабе Азиатской дивизии. До этого он воевал против красных: сначала как легионер Отдельного Чехословацкого корпуса, а затем в рядах сформированной в Новониколаевске 5-й Сибирской дивизии генерала Чумы. Инженер по образованию и специалист по взрывному делу по военной профессии, Гижицкий пользовался полным доверием Унгерна, который поручал ему ответственные задания, требовавшие изобретательности и умения держать язык за зубами.

Гижицкому повезло: после разгрома Азиатской дивизии он сумел избежать плена и в конце концов вернулся в Польшу, где в 1929 году во Львове вышла книга его воспоминаний «По Урянхаю и Монголии». Этот человек из ближайшего окружения Унгерна прямо ничего не говорит о местонахождении клада. Единственное, что он позволяет себе, так это как бы между прочим высказать предположение: искать его следует вблизи озера Буир-Нур, в одной из бесчисленных, заполненных илом и жидкой глиной лощин, которые монголы называют «лагами». Распорядиться, чтобы золото было зарыто в земле, Унгерн не мог, утверждает Гижицкий. Ибо он чтил ламаистские обычаи, которые запрещают копать землю, считающуюся святой. Автор воспоминаний отмечает, что барон даже носил монгольские сапоги с загнутыми кверху носами, дабы ненароком не нарушить ламаистского запрета.

Значит, искать нужно не у истоков Амура, а вблизи озера Буир-Нур?

Как удалось установить историку Адольфу Дихтяру, это противоречие только кажущееся. Известно, что Амур образуется в результате слияния двух рек — Шилки и Аргуни. Значит, с географической точки зрения у него два истока. И если во Внешней Монголии, ставшей после революции МНР, принято считать, что Амур — это продолжение Шилки и Онона, то во Внутренней Монголии, входящей в Китай, с не меньшим основанием видят начало Амура в Аргуни. Оссендовский прекрасно ориентировался в географии Монголии и вот эти-то географические нюансы как раз и брал в расчет, когда привязывал местонахождение клада к истокам Амура.

На Хенгейском нагорье, откуда берет свое начало Онон, путешественник не был. Следовательно, если Унгерн доверил ему тайну клада, поляк мог сделать свой снимок только по дороге из Урги через Тамсак-Булак и Амгалан в Хайлар, переправившись через реку Халхин-Гол. Поэтому, говоря об истоках Амура, он имел в виду верховья Аргуни.

Далее, если взять крупномасштабную карту, то на ней видно, что вблизи своего устья Халхин-Гол делится на два рукава: левый впадает в озеро Буир-Нур, правый — в речку Орчун-Гол, соединяющую озера Буир-Нур и Далайнор, а последнее в свою очередь соединено протоком с Аргунью. Так что никаких расхождений между Оссендовским и Гижицким нет. Истоки Амура, о которых говорит первый, и озеро Буир-Нур, относящееся, как указывается в географических справочниках, к бассейну Амура, — это одни и те же места.

Наконец, есть еще и третий источник — Казимек Гроховский. По специальности горный инженер, он долгое время занимался разведкой месторождений золота в южной части Барги, вел геологические исследования на востоке Монголии. После Октябрьского переворота осел в Харбине, где в 20-е годы стал директором гимназии, в которой учились дети поляков, эмигрировавших из большевистской России. Тогда же начал собирать всевозможные материалы о поляках на Дальнем Востоке, на основе которых написал книжку, изданную в 1928 году в Харбине.

Унгерн тоже попал в поле зрения Гроховского. Вернее, не столько сам барон, сколько его сокровища, которые не давали покоя многим харбинским эмигрантам. На основании рассказов лиц, хорошо знавших командира Азиатской дивизии, Гроховский пишет, что в связи с неудачным началом похода на север первое, что счел необходимым предпринять Унгерн, так это отправить дивизионную кассу из района боевых действий в безопасное место на востоке. После нескольких дней пути маленькая группа солдат, сопровождавшая ценности, наткнулась на отряд красных. Завязалась перестрелка. Унгерновцы поняли, что исполнение приказа барона зависит от быстроты их коней, и постарались оторваться от красных. Во время поспешного бегства им пришлось даже добивать собственных раненых из опасения, что те могут выдать секрет их миссии.

Однако погоня настигала. И вот примерно в 160 километрах к югу от Хайлара, посовещавшись, они решили закопать золото. На слегка всхолмленной равнине, поросшей редкими кустами, нашли небольшую лощину и спрятали его.

Таким образом, в результате независимых изысканий Гроховского появляется дополнительное уточнение местонахождения клада — в 160 километрах или, скорее всего, верстах, ибо ни русские, ни тем более монголы метрической системой мер в то время не пользовались, к юго-западу от Хайлара. Но это как раз и будут окрестности озера Буир-Нур.

Площадь района вероятного захоронения «золотого клада Унгерна» составляет около 600 квадратных километров. На первый взгляд кажется, что найти его там, пожалуй, потруднее, чем иголку в стоге сена. Однако при использовании современной техники, в частности новейших магнитометров для съемки с воздуха, эта задача вполне может быть решена.

ОБРАТНАЯ СТОРОНА МЕДАЛИ

Сколько было в СССР, а теперь в России и СНГ удачливых кладоискателей, неизвестно. Но вот то, что Роман Логинов относится к их числу, не вызывает сомнения. Иначе ему бы не посчастливилось достать клад со дна Москвы-реки в самом центре столицы, вблизи Химкинского моста.

Все началось с того, что энтузиасту кладоискателю попалась на глаза старинная карта пристаней Москвы. С них купцы отправляли и получали товары. Естественно, там могли случаться различные ЧП, когда ценности падали в воду. Значит, эти места для клада-искательства весьма перспективны, решил Логинов.

Выбрав в качестве отправной точки Химкинский мост, Роман принялся за дело. Летом на надувной лодке прочесал с металлоискателем весь фарватер — и натолкнулся на «нечто». Но течение мешало определить точное место находки. Пришлось ждать зимы, когда река покроется льдом.

В январе Логинов взял напрокат в фирме «Гера» подводный прибор, способный отличить на какой угодно глубине цветные металлы от черных, после чего отправился к мосту вырубать прорубь.

Наконец настал день погружения. Стоял лютый мороз. Тем не менее у проруби собрались многочисленные друзья и болельщики. Пожаловал на «премьеру» даже генеральный директор «Геры» Вадим Белоножкин, хотя он был не слишком-то уверен в успехе.

— Профессиональные кладоискатели решаются на такие подвиги только при условии, что уверены в успехе на все сто, — заметил он, наблюдая, как Роман натягивает гидрокостюм и спускается в прорубь.

Зрелище плавающего в такой холод среди мелких льдинок аквалангиста было, как говорится, не для слабонервных. Сверху Логинова страховали тросом, чтобы течение не затянуло под лед.

Потянулись минуты напряженного ожидания: найдет или нет? Вдруг аквалангист скрылся под водой и через несколько секунд вынырнул, потрясая чем-то над головой. Болельщики бросились к проруби, рискуя свалиться в нее. Логинов торжествующе поднял руку, державшую небольшой почерневший ларчик.

Тут же, прямо у проруби, его, хотя и с большим трудом, открыли. На расстеленный брезент посыпались серебряные Георгиевские кресты и золотые монеты — от царских до нэповских времен. Это было целое состояние, добытое смекалкой и сноровкой.

Однако потомственный кладоискатель Фрол Ямщиков относится к подобным оптимистическим историям скептически. И имеет на то основания. Его отец был гидрогеологом, участвовал в открытии трех месторождений драгоценных металлов на островах в Ледовитом океане. А в свободное время занимался поисками кладов, причем небезуспешно. Однажды он написал в правительство о затонувшей в енисейском устье шхуне с золотом. Ответ пришел, причем незамедлительно, ночью, в хромовых сапогах... Два года Фрол был под следствием, доказывая, что не имел вредительского умысла отвлечь государственные средства на авантюру.

— В своей жизни я взял четыре клада. Занимался поисками примерно двадцати. Соотношение замысла к реализации — один к пяти, — рассказывает Ямщиков. — Вот вырезка из томской газеты. Описывают мешок с золотым песком, который я нашел в стене старого дома и отдал властям. Но пока получил свои проценты, чуть лоб не разбил.

Вообще вначале я никак не хотел уходить за черту закона. В нем записано, что клад поступает в собственность государства, а лицам, обнаружившим золотые и серебряные монеты, валюту, драгоценные камни и металлы, выплачивается вознаграждение. Вот я и задумал находить клады, честно сдавать, а законного вознаграждения мне бы с лихвой хватило на комфортабельную жизнь и на организацию поисков.

Но скоро меня схватили: за чем охотишься? Хорошо, что при обыске, кроме папки с архивными справками, ничего не нашли. Спас диплом историка. С тех пор любой

мой поиск прикрывается фиктивной крышей. Я и туристский клуб «Динлинн» организовал, и общество юных любителей археологии. А когда вроде бы разрешили предпринимательство, попытался организовать кооператив. Стало быть, из того законного процента, что получал бы от стоимости клада, еще и бешеные налоги был согласен платить. Но пока документы кочевали по инстанциям, ко мне пришли бандиты. Хочешь жить — будешь, говорят, для нас копать. Я отнекивался: мол, скромный археолог, вы, ребята, ошиблись. А они мне — копию моего же заявления и сразу же копию отказа. А сам отказ, кстати, ко мне только через неделю пришел.

Пришлось из Сибири удирать. Между прочим на меня четыре налета было. Но, видимо, они ищут пиратские карты с черепами, а у меня все вбито в компьютер, каждая дискета тиражирована в восьми экземплярах, и они хранятся в разных местах. Причем ключ к этой программе шифрованный. Но вот три компьютера у меня стащили. Впрочем, это-то я переживу, доходы позволяют. Хотя в целом жизнь нелегкая. Я имею в виду ее бытовую сторону. Квартира со всем добром записана на другого человека. Сам я прописан в общежитии. Когда развелся с первой женой, дрожал от страха: вдруг она из бабьей ревности и мстительности пойдет меня закладывать. С нынешней женой не зарегистрирован, чтоб у нее, случись что, не было конфискации. Дети официально отца не имеют, фамилия у них другая.

Впрочем, от нынешнего положения страдают не только сами кладоискатели, но и наука, и государство. Но изменить ситуацию можно. Взяться за это должны государственные власти. Но не путем жесткого контроля. Это уже было в предвоенные годы, когда кладоискательство проходило по ведомству НКВД. Эффект оказался нулевой, а вот изломанных человеческих судеб было немало. От власти нужны две вещи: законодательная база и координация поисков. Как рассказывает Ямщиков, у него был очень «перспективный» овражек в Канске, а его залили бетоном под фундамент завода раньше, чем он успел провести там разведку. Согласно неофициальным данным, кладоискательство стало сейчас основным занятием многих тысяч людей. Причем государство лишается миллиардных доходов, поскольку махнуло на них рукой.

— Вопреки распространенному мнению кладоискательство — это отнюдь не занятие одиночек. Для него требуются не только выносливость, мужество и удача, —

считает Ямщиков. — Здесь нужны совместные усилия архивистов, историков, местных старожилов. Это только у плохих беллетристов кладоискатель обходится ржавым кайлом. Чтобы иметь результаты, нужна мощная техника, снаряжение, то есть необходимо создавать научно-производственные объединения. Везде в мире даются концессии на поиск кладов, создаются акционерные общества, в том числе с участием госкапитала. Иначе клады будут или безвозвратно теряться, или разворовываться. Если не принять меры, то кладоискатели, пока в основном вольные птицы, романтики, искатели приключений, из-за нужды в средствах, технике, организации, наконец, защите, попадут под контроль преступного мира со всеми вытекающими отсюда последствиями.

ЗОЛОТО СКИФСКИХ МОГИЛ

В первых числах февраля 1902 года в Мелитопольском уездном полицейском управлении можно было видеть на полу присутственной комнаты кучу, в которой виднелись куски разбитых больших амфор, ржавое железо, солома и различные мелкие предметы. За столом, в жарко натопленной комнате, тяжело вздыхая и поминутно утирая лысину большим клетчатым платком, восседал пристав 2-го стана и, аккуратно выводя буквы, писал рапорт на имя уездного исправника:

«29 января с. г. крестьяне села Нижних-Серогоз, в числе 33 человек, по своему почину, занялись раскопками кургана, что возле с. Нижних-Серогоз, под названием «Агузки». Этот курган разрыт был членом Археологической комиссии Веселовским в 1893 г., который и закончил раскопки. В настоящее же время вышесказанными крестьянами открыт совершенно новый туннель и найдено во время раскопок несколько предметов, которые от них мною отобраны и представляются Вашему высокоблагородию. При этом имею честь доложить, что мною дальнейшее разрытие этой могилы было воспрещено еще 12 сего января, сейчас же, как было обнаружено, что производятся раскопки; за сохранением этого кургана учрежден надзор, сделанные отверстия в кургане зарыты и виновные в числе 33 душ привлечены к законной ответственности».

В описи отобранных у кладоискателей находок, приложенных к рапорту приставом, значатся 19 золотых предметов общим весом 261,85 грамма.

Пока пристав писал рапорт и взвешивал конфискованное золото, симферопольская газета «Салгир» в номере от 1 февраля поместила следующую заметку:

«По поводу раскопок древней могилы (от корреспондента «Салгира»). Сегодня мне пришлось видеть у крестьян Василия Чумака и Тимофея Мелешки с товарищами добытые ими из скифской могилы «Агузки» разные древние вещи: собачку из литого золота, пуговку с двумя ушками с изображением лица мифологической богини, кружок, величиной с копейку, с выпуклой пчелкой, пластинку величиною в две коп., с изображением цветка, 141 золотую пуговку с ушками, 123 таких же, но золота на них более, 15 обломков золота, кольцо с уздечки на манер наперстка... Все эти вещи золотые. Нашли они все эти вещи в подземной галерее, сделанной, вероятно, вскорости после того, как была насыпана могила скифами. Подземный ход этот профессором Веселовским, по разрытии могилы, был исследован на расстоянии 16 сажен, но теперь земля осела и крестьяне раскопали еще на девять сажен в другую сторону и тут-то нашли эти вещи».

Удивленное начальство немедленно послало приставу по телеграфу предписание немедленно провести повторное расследование и отыскать названные в заметке предметы. Проведенное дознание показало, что крестьяне, предводительствуемые Василием Чумаком, утаили большую часть находок. В результате полиция конфисковала в совокупности более 700 различных золотых предметов. Уже по стоимости одного металла серьезность находки не вызывала никаких сомнений. Но эта находка — лишь один из многих эпизодов кладоискательской лихорадки, связанной с поисками сокровищ в древних курганах, которые на Украине называют могилами.

...Старый солевозный чумацкий шлях, идущий от Никополя на юг, к Перекопу, тянется по бескрайним степям Таврии. И повсюду, аж до самого Мелитополя и далее, раскиданы по степи высокие, издалека видные «могылы» — курганы, оставленные неведомыми древними народами и таящие, по преданию, несметные сокровища.

Что за народ оставил эти курганы в степи? Бывалые люди рассказывали всякое. Неспешно плетутся по пыльной дороге волы, поскрипывает подвешенное к задку воза ведерко с дегтем для смазки колес, неторопливо льется рассказ о минувших временах...

«Сначала на ций земли, де мы жывемо, жылы туркы, це була турещына. Туркы булы сыльни багачи. Як народа в русскому царстви стало багато, то тоди сталы зганяты туркив с своей земли. Як покорылы туркив, тоди воны — де худобу диваты? Везты нельзя, та й началы iи ховаты в землю. Дралы шкуру з коней и зашывалы в ней грошы, насы-палы бочонкы золота и закопувалы в землю, або опускалы в воду. Воны ховалы в землю и opyдie, разни ружья, пицталеты, пушкы, щоб руськи не воспользовались цым добром. Воны ховалы его куда попавшы: в землю, в воду, в писок. Як зарывають фоши, або як пускають у воду, то заклынають их: «будь вы трыжды проклята, прокляти, прокляти! Хто ци гроши возьме, той и сам проклятый, тому голова долой!» В степи под Екатеринославом однажды выкопали чоловичий шкелет, а в ему висимнадцать мидних стрилок. Стрилки ти булы миж кистками. От цими мидними стрилками и воевалы турки».

А на другом возу другой бывалый человек рассказывает молодым чумакам другую историю:

«Годив пятьсот тому назад була Украина, саме де мы теперь жывем. В тiи Украини жылы розбойныкы чычиньци; хатами у их булы могылы. Як стала Poccia размножатьця и прытисняты чичинцив, то воны взялы и пишлы геть, хто куды попав. У йих багато було грошей, так шо йим невозможно и понесты с собою, то воны взялы и позако-пувалы их в землю скризь по могылах. Одни из ных думалы прыйти в мырне время и одкопаты свои фоши, други закопувалы з заклятiями на викы, шоб нихто йих и не выкопав, а хоть и выкопа, все равно нымы не пожыве, умре; а инши закопувалы на стико-то годив, и як пройдуть ти годы, то гроши самы выйдуть из земли в разных выдах. А зарываше в землю кладов сопровожалось от яким образом: як здумае якый-небудь чичинець закопаты в землю клад, то зараз объявляв о том своим сусидам, шоб воны шлы до его зарываты клад. Сусиды прыйдуть до его; вин зараз начынае копаты яму, и як выкопае яму, то в ней кладуть зараз дошку, на тии досци напысана крейдою (мелом) заклята молитва; на дошку кладуть клад и загортають землею, а хазяин клада в те время тры разы обходе кругом зарывающых клад».

Нет, ну вы скажите — у кого от таких рассказов руки не зачешутся взять лопату и попытать счастья в «могыле»? И перевидали старинные курганы таких искателей счастья тьмы и тьмы...

...Около двух тысяч лет назад верстах в двадцати от нынешнего Никополя был погребен скифский царь. С ним, по обычаю, зарыли жену, рабов, лошадей и имущество, а над могилой насыпали высокий курган, столетия спустя получивший название Чертомлыцкого. Вскоре после похорон в курган, прорыв подземный ход, проникли грабители. Едва они подступились к царским сокровищам, как обвалилась земля, и грабители вынуждены были бежать, оставив одного своего товарища под завалом. А в 1863 году археолог и историк И.Е. Забелин, раскапывая Чертомлыцкий курган, натолкнулся на следы этой древней трагедии. Он обнаружил следы грабительских подкопов, скелеты царя, царицы и челяди. Под грудой обвалившейся земли стояло ведерко с собранными грабителями золотыми украшениями, а рядом лежал скелет неудачливого грабителя, двадцать веков пролежавший на месте преступления.

За два тысячелетия в причерноморских степях сменилось множество народов, оставивших после себя высокие курганы с каменными идолами на вершинах. И два тысячелетия в этих курганах рылись кладоискатели, соблазненные «даровым» золотом мертвецов...

Первые исторические сведения о «гулящих копачах», грабящих курганное золото, появились еще в средние века. В одном из документов XVI века говорится: «По городищам и селищам ходячи, могилы роскопуют, ищучи там оброчей и перстней». А к концу XIX столетия только в Херсонской губернии более половины «степных пирамид» были уже перекопаны и разграблены.

Сокровища скифских «могыл» казались неисчерпаемыми. Знаменитый на Украине курган Сороку грабили несколько столетий, таская оттуда старинные доспехи, которые считали польскими или казацкими. Тем не менее и на долю археологов там кое-что осталось. Большой Рыжановский курган в Звенигородском уезде (под Киевом) раскапывал в 1884 году археолог Ю. Гринцевич. Через три года после его раскопок, в траншее, размытой дождем, местный крестьянин нашел амфору и множество золотых украшений, которые он тайно выкапывал на протяжении нескольких дней. А уже после этого крестьянина другой археолог, Г. Оссовский, нашел еще 446 золотых предмета!

Вскрывая древние захоронения, кладоискатели, конечно, не особо затрудняли себя в определении значения найденных сокровищ. По их убеждению, эти золотые «треугольники», «пластинки» и «кольца» — клады, зарытые турками, татарами, запорожцами, гайдамаками или разбойниками. Поэтому легенды о разбойниках или запорожцах, зарывших золото в очередной «могыле», считались надежным указателем пути к сокровищам.

В степи за Мариуполем, близ села Амвросиевки, Голодаевки и Савуровских хуторов находится курган Савурмогила. Величественный курган был виден за 40—60 верст. Некогда на «могыле» стояла половецкая каменная баба — «каменный чоловик», но к середине XIX столетия ее уже не было.

В старину мимо курганов Савур и Медведь пролегали большие дороги — Чумацкий шлях и Великий (Почтовый) шлях. У чумаков бытовала пословица — «Савур-могыла, Теплынский лис — де бере чумакив бис». Место это считалось заклятым — где-то близ могилы был зарыт зачарованный клад («багато сховано грошей»). Клад этот, по преданию, закопал легендарный разбойник Савва, который «с товарыством» в старину жил на Савур-могиле. Следами пребывания разбойников долгое время оставались глубокие ямы — остатки землянок. Одна из ям, отмеченная кустом бузины, была остатками землянки Саввы.

Скрываясь днем в подземельях, разбойники в ночное время выходили на добычу и собирали дань со всех обозов, шедших по Великому шляху. В одном из подземелий жил у них глубокий старик, который по временам смотрел в книгу и по ней определял, возможно ли еще жить этим разбойникам в данном месте или уже пора скорее уходить, перебираться на другое. Переселяясь на другое место, разбойники из награбленных ими богатств брали лишь небольшую часть, а остальные сокровища с заклятиями зарывали в окрестных местах в землю.

Рассказывают, что,однажды Савва принял в свою шайку одного хлопчика, бывшего с чумаками. Спустя несколько лет он отправил его вместе с другими своими «гайдамаками» в Киевскую губернию, где их «половылы и забралы в москали» (то есть в солдаты). Много лет спустя пас чабановец близ Савур-могилы. Видит — идет «москаль». — «Здорово, человече!» —«Здоров, служивый». — «А кто это выкопал ту канаву, что сбоку могилы?» — «Да вот, такой-то человек». — «И что, он богатый?» — «Да разжился, говорят, здорово». — «Эх, плохо дело: всего один казанок денег и был, да и того не стало». И стал солдат рассказывать чабану, что тут раньше творилось — на могиле и на Великом шляхе... Оказалось, что этот «москаль» и есть тот самый хлопчик...

Поиски золота в курганах были связаны с большим риском для жизни. Речь идет не только о «страхах», насылаемых нечистой силой и привидениями, но и о реальных опасностях, подстерегающих кладоискателя в подземных ходах и древних склепах.

Верстах в пяти от города Купянска, по дороге в слободу Маночиновку, возвышался большой курган, известный под названием Острой могилы. Курган, вероятно, был остатками древнего городища. Он долгое время служил местом паломничества окрестных кладоискателей, и искать клад в Острой могиле приезжали кладоискатели аж из Воронежской губернии. Следы раскопок были видны повсюду. Говорили, что будто одному из кладоискателей удалось докопаться до дверей, запертых большим висячим замком. Но лишь только дотронулся он до замка, как услышал из-за двери голос: «Не трогай, пропадешь! А прежде откопай на 80-саженной цепи ключ, тогда отопрешь им все двери и все будет твое». Дверь внезапно засыпал обвал земли, а сам кладоискатель едва живой вылез из вырытого им в кургане хода и отказался от дальнейших работ.

Смертью кладоискателя закончились поиски сокровищ легендарного разбойника Саввы Самодриги в курганах близ деревни Шамовки Херсонской губернии. Прорыв подземный ход в курган, кладоискатели в одну из ночей проникли в склеп, где обнаружили обугленный скелет. Ночь, душное подземелье, мысли о подстерегающих кладоискателя «страхах», внезапное зрелище человеческих останков — все это так повлияло на кладоискателей, что один из них умер от страха, а другой навсегда зарекся лазить по ночам в «могылы».

Справедливости ради надо сказать, что иногда игра со смертью все же стоила свеч и находка курганного золота многократно превышала все неудобства, риск и издержки, связанные с кладоискательством. Но чаще всего грабителям курганов после нескольких дней или даже недель упорных раскопок доставалась ни на что не годная рухлядь. Вместо желанных денег кладоискателям доставались целые возы человеческих костей, битой глиняной посуды, ржавого железа, угольков.

В 1876 году в окрестностях села Андрусовки кладоискатели раскопали несколько курганов. Единственными стоящими вещами, найденными в них, оказались древнегреческая чернолаковая вазочка и серебряный проволочный браслет — да и то их отобрал у кладоискателей уездный исправник и доставил в Херсонский Археологический музей. А остальными находками стали медный котелок, бронзовые наконечники стрел и глиняные горшки, которые кладоискатели с досады перебили. Еще печальней закончились поиски клада в селе Вершац, где в течение зимы 1898—1899 года местными крестьянами были раскопаны несколько курганов. Мало того, что в них, кроме битых черепков, ничего не оказалось, так кладоискателей вдобавок арестовала уездная полиция, и десятерых из них привлекла к суду.

Верстах в семи к востоку от села Заселья близ Херсона до сих пор сохраняются следы обнесенного небольшим валом городища, покрытого следами кладоискательских ям. Называют его Шарманским городищем. Окрестные жители были убеждены, что в том городище есть подвал, а в нем запрятанные запорожцами 12 бочонков золота. В течение 18 лет около пятидесяти местных крестьян под предводительством кладоискателя Дня Холодулькина разрывали городище. Всю осень до больших морозов кладоискатели жили в степи в наскоро сделанных землянках, нанимали для раскопок рабочих и сами неустанно копали Они добрались до каменной камеры, вероятно, погребальной, от которой шли в разные стороны подземные ходы; вверху камера была заложена толстыми бревнами, а в них проделаны два отверстия. Целая армия всевозможных колдунов, ворожей и баб-шептух уверяла, что они, колдуны, «видят», побуждала кладоискателей продолжать раскопки, и те ежегодно, затрачивая большие деньги на доски, бревна и «струмент», с наступлением свободного от сельскохозяйственных работ осеннего времени принимались за раскопки. Слух об этом предприятии дошел до Херсона, и по распоряжению губернатора полиция прекратила раскопки.

Но, невзирая на явную убыточность кладоискательства, ежегодно толпы искателей сокровищ уходили в степь и проводили там недели и месяцы, раскапывая «могылы». Стимул к этому был прост: вон, в Кучугуровке Грицко нашел «шкарб» в «могыле» — а мы чем хуже? Ведь есть же они, клады!

Да есть, конечно..

«ПАНСКИЕ КЛАДЫ»

«В старину здесь по деревням ходили паны. Они грабили у народа имущество, у кого что взять могли, упрямых всячески мучили, жгли у них дома, а иных убивали Деньги паны прятали в землю в намерении на обратном пути взять с собою. На Сонде-острове, говорят, спрятана ими в землю бочка с деньгами... Другой клад есть между деревнями Петелнаволоком и Масельгою, на пожне. Каждою весною приносит водою на дорогу маленькие, продолговатые, серебряные монеты, которые иные счастливцы находят и хранят у себя для счастья».

Подобные легенды есть, наверное, в каждом селе на севере России. Если судить по этим бесчисленным рассказам, то Русский Север — одно из самых «кладоносных» мест в мире. Однако вот беда — здешние клады зачарованы, закляты крепкими древними заклятьями загадочного, «ушедшего в землю» народа, известного под именем «чудь белоглазая»...

Предания Русского Севера, Урала и Сибири повествуют о том, что чудь белоглазая жила здесь задолго до прихода русских. Она занималась в горах добычей золота и серебра, и долгое время спустя древние рудники в Сибири, где добывали золото, серебро и медь, в народе называли «чудскими копями». На всем бесконечном пространстве Севера и Приуралья местные жители указывают чудские крепости, городища, могилы.

Чудью обычно называют финские племена, жившие здесь до прихода русского населения, однако исследователи давно установили, что чудь — общее понятие для всех аборигенов-инородцев, обобщенное название для самых разных этнических групп. И для здешнего дославянского населения существует еще и другое название — «паны». «Чудские паны — главные чудские начальники» — утверждают легенды. Чудские паны жили в укрепленных замках, владели сокровищами и прятали клады в священных рощах, источниках и под священными камнями. Однако мистический символизм клада — сокрытая магическая сила, жизненная энергия, удача. Вот почему скрытые в священных местах зачарованные клады «панов» до сих вызывают суеверный страх жителей.

Легендарный «пан» — это искаженное «пам». Пам, по верованиям коми-зырян — человек, обладающий громадной волшебной силой, могущий повелевать стихиями и «лесными людьми». Памы обладали бессмертием и им повиновались духи. Когда паму требовалось, он зычным голосом сзывал духов, они слетались к нему и рассказывали паму о мирских делах. В житии Стефана Пермского описывается словесный поединок Стефана с зырянским «сотником» Памом. Здесь Пам — патриарх, верховный жрец древней религии коми. Таким образом, в северных преданиях о «панах» присутствует слой преданий о древних чудских жрецах — «памах».

Несомненно, что с воспоминаниями о чуди смешались и переплелись исторические предания о польских панах Смутного времени, о панщине — временах Смуты, временах разбойных шаек, безжалостно опустошавших селения и погосты. Панами называли и мелкие бродячие шайки, отбивавшиеся от войск Сапеги и Лисовского, и отряды шведских войск, и русских разбойников — шишей. В легендах, распространенных на Севере, чудь и паны нередко оказываются совершенно тождественными друг другу и обозначают в совокупности инородцев, обобщенный образ которых в одинаковой степени архаизируется и гиперболизируется. Иногда и чудь, и паны представляются просто как разбойники. Г. Куликовский в «Словаре областного Онежского наречия», объясняя слово «паны», пишет: «Под этим именем, иногда заменяемым именем чуди, в памяти обывателей Олонецкой губернии смешаны, по-видимому, все, от кого в далекие времена пришлось отстаивать свою собственность, самостоятельность: здесь и действительная чудь, живущая местами в Олонецкой губернии, и та загадочная чудь, воспоминания о которой живут в средней России и в Сибири, и литовцы, и шайки разного рода людей, во времена самозванцев рыскавших по Северу».

При всей своей фантастичности и запутанности сказания о панах содержат зерно исторической истины. За этими преданиями кроятся глухие, обрывочные намеки и обрывки воспоминаний и преданий, относящиеся к гораздо более древнему времени, нежели Смутное. Корни этих преданий уходят в эпоху, когда первые славяне-колонисты встретили здесь людей «не своей веры» и сохранили память об этом времени в преданиях о заселении края.

В северных сказаниях легенды о «зачарованных кладах» непосредственно связаны с чудью или панами. Именно к временам чуди относят «начало кладов». Как утверждают легенды, когда началась русская колонизация Севера, то «чудь в землю ушла, под землей пропала». По рассказам, чудь закапывалась так: выкапывали яму, ставили по углам столбики, делали над ямой крышу, сверху засыпали землей и камнями, потом сходили в ямы с имуществом и, подрубив подставки, погибали.

С чудскими курганами связаны многие загадочные явления. Эти курганы в ночи нередко светятся синим пламенем, из них доносятся звуки — вопли, завывания, постукивания, гул. На реке Сойге существует Чудской порог, около которого по берегам расположены чудские могилы. Заостренными кольями их пытались проткнуть, и там, внутри, что-то гудело. Если ударить по кургану — «чудской могиле», то внутри слышится пустота. Древние могильники нередко называют на Севере «могилами панов», «панами» или «панками». Мест, где похоронены паны, люди боятся и ночью мимо них не ходят.

Клады в местах прежнего обитания чуди и «панов» — непременный атрибут всех северных легенд. Рассказывают, например, что в Разбойном озере существовала лестница, уводящая вглубь, туда, где скрыт золотой клад «панов». А около Еменгского озера укрыт клад панов, состоящий из «кожаных денег с серебряными гвоздиками». Известен клад панов — котел с золотом, зарытый близ реки Сить, на пустоши Тяжковой близ Кобылья болота.

Многие чудские клады спрятаны в священных рощах, под священными деревьями, под камнями с непонятными знаками, находятся на дне озер, рек, болот:

«Кошель с золотом спущен в Ригон-реке, в трех верстах от селения Койкинец, основателем его паном Койкой».

«На правом берегу реки Волошки есть небольшой залив, называемый Мутихой. И в Мутихе чудью схоронен клад — затоплена лодка с металлами».

«Во время одной из побед наших паны имевшееся у них золото попрятали в дула своих ружей, которые бросили в реку Сить».

Такое изобилие сведений о лежащих буквально под ногами сокровищах, разумеется, не могло оставить равнодушными кладоискателей. Поиск «панских кладов» начался еще в XV—XVI веках и с завидным упорством велся на протяжении пятисот лет. Многочисленные «панские могилы», «панки», «паны», «панщины», в большинстве случаев оказавшиеся курганными могильниками VII—XIII веков, были вскрыты, раскопаны, срыты до основания. Иногда поиски были безуспешными, иногда увенчивались кое-каким успехом: «Стали мы рыть за полем по Петиньевской дороге, недалеко от Петиньева... Да и то долго рыли зря, сколько ям накопали. Все-таки вырыли! Сбрую серебряную, да еще много чего-то, не помню... Костей да черепьев много повырыли. Сказывают — это панов кости-то», — вспоминал много лет спустя один из кладоискателей. Но крупных находок не было (или они тщательно скрывались), и это послужило основанием для утверждений о том, что «панские клады» в руки не даются — зачаровала их хитрая чудь.

В тексте одной старинной записи на клад в селе Зуйка-ре, в Вятской губернии, написано про «панский клад» в Чудской горе на правом берегу Камы. Здесь растет громаднейшая, немного кривая сосна, а поодаль от нее, аршинах в четырех, стоит трухлявый пень до двух метров в диаметре. Клад этот пытались найти много раз, но когда подходили к нему, поднималась такая буря, что сосны клонились вершинами до земли, и кладоискатели были вынуждены оставить свое предприятие.

Впрочем, говорят, некоторым искателям сокровищ все же удавалось проникать в тайны подземных жителей, но обходилось им это очень и очень дорого. Вид «чудаков» столь ужасен, что некоторые кладоискатели, повстречав их в подземельях, выходили оттуда совершенно помешанными и уже не могли поправиться всю оставшуюся жизнь. Еще хуже приходилось тем, кто наталкивался в «чудских могилах» на кости «заживо погребенной» чуди, — мертвецы, охраняя свои клады, внезапно оживали, как только кто-нибудь приближался к их сокровищам...

Предания о «панских кладах» — это предания прежде всего о кладах в виде той самой магической силы, которой обладала таинственная чудь. Это очень древние сказания, корни которых уходят в глубины тысячелетий и уже не отыскать их начала. Загадка «панских кладов» остается неразгаданной. До сих пор таятся они под землей, куда ушла легендарная чудь белоглазая, и только в предсумеречной тишине иногда можно слышать, как звенит золото, пересыпаемое подземными жителями в глубине сопок...

КЛАДЫ БОРОВИЦКОГО ХОЛМА

«Паутина, прах. На полках вдоль стен стояли чеканные, развалистые ендовы — времен Ивана Грозного и Бориса Годунова; итальянские кубки на высоких ножках; серебряные лохани для мытья царских рук во время больших выходов; два льва из серебра с золотыми гривами и зубами слоновой кости; стопки золотых тарелок; поломанные серебряные паникадила; большой павлин литого золота, с изумрудными глазами — один из двух павлинов, стоявших некогда с боков трона византийских императоров... на нижних полках лежали кожаные мешки, у некоторых через истлевшие швы высыпались голландские ефимки. Под лавками лежали груды соболей, прочей мягкой рухляди, бархата и шелков — все побитое молью, сгнившее».

Так Алексей Толстой в романе «Петр I» описывает потайную царскую сокровищницу, скрытую глубоко в недрах Боровицкого холма...

В течение столетий манил искателей сокровищ овеянный легендами Боровицкий холм. Едва ли не с начала Москвы он служил местом укрытия ценностей княжеской, а затем и царской династии. Самый первый клад найден в Кремле в 1844 году. Он же является и самым древним из кладов на Боровицком холме. Как полагают историки, время его захоронения — 1177 год, когда Москва подверглась нападению рязанского князя Глеба: «Глеб на ту осень приехал на Московь и пожже город весь». Именно тогда знатная москвичка укрыла в земле свои украшения — две массивные серебряные гривны и два серебряных же семи-лопастных височных кольца. Этот клад был обнаружен при строительстве фундамента Оружейной палаты, неподалеку от первой в Москве каменной церкви Рождества Иоанна Предтечи, ныне не существующей. Как отмечал известный историк Москвы И.Е. Забелин, эти находки «по своей величине и массивности выходят из ряда всех таких же предметов, какие доселе были открыты в курганах Московской области, что может указывать на особое богатство и знатность древних обитателей Кремлевской береговой горы».

В июне 1988 года, проводя земляные работы в местах, где проходил восточный оборонительный рубеж древнего Кремля, строители наткнулись на участок городской застройки тех лет. При обследовании его археологи обнаружили на шестиметровой глубине деревянный ларец, украшенный металлическими бляшками. В ларце находилось около двухсот ювелирных изделий из драгоценных металлов. Среди них — браслеты, подвески, шейные гривны, медальоны, бусы, перстни и многое другое. Некоторые из этих вещей — большая редкость. По научной и художественной ценности эта находка не имеет аналогов.

Как полагают, владельцами этих вещей были члены боярского или княжеского рода. Клад был спрятан во время осады Москвы войском Батыя в 1237 году и не востребован владельцми, которые, очевидно, погибли: «Взяша Москву татарове... град и церкви святые огневи предаша и монастыри вси и села пожгоша и много именья вземше отидоша». К этому же времени, возможно, относится и другой клад, датируемый концом XII — началом XIII века, найденный в 1966 году под фундаментом Успенского собора, — четыре серебряных височных кольца, завернутые в истлевший обрывок ткани.

В XV веке строительство Кремля вели итальянские мастера Аристотель Фиораванти, Пьетро Антонио Солари, Алевиз Новый. Помимо наземных сооружений — стен, башен и храмов — итальянцы, как полагают, соорудили в недрах Боровицкого холма целую сеть подземных тайников, где укрывались сокровища царской фамилии, в том числе и легендарная библиотека Ивана Грозного.

Подземные тайники под Кремлем привлекали к себе внимание еще с петровских времен. Сенсацией стало опубликованное И.Е. Забелиным в конце прошлого века дело московского пономаря Конона Осипова, из которого стало известно, что в 1680-х годах дьяк Василий Макарьев, выполняя поручение царевны Софьи, спускался в секретные подземелья Кремля и, пробираясь заброшенным подземным ходом, видел внезапно открывшуюся ему белокаменную «полату», в которой находилась неизвестная «поклажа» — множество сундуков с огромными вислыми замками. Осипов брался разыскать таинственную «поклажу», однако его поиски ни к чему не привели.

В первой половине XX века исследования кремлевских подземелий вел археолог И.Я. Стеллецкий. Он пришел к выводу, что начиная с XV века под городом была создана сеть подземных лабиринтов и «палат», в большинстве случаев связанных между собою. Боровицкий холм, на котором стоит Кремль, имеет множество подземных сооружений, причем в их число включены пещеры времен неолита, которые Фиораванти расчистил и соединил подземными ходами. Задачей преемника Фиораванти — Пьетро Антонио Солари — было, по мнению Стеллецкого, «тщательно увязать подземный Кремль с наземным». Солари возводил, в частности, наиболее уязвимую восточную часть Кремля, и все его постройки несут в себе элемент загадки. Такова, например, Сенатская башня, которая, при расчистке в 20-х годах нынешнего столетия, оказалась «колодцем неизвестной глубины». Стеллецкий полагал, что эта башня — «общекремлевский люк в подземную Москву». Такова и Арсенальная (Собакина) башня — «важнейший ключ к подземному Кремлю», которая в летописных источниках прямо называется «Тайником». В 1976 году здесь был найден клад предметов воинского снаряжения — два богато украшенных шлема-шишака, с чеканным узором и серебряной инкрустацией, четыре массивных стремени и скипевшиеся куски двух кольчужных доспехов. И снова находка вызвала удивление и восхищение специалистов: датируемые 1500-ми годами, эти шлемы оказались древнейшими из известных в Европе изделий такого рода.

А недавно появились сообщения о том, что возобновляются исследования подземелий Кремля. И кто знает, какие новые находки сулят они...

СОКРОВИЩА АНДРЕЯ СТАРИЦКОГО

Редкий путешественник доберется до старинного села Микулина — находится оно вдалеке от больших дорог, на самой границе Московской и Тверской областей. Над поймой тихой и светлой речки Шоши, окруженный оплывшими, но все еще внушительными валами, среди вековых берез, стоит древний собор Михаила Архангела — усыпальница последнего князя Микулинекого Семена Ивановича, «мужа, известного умом и храбростию», участника взятия Казани и Ливонской войны. Только собор и эти заросшие травой валы, усеянные белыми цветами земляники, напоминают о тех давних годах, когда Микулин был одним из важнейших тверских городов и центром удельного княжества.

Микулин был построен тверичами для защиты Твери с юго-запада, со стороны Волоколамска, а первым мику-линским князем в 1363 году стал Михаил Александрович — «бе муж страшен, и сердце его яко сердце льву» При нем в Микулине и был возведен этот сохранившийся до нашего времени вал, и построена деревянная крепость — детинец. А много лет спустя, в 1398 году, уже на склоне лет своих, князь Михаил — Великий князь Тверской — проживший тяжелую, полную борьбы, сражений, изгнаний, жизнь, построил в Микулине каменный собор во имя своего небесного патрона — Михаила Архангела. Видимо, помнил хорошо князь годы юности, проведенные в Микулине, и хотел, чтобы и город помнил о нем. Но тот собор не сохранился — вместо него, на фундаментах и подклете старого, князья Микулинские построили в 1559 году новый собор — пятиглавый, стройный, высоко вознесшийся над поймой Шоши. Но закладную доску перенесли из старого — и еще и сегодня можно прочитать полустертые буквы: «В лето 6906 построен собор сей Архистратига Михаила Великим Князем Тферскым Михаилом Олександровичем...»

Своего расцвета Микулин достиг в XV веке, когда город стал одним из крупнейших в Тверской земле. Князь Михаил завещал Микулин своему сыну Федору, ставшему родоначальником самостоятельной ветви тверского княжеского дома — князей Микулинских. Город начал застраиваться по обоим берегам Шоши, вокруг детинца разросся обширный посад, где велся значительный торг. В городе имелось 18 деревянных церквей, следы которых сохранялись и в XIX веке. Микулинские князья чеканили свою монету — не только серебряную, но и разменную, медную, и находки старинных «денег» и «пул» и сейчас нередки в Микулине.

А в 1850 году в осыпи микулинского вала был найден удивительный клад — массивная серебряная чаша, покрытая чеканным орнаментом, с изображением Святого Георгия, поражающего копьем дракона. На дне чаши вилась загадочная надпись: «КNВЛКГНО РГНА».

Уникальная находка прошла через множество рук, пока не оказалась в Историческом музее, где ею заинтересовался известный русский нумизмат А. В. Орешников. Исследовав ее, он пришел к выводу, что владельцем чаши мог быть князь Юрий Дмитриевич Звенигородский, второй сын Дмитрия Донского. А укрыл ее в Микулине, по мнению Орешникова, некто иной, как сын князя Юрия — Василий Косой, и случилось это во время очередной княжеской усобицы за московский великокняжеский стол.

Эту гипотезу, хотя и доказательную, все же нельзя считать до конца достоверной. Чаша на самом деле могла сменить не одного владельца — ведь такими предметами дорожат и передают из поколения в поколения. Да и был ли Василий Косой в Микулине? Его маршруты лежали гораздо севернее и восточнее — Дмитров, Галич, Вятка, Новгород, Бежецк, Вологда. И с чего бы вдруг князь из московского княжеского дома стал прятать свои сокровища в крупном городе чужого княжества? Микулин в те годы находился в руках сильной Твери, и вряд ли тверичи не следили за передвижениями беглого князя, чей беспокойный нрав был им хорошо известен.

А вот другой изгнанник в Микулине был наверняка — через этот город лежала дорога из Москвы в его владения. Звали этого изгнанника князь Андрей Старицкий.

Младший сын Ивана III, Андрей Старицкий был родоначальником ветви последних удельных князей в России. С гибелью в 1563 году его сына, Владимира Старицкого, убитого в московской темнице, род князей Старицких пресекся.

Став в 1505 году Старицким князем, Андрей Иванович носил этот титул до 1537 года и больше бывал в Москве, чем в Старице. «Будучи слабого характера и не имея никаких свойств блестящих, — пишет Карамзин, — пользовался наружными знаками уважения при дворе и в совете бояр, но в самом деле он нимало не участвовал в правдении... то хотел милостей от двора, то являл себя нескромным его хулителем». После смерти Василия III Андрей Старицкий бил челом вдове великого князя Елене Глинской о прибавлении новых областей к его уделу. Ему отказали, но, по древнему обычаю, в память об усопшем дали щедрые дары из московской великокняжеской казны, в том числе «множество драгоценных сосудов». Не тогда ли попала к Андрею Старицкому старинная чаша Юрия Звенигородского?

Но «драгоценных сосудов» Андрею Старицкому показалось мало, и произошло у него с Еленой Глинской «несогласие». Сочтя себя обделенным, князь Андрей уехал в Старицу. Дорога же из Москвы в Старицу лежала через Микулин...

Отъезд князя «в обоих сторонах произвел подозрение». Елена Глинская видела в Андрее Старицком соперника, реального претендента на московский стол. Отношения Москвы и Старицы начали обостряться. После серии интриг, сопровождавшихся дипломатической перепиской, терпение Москвы лопнуло и на арену выступили войска. Дружины ближних бояр Старицкого, князей Оболенских и боярина Никиты Хромого, тайно начали стягиваться к Волоколамску. Андрей немедленно выехал из Старицы с женою и сыном и остановился в селе Берново...

Старинное село Берново на реке Тьме имеет древнюю историю. Оно известно еще с XIV века, когда являлось одним из пограничных пунктов между владениями Твери и Новгорода. Село принадлежало новоторжским боярам Берновым, здесь проходил оживленный торговый тракт. После 1569 года Берново поступило в опричнину, а в начале XVII века было отдано стольнику Калитину. За его потомками оно сохранялось до середины XVIII столетия, составляя одно огромное владение, и вся окрестная местность вплоть до начала XX века сохраняла название Калитинщины. При Калитиных в 1699 году в Бернове была построена сохранившаяся до наших дней Успенская церковь.

Вот в этом-то селе и разбил свой лагерь мятежный князь. Отсюда он планировал двинуться на Новгород, «потому что новгородцы к его принятию были склонны». Стоя лагерем в Бернове, мятежный князь рассылал грамоты дворянам и детям боярским, призывая их под свои знамена, чтобы «овладеть Новгородом и всею Россиею, буде возможно».

Вот тут-то, в Бернове, говорят, и остались лежать в земле главные сокровища Андрея Старицкого. Местное предание рассказывает, что «не зная, будет ли ему успех, а либо смерть от меча, схоронил тайно князь Андрей Иванович в Бернове часть своего кошта». Заметьте — часть! А остальное? Какая-то часть, вероятно, оставалась в княжеском обозе. А отголоском судьбы других пропавших «драгоценных сосудов», вероятно, стала серебряная чаша из Микулина.

Судьба Андрея Старицкого завершилась трагически: не получив нигде поддержки, он доверился честному слову Москвы и явился к Елене Глинской с покаянием. Но по прибытии в Москву его схватили и «посадили в заточение на смерть». Через полгода князя не стало. Были казнены все его ближние бояре, участники похода в Берново — князь И.А. Пенинский-Оболенский, князь Г.А. Пенинский-Оболенский Большой, князь Г.А. Пенинский-Оболенский Меньшой, князь И.Б. Палецкий, князь И.А. Хованский, боярин И.И. Лобанов-Колычев. Были повешены и около 30 новгородских дворян, явившихся на призыв старицкого князя. Никого из посвященных в тайну берновского клада в живых не осталось.

А «драгоценные сосуды» и другие сокровища Андрея Старицкого до сих пор ждут своего находчика. Если они существуют, конечно...

КУДЕЯРОВЫ КЛАДЫ

В один из погожих апрельских дней 1881 года в Петербурге, на Литейном проспекте, над дверью ювелирной лавки брякнул колокольчик. Полноватый хозяин лавки, с седой бородкой клинышком, вышел навстречу посетителю. В дверях стоял черноусый плотный человек, явно провинциал, с небольшим свертком в руках.
— Что вам угодно? — поинтересовался ювелир.
— Я слышал, вы покупаете старинные драгоценности, — неуверенно проговорил вошедший.
— Вы хотите мне что-то предложить?
— Да... Вот, извольте взглянуть.
Посетитель положил сверток на прилавок и развернул его. Ювелир ахнул. На прилавке лежали массивный чеканный золотой ковш старинной работы, украшенный самоцветными камнями, и несколько золотых и серебряных перстней с эмалью, рубинами и бирюзой.
— Это же очень древние вещи, — полувопросительно-полуутвердительно произнес ювелир, взглянув на посетителя поверх пенсне.
— Да. Это вещи из клада, который нашли на моей земле. Я помещик, из Курской губернии, у меня там небольшая земляная дача, двести десятин с лишком. Говорят, это золото Кудеяра.

Золото Кудеяра... Воистину, из всех легенд о «зачарованных кладах» это самая большая загадка, неразрешенная до сих пор. Здесь неясно все. Кто такой Кудеяр? Когда и где он жил? Сколько у него было сокровищ и где они? Где и как окончил он свою разбойную жизнь? Нет ни одного достоверного свидетельства, ни одного достоверного документа, ничего нет. Только легенды и многочисленные, рассеянные от Днепра до Волги, Кудеяровы «городки», овраги, курганы, камни, леса, урочища... И — клады. Клады, полные несметных сокровищ, которые до сих пор таятся где-то на всем пространстве бывшего Дикого поля...

«Жили двенадцать разбойникам, Жил Кудеяр-атаман Много разбойники пролили Крови честных христиан».

Разбойник Кудеяр принадлежит к одним из самых популярных персонажей фольклора. Легенды о нем записаны во всех южных и центральных губерниях России, от Смоленской до Саратовской.

«А то еще был Кудеяр — этот где-где не разбойничал! И в Калуге, и в Туле, и к Рязани, и к Ельцу, и к Воронежу, и к Смоленску — везде побывал, везде свои станы раставлял и много кладов позарыл в землю, да все с проклятиями: страшный колдун был. И какою поганой силой владел: раскинет на берегу речки, озера, так какого ручья, раскинет полушубок или свиту и ляжет спать; одним глазом спит, другим сторожит: нет ли погони где; правый глаз заснул — левый сторожит, а там левый спит, правый сторожит — так вперемену; а как завидит где сыщиков, вскочит на ноги, бросит на воду полушубок, на чем спал, и станет тот полушубок не полушубок, а лодка с веслами; сядет Кудеяр в ту лодку — поминай как звали... Так и издох своей смертью — никак изловить его не могли, как там ни старались».

Это только одно из кратких жизнеописаний Кудеяра, бытовавших в народе. Какой же реальный исторический персонаж скрывается за этим именем? На этот счет уже высказано множество гипотез, но, увы, ни одна из них не проливает свет на тайну Кудеяра.

Когда жил Кудеяр? Здесь мнения в основном совпадают в середине XVI века. Он был современником Ивана Грозного. Это отчасти подтверждается документами. Так, в 1640 году, в ответ на запрос из Москвы, тульский воевода писал, что ему про Кудеяра «сказывали давно старые люди, лет с 40 назад».

Большинство историков согласны и с тем, что имя Кудеяр (Худояр) татарского происхождения. У Карамзина упоминается крымский мурза Кудояр, который в 1509 году очень грубо обошелся с русским послом Морозовым, назвав его «холопом». С тем же именем известны послы крымский и астраханский. Но, как нередко бывало в древности, от татар это имя могло быть усвоено и русскими.

Многие легенды прямо называют Кудеяра татарином. По преданиям, записанным в Саратовской и Воронежской губерниях, Кудеяр был татарином, знавшим русский язык, человеком огромного роста. Он был баскаком — ханским сборщиком податей. Разграбив подмосковные селения и с большим богатством возвращаясь в Орду, в саратовские степи, Кудеяр по дороге решил скрыть от хана взятую дань и поселился в воронежских землях, где стал промышлять разбоем. Здесь он женился на русской девушке — редкой красавице, которую увез силой.

В рязанской и некоторых местностях Воронежской губернии рассказывали, что Кудеяр — опальный опричник, который угонял скот у местных жителей, грабил и убивал московских купцов. А в Севском уезде Орловской губернии Кудеяра вообще считали не человеком, а нечистым духом-«кладовиком», который стережет заговоренные клады.

В исторических документах, относящихся к временам Ивана Грозного, упоминается сын боярский белевец Кудеяр Тишенков, изменник, перебежавший к крымскому хану и помогавший ему овладеть в 1571 году Москвой. Затем Кудеяр Тишенков ушел с татарами в Крым. Беседуя с крымским послом два года спустя, Иван Грозный сетовал на то, что хану удалось взять Москву с помощью бояр-именников и разбойника Кудеяра Тишенкова, который навел татар на Москву. Однако ничто не свидетельствует о том, что Кудеяр Тишенков и является тем самым легендарным разбойником Кудеяром.

Весьма популярна увлекательная гипотеза о том, что Кудеяр — некто иной, как старший брат Ивана Грозного, претендент на русский престол. Основанием для подобных утверждений послужили следующие исторические события.

Первая жена великого князя Василия Ивановича, отца Ивана Грозного, Соломония Сабурова была бездетна. После долгих ухищрений стало ясно, что наследников у князя не будет. Тогда Соломония Сабурова, в нарушение всех церковных канонов, была насильно пострижена в монастырь, а князь вторично женился — на Елене Глинской, которая родила ему двух сыновей — Ивана и Георгия (Юрия). Меж тем у монахини Соломонии Сабуровой, заточенной в монастыре... тоже родился сын! Новорожденный вскоре же умер и был погребен в Суздальском Покровском монастыре. Однако раскопки его могилы в 1934 году показали, что похоронена была кукла в одежде мальчика. Существует предположение, что ребенка скрыли, опасаясь убийц, подсылаемых второй женой — Еленой Глинской, и тайно переправили к крымскому хану. Там он вырос и под татарским именем Кудеяр явился на Русь, как претендент на престол. Не добившись успеха, Кудеяр занялся разбоем.

Как можно заметить, почти все перечисленные гипотезы связывают Кудеяра с Крымским ханством. А места, где, по преданиям, разбойничал Кудеяр, несмотря на свою географическую разбросанность, объединены одним общим свойством: здесь проходили древние торговые и посольские пути из Крыма в Московскую Русь. На этих дорогах разбойники выслеживали богатую добычу, а затем прятали ее в потайных местах, около своих станов и городищ.

Кудеяровых городков, где, по преданию, зарыты разбойничьи клады, известно в Южной России около сотни. Особенно много таких «городков» находилось в пределах Воронежской губернии — уездах Воронежском, Задонском, Землянском, Бобровском, Коротоякском и Павловском. Так, в Шиповом лесу у села Ливенки в Павловском уезде находились остатки «логова;» Кудеяра, включавшего дом, кладовые и конюшни. С этим местом связано множество легенд о разбойных делах страшного атамана. Укромное место под названием Кудеяров лог указывали в Задонском уезде, в 6 верстах от села Белоколодского, по дороге на Липецк. Этот глубокий овраг окружен крутыми, почти отвесными стенами, что делало его надежным убежищем. Рядом находится лощина, называемая «Мертвушкой», — по преданию, здесь Кудеяр казнил взятых в плен купцов.

Явно сделанное человеческими руками насыпное городище под названием «Кудеяров притон» было известно в Бобровском уезде. Городище в виде большого четырехугольника, окопанного валами и рвом, со всех сторон окружено болотами и кустарником. Говорят, здесь находилась первая ставка Кудеяра.

В Липецкой области, на Дону, напротив села Долгого, возвышается гора, именуемая Черным Яром или Городком. На ней лежит очень большой камень синеватого цвета. По преданию, здесь находилась Кудеярова крепость. Лежащий на горе камень считали заколдованной, окаменевшей лошадью Кудеяра, получившей синеватый цвет оттого, что она была опалена огнем. Рассказывают, что Кудеяр вместе со своими соратниками Волдырем и разбойницей Анной, укрываясь в донских лесах, грабил караваны купцов, шедших вниз по Дону. Заинтересованные в безопасности пути, донские казаки ополчились против Кудеяра. Сначала они разгромили ставки Волдыря и Анны, затем добрались до пристанища Кудеяра. Долго осаждали они его крепость, затем догадались обложить ее хворостом и зажечь со всех сторон. Тогда Кудеяр зарыл все свои сокровища в землю, поставил над ними свою любимую лошадь, обратив ее в камень, чтобы она не сгорела, а сам бежал в лес. Но казаки погнались за ним, хитростью взяли в плен, сковали и бросили с Черного Яра в Дон.

Неподалеку, в бывшем Пронском уезде, близ сел Чулково и Абакумове, находится урочище Каменные Крестцы, где была одна из главных ставок Кудеяра. Рассказывают, что в XVIII веке здесь нашли камень с именем Кудеяра.

На реке Неруч, в Орловской губернии, в трех верстах от села Затишье, есть две «ямы Кудеяра» — по три сажени глубиной, соединенные подземным ходом с рекой Неруч. Здесь, по преданию, скрывался Кудеяр. Множество кладов Кудеяра связано с Брянскими лесами и вообще со всей лесной частью бывшей Орловской губернии.

В Тульской и Калужской губерниях рассказывали о кладах Кудеяра, зарытых в различных «колодцах», «верхах», «ярах», а кое-где сохранялись и кладовые записи на Кудеяровы клады. Одной из таких записей в конце прошлого века владел монах Оптиной пустыни, после смерти которого рукопись попала в монастырскую библиотеку. В ней содержались обширные сведения о кладах, зарытых Кудеяром в окрестностях Козельска и Лихвина (ныне Че-калин).

В качестве одного из мест, где положены клады Кудеяра, рукопись называла Чертово городище или Шутову гору — таинственное лесное урочище в 18 верстах от монастыря Оптина пустынь, неподалеку от старинной дороги из Козельска в Лихвин, на которой так удобно было грабить проезжавших купцов.

...На заросшем лесом высоком бугре, господствующем над окружающей местностью, почти на самой его вершине тремя отвесными стенами поднимается из земли громадная глыба сероватого песчаника, изборожденная многочисленными трещинами и поросшая мхом. Из-за этих четких граней городище иногда называли еще Гранный Холм. Четвертая сторона городища, полуразрушенная временем и заросшая травой, почти сравнялась с площадкой на вершине бугра, образуя «двор» Чертова городища. По преданию, здесь находился «замок» Кудеяра, построенный для него нечистой силой. Будто бы за одну ночь бесы соорудили на площадке городища двухэтажный каменный дом, ворота, выкопали пруд. Однако постройку закончить до рассвета не успели — прокричал петух, и нечистая сила разбежалась. И, по рассказам свидетелей, еще долгое время спустя, вплоть до начала 1800-х годов, на городище можно было видеть недостроенное здание — «памятник бесовской архитектуры», которое затем начало быстро разрушаться.

Следы выкопанного «бесами» пруда указывали еще в 1880-х годах, а многочисленные каменные обломки, разбросанные вокруг городища, свидетельствуют как будто о каких-то постройках, некогда бывших здесь. А на одном из камней, лежавших у подножия городища, еще сто лет назад явственно был виден след «лапы» нечистого.

В толще песчаника, из которого сложено городище, скрывается несколько пещер. В главной пещере, называемой «входом в нижний этаж», могло свободно разместиться несколько человек. Из нее два узких лаза уходят вглубь горы.

Рассказывают, что строившая замок нечистая сила сберегает теперь зарытые на городище и в окрестных оврагах и лесных урочищах клады Кудеяра. А по ночам на городище появляется привидение дочери Кудеяра Любуши, проклятой отцом и навеки заточенной в недрах Чертова городища. Будто выходит она на гору, садится на камни и плачет, просит: «Тяжко мне! Дайте мне крест!» В прежние времена монахи Оптиной пустыни дважды устанавливали на городище крест. Неподалеку от городища находится Кудеяров колодезь, в котором укрыты, по преданию, 12 бочек золота.

Очень интересны свидетельства о Кудеяровом городке на горе Богатырке (Крутце), что в Саратовской губернии. Здесь, в развалинах землянки, в которой, по преданию, жил Кудеяр, были найдены человеческие кости, кинжалы, наконечники пик, бердыши, фрагменты кольчуг, татарские монеты, кольца, перстни и т.д. Подобные находки неизменно будили интерес к легендарным кладам Кудеяра, и охотников найти их было великое множество.

Особенный интерес вызывало у кладоискателей Кудеярово городище, расположенное в дебрях Усманского леса. Оно окружено высоким валом со следами ворот и окопано широким рвом. Когда-то, в 1840-х годах, одной из крестьянок села Студенки посчастливилось найти здесь массивный золотой старинный перстень. С той поры каждую весну в Усманский лес регулярно устремлялись полчища кладоискателей со всех окрестных мест, они изрыли лес ямами и траншеями. Говорили, что сокровища укрыты на дне находящегося поблизости Чистого озера. Один помещик даже пытался спустить озеро через специально прорытый канал, но дело не пошло. Много было разговоров о будто бы найденном в лесу сундуке, который «ушел в землю», находили и всякую мелочь — но вот главные сокровища Кудеяра так до сих пор не обнаружены.

А вот в других местах кладоискателям везло больше. Нельзя сказать, чтобы находки кладов были массовыми, но известны, по крайней мере, четыре случая, когда клады серебряных монет и немногочисленных золотых предметов были найдены именно в «Кудеяровых» урочищах.

Принадлежали ли эти клады легендарному разбойнику? Неизвестно. Да и вообще, трудно поверить, что один человек мог «населить собой» огромные пространства степи. Давно уже высказывается мнение, что под именем Кудеяра могло скрываться несколько разных людей — как под именем царевича Дмитрия или Петра III. А может быть, из личного имени какого-нибудь выдающегося русского или татарского разбойника имя «Кудеяр» превратилось в нарицательное имя для всякого предводителя разбойничьей шайки, стало синонимом слова «разбойник». Поэтому так разнятся версии о происхождении, жизни и смерти Кудеяра. Поэтому так много у нас кудеяров — уж в чем-в чем, а в разбойниках на Руси испокон веку недостатка не было. И уже в конце XVIII столетия начали слагаться легенды о том, как «в старые-старые годы в Спасских местах проживали семь братьев-кудеяров»...

КЛАДЫ ОСТРОВА ХОРТИЦА

«Пройдя Карийский перевоз, русы причаливают к острову, который носит имя Святого Георгия. На этом острове они приносят свои жертвоприношения. Там стоит огромный дуб…»

Так писал о Хортице византийский император Константин Багрянородный (946—953). Легендарный остров Хортица на Днепре, близ современного Запорожья, издревле находился на одной из главных дорог истории. Здесь в древние времена велся торг славян с греками. Здесь находилось языческое святилище, а тот самый священный дуб, о котором пишет Константин Багрянородный, достоял аж до 1871 года и засох от старости — ему было около двух тысяч лет! И где-то здесь, на Хортице, окруженный на Черной скале печенегами, пал в бою легендарный князь Святослав...

Расположенный там, где Днепр делится на зону порогов и зону плавней, остров с глубокой древности являлся естественным местом отдыха для путников, преодолевших опасную зону днепровских порогов. Остров нередко служил пристанищем княжеским дружинам. В 1103 году князья Давид Всеславич, Мстислав Игоревич, Вячеслав Ярополчич и Ярополк Владимирович «поидоша на коних и в лодьях, и приидоша ниже порог и сташа в протолчех и Хортичьем острове». Летописные известия о том, что Хортицу часто посещали русские дружины, подтверждаются археологическими находками. В X—XIV веках на острове существовала небольшая русская крепость, известная из летописей под названием Протолче. Археологи нашли на месте поселения остатки просторных «дружинных» жилищ, землянок, множество предметов X—XII и XIII-XIV веков.

Остров Хортица протянулся в длину на 12 километров, в ширину в среднем на 2,5 километра Высота прибрежных скал кое-где достигает 30 метров. В этих скалах имеется множество пещер, самая известная из которых — Змиева. В ней, по преданию, в древности жил «змий» о двенадцати головах.

Свидетельства давней истории Хортицы находят и под водой, и под землей. В 1995 году неподалеку от балки Генералки на глубине 9,5 метра был обнаружен остов большого дубового долбленого судна. По мнению археологов, это остатки ладьи времен Киевской Руси А на северо-восточном побережье острова было обнаружено несколько землянок времен Киевской Руси, были найдены амфора, фрагменты керамики, наконечники стрел.

Но самая главная легенда Хортицы — это Запорожская Сечь и клады запорожских казаков.

Возникновение Сечи относится к 1552—1557 годам, когда Дмитрий Вишневецкий основал первый укрепленный городок на Хортице Позднее казачьи городки распространились на правый берег Днепра и на южную половину острова. В 1577—1578 годы здесь устроил свой лагерь предводитель казацкого отряда Яков Шах, откуда он совершал набеги на турок и татар Новые укрепления построил в 1617 году Петр Конашевич-Сагайдачный, и еще в XIX веке в западной части острова можно было видеть следы валов, куреней и церкви. Постепенно владениями Сечи стали, кроме Хортицы, и окрестные небольшие острова на Днепре, часть земель по обе стороны Днепра, включая Великий Луг — примыкающий к Днепру огромный участок степи в Александровском уезде (Александровск — название до 1921 года современного Запорожья). О том, что в Запорожской Сечи скапливалось немало сокровищ, по преимуществу, добычи, отбитой у турок и татар, имеется множество свидетельств. Часть добычи шла на формирование «Войсковой Скарбницы» — казны войска Запорожского, а другая часть делилась «товариществом». Французский военный инженер, находившийся на польской службе, Боплан, жил на Украине в 1630—1640-х годах. Он писал, что «каждый казак имеет на островах свой тайный уголок». Возвратясь с победой над турками, «они делят в Скарбнице добычу и все, что ни получат, скрывают под водой, исключая вещи, повреждаемые оною». По свидетельству Боплана, казаки «скрывают под водой не только пушки, отбиваемые у турков, но и деньги, которые берут только в случае необходимости». Если казак возвращался из очередного похода, то брал спрятанное назад. А если погиб в бою — клад так и оставался в земле.

Запорожская Сечь была ликвидирована в 1775 году, а казаков насильно переселили на Кубань. Есть свидетельства, что во время разгрома Сечи у многих казаков «була така думка, шо як помрет «Потемка» (то есть князь Потемкин-Таврический), то воны вернутся назад». Поэтому, покидая Сечь, многие запорожцы «ничого не бралы с собою, а ховалы добро — хто в землю, хто в скелю, а инчи в Днипро». Тогда же, по преданию, где-то на Хортице или в ее окрестностях была спрятана «Войсковая Скарбница» запорожцев. Еще в конце XIX века были живы многочисленные свидетели, которые помнили от своих родителей приметы запорожских кладов:

«На Хортивском острови, в Высчей Голови, був камень в рост чоловика, весь до низу попысаный. Теперь его або нема, або мхом порос — не пизнаешь. Пид тым камнем есть запорожский клад. Цей камень бачив я лит двадцять назад, як чабанував».

«Нызче головы острова Хортивского, над Старым Днипром, есть урочище Лазни. Там, поверх скели, клад. Прымита така: лежыт камень, а на ему слова: «Есть и како, хто визьме — буде кай». Годив трыдцять тому назад слова булы замитни, а теперь камень зарис мохом»

Рассказывали, что в урочище Сагайдачном, где-то «пид каминнямы», «допропасты» зарыто казацких «грошей», но «не всякому воны судылысь». Справедливости ради надо сказать, что здесь действительно находили золотые и серебряные монеты и изделия. В 1900-х годах близ Совутиной скалы был случайно найден массивный золотой крест с рельефным изображением распятия. О находках знали, но помалкивали: как признался на склоне лет один 69-летний кладоискатель, «на свому вiку я найшов п'ять золотих, та шкому и не сказав». Деньги и находки потихоньку сбывали шинкарям.

Ходила и другая «балачка» — что на Стрелецком острове незадолго до ликвидации Сечи были «закопаны гроши» — золото, серебро и оружие. Спустя несколько десятилетий на остров наведывался какой-то «дид», который знал приметы клада: «На тим боци супротив остривка стояв дуб; на дубови була товста гилка, котра показувала на остривок, де сховано клад». Еще один неведомо откуда взявшийся «дид» пытался отыскать клад на острове Канцерском: «В устье Хортицы, что впадает в Днепр, есть Канцерский островок, а на нем крепость Это против большого острова Хортицы. На том островку, говорят, есть пещера, а в ней спрятаны три бочонка золота. Вход закрыт дверями, забит камнями и землей. Перед входом поставлен деревянный крест». В 1846 году этот клад попытался отыскать какой-то «дид» с Херсонщины, но на третий день поисков «дид» внезапно умер. С тех пор уже никто не пытался отыскать вход в таинственную пещеру...

Эти «диды», появившиеся на Хортице спустя несколько десятилетий после ликвидации Сечи, очевидно, были запорожскими казаками, некогда «сховавшими» свое имущество или знавшими о кладах, укрытых их товарищами. Их появление на Хортице только подхлестнуло интерес к хортицким кладам, легенды о которых уже давно ходили среди новопоселенцев бывших земель Запорожской Сечи...

В 1789 году на острове была основана колония немцев-меноннитов, а опустевшие запорожские земли стали заселяться крестьянами. И пошли гулять среди новых насельников многочисленные легенды о таинственных запорожских кладах...

«В голови острива Хортыци, шо вид Кичкаса, есть велыченька могылка, вся обкладена каминями, — повествует одно из преданий о запорожских кладах на Хортице. — Лит трыдцять тому назад, там, темной ночи, було часто показуется клад: оце выскоче на могылу козак с шаблею, та так огнем и засяе! Козак золотый, а пид ним кинь срибный! То, кажуть, золоти и срибни гроши. Ти гроши або взято, або показуються, та не всякому».

Днепровские рыбаки говорили, что на Хортице и вообще на землях Запорожской Сечи клады «сами в руки просятся». «В старину, бывало, как пойдешь по разным балкам на острове, то чего только не увидишь, — рассказывали местные жители. — Там торчит большая кость от ноги человека, там белеют зубы вместе с широкими челюстями, там повывернулись из песка ребра, поросшие высокой травой и от времени и воздуха сделавшиеся, как воск, желтыми. Задумаешь, бывало, выкопать ямку, чтобы сварить что-нибудь или спечь — наткнешься на гвоздь или кусок железа; захочешь сорвать себе цветок, наклоняешься, смотришь — череп человеческий, прогнивший, с дырками, сквозь которые трава повыросла, а на траве цветы закраснелись; нужно тебе спрятаться в пещере, бежишь туда и натыкаешься на большой медный казан или черепяную чашку, или еще что-нибудь в этом же роде». Один из кладоискателей рассказывал исследователю Хортицы Д. Яворницкому: «На о. Канцеровке я как-то натолкнулся на человеческую кость, стал копать, прокопав с пол-аршина земли, вижу — широкая яма, а в ней семь человеческих костяков. На груди каждого лежит по нескольку небольших медных пустых в середине пуговиц, видно было что покойники одеты в какие-то суконные кафтаны, сукно было тонкое, пожелтевшее, все скелеты сохранились очень хорошо, особенно черепа, на одном лишь я заметил дырку от удара в голову чем-то острым».

Кроме черепов и костей, на месте бывшей Запорожской Сечи находили множество различных предметов: пистолеты, кинжалы, ножи, сабли, ружья, пушки, ядра, пули, кувшины, казаны, графины, чугуны, бутылки, штофы, кольца, перстни, пряжки, мониста, монеты, трубки. А в Днепре близ острова в прошлом столетии было найдено семнадцать челнов и два больших корабля (по-видимому, казачьи «чайки»). На одном из них стояла уцелевшая пушка, а в остатках другого была найдена сабля с посеребренной рукоятью.

«Много находили вещей в Днепре, а на самой Хортице еще больше, — вспоминал другой кладоискатель. — Как-то я нашел в балке Большой Вербовой кривой кинжал, длинное ружье и стальную кольчугу; все было покрыто ржавчиной... Однажды я нашел в балке Куцой несколько монет; одна из них была так тяжела, как 6 серебряных рублей вместе, другие — точно рыбья луска (чешуя), а третьи такие же, как теперь пятачки. Случалось находить и другого рода монеты... Да что только не находили на Хортице! прежде на Хортице можно было всякой всячины найти... Теперь многое подобрано людьми, а многое повынесено водой». Можно добавить, что многое смыто рекой за прошедшие столетия. Под действием паводковых вод частично изменилась береговая линия Хортицы, а небольшой остров Дубовый попросту смыло.

Археологические исследования Хортицы ведутся до сих пор. Исследуется также и дно Днепра в окрестностях острова. В 1995 году во время подводных археологических работ у острова Канцеровского была найдена сабля XVI — начала XVII века, изготовленная на Кавказе или в Передней Азии (возможно, в Иране). Однако большая часть Хортицы до сих пор остается неисследованной.

По преданиям, особенно изобиловал запорожскими кладами Великий Луг. В многочисленных балках и «могылах» Великого Луга практически ежегодно находили выносимые вешними водами «старынни мидни и срибни гроши». Одна из речек Великого Луга, впадающая в Днепр, даже носила название Скарбной (то есть «Кладовой» — от украинского «скарб» — «клад, сокровище»). Предание рассказывает, что возле ее устья, «биля Скарбной, де стара Сичь, есть стрилыця, а в тий стрилыци схована вся запорозька казна». О том, что река Скарбная была освоена запорожцами, подтверждается реальными находками — еще в прошлом веке в устье реки были найдены две затопленных запорожских «чайки».

В окрестностях Сечи, по берегам Днепра, было разбросано множество старинных запорожских кладбищ. Многие из них постепенно распахивались, занимались под огороды или использовались под другие хозяйственные нужды, и нередко случалось так, что посреди огорода или крестьянского двора возвышались старинный каменный крест или надгробная плита.

Несколько таких могил запорожцев находились в деревне Капуливка на реке Чертомлык. В одной из них был погребен знаменитый кошевой атаман Запорожского войска И.Д. Сирко (умер в 1680 году). После смерти Богдана Хмельницкого Иван Сирко в течение двадцати лет был кошевым атаманом запорожцев. Это он подписал знаменитый «Ответ турецкому султану»: «Ты — шайтан турецький, проклятого чорта брат i товарищ i самого люципера секретарь!... Свиняча морда, кобиляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, хай би взяв тебе чорт! Отак тобi казаки вщказали, плюгавче! Кошовий отаман iван Сiрко зо всiм кошом запорiзьским».

Иван Дмитриевич Сирко был погребен «знаменито, 2 августа, со многою арматною и мушкетною стрельбою и с великою от всего низового войска жалостью». А с могилой этого кошевого атамана связана история о «седле атамана Сирко».

...Крестьянин Прусенко, житель Капуливки, копал яму под столб. Вдруг в земле что-то блеснуло. Копнув еще несколько раз, крестьянин наткнулся на лошадиный костяк, на котором лежало полуистлевшее седло, украшенное блестящими «гайками». Набрав целый «подситок» странных «гаек», Прусенко принялся их разглядывать: «Что оно такое? Блестит, точно золото, но золото ли? Дай-ка пойду в Никополь к жиду Оське — он должен знать, что оно такое, золото или медь».

Ссыпав «гайки» в старый рукав от женского платья, Прусенко отправился в Никополь. Корчмарь Оська, повертев в руках предъявленную ему «гайку», попробовал ее на зуб, и, внимательно изучив, спросил:
— А много ты нашел таких штучек?
— Да целый рукав!
— Давай-ка их все сюда, я сейчас схожу к Ицыку, он точно скажет, золото это или медь. А ты пока посиди в корчме вместо меня за стойкой, а если кто зайдет — отпусти ему горилки.

Прусенко охотно перебрался за стойку и, как только Оська вышел из корчмы, немедленно нализался. Пропьянствовав беспробудно три дня, он, наконец, очнулся и вспомнил про Оську. Пошел к Ицыку:
— Был у тебя Оська?
— Давно уж не было. Да ведь он ко мне почти не заходит — мы и знакомы с ним едва-едва.
Оська исчез вместе с «гайками» (несколько лет спустя, говорят, его видели в Одессе). Тут только до мужика стало кое-что доходить. Но ищи ветра в поле! Отправился Прусенко к себе в деревню. Дома у него оставалось еще две «гайки», и он решил показать их управляющему экономией в селе Покровском.
— Да это же чистейшее золото! — воскликнул управляющий. — Хочешь, дам тебе за эти две штучки пару самых лучших в экономии волов?
— Эх! — с досадой крякнул мужик и поскреб затылок...
«Пройдя Карийский перевоз, русы причаливают к острову, который носит имя Святого Георгия. На этом острове они приносят свои жертвоприношения. Там стоит огромный дуб…»

Так писал о Хортице византийский император Константин Багрянородный (946—953). Легендарный остров Хортица на Днепре, близ современного Запорожья, издревле находился на одной из главных дорог истории. Здесь в древние времена велся торг славян с греками. Здесь находилось языческое святилище, а тот самый священный дуб, о котором пишет Константин Багрянородный, достоял аж до 1871 года и засох от старости — ему было около двух тысяч лет! И где-то здесь, на Хортице, окруженный на Черной скале печенегами, пал в бою легендарный князь Святослав...

Расположенный там, где Днепр делится на зону порогов и зону плавней, остров с глубокой древности являлся естественным местом отдыха для путников, преодолевших опасную зону днепровских порогов. Остров нередко служил пристанищем княжеским дружинам. В 1103 году князья Давид Всеславич, Мстислав Игоревич, Вячеслав Ярополчич и Ярополк Владимирович «поидоша на коних и в лодьях, и приидоша ниже порог и сташа в протолчех и Хортичьем острове». Летописные известия о том, что Хортицу часто посещали русские дружины, подтверждаются археологическими находками. В X—XIV веках на острове существовала небольшая русская крепость, известная из летописей под названием Протолче. Археологи нашли на месте поселения остатки просторных «дружинных» жилищ, землянок, множество предметов X—XII и XIII-XIV веков.

Остров Хортица протянулся в длину на 12 километров, в ширину в среднем на 2,5 километра Высота прибрежных скал кое-где достигает 30 метров. В этих скалах имеется множество пещер, самая известная из которых — Змиева. В ней, по преданию, в древности жил «змий» о двенадцати головах.

Свидетельства давней истории Хортицы находят и под водой, и под землей. В 1995 году неподалеку от балки Генералки на глубине 9,5 метра был обнаружен остов большого дубового долбленого судна. По мнению археологов, это остатки ладьи времен Киевской Руси А на северо-восточном побережье острова было обнаружено несколько землянок времен Киевской Руси, были найдены амфора, фрагменты керамики, наконечники стрел.

Но самая главная легенда Хортицы — это Запорожская Сечь и клады запорожских казаков.
Возникновение Сечи относится к 1552—1557 годам, когда Дмитрий Вишневецкий основал первый укрепленный городок на Хортице Позднее казачьи городки распространились на правый берег Днепра и на южную половину острова. В 1577—1578 годы здесь устроил свой лагерь предводитель казацкого отряда Яков Шах, откуда он совершал набеги на турок и татар Новые укрепления построил в 1617 году Петр Конашевич-Сагайдачный, и еще в XIX веке в западной части острова можно было видеть следы валов, куреней и церкви. Постепенно владениями Сечи стали, кроме Хортицы, и окрестные небольшие острова на Днепре, часть земель по обе стороны Днепра, включая Великий Луг — примыкающий к Днепру огромный участок степи в Александровском уезде (Александровск — название до 1921 года современного Запорожья). О том, что в Запорожской Сечи скапливалось немало сокровищ, по преимуществу, добычи, отбитой у турок и татар, имеется множество свидетельств. Часть добычи шла на формирование «Войсковой Скарбницы» — казны войска Запорожского, а другая часть делилась «товариществом». Французский военный инженер, находившийся на польской службе, Боплан, жил на Украине в 1630—1640-х годах. Он писал, что «каждый казак имеет на островах свой тайный уголок». Возвратясь с победой над турками, «они делят в Скарбнице добычу и все, что ни получат, скрывают под водой, исключая вещи, повреждаемые оною». По свидетельству Боплана, казаки «скрывают под водой не только пушки, отбиваемые у турков, но и деньги, которые берут только в случае необходимости». Если казак возвращался из очередного похода, то брал спрятанное назад. А если погиб в бою — клад так и оставался в земле.

Запорожская Сечь была ликвидирована в 1775 году, а казаков насильно переселили на Кубань. Есть свидетельства, что во время разгрома Сечи у многих казаков «була така думка, шо як помрет «Потемка» (то есть князь Потемкин-Таврический), то воны вернутся назад». Поэтому, покидая Сечь, многие запорожцы «ничого не бралы с собою, а ховалы добро — хто в землю, хто в скелю, а инчи в Днипро». Тогда же, по преданию, где-то на Хортице или в ее окрестностях была спрятана «Войсковая Скарбница» запорожцев. Еще в конце XIX века были живы многочисленные свидетели, которые помнили от своих родителей приметы запорожских кладов:
«На Хортивском острови, в Высчей Голови, був камень в рост чоловика, весь до низу попысаный. Теперь его або нема, або мхом порос — не пизнаешь. Пид тым камнем есть запорожский клад. Цей камень бачив я лит двадцять назад, як чабанував».

«Нызче головы острова Хортивского, над Старым Днипром, есть урочище Лазни. Там, поверх скели, клад. Прымита така: лежыт камень, а на ему слова: «Есть и како, хто визьме — буде кай». Годив трыдцять тому назад слова булы замитни, а теперь камень зарис мохом»

Рассказывали, что в урочище Сагайдачном, где-то «пид каминнямы», «допропасты» зарыто казацких «грошей», но «не всякому воны судылысь». Справедливости ради надо сказать, что здесь действительно находили золотые и серебряные монеты и изделия. В 1900-х годах близ Совутиной скалы был случайно найден массивный золотой крест с рельефным изображением распятия. О находках знали, но помалкивали: как признался на склоне лет один 69-летний кладоискатель, «на свому вiку я найшов п'ять золотих, та шкому и не сказав». Деньги и находки потихоньку сбывали шинкарям.

Ходила и другая «балачка» — что на Стрелецком острове незадолго до ликвидации Сечи были «закопаны гроши» — золото, серебро и оружие. Спустя несколько десятилетий на остров наведывался какой-то «дид», который знал приметы клада: «На тим боци супротив остривка стояв дуб; на дубови була товста гилка, котра показувала на остривок, де сховано клад». Еще один неведомо откуда взявшийся «дид» пытался отыскать клад на острове Канцерском: «В устье Хортицы, что впадает в Днепр, есть Канцерский островок, а на нем крепость Это против большого острова Хортицы. На том островку, говорят, есть пещера, а в ней спрятаны три бочонка золота. Вход закрыт дверями, забит камнями и землей. Перед входом поставлен деревянный крест». В 1846 году этот клад попытался отыскать какой-то «дид» с Херсонщины, но на третий день поисков «дид» внезапно умер. С тех пор уже никто не пытался отыскать вход в таинственную пещеру...

Эти «диды», появившиеся на Хортице спустя несколько десятилетий после ликвидации Сечи, очевидно, были запорожскими казаками, некогда «сховавшими» свое имущество или знавшими о кладах, укрытых их товарищами. Их появление на Хортице только подхлестнуло интерес к хортицким кладам, легенды о которых уже давно ходили среди новопоселенцев бывших земель Запорожской Сечи...

В 1789 году на острове была основана колония немцев-меноннитов, а опустевшие запорожские земли стали заселяться крестьянами. И пошли гулять среди новых насельников многочисленные легенды о таинственных запорожских кладах...

«В голови острива Хортыци, шо вид Кичкаса, есть велыченька могылка, вся обкладена каминями, — повествует одно из преданий о запорожских кладах на Хортице. — Лит трыдцять тому назад, там, темной ночи, було часто показуется клад: оце выскоче на могылу козак с шаблею, та так огнем и засяе! Козак золотый, а пид ним кинь срибный! То, кажуть, золоти и срибни гроши. Ти гроши або взято, або показуються, та не всякому».

Днепровские рыбаки говорили, что на Хортице и вообще на землях Запорожской Сечи клады «сами в руки просятся». «В старину, бывало, как пойдешь по разным балкам на острове, то чего только не увидишь, — рассказывали местные жители. — Там торчит большая кость от ноги человека, там белеют зубы вместе с широкими челюстями, там повывернулись из песка ребра, поросшие высокой травой и от времени и воздуха сделавшиеся, как воск, желтыми. Задумаешь, бывало, выкопать ямку, чтобы сварить что-нибудь или спечь — наткнешься на гвоздь или кусок железа; захочешь сорвать себе цветок, наклоняешься, смотришь — череп человеческий, прогнивший, с дырками, сквозь которые трава повыросла, а на траве цветы закраснелись; нужно тебе спрятаться в пещере, бежишь туда и натыкаешься на большой медный казан или черепяную чашку, или еще что-нибудь в этом же роде». Один из кладоискателей рассказывал исследователю Хортицы Д. Яворницкому: «На о. Канцеровке я как-то натолкнулся на человеческую кость, стал копать, прокопав с пол-аршина земли, вижу — широкая яма, а в ней семь человеческих костяков. На груди каждого лежит по нескольку небольших медных пустых в середине пуговиц, видно было что покойники одеты в какие-то суконные кафтаны, сукно было тонкое, пожелтевшее, все скелеты сохранились очень хорошо, особенно черепа, на одном лишь я заметил дырку от удара в голову чем-то острым».

Кроме черепов и костей, на месте бывшей Запорожской Сечи находили множество различных предметов: пистолеты, кинжалы, ножи, сабли, ружья, пушки, ядра, пули, кувшины, казаны, графины, чугуны, бутылки, штофы, кольца, перстни, пряжки, мониста, монеты, трубки. А в Днепре близ острова в прошлом столетии было найдено семнадцать челнов и два больших корабля (по-видимому, казачьи «чайки»). На одном из них стояла уцелевшая пушка, а в остатках другого была найдена сабля с посеребренной рукоятью.

«Много находили вещей в Днепре, а на самой Хортице еще больше, — вспоминал другой кладоискатель. — Как-то я нашел в балке Большой Вербовой кривой кинжал, длинное ружье и стальную кольчугу; все было покрыто ржавчиной... Однажды я нашел в балке Куцой несколько монет; одна из них была так тяжела, как 6 серебряных рублей вместе, другие — точно рыбья луска (чешуя), а третьи такие же, как теперь пятачки. Случалось находить и другого рода монеты... Да что только не находили на Хортице! прежде на Хортице можно было всякой всячины найти... Теперь многое подобрано людьми, а многое повынесено водой». Можно добавить, что многое смыто рекой за прошедшие столетия. Под действием паводковых вод частично изменилась береговая линия Хортицы, а небольшой остров Дубовый попросту смыло.

Археологические исследования Хортицы ведутся до сих пор. Исследуется также и дно Днепра в окрестностях острова. В 1995 году во время подводных археологических работ у острова Канцеровского была найдена сабля XVI — начала XVII века, изготовленная на Кавказе или в Передней Азии (возможно, в Иране). Однако большая часть Хортицы до сих пор остается неисследованной.

По преданиям, особенно изобиловал запорожскими кладами Великий Луг. В многочисленных балках и «могылах» Великого Луга практически ежегодно находили выносимые вешними водами «старынни мидни и срибни гроши». Одна из речек Великого Луга, впадающая в Днепр, даже носила название Скарбной (то есть «Кладовой» — от украинского «скарб» — «клад, сокровище»). Предание рассказывает, что возле ее устья, «биля Скарбной, де стара Сичь, есть стрилыця, а в тий стрилыци схована вся запорозька казна». О том, что река Скарбная была освоена запорожцами, подтверждается реальными находками — еще в прошлом веке в устье реки были найдены две затопленных запорожских «чайки».

В окрестностях Сечи, по берегам Днепра, было разбросано множество старинных запорожских кладбищ. Многие из них постепенно распахивались, занимались под огороды или использовались под другие хозяйственные нужды, и нередко случалось так, что посреди огорода или крестьянского двора возвышались старинный каменный крест или надгробная плита.

Несколько таких могил запорожцев находились в деревне Капуливка на реке Чертомлык. В одной из них был погребен знаменитый кошевой атаман Запорожского войска И.Д. Сирко (умер в 1680 году). После смерти Богдана Хмельницкого Иван Сирко в течение двадцати лет был кошевым атаманом запорожцев. Это он подписал знаменитый «Ответ турецкому султану»: «Ты — шайтан турецький, проклятого чорта брат i товарищ i самого люципера секретарь!... Свиняча морда, кобиляча срака, рiзницька собака, нехрещений лоб, хай би взяв тебе чорт! Отак тобi казаки вщказали, плюгавче! Кошовий отаман iван Сiрко зо всiм кошом запорiзьским».

Иван Дмитриевич Сирко был погребен «знаменито, 2 августа, со многою арматною и мушкетною стрельбою и с великою от всего низового войска жалостью». А с могилой этого кошевого атамана связана история о «седле атамана Сирко».

...Крестьянин Прусенко, житель Капуливки, копал яму под столб. Вдруг в земле что-то блеснуло. Копнув еще несколько раз, крестьянин наткнулся на лошадиный костяк, на котором лежало полуистлевшее седло, украшенное блестящими «гайками». Набрав целый «подситок» странных «гаек», Прусенко принялся их разглядывать: «Что оно такое? Блестит, точно золото, но золото ли? Дай-ка пойду в Никополь к жиду Оське — он должен знать, что оно такое, золото или медь».

Ссыпав «гайки» в старый рукав от женского платья, Прусенко отправился в Никополь. Корчмарь Оська, повертев в руках предъявленную ему «гайку», попробовал ее на зуб, и, внимательно изучив, спросил:
— А много ты нашел таких штучек?
— Да целый рукав!
— Давай-ка их все сюда, я сейчас схожу к Ицыку, он точно скажет, золото это или медь. А ты пока посиди в корчме вместо меня за стойкой, а если кто зайдет — отпусти ему горилки.

Прусенко охотно перебрался за стойку и, как только Оська вышел из корчмы, немедленно нализался. Пропьянствовав беспробудно три дня, он, наконец, очнулся и вспомнил про Оську. Пошел к Ицыку:
— Был у тебя Оська?
— Давно уж не было. Да ведь он ко мне почти не заходит — мы и знакомы с ним едва-едва.
Оська исчез вместе с «гайками» (несколько лет спустя, говорят, его видели в Одессе). Тут только до мужика стало кое-что доходить. Но ищи ветра в поле! Отправился Прусенко к себе в деревню. Дома у него оставалось еще две «гайки», и он решил показать их управляющему экономией в селе Покровском.
— Да это же чистейшее золото! — воскликнул управляющий. — Хочешь, дам тебе за эти две штучки пару самых лучших в экономии волов?
— Эх! — с досадой крякнул мужик и поскреб затылок...

КЛАДЫ ЮЖНОГО ПОРУБЕЖЬЯ

В 1890-х годах в старинных бумагах одного из разорившихся помещиков Щигровского уезда Курской губернии была обнаружена любопытная рукопись. Вместо заглавия на ней была обозначена дата «1611», сверху было надписано «копия», а в самом конце стояло: «Конец грамоты. Переписана 1736 года Апреля 9 дня».

У степных курских помещиков, жителей прежней Северской Украины, еще в 30—40-е годы прошлого столетия сохранялось множество кладовых записей. Эти рукописи хранили, как святыню — многие из помещиков деятельно занимались поисками кладов и тратили на них значительные средства. К этой категории, видимо, принадлежал и владелец найденной кладовой записи.

Содержание рукописи оказалось чрезвычайно любопытным. Это своеобразный дневник, сборник «памятных грамоток» какой-то разбойничьей шайки, обосновавшейся на южном порубежье в середине XVI столетия.

Обширное пространство между Брянском и Осколом, получившее название Северской земли, в XVI — начале XVII века буквально кишело «станичниками». Здесь, куда не дотягивалась рука московской власти, занятой внутренними распрями и войной в Ливонии, собиралась и накапливала силы та самая вольница, которая составила впоследствии ядро отрядов Лжедмитрия I, Истомы Пашкова и Ивана Болотникова — именно отсюда, из Северской земли — из Комарицкой волости, двинулся на Москву самозваный царевич Дмитрий, положив начало великой Смуте...

Жителей Северской земли называли «севрюками», и существовала даже характерная поговорка: «Что смотришь севрюком?» — так говорили о тех, кто смотрел «волчьим» взглядом. О недоброй славе здешних селений напоминают и другие присловья: «Обоянцы — Бога не боянцы», «Оль-ховатка — Лиховатка», «Вязовое — кто войдет, тот завоет» и т. п. И вот через эти-то лихие разбойничьи места в XVI веке протянулись главные сухопутные пути, связывавшие Москву с Крымом и Причерноморьем.

Помимо купеческих обозов, эти пути служили и для дипломатических сношений Москвы с Крымом, и для движения татарских отрядов, шедших в набег на московские земли. А вдоль этих степных шляхов («сакм»), в глухих балках и лесных урочищах таились землянки и городки вольных станичников, подстерегавших и грабивших всех без разбору, включая и послов. Погромы посольств на сухопутных шляхах были не редкостью. В 1502 году азовские казаки убили возвращавшегося из Турции боярина А. Кутузова. Нападению разбойников подверглось посольство князя И. Кубенского.

Уже в конце XV века при Иване III в дипломатической переписке с Крымом постоянно звучали жалобы на русских и татарских разбойников, грабивших послов и торговых людей. В 1502 году, отправляя кафинского посла, Иван Грозный писал рязанской княгине Агриппине: «А ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты, Аграфена, велела казнити». В 1549 году ногайский князь Юсуф жаловался Ивану Грозному: «Наши люди ходили в Москву с торгом, и как шли назад, ваши казаки и севрюки, которые на Дону стоят, их побили... Холопи твои, некто Сарыазман словет, на Дону в трех и четырех местах городы поделали, да наших послов и людей стерегут и разбивают». Московское правительство на подобные жалобы отвечало: «На поле ходят казаки многие, казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а из наших украйн, с ними же смешавшись, ходят; и те люди как вам тати, так и нам тати и разбойники».

О быте разбойников, набегах, столкновениях, а самое главное — о многочисленных разбойничих кладах и рассказывали найденные у безвестного щигровского помещика «памятные грамотки».

Судя по этим записям, разбойники имели в Москве весьма высокопоставленных и наверняка небескорыстных покровителей — оттуда регулярно приходили сведения о посольских и купеческих караванах, которые вышли из Москвы в Крым. В числе этих покровителей упоминается князь Глинский — дядя Ивана Грозного: «Был Крымский посол в Москву, взял выход (дань) наш... Прислал нам с Москвы Глинской князь своево подъячева к Ивану Федорычу, пишет: Иван Федорыч, с той казной пошел посол в Крым. И мы скинулись с трех станов, ту казну отбили на Бакаевом шляху меж Красных городков. Положили ту казну на Красном городище за городом, двадцать сажен от городища...»

В другой раз разбойники подкараулили двух татаринов на Муравской сакме, «ухватили и стали их пытать, и они сказали — идет посол Крымский, был в Москве, с подарками: везут бочку жемчугу да 17 блюд царского стола. И мы его разбили между Ворсклы и Ворсклицы, и то добро положили на Красном городище в передних воротах, в конец валка сажень, а от того валка бочка жемчугу». Но не всегда промысел был благополучным: однажды станичникам, преследуемым татарами, даже пришлось закопать свои пояса, набитые личной «долей» каждого из них: «Смертку свою видя, сделали заговор, чтоб наша казна не досталась, сносили чересы (пояса), наклали их в пивной котел». Признаки этого места — «два камня на воротах положены, а промеж камней сажени три или четыре, на тех камнях выбита книга складная, а на другом камне сагайдак (лук), а куда стрела положена, и ты, братец, туда помни, смотря на признаки, а против стрелы курганец, а в том курганце котел».

О том, что клады прятались надежно и хитро, говорят многочисленные способы укрытия кладов. Так, клад, зарытый на речке Буромле, был врезан в береговой откос и завален дубовым бревном и землей: «Поставили бочку серебра полосмины Ливенской меры, да четверть талерей (талеров), а в берегах положили дуб плотовой, и тую бочку приковали к тому дубу двумя цепями и зарушили землею». Речка с той поры несколько раз меняла свое русло, и теперь найти место захоронения клада очень трудно.

Найденные «памятные грамотки» содержат немало сведений и о других кладах: «...К озеру хаживали платье мыти, и уже мы стали подниматься в поход в Крым, тогда у нас телега сломалась, и велел атаман казну взять с телеги — сундук серебра денежного, и в тое озеро 12 человек взяли, отнесли и вкинули... На верховье реки Боромли стоит дуб, на том дубу от полуденной стороны нарублена церковь, а из другой стороны вырублено дупло. И как высоко нарублена церковь, так из земли от дуба против церкви тут поставлен котел денег большой». Естественно, многие указанные в записях «дубы вежеватые», колодези и речки давно уже исчезли с лица земли.

Все перечисленные в «грамотках» клады укрыты вдоль старинного Муравского шляха и пересекающего его в районе села Кресты Сагайдачного шляха. Муравский шлях, стратегический военно-торговый маршрут, вел от Тулы в Крым, а Сагайдачный шлях тянулся от Ахтырки по направлению к Коротояку. Степные дороги пролегали по основным водоразделам, пересекающим «Дикое поле» — огромные степные пространства между Московским государством и Крымом. А вдоль этих дорог подкарауливали добычу "шайки вольных станичников…

Поиск кладов по кладовым записям в здешних краях велся на протяжении последних двухсот лет, и нельзя сказать, чтобы он был безуспешным. В 80-х годах прошлого века мельник, арендовавший у помещицы Шеховцовой мельницу на реке Рать, нашел на Ратовском городище, в береговом откосе, большой клад старинной золотой и серебряной посуды, которую он распродал. Ратовское городище давно имело репутацию «кладоносного места» — каждую весну здесь находили вымываемые водой мелкие серебряные «гривенки», будоражившие воображение кладоискателей-«знатцев». Один такой «знатец», явившись однажды к помещику Щигровского уезда Маркову, показал ему кладовую запись, из которой следовало, что где-то на земле помещика, в урочище «Куний Верх», зарыт клад. По преданию, здесь делили добычу татары, возвращавшиеся из набегов на московские земли. Находку было условлено поделить пополам. Клад искали несколько дней, но в одно прекрасное утро «знатец» вдруг лсчез неизвестно куда, а в разрытой им накануне яме отчетливо был виден след вынутого оттуда сундучка...

РАЗБОЙНИЧЬИ КЛАДЫ ЛЕБЕДЯНСКОГО УЕЗДА

Старинный русский город Лебедянь, когда-то широко известный своими ярмарками, а теперь почти забытый, расположен на севере .Липецкой области, по обоим берегам Дона. Основанный в начале XVII века, этот город относился к тем степным оплотам Русского государства, которые, по словам И.А. Бунина, находились «среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались «земли дикие, незнаемые» и первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первые видели зарева страшных ночных и дневных пожарищ, ими запаляемых, первые давали знать Москве о грядущей беде и первыми ложились костьми за нее».

В первые полстолетия своего существования Лебедяни не раз приходилось «ложиться костьми» Город-крепость, основанный на южном рубеже Московского государства, был призван закрыть собой опасную брешь в системе обороны между Ельцом и Данковым, через которую татары могли «приходить безвестно». В 1618 году город был разорен и сожжен казаками гетмана Сагайдачного. Спустя пятнадцать лет гарнизон Лебедяни отразил штурм крупного татарского отряда.

Начало истории города Лебедяни загадочно. Историкам точно известны даты основания соседних городов — Ефремова, Данкова, Липецка, Раненбурга, Козлова. Год же основания Лебедяни неизвестен. Сохранились лишь легенды, где факт перемешан с вымыслом и корни которых уходят едва ли не в XIV век и далее. Интересно, что ни один из названных городов не может похвалиться подобными историями.

Рассказывают, что на месте Лебедяни в незапамятные времена существовал земляной городок, построенный разбойником Кунамом и сыновьями его Тяпкой и Русой. Кунам с сыновьями разбойничали на торговом пути на Дону, а также неоднократно совершали набеги на татар В старости Кунам пал в битве с татарским богатырем, и над его могилой сыновья насыпали курган в десяти верстах от города, на правом берегу Красивой Мечи при впадении ее в Дон. Имя Тяпки (полагают, что это прозвище означает что-то типа «рубака») сохранила Тяпкина гора в центре города на берегу Дона, на которой в начале XVII века и была заложена Лебедянь. С именем Кунама некоторые исследователи связывают близлежащее село Куймань.

Неподалеку от разбойничьего городка в Романцевском лесу жил пустынник Петр, известный по всей Рязанской земле своими христианскими подвигами. После гибели отца Тяпка и Руса пришли к Петру и приняли от него монашеский образ, поселились рядом с пустынником и в 1353 году построили Ильинскую церковь. Разбойничий городок стал сторожевым, а дружина разбойников, оставив грабежи, несла сторожевую службу на Дону. В 1380 году церковь и городок были разрушены татарами Мамая.

Некоторое время спустя в обители появился некий владетельный князь, лишенный своей отчины и вынужденный скрываться на этой глухой окраине Рязанской земли. Князь этот был некто иной, как последний Великий князь Смоленский Юрий Святославович, убивший свою жену Юлианию Вяземскую и, «будучи лишен своей отчины, не терпя горького своего безвременья, срама и безчестия», бежавший сначала в Орду, а затем в Рязанскую землю. Князь внес в церковь значительные вклады, построил кельи для иноков, принял иноческий чин и здесь окончил свои дни, «плачась о грехе своем».

Есть и другая версия этой легенды: в начале XIV века Иван Калита направил в Орду дань хану Узбеку с боярином Тяпкиным, в просторечии именуемым Тяпкой. Тяп-кин же присвоил подарки, предназначенные хану, и бежал с ними в Романцевские леса. Здесь он собрал шайку вольницы, основал городок на берегу Дона и стал грозою татар, убивая ханских баскаков и освобождая русских пленников. В одном из таких набегов он освободил русского священника, который сначала поселился в его городке, а затем перебрался в лес на расстоянии версты от города, где около 1353 года построил церковь Святого Ильи о двух этажах: нижний для жилья, верхний для богослужений. Позднее Тяпкин со своими товарищами также поселились около церкви и, приняв монашество, основали небольшой монастырь. В 1380 году он был разорен татарами, бежавшими с Куликова поля. Несколько позднее в монастыре поселился пустынник Петр, о котором упоминалось выше. Окончательно монастырь был разорен татарами в 1542 году.

Отвлекаясь от легенд, надо заметить, что история о Смоленском князе Юрии Святославовиче — реальный исторический факт. После гибели жены он, как сообщают летописи (Воскресенская, Софийская II, Никоновская и другие), «на чюждей стране скитаяся и странствуя в изгнании, преходя от места на место в пустынях... пребыва-ше в пустыни, в монастыри у некоего старца христолюбца, игумена Петра, добрым житием тщася угодити Богу; и тамо, неколико дней поболев, пребыв в печалех и скорбех, преставися, и проводиша его честно и погребоша его с надгробными песнми, и погребен бысть ту Сентября в 14 день 6915(1408) года». Могло это происходить в лебедянских краях? Безусловно. Но также безусловно это могло происходить и в любом другом уголке Рязанской земли. Кстати, легенды Венева монастыря утверждают, что история с князем Святославом и пустынником Петром произошла именно в Веневом монастыре.

Реален и факт существования разбойников на Верхнем Дону во второй половине XIV века. В «Хожении Пименовом в Царьград» — рассказе о путешествии русского посольства по Дону в 1389 году — сообщается, что князь Рязанский Олег Иванович, провожая посольство из Рязани, «отпусти с нами боярина своего Станислава с доволною дружиною, повелел нас проводити до реки до Дону, с великим опасением, розбоя для».

В XVI веке разбойничал в здешних местах знаменитый герой русского фольклора атаман Кудеяр. Пристанищем его, как утверждают, был земляной городок близ села Владимирское, Гудово тож. По одним сведениям, здесь был склад его имущества, по другим — сторожевой пост, окруженный валами и рвами. Предание говорит, что городок этот был отбит у разбойников донскими казаками и ватага Кудеяра погибла в бою. Остатками жилища Кудеяра местные жители считали две чугунных вереи от ворот, стоявшие близ церкви села Преображенское. Следы городка Кудеяра в середине XIX века представляли собой «два вала, один со рвом, от подошвы до вершины сажен трех, а другой без рва и мало заметен, оба длинною более 100 сажен».

С именем Кудеяра связывается и таинственная галерея, вырубленная в скалах на берегу Дона в 30 верстах от Лебедяни. Галерея, по описанию, представляет собой «подземный тайник в пять этажей, причем каждый этаж соединен с нижним посредством вертикального колодца, то с одной, то с другой стороны поочередно; таким образом, тайник представляет собой зигзагообразный тоннель, стены и потолок которого выложены громадных размеров каменными плитами». Другой тайник находится у деревни Ратмановой, третий, вертикально уходящий в глубину на 10 аршин, — у села Венюкова.

Загадочные подземные сооружения имелись и в самом городе. По преданию, из бывшей лебедянской крепости вел тайник к Дону. В позднейшие времена вокруг этого тайника возникло множество легенд. Среди городских жителей бытовало предание о существовании подземного хода из Троицкого монастыря в крепость и далее, на левую сторону Дона. В 1898 году под церковью Рождества, под горой, на самом берегу Дона, был найден «под камнем» подземный ход с железной дверью в конце. Другая «железная дверь» была обнаружена в 1900 году во время кладки печи в доме купца Чурилина, «в глубине земли». В начале XX века с западной стороны города в овраге можно было видеть ямы — как полагали, выход подземного хода, идущего от Дона. Что здесь правда, что вымысел — сейчас уже трудно сказать.

Прославились в здешних местах и еще два разбойника, Наян и Тарас, будто бы жившие в 2 верстах от нынешнего села Доброго, на берегу реки Воронеж. Тарас был не только разбойником, но и чернокнижником, и посещал окрестные селения для грабежа весьма своеобразным способом: расстилал на воде свою епанчу, садился на нее и плыл по реке, удивляя и пугая жителей. Все прибрежные села дрожали перед ним. Несколько раз жители просили у правительства защиты, однако присылаемые для поимки Тараса солдаты не могли подойти к разбойнику ближе, чем на ружейный выстрел, а ни пули, ни даже орудийные выстрелы не вредили ему. Истребить злодея сумел один местный священник, который присоединился к очередному воинскому отряду, посланному на поимку Тараса, и застрелил разбойника из пищали, заряженной пуговицей от собственной рясы.

Жители села Доброго указывали в лесу два высоких кургана, стоящих в полуверсте друг от друга, где, по их словам, располагались жилища Наяна и Тараса. С именем Тараса связывался и Тарасов лог, пересекавший у села Трубетчино дорогу из Лебедяни в Козлов: здесь, по преданию, находилось становище Тараса.

Войны с Польшей и Швецией в середине XVII века, увеличение налогового бремени, принятие Соборного уложения 1649 года, законодательно оформившего окончательное закрепощение крестьян, произвол государственного аппарата и вотчинников — все это приводило к разорению основной части трудового населения. Обнищавшие люди все чаще прибегали к крайнему средству — бегству на далекие окраины, чтобы получить желанную свободу от крепостного ярма, посадского тягла или тяжелой службы. Один из путей беглецов лежал на Дон, в казаки, и лежал этот путь через Лебедянский уезд.

Этим путем бежал в 1613 году в Астрахань Заруцкий, этим же путем «на Дон в молодечество» пробирались многие тысячи русских людей. Иные из них начинали свое «молодечество», разбивая в Москве лавки богатых купцов. Не прекращали они разбойничать и по дороге на Дон, а многие так и не доходили до Дона, оседая в лесах, в то время обильно покрывавших территории Лебедянского и соседних уездов.

Во второй половине XVII века, когда поток беглецов резко возрос, разбои и борьба с ними стали характерной чертой жизни в этом районе. Для «сыску» и поимки разбойников и беглых привлекались не только силы местной администрации, но и специальные «сыщики» из Москвы. В 1661 году «сыскивал на Лебедяни беглых служивых всяких чинов людей Белгородского полку» стольник Петр Лихачев. В 1664—1665 годы в Лебедянском, Добринском и Сокольском уездах А.П. Еропкиным было сыскано и возвращено 389 семей (1749 душ) беглых.

В 1665, 1670, 1676 годы, когда в городе и уезде укрывалось значительное число беглых московских стрельцов и казаков, для их поимки присылались из Москвы стольник Иван Аничков, голова московских стрельцов Алексей Писарев и Леонтий Вельяминов. Известно, что последнему удалось разыскать в селе Бухове «разбойных становщи-ков» и взыскать с них «вытных, и пенных и пошлинных денег 156 рублев».

Несмотря на меры правительства, разбои не прекращались. В августе 1681 года был ограблен даже Лебедянский Троицкий монастырь: ночью разбойники ворвались в ограду, «разбили» игумена и братию, вырубили церковные двери, сняли с Евангелия и пятидесяти икон оклады, а через 5 дней, накануне Успения, явились опять ночью, пограбили ризницы и имущество игумена.

В 1682 году царь Федор Алексеевич указал допросить под клятвой городских и сельских начальников: «Нет ли в городах и в селах татей и разбойников, и смертных убойцев, и ведунов, и колдунов, и травников, и кореныциков, и всяких воровских пришлых людей?» И начальники сельские и городские давали «сказки» Лебедянскому воеводе Кобякову, что в их селениях и городе «татем и разбойникам и всяким воровским людям приезду и отъезду нету, а ведомо, что и смертные убойцы есть же в лесах и в дорогах».

В апреле 1695 года из Москвы на Дон бежала большая шайка «воров и разбойников», которые в Москве «многих торговых и пожиточных русских людей и иноземцев разбили и побили до смерти, и взяли многие их пожитки, платье и деньги, и ефимки, и золотые, и посуду серебряную и оловянную, и медную, и розбив, разбежались врознь, а ведомо ж учинилось, что те воры и разбойники побежали врознь на Лебедянь...» Лебедянскому воеводе С С. Ергольскому грамотой от имени царей Ивана и Петра Алексеевичей предписывалось «тех воров и разбойников» сыскивать: «И ты б, служа нам, великим государям, и радея, на Лебедяни во всех слободах сотским, и старостам, и посадским, и всяких чинов людем велел про тех воров и разбойников проведывать тайно, всякими мерами, кто из тех разбойников у них в слободах и в сотнях у кого пристают; или кто шатские люди, а ныне у них объявились какие пожитки, или лишние деныи или учали водиться по кружечным дворам и деньги или рухлядь какую пропивают; или где у кого разбойной рухляди положено, и им тех людей привесть в приказную избу, а буде их поймать невозможно, и им на них известить. А сотским и земским старостам и на кружечных дворах головам и ларешным учинить наказ крепкий объявятся какие пришлые и приезжие люди, или тамошние жители, и учнут продавать платье русское и немецкое, теплое или холодное, цельное или в спорках, или в розбивке лоскутьем, или посуду серебряную, или оловянную и медную, или жемчуг, и ефимки, и золотые, и персни, и серги, или менять на товары, или которые пришлые люди учнут пить на кружечных дворах, а у них объявятся деньги многая или рухлядь какая, а по осмотру она причинна к разбою — и таких людей имать и приводить к себе в приказную избу... А буде кто объявится, что про те разбои ведал, или сам на тех разбоех был, или с тех разбоев что купил, и тем людем за то быть безо всякого милосердия в смертной казни».

В 1700 году в лебедянских лесах скрывались солдаты, бежавшие из новонабранных полков армии Петра I, шедшей воевать Нарву. Беглецы по ночам выходили из лесов и грабили жителей города и селений. Грамотой Петра I воеводе А. Г. Сумарокову было приказано переловить их и прислать в Москву «наскоро, не дожидая иного указу». Повторно Петр I обратился к теме лебедянских разбойников в 1719 году, когда указом от 30 октября повелел их ловить и «казнить разными казнями без милосердия».

Разбойничьи «душегубства» и злодеяния впечатляют своей масштабностью. Так, в 1772 году в Воронежский магистрат были «приведены с поличным и сысканы» два лебедянских «вора и разбойника» — Сенька Попов и Ивашка Корнилов, которые «учинили многие грабежи и смертныя убойства» На сыске оказалось, что эти «рыцари большой дороги» совершили ни много ни мало: «смертных убойств 62, грабежей и татеб 117». По розыску были схвачены еще 15 жителей Лебедянского уезда, входивших в шайку, среди них — поп села Трубетчино Иван.

Разбои продолжались и на протяжении всего XVIII столетия. В 1765 году Екатерина II, для искоренения воров, разбойников и пристанодержателей, указала в каждой волости избрать сотских, чтоб они, под страхом смертной казни, доносили Лебедянской воеводской канцелярии два раза в год о благополучии в этом отношении вверенных им сел и деревень. Однако, несмотря на меры правительства, вплоть до начала XIX века по дорогам Лебедянского уезда было опасно ездить. Последним лебедянским разбойником следует, очевидно, считать помещика Филина. С шайкой вооруженных дворовых людей он выезжал на разбой, «грабил и мучил разных людей, и был от него страх великий». Филина вызывали в суд, он игнорировал вызовы; когда же за ним в имение явилась полиция, Филин «выгнал оную и грозил ей ружейными выстрелами».

Пришлось губернатору выслать из Тамбова в Лебедянский уезд воинскую команду. Было это в 1802 году.

Эти исторические реалии остались в памяти народной в форме легенд и рассказов о разбойниках, их таинственных убежищах и несметных кладах. Как рассказывали старики, в одном из курганов близ села Троекурова «заключено столько золота и серебра, что сокровища сего не стоит весь Лебедянский уезд». Клад этот, однако, никому пока найти не посчастливилось. А вот другие клады — были.

Россыпные серебряные и медные монеты, в основном восточные, золотоордынские и Великого княжества Рязанского — частые находки на пахотных полях в окрестностях Лебедяни. Здесь же был найден резной по кости образок с серебряным басменным ободком с надписью TPOUZA, датируемый XIV веком. В селе Каликино на огороде в 1901 году был найден клад из 568 серебряных ордынских монет и чугунная ваза. Клад рязанских монет XV века весом более фунта был найден в селе Черепянь на Дону, а другой, в котором обнаружены медные и серебряные кресты, восточные монеты и монеты рязанского князя Ивана Федоровича (1409—1458) — в Покрово-Казацкой слободе. Интересно, что по времени происхождения эти находки совпадают с временем легендарных Кунама, Тяпки и пустынника Петра. Видимо, какая-то историческая база под Лебедянскими легендами все-таки есть.

Серьезных археологических раскопок здесь не проводилось, хотя разведки по Дону и Красивой Мече открыли большое количество славянских поселений и курганов XII— XIV веков. Пока же здешние древности, как с грустью писал еще в XIX веке исследователь, «изглаживает соха, не дождавшись археологического заступа».

ЗАГАДКА «НИКОЛЫ ЛАПОТНОГО»

«Я отправил из Москвы с разным добром 973 подводы, в Калужские ворота на Можайск. Из Можайска пошел я Старой дорогой на Смоленск, становился недошедши медынских и вяземских округ. Остановился на Куньем бору; речка течет из ночи на зимний восход, а имя той речки Маршевка, и потом я велел русским людям на Куньем бору сделать на суходоле каменную плотину, плотину глиною велел смазать, а в ней положил доску аспидную и на ней написано, где что положено шедши из Москвы до Можайска».

Так начинается текст кладовой записи, сделанной, по преданию, в Смутное время польским королем Сигиз-мундом (по другой версии — самозванцем Гришкой Отрепьевым). Оригинал этой записи, выполненный «на медной доске» на латинском и польском языках, по убеждению старых кладоискателей, находился в Варшаве, а тайно сделанный список с нее, переведенный на русский язык, был широко распространен в среде русских искателей сокровищ.

В том, что «сокровища польского короля» приурочены к Смутному времени, нет ничего удивительного — в Смутное время было зарыто огромное количество кладов, что подтверждается многочисленными находками, и этот факт говорит, скорее, в пользу реальности «кладов Сигизмунда». Кому они принадлежали в действительности — это уже другой вопрос.

Историческая основа преданий о «кладах- Сигизмунда» связана с событиями 1609—1612 годов. Летом 1609 года король Сигизмунд III (в России его именовали Жигимонтом, отчего произошло фольклорное имя Аглемент) во главе 30-тысячного войска вступил в охваченные Смутой российские пределы, чтобы «утишить бунт, истребить бесстыдного Самозванца, низвергнуть тирана вероломного (то есть русского царя Василия IV Шуйского), освободить народ, утвердить веру и церковь». Речь шла о завоевании российского престола. Часть русских бояр выступила в поддержку притязаний Сигизмунда, считая, что это поможет усмирить Смуту. «Вся Россия встретит царя вожделенного с радостию, — писали они Сигизмунду. — Города и крепости отворят врата; патриарх и духовенство благословят его усердно. Только да не медлит Сигизмунд; да идет прямо к Москве .» Однако на пути королевских войск встал Смоленск, у стен которого Сигизмунд застрял на целых полтора года. Только небольшой отряд гетмана Жолкевс-кого, отделившись от основных сил, двинулся на Москву и разгромил в битве под Клушиным армию Василия Шуйского. Смута запылала с новой силой. Поляки с согласия боярской думы вступили в Москву, а вся Можайская дорога от Москвы до Смоленска контрблировалась польскими гарнизонами. Короткий период согласия оккупантов с боряской верхушкой закончился Московским восстанием в марте 1611 года, которое было жестоко подавлено полками, а сама Москва сожжена и разграблена. Поляки, по свидетельству Карамзина, «грабили казну царскую взяли всю утварь наших древних венценосцев, их короны, жезлы, сосуды, одежды богатые, чтобы послать к Сигизмунду .. сдирали с икон оклады, делили золото, серебро, жемчуг, камни и ткани драгоценные». Эти трофеи, включавшие значительную часть царской казны, были отосланы в Смоленск к королю по Можайской дороге и, если верить преданию, какие-то из этих сокровищ были укрыты по дороге у погоста Николы Лапотного...

По одной из легенд, Никольский погост называется так оттого, что здесь польские воины, окончательно разбив сапоги на русских дорогах, переобулись в лапти.

Запись на клады Сигизмунда была широко распространена среди кладоискателей. Она ходила по рукам в самых различных версиях. Неизменными оставались главные приметы: центром «кладоносного» района во всех вариантах записи является погост Николы Лапотного (Николы Лапотника, Николы Лапотникова и т. п.), около которого, остановившись в Куньем бору, якобы зарыл свои клады польский король: «Есть погост Николая Чудотворца, яже зовомый Никола Лапотный, и от него еще погост Святого мученика Георгия, в трех верстах расстоянием один от другого. У погоста Николая Чудотвбрца имеется речка Хворостянка, а другая Гремячка. В устье оного погоста третья речка Чернитинка из болота из черных местов...» Далее следует подробная роспись кладов, положенных в округе: «У оного погоста положено сокровище...» В различных вариантах записи количество кладов колеблется от десяти до двадцати, причем масштабы кладов измеряются «котлами» и «бочками» золота и серебра. Закопав сокровища, по преданию, польский король приказал «находившихся тогда у него в плену российских людей всех мечом погубить, дабы о положенном его сокровище никому не известно было».

Если внимательно вчитаться в кладовые записи, то можно легко заметить, что во всех случаях речь идет о реальной местности, в которой зарыт по крайней мере один реальный клад. Приметы этой местности следующие:

1. Клад зарыт близ погоста Николая Чудотворца Лапотного, рядом с которым, на расстоянии от трехсот сажен (около 630 метров) до семи верст (около 7,5 километра), находится другой погост, во имя Св. Георгия Великомученика.

2. Погост Николы Лапотного стоит на реке с названием Хворостянка (Хворостня, Хворосня, Хворость, Сорочка). Рядом протекает речка Хворостянка-малая (Гремячка), а поодаль третья речка — Чернавка (Чернитинка, Черновка). Все три речки берут свое начало близ погоста, а Чернавка, к тому же, вытекает из болота.

3. В окрестностях погоста имеется ряд характерных примет: насыпной вал («плотина»), суходольный луг, родник («колодезь»), камни-валуны.

4. Неподалеку от погоста расположена местность под названием Куний Бор, где находится пустошь Телепнево и через которую течет речка Маршевка. Здесь проходит или проходила большая проезжая дорога.

Клад короля Сигизмунда ищут уже несколько столетий. Главной магистралью поисков всегда была Смоленская дорога, а погост Николы Лапотного искали то под Можайском, то под Гжатском, то под Вязьмой и Дорогобужем. Указывают и на окрестности тверского города Зубцо-ва, в 10 верстах от которого, по Старицкой дороге, находились приметные места, схожие с теми, что упоминаются в кладовых записях.

В конце прошлого столетия одним из мест поисков являлась деревня Соколове Гжатского уезда, на речке Могилевке. Здесь, в одной из излучин реки, по преданию, в старые годы был найден «гроб с золотом». Близ деревни находился старинный погост Николая Чудотворца, который в архивных документах XVII—XVIII веков именуется погостом Николы Лапотникова. В середине прошлого века здесь был найден и клад — котел с медными монетами XVIII столетия. Другие многочисленные раскодки дали немного: была найдена серебряная церковная лжица для причастия, ручка чугунного котла, несколько рассыпных серебряных и медных монет. Копали и на погосте, но, кроме гробов, ничего не нашли. Правда, в окрестностях деревни было обнаружено множество интересных объектов: три славянских кургана, каменный погреб (раскопан; оказался пустой), камень-валун с вырезанным знаком медвежьей лапы. А в сентябре 1874 года в версте от деревни кладоискатели натолкнулись на захоронение наполеоновских солдат, в котором среди костей оказался полусгнивший пояс из красной кожи. Когда его стали извлекать из земли, пояс разорвался и из него посыпались серебряные монеты — русские рубли и какие-то иностранные деньги. Всего было найдено семнадцать монет.

Исследователи прошлого столетия, анализируя тексты кладовых записей короля Сигизмунда, отмечали, что в старое время Смоленская дорога шла южнее Бородина через села Преснецово и Царево-Займище. Где-то здесь, на стыке Гжатского, Можайского и Медынского («не дошедши медынских и вяземских округ») уездов, и находился искомый погост Николы Лапотного Таким местом мог являться погост Александра Свирского близ Можайска, или безымянный погост на самой границе Можайского уезда, у слияния двух речек, сожженный в Смутное время и носивший, по преданию, название Николы Лапотникова. Еще в конце XIX века следы погоста были ясно видны, а весной почти ежегодно здесь вымывались и выносились на берег водой одна-две серебряные монеты.

В Смоленской области можно указать еще несколько мест, где мог находиться легендарный погост. Во-первых, это погост Никола-Погорелый в бывшем Дорогобужском уезде, на берегу Днепра, в 38 верстах от Дорогобужа, на старой почтовой дороге в город Белый. В 1859 году здесь находилось 7 крестьянских дворов и две церкви. Еще один погост, Никола-Кременной, располагался в 40 верстах от Дорогобужа на реке Вопце по правую сторону от дороги на Духовщину. В Бельском уезде существовал погост Никола-Немощеный, а в Смоленском уезде — Никола-Словажский. Еще одним вероятным «адресом» может являться село Рыхлово, Ново-Никольское тож, в 35 верстах от города Вязьмы, по левую сторону от Смоленского почтового тракта. В этом маленьком селе на пять дворов существовала Никольская церковь «при колодцах».

Клад Сигизмунда может находиться и ближе к Москве. В тексте кладовой записи ясно указывается, что подводы с сокровищами были отправлены через Калужские ворота на Можайск. Как раз на этом направлении, в районе современной Апрелевки, в верховьях реки Пахры в XVI — начале XVII века располагался «монастырь особняк Николы Чудотворца», а в четырех верстах от него — погост Св. Георгия Великомученика. Ведь король, судя по записи, что-то «положил», еще не доходя Куньего бора, «шедши из Москвы до Можайска».

Но на самом деле нет никакой уверенности в том, что клад Сигизмунда, если он есть, зарыт по Смоленской дороге. Дело в том, что многочисленные варианты кладовой записи указывают аналогичные места в Тверской, Костромской, Ярославской областях. А в XIX веке в Олонецкой губернии ходила по рукам кладовая запись с точным указанием на то, что клад зарыт близ одного из карельских погостов, в районе Кондопоги: «Есть река Хворосня крутобрега, еще малая Хворосня, третья река Чернавка. На реке Хворосне есть погост, называемый Николай Лапотный, а второй погост Егорий, от Николы виден. При том погосте Николы есть топи, где и люди не ходят. Пониже топи есть земляной вал, в концах вала лежат по камню серых, под теми камнями по кубу денег серебряных.. Средь вала лежит плита красная — на коне поворотиться можно — под той плитой шестиуховый котел денег серебряных. При том же погосте Николая есть колодезь — вода кипучая, и в нем спущено 10 пудов посуды церковной серебряной и закрыто дубовой доской... И та поклажа время нашествия Литвы, то есть польского короля Костюшки».

Так что загадка погоста Николы Лапотного далеко не так однозначна, как это может показаться на первый взгляд, как, впрочем, и вопрос реальности таинственного клада. Время, возможно, покажет — существует ли легендарный клад Смутного времени на самом деле, или это просто очередная «поклажа польского короля Костюшки».

ТАЙНЫ ПРИДНЕСТРОВСКИХ ЯРОВ

«Там вдоль всего Днестра сплошь овражины да чащобы, места неподступные, и хуторяне никому неподвластны — пустыня окрест. Безопаснее место трудно придумать... Деньги, дукаты, в яру закопаны на всякий случай — ты их вырой».

Глубокие, заросшие кустами, труднодоступные овраги левого берега Днестра, от Могилева-Подольского до Тирасполя, в одном из которых укрыл свои сокровища персонаж романа Г. Сенкевича «Огнем и мечом», издавна пользовались славой глухих безлюдных мест, куда забредали только шайки разбойников да отчаянные сорвиголовы, по каким-либо причинам желавшие держаться подальше от людских глаз. На первый взгляд, предприятие их было совсем гиблым — обширная степь между Днестром и Бугом, в средние века носившая название Едисана, хотя номинально и являлась территорией Речи Посполитой, на самом деле служила обширным пастбищем для татарских коней и постоянным плацдармом, откуда по Кучманскому шляху уходили в набег на польские и украинские земли татарские чамбулы. Через эту же степь, возвращаясь, они гнали пленников, везли награбленные трофеи.

Но вот удивительное дело — именно «транзитное» положение этой степи и делало ее в те годы едва ли не самым безопасным местом на всей Украине. А многочисленные речки и ручьи, впадавшие в Днестр с левой стороны, глубоко прорезая песчаниковые скалы, создавали удобные естественные укрытия, где можно было жить годами, не встречая ни единой души и находясь далеко в стороне от бурных событий, или наоборот — участвуя в них по мере сил. Когда началось восстание Хмельницкого, то, как писал историк Н.И. Костомаров, «по Бугу и Днестру жители бросали свои жилища, скрывались в ущельях и лесах, составляли шайки, нападали на поляков».

Но не всякий решится пойти на жительство в такое грозящее любыми случайностями место. Поэтому и стекались сюда в основном всевозможные «оторвы», которым приходилось выбирать между гарантированной плахой или виселицей где-нибудь во Львове или Брацлаве, и опасной, но дающей шансы уцелеть, жизнью в пещере или утлой хибаре, прилепившейся к крутому склону заросшего непроходимым кустарником яра. Н.И. Костомаров свидетельствует, что в XVII столетии «жители берегов Буга и Днестра отличались перед всеми буйством и отвагою». А у таких «буйных и отважных» людишек всегда водились «грошi», зачастую немалые и всегда добытые весьма сомнительным путем. И кому же доверить эти «грошi», как не горячей, белой от известковой пыли земле здешних мест? А много лет спустя, когда настал мир и эти земли, наконец, населились людьми, стали вешние воды выносить на поверхность из земли россыпи золотых, серебряных и медных монет, рождая легенды о скрытых в недрах приднестровских яров несметных богатствах...

Так, однажды в полуверсте от села Чобручи вода вымыла большой клад серебряных монет, а в окрестностях деревни Широкой ручей вынес около сотни серебряных турецких денег. В селе Спее крестьянин Сильвестр Винтя откопал горшок, в котором находилось 14 серебряных пуговиц и 93 монеты периода 1576—1684 годов — голландские, турецкие, польские и германские, из них три золотых и 90 серебряных. А по рассказам жителей села Акмечетки Ананьевского уезда, все окрестности села были просто-таки переполнены кладами, в основном «турецкими сокровищами» и кладами гайдамака Дубровы. Легендарный Дуброва жил в конце XVIII века и прославился своими набегами на турок, поляков и татар. Во время русско-турецкой войны его шайка напала на русский обоз, шедший под Бендеры, в лагерь русской армии. Но обоз охранял сильный отряд, который перебил гайдамаков, а сам Дуброва едва спасся бегством. Опасаясь, чтобы его добро не попало в руки москалей, Дуброва собрал свое золото и серебро, ссыпал в лодку, оббил лодку войлоком, привязал ее на цепь и, прибив другой конец цепи к корню вербы, опустил лодку в глубокую яму, закопал и завалил камнями. После этого Дуброва бежал в Бессарабию. Много лет спустя он повстречал там нескольких пришедших на заработки акмечетских крестьян, которым и передал свой секрет. Клад Дубровы никому отыскать пока не удалось, но правдивость старинной легенды, по мнению местных жителей, подтверждается тем, что в маленьком ручье, протекавшем через окраину Акмечетки, в прошлом веке регулярно находили золотые монеты, вымываемые из горы после дождя или весной.

Но самой большой загадкой приречных долин Буга и Днестра являются многочисленные таинственные подземные сооружения, в которых, по утверждению народной молвы, укрыты большие богатства.

На расстоянии около 600 метров от реки Кодыма, в трех верстах от села Сырова, находится группа из десяти курганов. Они давно привлекали внимание местных кладоискателей. Ходили легенды, что в этих могилах укрыты сокровища какого-то древнего царя одного из тех неведомых народов, что некогда прошли через причерноморс-кие степи, не оставив в истории даже имени своего. В 1889 году группа искателей сокровищ во главе с тираспольским мещанином Гавриилом Домнизареску, раскопав один из курганов, обнаружила погребальную камеру с деревянной, окрашенной в красный цвет гробницей. В саркофаге лежал человеческий скелет, с длинным проржавевшим мечом с золотой рукоятью у пояса и золотым перстнем на пальце. Остатки истлевшей одежды, расшитой золотыми нитями, говорили о знатности ее владельца. Кроме гробницы, кладоискатели нашли в камере три человеческих черепа, лошадиный скелет и кувшин с пеплом.

Из камеры выходили три подземных галереи. Одна — небольшая, с выкрашенной в красный цвет лестницей, вела к замаскированному выходу, а другая, длиной в несколько сот метров, выводила в глухой овраг на берегу реки. Третий ход уходил в глубь кургана. Туда и устремились кладоискатели, освещая себе путь факелами и фонарями, но огонь начал гаснуть от нехватки кислорода. Люди стали задыхаться. Мрачное подземелье, казалось, готово было поглотить потревоживших покой древней могилы искателей сокровищ, и те отчаянно бросились бежать. Натерпевшись страхов, кладоискатели потом рассказывали, что столкнулись в подземелье с нечистой силой, и место то — проклято. По распоряжению сельского старосты вход в подземелье был засыпан.

Однако слухи о подземных сокровищах не давали покоя многим. Спустя шесть лет, в 1895 году, четверо местных жителей, среди которых был сын предводителя первых кладоискателей, Иван Домнизареску, тайно раскопали засыпанный лаз и проникли далеко вглубь кургана. Они стояли на пороге разгадки тайны — впереди явственно была видна полусгнившая деревянная дверь, очевидно, закрывавшая вход в еще одну камеру или подобное подземное сооружение. Но внезапно обрушившаяся земля погребла под собой одного из кладоискателей, а остальные чудом спаслись бегством...

В селе Валя-Гуцулова («Гуцулова долина») рассказывали предание о разбойнике Гуцуле, жившем здесь в старые ёремена в пещере. Этот разбойник оставил после себя несметные клады, которые несколько десятилетий не давали покоя кладоискателям. Местные крестьяне отыскали пещеру, где жил Гуцул, — она находилась в западной части села, там, где балка Валя-Гуцулова соединяется с долиной реки Куяльник. Входом в пещеру служило небольшое круглое отверстие, за которым скрывался грот шириной метра четыре. В стене этого грота находилось другое отверстие, в виде низкой, высотой около метра, арки. За ней открывался уходящий в глубь горы просторный подземный ход, длиной более 200 метров. На всем его протяжении имелось 36 ступенек. В середине галереи находилось ответвление — вход в комнату площадью около 17,8 квадратных метра, высотой 2,5 метра. В потолке имелось световое отверстие. Посреди комнаты стоял круглый стол, сбитый из глины, а вокруг него — такие же стулья со спинками. Еще дальше по коридору располагалась «кухня» — комната почти таких же размеров, с печью для приготовления пищи, глиняным столом и табуретками. В стенах были вырублены углубления в виде шкафчиков. А в самом конце подземного хода находился колодец с удивительно чистой и вкусной водой.

Эти загадочные подземелья были тщательно изучены кладоискателями, но сокровищ в них не нашли. Может быть, пока. Пробовали искать и в окрестностях села. В середине XIX века крестьяне срыли до основания большой курган на левом берегу Куяльника, около села. Вместо клада были найдены скелет человека, лошадиный остов, железные стремена и кинжал. Постепенно были раскопаны все курганы в окрестностях села — сокровищ не было. Но клад все же был найден — как водится, случайно. В 1880-х годах крестьянин из Валя-Гуцуловой на левом берегу Куяльника во время пахоты выпахал горшок с серебряными турецкими монетами.

Такие случаи, когда слухи о кладах рано или поздно подтверждались его находкой, были в здешних местах особенно часты. Неподалеку от Кучургана есть балка под названием Дивка. Говорят, что в ней некогда скрывалась шайка разбойников, атаманом которой была девка («дiвка»). По рассказам, эта шайка оставила где-то здесь клад — несколько десятков бочонков золота. Местные кладоискатели перекопали все близлежащие курганы в поисках разбойничьего золота. А клад — снова случайно и снова при пахоте — был найден в самой балке, правда, не золото, а около пуда медных пятаков.

В окрестностях Слободзеи в середине XIX столетия какой-то крестьянин нашел клад, вывалившийся из обрыва у берега Днестра. Это дало толчок к массовому кладоискательству. Но ничего не нашли, и «золотая лихорадка» быстро утихла. А несколько лет спустя двое крестьян, вскапывая огород, наткнулись на новый клад... Нет, дыма без огня не бывает — особенно в «стране кладов»!

И не только клады укрывали в этих местах, но и... целый монетный двор! На левом берегу Днестра находится старинное украинское село Цекиновка. Напротив, на молдавском берегу, возвышаются стены Сорокской крепости, построенной в 40-е годы XVI века. Считают, что название села происходит от слова «цехин» — так на Украине называли золотые венецианские дукаты. Существует достаточно обоснованное предположение, что на месте села в XVII веке существовал тайный монетный двор, где чеканились фальшивые монеты европейских государств — Венгрии, Польши, Чехии, Германии. Дело в том, что с XVII века претенденты на молдавский престол должны были выкупать это право у турецкого правительства. Кроме того, Молдавии ежегодно приходилось платить дань султану. Тогда, для того, чтобы поправить финансовые дела государства, а заодно и свои личные, молдавские господари наладили чеканку фальшивых денег на монетных дворах в Яссах, Сучаве, а также, возможно, и в Цекиновке, в непосредственной близости от Сорок — одной из главных молдавских крепостей.

Тайные ночные переправы молдавских чиновников через реку из крепости в мастерскую и обратно породили легенду о существовании под Днестром подземного хода из крепости на левый берег. Археологические раскопки в Сорокской крепости доказали, что подземного хода не было. А вот «продукция» Цекиновской монетной мастерской обнаружена была. Среди монетных находок в Сорокской крепости оказались фальшивые венгерские, польские и генуэзские монеты — «серебряные» и «золотые», то есть во всех случаях отчеканенные из меди, с плохо читаемыми надписями, но покрытые серебряной или золотой амальгамой.

Кстати, неподалеку от крепости, в урочище Бакиров яр, находится еще одно загадочное подземное сооружение — пещера гайдука Бакира. Высеченная в совершенно отвесной скале, на высоте около шести метров, эта пещера, по преданию, тоже таит в своих недрах клад.

Чем дальше двигаться вдоль Днестра на север, тем больше можно встретить тайных подземных убежищ. В селе Буша высятся остатки старинного замка, построенного на рубеже XVI—XVII веков. В 1654 году этот замок, защищаемый казаками, после упорного сопротивления был взят штурмом польскими войсками. Тогда, по преданию, вдова казачьего сотника Завистного Марьяна взорвала пороховой погреб, и часть замка взлетела на воздух...

Сегодня от замка фактически осталась одна башня, перестроенная под колокольню. Под ней расположен сводчатый подвал, соединенный ходами с другими таинственными подземными помещениями. Эти остатки замковых подземелий практически не исследованы и сулят самые неожиданные открытия. Еще более загадочное подземелье находится приблизительно в версте от села. Здесь, за густой кустарниковой порослью, скрывается древнее убежище — пещера, образованная скалой-монолитом и отколовшимися от него огромными глыбами камня. На скале высечены надписи на польском языке: «Эта пещера открыта Ромуальдом Остоей Овсяным г. 1824» и «Память 1524 г. д. 3 июня». Существует легенда, что в пещере в 1820-х годах скрывался от своих восставших крепостных местный помещик Ромуальд Остоя Овсяный. Здесь же, в недрах пещеры, он закопал от разграбления свои деньги и драгоценности.

А на противоположной скале находится так называемый «Бушанский рельеф» — одна из самых больших загадок Украины, разгадать которую пока не удалось никому. Композиция, изображающая коленопреклоненного человека, дерево с сидящим на одной из веток петухом и оленя, имеет в длину около 3 метров, в высоту — 1,7 метра. Когда и кем высечен на скале этот рельеф — неизвестно, как неизвестно и то, в чем состоит смысл изображения. Некоторые исследователи видят ближайшую аналогию с миниатюрой из болгарской Псалтири XIV века, иллюстрирующей псалом «Им же образом желает елень на источники водныя, аще желает душа моя к тебе, Боже». Гипотез высказывается много, но тайна «Бушанского рельефа» остается неразгаданной.

Ближе к Могилеву-Подольскому, на берегу Днестра, расположено старинное село Бронница, известное с 1388 года. Укрытое в глубокой долине, между двухсотметровыми кручами, это село также сохранило остатки старинных укреплений и подземные ходы. Следующий подземный объект — село Нагоряны. Здесь, на обрыве, темнеют провалы вырубленных в скале семи пещер, уходящих глубоко в недра горы... А еще дальше, около села Лядовы, среди густых зарослей сохраняются остатки древнего пещерного Лядовского монастыря, в подземельях которого, по преданию, накануне прихода в 1648 году казаков Максима Кривоноса, монахи укрыли богатую монастырскую казну.

Подземелья, подземелья с легендарными сокровищами... Если верить рассказам, они существуют под руинами едва ли не всех тех старинных замков, что по сю пору во множестве сохранились на Украине. Но есть среди этих замков с подземельями один, о котором достоверно можно сказать: здесь скрывается тайна...

ТАЙНА ЛУБЕНСКОГО ЗАМКА

«Начиналось его государство сразу же за Чигирином, а кончалось — гей! — у самого у Конотопа и Ромен. Но не одно оно составляло княжеские богатство, ибо, начиная от воеводства Сандомирского, князь владел землею в воеводствах Волынском, Русском и Киевском; однако же приднепровская вотчина была всего любезнее...»

Так писал Генрик Сенкевич о владениях князя Иеремии Вишневецкого — польского магната, владевшего в первой половине XVII столетия целым «государством» с населением в 228 тысяч человек на Левобережье Днепра. Столицей этого государства был город Лубны.

Род Вишневецких вел свое начало от Новгород-Северского князя Корибута, внука Гедимина и сына Ольгерда, великого князя Литовского. Несмотря на свою службу польскому королю, Вишневецкие долгое время исповедовали православие. Выходец из их рода, Дмитрий Вишневецкий в 1552—1557 годы основал укрепленный городок на острове Хортица — будущую Запорожскую Сечь. А в 1571 году Михаил Вишневецкий, староста черкасский и каневский, получил от польского короля наказ «оберегать и боронить» земли на левом берегу Днепра, по рекам Суле и Пселу.

С этого и началась история «Заднепровской державы». В 1590 году Сейм Речи Посполитой утвердил за сыном Михаила Вишневецкого, Александром, право на пустынные земли Посулья. Здесь, на реке Суле, в 1589 году Александр Вишневецкий основал на старом городище — месте, где во времена Киевской Руси некогда стоял известный с 1107 года городок Лубно, — новый город, назвав его Александровым. Но старое название, Лубны, прижилось как-то больше...

К концу XVI века владения Вишневецких распространялись практически на все Левобережье Днепра. Сын Александра, князь Михаил Вишневецкий, женившись на Раине, дочери молдавского господаря Иеремии Могилы, избрал Лубны своей резиденцией и начал активно осваивать этот обширный край, лежавший в то время в полном запустении. Привлеченные тридцатилетними налоговыми льготами и защитой сильного княжеского войска, в Заднепровье потянулись переселенцы...

«И все расцвело, и закипела жизнь. По следам древних шляхов были проложены дороги; реки укротились плотинами... Более четырехсот водяных мельниц, не считая всюду, где можно, поставленных ветряков, смалывали хлеб в одном только Заднепровье. Сорок тысяч оброчных вносили оброк в княжескую казну, в лесах появились пасеки, по рубежам возникали все новые деревни, хутора, слободы. В степях бок о бок с дикими табунами паслись огромные стада домашнего скота и лошадей. Неоглядный однообразный вид степей и лесов оживился дымами хат, золотыми верхами церквей и костелов — пустыня превратилась в край, вполне заселенный». А столицей этого края были Лубны — город на реке Суле, получивший в 1691 году магдебургское право, с населением почти в двадцать тысяч жителей, с замком, ратушей, костелом Святого Михаила, монастырем бернардинцев — «кляштором», православной Троицкой церковью, с двумя с половиной тысячью домов и с ежегодной ярмаркой, на которую приезжали купцы даже из Москвы, Крыма и Астрахани...

Такой была Левобережная Украина в ту пору, когда на троне лубенского замка гордо восседал князь Иеремия Вишневецкий. На Украине его считали вероотступником и изменником — в девятнадцатилетнем возрасте Иеремия, после обучения у иезуитов во Львове, Италии и Испании, принял католичество, тем самым изменив вере отцов. Но у польской шляхты Иеремия Вишневецкий, воевода и сенатор Речи Посполитой, пользовался огромной популярностью благодаря своей воинской доблести, проявленной в многочисленных войнах с татарами, турками, казаками и Россией.

За столетие в Лубенском замке Вишневецких накопились огромные фамильные богатства — доходы от заднепровских латифундий, военная добыча, дары татарского хана и молдавских господарей. На эти деньги Иеремия содержал собственное шеститысячное войско, многочисленный аппарат чиновников, управлявших его Заднепровской державой, строил костелы, крепости, дороги... Денег хватало в избытке — только на свою свадьбу Иеремия Вишневецкий истратил 250 тысяч злотых.

Все рухнуло весной 1648 года. Вся Украина восстала буквально в один миг. Армия Богдана Хмельницкого разбила коронные войска под Желтыми Водами и Корсунем и вышла к Умани, Белой Церкви и Киеву. Восстание захватило все Правобережье. На левом берегу Днепра стали появляться казацкие отряды. Местные жители, боясь солдат Иеремии Вишневецкого, пока выжидали, потихоньку перебегая в стан Хмельницкого. А сам владетель Заднепровья меж тем совещался в Лубенском замке со своими приближенными.

Тема созванного Вишневецким совета была одна: что делать? Дальнейшее пребывание в Лубнах грозило полностью отрезать владения Вишневецкого от Польши. Крестьяне Левобережья готовы были вот-вот восстать. Надо было уходить за Днепр, но все переправочные средства были уничтожены или угнаны казаками, а за Днепром стоял с двухсоттысячной армией Хмельницкий, противостоять которому с шестью тысячами, пусть и отборного, войска было невозможно.

На совете в Лубенском замке было решено уходить на Волынь по долгому и сложному маршруту: двинуться на север через густые леса к Чернигову, оттуда свернуть к Любечу и там, переправившись через Днепр, идти через припятские болота к Ровно. Это был единственный путь к спасению, но он грозил многими осложнениями. Предстояло преодолеть около шестисот верст, переправиться через Десну, Днепр и Припять, преодолеть непролазные трясины. И это — с княжеским двором, многочисленными беженцами, обозом, артиллерией...

Тем не менее решение было принято. Однако ввиду предстоящего тяжелого и долгого пути в дорогу взяли только Самое необходимое, оставив многое из княжеского имущества в надежных тайниках лубенского замка — все равно коронные войска вскорости одержат верх над казаками, и ненавистный Хмель сгинет, как сгинули до него другие казацкие вожаки — Косинский, Наливайко, Ло-бода, Тарас Трясыло, Павлюк, Гуня... Тогда, рассчитывал Вишневецкий, он вновь вернется в свою отеческую «державу», на лубенский трон. Поэтому, как свидетельствует летописец Самуил Величко, Вишневецкий «выехал, як могл... в легце (то есть налегке)».

Вернуться, однако, не пришлось. Левобережье Днепра в результате освободительной войны украинского народа навсегда вышло из-под власти польского короля, а «Заднепровская держава» Вишневецких прекратила свое существование. Сам Иеремия Вишневецкий скончался в 1651 году. А к оставленным им Лубнам в конце июня 1648 года подступило около 15 тысяч «своевольников» — восставших крестян, поддержанных небольшим отрядом казаков, которые «Лубны штурмом взяли и разорили, отцов бернардинов поумерщвляли, а вместе с ними и много шляхты». На могилы погибших в ходе штурма жителей города случайно наткнулись в 1860-х годах. При реконструкции мостовой, на спуске к Суле, было обнаружено несколько ям, наполненных человеческими костяками. Среди них нашли ржавые обломки мечей и сабель, пуговицы, застежки, коралловые и янтарные бусы, шпоры, куски золотой и серебряной парчи.

Город был жестоко разграблен и сожжен, стража и замковая челядь перебита, а замок Вишневецких повстанцы буквально сровняли с землей. И спустя много лет, вплоть до конца XIX столетия, развалины замка исправно служили для лубенских жителей источником бесплатного строительного материала, прежде всего щебня, камня и кирпича.

Немало попользовались от лубенского погрома и «своевольники». Богатства, захваченные у ограбленных и вырезанных лубенских жителей, легли в основу фамильного благосостояния нескольких малороссийских дворянских фамилий, ведущих свое происхождение от казацких старшин времен Хмельницкого, бравших штурмом Лубны в 1648 году, — Кулябко, Ореховских и других. Награбленного хватило всем — в городе укрывалось от войны много шляхты и купцов, да и горожане были люди не бедные. Однако главные сокровища Лубен, сокровища Вишневецкого, остались недосягаемыми, надежно укрытые в подземных галереях лубенского замка. Правда, вспомнили об этом только много десятилетий спустя, когда обветшавшие городские укрепления начали проваливаться, подмытые вешними водами, и открывать таинственные, уходящие глубоко под землю, сооружения...

...В 1850-х годах внезапный обвал открыл глубокий подземный коридор, уходящей в недра замковой горы. Несколько любопытных горожан рискнули спуститься в него и, пройдя небольшое расстояние, наткнулись на железную дверь, запертую на висячий замок. Ржавый замок можно было сломать, но обстановка явно грозила обвалом, и смельчаки поспешили вернуться. И вовремя: рухнувшая земля засыпала и ход, и загадочную дверь...

Этот случай был для лубенцев, можно сказать, рядовым — подобное случалось в городе едва ли не каждую весну. Вешние воды с завидной регулярностью обнажали подземные ходы и пустоты, фундаменты старых построек, выносили на поверхность старинные изразцы, монеты, черепки, человеческие кости. Главным местом находок, конечно же, была замковая гора, известная под названием Вал, на которой некогда стоял замок Вишневецких.

В одной из недавних публикаций утверждается, что якобы «место, где некогда горделиво возвышалась крепость надменного магната, заросло бурьяном и уже никто не мог вспомнить, где же стоял замок. В XIX веке археологи безуспешно пытались локализовать его местоположение». Читая подобное, поневоле вспоминаешь, что «мы ленивы и нелюбопытны». К этому можно добавить — «...и оттого склонны выдумывать небылицы». На самом деле местоположение лубенского замка на протяжении трех столетий было известно каждому ребенку в Лубнах, не говоря уж об археологах, которые еще в XIX веке опубликовали подробный план города, на котором обозначена территория бывшего замка.

Лубенский замок находился на высоком холме, господствуя над всей долиной реки Сулы. Отсюда открывалась панорама степи на 25 километров окрест. С востока замок защищала речка Ольшанка, приток Сулы, а с севера — ручей Каменный Поток. С запада замок был отгорожен валом и глубоким рвом.

Первоначальный неказистый городок, построенный Александром Вишневецким, сменили в 1619 году мощные укрепления, а при Иеремии Вишневецком, в 1639 году, замок был отделан с европейской роскошью. Над внутренней обстановкой дворца работали лучшие мастера. Особенным великолепием блистала «тронная зала» с куполообразным потолком, расписанным под небесный свод со звездами. Дворец был щедро отделан мрамором и гранитом. Обломки этой роскоши можно было встретить вплоть до начала нынешнего столетия, а кусок мраморной колонны с резной капителью долго валялся в городском саду. Разбирая развалины замка на щебень, горожане находили наконечники стрел, чугунные ядра, подковы, серебряные монеты времен польских королей Сигизмунда III (1587— 1632) и Владислава IV (1632—1648).

В самом городе можно было натолкнуться на остатки загадочных старинных сооружений. В одном из парков долгое время сохранялись развалины каменной постройки с массивными дверями и решетками в отверстиях стен. Толщина стен составляла 1,5 аршина (более 1 метра). Возможно, это были остатки кляштора бернардинцев. Это место пользовалось у горожан дурной славой — его почему-то традиционно избирали городские самоубийцы для сведения счетов с жизнью. Очевидцы утверждали, что по вечерам и ночью в липовых аллеях парка видели блуждающие огни, слышались стоны.

Но главной загадкой Лубен были и остаются таинственные подземные галереи — расположенные на глубине около 3 метров, тщательно сработанные, со сглаженными стенами, сводом и многочисленными замаскированными отдушинами...

...В 1899 году очередной обвал открыл подземный ход, пролегавший на глубине 4 аршин (2,8 метра). Ширина хода составляла 3 аршина (2,1 метра), высота — 4,5 аршин (3,9 метра). Его попытались исследовать. Через несколько десятков шагов ход разделился: одна галерея пошла к соборной площади, другая — к замку. Исследователи направились по первому пути, но через 10,5 метра наткнулись на обвал. Вернулись, двинулись по направлению к замку. Здесь повезло больше: через 20 шагов они уперлись в полусгнившую дубовую дверь, подпертую балками. Дверь аккуратно разобрали, двинулись дальше. Но тут дала знать о себе нехватка воздуха: факелы стали гаснуть, люди задыхаться. Пришлось вернуться назад...

В подземных галереях были найдены старинные изразцы, несколько серебряных монет, обломок меча и какие-то полуистлевшие печатные бумаги. Прослышав о находках, к провалу сбежалось множество желающих искать клад Вишневецкого. Пришлось полиции завалить вход в галереи «во избежание несчастного случая».

Летом 1916 года поиски клада Вишневецкого впервые начал вести профессионал — «Колумб подземной России», выдающийся ученый-археолог Игнатий Стеллецкий. В 1922 году он опять приехал в Лубны и еще два года вел раскопки Лубенского замка. Стеллецкому удалось обнаружить подземелье ратуши, из которого подземный ход выводил прямо к реке Суле. Раскапывая замок Вишневецкого, Стеллецкий обнаружил плиточный пол и сгоревший подзем-ный ход со множеством скелетов солдат Вишневецкого, погибших во время штурма замка казаками. Подземный ход вел в овраг к Суле. В нем было найдено множество предметов — сабли, перстни, курительные трубки. Необходимо было дальше расчищать развалины замка в поисках тайников с сокровищами, но против этого неожиданно выступили местные власти. Осенью 1923 году Стеллецкий вернулся в Москву, и раскопки лубенского замка были прекращены.

Может быть, когда-нибудь тайна старого замка все же будет разгадана. А пока фамильные сокровища князей Вишневецких таятся где-то в недрах древнего городища, на котором некогда возвышалась столица «Заднепровской державы».

ПРИЗРАК РАЗИНСКИХ СОКРОВИЩ

«Он много кладов закопал — казну свою хоронил. О тех кладах и посейчас слух идет, да все те клады заговорены. Немало было охотников взять их, но никто не может похвастаться удачей — не даются разинские клады. То незадачливого кладоискателя отбросит ветром за несколько верст, а то покажется клад, да уйдет глубже в землю, и сколько ни копай — не докопаешься. Сторожат разинские клады черти, а заговорены те клады на головы: на место, где клад зарыт, надо принести двенадцать голов, шесть женских и шесть мужских».

Так или приблизительно так рассказывали в народе о легендарных кладах Степана Разина. Правду в этих рассказах настолько невозможно отделить от вымысла, что многие исследователи отказывались вообще принимать их всерьез. Это во многом справедливо, особенно если понимать «клады Разина» как «настоящие» золото и серебро. Но легенды о кладах Разина прежде всего подчеркивают, что Разин был «колдун», «еретик», могучий чародей. А, как мы помним, в фольклоре клад — это не просто деньги или ценности, но и магическая сила. Вот и верили в народе, что Стенька прятал свою силу в виде зачарованных кладов. Это подтверждает и бытующее в народных преданиях убеждение, что Стенька клал свои клады не с тем, чтобы взять их обратно, а потому, что некому было их передать на сбережение — не было достойного человека. Если такой человек найдется, то ему и достанутся сокровища Разина. А от недостойных людей разинские клады заговорены крепкими заклятьями.

Есть поверье, что по ночам Разин стережет свои клады, являясь скачущим на белом коне или плывущим по Волге в ладье с шелковыми парусами:

«Стенька Разин еретик, Днем в могиле лежит, Ночью телеса наводятся — По свету ходит, Поклажи свои сторожит»

Самый большой клад Разина, по преданию, укрыт близ села Шатрашаны Буинского уезда Симбирской губернии. Этот клад — «всем кладам отец». Говорили, что на эти сокровища можно купить всю Симбирскую губернию. Около села за рекой тянется земляной вал, в этом валу вырыта пещера — выход, частично обвалившаяся. В глубине пещеры, за железной дверью, хранится сорок пудов золота и множество сундуков с жемчугами. Здесь также стоит икона Божьей Матери, а перед ней горит неугасимая лампада. Кто отыщет список этой иконы, тот отроет и клад, а кто станет рыть клад без этой иконы, тот тотчас же и уснет. Во время рытья ударит двенадцать громов, явится всякое войско, и конное, и пешее, и будут всякие привидения, только бояться этого не надо. Этот зачарованный клад неоднократно пытались добыть с помощью знахарей-«ворожцов».

А в четырех верстах от села Труслейки, говорят, Разин в подземном срубе спрятал клад в 104 миллиона рублей золотом. Там находится жестяная таблица, прибитая к матице из черного дуба. В выходе стоит стол, на столе лежит Евангельская книга, тут же стоит и блюдо, а на блюде лежит Камень-самосвет, весом в полтора фунта, и Камень невидимый. В углу выхода поставлены сорок два ружья, вокруг них — медная шпоночка, блестящая, как золото. В выходе же стоит часовня, а в ней находится Крест Животворящий да Арсидима* Божья Матерь и Никола Милостивый. Перед их иконами горит большая неугасимая свеча. В кладу положено двойное золото, серебро — все крестовики, жемчуг и медные деньги, все с конями. Около клада стоит пристав-черт и никому не дает денег. Кто возьмет этот клад, тому положено построить собор-церковь и поставить в ней Животворящий Крест, находящийся в часовне, а икону Арсидимы Божьей Матери отнести в Соловецкий монастырь. Камень же самосвет и Камень Невидимый отослать к царю. Невидимый камень нужно носить на груди, а в карман не класть. От Невидимого камня много пользы: если царь обойдет с ним всю Россию, то она сделается невидимой для неприятеля. Есть поверье, что если кто начинает копать этот клад, то из-под земли слышит слабый женский голос: «Не усиляйся, раб Божий, своей силой поднять казну! Найди разрыв-траву и выручи Божью Матерь из неволи, и тогда всему твоему роду и породью будет царствие небесное».

А около села Стемаса под Алатырем, в крутом овраге, зарыл Стенька двенадцать бочек золота. Стерегут его двенадцать чертей с ружьями, а чтобы взять этот клад, надо из рук этих чертей принять и выпить «ведро соплей с харкотиной»...

А в горе близ Сенгилея, под названием Шиловская шишка, устроил Стенька, как рассказывают, подвал, а в нем на цепях четыре бочки золота, сторожит их большой медведь...

И таких рассказов бытовало по всему Поволжью, от Астрахани до Жигулей, десятки, а может быть, и сотни. Рассказывали и про затопленную лодку с серебром; про сундук, что полон драгоценного платья, а сверху, как жар, горит икона, а заклята та поклажа на 300 лет; про 12 нош (ноша — мера веса, которую способен зараз унести на себе бурлак или крючник) серебра в чугуне, зарыт в горе, покрыт железным листом. Рассказывали и про две бочки серебра, зарытых у села Промзино Городище в Алатырском уезде — один мужичек взялся их отыскать, копал-копал и дошел уже до каменной плиты, которая те бочки покрывала, да тут вдруг видит — идет прямо на него войско с ружьями, солдаты в него целятся... Побросал все лопаты-скребки кладоискатель, да бежать! Утром вернулся на то место, смотрит — нет ни скребка, ни лопаты. А вот если бы не струсил, то клад бы ему достался.

Стенькино колдовство пытались преодолевать и с помощью ворожцов-знахарей. К примеру, в селе Кувай под Алатырем Разин, по легенде, оставил в одном из курганов большой клад. И вот в 1840-х годах появился в селе некий человек, пришел он, как сам говорил, из степей, от «Каспийского» моря. У этого человека были старинные письма от товарищей Стеньки Разина, и в этих письмах говорилось, что в Кувае, в урочище Городок, сокрыт клад: «Под этим курганом зарыто множество золота и серебра; одних наших братских денег положено в кладу до 10 тысяч золотых, а атамановой казны и не перечесть; над этим кладом висит на золотой цепи икона Богородицы в золотой ризе». Немедленно из кувайских мужиков составилось товарищество желающих искать сокровища, а для преодоления разинских чар был вызван ворожец из города Корсуня — большой мастер, «у которого все клады были наперечет». Знахарь, прибыв в село, принялся гадать: пошептал над водой, посмотрел на дно чашки и сказал «Весь Кувай стоит на кладах!» Ворожца повели на место предполагаемого клада. «Третьим глазом» он зорко таращился по сторонам и то и дело вскрикивал: «Смотри-ка, смотри-ка - денег-то, денег тьма какая! Весь Кувай в огнях — как жар горит! Это золото и серебро в кладах горит!»

Но мужики, сколько ни пялили глаза — ничего не видели. Пришли на место, стали копать. На глубине трех сажен наткнулись на крышку медного котла. Ворожец кинулся в яму и котел тащит, а мужики заспорили — как клад делить. Клад меж тем стал в землю уходить — никакое колдовство не помогает! Так и ушел. Ворожец из ямы вылез, ругается.

«Что ж вы, — говорит, — не добыв клада, делить его вздумали? А теперь он наружу выйдет лет через пять или через десять».

В преданиях клады Разина имеют три общих черты: они непременно заговорены (ведь Разин, говорят, сильным колдуном был), укрыты с применением сложных подземных инженерных сооружений (каменные подвалы с железными дверями, многокомнатные подземелья и т. п.) и содержат просто-таки баснословные сокровища. Дыма без огня не бывает, но здесь и то, и другое, и третье вызывает явные сомнения и заставляет критически отнестись к самому факту существования разинских кладов.

Но в основе этих легенд лежит один исторический факт. История разинских кладов начинается от Фрола Разина, Степанова брата.

Во время казни мятежников, когда потащили их на плаху, перепуганный до жалости к себе Фрол крикнул: «Государево слово и дело за мной!» Степан успел рявкнуть: «Молчи, собака!» Но тут палач отсек ему голову. А Фрола снова поволокли на допрос. Он под пыткой показал, что «были у моего брата воровские письма, присланные откуда ни на есть, и эти всякие бумаги он зарыл в землю... собрал их в денежный кувшин, засмолил и зарыл в землю на острове на Дону, на урочище Прорва под вербою, а эта верба посередине крива, а около ней густые вербы; а около острова будет версты две или три». Кроме того, рассказал Фрол, брат его «награбил зело много добра всякого», а после разгрома восстания увез с собой на Кагальник «сундук с рухлядью». В числе этой «рухляди» был некий «костяной город, образцом сделан будто Цареград».

Фрола повезли со стрельцами на Дон. Пять лет он искал там клады, водил стрельцов по разным урочищам, утверждая, что не может найти приметный большой камень, пещеру или дерево. Надоело это властям, привезли его обратно в Москву и голову отсекли. Правда, есть свидетельства, что Фрола приговорили к вечному заточению.

С тех пор клады Разина пытаются найти на протяжении трехсот лет. В центре внимания кладоискателей прежде всего находились многочисленные урочища на Дону и Волге, связанные с именем Разина. Одним из таких мест считалось городище Увек в 12 верстах от Саратова. Некогда здесь располагался золотоордынский город. Один из заросших лесом оврагов вблизи Увека называют Стенькиным оврагом, в котором находилась Стенькина пещера. Пещера эта обвалилась еще в середине прошлого столетия. Из нее шел подземный ход на вершину горы, откуда открывался вид на Волгу и Саратов. Было видно на 12 верст вокруг. В 1860-е годы овраг и остатки пещеры осматривал историк В. Крестовский. Он обнаружил остатки кирпичной облицовки стен пещеры, золотоордынские монеты, предметы периода Золотой Орды.

А сколько гуляло по рукам кладовых записей на разинские клады! В конце 1893 года масштабные поиски кладов Разина в Лукояновском уезде Нижегородской губернии вел некто Ящеров. Он руководствовался текстом попавшей в его руки совершенно фантастической кладовой записи. Против потуг Ящерова с аргументированной критикой выступили члены Нижегородской ученой архивной комиссии, однако авантюристу удалось получить разрешение на раскопки от Императорской Археологической комиссии. Пока суд да дело, настала зима, и поиски были отложены. В ожидании раскопок, как водится, история стала раздуваться прессой — сенсация, однако! Кладоискатель, меж тем, не спешил приняться за дело и, погревшись немного в лучах славы, исчез в неизвестном направлении...

НЕНАЙДЕННЫЕ СОКРОВИЩА МАЗЕПЫ

...27 июня 1709 года, в первом часу пополудни, раненый король, наконец, добрался до своей главной квартиры в Великих Будищах. Спустя несколько часов сюда стали подходить остатки разбитой возле Полтавы шведской армии. Русские войска висели на плечах беглецов, и после короткого совета решено было бросить все тяжести, артиллерию, обоз, раздать лошадей пехоте и отступать к Днепру.

С армией было покончено, но походную казну еще можно было попытаться спасти. По приказу короля несколько подвод, сопровождаемых надежными людьми, оторвавшись от отступавших к Переволочне шведов, двинулись кружным путем на северо-запад, к литовской границе.

Через несколько дней, добравшись до села Варвы близ города Прилуки, шведы убедились в безнадежности дальнейшего пути. Русские отряды занимали дороги и все сколько-нибудь значимые населенные пункты. Рассчитывать на помощь украинского населения после Полтавского поражения и бегства гетмана Мазепы не приходилось. Тогда на горе у села Варвы шведы выкопали погреб, перенесли в него содержимое подвод и завалили тайник камнями...

Шведский клад у села Варвы пытались искать множество раз. Перед первой мировой войной с этой целью в село приезжали какие-то «генералы», которые имели при себе «планы и документы». Но и этим «официальным» кладоискателям не посчастливилось. Так и лежит где-то казна шведского короля целехонькой.

Рассказ о тайнике у села Варвы — лишь одна из множества легенд о кладах, зарытых во времена шведского нашествия. О том, что шведы действительно зарывали в украинскую землю не только деньги, но и оружие, свидетельствуют документы тех лет. Например, в 1706 году, во время похода на Волынь, «король свейский, будучи в Дубно, услышал о приходе московских войск, так скоро затревожась, побежал, что все тяжести бросил: и двадцать осмь пушек медных... в Дубне в землю зарыл, о которых накрепко под смертию запретил сказывать». Эти пушки были позднее найдены.

А главное место среди ненайденных кладов той поры занимают клады, связанные с именем украинского гетмана Ивана Степановича Мазепы, перешедшего в 1708 году на сторону шведского короля.

Генеральный есаул Иван Степанович Мазепа был избран гетманом Левобережной Украины в 1687 году. Всеми правдами и неправдами скопив огромное состояние, он стал одним из богатейших людей своего времени. Часть его имущества составляли многочисленные царские пожалования: в 1689 году, будучи в Москве, «злой и прелестный» Мазепа сумел понравиться молодому царю Петру и с тех пор неизменно пользовался его щедротами. Другая часть составилась за время его двадцатилетнего гетманства. В доносе на Мазепу, который в начале 1708 года подали царю Петру недруги гетмана, генеральный судья Кочубей и полтавский полковник Искра, об этом говорилось так: «Гетман распоряжается самовольно войсковою казною, берет, сколько хочет... С десяти городов гадяцкого полка идут ему все доходы, кроме того, у него во власти есть волости и села значительные, а он берет себе доходы с порукавичных и арендовых с большим умножением... За полковничьи места берет взятки... После смерти генерального обозного Борковского Мазепа отнял у жены его и у малолетних детей имение и присвоил себе».

На богатства Мазепы очень рассчитывал шведский король Карл XII, который постоянно нуждался в деньгах. Есть легенда о том, что собираясь пристать к шведам, Мазепа послал к королю Карлу 30 возов с серебряными и золотыми монетами. Это, конечно, преувеличение, но финансовую поддержку Карлу Мазепа действительно оказывал.

Как сложилась судьба гетмана — известно. А какова судьба сокровищ Мазепы? Известно, что гетманская «скарбница» находилась в Батурине, бывшем с 1669 года столицей малороссийских гетманов. В октябре 1708 года Мазепа, сказавшись царю Петру больным, уехал в Борзну, тайно отправив посольство к шведскому королю. 21 октября к нему прискакал его доверенный, Быстрицкий, с вестью о том, что шведская армия подходит к реке Десне. Одновременно Мазепу уведомили, что в Борзну от Петра едет Александр Данилович Меншиков, извещенный о загадочной «хирагрической и подагрической» болезни гетмана и желающий навестить мнимого больного. Мазепа поздно вечером «порвался, как вихорь» из Борзны в Батурин. Всю ночь гетман отдавал последние приказы и распоряжения, а утром на другой день отправился из Батурина в Короб. На третий день, 24 октября, рано утром Мазепа переправился через Десну и прибыл к королю Карлу с отрядом в 1500 человек. С той поры гетман находился при шведском короле.

А где в это время находилась гетманская «скарбница»? Несомненно, что очень значительная часть денег оставалась при Мазепе, в гетманском обозе, первоначально на-

шедшем убежище в Прилуках. В конце января 1709 года обоз с гетманской казной отправили из Прилук в Лохвицу, а в феврале — в Хорол. Часть телег с «пожитками» Мазепы отбили русские войска, преследуя отступавшего из Лохвицы шведского генерала Крейца. В марте гетманская «скарбница», была перевезена в Великие Будищи, где располагалась главная квартира Карла XII. Здесь казна Мазепы оставалась до самого Полтавского сражения (27 июня).

Достоверно известно, что уже после Полтавы Мазепа, переправляясь через Днепр у Переволочны, захватил с собой, по крайней мере, 2 бочонка с золотыми монетами. Предание утверждает, что во время переправы гетман приказал бросить часть сокровищ в Днепр, не имея возможности их спасти. В конце прошлого столетия известному исследователю запорожской старины Д. Яворницкому крестьяне показывали близ приднепровского села Мишурин Рог камень с выбитой на нем буквой М, уверяя, что это инициал Мазепы и что именно в этом месте гетман, спасаясь после Полтавского поражения, приказал бросить сундуки с деньгами и драгоценностями в Днепр.

О том, что Мазепа успел взять с собой большую денежную сумму, свидетельствует и тот факт, что даже находясь в изгнании, Мазепа имел возможность дать Карлу XII взаймы 240 тысяч талеров. А после смерти Мазепы в его казне осталось только деньгами 160 тысяч червонцев, не говоря о серебряной утвари и различных украшениях. Существует легенда, что на самом деле Мазепа не умер 18 марта 1710 года в Бендерах, а тайно пробрался в Киев, в Лавру, принял иночество, затем схиму и окончил свои дни в покаянии.

После измены Мазепы русское правительство приложило огромные усилия к отысканию и конфискации имущества бывшего гетмана. Немалая часть мазепинских сокровищ хранилась в Киево-Печерской лавре и в Белой Церкви; они были конфискованы. Были взяты в казну и обширные поместья Мазепы. Среди казачьей верхушки и населения активно велся розыск, правительство обещало отдать каждому, кто укажет на след достояния гетмана, половину от найденной суммы или стоимости имущества. Вот тогда-то возникли и по сей день не утихают слухи о сокровищах Мазепы, спрятанных им во время бегства с Украины...

Эти слухи, по всей видимости, не лишены основания. Известен факт, когда в конце октября 1708 года, за несколько дней до своего отъезда к Карлу, Мазепа, собрав старшин, объявил им: «Пусть бы всяк зарывал в землю все, что есть дорогого, потому что царь, не надеясь от Украины постоянства в случае неприятельского вторжения, хочет устроить что-то недоброе над гетманом и над все народом». Интересно, сам гетман последовал своему же совету?

Легендарных «местонахождений» кладов Мазепы известно немало. Но одним из главных мест, где, возможно, до сих пор таится часть ненайденных сокровищ гетмана, неизменно назывался Батурин, столица Мазепы, где хранилась гетманская «скарбница».

Как мы помним, Мазепа последний раз побывал в Батурине в ночь с 22 на 23 октября 1708 года. А уже через несколько дней к Батурину подошел с войсками А.Д. Меншиков. В городе заперлись верные сторонники Мазепы полковник Чечел и «арматный эсаул» (начальник артиллерии) Кенигсек. Мазепинцы завели было «лукавые» переговоры, рассчитывая, что им на помощь придут шведы, но Меншиков отдал приказ начать штурм и «истребить в замке всех без различия, не исключая и младенцев, но оставлять в живых начальников для предания их казни» Штурм батуринского замка начался в 6 утра 1 ноября 1708 года, и уже через два часа все было кончено. Гетманский дворец, службы, дворы старшин были обращены в пепел, все живое истреблено. Город на долгие годы опустел. Последствия жестокого разорения были заметны даже спустя 17 лет, в 1726 году. «Ныне, по разорении, город Батурин ввесь пуст, и около его болварки и стены все поразвалились, и ввесь зарос, и в обоих замках никакого строения старого и нового нет, только две церкви каменные пустые... Да бывших гетманов и изменника Мазепы бывал войсковой каменной малой дом, три полати, ввесь поразвалился; да изменника Мазепы... каменные две полатки кладовые пустые, все разбиты». Жизнь теплилась только в городских предместьях, которые заселялись по преимуществу батуринцами, спасшимися от меншиковского разорения. Описание Батурина, сделанное в 1726 году, свидетельствует, что среди этих поселенцев было немало бывших мазепинцев. И, вероятно, именно из их среды начали распространяться слухи о кладе гетмана, укрытом где-то в развалинах бывшего гетманского дворца...

...В 1716 году некто Михайловский в городе Глухове в пьяном виде «господ офицеров бил и ругал матерно». Пытаясь унять буяна, ему пригрозили тем, что дело дойдет до царя Петра. В ответ Михайловский заявил: «Если я пропаду, то и государь пропадет». За такие «поносные слова» его арестовали и доставили в Петербург, где под пыткой Михайловский сообщил, в частности, следующее: некий челядинец бывшего гетмана Мазепы несколько лет назад поведал ему, Михайловскому, о том, что в Батурине, в западной стене гетманского дворца, Мазепа замуровал часть своих сокровищ. Эти показания были немедленно доведены до сведения царя, который приказал отправить в Батурин для поиска сокровищ воинский отряд. Четыре дня солдаты искали тайник в развалинах дворца, но так ничего не нашли.

В истории поисков батуринского клада есть один факт, который, на наш взгляд, сильно снижает вероятность его существования. Дело в том, что 12 ноября 1708 года Мазепа еще раз побывал в Батурине вместе с переправившимися через Десну шведскими войсками. Страшное зрелище предстало перед его глазами: «Все превратилось в безобразную кучу угля и щебня; воздух был испорчен испарениями от гниющих и полуобгорелых человеческих и скотских трупов, так что от смрада дышать было невозможно». Но, тем не менее, во время этого короткого пребывания ничто не мешало Мазепе извлечь свой клад из укрытия — если этот клад, конечно, был.

Между тем неподалеку от Батурина, в полуверсте от города, находится еще один вероятный «адрес» кладов опального гетмана — замок (подворок) Мазепы Гончаровка. В последние годы гетманства Мазепа особенно заботился об укреплении Гончаровки, избрав ее своей загородной резиденцией. По свидетельству недруга Мазепы Кочубея, Гончаровку в начале 1708 года гетман лобнести велел знатным валом для якоись неведомой причины».

Замок Мазепы находился в версте от Батурина, у дороги на Конотоп, на обрывистом берегу реки Сейм. С напольной стороны его защищал тот самый «знатный вал». После меншиковского погрома место, где находилась Гончаровка, получила название Мазепинский Городок, или просто Городок. Спустя 17 лет после разгрома здесь еще можно было видеть остатки гетманских построек: «Двор с садом, где Мазепа сам жил, в оном дворе каменные палаты пустые и разбитые; там же церковь деревянная цела, с некоторою частью иконостаса».

Был у Мазепы и еще один загородный дворец — на хуторе Поросючка под Бахмачем. Именно в Поросючке в ноябре 1708 года все старшины, полковники, сотники и знатные войсковые товарищи принесли присягу на верность Мазепе и подтвердили готовность «надеяться на протекцию шведского короля».

Остатки мазепинского замка находятся неподалеку от современной железнодорожной станции Бахмач, в так называемом Поросюцком лесу, на искусственном острове, образованном широкими копаными рвами, соединенными с протекающей вблизи небольшой речкой Бахмач. На острове до сих пор заметны следы каких-то старых строений.

Но, впрочем, вряд ли Мазепа стал бы прятать сокровища на месте своих замков — уж слишком очевидный это ход. Нет, скорее уж они лежат где-то на дне Днепра, или таятся в безвестных урочищах, или... Да мало ли потайных мест на Украине!

СИБИРСКИЕ «БУГРОВЫЕ ВЕЩИ»

«В Сибири есть неизвестные могилы древних скифов, на которых уже выросли кустарники или лес. Разыскать их можно не иначе, как с помощью колдовства. С этой целью некоторые люди отдаются чернокнижию и, найдя таковые могилы, иногда вырывают из них немного серебра. Я сам видел серебряные сосуды, вырытые таким образом», — писал хорватский книжник Юрай Крижанич, волею судьбы заброшенный в 1659 году в Сибирь и проведший там долгих пятнадцать лет.

Русские первопоселенцы в Сибири, наслушавшись рассказов о сибирских богатствах, сразу обратили внимание на изобилие здесь древних городищ и курганов — «бугров», и уже с первых лет русской колонизации края превратили кладоискательство в чрезвычайно выгодный промысел. По свидетельству первого историка Сибири Миллера, численность сибирских кладоискателей не уступала количеству охотников за соболями.

Первыми занялись кладоискательством русские поселенцы на реке Ишим. Оттуда золотая лихорадка начала распространяться все далее и далее, добравшись, наконец, до Оби. Ставший популярным промысел раскопок «бугров» именовался «бугрованием», а кладоискателей прозвали «бугровщиками».

Слухи о сокровищах сибирских курганов, все чаще доходившие до Европы, начали материализоваться в 1710-х годах. Одним из первых свидетельств стали «золотые бугровые сибирские вещи», преподнесенные известным уральским промышленником Никитой Демидовым жене Петра I, Екатерине, в подарок по случаю рождения царевича Петpa Петровича. А в 1715 году сибирский генерал-губернатор князь Матвей Гагарин привез Петру I десять золотых предметов, найденных в «буграх». Искусно выполненные древними мастерами изделия так понравились царю, что он отдал распоряжение еще «приискать старинных вещей». Тогда на следующий год Гагарин прислал ему более сотни новых золотых «бугровых вещей», составивших впоследствие так называемую «Сибирскую коллекцию Петра I», ныне хранящуюся в Государственном Эрмитаже.

В 1720—1727 годы по поручению Петра I в Сибири побывал доктор Мессершмидт, который воочию увидел масштабы деятельности бугровщиков. По его наблюдениям, русские, жившие по верхнему течению Оби, регулярно отправлялись на промысел — «за откалыванием золота и серебра, находимого в могилах. Они зарабатывают много денег раскопками в степях. Найдя насыпи над могилами язычников, они копают и среди железных и медных вещей находят иногда много золотых и серебряных вещей, фунтов по пять, шесть и семь, состоящих из принадлежностей конской сбруи, панцирных украшений, идолов и других предметов». На бугрование собирались артели по 200—300 и более человек. Весной, с последним санным путем, они уходили на поиски «бугров». Нередко находились в пути двадцать и более дней, потом разбивались на отряды и расходились по местности.

Сибирские гробокопатели имели «особенный навык и искусство» — их поиски, как правило, были не напрасны. Многие из «бугров» были до того богаты золотом и серебром, что на жаргоне бугровщиков назывались «золотарями». Только в одном кургане, находившемся на левом берегу реки Алей, впадающей в Иртыш, бугровщики нашли до 60 фунтов (около 24 килограммов) золота в изделиях, среди которых находились «конный истукан» и какие-то золотые «зверьки».

Прямо-таки промышленные масштабы бугрования привели к тому, что к середине XVIII века редкие из сибирских курганов остались не разрытыми. В поисках новых «бугров» кладоискатели уходили все дальше к югу, в степь, где нередкими были столкновения бугровщиков с кочующими ордами киргиз-кайсаков и калмыков. В 1727 году одно из таких столкновений в Барабинской степи, имевшее весьма серьезные последствия, вызвало резкую реакцию властей. В сентябре того же года канцелярия сибирского генерал-губернатора издала указ, «дабы никто, под жестоким наказанием, в степь для бугрования не ездил».

Однако, принимая грозные постановления, власть смотрела на деятельность бугровщиков сквозь пальцы, иногда тайно поощряя их промысел. Секрет этого отношения был прост: львиная доля найденных сокровищ оседала в карманах местных властей. Свои находки бугровщики продавали, пускали на «подарки» воеводам и приказным и только очень редко сдавали законно в кассы и приказы. Тайная скупка могильного золота или сбор «подарков» местными властями были организованы не хуже, чем сам поиск сокровищ. В результате, например, только у красноярского воеводы Д.Б. Зубова в 1724 году имелось в личной собственности могильного золота более чем на несколько тысяч рублей. У нарымского воеводы Ф.Е. Каменского Мессершмидт видел золотого «красивого шайтана в виде полу-зверя, полу-человека», найденного в «буграх». Огромные сокровища могильного золота скопил известный генерал-губернатор Сибири Матвей Гагарин — «расканалья-господин», обвиненный впоследствии в чудовищных злоупотреблениях и казненный. По преданию, уезжая в Москву, Гагарин зарыл свои сокровища в одном древнем городище на правом берегу реки Пышмы, недалеко от Тобольска. В конце XIX столетия кладоискатели срыли это городище до основания, но ничего не нашли.

Практика скупки могильного золота полицейскими и гражданскими чиновниками сохранялась в Сибири до середины прошлого столетия. И сами власть предержащие не гнушались брать в руки лопату. Например, в 1853 году судебный заседатель Туринского округа лично вскрыл старинный курган с серебряными вещами.

На всякое дело нужен талант, а уж кладоискателям — особенно. Одним бугровщикам сокровища сами шли в руки, другим же — и таких было большинство — приходилось по многу лет бродить от кургана к кургану, а в итоге вся их добыча не превышала стоимости сношенных ими в поисках кладов сапог. Сохранился рассказ одного бугровщика, в середине прошлого века искавшего сокровища в степных курганах к югу от Омска, который весьма достоверно повествует о повседневности сибирских искателей сокровищ:

«Спервоначала, как только прошла весна, я раскапывал мары (могильные курганы). В них, по сказкам, можно было найти и деньги, и разные дорогие вещи, примерно серебряные чашки, миски, тарелки, кольца, серьги и прочее такое. Эти клады не опасны, около них нет чертовщины, а если при которых и есть, то самая малость, одной воскресной молитвы достаточно, чтобы оборониться. Молод я тогда был, в голове ветер ходил, думал без труда разбогатеть.

Принялся за это дело очень усердно. Изрыл-ископал маров довольно, но ничего путного не нашел. Кроме маров раскапывал и Маринкин Городок, что около Кулагиной крепости. Там отыскал не то печь, не то горн из нежженых кирпичей, да ушат деревянный — весь сгнил, с железными обручами, и обручи-то все ржа съела, ни на какое дело негодны были. Да еще глиняный горшок нашел — этот, проклятый, цел, но пустой. Я тут же с досады разбил его.

И под Дуванный Яр подкапывался, что повыше Маринкина Городка. Там нашел не то человечью, не то слоновую кость, твердую, словно камень — эту в воду забросил. Да вырыл еще один кирпич большущий, не такой, как обыкновенные наши кирпичи: наши длинны и узки, а тот совсем отличный, плоский, что в длину, то и в ширину. На кирпиче том была отпечатана рука, то есть истовая ладонь человеческая, со всеми пятью пальцами, да такая большущая, что ужас, вдвое больше верблюжьей лапы! Значит, в старину великан какой-нибудь делал его. Когда кирпич сыр, тогда значит, великан нарочно отпечатовал на нем своей рукой: «знайте-де нас, вот-де какие мы были!» Для редкости, кирпич я этот взял, привез домой и показывал соседям, и все дивились огромнеющей руке. После кирпич этот каким-то манером извелся.

Еще за Багырдаем, в мару, нашел лошадиный остов, с седлом и со всей седельной сбруей, да остов человека, старинного лыцаря должно быть, весь был в железном уборе. Только все, что было на лыцаре и что было на лошади, все это истлело, изоржавело. Уцелели кое-какие медные бляшки, да колечки, да шлычка (шлем) на лыцаре не совсем изоржавела, похожа была на воронку. Медные штучки я подобрал, и они по дому извелись, а железную шлычку бросил там же, где и нашел — на кой шут эна годна!

Одно слово, изрыл-ископал маров довольно, но ни черта не нашел путного, кроме человечьих костей, да угольев, да глиняных кувшинов, да ржавых копьянок (наконечников стрел), да разной, с позволения сказать, фунды, ни к чему для нашего брата негодной.

Однажды пробовал рыть такое место, где, по приметам, чаял найти деньги ильбо другое что, окроме костей и угольев — но и там ничего путного не нашел. Это было вот как. Раз шел я из степи домой, лошадь пропащую отыскивал, и, не дошедши форпоста версты полторы, против Пыжкиной Луки, сел отдохнуть на маленький марочек. Сижу и закусываю калач с огурцами. Закусываю, поглядываю и вижу: близехонько от меня роет суслик нору и мордочкой высовывает наружу землю. Я смотрю на суслика, не пугаю его — сижу, не шевелюсь. И суслик нет-нет, да и взглянет на меня, однако не пугается, дело свое делает: то выскочит из норы и задними ножками начнет отгребать землю, то скроется в нору и мордочкой почнет высовывать землю — одно слово, дело свое делает. Забавно было на него смотреть. Главное, видит человека — и не боится.

Долго я любовался на суслика. Напоследок пришло мне в голову покормить его, бесенка. Взял, отщипнул кусочек калача и бросил к норе. Суслик сначала обнюхал кусочек, а потом схватил в зубы и скрылся в нору. Через минуту иль-бо две, гляжу — суслик тихонько выкатывает из норы, вместе с землей, серебряную копеечку, за ней другую, третью, четвертую... «Батюшки-светы! — думаю, — чудо!» И впрямь чудо было — в самое короткое время суслик накатал из норы целую горсть серебряных копеечек. Вот где, думаю, клад-то! Сам дается! Творя молитву, сгреб я эти копеечки, завязал в платок и пошел домой, как ни в чем не бывало. А суслику, в благодарность за его услугу, оставил на месте пол-калача.

С следующей же ночи принялся раскапывать мар. Сряду три ночи работал, от вечерней до утренней зари. Напоследок дорылся до кирпичного свода. Кирпичный свод был мне не в диковину, не один раз я дорывался до сводов. Но что под сводом-то? — вот запятая! Разломал я свод: там выход. Хорошо. Спустился я в выход — это уже было утром на четвертый день — и вижу: на кирпичном полу лежит что-то длинное, словно тридцатипудовая белуга — накрыто кожей, на лодку похожа. Взялся я за кожу, хотел, значит, приподнять, а она тлен-тленом, так и рассыпается, словно зола. Я ну по ней колотить палкой, а сам, на всякий случай, читаю «Да воскреснет Бог, да расточатся врази его!» Кожа вся разлетелась, словно ее и не было. • Открылись два человечьих остова, лежат друг к дружке головами. Видал я вас много, думаю, да корысть от вас небольшая! Стал шарить в выходе — ничего нет путного, дребедень одна, что и в прежних марах. Одна только вещица похожа была на стать: красной меди топорик с толстым длинным обухом, похожий на киргизский чекан. Топорик этот я взял и после продал разносчику-коробейнику за семь гривен ассигнациями. А серебряные копеечки, что суслик накатал из норы, променял на корову Кильдибеку, киргизскому дархану (кузнецу), а тот извел их на насечку стремян, нагрудников и прочего. Копеечки были не круглые, а продолговатые, аляповатые, на иных и слова были видны, но не наши, а какие-то мудреные, с закорючками».

На фоне многочисленных богатых находок в курганах, в среде бугровщиков абсолютно правдоподобными казались предания об «исторических кладах», связанных в первую очередь с периодом покорения Сибири. Автор «Описания Сибирского царства» историк Миллер приводит, например, два реальных случая, основанных на исторических источниках, когда Ермак приказал зарыть клады. Первый такой случай имел место весной 1581 года, когда после победы над татарами, одержанной при впадении Туры в Тобол, Ермак «столько получил добычи, что не можно было всего с собою на судах везти, но некоторую часть принужден был закопать в землю». А во время своего последнего похода из Искера вверх по Иртышу, закончившегося гибелью Ермака, русские вступили в сражение с татарским князем Бегишем. Здесь, около Бегишевского озера, Ермак также «получил в добычу множество богатства, которое он до своего возвращения приказал закопать в землю». Возвращение, как известно, не состоялось...

Молва указывала на еще один клад Ермака. На реке Чусовой, на устье речки Ермаковки возвышается известняковая скала высотой 25 саженей. Эта скала называется Ермак-камень, а в глубине ее находится обширная пещера, разделенная на несколько гротов. Предание говорит, что во время своего похода в Сибирь Ермак зимовал в этой пещере и зарыл в ней часть своих сокровищ. Известны еще два «Ермаковых городища» с зарытыми на них богатыми кладами — одно на реке Серебрянке, при впадении в нее ручья Кокуй, а другое на реке Тагил при устье речки Медведки.

Немало преданий о кладах связано с золотом противника Ермака — хана Кучума. Еще историк Миллер в своем «Описании Сибирского царства» (1750 г.) упоминает о поисках «сокровищ Кучума» на месте бывшей столицы Сибири — Искера. По свидетельству Миллера, «окольные российские жители, ищущие закопанных в земле пожитков, везде глубокие ямы покопали, из которых некоторые недаром трудились». На городище Искера долгое время можно было видеть загадочный провал, который, вероятно, в старину был всего-навсего колодцем. Легенды утверждают, что в этом «подземном ходе» укрыта частъ сокровищ Кучума. По рассказам местных жителей, этот провал некогда был выложен каменными плитами, но в 1880-х годах крестьяне разобрали их на печи, «да видно, зарок был у татар наложен: все перемерли, которые плиты-то взяли... Не приведи Бог и богатство его (Кучума) искать».

По преданиям, «золото Кучума» скрыто в нескольких старых городищах в окрестностях Тобольска, но самая значительная часть находится в могиле хана, на реке Кучу-Мында. Здесь насыпано три кургана, средний побольше, два боковых поменьше. В среднем похоронен сам Кучум, а в боковых находятся его сокровища.

Еще один «исторический клад» — «золото калмыков» — по преданию, укрыт на реке Калжир. В десяти верстах от ее устья расположено старинное укрепление, обнесенное стеной из необожженного кирпича, а в 20 верстах от него, по направлению к реке Карамодон, в обрывистой скале в пещере сохраняется «калмыцкая поклажа» — дорогие металлы и камни на большую сумму. Этот клад схоронен в то время, когда калмыки бежали в русские пределы от преследований китайского вассала — джунгарского князя. Место, где находится клад, называется «кайма» — то есть «поклажа».

А в марте 1889 года Тобольск взбудоражила неожиданная находка. В архиве полицейского управления, в числе «вещественных доказательств», в разное время изъятых по разным уголовным делам, был обнаружен каменный крест с вырезанной на нем кладовой записью на «клад пугачевского атамана».

На восьмиконечном кресте длиной около 6 вершков (26,5 сантиметра) была вырезана с обеих сторон длинная надпись: «Сей крест заветный. Кладена сия поклажа сибирским пугачевским воинам 25 человекам, есаулом Змеюлановым свидетельствована казна и положена в сундук счетом: империалами сто тысяч, полуимпериалами пятьдесят тысяч, монетами тоже пятьдесят тысяч. Да кто сей крест заветный счастливым рабом найдет, тот и казну нашу возьмет. Нашу казну возьмите, и по себе делите, друг друга не обидьте. Но вместо нашей казны по завету нашему положите в ту яму двух младенцев, то во избавление их положите за каждую голову по двести монетов, но не звонкой, а бумажной царской для вечной потехи стражам нашим. А без исправного завета и к казне нашей не приступайте, ибо наши стражи страшны и люты, чего делают, рабам противно. Их не видно, а за свое будут стоять крепко. По вынятии сего заветного креста и завета готового, ищите отговорщика, а отговорщик должен знать, как показано на семи главах сего креста, как сделан завет. Потом завещано, и как нашим сторожам управляться. По зделании завету к вынятию поклажи приступать в шестую полночь, а когда казну нашу вымете, то сей крест... и засыпьте свой завет. Слушаться отговорщика, как сказано выполнит и казну нашу получите. Аминь». На семи концах креста («на семи главах») находился и сам «завет» — зашифрованное заклинание, которое должно было помочь специалисту-«отговорщику» справиться с невидимыми бесами — «сторожами» клада. «Завет» состоял из вырезанных на концах креста букв К, Б, ТП, Н, ЦД, О и М. Буквы были обрамлены множеством точек, поставленных по обеим сторонам букв, то впереди, то позади их.

Выяснилось, что в свое время, много лет назад, этот крест был найден крестьянами одной из деревень на меже, отделявшей их земли от земель другой деревни. Соседние мужики тоже предъявили свое право на крест с кладовой записью, в результате на меже началась жестокая драка — стенка на стенку, в ход пошли колья... Полиция прекратили побоище, завела дело, а крест конфисковала как «вещественное доказательство».

В среде сибиряков вера в клады основывалась в большинстве случаев не на мифических кладах Степана Разина, питавших воображение великорусских искателей сокровищ, а на вполне реальных, часто — совершенно случайных, но оттого не менее ценных находках.

...28 июня 1893 года крестьянка деревни Терехово Тарского округа Акулина Полынская, спускаясь с горы вблизи деревни, заметила в склоне горы торчавший из земли глиняный черепок. Женщина потянула его, земля посыпалась. Акулина вдруг вытащила вместе с черепком... две серебряные чаши, два серебряных ковша с рельефными изображениями зверей, два слитка серебра и штук двадцать мелких серебряных «бухарских» монет.

Нет, не все сокровища выкопали «бугровщики».

«ПОСТОЙ-КА МИНУТКУ, КУПЕЦ...»

«Большая дорога возле Становой спускалась в довольно глубокий лог, по-нашему — верх, и это место всегда внушало почти суеверный страх всякому запоздавшему проезжему... И не раз испытал в молодости этот чисто русский страх и я сам, проезжая под Становой... Все представлялось: глядь, а они и вот они — не спеша идут наперерез тебе, с топориками в руках, туго и низко, по самым кострецам, подтянутые, с надвинутыми на зоркие глаза шапками, и вдруг останавливаются, негромко и преувеличенно-спокойно приказывают: «Постой-ка минутку, купец...»

Так писал Иван Бунин о разбойниках Становлянского Верха. Этот большой глубокий овраг, заросший кустарником и деревьями, и сегодня перерезает шоссе из Ефремова в Елец — живой свидетель времен минувших...

«Когда в XVII и XVIII вв. на Руси усилились разбои, предания о кладах получили новый оттенок... Действительность существования разбойничьих кладов не подлежит сомнению», — писал в прошлом столетии первый исследователь феномена русского кладоискательства профессор Н.Я. Аристов. По преданиям, разбойники грабили проезжавших по дорогам и судоходным рекам; укрывались в лесах, горах и оврагах; застигаемые преследовавшими их воинскими ком...ми, прятали добычу в землю, а после разгрома шаек отправлялись на тот свет или на каторгу, а скрытые ими сокровища оставались лежать в земле. К этому можно добавить, что люди зажиточные, боясь нападения разбойников, также зарывали свои деньги в землю — «земельный банк» был тогда самым надежным способом хранения денег. А так как недостатка в разбоях у нас в России никогда не было, то и предания о разбойничьих кладах рассказывались и рассказываются во всех местностях нашей необъятной страны...

«Орел да Кромы — ворам хоромы, Ливны ворами дивны, а Елец — всем ворам отец, да и Карачев на поддачу!» Эту поговорку до сих пор можно услышать на Орловщине. Родилась она, как считают, еще до времен Смуты, когда на краю Дикого начали скапливаться ватаги гулящих людей, составивших позднее основу войск Ивана Болотникова и Истомы Пашкова. Но настоящую славу «воров» местные жители приобрели во второй половине XVII столетия, когда разбойничьи шайки превратились в подлинное бедствие здешних мест.

Существует предание о том, что однажды в лапы орловских разбойников попал даже сам государь-батюшка Петр Великий. Будто набросились на него по дороге «воры» и взялись грабить да бить, но отступились, когда узнали, кто перед ними такой На вопрос царя, что заставило их заняться такими делами, разбойники отвечали: «Твои, государь, чиновники, наши супостаты-антихристы, одолели нас!» Царь, как водится, разбойников помиловал...

Опасно было ездить по степным дорогам, ох, как опасно! Сколько купеческих обозов было разграблено, сколько купцов перебито «даже и до смерти»! И вряд ли кто возьмется сказать, сколько добычи до сих пор хранится в укромных уголках степных балок...

«Постой-ка минутку, купец!» Эти слова, холодея от страха, услышали 8 сентября 1750 года купцы Никита Кривошеий, Григорий Веневитинов и Максим Волокитинов на пустынном тракте, ведущем в Воронеж из слободы Михайловки. В урочище Болотова Могила их небольшой обоз нагнали на пароконных телегах «незнаемо какие воровские люди, двенадцать человек, с нарядным делом: с копьями, и с ружьем». Напав на купцов, разбойники их «били смертно, причем и пограбили». Связав купцам руки и ноги и завязав глаза, их отвезли в какой-то овраг, кинули там и «незнамо куда уехали». В списке похищенного имущества, с которым ограбленные купцы заявились в Воронежский магистрат, значится «денег 32 рубля, три лошади со всем конским убором, котел медный, две шубы овчинные, нагольные, два зипуна серые, черкесская шапка, кожа возовая, да два пашпорта».

На больших дорогах грабили не только купцов, но и вообще всех проезжавших. 8 июня 1763 года несколько елецких крестьян белым днем возвращались степной дорогой домой, в свою деревню, из Семилуцкого монастыря, что находился на Дону, в Воронежском уезде. До села Навесного оставалось несколько верст, как вдруг позади раздался дробный перестук копыт: ватага разбойников, числом до 30 или более человек, «с боевыми цепами, копьями и со всем разбойничьим прибором», с диким свистом и гамом налетела на перепуганных мужиков и «били их смертию и взяли разбоем». Ельчан ограбили буквально до исподнего, вплоть до того, что сняли колеса с телег.

Но не только на дорогах, но и в своих домах обыватели не могли чувствовать себя спокойно...

«Ой, барин, тут цидулка какая-то до вас!» С этими словами поздним вечером 15 сентября 1750 года вошла в комнату помещика села Богословского Воронежского уезда Михаила Красильникова «дворовая женка» Матрена Сысоева. В руках у нее было подметное письмо, которое Матрена подобрала, идя с господского двора на пчельник.

Помещик Красильников распечатал письмо. Это оказалось послание атамана разбойничьей шайки. В кое-как накарябанном письме Красильникову предлагалось, «чтобы он, Михаила, ждал к себе гостей и для того изготовил бы вина и пива по две куфы, да поставил бы меду двадцать пуд, да триста рублев денег положил бы за большою дорогою на Долгом кургане в яме, а их-де сто двадцать пять человек. И уграживали в том его, Красильникова, и детей его сжечь, и корень перевесть».

Перепуганный Красильников кинулся в Воронеж, где предъявил письмо в губернской канцелярии. Власти немедленно распорядились «о сыску и поимке воров и разбойников иметь крепкое и неусыпное смотрение, и для того, во всех причинных местах и по дорогам, також и по лесам, учредить крепкие денные и ночные караулы». Но на следующий день пришло известие о том, что «приезжало в дом отставного полковника Михаила Дмитриева сына Красильникова, нарядным делом, незнаемо каких воровских людей человек сорок, и оная воровская шайка разбили тот дом и ево, полковника Красильникова, били мучительски, от которого бою он, Красильников, и умер, а что в доме ево было, разграбя все без остатку, бежали незнаемо куда».

Хватало разбойников и в окрестностях Костромы и Ярославля. В начале XVIII столетия, во времена Петра I, в Ветлужском уезде разбойничал атаман Шапкин, который, по преданию, закопал клад в 10 верстах от села Пыщуг. Онуфрий Бабаев, нерехтчанин, разбойничал на Армейской дороге (у села Армен), держал притон в Сыпановом бору. Он был пойман и повешен в Москве в царствование Петра I. Рассказывали еще о некоем Гараньке-атамане, жившем во второй половине XVIII века. У него не было кисти одной руки, и к «мослу» был приверчен кистень. Сохранилось предание о том, что он проживал в большом лесу Келохты, в трех верстах от Нерехты, пользовался популярностью у местных мужиков, брал у них для воровства лошадей и за это щедро поил крестьян вином. Шайка атамана Свеклина разбойничала в Костромской и соседних губерниях в 1840—1846 годах. Свеклин был пойман в 1846 году. Он совершил убийство управляющего имением одного петербургского сановника.

В окрестностях Плеса известны рассказы о колдунье и разбойнице Марье, которая во времена разинщины собрала шайку молодцов и занималась грабежом. Клад Марьи-разбойницы пытались отыскать в урочище Марьина роща, неподалеку от деревни Воронине. По преданию, мимо деревни в старину проходила Лазарева дорога. Вдоль дороги раньше можно было видеть множество кладоискательских ям.

В конце XVIII столетия близ Костромы, Ярославля и Шуи разбойничал легендарный атаман Иван Фадеич. Рассказывали, что родился он в селе Осеневе Ярославской губернии, верстах в 25 от города Нерехты, и был огромного роста, косая сажень в плечах и красавец собой. Иван Фадеич был справедлив — бедных не обирал (у них, впрочем, и брать-то нечего), а грабил исключительно купцов и помещичьи усадьбы. При нем имелась шайка человек в двадцать молодцов. Постоянным местопребыванием разбойников служил глухой лесной бор Корево, где Иван Фадеич умел всегда скрыться от преследования и где впоследствии оказался огромный клад, который многие видели, но взять никому не удалось. «Он находится и по сие время тут» — обычно прибавляли рассказчики.

Не один раз отряжались по нескольку рот солдат для поимки Ивана Фадеича, и, наконец, он был изловлен около Плеса в селе Селифонтове, в усадьбе помещицы Лаптевой. Но во множестве мест до сих пор таятся запрятанные им клады.

Так, в усадьбе Скалозубово, Елизаветино тож, по Галичской дороге, есть большой холм, внутри которого, говорят, находятся подземные ходы. По сказанию старожилов, в этих ходах пряталась шайка Ивана Фадеича. Ходы брали свое начало от бочага, наверху горы была труба и на этом месте теперь растет рябина. Другое пристанище Ивана Фадеича находилось в пустоши Овечкино, около деревни Жерновки. Здесь имеется колодезь, в котором будто бы скрыты разные ценные вещи и деньги. Клады Ивана Фадеича сокрыты и у известного села Красное-на-Волге, неподалеку от которого, по рассказам, находится четырехугольное городище, в котором и зарыт клад. Другой клад спрятан в яме у деревни Лихачеве близ Костромы.

Рассказывали еще, что Иван Фадеич зарыл клад на берегу Волги, в урочище Городина близ Плеса, недалеко от Кисловского оврага. Где-то там лежал большой валун под названием Крестов-камень. Чтобы взять клад Ивана Фадеича, нужно в 12 часов дня встать к камню спиной и идти на солнце до тех пор, пока не встретится большой старый пятиствольный дуб. Под этим дубом и лежит клад, но прежде чем его взять, надо трижды обойти дуб посолонь, и тогда клад явится в виде собаки. Ту собаку надо убить, и клад рассыпется деньгами.

В Вятской губернии, кроме берегов Камы, нигде столько не передавалось рассказов о разбойниках и оставленных ими кладах, как в Зюздинском и Кайском краях (восток нынешней Кировской области). В Кае разбойничий промысел особенно процветал в XVII веке, благодаря близости этого городка к трем самым бойким тогда дорогам северо-востока, а разбойничество Зюздинского края связано с делами камских «добрых молодцев».

На реке Большом Колыче, на Клименском городище существовало некогда дворище крестьянина Климы, державшего у себя разбойничий притон. Предание рассказывает, что атаман шайки жил отдельно, в другом месте. Когда воинская ком... начала преследовать разбойников, их атаман, надев сапоги «назад носками», бежал в Пермь. В середине прошлого столетия возле дороги, ведущей из села Лесновские Починки (у которого расположено Клименское городище) в Пермь, стояла старая, огромных размеров сосна, а на ней была видна надпись, гласившая «На это место выбежал из лесу атаман».

На месте бывшего разбойничьего дворища имелась яма, про которую рассказывали, что в ней скрыто много драгоценностей, главным образом различной церковной утвари. Эти вещи якобы были награблены в Казани, а сверху там лежит икона Казанской Божьей Матери, обложенная золотой ризой. Были попытки добыть этот клад, но все они кончились неудачей. Рассказывают, что один человек даже держал в руках этот клад, но так как не твердо знал слова завета, то клад ему не дался и до сих пор продолжает поджидать счастливца.

Клад, закопанный разбойниками, указывали и у речки Созими; находящаяся тут же старая дорога называлась Разбойничьей. Здесь, близ деревни Носковой, крестьянином Василием Носковым много лет назад был найден котелок мелких продолговатых серебряных монет.

Много легенд о разбойничьих кладах передавалось в селе Христорождественском Один из кладов якобы зарыт под большим сосновым пнем, находящимся к востоку от сельской церкви, близ проезжей дороги. Неподалеку от села, вниз по Каме, есть городище в лесу, где прежде жили разбойники. Эти разбойники были переловлены во время своего набега на Омутницкий завод. А на месте бывшего их «притона» находились остатки провалившейся избы или землянки, под которой также укрыта поклажа. В окружающих городище соснах в прошлом веке видели несколько врубленных в них разбойниками ружейных стволов. Впрочем, те, кто искал эту землянку, никогда не находили ее, а натыкавшиеся на нее случайно уходили ни с чем, так как не могли добыть клада, не зная завета. Однако одним крестьянином из Христорождественского близ реки Колыча была найдена кожаная рукавица, наполненная серебряными монетами. А богатство известных в здешнем краю крестьян Васильевых народная молва приписывала кладу, найденному их прадедом, Мироном Васильевичем, в сосняке по речке Доромахе, где он оставлен был жившими тут разбойниками.

Испокон веку разбойничьей рекой слыла Волга — «Божья вольная дорога». На берегах Волги постоянно сколачивались разбойничьи шайки из беглых крестьян, бурлаков и «воровских казаков». Укрываясь в многочисленных становищах в густых прибрежных лесах и глубоких оврагах, разбойники грабили суда с товарами и нападали на проезжих по дорогам. Некоторые купцы и помещики водили с разбойниками хлеб-соль, скупали у них награбленное, иногда укрывали их — из расчета или из боязни мщения. Другие принимали на хранение разбойничью добычу и прятали ее в клады. Один такой клад был найден в прошлом веке у села Мачкас Ардатовского уезда. Здесь, на лесном городище Лысая гора, была обнаружена землянка, в которой лежало оружие и стояло деревянное ведро, наполненное серебряными рублями и полтинниками.

Если кто проплывал по Волге, то неподалеку от Зеле-нодольска мог видеть на правом берегу древнее городище. В старые времена его звали Разбойничьим городком, а чуваши именовали это урочище Карман-Ту — «Карманная гора». Это городище, поросшее дубами и изрытое кладоискательскими ямами, по преданию, хранит в своих недрах разбойничий клад. В этой горе, как утверждают, имеется подземный ход, запертый железной дверью, а в самом конце галереи стоит окованный железом сундук с сокровищами. Правда, был слух, что этот клад уже кто-то «добыл». Подземный ход метров через триста выводит в овраг, где бьет родник, стекая в каменное корыто. Из этого корыта, по преданию, разбойники поили своих лошадей.

О волжской «понизовой вольнице» ходили легенды, из ее среды вышел покоритель Сибири Ермак, именно она стала питательной средой для восстаний Разина и Пугачева. И, хотя после разгрома Пугачевщины сила вольницы резко пошла на убыль, волжские гулящие люди еще долго не давали покою купеческим судам.

В конце XVIII — начале XIX века гуляли по Волге атаманы Замотаев, Богомолов, Сивый Беркут, Ханин, Брагин, Зубакин, Шагала, Долотин и другие. Правительство делало все возможное, чтобы обезопасить волжский водный путь — главную торговую артерию государства, и не жалело для этого ни воинских сил, ни денежных средств. В Полном собрании законов Российской Империи (т. XVI) можно даже отыскать сенатский указ № 11750, которым определяется размер денежного вознаграждения из казны за выдачу разбойников: за пристанодержателя — 50 рублей, за атамана — 30 рублей, за простого разбойника — 10 рублей.

За разбойниками охотились сыщики и воинские команды — кого-то ловили, кого-то загоняли в лесные трущобы. Меры правительства постепенно давали свои плоды, и число разбоев неуклонно сокращалось. Но вплоть до 1840-х годов на Волге можно было повстречать ватагу оборванцев на «косной» лодке, со свистом и гиканьем набрасывавшихся на всякое идущее навстречу судно.

Убежища этих волжских пиратов были рассеяны по лесам и оврагам на всем протяжении Волги от Казани до Астрахани. Некоторые шайки насчитывали до 200 человек. Прокормить такую ораву было нелегко, и нередко атаманы распускали своих робят по домам или на подножный корм, вновь созывая их по мере надобности — когда надо было идти на большое дело.

Осень — пора укрывания кладов. Разделив добычу, шайки расходились на зиму по домам. При этом многие прятали часть своей доли в надежные места — путь предстоял небезопасный, в любой момент могла случиться встреча с уездной полицией, а у кого из разбойников имелся на руках пачпорт? Вот и ковыряли душегубы влажную осеннюю землю, пряча на черный день награбленные богатства «в земельный банк до востребования». Кому повезло — тот вернулся, востребовал. Ну, а клады тех, кому не повезло, так и оставались навечно «в земельном банке».

Расходясь, разбойнички или нанимались в поденную работу, или шли в батраки, а самые отъявленные душегубы укрывались у знакомых пристанодержателей. И так до весны, до начала нового разбойничьего сезона...

КЛАДЫ «ТАМБОВСКИХ ВОЛКОВ»

«Тамбовский волк тебе товарищ!» Эта присказка, говорят, родилась из многочисленных, известных еще с XIV века, рассказов о тамбовских «вольных добрых молодцах». Ведь Тамбовская губерния издавна слыла разбойным краем и сохраняла эту репутацию вплоть до начала XIX века, когда в соседних губерниях рассказы о разбойниках уже перешли в разряд легенд. А обширные леса, некогда покрывавшие весь север Тамбовщины, очевидно, и посейчас хранят множество разбойничьих кладов, составленных из награбленного в монастырях, помещичьих усадьбах и крестьянских дворах, купеческих обозах.

...Теплым летним вечером 24 августа 1749 года семейство отставного майора Ефима Тарбеева, расположившись на балконе барского дома, неспешно «кушало чай». Солнце закатывалось за горизонт. Семейство уже собиралось отойти ко сну, как вдруг на дороге в клубах пыли показалась конная ватага. Со свистом, гиканьем и стрельбой разбойники окружили дом, ломились на двор. Староста и приказчики, поднятые перепуганным майором, попытались сопротивляться. Вспыхнул короткий бой. В мгновение ока дворовые были порублены-постреляны, и разбойники, горланя, вломились в дом...

Майору Тарбееву с семейством удалось спастись буквально чудом. Все его имущество было пограблено без остатка, усадьба сожжена. Но, явившись с жалобой и просьбой о защите в Кадомскую воеводскую канцелярию, майор получил такой письменный ответ: «Воровских людей имеется множество в Шацком и Кадомском уездах, а при Кадомской воеводской канцелярии хотя и имеется отставных солдат весьма малое число, и те стары и увечны и бывают для разсылок по интересным делам в уезде, а при воеводской канцелярии, как при денежной казне, так и при тюрьме, имеются с великою нуждою не более 5 человек, которыми от внезапного нападения помянутыми воровскими людьми в надежде остаться не можно».

Бессилие воевод против разбойничьих шаек можно понять — воровскими людьми северные уезды Тамбовской губернии буквально кишели. И было это не в какие-то летописные времена, при царе Горохе, а в просвещенном XVIII веке, при императрицах Елизавете и Екатерине, когда в Петербурге строил свои великолепные дворцы Растрелли, сочинял вирши Сумароков, Ломоносов с нетерпением ждал «от недр» Отечества новых «Платонов и Невтонов». А «Платоны и Невтоны» в это время в недрах тамбовских лесов позвякивали лопатами, хороня очередной клад с награбленным добром, а вдоль тамбовских дорог несся их лихой разбойничий посвист.

Никто не мог чувствовать себя в покое. Разбойным нападениям подвергались даже монастыри. Только в первой половине XVIII века в здешних местах были ограблены монастыри Борисоглебский на Стану, Чернеевский, Мамонтова пустынь, Адреянова пустынь, Старокадомская пустынь, Проломская пустынь, Дмитриевская пустынь, Спасо-Преображенская Городецкая пустынь, Ризополо-женская пустынь. Грабили их дочиста, вплоть до того, что выдирали слюдяные оконницы из окон.

Разбоем и пристанодержательством, случалось, промышляли целые села, и разбой становился как бы местным народным промыслом. В царствование императрицы Елизаветы в Шацком уезде в двух самых «благополучных» деревнях насчитывалось «всего» 14 пристанодержателей. Нападения и грабежи происходили среди белого дня. Летом 1765 года в Шацком уезде разбойник Рейтар Михайлов во главе шайки, вооруженной ружьями, рогатинами, бердышами и дрекольем, напал на село Лемендяевский Майдан и «бил крестьян до смерти». Перепуганные жители разбежались по лесам. Тогда предводитель разбойников, оставив своих молодцов грабить село, уехал и вернулся на подмогу с новым отрядом аж в 500 человек, которые дочиста ограбили село и угнали всю скотину.

Среди разбойников встречались и женщины. В Темниковском уезде прославилась татарка Зляиха Чекашева. Она лихо управлялась с топором и кистенем, ходила грабить на большую дорогу, не брезговала и скупкой награбленного.

Что могли противопоставить разбойникам местные власти? В 1737 году шацкий воевода майор Любовников, доведенный до отчаяния постоянными грабежами на дорогах, послал против разбойничих шаек воинскую команду — целых трех (!) солдат с фузеями. Можно представить себе, как хохотали лесные «добры молодцы», завидев эту карательную экспедицию! Ясно, что «добры молодцы» экспедицию поймали, фузеи отняли, а солдат, надавав им по шее, отпустили с Богом.

В 1760 году в Большом Ценском лесу (на территории Тамбовского и Шацкого уездов) разбойники появились в таком количестве, что практически парализовали движение на окрестных дорогах. Местные власти с трудом собрали отряд из местных воинских сил под началом капитана Буторина и двинули его против ценских разбойников. Произошел настоящий бой, в результате которого правительственная ком... «по дряхлости и престарелости» гарнизонных солдат была полностью разбита и рассеяна, а начальник ее капитан Буторин убит.

Особенно усилились разбои, как ни странно, в эпоху «золотого века» Екатерины II. Весь край буквально кишел воровскими шайками, а воеводы сидели в городах, боясь выйти за заставу — там их власть кончалась... Шацкая провинциальная канцелярия с тревогой сообщала в Воронежскую губернскую канцелярию: «Между Тамбовом и Шацком появилось столь много разбойников, что и проезду иметь проезжающим не можно». Со всех сторон неслись просьбы о помощи, но у местных гарнизонов, составленных из престарелых и увечных солдат, нередко не было ни ружей, ни шпаг. Да и те команды, которые были вооружены, со страхом выступали против разбойников — ходили слухи, что «воры» знаются с нечистой силой, и их не берет ни пуля, ни сабля.

Встревоженное правительство наводнило край воинскими ком...ми. В 1760-х годах Елатомский, Шацкий, Кадомский, Темниковский и Спасский уезды находились фактически на осадном положении. По дорогам с барабанным боем маршировали войска, двигались набранные из местных мужиков охотничьи команды. Но у разбойников везде были свои глаза и уши, и «воровским шайкам» удавалось ускользать от правительственных войск.

Разбои несколько пошли на убыль после разгрома Пугачевщины, когда по здешним краям прокатилось несколько крупных карательных экспедиций, а гулящие люди оттянулись в войско Пугачева. Но и после этого местные жители спокойно не могли спать и ездить по дорогам. Даже в городах нельзя было чувствовать себя в безопасности. В 1790 году в городе Кадоме ночью разбойничья шайка, предводительствуемая купеческим сыном Швечиковым, напала на дом купца Алыстина. Вооруженные ружьями, рогатинами и кистенями, «добры молодцы» вырубили сенные двери, избили хозяина и домочадцев, ограбили дочиста дом, попутно «растлили» двух девиц и благополучно скрылись.

Только к 1810-м годам на дорогах Тамбовского края наступил относительный покой. Но дети и внуки жителей «разбойничьих сел» крепко помнили о былых временах, и спустя еще полвека здесь уверенно показывали урочища, перевозы, овраги, курганы, могилы и прочие приметные места, связанные с именами некогда знаменитых разбойничьих атаманов. И на каждом таком приметном месте, как говорят предания, зарыты разбойничьи клады...

Обьино всякая подобная легенда связана с каким-нибудь «разбойничьим городком» Иногда так народная молва называла древнее, заросшее лесом городище, иногда — реальное лесное убежище разбойников былых времен. И, что интересно, далеко не всегда предания о кладах были баснословны — зачастую клад все же обнаруживался. Так случилось, например, в селе Кошибеево Елатомского уезда. Здесь, на берегу реки Старая Цна, находился «городок рабойников» — городище, окруженное с трех сторон оврагами, а с четвертой — валом. По преданию, некогда тут жили разбойники, грабившие суда на реках Дне и Мокше и оставившие после себя несколько кладов. Один из этих кладов — глиняный горшок с мелкими золотыми бусинами — был найден на городке в мае 1891 года.

Аналогичный случай произошел и в селе Нароватово Темниковского уезда. Здесь также находился старинный земляной «городок» разбойников, где, по преданию, был укрыт клад. И снова легенда подтвердилась — в 1896 году здесь был найден клад из 300 серебряных монет. То же самое произошло в селе Старый Темников (Старый Город). По преданию, тут когда-то жил некий разбойник Темьян с шайкой, который зарыл на городище клад. А в 1900 году в обрыве у городища был случайно найден большой клад старинных монет...

Поиски разбойничьих кладов в здешних местах особенно активно начались после того, как в 1875 году в лесу, вблизи реки Пушта в Темниковском уезде, на озере Убогий Стан был случайно найден брус с надписью, в которой говорилось о зарытой в лесу у озера разбойничьей поклаже — конской сбруе, медной посуде, золоте и серебре. На берегу озера были видны следы земляного городка — становища разбойников. Клад этот неоднократно пытались найти, но успеха не добился никто. Зато в других лесных местах то тут, то там кладоискатели и случайные находчики натыкались на укрытую до поры разбойничью добычу...

В 1898 году в Елатомском уезде, в полуверсте от почтового тракта, на дне глубокого, заросшего лесом оврага — типичного разбойничего логова — несколько крестьян обнаружили вымытый водой глиняный кувшин, в котором находилось 230 серебряных копеек Петра I. А в апреле 1899 года близ села Ардабьева в обрыве реки Унжи нашли огромный, в пять пудов весом, клад медных монет времен Екатерины II. Целых три клада было найдено в селе Давыдово Моршанского уезда, в старые времена слывшем разбойничьим гнездом. В окрестностях села долгое время сохранялись остатки земляного городка. В 1879 году здесь был обнаружен клад — 30 фунтов медных пятаков, в 1888 году найден кувшин с пятью сотнями серебряных монет конца XVII века, а в 1901 году — «50 рублей старинной медной монеты».

Эти и другие находки побудили многих местных крестьян взяться за лопаты и заступы. И, подобно тому, как сто лет назад ватаги разбойников наполняли здешние леса, так в конце XIX столетия их потомки-кладоискатели целыми отрядами обшаривали эти леса в надежде отыскать разбойничьи сокровища. Появились слухи о несметных кладах. Указывали местность р трех верстах от Шацка — Паньковское городище, близ которого в реке Шача в лодке якобы затоплено много серебра. На городище, действительно, кому-то посчастливилось отыскать несколько серебряных монет. Активно раскапывалось городище в лесу у села Виндряевский Завод Спасского уезда — здесь, по преданию, жил легендарный разбойник Кудеяр. Смельчаки исследовали таинственные подземные провалы на городке у села Дудниково Темниковского уезда — в них, как рассказывали, спрятан большой клад.

Особенно привлекала кладоискателей так называемая Кладовая гора, находящаяся на берегу реки Вад в Спасском уезде. Эта гора вся пронизана лабиринтом пещер, в которых, по преданию, укрыты бочонки с разбойничьим золотом. «Только клад этот, — говорят легенды, — никому не дается в руки, заповедь на него положена, и видеть его, этот самый клад, можно только раз в год, в заутреню светлого праздника Пасхи». Рассказывают, что этот клад сто лет назад сподобился видеть один человек, крестьянин деревни Крутовки. Полез он по длинному пещерному ходу и вдруг видит — большая горница, а в ней все золото, да серебро, да разные дорогие камни. Как увидел он этот клад, так и обмер. Однако кое-как выбрался на свет Божий. Но с той поры болел он, все лежал на полатях, сойти не мог. Так и помер. А перед смертью и другу и недругу заказал он ходить на Кладовую гору...

ТАЙНЫ «ОРЛИНОГО ГНЕЗДА»

Бескрайний лес, раскинувшийся от Оки до Клязьмы, подступает к Касимову почти вплотную, а то и дело встречающиеся здесь диковинные названия — Ибердус, Лався, Курша, Вещур, Екшур — напоминают о тех временах, когда здешние места населяли народы мещеры, курши, муромы...

В 1152 году при Юрии Долгоруком был основан на границе Владимиро-Суздальской земли Городец Мещерский. Этот затерянный в лесах городок обошло Батыево нашествие, и только в 1376 году небольшой татарский отряд отыскал и сжег его. Спустя пять лет по договору между Дмитрием Донским и Олегом Рязанским Городец отошел к Москве.

А в 1446 году два татарских царевича, Касим и Якуб, бежав от разразившейся в Орде междоусобицы, поступили на службу к великому московскому князю Василию Темному и на долгие годы стали его верными союзниками и соратниками. В 1452 году Василий Темный за службу пожаловал Касиму Городец Мещерский, который с 1471 года стал называться Касимовым. Так началась двухсотлетняя история Касимовского царства — удельного татарского ханства на глухой лесной окраине Московской земли. Памятниками той поры сохраняются древний белокаменный минарет и мавзолеи касимовских правителей, в одном из которых погребен Шах-Али-хан, а по-русски — Шигалей, активный участник взятия Казани.

В 1681 году со смертью последней касимовской правительницы царицы Фатимы Султан-Сеитовны Касимовское царство перестало существовать. Правда, был еще один претендент на касимовский престол — придворный шут и доверенный слуга Петра I И.А. Балакирев, который «позволял себе много такого, за что и многих чиновных особ ссылали в Сибирь». Рассказывают, что когда Петр в 1722 году плыл с флотилией по Оке, направляясь в Персию, Балакирев «просил у царя позволения именоваться ханом Касимовским, на что Петр и согласился». Так ли, нет, но при Екатерине I Балакирев и вправду получил во владение двор бывших касимовских царей и часть города с Татарской слободой и Старым посадом. Балакирев окончил свои дни в Касимове и был похоронен здесь же, у Георгиевской церкви.

А в середине XVIII века появился в здешних краях «возникший из ничтожества» тульский купец Андрей Родионович Баташев, и стали расти вокруг Касимова баташевские железоделательные заводы, работавшие на местной болотной руде. В 20 верстах от города, в поселке Гусь-Железный, устроил Баташев свою резиденцию, где до сих пор сохранились построенные им громадная белокаменная Троицкая церковь, плотина и длинный усадебный дом — рассказывают, что построен он был прямо на границе Рязанской и Владимирской губерний, и концы его выходили в разные губернии, что позволяло Баташеву быть недосягаемым для местных властей. А в касимовском музее среди прочих экспонатов нельзя не обратить внимания на очень красивое чугунное литье баташевской работы.

О семействе Баташевых ходили в здешних краях предания и легенды, не раз вдохновлявшие известных писателей, в том числе А. Куприна и А. Мельникова-Печерского. Одни деяния Баташевых внесли немалый вклад в становление промышленности России и заслуживают славу и хвалу, а другие до сих пор окружены недоброй молвой, зловещими легендами и неразгаданными тайнами.

С середины 50-х годов XVIII века Баташевы, с помощью связей в Петербурге, а также, как поговаривали, путем всевозможных махинаций стали владельцами огромных земельных наделов и железных заводов на Оке. Андрей Баташев приобрел огромную власть и влияние в окрестных местах, превратившись в почти безграничного хозяина здешних краев, а его имение в Гусь-Железном, в центре его колоссальных владений, получило прозвище «Орлиное гнездо».

«С первого взгляда на эту массу построек на берегу огромного искусственного озера, большей частью уже превратившихся в развалины, вас поражает оригинальность этого Орлиного гнезда, напоминающего гораздо больше жилище средневекового феодала, чем усадьбу русского помещика. Полуразрушенная теперь каменная стена, больше 2-х верст длиной, охватывает как бы крепостным кольцом площадь, где, кроме огромного «барского» дома с десятком флигелей и бесконечных «служб», помещается парк, «страшный сад», грандиозные развалины театра и больше 20 оранжерей», — так описывалось баташевское имение на реке Гусь в 1923 году в касимовской газете «Красный восход».

«Орлиное гнездо», действительно, представляло собой впечатляющее зрелище, и в Гусь-Железный до революции не раз специально приезжали даже члены археологических обществ из Москвы и Петербурга. Особенно большой интерес у них вызывала подземная часть и плотина, про которую в одном из докладов в Московском археологическом обществе в 1903 году было сказано, что «равной ей, по оригинальности устройства и ценности, трудно найти во всей России». Что же касается подземной части, то с ней-то как раз и связано большинство преданий и легенд, и до сих она окружена тайнами, которые все еще ждут своей разгадки.

На строительство дворца Андрей Баташев согнал в Гусь чуть ли не весь народ из подвластных ему деревень, и меньше чем через два года на огромной, окруженной лесом поляне появилась усадьба-крепость, обнесенная сплошной каменной стеной двухсаженной высоты с башнями и бойницами, способная выдержать настоящую осаду. Три двора были окружены каменными флигелями, «людскими» и всевозможными «службами», которые еще в начале нашего века, хоть и полуразрушенные, поражали своей величиной и численностью. За огромным, в два этажа барским домом находился парк и сад, который еще при жизни Андрея Родионовича получил в народе прозвание Страшного сада. Посредине его был устроен Позорный столб, к которому привязывали провинившегося для наказания плетьми.

Кроме постройки со всеми «причудами» того времени, велись работы по возведению плотин, которыми были запружены речки, образовавшие огромное озеро около 30 верст в окружности. Быстро рос и чугунолитейный завод.

Впрочем, своим заводам Андрей Баташев со временем уделял все меньше внимания, найдя, судя по всему, другие источники доходов. Все огромное поместье с заводом и плотиной было закончено меньше чем через два года, и тут-то и начался тот загадочный период деятельности хозяина «Орлиного гнезда», который сразу вызвал удивление и страх всей округи и породил множество слухов, не доказанных, но и не опровергнутых по сей день.

Однажды вечером несколько сот рабочих были собраны у «самого», в громадном зале дворца. Что им говорил Баташев, не знает никто. В исторической памяти остались только напутственные слова, сказанные Баташевым уже на крыльце: «Коли волю мою будете выполнять усердно, — всем награда на весь ваш век, но ежели кто-нибудь слово проронит, хоть во сне, или попу на духу — то сделаю, что покойники в фобах перевернутся!»

На следующий день рабочие были разделены на две партии. Первая с наступлением ночи исчезла за чугунными воротами барской усадьбы и вышла из них только через сутки, когда ей на смену вошла туда вторая партия. Так продолжалось каждый день. Рабочих этих никто ни о чем не смел спрашивать — слишком трепетали все перед грозным владыкой. Но стало известно, что каждую ночь с барского двора тянутся целые обозы с землей, которую ссыпают к озеру, а туда ввозят тесаный камень, болты да двери железные — «точно другую усадьбу строить собираются», хотя вся постройка была уже как будто закончена. Чугунные ворота день и ночь охранялись стражей (Баташеву получил разрешение властей иметь своих «егерей числом в 800»), и ничей любопытный глаз не мог проникнуть за стены усадьбы без воли властелина.

Днем жизнь баташевской резиденции была самой обыденной, и только с наступлением темноты начиналась кипучая загадочная деятельность, продолжавшаяся почти год. Конечно, и тогда многие в округе догадывались, что «новоиспеченный вельможа» под землей «другие хоромы строит», но где ход в эти таинственные постройки, для чего они делаются — никто не знал, даже из числа живших в усадьбе.

Как только началась эта таинственная ночная жизнь, всем жившим за стенами «крепости» было отдано строжайшее приказание — с наступлением темноты запираться в своих помещениях и не сметь отворять ни окна, ни двери до тех пор, пока утром не зазвонит колокол, повешенный над чугунными воротами усадьбы. Только несколько человек «отборных» стражников целыми ночами стояли в карауле, охраняя тайну своего повелителя.

В одну из своих частых поездок в Петербург Андрей Баташев поступил в масонскую ложу, членами которой были чуть ли не все аристократы того времени, и благодаря этому завязал знакомство со множеством влиятельных лиц столицы, включая фаворита императрицы князя Потемкина, которые все чаще стали превозносить ум и щедрость касимовского «орла», а некоторые приезжали даже отдохнуть от дел государственных в дальнее поместье Баташева, где пиры и гулянья длились, бывало, по нескольку дней. Но мало кто задавался вопросом — откуда берется та масса червонцев, которые рекой текли из рук щедрого вельможи?

Дворовые люди Баташева и заводские рабочие знали, что за барской усадьбой выстроена целая слобода для трехсот рабочих, которых барин привез откуда-то со стороны. При этом было одно странное обстоятельство: дома ли, в кабаке, на гулянье их можно было видеть только 150 человек, остальная же половина всегда отсутствовала. Заметили, что ровно в полночь 150 человек этих таинственных рабочих отправлялись к одной из башен, помещавшейся в задней стене парка, и исчезали за ее дверями, а оттуда выходила другая половина и безмолвно рассыпалась по своим домикам. Долгое время напрасно старались допытаться от кого-нибудь из этих рабочих — куда они ходят ночами и что делают, но и от пьяных даже получали один ответ: мол, своя голова еще не надоела, а «с вашим барином шутки плохи». Некоторые вообще отвечали угрозой «доложить самому» об излишнем любопытстве дворовых, после чего всякие расспросы прекратились.

Но однажды, рассказывает предание, один из этих таинственных рабочих на свое несчастье без памяти влюбился в заводскую девушку Грушеньку, которая условием своей благосклонности поставила то, чтобы он рассказал ей, где пропадает целыми сутками и что делает? Долго она клялась и божилась, что и попу на исповеди не проговорится, и сдался рабочий, рассказал ей все. А спустя немного времени по округе пошла молва о том, что в подземных хоромах устроен... монетный двор, где день и ночь «работаются червонцы».

Конечно, все это говорилось шепотом, в темных углах, но довольно скоро в одну и ту же ночь пропали без вести влюбленный рабочий и не в меру любопытная Грушенька. А после две ночи подряд проходившие случайно мимо господской усадьбы люди со страхом передавали, что откуда-то, точно из-под земли, слышны были слабые глухие стоны и крики, да такие страшные, что волос дыбом становился. Все догадывались, кто умирал медленной мученической смертью в подземных застенках...

А через некоторое время новый слух взволновал всю округу: в десяти верстах от имения Баташева, в дремучем лесу, был ограблен огромный обоз, везший товары из Касимова в Муром. Часть возчиков была перебита, а часть успела разбежаться и спрятаться в лесу. Добравшись до ближайшей деревни, они рассказывали, что их окружил целый отряд всадников в черных образинах, и те стали стрелять по ним из пищалей. Все спасшиеся удивлялись лошадям и справной амуниции нападавших: на разбойников не похожи — точно войско какое! Вслух никто не смел ничего сказать, но молва расходилась все шире и шире, и втихомолку Баташева стали называть не только фармазоном-безбожником и монетчиком, но и просто душегубомразбойником.

Случаи ограбления богатых обозов стали повторяться все чаще и чаще, так что губернские власти волей-неволей должны были провести расследование, которое, впрочем, ничего не раскрыло. Только в баташевских конторских книгах того времени чаще стали попадаться записи о щедрых дарах губернским чиновникам.

Андрей Родионович Баташев признавал только один закон — собственную волю А благодаря покровительству светлейшего князя Потемкина, с одной стороны, и многочисленным поблажкам, купленным им у местной власти, — с другой, ему все сходило с рук. Ночные налеты со своими молодцами, видимо, пришлись ему по вкусу, и на Муромском тракте стала опасно проезжать не только купцам, но и богатым помещикам.

При этом рассказывают, что, когда Баташев появился в здешних краях, в лесах по Оке пошаливали многочисленные разбойничьи шайки, и для них Андрей Родионович стал истинной грозой. Эти шайки он всячески истреблял, но при этом и сам поступал по-разбойничьи: тут же захватывал имения мелких землевладельцев, из которых редкий не состоял в дружбе с разбойниками.

Для расширения своих владений Баташев не останавливался ни перед какими средствами. Как-то у одного из соседних помещиков он отнял деревню Роксаново, причем прежний ее владелец исчез неизвестно куда. Наследники помещика начали дело: приехали следователи, которые осмотрели издали деревеньку, а затем, переночевав у Баташева, утром решили ехать в Роксаново. Вышли на крыльцо, и что же? Видят: деревни как не бывало! «Где деревня?» — спрашивают следователи у понятых. «Знать не знаем и ведать не ведаем! — отвечают те. — Да такой деревни у нас и не бывало!» С тем следователи и уехали от Баташева. После оказалось, что две тысячи человек за ночь по приказу Баташева разнесли деревню по бревнышку, а землю распахали, так что и следа деревни не осталось. Жителей ее Баташев разослал по своим заводам.

Что же касается загадочного исчезновения роксановского помещика, как и многих других пропавших без вести людей, конфликтовавших с Баташевым, то свет на это могут пролить записанные в начале XX столетия века рассказы девяностолетней старухи, родной дед которой служил «казачком» у Андрея Родионовича. По словам старухи, дверь в угловую правую башню парка была железная, а пол весь «по шарниру двигался, и вот как барин на кого опаску поимеет и надо, чтобы его и следа не осталось (больше из начальства, которые ему супротивничали), — сейчас того угостит хорошенько, да пьяного и поведет свои постройки смотреть. Сам на пороге станет, а его наперед в эту самую башню пропустит. Только как тот на эти самые доски станет, они сразу на обе стороны, под стену-то и уйдут, а под полом-то этим колодезь бездонный... Полетит человек и крикнуть не успеет, а барин пуговку какую-то нажмет, и опять пол ровный и следов нет — хоть век ищи, не найдешь человека».

Благодаря богатствам и связям Баташева все его выходки и проделки до поры до времени сходили ему с рук. Не раз против него пытались возбудить дело, но каждый раз они улаживались на месте, и даже если и доходили до столицы, то и там не получали должного хода. Но грозовая туча уже нависала над «Орлиным гнездом»...

Смерть Потемкина сильно поколебала влияние Баташева в столице, а при вступлении на престол Павла все вообще круто изменилось. Начались гонения на всех героев золотого века Екатерины. Добрались и до темного прошлого баташевского магната.

Но везде была рука у Андрея Родионовича! И вот однажды прискакал к нему нарочный с секретным извещением от некоего благожелателя из столицы, что назначена строжайшая ревизия всех дел Баташева, особенно касающихся слухов о монетном дворе, находящемся где-то в тайниках баташевской усадьбы. Раньше бы это не смутило грозного владельца — он знал, что никто из дворовых не дерзнул бы донести на него, не исключая и тех рабочих, которые продолжали посменно исчезать в одной из башен парка. Но теперь всем было известно, что положение владыки пошатнулось, что и на него могла найтись управа, и тогда-то, по рассказам, и произошло одно из самых страшных деяний Андрея Баташева.

Когда на другой день после прибытия эстафеты из Петербурга очередная смена ночных рабочих ушла на работу, ей никто не вышел навстречу: барский доверенный еще днем сказал всем, что надо разом прикончить спешное дело, после чего барин выдаст всем по 100 рублей и отпустит их по домам.

Веселые и радостные ходили этот день рабочие и всем хвастались, что, мол, «скоро сами богатеями будем и уйдем от вас на родную сторону». Такие же веселые шли они и на «спешное дело»... Только больше никто их уже никогда не видал. Как в воду канули 300 человек, а управляющим было объявлено, что барин «тех рабочих отпустил домой, а стройку их жертвует своим заводским». Как ни боялись все Андрея Родионовича, но все же пошел кругом глухой гул, особенно когда один из двух любимцев, барина в тот же вечер в кабаке «сбрехнул», что, мол, теперь хоть сто ревизий приезжай, никто ничего не дознается, все у нас шито-крыто.

Все поняли, что не добром исчезли без следа 300 человек, а когда на другой день и проболтавшийся любимец «нечаянно» утонул, то ни у кого не было сомнения в том, что барин ловко «схоронил концы».

Приехавшая ревизия ничего не смогла открыть, так как никто, действительно, не знал, где искать ход в подземные хоромы, и хотя показали башню, куда входили таинственные рабочие, но там оказались только дверь в сад и больше ничего .. Страшное предание прожило более ста лет, и еще в начале нашего века местные крестьяне рассказывали, будто «барин собственноручно задвинул засовы чугунной двери подземелья, где лежали напившиеся на радости рабочие, которые и умерли там голодной смертью».

Вскоре после этого звезда Баташева закатилась, а в 1799 году он умер, семидесяти трех лет от роду. С тех пор владения Баташева стали приходить в упадок.

Посетивший в середине второй половины прошлого века Гусь-Железный писатель Мельников-Печерский, оставив подробные описания баташевского имения, обращал внимание на «страшное запустение и развалины, незаметные только снаружи». Но не обошел он в своем описании и легендарной подземной части: «Нижний этаж по расположению комнат напоминает верхний, а под этим этажом находятся подвалы, частью от времени разрушившиеся, и молва гласит, что из некоторых подвалов когда-то были подземные ходы, выходившие в поле».

Сегодня, к сожалению, мало что из описанных грандиозных построек уцелело, от некоторых даже не осталось и следа, но вот полвека спустя после наблюдений Печерского краевед Л.П. Пекина, пять лет проведшая в Гусь-Железном, изучая это удивительное место, писала: «Хотя все постройки, кроме «барского дома» и нескольких флигелей, теперь наполовину разрушены, но все же не потеряли своего стиля, и по ним легко восстановить картину прошлого. Целы огромные развалины театра и бесконечных оранжерей, а в каменной, наполовину осыпавшейся стене и сейчас видны маленькие бойницы для пищалей. В конце столетней липовой аллеи, идущей через весь парк от главного крыльца «хором», помещаются развалины «павильона любви» . Недалеко от этих развалин находится полуразрушенная угловая башня, представляющая теперь наполовину осыпавшиеся стены без крыши, а вместо пола, на аршин ниже уровня земли — остатки прогнивших балок, опавшие листья да всякий мусор».

Именно под этой самой угловой правой башней парка и находилось подземелье, куда проваливались «супротивные» Баташеву. Чекина не сомневалась в существовании подземных ходов, о которых и по сей день ходит столько легенд в Гусе-Железном. Причем, по ее мнению, подземные ходы были сделаны не только под землей, но и в стенах домов. Последняя наследница Баташева сама рассказывала Чекиной, что, увлекшись еще в молодости рассказами о тайниках баташевского дома, стала выстукивать стены комнат и велела разломать одну из них, где звук ей показался особенно подозрительным — в угловой комнате нижнего этажа направо от подъезда, выходившей на двор. За тонкой кирпичной оболочкой действительно оказалась крохотная комната — площадка с винтовой лестницей в верхний этаж, в бывший кабинет Андрея Родионовича. Около лестницы стоял маленький круглый стол на трех вызолоченных львиных лапах, а на нем лежали особой формы шапка, гвоздь и молоток — первый владелец Гусь-Баташева, как мы помним, был не только разбойником и фальшивомонетчиком, но и масоном. Около столика была маленькая подъемная дверь, ведущая в подземную часть здания, и, по-видимому, тут помещалась самая «святая святых» владыки дома, так как этот тайный ход вел куда-то прямо из его кабинета, а стало быть, никто уже не мог проникнуть туда кроме его владельца. К сожалению, последняя Баташева «побоялась» проникнугь в подземелье и велела снова заложить стену, захватив с собой только оригинальный столик и масонские реликвии, которые Чекина не раз видела на камине в ее кабинете.

А. Мельников-Печерский тоже считал, что молва о подземных ходах, возможно, и справедлива, если принять в расчет время и обстоятельства, при которых жил основатель и первый владелец Гусевского завода, имя которого «и теперь более полувека спустя произносится на заводе с каким-то паническим страхом».

Существование подземных ходов и обширных подземелий под усадебным парком подтверждает, по мнению старика-лесничего Квятковского, жившего еще в начале века в Гусь-Железном, и ненормально малый рост старых деревьев «страшного сада» — на это обращал внимание и Печерский. По мнению Квятковского, низкий рост и чахлость чуть ли не двухсотлетних деревьев объясняется тем, что под этим местом находятся подземелья и слой почвы над их каменными сводами недостаточен для нормального питания растительности. Это предположение подтверждается, кстати, и тем, что как раз в этом месте земля при ударе издает гулкий звук, свидетельствующий о наличии подземных пустот.

Под всем барским домом, по-видимому, действительно помещались двухэтажные подвалы — больше, чем на 6 аршин глубиной каждый, соединенные широкой каменной лестницей, — та самая подземная часть, о которой в начале века говорили археологи. Нижний из подвалов считался страшным местом, где, по рассказам, появлялись призраки, и никто из прислуги, даже днем, не решался туда спуститься. Это отчасти объясняет скудость информации о «подземном царстве» Андрея Баташева.

В огромном леднике, который за все лето таял только наполовину, Л. Чекина сама видела верх громадной чугунной двери аршина на два ниже уровня земли. Живший у последних Баташевых лет тридцать кучер Григорий рассказывал ей, что лет за пять до своей смерти внук Андрея Родионовича Эммануил Иванович Баташев один год не велел набивать заново ледник, так что к концу второго лета лед растаял до дна и открыл всю чугунную дверь с железными засовами и громадными замками. Тогда «последний Баташев» взял с собой управляющего и его, Григория, и велел кузнецам сбить замки, с фонарями спустился >в огромную яму ледника и проник за чугунную дверь, не открывавшуюся почти сто лет. За дверью оказался высокий и широкий подземный коридор, выложенный серым камнем, который привел их ко второй такой же двери с железными засовами, но уже без замков. Но только кучер хотел было отпереть их, как «на барина страх напал» — он бросился бегом назад, велел сейчас же заново запереть на замки «страшную дверь», а ключи выбросить в озеро. Он никому не сказал причины своего внезапного страха, но, как полагает Чекина, его напугала возможность встретить за дверью скелеты тех 300 рабочих, которых заморил голодом под землей его дед...

Некоторые авторы, правда, более скептически относятся к этим легендам и, в частности — к рассказам про подземные ходы. Но даже анонимный автор заметки «Еще об «Орлином гнезде», появившейся в касимовской газете «Красный восход» осенью 1927 года и подписанной «Исследователь», хоть и с сомнением писал о «громадной чугунной двери», ведшей якобы из ледника в подземные катакомбы, считал, что в рассказах про подземелья и чеканку фальшивых червонцев «нет дыма без огня»: «что-нибудь легло же в основу этой легенды!» И он заключает: «Сейчас еще нет достаточных оснований для того, чтобы определенно признать за плод пылкой фантазии все ужасы, приписываемые «Орлиному гнезду». Несмотря на их крайнюю фантастичность, точно так же в нашем распоряжении нет ничего, что б давало повод сильно сомневаться в правдивости того, о чем трактовалось изустно в Гусь-Баташеве».

Поэтому приходится лишь сожалеть, что волна революции не только порушила многие сооружения, но бесследно смыла колоссальный архив Баташева.

И все же оставшиеся постройки отчасти подтверждают легенды о «подземном царстве» Баташева. Еще в конце 1920-х годов сохранялся, например, огромный ледник, который обслуживал некогда не только личные потребности владельца и его семьи, но и нужды производства: из этого громадного склепа летом ежедневно отправлялось на завод по возу льда для охлаждения питьевой воды. А если идти от чугунных ворот усадьбы по берегу озера около стены, то под одним из разрушенных флигелей, на уровне земли, можно было увидеть круглые окна с чугунными решетками, в которые можно было разглядеть верх каменного столба с приделанными к нему заржавленными кольцами и крючьями. Что находилось внизу этого подземелья и где ход в него — никто не знает, но несомненно, это был застенок или подземная тюрьма.

Много мрачных тайн до сих пор хранят баташевские развалины. Несмотря на поиски отдельных энтузиастов, серьезные исследования владений Андрея Баташева так до сих пор не проводились. А ведь если имеющиеся свидетельства о чугунной двери в подземелье и витой лестнице за стеной угловой комнаты правдивы, в чем нет оснований сомневаться, то они (или то, что от них осталось сегодня) должны находиться на указанном месте. А это значит, что оттуда, вполне вероятно, возможно проникнуть и в остальные помещения подземных хором и раскрыть, наконец, секреты и тайны «Орлиного гнезда» на Оке.

ПО СЛЕДАМ «ФРАНЦУЗСКОГО ЗОЛОТА»

Вот уже более ста восьмидесяти лет не дают покоя кладоискателям так называемые клады Наполеона. Слухи о них появились уже в первые месяцы после изгнания французов из России, но «плоть и кровь» легенда обрела в последующие годы, когда то тут, то там в поисках сокровищ стали появляться различные загадочные личности, в том числе из числа бывших солдат наполеоновской армии.

Поиск «московской добычи» велся и ведется до сих пор на всем протяжении пути отступления наполеоновской армии. При этом в качестве возможных местонахождений сокровищ зачастую указываются совершенно фантастические места, типа пресловутого Семлевского озера. Исследованием вопроса о сокровищах Наполеона занимался даже Оноре де Бальзак, написавший знаменитый рассказ «Березина».

На самом деле в истории с сокровищами 1812 года далеко все не так просто. Начнем с того, что после Бородинского сражения генерал-губернатор Москвы граф Ф.В. Ростопчин занимался эвакуацией сокровищ Кремля. Их судьба была доверена начальнику Дворцовой экспедиции, действительному тайному советнику, сенатору и обер-церемониймейстеру П.С. Валуеву и чиновнику той же экспедиции Поливанову. Последний непосредственно готовил ценности к эвакуации в Нижний Новгород, Для этой цели Валуев затребовал у Ростопчина сто двадцать пять пар лошадей. В работе «Вывоз из Москвы государственных сокровищ в 1812 году» ее автор С.Н. Цветков, в частности, писал, что Валуев и Поливанов понимали, что времени на решение поставленной перед ними задачи у них мало. В силу этого они были вынуждены многое оставить — ни сил, ни средств, ни времени для укладки уже не было. В первую очередь были брошены старинное громоздкое оружие, старые материи и костюмы, массивные серебряные рамы и оклады.

Дни и ночи упаковывая сокровища, энергичный Поливанов находил время прятать остававшиеся ценные вещи в потайные места. Не ограничившись эвакуацией предметов из Оружейной палаты, Патриаршей ризницы, Большого кремлевского дворца и Грановитой палаты, Поливанов вывез некоторые реликвии кремлевских соборов и древней церкви Спаса на Бору. Тем временем французская армия быстро приближалась...

Большой обоз с сокровищами, около 150 повозок, наконец, двинулся по Владимирской дороге. Его сопровождали Поливанов, чиновники и служащие Дворцовой экспедиции. Меж тем в Кремле продолжалась лихорадочная работа: пытались спасти все, что не успели вывезти, что еще можно было укрыть от врага. Ценности замуровывали в тайники, зарывали в землю, прятали под полы. Несколько служащих Дворцовой экспедиции, собирая и пряча ценные предметы, оставались в Кремле даже 2 сентября, когда в город вошли французские войска...

Через три месяца после того, как «Великая армия» оставила Москву, частично разрушенный маршалом Мортье Кремль был открыт для обозрения всем желающим. Одним из первых сюда приехал П.С. Валуев. Среди руин и груд битого камня он искал вещи из кремлевских дворцов. Повсюду валялись обломки дворцовой мебели, иконы с сорванными ризами. Нашлись бронзовые двуглавые орлы с кремлевских башен, бюст императора Петра I, который стоял на крыше Сената. Отыскался и большой крест с колокольни Ивана Великого (гораздо позже родился миф о том, что французы якобы вывезли и бросили в Семлевское озеро). Крест стоял, прислоненный к стене собора, — правда, золоченое серебро с него было содрано грабителями. Валуев обнаружил, что многие устроенные во время эвакуации тайники были разграблены...

По официальной справке русского Министерства внутренних дел, «московская добыча» Наполеона составила 18 пудов золота, 325 пудов серебра и неустановленное количество церковной утвари, драгоценных камней, старинного оружия, посуды, мехов и др. Все это было вывезено из Москвы и частично осталось в тайниках на Смоленской дороге. Известный советский военный историк П.А. Жилин писал, что «по всей вероятности, отступая, противник «разгружался» и прятал награбленные ценности, но где именно спрятана «московская добыча», сказать трудно».

Главная часть «московской добычи» Наполеона составила несколько десятков подвод (по одним источникам — двадцать пять, по другим — около сорока) и состояла из утвари соборов Кремля, старинного оружия, предметов искусства и драгоценностей: бриллиантов, жемчуга, золота и серебра. Часть изделий из драгоценных металлов была перелита в слитки. Для этого в Успенском соборе Кремля были оборудованы плавильные печи. Адъютант генерала Нарбонна де Костелан вспоминал, как французы «забрали и расплавили серебряную утварь кремлевских церквей, пополнив этим кассу армии». Плавильные горны работали и в других местах города.

Собственные обозы с добычей имели наполеоновские маршалы Богарне, Даву, Ней, Мортье, Мюрат.

Помимо этого, уходившие из Москвы французские солдаты и офицеры были нагружены своим личным достоянием. О том, как оно было приобретено, вспоминал казначей московского Данилова монастыря иеромонах Антоний: «Артиллерийские солдаты, вступив тогда же в монастырь, тотчас и начали в церкви с образов, и местных, и мелких, и раку обдирать, и даже в самой гробнице рыться, но не нашедши там ничего, кроме мощей Святых, бросили верхнюю доску поперек фоба... Поколику же возглавие на гробнице очень вызолочено жарко, то сколько ни было уверения, что оно медное, сорвали... Один только на Спасителе большой серебряной оклад со стразами и дорогими каменьями, разбивши саблею стекло, сорвали. Что же касается ризницы, то не только одежды с престолов снимали, но самые срачицы раздирали, и даже святыми антиминсами опоясывались, а как находили их короткими, то бросали на пол. Словом, причинили убытку тысяч до десяти».

По свидетельству британского военного агента при русской армии Роберта Вильсона, французская армия была просто перегружена награбленным добром: «На протяжении целых переходов тянулись в три-четыре ряда артиллерийские орудия, зарядные фуры, госпитальные и провиантские повозки, экипажи всевозможных родов и даже дрожки, нагруженные различными вещами (в основном предметами роскоши), пехотинцы изнемогали под тяжестью ранцев, маркитантки везли добычу, награбленную в Москве, которою также были наполнены артиллерийские повозки и госпитальные фуры». Французский сержант Бургонь писал в своих мемуарах, что нес в своем ранце «несколько серебряных и золотых изделий, между прочим, обломок креста с Ивана Великого, то есть кусочек покрывавшей его серебряной вызолоченной оболочки». Даже французский писатель-классик Стендаль, бывший в ту пору интендантом наполеоновской армии Анри Бейлем, уходя из Москвы, не побрезговал зашить в подкладку своей шинели награбленные им золотые монеты: что поделаешь, европейская культура обязывает...

По подсчетам краеведа из Вереи Ю. Лискина, даже если предположить, что каждый солдат стотысячной армии нес в своем ранце хотя бы полкило драгоценностей (монет, слитков, ювелирных изделий и т. д.), то общий вес награбленного, без учета обозной клади, составил около пятидесяти тонн. Но, по словам Вильсона, «пехотинцы изнемогали под тяжестью ранцев». От полукилограмма, понятно, изнемогать никто не будет. Значит, награбленной добычи было во много крат больше.

Вывоз основных ценностей из Москвы французами происходил с 15 по 27 октября. Французский офицер Цезарь Лотье позднее вспоминал: «13 октября в Москве выпал первый снег. Мы задавали себе вопрос: как же перевозить ту драгоценную добычу, которую уже нагрузили на телеги, если только император не отдаст приказания оставить ее здесь». Император, однако, отдал другое приказание...

Главная часть «московской добычи» вывозилась двумя обозами. Первый отправился из Москвы с сильной кавалерийской охраной в середине октября, еще до оставления Наполеоном Москвы, и направился по главной контролируемой французами коммуникации — Смоленской дороге. Предусматривалось, что в случае удачного прорыва армии к Калуге этот обоз присоединится к главным силам армии, проследовав под охраной частей корпуса Понятовского через Верею и Боровск.

Второй обоз (французские источники называют его «трофейный») неотлучно следовал за императором до Малоярославца, где состоялся неудачный для французов бой. Прорваться к Калуге не удалось, и армия повернула к Боровску и Верее. 27 или 28 октября она встретила в районе Вереи первый «золотой обоз». С этого момента конвой с «московской добычей» шел до самой Вильны единым транспортом, постепенно тая по дороге.

Относительно недавно много пустого шума было поднято вокруг «клада Наполеона», якобы таящегося на дне Семлевского озера под Вязьмой. «Ща найдем!» — бодро заявляли на всю страну со страниц «Комсомольской правды» странноватые персонажи. «Никто не слышал голоса историков и археологов о бесполезности поисков», — пишут исследователи В. Бацалев и А. Варакин в вышедшей в 1998 году книге «Тайны археологии». Естественно, поиски кончились пшиком — ведь никакого клада в Семлевском озере нет. Однако нелепый миф о сокровищах в Семлевском озере снова и снова выплывает на страницы печати — то здесь, то там...

Во время трагической переправы через Березину часть «московской добычи» была, по слухам, зарыта и затоплена — вероятно, в нескольких местах. Известно, что в течение нескольких послевоенных лет окрестные помещики заставляли своих крепостных нырять в воды Березины и отыскивать на дне реки брошенные французами драгоценности. Все, что удавалось найти — в основном золотые и серебряные вещи, — продавалось за бесценок.

Последние остатки «золотого обоза» были разграблены совсем потерявшими человеческий облик солдатами и офицерами «Великой армии» 10 декабря 1812 года на дороге между Вильно и Ковно, когда подводы, влекомые измученными лошадьми, беспомощно остановились перед покрытым льдом подъемом на Лопарскую гору. По словам самого Наполеона, «в Вильно мои войска разграбили двенадцать миллионов». Разгром «золотого обоза» довершили казаки Платова, отбившие часть «московской добычи» у французов. Часть трофеев, захваченных у Лопарской горы, была отправлена в Новочеркасск.

Так где же находятся тайники с «московской добычей»? Совершенно очевидно, что на всем протяжении пути «Великой армии» их было не один и не два. Очевидно также, что их содержимое составляет не казна самого Наполеона, а брошенная добыча тех самых «изнемогавших» под тяжестью награбленного солдат, офицеров, генералов и маршалов «Великой армии».

По мнению Ю. Лискина, французы стали избавляться от добычи уже после Малоярославецкого сражения, когда сопровождаемая тяжело груженным обозом наполеоновская армия двинулась через Боровск и Верею к Можайску. Вопреки приказу Наполеона об ускорении марша, войска и обозы сильно растянулись. Так, 28 октября штаб императора уже двигался через Можайск, в то время как арьергардные части Даву еще тащились где-то в грязи под Боровском.

По воспоминаниям сержанта Бургоня, во время движения к Можайску французами было оставлено значительное количество снаряжения и награбленной добычи: «Дороги окончательно испортились, повозки, нагруженные добычей, тащились с трудом, многие из них оказались сломанными. С других возницы, опасаясь поломки, сбрасывали кладь. Вся дорога была усеяна ценными предметами: картинами, канделябрами, множеством книг...» Дивизия Жерара, шедшая в арьергарде армии, имела приказ уничтожать брошенное добро, сбрасывая его в реки, озера, болота, заполненные водой канавы. Чаще всего заторы случались на мостах через многочисленные реки и речушки, и тогда в воду летели целые повозки с добычей. Только на пути от Малоярославца до Вереи французам не менее пяти раз приходилось прибегать к этой «процедуре».

Как раз в эти дни М.И. Кутузов в одном из приказов отмечал: «Неприятель в бегстве своем оставляет обозы, взрывает ящики со снарядами и покидает сокровища, из храмов Божиих похищенные».

По словам бывшего директора Института военной истории Министерства обороны СССР П.А. Жилина, при отступлении от Малоярославца, на участке между Боровском и Можайском командовавший арьергардом генерал Жерар потребовал от колонны отстававших, сдерживавших темп марша солдат разгрузить ранцы, выкинув их содержимое в реку Протву. В возможности отдания такого приказа сомневаться не приходится: на плечах Жерара, подгонявшего отступающих, уже висели полки донских казаков.

...Сегодня старая дорога, превратившаяся в проселок, упирается в песчаный брод на Протве, который местные жители называют «брод на Верею». Ничто не напоминает о том, что именно на этом месте в середине октября 1812 года и произошла первая крупная «разгрузка» московской добычи. А сколько еще таких мест таится по пути отступления «Великой армии»...

СУДЬБА АРТИЛЛЕРИИ ВЕЛИКОЙ АРМИИ

Чем дальше в прошлое уходят события Отечественной войны 1812 года, тем труднее отгадывать оставленные ей загадки. Одна из них — таинственная судьба части бесследно исчезнувших артиллерийских орудий так называемой Великой армии Наполеона.

Известно, что армия Бонапарта вторглась в пределы России, насчитывая в своих-рядах 608 тысяч человек. Обратно, за Неман, возвратилась лишь 81 тысяча. А из 1200 пушек, имевшихся у неприятеля, по подсчетам верейского краеведа-историка Ю. Лискина, уже через три дня после переправы через реку Березину уцелело не более сорока. Таким образом, в России Наполеон потерял не менее 1160 артиллерийских стволов.

Но и это еще не все. В начальный период кампании на русском театре военных действий неприятель добыл в качестве трофеев 156 орудий различных калибров, не менее двадцати тысяч пудов пороха и двадцать семь тысяч артиллерийских снарядов. Таким образом, в пределах России Наполеоном утрачено не 1160, а, с учетом трофеев, не менее 1316 орудий.

В основном это были пушки и мортиры распространенной в то время в Европе системы изобретателя генерала Грибоваля. Так называемая система Грибоваля во Франции получила повсеместное распространение. Гладкоствольные бронзовые орудия, заряжаемые с дула, устанавливались на деревянных лафетах, оборудованных примитивным подъемным механизмом. Для прицеливания служило приставное выдвижное устройство, или диоптр, мушка едва возвышалась на дульном утолщении, а иногда заменялась чертой или стрелой, выгравированной на стволе. Запалы были сделаны во ввинчиваемых стержнях. Снаряды употреблялись шаровые: сплошные ядра для настильной или настильно-рикошетной стрельбы из пушек и разрывные гранаты для стрельбы из гаубиц, которые стреляли также и картечью. Пушки имели длину канала ствола 18, а гаубицы — около 5-6 калибров. Стреляли такие орудия на триста сажен (1500 — 1600 шагов). Каждая батарея корпусной или линейной артиллерии насчитывала от 6 до 8 стволов. В каждом линейном полку имелось по три пушки.

Сам Бонапарт, будучи мастером организации артиллерийского боя, высоко ценил огневую мощь своих батарей и умело применял их в ходе военных кампаний. Артиллерию он называл «молотом, который кует судьбы народов».

Уже с началом изгнания Наполеона из России, по Высочайшему рескрипту императора Александра I от 14 ноября 1812 года, в России, на территориях тех губерний, где велись военные действия, специально уполномоченными военными чиновниками производился поиск брошенного и сокрытого французской армией вооружения и имущества. Армейское командование также зорко следило за розыском оставленной неприятелем артиллерии. Так, в открытом предписании генерала П.П. Коновницына от 30 октября 1812 года № 727 указано: «Предъявитель сего , командированный в Смоленскую, Калужскую, Тульскую и Московскую губернии для сбора и направления в Москву взятых у неприятеля орудий. Всякий, не исполнивший сего повеления, подвергнешь себя строжайшему взысканию, по силе полевого уголовного уложения ».

В результате принятых мер к 10 января 1819 года (то есть почти за 7 лет) удалось разыскать и свезти в Москву 875 артиллерийских орудий. Часть этих стволов, ставших трофеями русской армии, ныне можно видеть на каменных подложках возле стен Арсенала Московского Кремля.

Для справки: в ходе заграничного (1813 года) похода русской армии было взято нашими войсками и передано государствам-союзникам еще 380 орудий. Но эти стволы не относились к артиллерии армии вторжения.

Где же еще 441 орудие, оставленное захватчиками и не обнаруженное в ходе специального розыска, проводившегося в России? Терял ли Наполеон артиллерию при отступлении от Малоярославца в долине реки Протвы, в окрестностях древней Вереи и в каком количестве? Если да, то где именно, и удалось ли потом отыскать все брошенные и спрятанные здесь пушки «Великой армии»?

В специальном издании «Орудия, отбитые у неприятеля в 1812 году» (1911), составленном по поручению Особого комитета по устройству в Москве Музея 1812 года на основе документов Московского губернского правления, московского отделения генерального штаба, московского комендантского управления и московского артиллерийского склада при Арсенале, прямо указывается: «Крупнейшие потери артиллерии наполеоновская армия несет после отступления из Москвы. Более 1000 орудий потерял Наполеон и его союзники. О 700 таких орудиях есть точные указания, когда и где они отбиты у неприятеля, но о многих нет сведений. Возможно, что много орудий неприятель зарывал в землю». На чем основывалось такое компетентное мнение?

Архивные документы рассказывают, что в процессе поисков брошенной или сокрытой войсками Бонапарта артиллерии, действительно, были случаи, когда находили артиллерийские стволы, зарытые в грунт.

Так, например, в архивном деле «Об отыскании орудий близ Колоцкого (что на Бородинском поле) монастыря» (1 января 1813 года) сообщается: « Для отыскания зарытого неприятелем при Колоцком монастыре оружия командирован капитан Фаустов». Этот офицер доставил Московскому гражданскому губернатору «реестр отрытым там орудиям». Из документа видно, что там было найдено двадцать четыре орудия. Интересен приложенный к документу перечень основных неисправностей разысканных пушек. В основном у всех отпилены правая и (или) левая цапфы. Отпил одной или двух цапф на бронзовом корпусе орудия означал, что оно уже не может быть установлено на лафет для боевого применения. К тому же это наиболее быстрый способ выведения из строя оставляемого неприятелю орудия даже в полевых условиях.

Еще один аналогичный документ — рапорт военного чиновника от 30 мая 1817 года № 1264 на имя Инспектора всей артиллерии «О пушках, зарытых близ Борисова». В нем сообщается о том, что «в 1815 году близ Борисовских укреплений в земле нижними чинами саперного батальона стасканы с лафетами и пятью передками шесть неприятельских орудий, за отыскание коих выдано тем служителям в награду по триста рублей». То есть в рапорте идет речь об отыскании зарытой в землю целой французской батареи! А ведь через Борисов Наполеон отступал в последней декаде ноября 1812-го, когда столбик термометра опускался до отметок ниже двадцати градусов. Это сколько же усилий понадобилось, чтобы в этих условиях зарыть в промерзлую землю шесть орудий!

Наконец, известно «Дело об иностранном орудии, отысканием в Смоленске, которое зарыто было в щебне». Согласно документам дела 23 октября 1818 года рядовые русской армии, роясь в щебне от разрушений в бывшей цитадели комиссариатских зданий, нашли двенадцатифунтовую пушку, принадлежавшую неприятелю. Счастливцам за находку было выдано по пятьдесят рублей каждому.

Итак, задокументировано несколько фактов отыскания сокрытых неприятелем в земле артиллерийских орудий. Понятно, что в первой четверти XIX века, при отсутствии привычных современным саперам, криминалистам и геологам мино- и металлоискателей, бомбоискателей и протонных магнитометров, отыскание зарытых в грунте артиллерийских орудий французской армии было либо результатом свидетельских показаний, либо делом случая. Таким образом, можно обоснованно предположить, что если снятые французскими артиллеристами или специальными подразделениями арьергарда с лафетов стволы тут же, вблизи проселка, на пересеченном, покрытом растительностью участке зарывались в сырой осенний грунт, следов перекопа позже обнаружить было просто невозможно. Такой тайник можно сравнивать с необозначенным захоронением, оставленным в чужой земле навечно. Теперь мы вправе рассматривать такого рода сокрытия 1812 года как объекты возможного археологического поиска.

В поисках разгадки тайны верейские краеведы восстановили последовательность событий той поры.

Город Верея и тогдашний Верейский уезд были летом и осенью 1812 года частью театра военных действий. Если посмотреть на карту, с севера от Вереи — Борисова (бывший Борисов-городок) и Можайск, с юга, по Верейскому меридиану последовательно: деревни Волчонки, Алферове, Устье, Совьяки, Роща, город Боровок, деревня село Городня и город Малоярославец. Все дороги от Боровска вплоть до Малоярославца и обратно, от Малоярославца через Верею до Можайска представляли собой «аппендикс», в который сначала втянулась, пытаясь пройти к Калуге, а затем застряла и на ходу перестраивалась для отхода на старую смоленскую дорогу огромная французская армия с бесчисленными обозами.

Известно, что 15 — 19 октября 1812 года неприятель выходил из Москвы, имея вместе с авангардом более 100 тысяч человек. По французским источникам, в эти дни с армией двигалось на Калугу через Малоярославец 533 единицы артиллерии. И если пехота и прислуга в ней казались поначалу превосходными, то лошади были изнурены «совершенно» или «до крайности». К слову, в описаниях очевидцев и участников того нашествия на Россию ясно представлен военный прием, могущий служить ключом к пониманию ситуации вокруг потери артиллерии во время похода французских войск. При обильных осадках, сопровождающихся холодным ветром и распутицей, болезнями и падежом тягла, орудия и фуры с боеприпасами бросали на дорогах или прятали вблизи них. Так было даже в летний период кампании. Правда, тогда чуть позже орудия подбирал арьергард, имевший в своем составе специальные саперные и ремонтные подразделения. Таким образом, расчетную скорость марша наступавших на Москву сил французам удавалось выдерживать. А тут — вторая половина октября: непогода, раскисшие дороги, отступление...

Как свидетельствовал старший офицер наполеоновской армии Христофор Людвиг фон Иелин, «...во время этих переходов 19—25 октября шел холодный дождь, дороги сделались непроходимыми, одежда обледенела. Обозы, пушки и прочее застревали до осей в топях, откуда их вытаскивали с величайшим трудом . Обремененные добычей, мы употребили после продолжительной стоянки в Москве семь дней, чтобы пройти расстояние (до Малоярославца), на которое потребовалось бы не более 24—25 часов».

Отметим, что к 23 октября неприятель, оставивший Москву, приближался к Боровску. К этому времени его батарейная артиллерия уже «потеряла большую часть лошадей».

В эти самые дни и часы, в тех же погодных условиях, 6-й пехотный корпус русской армии под командованием генерала Д. С. Дохтурова и кавалерия под началом другого героя Отечественной войны — генерала М.А. Милорадовича, совершали стремительный марш-бросок от Тарутина к Малоярославцу, имея целью перекрыть «Великой армии» пути к Калуге, принять на себя всю силу удара гвардии вице-короля Италии Евгения Богарне, шедшего в авангарде войск Бонапарта. Русские силы опередили грозного неприятеля всего на пять часов, вышли и закрепились на высотах города, где приняли бой. О той проигранной Наполеоном битве историками написано немало.

25 октября в селе Городня (точно на том самом месте, где теперь стоит дом Надежды Дышловой) состоялся военный совет Наполеона с Мюратом, Богарне, Лаву и Бессьером, в ходе которого, на пороге полной катастрофы, император принял вынужденное решение — возвращаться на Старую Смоленскую дорогу Его адъютант, генерал де Сегюр, воспроизвел слова, тяжело оброненные Бонапартом: «Довольно отваги. Мы слишком много сделали для славы. Теперь время думать только о спасении остатков армии!»

Малоизвестный факт: в Городне, по обе стороны от дороги, 24 и 25 октября французы сделали первые большие захоронения погибших в битве, от ран и болезней. В дальнейшем, на всем пути следования от Городни через Верею на Можайск, поступали точно так же.

Итак, теперь Бонапарт устремился к Верее. Он предписал маршалу Жюно направить к этому городу все маршевые батальоны и эскадроны, собранные в Можайске, а также находившуюся там артиллерию гвардии и армейских корпусов. 25—26 октября к Верее движутся и артиллерийские батареи французов, отступающих от Малоярославца, и артиллерийские батареи, ранее дислоцированные в Можайске Император опасается, что у Вереи, которую 29 сентября лихим штурмом уже отбивал у его вестфальцев партизанский отряд русского генерала Д. Орехова и где теперь находится сторожевая застава последнего, французов ожидает «второй Малоярославец». Уж очень неприятны были ему гребни высот, на которых расположена древняя Верея! По указанной причине Наполеон стремится упредить русских на два-три перехода.

Но от военной судьбы Бонапарту уже не уйти. Несмотря на то, что это все же удалось, впереди французов ожидало сражение под Вязьмой, где Милорадович встретил огнем катившуюся на Запад армию захватчиков. В Верею же — место предполагаемого краткого отдыха французского Главного штаба — заблаговременно направляется возимый со штабом гелиограф: трехцветный световой прибор, предназначенный для передачи условных световых сигналов (депеш) в сторону Можайска, далее, по эстафете — во Францию. Можно только догадываться о содержании переданной позже из Вереи световой депеши.

Тот же Христофор Людвиг фон Иелин о событиях 25— 26 октября 1812 года впоследствии вспоминал: «Дороги становились все хуже. Падеж лошадей вызвал необходимость отдать приказ сжечь повозки, оставшиеся позади, топить в реках пушки, которые нельзя было тащить далее, взрывать пороховые обозы; все это поручено было исполнить отряду, оставшемуся в арьергарде . 26 октября мы двинулись по направлению к Верее».

С 26 октября в арьергарде отступающей к Верее армии Наполеона следуют части (25—28 тысяч) наиболее боеспособного корпуса маршала Даву. Именно этим людям под командованием дивизионного генерала Жерара было поручено подгонять отстающих (до двадцати тысяч) и на месте решать судьбу того, что остается позади армии: орудий, фур, ценностей, похищенных в Москве, гражданских обозов.

До Вереи отступавшие шли более суток. Маршрут движения их основной массы уже известен. Однако и войска, и обозы не могли двигаться колея в колею. По этой причине шел поиск обходов и кратчайших путей. Какая-то часть перемещавшихся рисковала наугад. Начали появляться предвестники паники, бегства.

К тому же, начиная с 25 октября, температура воздуха ночью упала до минус четырех-пяти градусов по Реомюру (то есть до минус пяти-шести градусов по Цельсию). Люди страдали от холода. Падеж лошадей резко усилился. Обледенели сырые дороги. Подъемы, низины и мосты все более становились неприступными для артиллерии и обозов...

Боровский краевед А. А. Антипов отыскал в «Калужских губернских ведомостях» (№ 43 от 26 апреля 1911 года) заметку следующего содержания: «Село Тимашово, отстоящее от Боровска в семи верстах, в настоящее время насчитывает около 60 дворов . Говорят, что в Тимашове при проходе армии Наполеона через мост, пролегающий через речку Городенку, провалилась и затонула в воде фура, которую достать не удалось».

В «критических» местах французская артиллерия на марше несла самые ощутимые потери. Десятки орудий по разным причинам были брошены, и их судьбу уже решали пехотинцы арьергарда Даву. Со своей стороны, несмотря на частые стычки с казаками атамана Платова, личный состав французского арьергарда без промедления выполнял возложенную на него боевую задачу Тут же, в низинах, брошенные орудия разукомплектовывались, у них отпиливались цапфы, после чего их или топили в черных водах Протвы и ее притоков, или закапывали в болотистых и песчаных местах Таким образом, наиболее вероятными местами сокрытий на протяжении пути от Городни до Можайска являются те участки дороги, которые расположены над Протвой, плохо проходимы в распутицу или имеют крутизну спусков и подъемов от десяти до тридцати градусов.

Жители деревень Загрязья и Совьяки Боровского района передают из уст в уста рассказ о том, что здесь, на дороге, в низинах и болотинах французская армия бросила большое количество оружия. Многое ушло в топь, под воду Боренки, которая впадает в Протву.

По мнению уже упоминавшегося Ю. Лискина, на протяжении среднего перехода французы могли терять от нескольких десятков до сотни орудийных стволов После Смоленска и до Лопарской горы, что по дороге на Ковно, их прятали от неприятеля все реже — силы отступавших таяли Таким образом, верейский отрезок пути армии Наполеона (от деревни Совьяки до Вереи и от этого города до деревни Борисова) отличается от всех последующих тем, что именно здесь, на подступах к городу и по миновании его, арьергард Даву тщательно выполнял приказ императора о сокрытии брошенных основными силами на путях отступления артиллерийских орудий, Известно примерно о двух десятках пушек, отбитых в эти дни у неприятеля казаками. По самым скромным подсчетам, на марше в дальних и ближних окрестностях Вереи и в самом городе в октябре 1812 года было зарыто в грунт и затоплено до 50 орудий, которые не отысканы по сей день К Можайску французы подошли уже с заметными потерями в артиллерии.

Боровский краевед Н.В. Заикин сообщал, что, по имеющимся у него проверенным сведениям, в середине тридцатых годов уже нашего столетия при отсыпке полотна дороги в населенном пункте Совьяки, там, где в Протву впадает малая речка Воронка, рабочими были случайно обнаружены три старинные бронзовые пушки. К сожалению, их передали не в музей, а на местный завод, где умельцы распилили их «на кольца»... А верейские краеведы знают, что жители города и окрестных деревень все еще передают из поколения в поколение рассказы о том, как «тогда-то» по весне или в «то» жаркое лето кто-то видел на дне Протвы старинное чугунное ядро или заиленный артиллерийский ствол.

Уже не полноводная, как когда-то, Протва медленно уносит свои воды к Оке. О чем молчит река? О чем молчат ее притоки: Линовка, Корженка, Мжут, Репенка, Ратовка, Берега, Нема?

В ходе Пражской наступательной операции советские войска овладели крепостью Кенигштайн («Королевский камень»), лежащей в Рудных горах Саксонии. Крепость располагалась на скалистом плато, а в долине лежал небольшой городок с тем же названием; с севера к нему примыкал населенный пункт Тюрмсдорф.
Скалу венчала мощная крепость Кенигштайн, на протяжении нескольких столетий служившая и убежищем саксонских королей, и хранилищем их богатств, и местом размещения военного гарнизона, и государственной тюрьмой. В разное время здесь томились Август Бебель — видный вождь рабочего движения, русский революционер Михаил Бакунин, Фриц Геккерт — один из основателей Коммунистической партии Германии и многие другие.
Когда 26-й военно-воздушный десантный полк, входивший в состав 5-й гвардейской армии генерала А.С. Жадова, неожиданно появился около крепости, подступы к ней обороняли подразделения СС, а в самой крепости стоял военный гарнизон. Сначала советские войска решили атаковать и уничтожить противника в Тюрмсдорфе, чтобы с ходу ворваться в городок Кенигштайн, а потом уж штурмовать крепость.
Когда город был взят, оставшиеся в живых фашисты бежали в горы. Советское командование понимало, что силами одного полка крепость взять будет очень трудно, может быть, даже невозможно. Поэтому нужна была помощь артиллерии, танков, саперов и поддержка авиации. Но этого не было, а время не ждало. Попытались было связаться с крепостью по телефону, но связь не работала. Тогда, чтобы избежать кровопролитного и бесполезного сопротивления, предложили немцам сдаться. К штыку винтовки привязали белый платок, и генерал-майор Н. Штыков с переводчиком и двумя автоматчиками двинулись в сторону крепости… Открылись тяжелые башенные двери, и парламентарии вошли. Ультиматум о сдаче в плен немцами был принят, и комендант крепости построил свой гарнизон — 15 офицеров, 35 унтер-офицеров и 115 солдат. Через некоторое время в Кенигштайн прибыли офицеры советского штаба и взвод автоматчиков. Когда все отправились осматривать крепость, из окон башни Магдалены вдруг послышалось пение «Марсельезы»: это были пленные французские офицеры и генералы, которых тут же освободили.
Вознесенный на вершину скалы замок толщиной стен и неприступностью подтверждал еще одно свое название — «Каменный орешек». Но весной победного 1945 года советским воинам удалось раскусить одну из самых сокровенных тайн этого позднесредневекового замка. Опасаясь налетов авиации противника, главари Третьего рейха спрятали в разных тайниках Кенигштайна многие шедевры мирового искусства из собрания Дрезденской галереи. По тайному приказу из Берлина из бывшей резиденции саксонских курфюрстов в Кенигштайн были вывезены самые ценные экспонаты знаменитой «Шатцкаммер» (Музея сокровищ) — ювелирные изделия легендарного «Зеленого подвала», секретной казны немецких князей из династии Веттинов.
Для тайного хранилища золота, драгоценностей и важнейших государственных документов курфюрсты из дома Веттинов подобрали в своем Дрезденском замке подвал с каменными сводами — самое надежное от огня и грабителей помещение. Наружные стены «Грюне Гевельбе» (Зеленые своды) достигали толщины двух метров, окна были защищены тяжелыми решетками и железными ставнями. Потолки — высокие, сводчатые. Спрятанная внутри кирпичной кладки винтовая лестница была единственным доступом в подвал и вела в жилые комнаты курфюрстов. Так что даже мышь не могла незамеченной проскользнуть в секретную казну…
Дрезденская «Шатцкаммер» была основана в 1560 году курфюрстом Августом, но еще более полутора веков владетельные князья держали в тайне сокровища «Зеленых сводов», и только в 1724 году приоткрыли свои золотые чертоги и на зависть всей Европе основали в замке «Музей сокровищ». Доступ в «Зеленые своды» был возможен лишь через один-единственный ход, который проделали во внутренней стене, смежной с соседними помещениями замка, присоединенными к «Зеленому подвалу». Свое название секретная сокровищница курфюрстов получила еще в ту пору, когда ее своды были выкрашены в зеленый цвет.
В феврале 1945 года, менее чем за три месяца до окончания войны, 1400 английских и американских бомбардировщиков тремя волнами сбросили на Дрезден 3750 тонн зажигательных и фугасных бомб. К счастью, для мирового искусства шквал войны не коснулся последнего убежища коллекции «Зеленого подвала».
И хотя весной 1945 года комендант Кенигштайна неохотно показывал замок, советские гвардейцы облазали все его башни, средневековые строения с лабиринтами ходов и подземелья. И неожиданно наткнулись на 450 больших деревянных ящиков, которые были спрятаны в юго-западной и северо-западной частях замка. В замке Кенигштайн оказалось около 70 картин (среди них полотна Рафаэля, Рубенса, Лиотара, Каналетто и др.); здесь же были спрятаны уникальные коллекции костюмов саксонских курфюрстов, образцы различного оружия, палатка турецкого султана и т. д. Вскоре предметы коллекции саксонских курфюрстов были перевезены в Москву — в сейфы Министерства финансов СССР, где и находились до 1958 года, а потом были переданы немецкому народу.
Сокровища «Зеленых сводов» почти без потерь пережили страшную Вторую мировую войну и остались целы. Теперь в их коллекциях 3000 произведений ювелирного искусства: изделия из золота и серебра, благородных камней и слоновой кости, черного дерева и янтаря, стекла и горного хрусталя, меди и бронзы. Среди особо ценных раритетов «Зеленых сводов» — знаменитый шедевр «Двор Великого Могола Аурангзеба в Дели в день его рождения», созданный замечательным немецким ювелиром XV века И.М. Динлигером для курфюрста Августа.

Тайны золотых кладов россии

Геннадий ФЕДОТОВ, обозреватель «АН»

Минувшим летом на дне озера Байкал ученые обнаружили некие блестящие предметы, которые напоминают золотые слитки. Находка была сделана участниками научной экспедиции «Миры» на Байкале» во время погружения в районе Кругобайкальской железной дороги.

Интрига сохраняется

Ученые начали работу на озере в 2008 году. С самого начала они говорили о поисках «золота Колчака» как о своей побочной цели. Легендарный железнодорожный состав искали параллельно с научной деятельностью, но до августа 2009 года, когда, наконец, были найдены остатки вагона времен Гражданской войны, исследователям не удавалось обнаружить никаких его следов.

По словам представителя Фонда содействия сохранению озера Байкал, в прошлом году специалисты не смогли завершить исследование места крушения поезда из-за ухудшения погоды — на озере усилился ветер.

К сожалению, из-за нехватки времени и технических сложностей, в этом году не удалось достать и предполагаемые золотые слитки на поверхность: «Миры» уже отправлены на «зимовку» на базу подводных аппаратов института океанологии. Но участники экспедиции надеются, что уже в следующем сезоне им повезет гораздо больше, и они смогут наконец приблизиться к «тайне золота Колчака».

Как известно, «золото Колчака» — это часть золотого запаса Российской империи, которая, согласно одной из легенд, попала в Байкал в результате крушения железнодорожного состава. В годы Первой мировой войны из страха перед наступлением немецких войск ценности были перевезены правительством в кладовые Казанского банка.

С началом Гражданской войны богатства перешли к Александру Колчаку. Затем, во время отступления из Иркутска, адмирала захватили солдаты Чехословацкого корпуса, которые впоследствии выдали его и несколько вагонов с золотом большевикам в обмен на безопасную эвакуацию из России. Однако остатки богатств (более 180 тонн) исчезли.

С тех пор и живет легенда о золотом запасе, затерявшемся на сибирских просторах. Энтузиасты искали золотые слитки и под Красноярском, и в Байкале, и даже в Приморье, но ничего не нашли.

«Интрига сохраняется, потому что нельзя пока с точностью сказать, есть тут золото Колчака или его не было никогда», — заявил агентству «Интерфакс»директор Фонда содействия сохранению озера Байкал Баир Цыренов.

Спонтанные путешествия во времени

Заговоренные клады Степана Разина

Как полагают некоторые специалисты, за всю историю человеческой цивилизации люди спрятали в земле не менее 400 тысяч тонн золота и двух с половиной миллионов тонн серебра. И если выкопать и переплавить все эти клады, то на каждого ныне живущего россиянина придется золотой слиток весом около 3 килограммов и серебряная болванка массой аж в 18 килограммов! При этом немалая доля в этих слитках будет состоять из кладов, зарытых в свое время Степаном Разиным.

…Едва спадет паводок, и Волга возвращается в свои берега, подростки из деревень Алтынского района в Чувашии собираются на размытую водой дорогу, в надежде найти старинные золотые монеты, которые вода приносит сюда каждую весну. Взрослые говорят, что размыло еще один из разинских кладов, которых на Волге великое множество.

История кладов атамана начинается со времен его Персидского похода, предпринятого в 1667—1669 годах. В Персии отряд Разина ждали поистине сказочные богатства. Удалая дружина опустошала шахские дворцы и склады персидских купцов, «обирала до нитки» дома местных богачей.

Впоследствии разинцы взяли и разграбили Царицын и Астрахань.

Думая о дальнейшем существовании своей «ватаги», Разин набивал награбленным золотом и драгоценностями секретные пещеры, потайные ходы и даже старые так называемые «порченые» стволы пушек, которые затем закапывал на берегах Волги.

Согласно одному из народных преданий, клады мятежного атамана спрятаны в землю на «человеческую голову» или «несколько голов». Чтобы их добыть, кладоискатель должен погубить «заговоренное» число людей, и тогда клад ему достанется без особых затруднений. В другом предании говорится: «Он много кладов закопал — казну свою хоронил, да все те клады заговоренные. Немало было охотников взять их, но никто не может похвастаться удачей — не даются разинские клады. То незадачливого кладоискателя отбросит ветром за несколько верст, а то покажется клад, да и уйдет глубоко в землю, и копай не копай — не докопаешься. Сторожат разинские клады черти, а заговоренны те клады на… головы».

Самый большой клад Разина, по преданию, спрятан близ села Шатрашаны Буинского уезда Симбирской губернии. Около села, за рекой, тянется земляной вал, в этом валу вырыта пещера. В глубине пещеры, за железной дверью, хранится сорок пудов золота и сундуки с жемчугами. Есть поверье, что если начать выносить этот клад, то из-под земли слышится слабый женский голос: «Не усиляйся, раб Божий, своей силой поднять казну! Только с помощью разрыв-травы это можно сделать».

Иногда атаман хитрил, зарывал клады-подставки. Найти такой клад очень просто, однако поровну он не делится, и убивали друг друга искушенные сокровищами родственники и друзья, а клад меж тем вновь уходил в землю.

В 1914 году в Царицыне у церкви Троицы провалилась гора на четыре метра в глубину. На дне оказались гробы и скелеты (видимо, «заговоренные» под несколько человеческих голов). Тайник оказался полон золотых монет и украшений. Стали выяснять, как золото сюда попало. И оказалось, что от тайника под землей был вырыт длиннющий тоннель, который вел к самой пристани на Волге, куда в свое время приплывали с награбленным челны Разина.

Еще один разинский клад показался людям в годы Великой Отечественной войны. Капитан 1-го ранга Г. И. Бессонов поведал, что во время зимних боев в районе Сталинграда осыпался берег Волги, в результате чего оголилось несколько старинных чугунных пушек.

Дульная часть одной из пушек, сильно проржавевшей, скололась, и из нее по откосу высыпались золотые браслеты, серьги, жемчуг, перстни, серебряные и золотые предметы, которые, конечно, быстро разошлись по рукам. Солдаты попытались было извлечь пушки из мерзлого грунта, но задача оказалась невыполнимой: участок плотно простреливался противником. А затем началось наступление, и о кладе уже некогда было думать.

Почти три с половиной века минуло с той поры, как удалой атаман резвился со своей ватагой на Дону и Волге. А клады его ищут до сих пор. Раскопки и поиски ведутся как на научной основе, так и самодеятельно. «Черные» кладоискатели, несомненно, что-то находят. Но, если ученые передают свои находки в историко-археологические музеи, то «темнушники» своих открытий, естественно, не показывают, не желая довольствоваться положенными по закону процентами от стоимости клада…

К ним относятся различного рода предсказания, пророчества и гадания. Несмотря на то что огромная часть такого рода информации исходит от людей, только считающих себя ясновидцами, но не являющихся таковыми, а также тот факт, что и у пророков бывают проколы, к этой возможности надо отнестись с полной серьезностью.

Проклятие золотого обоза Наполеона

Не менее интересны для кладоискателей и сокровища, награбленные Наполеоном в Москве. Оккупанты тогда тащили все, что попадало под руку. Один из французских генералов вспоминал: «Наполеон велел забрать брильянты, жемчуг, золото и серебро, которое было в церквях». Он приказал даже снять позолоченный крест с собора Ивана Великого. Сняты были также позолоченные орлы с башен московского кремля.

Все награбленное Наполеон приказал погрузить на двадцать пять подвод, к которым приставил усиленную охрану.

Во время бесславного отступления по Смоленскому тракту «московская добыча» стала обузой, и 22 ноября 1812 года Наполеон издает приказ: «Все тяжести, везенные в обозе, уничтожить (утопить в близлежащем озере), охрану обоза возвратить в свой полк, а всех лошадей вернуть в гвардейскую артиллерию, дабы не бросать ни одной пушки».

Тогда и пошел слух, что в качестве тайника для ценностей Наполеон выбрал Семлевское озеро, лежавшее чуть в стороне от тракта, по которому отступали французы.

Искателям кладов семлевская легенда не дает покоя уже много лет. Сразу после изгнания французов с русской земли смоленская помещица Плетнева попыталась было отыскать легендарный клад, но воды озера не пожелали делиться золотом с землевладелицей.

Вторично поиски золотого обоза были организованы в 70?х годах XIX века помещиком Лярским, и вновь обоз не был найден. Озеро-то было огромным: триста метров в длину и сто — в ширину!

В феврале 1979 года на Семлевское озеро прибыла большая научная экспедиция. Возглавлял ее Станислав Станиславович Прапор, ученый из Московского института стали и сплавов, опытный спортсмен-подводник. К озеру протянули линию электропередачи. Подключили грунтосос для откачивания ила, за полтора века покрывшего дно толстым слоем.

Химический анализ проб озерной воды свидетельствовал о том, что в ней содержится в десятки раз больше золота и серебра, чем в воде других окрестных озер. Поэтому за дело принялись с азартом. Работы приходилось вести при 30—40 градусах мороза.

Сколько было прорублено в озере прорубей, сколько водолазы погружались в свинцовую воду, сколько пришлось исходить им по дну, поднимая на поверхность многочисленные металлические, но отнюдь не золотые предметы. Все впустую. Тайна, рожденная ноябрьскими днями 1812 года, так и осталась тайной.

Впрочем, жители Холм-Жирковского района Смоленской области уверены, что в озере наполеоновского клада и не было никогда. И что зарыт он был французами близ деревни Городня. Предки нынешних обитателей этой деревни неоднократно пытались добраться до золота, но каждый раз что-то мешало.

Например, был такой случай. Узнали где-то местные мужики, что наполеоновский клад зарыт на краю рощи за деревней. Выкопали там яму и, вдруг смотрят — деревня горит! Они побросали лопаты, кинулись своим помогать. Когда прибежали, глядь, а деревня и не горит вовсе. Вернулись вновь к роще. А яма-то выкопанная исчезла, будто и не было ее совсем. И лопаты пропали. После того случая среди местных слух пошел, что, дескать, клад заговоренный, потому и не дается в руки до сих пор. Но, к слову, приезжих искателей сокровищ слухи эти не волнуют, и на сегодняшний день весь Холм-Жирковский район перекопан ими вдоль и поперек.

По мнению ряда ведущих российских уфологов, в космосе есть немало цивилизаций, которые довольно равнодушно относятся к событиям на Земле. Они не испытывают никаких чувств и интереса к Земле, считая наш район захолустьем Вселенной. Среди них есть немало сообществ, которые пессимистически оценивают шансы на развитие человечества, видя людей неисправимыми и не поддающимися обучению. Они уверены, что в течение тысячелетий человечество не только не продвинулось в лучшую сторону, но и наоборот — деградирует. И в духовном, и в умственном отношении.

Семь гробов сокровищ царской семьи

Два года назад знаменитая американская писательница и журналистка Патти Бархем сообщила, что в пустыне Гоби зарыты драгоценности последнего российского императора! Этой сенсацией можно было бы и пренебречь, если бы вокруг сокровищ Николая II и его семьи не существовало столь большого количества загадок, раскрыть которые историкам не удается по сей день.

Как отмечало издание The Los Angeles Times, «бриллианты, яйца Фаберже, короны и диадемы русских императоров, инструктированные драгоценными камнями золотые рамы, жемчужные, рубиновые, сапфировые и алмазные ожерелья спрятаны в семи гробах в яме 7 на 10 футов посреди монгольских пустынь».

По словам Бархем, все эти сокровища 3 октября 1917 года закопал ее отчим — русский князь Принс-Джордж Месхи-Глебофф (Георгий Глебов), служивший при дворе Николая II помощником царского казначея и затем эмигрировавший в США.

Здесь он женился на матери Патти Бархем — наследнице золотых рудников. Как утверждает писательница, незадолго до смерти в 1960 году отчим рассказал ей, что в дни Февральского переворота 1917 года, итогом которого стало отречение императора Николая II и последующая передача верховной власти в стране Временному правительству, царица Александра поручила ему отвезти личные драгоценности Романовых в Китайский банк в Пекине.

Ценности были спрятаны в семи гробах, причем в двух для прикрытия лежали мертвые тела детей, которые везли в Китай для погребения. В пустыне Гоби на караван напали разбойники. Солдаты отразили натиск, но Месхи-Глебофф решил дальше не рисковать и закопать сокровища на месте.

После этого невероятного признания отчим вручил Патти запечатанный конверт с рукописной картой, на которой точно указано местонахождение клада, но попросил ничего не предпринимать, пока правительство России не признает факт казни семьи Романовых и не устроит убитым официальные похороны. Впрочем, карта вскоре таинственно исчезла, но Бархем клянется, что запомнила координаты клада.

Поначалу писательница не особенно поверила в тайну, доверенную ей бывшим помощником царского казначея. Уверовала в сокровище она лишь после того, как близко познакомилась с дочерью Распутина, вместе с которой написала книгу о ее отце. Мария Григорьевна рассказала Патти, что царица в ее присутствии действительно поручала Георгию Глебову отвезти сокровища в Пекин.

Бархем уверена, сообщает The Los Angeles Times, что сможет узнать нужное место с птичьего полета, так как карта отчима в точности совпадала с топографической картой Монголии от 1912 года. Она планирует полетать над пустыней на вертолете, зафиксировать GPS-координаты предполагаемого клада, а затем отыскать его вместе с монгольскими властями, после чего вернуть сокровища русскому народу.

1812 ГОД - 3-ИЙ ЗОЛОТОЙ ОБОЗ
:227)
В 1812 году Наполеон Бонапарт вывозил из Москвы много ценностей. Он сформировал 3-и крупных обоза. Конечно, ценности выносили и вывозил все солдаты и офицеры французской армии. Но в данный момент хотим затронуть судьбу 3-го золотого обоза , который конвоировал Вице-король Евгений Богарне.

На 16 октября 1812 г. обоз состоял из 350 фур. Как ранее мы говорили, его сопровождал корпус Вице-короля.

О существовании этого 3-его обоза говорят несколько источников, в том числе и англичанин при русской армии - Роберт Вильсон.

Итак мы имеем , что 16 октября 1812 года обоз был сформирован, находился под контролем Богарне и выдвинулся из Москвы.

Надо заметить, что сам Наполеон вышел из Москвы только 19 октября. А обоз Вице-короля вышел на 3 дня раньше! Задача Богарне была ускоренным маршем достигнуть Смоленска и далее добраться до Саксонии.

На участке Вяземы к Боровской дороге вблизи деревни Кутасово обоз был атакован партизаном Сеславиным. Обе стороны понесли потери. Сеславин не добившись успеха отошел, а обоз двинулся дальше.

17 октября 1812 года он двигался по Боровской дороге к селу Быкасову (и находился от него в 12 верстах). Далее он должен был двигаться на Фоминское-Верею. Но оказалось, что Верея уже была занята Дороховым. Поэтому обоз встал в окрестностях Фоминского и ожидал появления возможности продвинуться дальше.

21 октября 1812 года к Верее подходить дивизия Брусье.

22 октября 1812 года туда же подходит 2 дивизии Старой гвардии и Наполеон.

23 октября 1812 года Вице-король прошел Боровск и остановился в его окрестностях.

Дорохов , видя, что французы концентрируют против него силы, забеспокоился и подтянул к себе поближе кавалерию и тем самым освободил дорогу на Можайск. Чем и воспользовался Богарне.

27 октября 1812 года Вице-король достиг деревни Алферово (в 6 верстах от Боровска)

Надо рассказать о состоянии французской армии в этот момент.

Не хватало продовольствия самим солдатам. Кроме того , была поздняя осень и французы не могли найти корм для лошадей. Лошади были сильно усталы и истощены и питались зачастую соломой с крыш крестьянских домов.

В это время французы начинают бросать пушки и взрывать зарядные ящики. Пушки зарывают, прячут, а если нет возможности, портят. Так было сделано и у Колоцкого монастыря, где позже русские нашли пушки, приведенные в негодность. Но это все еще не касается ценностей. Французы еще везут их.

29 октября 1812 года Вице-король прошел Борисов и оказался на Смоленской дороге.

30 октября 1812 года Вице-король миновал Колоцкий монастырь.

31 октября 1812 года 3-ий золотой обоз Богарне ночевал в Гжатске (ныне Гагарин).

По дороге к Гжатску пало 500 лошадей и было выброшено до 800 кирас. Таким образом , корпус Богарне начинает облегчаться. Бросает все лишнее , в том числе и вооружение. Но еще не золото!

1 ноября 1812 года корпус Вице-короля достиг Царева-Займище. Не далеко от Царева-Займище , когда обоз проходил по узкой дороге, он был атакован казаками Платова и потерял около 10 фургонов (были разграблены казаками полковника Кайсарова).

На ночь (1 ноября) корпус Богарне встал у Беличева.

2 ноября 1812 года корпус Богарне стоял в Федоровском

В ночь со 2 на 3 ноября часть французской армии располагалась так: Понятовский впереди, затем Богаре и 3-ий обоз, за ними корпус Даву. В таком порядке они двинулись в сторону Вязьмы (до нее было 16 верст). В 8 часов они прошли деревню Максимово (ныне Максимково , в 12 верстах от Вязьмы) , а в 12 весь обоз был в Вязьме.

К этому времени к Вязьме подходит Милорадович и принимает решение атаковать французов. В результате боя, Вице-король с 3-им обозом вынужден отойти к Новоселкам.

Пытаясь уйти от русских Вице-король ночью около 2-х часов начинает движение в сторону Смоленска.

4 ноября 1812 года Вице-король находится в районе Рыбок.

Для того, чтобы Богарне успел уйти как можно дальше, Наполеон приказывает Нею отступать как можно медленней.

Кроме того, Наполеон приказывает бросить тяжелые орудия , которые и так застряли около Протасова моста. Таким образом было высвобождено около 500 лошадей, которые и были отправлены на помощь 3-ему обозу.

5 ноября 1812 года Вице-король догоняет основную часть Наполеоновских войск. И далее вместе с ними следует через Чоботово - Славково к Дорогобужу.

Ночь с 5 на 6 ноября была очень тяжелой для французской армии. Ночью ударил мороз. Утром недосчитались многих замерзших солдат и лошадей.

6 ноября 1812 года Наполеон решает разделить войска (и обозы). Вице-королю вместе с 3-им обозом он приказывает двигаться на Духовщину.

Надо понимать, что Наполеон пытается разделить ценности (увеличив вероятность их сохранности) и старается отправить их тем путем, где возможно больше продовольствия.

7 ноября 1812 года Милорадович атакует Нея на реке Осьма, который прикрывает отход войск и начинает теснить французов. В этот момент Богарне движется по дороге к деревне Бизюково и далее в сторону Засижья. Дорога настолько плоха, что французы вынуждены бросать орудия.

Только 8 ноября 1812 года 3-ий обоз достиг Засижья и остановился там на ночь.

В этих числах 7 и 8 ноября войска настолько плохи , что солдаты занимаются грабежом повозок. Надо полагать, что армия настолько сильно отягощена, что везти еще лишнее, награбленное не в состоянии. В этот момент происходит зарытие кладов самими солдатами. Соответсвенно они привязываются к ночным стоянкам, так как днем это делать некогда, да и партизаны кругом, а ночью есть такая возможность - незаметно что-то спрятать.

Еще надо сказать, что вслед за Богарне потянулся Платов с казаками. Они особо в бой не ввязывались, но сопровождали с боков и с тыла движение корпуса Вице-короля. Платов планировал перехватить корпус с обозом на переправе реки Вопь. До реки Вопь есть еще несколько мелких речек, через которые необходимо переправляться, а на самой реке Вопь переправа разрушена. Платов надеялся , что корпус Богарне будет настолько измучен, что потеряет способность к сопротивлению.

Это понимает и Богарне. На следующий день он должен пройти 25 верст форсировать Вопь и добраться до деревни Пологи. Но до этого ему надо пройти еще несколько мелких речих и глубоких оврагов, которые становятся сильным испытанием для неподкованных лошадей (зимними подковами), которые сильно измучены и дороги обледенели. Но уже в Засижье он имеет недостачу в лошадях после дневного перехода. Соответственно в Засижье он решает спрятать часть обоза.

9 ноября 1812 года Вице-король тронулся в путь в 5 утра, чтобы успешно добраться до Полог .

По пути он вынужден преодолевать 3 серьезные преграды:

Между Засижье и Клемятино - овраг с крутым спуском и подъемом, а рядом справа плотина с прудом
За деревней Петрово - маленькая речка Великая (приток Днепра) с крутым спуском и подъемом и узким мостом
Речка - Ракита с крутым спуском и подъемом и узким мостом.
9 ноября 1812 года вечером Богарне ночевал в Ульховой Слободе.

Как и накануне, дорога была трудной , обледенелой, через глубокие овраги. Лошади падали. Французы по-прежнему вынуждены были бросать пушки. Видимо часть обоза так же пришлось бросать, так как, лошадей свежих уже не откуда было брать.

Так на ручье Жерновка (деревня Войновка) Платов находит 62 брошенные французами пушки.

А еще было - Клемятино, Великая и Ракита, где было удобно, да и выхода другого не было, как спрятать часть обоза.

Вечером Богарне пишет письмо Наполеону, где всячески повествует о своих трудностиях и всячески намекает на ущерб обозу.

Эта ночь была не исключением из предыдущих, такой же тяжелой. Да и день обещал быть таким же трудным. Надо полагать, что и в эту ночь Богарне занимается сокрытием сокровищ обоза.

К утру он должен выйти к Вопи. Для успеха он должен обладать маневренностью. Поэтому уже скорее на следующее утро большого обоза при нем не было (это дальше будет видно).

10 ноября 1812 года утром Богарне вышел к Вопи в раойне Ярцева (там где Пальна впадает в Вопь) и форсировал ее. Надо сказать, что ночью он построил мост, на утро его снесло. Пришлось строить его заново.

Платов уже ждал его и атаковал. Богарне был вынужден бросить обоз и артиллерию и отойти к Пологам. Казаки же Платова заранее рассчитывали на поживу. Этому есть свидетельства крестьян, которых казаки приглашали вместе с собой к Ярцеву.

Как только Богарне стал бросать фургоны, казаки накидывались и начинали все растаскивать. Кто-то таскал все в кусты и прятал, потом возвращался.

Платов, чтобы прекратить мародерство вынужден был приказать сжечь обозы и преследовать французов далее.

Тут надо здесь остановиться. Платов приказал сжечь, но золото и серебро не горит. Значит в этих фурах находилась одежда, может быть картины , но не металл! Богарне было тяжело тащить за собой металл (это замедляло ход, лошади не могли справиться с нагруженными повозками и т.п.) Значит золота и серебра в этих повозках было не много (практически не было).

Таким образом 3-ий обоз ( 300 фур) исчез на расстоянии от Засижья до Ульховой Слободы. Видимо часть груза была закопана, а часть затоплена.

Легкие вещи были разграблены у Ярцева, многое втоптано в землю.

11 ноября 1812 года Вице-король был в Духовщине. Здесь он принимает решение вернуться к основным войскам. Обоза уже нет, спасать уже нечего.

12 ноября 1812 года Вице-король затемно двинулся к Смоленску.

13 ноября 1812 года вечером Богарне достиг Смоленская и соединился в Наполеоном.

1812 ГОД - ОБОЗЫ НАПОЛЕОНА
:227)
В 1812 году Наполеон уходя из Москвы уводил с собой несколько обозов с золотом и ценными вещами. Золотых обозов было несколько и плюс к этому обоз с коллекцией старинного оружия и доспехов.

Далее мы рассмотрим судьбу 2-го золотого обоза из 200 фур и железного обоза с доспехами и старинным оружием.

19 октября 1812 года Наполеон выходит из Москвы и вместе с ним 2-а обоза (715 лошадей)с трофеями:

золотой обоз (драгоценные вещи Кремля)
железный обоз (коллекция старинного оружия)
За ним движется еще 15000 повозок , в которых перевозят награбленное солдаты и офицеры французской армии. И это не считая армейских обозов.

20 октября 1812 года Наполеон с армией в Чириково, Троицком, Игнатово, Руднево.

На всем протяжении своего следования армия производит закладку кладов. Это производилось по разным причинам.

Первый клад был сделан 20 октября недалеко от Москвы на реке Десна в селе Мартемьяново. Это произошло, когда французы были атакованы казаками. Французы сопротивлялись, но вынуждены были отойти, когда к русским подошло подкрепление. После отступления французов были обнаружено много открытых пустых сундуков. А на берегу реки Нары в кустах была обнаружены серебряная посуда в небольшом количестве.

21 октября 1812 года Наполеон в Игнатьево, Горках

22 октября 1812 года Наполеон в Фоминском, Малые Вяземы, Кубинское, Ожигово, Бекасово. Обоз находится не далеко от Боровска. Идут бои за Малый ярославец. У деревни Колодези незначительная часть обоза с церковным серебром отбита казаками.

После этого Наполеон разделяет обоз на 2:

200 фур с золотом и серебром идетвпереди армии на 2-3 перехода под охраной 500 егерей и 2 полков Старой гвардии.
остальная часть вместе с армией.
25 октября 1812 года Наполеон в Городне, Малоярославце.

В районе Малечкино он подвергается нападению казаков. Казаки не замечают Наполеона, а занимаются трофеями. Русские были отбиты подоспевшими драгунами, но казаки унесли богатую добычу деньгами.

Тут Наполеон принимает решение об отступлении на старую Смоленскую дорогу.

От Боровска до Смоленской дороги нет хороших дорог. На протяжении всего пути по приказанию Наполеона уничтожаются повозки, мешающие движению. Кроме того, действует приказ Наполеона не оставлять русским ничего. Соответственно на всем протяжении пути возникают клады.

26 октября 1812 года Наполеон движется к Боровску , где и ночует.

Ней подходит к Боровску от Чириково.

Весь путь армии завален брошенными и уничтоженными повозками.

Во время пути французам приходится преодолевать несколько полноводных речек с крутыми берегами.

27 октября 1812 года Наполеон в Верее. Идет дождь. А ночью дорога покрывается коркой.

28 октября 1812 годаНаполеон в Можайске. Ночью продолжаются заморозки. Многие телеги испорчены и их бросают. Соответственно приходится делать закладки (клады).

Сам Наполеон стоит в селе Успенском.

На протяжении пути от Вереи до Можайска Наполеон имел несколько водных приград с узкими мостами: 2 притока Протвы, река Истьма, река Протва, через некоторое время опять река Протва.

В этих наиболее узким и неудобных местах уничтожались повозки и пряталось награбленное добро. В этот момент французы надеятся еще вернутся в Россию и потому добро зарывается. Но часть топится в местах переправы.

Кроме того, “разгрузка ” коснулась и непосредственно ранцев солдат. Многие историки приводят цитаты современников, что армия изнемогала под тяжестями.

Так генерал Жерар потребовал от солдат облегчить ранцы, потому что темп движения колонны был слишком низок. Таким образом активная закладка кладов происходит на пути между Боровском и Можайском.

1 ноября 1812 года Наполеон - в Вязьме. Тут происходит уничтожение обозов (не самого Наполеона), а других частей французов для освобождения лошадей.

В частности, недалеко от Величева стоял обоз итальянской гвардии. За счет него (и не только) производилось сокращение.

2 ноября 1812 года Наполеон двинулся из Вязьмы.

Французы постоянно атакуемы русскими войсками.

Так 2 ноября после атаки была захвачена канцелярия Наполеона, 40 повозок багажа и 1 орудие.

К 3 ноября 1812 года французы прошли Царево-Займище и стояли в 30 верстах от города Вязьма на реке Осьма у Протасова моста. Наполеон - в Семлево, Вюртембергская дивизия - в Юренево, Ней - в Вязьме, Вице-король - в Федоровском, Даву - не доходя Федоровского.

В Семлево Наполеон сокращает свой обоз (пока сокращение не коснулось обозов с драгоценностями) , речь идет о хозяйственных обозах.

3 ноября 1812 года Французы продолжают отступление. Они вынуждены избавляться от тяжестей.

Так на 12-16 версте от Вязьмы Даву вынужден был закопать 8 тяжелых орудий, так как лошадей уже не было.

В это время происходит массовая сокрытие кладов. Так вблизи деревни Лукьяново в сосоновой роще в 12 км западнее города Вязьма был сделан клад. В 1830 году его тайно выкопали французы.

К концу дня 3 ноября 1812 года Жюно и гвардия - в Славково, Емельяново, Васино, Наполеон - в Жашково, Понятовский и Даву - на дороге в Семлево.

К концу дня 4 ноября 1812 года Жюно и молодая гвардия - в Дорогобуже. Старая гвардия - между Жашково и Славково , Вице-король - в районе Рыбкок, Ней и Понятовский - около Семлева, Наполеон в Жашково.

Именно 4 ноября 1812 года в Жашково Наполеон отдает приказ о сокрытии железного обоза. По приказу Наполеона его затопили в озере.

5 ноября 1812 года (утром) - Наполеон в Жашково, Ней - около Семлева. Вице-король - в Жашково.

Когда у Нея кончились заряды к орудиям, он переправился по Протасову мосту и двинулся в Славково.

Далее армия Наполеона движется к Дорогобужу.

6 ноября 1812 года Ней уже в Болдином монастыре, Наполеон - в Дорогобуже.

Также корпус Нея занимает недалеко (2 версты) от деревни Чоботово и на перекрестке дорог в деревне Прудище. В Чоботово находится и сам обоз Нея.

7 ноября 1812 года Ней прикрывая отступление армии обороняется от Милорадовича в Дорогобуже.

Вице-король Евгений Богарне уходит на Бизюково, Засижье и далее на Духовщину.

От Вязьмы до Дорогобужа французы несут большие потери. Не столько от русских , сколько от холода и голода. Между Вязьмой и Дорогобужем русские видели около 10000 павших лошадей и около 4000 мертвых французов.

8 ноября 1812 года Жюно уже в Смоленске.

Далее французские войска неуклонно движутся к границе , оставляя небольшие клады на всем своем пути. Но нас интересует сейчас золотой обоз Наполеона. Для этого надо проследить путь его движения.

В ночь с 21 на 22 ноября 1812 года русские перерезали дорогу Наполеону на берегу Березины и овладели городом Борисов, включая все мосты.

В это время 2-ой золотой обоз еще был и двигался вместе с наполеоновскими войсками к Березине.

Удино должен отбить город Борисов, чтобы войска могли переправиться. Он выступил из Крупок и Бобра на Лошницы 22 ноября 1812 года.

Из воспоминаний очевидцев известно, что 2-ой золотой обоз в это время уже прошел Толочин и подходил к деревне Малявке. Миновав деревню Тростянку, около 14.00 обоз подвергся сильной атаке казаков. Французы отбили атаку. Но так как численность охраны была не велика (до боя - 400 человек), становилось очевидно, что далее могут быть более мощные атаки и обоз в какой-то момент можно потерять. В это время около обоза не было других сильных французских соединений. Удино и Понятовский спешным порядком направились к Лошнице, а гвардия и егеря отстали и находились в районе деревень Матиево и Романовка.

Именно в этот момент начальник 2-го золотого обоза принимает решение о сокрытии груза. Он начинает подыскивать место. Обоз через некоторое время сворачивает влево на проселок, а через 1 км одна из фур переворачивается в глубокий овраг с ручьем, который впадал в реку Плис.

Повозку оставили под охранением егерей, а сам обоз пошел дальше и свернул еще раз влево.

Егеря через некоторое время бросили охранять повозку и двинулись в сторону большой дороги. А груз был разграблен мародерами.

Обоз же двинулся в сторону дальнего леса, на полпути к нему был еще один глубокий овраг, далее по опушке леса на восток, так до озера и вокруг него со стороны леса. Далее следы обоза теряются.

Возможно, он был затоплен в этом озере. По показаниям очевидцев, на середине озера была громадная прорубь, куда могли бы провалиться несколько всадников. Еще надо сказать, что вдалеке была какая-то деревня (предположительно Химец).

Надо заметить , что в этой местности поблизости нет речек, где можно было бы затопить целый обоз.

С этого дня больше свидетельств о существовании 2-го золотого обоза нет.

Все говорит о том, что обоз был утоплен в озере, т.к. закопать его не было никакой возможности из-за зимы и мороза и большого объема груза. В обозе было 200 повозок и весил он порядка 80 тонн.

Таинственные клады Жигулевских гор

Вряд ли мы узнаем, когда на Земле был зарыт первый клад. Но, видимо, это произошло уже в те времена, когда человек только-только стал использовать золото и драгоценные камни как мерила ценности. А прятали их в укромных местах чаще всего в двух случаях: либо желая утаить от друзей и родственников излишки своего богатства, либо откладывая на черный день. Но если кто-то зарывал ценности в землю, то непременно находились и желающие их найти. Так появились кладоискатели.

Находки древних рудознатцев

Если вы когда-нибудь читали "Фауста" Гете, то наверняка вспомните, как Мефистофель дает ученому точное указание о методах... поисков клада. Буквально же там говорится следующее:

И если ноет поясница.

А кости ломят и мозжат,

Скорей ломайте половицы

И ройте здесь - под вами клад.

Оказывается, в ряде мест Поволжья эту рекомендацию Мефистофеля на вполне научных основаниях можно использовать для поиска редких и драгоценных металлов, например серебра. Об этом совершенно точно знает член самарской неправительственной научно-исследовательской организации "Авеста", кандидат технических наук Сергей Маркелов.

"Небольшие месторождения серебра непромышленного значения в Жигулевских горах известны уже сотни лет, - говорит ученый. - Некоторые народные умельцы еще при графе Орлове раскапывали в толще гор серебряные жилы".

Сразу же следует сказать, что подобные месторождения драгметалла для Среднего Поволжья - большая редкость. На этом фоне крайне удивительным выглядит тот факт, что самодеятельные рудокопы прошлого вообще смогли распознать нужное место в земной коре, чтобы потом вырыть здесь пусть небольшую, но все же шахту, а затем извлечь из нее серебряную руду.

Однако если вспомнить приведенные выше строчки из «Фауста», то подобную прозорливость древних геологов можно легко объяснить. Действительно, научно доказано, что крупные скопления металлов под землей заметно влияют на электромагнитное поле Земли.

В свою очередь, такое измененное поле оказывает воздействие на любой живой организм. Это воздействие может быть весьма разнообразным, в том числе и таким, как оно описано у Гете. Кстати, именно на этом эффекте основан широко известный метод лозоходства.

Сундуки жигулевской вольницы

Но самородное серебро - это далеко не все. Еще с конца XV века в долинах Жигулевских гор стали селиться беглые русские крестьяне, скрывавшиеся здесь от непосильного боярского гнета. Так появились отряды и ватаги, известные под названием жигулевской вольницы. Они грабили и проходящие по Волге купеческие суда, и заволжские ногайские улусы. Вот из этой-то вольницы впоследствии и вышли знаменитые казачьи атаманы-землепроходцы - Ермак Тимофеевич и его сподвижник Иван Кольцо. Как память о тех временах, на Самарской Луке по сей день стоят основанные атаманами села Ермаково и Кольцово.

Казаки свободно гуляли по Волге и грабили богатеев вплоть до екатерининских времен, когда хозяином Самарской Луки стал небезызвестный Григорий Орлов. Он быстро вытеснил всех любителей вольной жизни на реку Яик и в киргизские степи, а оставшихся обратил в своих крепостных. Но тем не менее по жигулевским лесам и по Волге на протяжении всего следующего века продолжали бродить шайки разбойников. Самыми известными их главарями были Барбоша и Вавила, а также легендарная женщина-атаман Катька Манчиха.

Согласно местным былинам. Манчиха была подругой самого Стеньки Разина. Однако это - скорее всего лишь легенда, поскольку ее ватага гуляла по Самарской Луке по крайней мере через сто лет после знаменитого крестьянского восстания. Тем не менее с именами Разина и Манчихи людская молва упорно связывает предания о несметных сокровищах, будто бы запрятанных ими где-то в глубине жигулевских пещер.

Специалистам ныне известны вполне реальные факты, подтверждающие, что таящееся в недрах Самарекой Луки серебро и золото - далеко не вымысел. В двух километрах от села Подгоры находится глубокий колодец под названием Серебряный.

Местное население испокон веков брало из него воду, не без основания считая ее очень вкусной и целебной. А ученые не так давно подвергли химическому анализу пробы воды из этого колодца. Результат выглядит поистине сенсационным: содержание серебра в этой воде превышает норму более чем в 100 раз!

Впрочем, этот факт специалисты комментируют весьма осторожно: возможно, где-то в глубине Жигулей подземная вода омывает естественную серебряную жилу, потому и насыщается этим благородным металлом. Но, может быть, колодезная вода все-таки протекает не через серебряное месторождение, а через сундуки с сокровищами атаманши Манчихи?

На клады указывают столбы света?

Для ученых группы «Авеста» очень интересными выглядят местные методы поисков легендарных кладов. Согласно преданию, искатели приключений прошлого копали не где попало, а только там, где над землей хотя бы изредка вставали своеобразные столбы света. Как показывают исследования последних лет, «столбы» существуют на самом деле.

Внешне они выглядят как светящиеся вертикальные колонны длиной до нескольких метров и диаметром до метра, внезапно возникающие в воздухе. Последнее сообщение о таком "столбе" поступило примерно четыре года назад из района села Подгоры. Кстати, изредка в таких местах наблюдатели видят не светящиеся, а... черные колонны, тоже висящие в воздухе.

С точки зрения физики объяснить оба эти редких явления можно довольно легко. Столбы света (а также черные колонны) имеют все ту же электромагнитную природу. Они возникают над теми участками земной коры, где проходящая на некоторой глубине полиметаллическая жила, или подземный водный поток, делают крутой изгиб. Именно в таких точках излома резко меняется структура земного электромагнитного поля, приводящая к ионизации воздуха над этим участком и к его последующему свечению.

А в отдельных, очень редких случаях все та же ионизация может привести и к тому, что в данной точке пространства лучи света будут не рассеиваться, а поглощаться. Здесь-то и возникают черные колонны. Вспомните: в лампе дневного света тоже есть совершенно черные участки, внутри которых поглощаются кванты света.

Источник: Тайны ХХ века, №37, сентябрь 2009, Валерий ЕРОФЕЕВ

Клады, несущие смерть

Поиск российских кладов – выгодный бизнес. Ежегодные прибыли от торговли обретенными сокровищами достигают более 100 миллионов долларов. Настоящие профессионалы зарабатывают за сезон порядка 100 тысяч баксов. И статьи УК, предусматривающие несколько лет лишения свободы, российских «профи» не смущают…

Центр Москвы, например, по сей день нафарширован старинными тайниками. Особенно богатым считается район Китай-города. Клады здесь находят практически каждый год – в земле, в подвалах, на чердаках, под половицами и в стенах домов. Да что говорить – после знаменитого пожара в Манеже был найден ценный золотой клад. Только одна из старинных монет с ангелом и косым Андреевским крестом тянет в долларах тысяч на 50.

Кстати, самые ценные клады обычно находят случайно, причем люди, не имеющие к кладоискательству никакого отношения. Довольно забавная история произошла в 1997 году.

Некий подвыпивший гражданин решил перевернуть здоровенный валун, который 80 лет пролежал на Волхонке - напротив Пушкинского музея. И обнаружил под ним два нагана с патронами, две пары юнкерских погон, петлицы Александровского училища и записку-завещание, из которой следовало, что знаки отличия спрятали укрывавшиеся от большевиков юнкера.

Это, конечно, не золотые монеты, но среди знатоков-коллекционеров за эту находку 20-25 тысяч выручить можно.

Множество ценностей было схоронено с 1917 по 50-е годы прошлого века. Постоянные обыски, конфискации и аресты заставляли сотни тысяч людей прятать свои накопления. Сегодня многие из тех сокровищ выходят на свет.

Например, не так давно, меняя полы в квартире на Сретенке, ее жилец вытащил из-под половиц три металлических бруска по 2,5 кг. Потер их шкуркой и обомлел: бруски были из червонного золота! Позже установили, что в 1917 году в этом доме проживал банкир, который перед бегством за границу припрятал капитал в надежде на скорое возвращение.

Немало кладов появилось во время войны, особенно в 1941-1942 годах. В неразберихе всеобщего отступления и паники некоторые мародеры ухитрялись прикарманивать целые пуды золота, драгоценностей, антиквариата.

Разбой по всея Руси

Впрочем, клад можно найти практически в любом регионе России. Постоянно ведутся поиски в курских подземельях, где священники скрывали от комсомольских отрядов драгоценные оклады и утварь.

Курск вообще очень привлекателен для «черных археологов». Особым вниманием пользуются памятники славян VII-XI веков. На территории Курской области их больше 100, и все они, по мнению специалистов, уже в той или иной мере разграблены.

Рязанская земля - также лакомый кусок для «черных археологов». Ажиотаж разразился после того, как один местный житель, копая огород, наткнулся на княжеское оплечье, усыпанное драгоценными камнями. Сейчас эта бесценная находка находится в Оружейной палате Московского Кремля.

Псков, Великий Устюг, Новгород – все старинные русские города и их окрестности перерыты «черными археологами».

А как рьяно ищут сокровища 1812 года! Наверное, некоторые слышали песню «На старой Смоленской дороге, на сорок девятой версте…» Так вот, на этом историческом месте не осталось живого места. Даже окрестные болота высушены кладоискателями. А все потому, что, по легенде, именно там Наполеон спрятал богатства, вывезенные из разоренной Москвы, в том числе и церковные ценности.

А в тот период в любом московском храме находились огромные богатства. Не только разбогатевшие купцы и состоятельные прихожане, но и цари, и великие князья жертвовали церквям солидные денежные средства и усыпанные драгоценными камнями иконы. Некоторые оклады стоили как целая деревня или даже небольшой город.

Вопреки бытующему мнению, клады чаще прятали в монастырях, а не где-нибудь на лесной поляне под старым дубом. Люди считали, что, пряча ценности в храме, они оставляют их под присмотром Господа и если клад обнаружат, значит, такова Божья воля. Кроме того, закапывать что-либо в глухом лесу довольно рискованно: сам потом не найдешь спрятанного.

Поэтому даже разбойники, промышлявшие на больших дорогах с кистенями, старались закопать награбленное возле приметных ориентиров – часовни или каменного креста. Многие из тех древних крестов (обычно их ставили на перекрестках) сохранились до наших дней, и едва ли не под каждым третьим находят золотые и серебряные монеты.

Святотатцы

Помимо тайных сокровищ большинство храмов владели «официальными» кладами. Например, в монастырских колодцах, куда из века в век паломники бросали монеты. Позже большевики извлекали из некоторых по 25-30 пудов серебра. Сегодня серебро извлекают кладоискатели.

Еще более серьезные находки встречаются в закладных церковных столбах. В старину перед постройкой церкви принято было преподносить дорогие дары, которые помещались в специальную нишу закладного столба и замуровывались. К примеру, при закладке храма в деревне Низино близ Петербурга император Александр III преподнес на серебряном блюде около трех килограммов золотых и серебряных монет. При советской власти храм неоднократно посещали кладоискатели, но найти им так ничего и не удалось.

Многие, вероятно, знают, что клады, особенно церковные, небезопасны. Так, широкое освещение в СМИ получила история профессионального кладоискателя Виталия К., который рассказал о своей роковой находке в районе Старого Петергофа.

В закладном столбе одной разрушенной церкви он обнаружил большую россыпь золотых и серебряных монет. Но после этой «удачи» жизнь пошла наперекосяк, неприятности посыпались одна за другой – ушла жена, серьезно заболел ребенок, а вскоре по роковой случайности сгорела квартира. Кладоискатель решил, что всему виной его церковная находка, и оставил свой бизнес.

Московский реставратор Иван Волгин-Боголюбов, которому часто приходится сталкиваться с «черными археологами», говорит:

- Действительно наказания ждут не только самого святотатца, но и его близких. Проклятия и неизлечимые болезни переходят из рода в род, из поколения в поколение - рак, паралич, разорение, слепота, предательство самых близких людей. У меня был знакомый антиквар, которому один из кладоискателей регулярно приносил церковные ценности и на полученные деньги неплохо жил. Неожиданно поставщик исчез, и огорченный торговец стал наводить о нем справки. Оказалось, кладоискателя убил его собственный сын, который даже не вышел из подросткового возраста. Когда отец отказался дать мальчишке деньги на пиво, тот топором разрубил ему голову, после чего от ужаса перед содеянным повесился.

Бывали случаи, когда добрые товарищи находили клад и один из них, а то и оба сразу, помрачались рассудком при виде золота и тянулись к топорам. Вообще по давней традиции порядочные кладоискатели часть вырученных денег жертвуют на благое дело. Есть примета, согласно которой нежелательно держать у себя найденные ценности. Поэтому «старожилы» кладоискательства советуют своим молодым коллегам поскорее избавляться от добычи – продавать или, на худой конец, даже дарить.

Судьба отморозка

Самые «отмороженные» кладоискатели ищут сокровища на храмовых кладбищах, в могилах крупных церковных иерархов.

В захоронении архиереев на самом-то деле искать нечего – священников никогда не хоронили в богатом облачении. Однако на церковные кладбища нередко попадали крупные благотворители, которые были людьми отнюдь не бедными. И нередко гробокопатели, прочитав на могильной плите, что здесь «лежит купец первой гильдии», начинают неистово рыть землю.

В одном монастыре в самом центре Москвы над могилами купцов не осталось ни одного памятника – все перемололи в поисках драгоценностей. Пожалуй, самым лучшим комментарием к их действиям будет следующая история, рассказанная Волгиным-Боголюбовым:

- Кладоискатель Н.М. долгие годы занимался гробокопательством. Несколько раз его судили за осквернение могил, но он продолжал свое дело. Однажды этот гробокопатель вскрыл братскую могилу и среди нескольких тел обнаружил полуистлевший мужской труп, в черепе которого торчали золотые зубы. Прошел год, и человек узнал от умирающей матери, что тело, из которого он вырвал зубы, принадлежало его родному отцу. В результате гробокопатель сошел с ума и закончил свои дни в психбольнице. Врачи мне рассказывали, что ему постоянно мерещился труп отца, который приходил, садился в изголовье и просил вернуть ему зубы.

***

Во всем мире и во все времена ограбление покойников – а большинство кладов ищут сегодня в могильниках и захоронениях – считалось большим грехом. Но «черных археологов» это не смущает. Вот и сейчас они подводят итоги очередного «золотоносного» сезона на отеческих костях…

Виталий ГУЧКАСОВ

Константин Адонаи - информационный портал

Форум За Адонаи => • Клады и сокровища => Тема начата: Administrator от 02 09 2010, 11:34:31