Людвиг — одна из самых ярких и разносторонних певиц прошедшего столетия. "Когда общаешься с Кристой, — пишет один из зарубежных критиков, — этой мягкой, элегантной женщиной, всегда одетой по последней моде и с удивительным вкусом, сразу же располагающей своей доброжелательностью и сердечной теплотой, не можешь понять, где же, в каких тайниках ее сердца сокрыт этот подспудный драматизм художественного видения мира, позволяющий ей услышать в безмятежной шубертовской баркароле щемящую скорбь, превратить, казалось бы, светлую элегическую песню Брамса «Твои глаза» в потрясающий по своей выразительности монолог или передать все отчаяние и душевную боль малеровской песни «Земная жизнь».
Криста Людвиг родилась в Берлине 16 марта 1928 года в артистической семье. Ее отец Антон пел в оперных театрах Цюриха, Бреслау и Мюнхена. Мать Кристы, Евгения Безалла-Людвиг начинала свою карьеру как меццо-сопрано. Позднее она выступала как драматическое сопрано на сценах многих европейских театров.
"…Моя мама, Евгения Безалла, пела Фиделио и Электру, и еще ребенком я восхищалась ими. Позднее я сказала себе: «Спеть бы однажды Фиделио — и умереть», — вспоминает Людвиг. — Тогда мне это казалось невероятным, так как в начале карьеры у меня было, к сожалению, не сопрано, а меццо-сопрано и вообще не было верхнего регистра. Прошло много времени, прежде чем я осмелилась взяться за драматические сопрановые роли. Это произошло в 1961—1962 годах, уже после 16—17-летнего пребывания на сцене…
…С четырех-пяти лет я почти постоянно присутствовала на всех уроках, которые давала моя мать. При мне часто проходилась с учениками какая-либо партия или фрагменты из нескольких ролей. Когда ученики кончали занятия, я принималась повторять — петь и играть все, что запоминала.
Затем стала посещать театр, где у моего отца была своя ложа, так что я могла видеть спектакли когда хотела. Еще девочкой я знала наизусть многие партии и часто выступала в роли своего рода «домашнего критика». Могла, например, сказать матери, что в таком-то эпизоде она перепутала слова, а отцу — что хор пел нестройно или освещение было недостаточным".
Музыкальные способности девочки проявились рано: уже в шесть лет она уже довольно отчетливо выводила сложные пассажи, часто пела дуэты с матерью. Долгое время мать оставалась единственным вокальным педагогом Кристы, а академического образования она так и не получила. «У меня не было возможности учиться в консерватории, — вспоминает певица. — В то время, когда многие артисты моего поколения изучали музыку в классах, я, чтобы заработать себе на жизнь, с 17 лет начала выступать, сначала на концертной эстраде, а затем и в опере, — к счастье, у меня нашли очень хороший голос, и я пела все, что мне предлагали, — любую роль, если в ней были хотя бы одна или две реплики».
Зимой 1945/46 года Криста дебютировала в маленьких концертах в городе Гиссене. Добившись первого успеха, она едет на прослушивание в оперный театр Франкфурта-на-Майне. В сентябре 1946 года Людвиг становится солисткой этого театра. Ее первой ролью стал Орловский в оперетте Иоганна Штрауса «Летучая мышь». Целых шесть лет Криста пела во Франкфурте почти исключительно эпизодические роли. Причина? Молодая певица не могла с достаточной уверенностью брать высокие ноты: «Голос у меня шел вверх медленно — каждые шесть месяцев я прибавляла по полтона. Если даже в Венской опере на первых порах у меня не было нескольких нот в верхнем регистре, то можете себе представить, каковы были мои верха во Франкфурте!»
Но трудолюбие и упорство сделали свое дело. В оперных театрах Дармштадта (1952—1954) и Ганновера (1954—1955) она всего за три сезона спела центральные партии — Кармен, Эболи в «Доне Карлосе», Амнерис, Розину, Золушку, Дорабеллу в «Так поступают все женщины» Моцарта. Исполнила сразу пять вагнеровских ролей — Ортруду, Вальтрауту, Фрикку в «Валькирии», Венеру в «Тангейзере» и Кундри в «Парсифале». Так Людвиг уверенно вошла в число наиболее одаренных молодых певиц немецкой оперной сцены.
Осенью 1955 года певица дебютировала на сцене Венской государственной оперы в роли Керубино («Свадьба Фигаро»). В.В. Тимохин пишет: «В том же году опера была записана на пластинки с участием Кристы Людвиг (под управлением Карла Бема), и эта первая запись молодой певицы дает представление о звучании ее голоса в то время. Людвиг — Керубино — создание удивительное по своему обаянию, непосредственности, какой-то юношеской восторженности чувства. Голос артистки очень красив по тембру, но звучит он еще несколько „тонковато“, во всяком случае менее ярко и насыщенно, чем, например, в более поздних записях. Зато он идеально подходит к роли моцартовского влюбленного юноши и великолепно передает ту сердечную трепетность и нежность, которыми полны две знаменитые арии Керубино. На протяжении ряда лет образ Керубино в исполнении Людвиг украшал венский моцартовский ансамбль. Партнерами певицы по этому спектаклю были Элизабет Шварцкопф, Ирмгард Зеефрид, Сена Юринац, Эрих Кунц. Часто оперой дирижировал Герберт Караян, который хорошо знал Кристу еще с детства. Дело в том, что в свое время он был главным дирижером Городского оперного театра в Ахене и в ряде спектаклей — „Фиделио“, „Летучий голландец“ — Людвиг пела под его управлением».
Первые большие успехи певицы в крупнейших европейских и американских оперных театрах связаны с партиями Керубино, Дорабеллы и Октавиана. Она выступает в этих ролях в «Ла Скала» (1960), чикагском Лирическом театре (1959/60), в «Метрополитен-опера» (1959).
В.В. Тимохин отмечает: "Путь Кристы Людвиг к вершинам художественного мастерства не был отмечен неожиданными взлетами и падениями. С каждой новой ролью, подчас незаметно для широкой публики, брала певица новые для себя артистические рубежи, обогащала свою творческую палитру. Со всей очевидностью венская аудитория, может быть, поняла, в какую артистку выросла Людвиг, во время концертного исполнения оперы Вагнера «Риенци» в дни музыкального фестиваля 1960 года. Эту раннюю вагнеровскую оперу в наше время нигде не ставят, к тому же среди исполнителей были знаменитые певцы Сет Свангольм и Пауль Шеффлер. Дирижировал Йозеф Крипе. Но героиней вечера стала именно Криста Людвиг, которой была поручена партия Адриано. Запись сохранила это замечательное исполнение. Внутренний огонь, пылкость и сила воображения чувствуются у артистки в каждой фразе, а сам голос Людвиг покоряет сочностью, теплотой и бархатистой мягкостью тона. После большой арии Адриано зал устроил молодой певице громовую овацию. Это был образ, в котором угадывались очертания ее зрелых сценических созданий. Через три года Людвиг была удостоена высшего артистического отличия в Австрии — звания «Kammersangerin».
Мировую известность Людвиг снискала в первую очередь как вагнеровская певица. Нельзя не плениться ее Венерой в «Тангейзере». Героиня Кристы полна мягкой женственности и трепетного лиризма. Вместе с тем Венере свойственна большая сила воли, энергия и властность.
Во многом перекликается с образом Венеры другой образ — Кундри в «Парсифале», особенно в сцене обольщения Парсифаля во втором действии.
"Это было время, когда Караян всевозможные партии делил на части, которые исполняли разные певцы. Так было, например, в «Песни о земле». И то же самое было с Кундри. Элизабет Хенген была Кундри-дикаркой и Кундри в третьем действии, а я была «соблазнительницей» во втором действии. Ничего хорошего в этом, конечно, не было. Я совершенно не знала, откуда появляется Кундри и кто она такая. Но после этого я исполняла роль целиком. Это была также одна из моих последних ролей — с Джоном Викерсом. Его Парсифаль был одним из самых сильных впечатлений в моей сценической жизни.
Сначала, когда Викерс появлялся на сцене, он олицетворял неподвижную фигуру, и, когда он начинал петь: «Amortas, die Wunde», я просто рыдала, настолько это было сильно".
С начала 60-х годов певица периодически обращается к роли Леоноры в бетховенском «Фиделио», ставшей первым опытом артистки в освоении сопранового репертуара. И слушателей и критиков поразило звучание ее голоса в верхнем регистре — сочное, звонкое, яркое.
«Фиделио был для меня „трудным ребенком“, — говорит Людвиг. — Я помню это исполнение в Зальцбурге, я тогда так волновалась, что венский критик Франц Эндлер написал: „Мы желаем ей и всем нам более спокойных вечеров“. Тогда я подумала: „Он прав, я никогда больше не буду это петь“. Однажды, три года спустя, когда я была в Нью-Йорке, Биргит Нильсон сломала себе руку и не смогла петь Электру. И так как тогда не было принято отменять представления, директор Рудольф Бинг должен был что-то срочно придумать. Мне позвонили: „Вы не можете завтра спеть Фиделио?“ Я чувствовала, что я в голосе, и осмелилась — у меня совершенно не было времени, чтобы волноваться. Но Бем волновался ужасно. К счастью, все прошло очень хорошо, и я со спокойной совестью „сдала“ эту роль».
Казалось, что перед певицей открывается новое поле артистической деятельности. Однако продолжения не последовало, так как Людвиг побоялась потерять природные тембровые качества голоса.
Широко известны созданные Людвиг образы в операх Рихарда Штрауса: Красильщица в опере-сказке «Женщина без тени», Композитор в «Ариадне на Наксосе», Маршальша в «Кавалере роз». После исполнения этой роли в 1968 году в Вене пресса писала: «Людвиг — Маршальша — подлинное откровение спектакля. Она создала удивительно человечный, женственный, полный очарования, грации и благородства характер. Ее Маршальша подчас капризна, подчас задумчива и печальна, но нигде певица не впадает в сентиментальность. Это была сама жизнь и поэзия, а когда она находилась на сцене одна, как в финале первого действия, то вместе с Бернстайном они творили чудеса. Пожалуй, за всю свою блистательную историю в Вене музыка эта еще никогда не звучала так возвышенно и проникновенно». Маршальшу певица исполняла с большим успехом в «Метрополитен-опера» (1969), на Зальцбургском фестивале (1969), в оперном театре Сан-Франциско (1971), в чикагском Лирическом театре (1973), в «Гранд-опера» (1976/77).
Довольно часто Людвиг выступала на оперной сцене и на концертной эстраде во многих странах мира вместе с мужем, Вальтером Берри. Людвиг вышла замуж за солиста Венской оперы в 1957 году, и они прожили вместе тринадцать лет. Но совместные выступления не приносили им удовлетворения. Вспоминает Людвиг: «…он нервничал, я нервничала, мы очень раздражали друг друга. У него были более здоровые связки, он мог все время петь, по вечерам смеяться, говорить и пить — и у него никогда не садился голос. В то время как мне достаточно было где-нибудь повернуть нос в сторону двери — и я уже охрипла. И когда он справлялся со своим волнением, успокаивался — я еще больше волновалась! Но не это было причиной, по которой мы расстались. Мы развивались не столько вместе, сколько отдельно друг от друга».
На старте своей артистической карьеры Людвиг практически не пела в концертах. Позднее же она делала это все охотнее. В одном из интервью начала 70-х годов артистка говорила: «Я стараюсь делить свое время между оперной сценой и концертным залом примерно поровну. Причем в последние годы я несколько реже выступаю в опере и больше даю концертов. Происходит это потому, что для меня спеть в сотый раз Кармен или Амнерис — в артистическом отношении задача менее интересная, чем подготовить новую сольную программу или встретиться на концертной эстраде с талантливым дирижером».
Людвиг царила на мировой оперной сцене до середины 90-х годов. Одна из самых выдающихся камерных певиц современности с огромным успехом выступала в Лондоне, Париже, Милане, Гамбурге, Копенгагене, Будапеште, Люцерне, Афинах, Стокгольме, Гааге, Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Кливленде, Новом Орлеане. Свой последний концерт она дала в 1994 году.

Певец и музыкальный критик С.Ю. Левик имел счастье видеть и слышать итальянского певца:
"Баттистини прежде всего был богат обертонами, которые продолжали звучать еще долго после того, как он переставал петь. Вы видели, что певец закрыл рот, а какие-то звуки еще держали вас в его власти. Этот необыкновенно располагающий к себе, привлекательный тембр голоса бесконечно ласкал слушателя, как бы обволакивая его теплом.
Голос Баттистини был в своем роде единственный, среди баритонов неповторимый. В нем было все, что отмечает выдающееся вокальное явление: две полные, с хорошим запасом октавы ровного, одинаково мягкого по всему диапазону звука, гибкого, подвижного, насыщенного благородной силой и внутренним теплом. Если думать, что его последний учитель Котоньи ошибся, «сделав» Баттистини баритоном, а не тенором, то эта ошибка была счастливой. Баритон, как тогда шутили, получился «стопроцентный и намного больше». Сен-Санс как-то сказал, что музыка должна носить очарование в самой себе. Голос Баттистини носил в самом себе бездну очарования: он был сам по себе музыкален".
Маттиа Баттистини родился в Риме 27 февраля 1856 года. Сын знатных родителей, Баттистини получил прекрасное образование. Поначалу он пошел по стопам отца и окончил медицинский факультет Римского университета. Однако, приезжая весной из Рима в Риети, Маттиа не ломал голову над учебниками по юриспруденции, а занимался пением.
"Вскоре, несмотря на возражения родителей, — пишет Франческо Пальмеджани, — он совсем оставил занятия в университете и целиком посвятил себя искусству. Маэстро Венеслао Персикини и Эудженио Терциани, опытные и увлеченные педагоги, полностью оценили незаурядные способности Баттистини, полюбили его и постарались сделать все возможное, чтобы он как можно скорее достиг желанной цели. Именно Персикини поставил ему голос в баритональном регистре. До этого Баттистини пел тенором.
Вот так и случилось, что Баттистини, став сначала членом-исполнителем Римской королевской академической филармонии, в 1877 году оказался в числе ведущих певцов, исполнявших под управлением Этторе Пинелли ораторию Мендельсона «Павел», а позднее ораторию «Четыре времени года» — одно из самых великих творений Гайдна.
В августе 1878 года Баттистини испытал, наконец, огромное удовольствие: он впервые выступил солистом в кафедральном соборе во время большого религиозного праздника в честь мадонны дель Ассунта, который отмечается в Риети с незапамятных времен".
Баттистини превосходно исполнил несколько мотетов. Один из них, композитора Стаме, под названием «O Salutaris Ostia!», так полюбился Баттистини, что он пел его впоследствии даже за границей, во время своей триумфальной карьеры.
11 декабря 1878 года молодой певец проходит крещение на сцене театра. Снова слово Пальмеджани:
«В театре „Арджентина“ в Риме ставилась опера „Фаворитка“ Доницетти. Руководил всем некий Боккаччи, в прошлом модный обувной мастер, решивший поменять свое ремесло на более благородную профессию театрального импресарио. Дела его почти всегда шли неплохо, потому что у него было достаточно хорошее ухо, чтобы делать правильный выбор среди известных певцов и дирижеров.
На этот раз, однако, несмотря на участие известной сопрано Изабеллы Галлетти, одной из лучших исполнительниц партии Леоноры в «Фаворитке», и популярного тенора Россети, сезон начинался неблагоприятно. И только потому, что публика уже категорически отвергла двух баритонов.
Боккаччи был знаком с Баттистини — тот как-то представился ему однажды, — и тут ему пришла в голову гениальная и, главное, смелая мысль. Вечерний спектакль был уже объявлен, когда он велел сообщить публике, что баритон, которого она накануне проводила выразительным молчанием, заболел. Сам же привел к дирижеру маэстро Луиджи Манчинелли молодого Баттистини.
Маэстро послушал Баттистини у фортепиано, предложив ему спеть арию из III акта «A tanto amor», — и был очень приятно поражен. Но прежде чем окончательно согласиться на такую замену, он решил на всякий случай посоветоваться с Галлетти — ведь им предстояло петь вместе. В присутствии знаменитой певицы Баттистини совсем растерялся и никак не решался петь. Но маэстро Манчинелли так уговаривал его, что в конце концов он отважился открыть рот и попробовал вместе с Галлетти исполнить дуэт.
После первых же тактов Галлетти широко открыла глаза и с изумлением посмотрела на маэстро Манчинелли. Баттистини, краешком глаза наблюдавший за ней, приободрился и, упрятав все страхи, уверенно довел дуэт до конца.
«Мне казалось, будто у меня выросли крылья!» — рассказывал он впоследствии, описывая этот волнующий эпизод. Галлетти с величайшим интересом и вниманием слушала его, подмечая все детали, и под конец не могла не обнять Баттистини. «Я думала, что передо мною робкий дебютант, — воскликнула она, — и вдруг я вижу артиста, прекрасно знающего свое дело!»
Когда закончилось прослушивание, Галлетти с восторгом заявила Баттистини: «С величайшим удовольствием буду петь с вами!"»
Так Баттистини дебютировал в партии короля Кастилии Альфонса XI. После спектакля Маттиа растерялся от неожиданного успеха. Галлетти подтолкнула его из-за кулисы и крикнула вслед: «Выходите! Выходите на сцену! Это вам аплодируют!» Молодой певец был так взволнован и так растерян, что, желая поблагодарить неистовствующую публику, как вспоминает Фракассини, обеими руками снял с головы свой королевский убор!
С таким голосом и таким мастерством, какими обладал Баттистини, он не мог долго оставаться в Италии, и певец вскоре после начала карьеры покидает родину. Баттистини пел в России двадцать шесть сезонов подряд, непрерывно с 1888 по 1914 год. Он также гастролировал в Испании, Австрии, Германии, Скандинавии, Англии, Бельгии, Голландии. И повсюду его сопровождали восторги и дифирамбы выдающихся европейских критиков, награждавших его лестными эпитетами, вроде: «Маэстро всех маэстро итальянского бельканто», «Живое совершенство», «Чудо вокала», «Король баритонов» и еще множеством других не менее звучных титулов!
Однажды Баттистини даже побывал в Южной Америке. В июле—августе 1889 года он совершил длительное турне по Аргентине, Бразилии и Уругваю. Впоследствии певец отказывался ехать в Америку: слишком много неприятностей доставил ему переезд через океан. Более того, он тяжело заболел в Южной Америке — желтой лихорадкой. «Я мог бы подняться на самую высокую гору, — говорил Баттистини, — мог бы опуститься в самое чрево земли, но длительного путешествия по морю я никогда больше не повторю!»
Россия всегда была для Баттистини одной из излюбленных стран. Он встречал там наиболее горячий, взволнованный, можно сказать неистовый прием. Певец даже говаривал в шутку, что «Россия никогда не была для него холодной страной». Почти постоянный партнер Баттистини в России — Зигрид Арнольдсон, которую называли «шведским соловьем». Много лет он пел также со знаменитыми Аделиной Патти, Изабеллой Галлетти, Марчеллой Зембрих, Олимпией Боронат, Луизой Тетраццини, Джанниной Русс, Хуанитой Капелла, Джеммой Беллинчони и Линой Кавальери. Из певцов вместе с ним чаще всего выступали самый близкий его друг Антонио Котоньи, а также Франческо Маркони, Джулиано Гайяр, Франческо Таманьо, Анджело Мазини, Роберто Станьо, Энрико Карузо.
Не раз пела с Баттистини польская певица Я. Вайда-Королевич; вот что она вспоминает:
«Это был действительно великий певец. Подобной бархатистой мягкости голоса я не слышала никогда в жизни. Он пел с необычайной легкостью, сохраняя во всех регистрах волшебное очарование своего тембра, пел всегда ровно и всегда хорошо — попросту не умел петь плохо. С такой эмиссией звука нужно родиться, такой окраски голоса и ровности звучания всего диапазона нельзя достичь никаким обучением!
В партии Фигаро в «Севильском цирюльнике» он был бесподобен. Первую арию, очень трудную по вокалу и быстроте произношения, он исполнял с улыбкой и с такой легкостью, что, казалось, пел шутя. Он знал все партии оперы, и если кто-нибудь из артистов запаздывал с речитативом, то пел за него. Своего цирюльника он подавал с лукавым юмором — создавалось впечатление, будто он веселится сам и ради собственного удовольствия издает эти тысячи дивных звуков.
Он был очень хорош собою — высокого роста, чудесно сложенный, с обворожительной улыбкой и огромными черными глазами южанина. Это, конечно, тоже содействовало его успеху.
Великолепен он был и в «Дон Жуане» (я пела с ним Церлину). Баттистини всегда пребывал в отличном настроении, смеялся и шутил. Он очень любил петь со мной, восхищаясь моим голосом. Я до сих пор храню его фотографию с надписью: «Alia piu bella voce sul mondo»».
Во время одного из триумфальных сезонов в Москве, в августе 1912 года, на представлении оперы «Риголетто» многочисленная публика была так наэлектризована, так неистовствовала и вызывала на бис, что Баттистини пришлось повторить — и это не преувеличение — всю оперу от начала до конца. Спектакль, начавшийся в восемь часов вечера, окончился только в три часа ночи!
Благородство было для Баттистини нормой. Джино Мональди, известный искусствовед, рассказывает: "Я заключил с Баттистини контракт в связи с грандиозной постановкой оперы Верди «Симон Бокканегра» в театре «Костанци» в Риме. О ней прекрасно помнят старые театралы. Дела оборачивались не слишком благоприятно для меня, и настолько, что утром в день спектакля у меня не оказалось необходимой суммы, чтобы заплатить оркестру и самому Баттистини за вечер. Я приехал к певцу в страшном смятении и стал извиняться за свою несостоятельность. Но тут Баттистини подошел ко мне и сказал: «Если дело только в этом, то я надеюсь, что сейчас же успокою тебя. Сколько тебе нужно?» — «Мне надо заплатить оркестру, и тысячу пятьсот лир я должен тебе. Всего пять тысяч пятьсот лир». — «Ну вот, — сказал он, пожимая мне руку, — вот тебе четыре тысячи лир для оркестра. Что же касается моих денег, то отдашь их, когда сможешь». Вот каким был Баттистини!
До 1925 года Баттистини пел на сценах крупнейших оперных театров мира. С 1926 года, то есть когда ему исполнилось семьдесят лет, он в основном стал петь в концертах. У него по-прежнему была та же свежесть голоса, та же уверенность, нежность и щедрая душа, а также живость и легкость. В этом могли убедиться слушатели Вены, Берлина, Мюнхена, Стокгольма, Лондона, Бухареста, Парижа и Праги.
В середине 20-х годов у певца появились первые явные признаки начинающейся болезни, но Баттистини с поразительным мужеством сухо отвечал врачам, советовавшим отменить концерт: «Синьоры мои, у меня только два выхода — петь или умереть! Я хочу петь!»
И он продолжал потрясающе петь, а в креслах у сцены сидели сопрано Арнольдсон и врач, готовый немедленно, в случае необходимости, сделать укол морфия.
17 октября 1927 года в Граце Баттистини дал свой последний концерт. Людвиг Прин, директор оперного театра в Граце, вспоминал: «Возвращаясь за кулисы, он шатался, едва держась на ногах. Но когда зал вызывал его, он снова выходил отвечать на приветствия, выпрямлялся, собирал все силы и выходил снова и снова…»
Не прошло и года, как 7 ноября 1928 года Баттистини скончался.

Тамберлик — один из крупнейших итальянских певцов XIX столетия. Он обладал голосом красивого, теплого тембра, необычайной силы, с блестящим верхним регистром (брал высокое грудное cis).
Энрико Тамберлик родился 16 марта 1820 года в Риме. Пению начал обучаться в Риме, у К. Церилли. Позднее Энрико продолжил совершенствоваться у Дж. Гульельми в Неаполе, а затем оттачивал свое мастерство у П. де Абеллы.
В 1837 году Тамберлик дебютировал в концерте в Риме — в квартете из оперы «Пуритане» Беллини, на сцене театра «Арджентина». В следующем году Энрико принял участие в спектаклях Римской филармонической академии в театре «Аполло», где выступал в «Вильгельме Телле» (Россини) и «Лукреции Борджа» (Доницетти).
Профессиональный дебют Тамберлика состоялся в 1841 году. В неаполитанском театре «Дель Фондо» под фамилией своей матери Даниэли он спел в опере Беллини «Монтекки и Капулетти». Там же, в Неаполе, в 1841—1844 годах он продолжил свою карьеру в театре «Сан-Карло». С 1845 года Тамберлик начинает зарубежные гастроли. С огромным успехом проходят его выступления в Мадриде, Барселоне, Лондоне («Ковент-Гарден»), Буэнос-Айресе, Париже (Итальянская опера), в городах Португалии и США.
В 1850 году Тамберлик первый раз спел в Итальянской опере в Петербурге. Уехав в 1856 году, певец вернулся в Россию через три года и продолжал выступать до 1864 года. Приезжал Тамберлик в Россию и позднее, но пел только в концертах.
А.А. Гозенпуд пишет: «Выдающийся певец, талантливый актер, он владел даром неотразимого воздействия на слушателей. Многие ценили, однако, не талант замечательного артиста, а его верхние ноты — особенно удивительное по силе и энергии „до-диез“ верхней октавы; некоторые специально приезжали в театр для того, чтобы услышать, как он берет свое прославленное at. Но наряду с подобными „ценителями“ были слушатели, восхищавшиеся глубиной и драматизмом его исполнения. Страстная, электризующая сила искусства Тамберлика в героических партиях обусловливалась гражданственной позицией артиста».
По свидетельству Кюи, «когда в „Вильгельме Телле“… он энергически восклицал „cercar la liberta“, то публика всегда заставляла его повторить эту фразу — невинное проявление либерализма 60-х годов».
Тамберлик относился уже к новой исполнительской волне. Он являлся выдающимся интерпретатором Верди. Впрочем, с таким же успехом он пел и в операх Россини и Беллини, хотя поклонники старой школы находили, что он чрезмерно драматизирует лирические партии. В операх Россини наряду с Арнольдом высшую победу Тамберлик одержал в труднейшей партии Отелло. По общему мнению, как певец он в ней сравнялся с Рубини, а как актер превзошел его.
В отзыве Ростислава читаем: «Отелло — лучшая роль Тамберлика… В других ролях у него есть замечательные проблески, увлекающие моменты, но здесь каждый шаг, каждое движение, каждый звук строго обдуманны и даже некоторые эффекты пожертвованы в пользу общего художественного целого. Гарсиа и Донзелли (мы не упоминаем о Рубини, который пел эту партию превосходно, но играл весьма плохо) изображали Отелло в виде какого-то средневекового паладина, с рыцарскими замашками, вплоть до минуты катастрофы, во время которой Отелло вдруг преобразовывался в кровожадного зверя… Тамберлик понял характер роли совершенно иначе: он изобразил полудикого мавра, случайно поставленного во главе венецианской армии, взысканного почестями, но вполне сохранившего недоверчивость, скрытность и необузданную суровость, свойственную людям его племени. Немалых требовалось соображений для того, чтобы сохранить мавру, возвеличенному обстоятельствами, приличное достоинство и с тем вместе выказать оттенки первобытной, грубой природы. Вот задача или цель, к которой стремился Тамберлик до той минуты, когда Отелло, обманутый хитрою клеветою Яго, сбрасывает с себя личину восточного достоинства и предается всей пылкости необузданной, дикой страсти. Знаменитое восклицание: si dopo lei toro! оттого именно и потрясает слушателей до глубины души, что оно вырывается из груди как вопль уязвленного сердца… Мы убеждены, что главнейшая причина производимого им впечатления в этой роли происходит именно от умного понимания и искусного изображения характера Шекспирова героя».
В интерпретации Тамберлика наибольшее впечатление производили не лирические или любовные сцены, а призывно-героические, патетические. Очевидно, что он не принадлежал к певцам аристократического склада.
Так же считал и русский композитор и музыкальный критик А.Н. Серов, которого нельзя было отнести к числу поклонников таланта Тамберлика. Что, впрочем, не мешает ему (возможно, и против воли) отметить и достоинства итальянского певца. Вот отрывки из его рецензии на спектакль Мейербера «Гвельфы и гибеллины» в Большом театре. Здесь Тамберлик исполняет партию Рауля, которая, по мнению Серова, ему совершенно не подходит: "Г-н Тамберлик в первом акте (соединяющем 1-й и 2-й акты оригинальной партитуры) был как будто не на своем месте. Романс с аккомпанементом альта прошел бесцветно. В той сцене, где гости Неверса смотрят в окно, чтоб разглядеть, какая именно дама пришла на свидание с Неверсом, г. Тамберлик не обратил достаточного внимания на то, что Мейерберовы оперы требуют постоянно драматической игры даже в тех сценах, где голосу не дано ничего, кроме коротких, отрывочных реплик. Исполнитель, который не входит в положение представляемого им лица, который на итальянский манер ждет только своей арии или большого соло в morceaux densemble, далек от требований Мейерберовой музыки. Этот же недостаток резко выступил в финальной сцене акта. Разрыв с Валентиной перед отцом ее, в присутствии принцессы и всего двора не может не вызвать сильнейшего волнения, всего пафоса оскорбленной любви в Рауле, а г. Тамберлик остался будто посторонним свидетелем всего, что около него совершилось.
Во втором акте (третьем акте оригинала) в знаменитом мужском септете партия Рауля блистает чрезвычайно эффектным возгласом на очень высоких нотах. На такие возгласы г. Тамберлик герой и, разумеется, воодушевил всю публику. Тотчас потребовали повторения этого отдельного эффекта, несмотря на неразрывную связь его с прочим, несмотря на драматический ход сцены…
…Большой дуэт с Валентиной был исполнен и со стороны г. Тамберлика с увлечением и прошел блистательно, только постоянное колебание, колыхание звука в голосе г. Тамберлика вряд ли соответствует намерениям Мейербера. От этой манеры нашего tenore di forza постоянно дрожать голосом случаются места, где решительно все мелодические ноты, написанные композитором, сливаются в какой-то общий, неопределенный звук.
…В квинтете первого действия является на сцену герой пьесы — атаман разбойничьей шайки Фра-Дьяволо под видом щеголеватого маркиза Сан-Марко. Г-на Тамберлика в этой роли можно только пожалеть. Наш Отелло не знает, бедный, как сладить с партией, написанной в регистре невозможном для певца итальянского.
…Фра-Дьяволо относят к ролям теноров играющих (spiel-tenor). Г-н Тамберлик в качестве виртуоза итальянского принадлежит скорее к тенорам неиграющим, и так как вокальная сторона его партии в этой пьесе очень для него неудобна, то ему здесь решительно негде высказаться".
Но такие роли, как Рауль, все-таки исключение. Тамберлика отличали совершенство вокальной техники, глубокая драматическая выразительность. Даже на склоне лет, когда разрушительное воздействие времени сказалось на его голосе, пощадив только верхи, Тамберлик поражал проникновенностью исполнения. Среди его лучших партий — Отелло в одноименной опере Россини, Арнольд в «Вильгельме Телле», Герцог в «Риголетто», Иоанн в «Пророке», Рауль в «Гугенотах», Мазаньелло в «Немой из Портичи», Манрико в «Трубадуре», Эрнани в одноименной опере Верди, Фауст.
Тамберлик был человеком прогрессивных политических взглядов. Находясь в Мадриде в 1868 году, он приветствовал начавшуюся революцию и, рискуя жизнью, в присутствии монархистов исполнял «Марсельезу». После гастрольного турне по Испании в 1881—1882 годах певец оставил сцену.
В. Чечотт писал в 1884 году: «Более чем когда-либо и кто-либо, Тамберлик пел в настоящее время душою, а не только голосом. Это его душа вибрирует в каждом звуке, заставляет трепетать сердца слушателей, проникает в их души с каждой его фразой».
Умер Тамберлик 13 марта 1889 года в Париже.

Монтсеррат Кабалье по справедливости называют сегодня достойной наследницей легендарных артисток прошлого — Джудитты Пасты, Джулии и Джудитты Гризи, Марии Малибран.
С. Николаевич и М. Котельникова так определяют творческое лицо певицы:
«Ее стиль — это соединение интимности самого акта пения и высоких страстей, праздник сильных и все-таки очень нежных и чистых эмоций. Стиль Кабалье — весь в радостном и безгрешном наслаждении жизнью, музыкой, общением с людьми и природой. Это не значит, что в ее регистре нет трагических нот. Сколько ей приходилось умирать на сцене: Виолетта, мадам Баттерфляй, Мими, Тоска, Саломея, Адриенна Лекуврер… Ее героини умирали от кинжала и от чахотки, от яда или от пули, но каждой из них дано было испытать тот единственный миг, когда душа ликует, наполненная славой своего последнего взлета, после которого уже не страшно никакое падение, никакая измена Пинкертона, никакой яд принцессы Бульонской. О чем бы ни пела Кабалье, в самом ее голосе уже заключается обещание рая. И для этих несчастных девушек, которых она играла, по-царски награждая их своими роскошными формами, лучезарной улыбкой и планетарной славой, и для нас, влюбленно внимающих ей в полутьме затаившего дыхание зала. Рай близко. Кажется, всего-то рукой подать, но в бинокль его не рассмотреть.
Кабалье — правоверная католичка, и вера в Бога — основа ее пения. Эта вера позволяет ей не обращать внимания на страсти театральной борьбы, закулисного соперничества.
«Я верю в Бога. Бог — наш создатель, — говорит Кабалье. — И неважно, кто какую религию исповедует или вообще, может быть, ничего не исповедует. Важно, чтобы Он был здесь (показывает себе на грудь). В вашей душе. Всю жизнь я вожу с собой то, что было отмечено Его благодатью, — маленькую оливковую веточку из Гефсиманского сада. А вместе с ней еще и крохотное изображение Богоматери — Пресвятой Девы Марии. Они всегда со мной. Я брала их, когда выходила замуж, когда рожала детей, когда ложилась в больницу на операции. Всегда»».
Мария де Монтсеррат Вивиана Консепсьон Кабалье-и-Фолк родилась 12 апреля 1933 года в Барселоне. Здесь же она училась у венгерской певицы Э. Кемени. Ее голос обратил на себя внимание еще в Барселонской консерватории, которую Монтсеррат окончила с золотой медалью. Однако затем последовали годы работы во второстепенных швейцарских и западногерманских труппах.
Дебют Кабалье состоялся в 1956 году на сцене Оперного театра в Базеле, где она выступила в партии Мими в опере Дж. Пуччини «Богема». Оперные театры Базеля и Бремена стали на последующее десятилетие основными оперными площадками для певицы. Там она исполнила множество партий "в операх разных эпох и стилей. Кабалье пела партию Памины в «Волшебной флейте» В. Моцарта, Марины в «Борисе Годунове» М. Мусоргского, Татьяны в «Евгении Онегине» П. Чайковского, Ариадны в «Ариадне на Наксосе». Выступала с партией Саломеи в одноименной опере Р. Штрауса, исполнила заглавную партию Тоски в «Тоске» Дж. Пуччини.
Постепенно Кабалье начинает выступать на сценах оперных театров Европы. В 1958 году она поет в Венской государственной опере, в 1960 году впервые появляется на сцене «Ла Скала».
«И в ту пору, — рассказывает Кабалье, — мой брат, ставший позднее моим импресарио, не позволял мне расслабляться. Я думала тогда не о славе, но прежде всего стремилась к настоящему, всепоглощающему творчеству. Во мне все время билось какое-то беспокойство, и я нетерпеливо разучивала все новые и новые роли».
Насколько собранна и целеустремленна певица на сцене, настолько неорганизованна она в жизни — умудрилась даже опоздать на собственную свадьбу.
Об этом рассказывают С. Николаевич и М. Котельникова:
"Дело было в 1964 году. Первое в ее жизни (и единственное!) бракосочетание — с Бернабе Марта — должно было состояться в храме при монастыре на горе Монтсеррат. Есть такая гора в Каталонии, неподалеку от Барселоны. Матери невесты, строгой донне Анне, казалось, что это будет очень романтично: церемония, осененная покровительством самой преподобной Монтсеррат. Жених согласился, невеста тоже. Хотя каждый про себя подумал: «Август. Жара страшная, как мы будем туда взбираться со всеми нашими гостями?» А у Бернабе родня, прямо скажем, не первой молодости, ведь он был самым младшим в семье, где было десять детей. Ну, в общем, деваться некуда: на горе так на горе. И вот в день свадьбы Монтсеррат выезжает со своей мамой на стареньком «фольксвагене», который она купила с первых денег, еще когда пела в Германии. И надо же такому случиться, чтобы в августе в Барселоне зарядил дождь. Все льет и льет. Пока доехали до горы, дорогу развезло. Машина застряла. Ни туда ни сюда. Заглох мотор. Монтсеррат пыталась его сушить с помощью лака для волос. Им оставалось 12 километров. Все гости уже наверху. А они тут барахтаются, и никаких шансов взобраться наверх. И тогда Монтсеррат, в подвенечном платье и фате, мокрая, хоть выжимай, встает на дороге и начинает голосовать.
За такой кадр любой папарацци отдал бы сейчас полжизни. Но тогда ее никто не знал. Легковые машины равнодушно проезжали мимо крупной темноволосой девушки в нелепом белом платье, отчаянно жестикулирующей на проезжей дороге. К счастью, все-таки притормозил какой-то потрепанный грузовик для перевоза скота. Монтсеррат с Анной на него взобрались и рванули в церковь, где бедный жених с гостями уже не знал, что и думать. Тогда она опоздала на целый час".
В том же году 20 апреля настал звездный час Кабалье, — как часто бывает, следствие неожиданной замены. В Нью-Йорке, в «Карнеги-холл», малоизвестная певица спела арию из оперы Доницетти «Лукреция Борджа» вместо заболевшей знаменитости Мерилин Хорн. В ответ на девятиминутную арию — двадцатиминутные овации…
На следующее утро «Нью-Йорк таймс» вышла с броским заголовком во всю первую полосу: «Каллас + Тебальди + Кабалье». Пройдет не так много времени, и жизнь подтвердит эту формулу: испанская певица перепоет всех великих див XX столетия.
Успех позволяет певице получить контракт, и она становится солисткой «Метрополитен-опера». С этого времени лучшие театры всего мира стремятся заполучить Кабалье на свою сцену.
Специалисты считают, что репертуар Кабалье — один из самых обширных среди всех певиц, обладающих сопрано. Она поет итальянскую, испанскую, немецкую, французскую, чешскую и русскую музыку. На ее счету 125 оперных партий, несколько концертных программ и более сотни дисков.
Для певицы, как и для многих вокалистов, своеобразной землей обетованной был театр «Ла Скала». В 1970 году она исполняет на его сцене одну из своих лучших партий — Норму в одноименной опере В. Беллини.
Именно с этой ролью в составе театра Кабалье приезжает в 1974 году на свои первые гастроли в Москву. С той поры она не раз посещала нашу столицу. В 2002 году она выступила вместе с молодым российским певцом Н. Басковым. А впервые в СССР она побывала еще в 1959 году, когда только-только начинался ее путь на сцену. Тогда вместе с матерью она пыталась разыскать своего дядю, эмигрировавшего сюда, как и многие его соотечественники, после Гражданской войны в Испании, спасаясь от диктатуры Франко.
Когда поет Кабалье, кажется, что она вся растворяется в звуке. При этом всегда любовно выводит мелодию, стараясь тщательно отграничивать один пассаж от другого. Голос Кабалье звучит ровно во всех регистрах.
Певица обладает совершенно особым артистизмом, и каждый образ, который она создает, закончен и проработан до мельчайших деталей. Она «показывает» исполняемое произведение отточенными движениями рук.
Свою внешность Кабалье сделала предметом поклонения не только зрителей, но и ее самой. Она никогда не переживала по поводу своего большого веса, поскольку считает, что для успешной работы оперного певца «важно держать диафрагму, а для этого нужны объемы. В худеньком теле все это просто негде разместить».
Кабалье любит плавание, прогулки, прекрасно водит машину. Не отказывается и вкусно поесть. Когда-то певица обожала пироги своей матери, и теперь, когда позволяет время, сама печет пирожки с клубникой для домашних. Кроме мужа, у нее есть еще и двое детей.
«Люблю завтракать со всей семьей. Неважно, когда кто проснется: Бернабе может встать в семь, я — в восемь, Монсита — в десять. Завтракать мы все равно будем вместе. Это закон. Потом каждый занимается своими делами. Обед? Да, иногда я готовлю его. Правда, я не очень хорошая повариха. Когда тебе самой столько всего нельзя есть, вряд ли вообще стоит становиться к плите. А вечерами я отвечаю на письма, которые ко мне приходят пачками отовсюду, со всех концов света. Моя племянница Изабель помогает мне в этом. Конечно, большая часть корреспонденции остается в офисе, где ее обрабатывают и готовят ответы за моей подписью. Но есть письма, на которые должна ответить только я. Как правило, на это уходит два-три часа в день. Не меньше. Иногда подключается Монсита. Ну а если мне ничего не надо делать по дому (бывает же такое!), рисую. Мне так нравится это занятие, не могу описать словами. Я, конечно, знаю, что у меня получается очень плохо, наивно, глупо. Но меня это так успокаивает, дает такое умиротворение. Мой любимый цвет зеленый. Это какое-то наваждение. Бывает, сижу, пишу какую-нибудь очередную картину, ну, например, пейзаж, и думаю, надо сюда обязательно добавить зелененького. И вот сюда тоже. А в результате получается какой-то один бесконечный „зеленый период Кабалье“. Однажды к годовщине нашей свадьбы я решила подарить мужу картину — „Рассвет в Пиренеях“. Каждое утро вставала в четыре утра и отправлялась на машине в горы, чтобы застать восход солнца. И вы знаете, получилось очень красиво — такое все розовое, цвета нежной семги. Довольная, я торжественно вручила свой подарок мужу. И, что вы думаете, он сказал? „Ура! Это твоя первая не зеленая картина“».
Но главным делом ее жизни остается работа. Наталья Троицкая, одна из известнейших русских певиц, считающая себя «крестницей» Кабалье, рассказывала: в начале ее творческой деятельности Кабалье посадила ее в машину, отвезла в магазин и купила шубу. При этом сказала, что для певицы важен не только голос, но и то, как она выглядит. От этого зависит и ее популярность у зрителей, и ее гонорар.
В июне 1996 года вместе со своим давним партнером М. Бургерасом певица подготовила камерную программу из изящных вокальных миниатюр: канцоны Вивальди, Паизиелло, Скарлатти, Страделлы и конечно же произведения Россини. Как обычно, Кабалье исполнила и любимые всеми испанцами сарсуэллы.
В своем доме, напоминающем небольшое поместье, Кабалье сделала традиционными рождественские встречи. Там она поет сама и представляет опекаемых ею певцов. Иногда она выступает вместе со своим мужем, тенором Барнабой Марти.
Певица всегда близко к сердцу принимает все, что происходит в обществе, и старается помочь ближнему. Так, в 1996 году вместе с французским композитором и барабанщиком Марком Сероне Кабалье дала благотворительный концерт в поддержку Далай-ламы.
Именно Кабалье организовала на площади в Барселоне грандиозный концерт для больного Каррераса: «Все газеты уже заказали по этому поводу некрологи. Сволочи! А я решила — Хосе заслужил, чтобы ему устроили праздник. Он должен вернуться на сцену. Музыка его спасет. И видите, оказалась права».
Гнев Кабалье может быть страшен. За долгую жизнь в театре она хорошо усвоила его законы: нельзя быть слабой, нельзя уступать чужой воле, нельзя прощать непрофессионализм.
Говорит продюсер Вячеслав Тетерин: «Вспышки гнева у нее бывают невероятные. Гнев выплескивается мгновенно, как вулканическая лава. При этом она входит в роль, принимает угрожающие позы, глаза сверкают. Вокруг — выжженная пустыня. Все раздавлены. Не смеют сказать ни слова. Причем гнев этот может быть совершенно неадекватен событию. Потом она быстро отходит. А может даже попросить прощения, если заметит, что человек всерьез испугался».
К счастью, в отличие от большинства примадонн у испанки на редкость легкий характер. Она отходчива, и у нее великолепное чувство юмора.
Елена Образцова вспоминает:
«В Барселоне, в театре „Лисео“, я впервые слушала оперу Альфредо Каталани „Валли“. Я совсем не знала этой музыки, но она захватила меня с первых же тактов, а после арии Кабалье — она исполнила ее на своем дивном совершенном piano — просто чуть не сошла с ума. В антракте прибежала к ней в гримуборную, упала на колени, сняла с себя норковую накидку (тогда это была самая дорогая моя вещь). Монтсеррат засмеялась: „Элина, оставь, мне этого меха хватит только на шляпку“. А на следующий день я пела „Кармен“ с Пласидо Доминго. В антракте смотрю — ко мне в артистическую вплывает Монтсеррат. И тоже заваливается на колени, словно древнегреческое божество, а потом лукаво смотрит на меня и говорит: „Ну, теперь тебе надо подъемный кран вызывать, чтобы поднять меня“».
Одним им самых неожиданных открытий европейского оперного сезона 1997/98 года стало выступление Монтсеррат Кабалье с дочерью Монтсеррат Марти. Семейный дуэт исполнил вокальную программу «Два голоса, одно сердце».

Шарль-Камиль Сен-Санс родился 9 сентября 1835 года. В конце того же года от резкого обострения чахотки в возрасте тридцати семи лет умер отец Камиля. Ребенок остался на попечении двадцатишестилетней матери и бабушки.
   Мать Сен-Санса была художницей-акварелисткой, что помогло приобщению Камиля к изобразительным искусствам. В возрасте двух с половиной лет Камиль уже прошел под наблюдением бабушки первоначальный курс игры на фортепиано. Детская музыка с примитивным аккомпанементом левой руки ребенку не нравилась… «бас не поет» — говорил он пренебрежительно.
   Едва ознакомившись с миром музыки, Камиль стал сочинять, а вскоре и записывать сочиненное. Самая ранняя из сохранившихся записей носит дату 22 марта 1839 года.
   Весной 1843 года ребенка отдали в обучение фортепианной игре известному пианисту и композитору Камилю Стамати. Профессор был поражен прекрасной подготовкой семилетнего мальчика и нашел, что он нуждается лишь в усовершенствовании уже имеющихся пианистических навыков. С октября того же года начались занятия Камиля гармонией и контрапунктом с рекомендованным Стамати Пьером Маледаном.
   После трех лет занятий с мальчиком Стамати счел его подготовленным к концертным выступлениям. Они состоялись 20 января и 10 февраля 1846 года. А 6 мая Камиль дал большой концерт в зале Плейель, — этот день явился начальной датой его пианистической карьеры.
   В ноябре 1848 года Сен-Санс поступил в Парижскую консерваторию в класс органа Франсуа Бенуа. Этот органист и композитор был, по свидетельству Сен-Санса, одним из самых посредственных органистов, но «великолепным учителем».
   Как органист Камиль преуспевал, и 28 июля 1851 года ему присудили первую премию по органу. Камиль посещал концерты, бывал в оперных театрах, неустанно расширял свои знания в области музыки. В октябре того же года он поступил в класс композиции Фроманталя Галеви.
   В 1853 году, после нескольких месяцев стажировки в храме Сен-Северен, Сен-Сане получает место органиста в храме Сен-Мерри на другом берегу Сены. В этой должности Сен-Санс остается около пяти лет, по-прежнему отдавая весь свой досуг профессиональному совершенствованию и самообразованию.
   Первая симфония (1852) — несомненный итог композиторской юности Сен-Санса. Более того, в ней уже складываются многие существенные черты его творчества вообще. Совершенно очевидны эмоциональная умеренность и даже хладнокровие при живости, подвижности. Чувствуется полная убежденность в непреходящей ценности традиций.
   Для характеристики чрезвычайно интенсивной работы юного Сен-Санса следует рассказать о судьбе одной из его симфоний. В 1856 году Общество Св. Цецилии в Бордо объявило конкурс на сочинение симфонии для большого оркестра. Сен-Санс не замедлил написать симфонию (в фа-мажоре), и она была премирована золотой медалью 26 января 1857 года, а 15 февраля исполнена в Париже. 8 июня Общество приняло Сен-Санса в число своих почетных членов, а вскоре состоялось исполнение фа-мажорной симфонии в Бордо под управлением автора. Это было первое его выступление как дирижера!
   В 1856 году Сен-Санс написал большую Мессу для четырех голосов и хора с органом и оркестром. Эта Месса, исполненная в храме Сен-Мерри 21 марта 1857 года, — первое церковное сочинение Сен-Санса. Он посвятил ее аббату Габриэлю, приходскому священнику храма Сен-Мерри.
   С июля по сентябрь 1858 года Сен-Санс сочинял Симфонию ля минор, получившую нумерацию Второй. Она значительно отличается от Первой. Творческая индивидуальность сформировалась здесь гораздо яснее, определилась и особая наклонность к полифоническим фигурам неоклассики. Первое исполнение Второй симфонии состоялось 25 марта 1860 года.
   Между тем Общество Св. Цецилии в Бордо объявило новый конкурс на большую концертную увертюру. Сен-Санс написал увертюру «Спартак» (по трагедии Альфонса Пажеса). В июне 1863 года этой увертюре была присуждена первая премия.
   В том же году состоялась поездка Сен-Санса на Пиренеи и Овернь. Под впечатлением ее возникает первое трио для фортепиано, скрипки и виолончели — одно из лучших сочинений композитора. Музыка трио неотразимо обаятельна свежестью, лучезарностью и молодостью эмоций. Гармонические средства — самые простые, диатоника — всеобъемлюща. Но музыка увлекает, живет упругими и переменчивыми ритмами, изяществом фактуры и голосоведения, блеском искрящегося темперамента Повсюду чувствуется упоение природой, привольем, наслаждение первозданной непритязательностью народных напевов и танцевальных фигур При этом пленяет непринужденность и логичность форм.
   По-видимому, в 1863 году возникла и популярнейшая доныне пьеса Сен-Санса — Интродукция и рондо каприччиозо для скрипки с оркестром. Пытаясь уловить наиболее своеобразные качества этой известнейшей музыки, одновременно как бы подыскиваем ключи к самым характерным проявлениям творчества Сен-Санса вообще. Отметить, что эта пьеса написана с превосходным пониманием возможностей скрипичной виртуозности, что скрипке прозрачно аккомпанирует оркестр, что форма пьесы очень естественна и наглядна — значит еще сказать очень мало. На свете много сочинений, обладающих подобными достоинствами, но вовсе лишенных обаяния пьесы Сен-Санса.
   В 1867 году состоялось знакомство Сен-Санса с Антоном Рубинштейном. Для его выступления в Париже Сен-Санс пишет фортепианный концерт. Факт сочинения Второго концерта для фортепиано с оркестром за 17 дней не может не поражать. Уже 13 мая концерт был Сен-Сансом исполнен оркестром под управлением Рубинштейна вместе с рядом других его сочинений. С годами Второй концерт для фортепиано Сен-Санса стал одним из самых популярных сочинений композитора — он сохраняет чрезвычайную популярность до сих пор.
   Чайковский писал об этом концерте: «Сочинение это чрезвычайно красиво, свежо, изящно и богато прелестными деталями. В нем отражается и замечательно близкое знакомство с классическими образцами, от которых автор заимствовал необыкновенное искусство в уравновешенности, законченности формы, и вместе весьма самобытная творческая индивидуальность. Все симпатические черты его национальности: искренность, горячность, теплая сердечность, ум дают себя чувствовать… на каждом шагу…»
   15 августа 1868 года Сен-Санс получил звание кавалера ордена Почетного легиона. В октябре того же года он ездил в Германию и концертировал в Кельне. В 1870–1871 годах жизненная и творческая активность Сен-Санса резко возрастают. У него целый ряд общественных обязанностей, а круг знакомств все расширяется. Каждый понедельник на квартире Сен-Санса по-прежнему, но в более широких масштабах, происходят музыкальные вечера — нередко с участием зарубежных музыкантов.
   Временами у композитора обостряются туберкулез и болезнь глаз. Испытания военного времени (война Германии и Франции) и бедственная жизнь в Лондоне в апреле — мае 1871 года заметно повредили его здоровью. Но силой воли и творческой энергии Сен-Санс заставляет себя преодолевать препятствия, он трудится неустанно. Самым значительным сочинением Сен-Санса в 1871 году явилась его первая симфоническая поэма «Прялка Омфалы».
   К концу года состояние здоровья Сен-Санса, утомленного очень интенсивной деятельностью, заметно ухудшилось — потребовался отдых на юге. Октябрь и ноябрь 1873 года Сен-Санс провел около столицы Алжира, в саду с мраморным водоемом, тяготясь сознанием временного бессилия, но наслаждаясь покоем и одиночеством.
   1873 год стал годом сочинения второй симфонической поэмы Сен-Санса — «Фаэтон», по сюжету известного мифа о сыне Гелиоса. А в следующем году возникла третья из симфонических поэм Сен-Санса, ставшая особенно популярной.
   Это «Пляска смерти». Как партитура, симфоническая поэма «Пляска смерти» представляет одно из высших достижений Сен-Санса — столь удивительно она стройна, богата красками и прозрачна. В других программных деталях поэмы (звон арфы, бьющей полночь на фоне выдержанной ноты валторны вначале, свист и вой хроматических гамм, легкая трель скрипки соло и флейты в коде, подобная жужжанию зимнего ветра и т п.) сказалось старое стремление Сен-Санса к звуковой наглядности на основе предварительного фиксирования слуховых ощущений.
   В феврале 1875 года Сен-Санс женился на Марии-Лауре-Эмилии Трюффо, сестре его ученика и друга Жана Трюффо, которому он некогда посвятил Каприс на темы балетной музыки из «Альцесты» Глюка. Мария-Лаура была почти в два раза моложе Сен-Санса — она родилась 16 апреля 1855 года. Брак этот явился результатом скорее волевой причуды композитора, чем его любви к Марии Трюффо. Вдобавок Мария вызвала ревность со стороны матери Сен-Санса. В общем, брак его оказался несчастным.
   В 1875 году Сен-Санс сочинил Четвертый концерт для фортепиано с оркестром. Этот концерт, по справедливому мнению А. Корто, представляет в своем целом «самое совершенное из сочинений, написанных Сен-Сансом для фортепиано». В музыке Четвертого концерта сказались с исключительным блеском качества победоносного (иначе не скажешь!) эклектизма Сен-Санса, без колебаний пользующегося различными интонационными элементами и приемами, выразительными факторами разных эпох, и умеющего придавать их конгломерату цельность и образную целеустремленность композитора.
   Крупнейшим событием творческой жизни Сен-Санса, относящимся к 1876 году, явилось окончание им в январе партитуры давно задуманной и постепенно сочинявшейся оперы «Самсон и Далила» — самого выдающегося из его оперных произведений.
   Римский-Корсаков считал, что лучшая из современных опер на Западе, после Вагнера, конечно, опера «Самсон и Далила». Процитируем здесь и Ж. Тьерсо, который указывает на особую значительность лучших проявлений мелодики «Самсона и Далилы»:
   «Пение разливается в ней широкой волной. Невольно спрашиваешь себя, откуда это странное заблуждение современников, кричавших: „Здесь нет мелодии“! И это говорится, когда перед нами развертывались страницы обольщения Далилы… Эти фразы большого дыхания, друг с другом связанные, свободно разворачиваются, создавая рисунок широких линий, замечательно оформленный, вызывающий в памяти образцы античного искусства».
   В 1876 году возникает четвертая и последняя из симфонических поэм Сен-Санса — «Юность Геракла», вызвавшая неоднозначные оценки. В апреле 1877 года закончилась служба Сен-Санса как органиста храма св. Магдалины, а вместе с тем и его служба как органиста вообще.
   В это же время умирает Альбер Либон, директор почтового ведомства, большой почитатель Сен-Санса, завещав композитору 100 000 франков с целью избавить его от необходимости служить и дать возможность отдаться творчеству.
   В 1882 году Сен-Санс заканчивает оперу «Генрих VIII». Эта опера не затмила, конечно, «Самсона и Далилу» — прежде всего потому, что музыка ее менее ярка, менее убедительна, и в ней нет ничего равного несравненному любовному дуэту оттуда. Не следует, однако, забывать, что сама задача драматургии в «Генрихе VIII» была сравнительно более сложной, и то, что Сен-Санс как оперный драматург сделал большой шаг вперед.
   Затем Сен-Санс осуществил свой давнишний замысел — написал зоологическую фантазию «Карнавал животных». Это произведение было впервые исполнено в Париже в узком кругу 9 марта 1886 года и вторично несколько дней спустя. А 2 апреля исполнение повторили для Листа, приехавшего в Париж. Считая свой «Карнавал» шуточным произведением к случаю, Сен-Санс все же включил его в число пьес, подлежащих публикации. После смерти Сен-Санса «Карнавал животных» был опубликован в 1922 году и вскоре стал одним из популярнейших на всем свете его сочинений.
   В этом, конечно, не следует видеть иронию судьбы. Просто «Карнавал животных» выразил в шутливой форме некоторые типичные, характерные, а частично и ценнейшие стороны творческой личности Сен-Санса. Тут были юмор, программность, лирика в оправе отличного мастерства.
   Большим достижением творческой жизни Сен-Санса явилось завершение в 1886 году и первое исполнение его Третьей (и последней) симфонии. Премьера этой симфонии состоялась в Лондоне, в концерте Филармонического общества 19 мая. Успех был велик.
   Первое исполнение симфонии в Париже состоялось 9 января 1887 года. Выходя с этого концерта, взволнованный Гуно указал одному из своих друзей на Сен-Санса и промолвил громко, желая быть услышанным всеми: «Вот французский Бетховен».
   Приведем два суждения о Третьей симфонии выдающихся русских композиторов.
   Танеев в письме к Чайковскому отметил, что Третья симфония Сен-Санса «очень хороша». Калинников в одной из своих рецензий писал: «Симфония эта по глубине вдохновения — одно из лучших произведений Сен-Санса и представляет собою чудо техники и инструментовки. Употребление фортепиано и органа в этой симфонии как оркестровых инструментов более нежели уместно».
   Из произведений Сен-Санса девяностых годов достоин упоминания однооактный балет «Жавотта», написанный в 1896 году — единственный балет композитора.
   15 марта 1898 года он начал писать оперу «Деянира», и работа шла быстро. Музыка «Деяниры» — один из интереснейших творческих опытов Сен-Санса. Здесь сплелись воедино его поиски эпоса, как начала, могущего противодействовать эмоциональной анархии эпохи, а равно и растущий интерес к античности, давнишний, но теперь обостряющийся в поисках чего-то светлого и гармоничного.
   Рождается новый век. Сен-Санс по-прежнему много путешествует и концертирует. Продолжает он и сочинять музыку. Однако лучшие его произведения принадлежат XIX столетию.
   Сен-Санс умер 16 декабря 1921 года в Алжире.