Константин Адонаи - информационный портал

        КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ ВЕЛИКОГО УЧЕНОГО, МЫСЛИТЕЛЯ И ЭЗОТЕРИКА ПИФАГОРА.

Пифагор родился в Сидоне, Финикия, около 570 года до нашей эры.
Отец Пифагора, Мнесарх, был ювелиром. Он был достаточно богат, чтобы дать сыну хорошее воспитание.
Мать Пифагора звали Пифазис. Это имя она получила от собственного мужа в честь Пифии, жрицы Аполлона. Пифия предсказала Мнесарху и его жене появление на свет сына, который превзойдет всех в уме и красоте. Сын также был назван в честь Пифии и посвящен родителями свету Аполлона.
Пифагор с ранних лет стремится узнать как можно больше. Он обучается в нескольких храмах Греции. Принято считать его первыми учителями Ферекида Сиросского и старца Гермодаманта. Первый прививает мальчику любовь к науке, второй – к поэзии Гомера.
Пифагор становится чемпионом одной из первых Олимпиад по кулачному бою.
Известно, что Пифагор посетил множество стран и учился у многих мыслителей того времени. Пифагор посвящается в мистерии Египта, где проводит более 20 лет, 12 лет живет в Вавилоне, потом в Финикии, Сирии. Пересекает долину Евфрата и несколько лет живет у халдеев. После этого через Мидию и Персию переходит в Индостан, где также проводит несколько лет.
В Египте Пифагор приобщается к математике и создает из нее центр своей философской системы. В Вавилоне он изучает восточные религии. Пифагор вводит в обращение слово «философ». До него ученые называли себя мудрецами – теми, кто «знает». Пифагор называет себя философом – тем, кто «пытается узнать».
Около 530 года до нашей эры – вернувшись из странствий, в Кротоне (Южная Италия) Пифагор основывает школу – пифагорейский союз. Одной из особенностей школы было почти священное почитание учителя. Только тех, кто прошел многие ступени знаний, Пифагор называет своими ближайшими учениками и допускает во двор своего дома, где беседует с ними. Отсюда пошло понятие «эзотерический», то есть находящийся внутри.
Пифагорейцы занимаются геометрией, математикой, гармонией, астрономией. Пифагор одним из первых заявляет, что Земля является центром Вселенной и имеет форму шара, а Солнце, Луна и прочие планеты имеют собственную траекторию движения.
В возрасте примерно 60 лет Пифагор женится на Феано, одной из своих учениц. У них рождается 3 детей (два сына и дочь), и все они становятся последователями своего отца.
Пифагор принимает большое участие в политической жизни Кротона. По его инициативе создается аристократический правящий орган – «Совет трехсот». Пифагор сам возглавляет его в течение примерно 25 лет. Постепенно «Совет трехсот» распространяет свое влияние и на соседние города.
Примерно в 500 году до нашей эры в Сибарисе вспыхивает восстание против правления аристократической партии. Не исключено, что поводом послужил отказ Пифагора принять в свою школу некого богатого, но недостойного гражданина, а тот из мести спровоцировал бунт. После восстания начинаются гонения на пифагорейцев.
О смерти Пифагора известно мало, существует как минимум три версии ухода великого ученого. Несомненно одно – это случилось из-за преследования пифагорейцев. По сохранившимся данным, Пифагор прожил около 100 лет. Воспоминания о Пифагоре дошли до нас благодаря тем немногим его ученикам, которым удалось бежать из Южной Италии в Грецию.

Здравствуйте! Очень интересная у Вас информация о Пифагоре. Это гениальный человек, я хотел бы рассказать о нем более подробно.
Вообще я читал много литературы о нем и всерьез им заинтересовался. Я напишу Вам самую интересную и важную информацию о его жизни.

Ортодоксальное иудейство и христианство, если не считать первохристианских гностиков, всегда выступало против числовой науки Пифагора и его учеников, преследовало их сторонников «яко еретиков». Исторически это вполне объяснимо, ибо свободомыслие древних ученых не знало канонических ограничений, а языческое так называемое многобожие, каковым представлялась христианам иерархия родственных Богов эллинского пантеона, было противно  новой религии. Хронологический предел между языческой тьмой и софийным светом христианства был поставлен на рубеже старой и новой эры.

Граница незыблема. Но была ли она в действительности? Сомнения возникают при сопоставлении писаний ветхих Пророков и новых Евангелистов с числовыми изысканиями древнегреческих философов-пифагорейцев. В Ветхом и Новом Заветах вся числовая символика по форме и содержанию совпадает с пифагорейской числовой системой. Многие новозаветные идеи, выражения, сюжеты   навеяны восточными и эллинскими сказаниями, заимствованы у древнегреческих философов, халдейских или египетских жрецов. А мистическая мудрость и жизнеописания Пифагора и Христа изобилуют совпадениями. Все это позволяет надеяться, что пифагорейский Ключ поможет открыть  прочный Замок Торы.

В истории было много попыток проникнуть в «Тайну Тайн», овладеть мистическим Законом, позволяющим провидеть прошлое и будущее, обрести власть над Временем. Но только единицам, пожалуй, удалось одолеть все барьеры и постичь  эзотерический смысл древних учений. Конечно, ритуально посвящаемых в таинства жрецов и магов было немало. Они свято выполняли свой долг, тщательно хранили и передавали по наследству секретное знание. Они сообща делали открытия, создавали новые труды. Мало что известно об этих адептах, принадлежавших к избранным кастам. Но в плеяде ученых, кто не только глубоко постиг логико-математическую эзотерию, но и раскрыл многие секреты своим ученикам, первое место по праву занимает ПИФАГОР (570–497).
 «Первым странным обстоятельством в истории Пифагора при сравнении ее с жизнью Иисуса было то, что они были уроженцами почти одной и той же местности. Пифагор родился в Сидоне, а Иисус в Вифлееме, оба города в Сирии. Отец Пифагора, как и отец Иисуса, был пророчески извещен о том, что у него родится сын, который явится благодетелем человечества. Оба родились в то время, когда их родители были вне дома. Иосиф и его жена были на пути в Вифлеем для уплаты налогов, а отец и мать Пифагора путешествовали из Самоса, своей резиденции, в Сидон по делам. Пифазис, мать Пифагора, имела соитие с духом бога Аполлона, или Бога Солнца (конечно, это был, наверняка, святой дух, а в случае с Иисусом был Святой Дух), который впоследствии явился к ее мужу и сказал ему, что тот не должен возлегать с женой все время ее беременности – история та же самая, по сути, что случилась с Иосифом и Марией. Из-за этих обстоятельств Пифагор был известен под тем же именем, что и Иисус, а именно как сын Бога, и люди верили, что Он был Божественно вдохновлен. Этот самый знаменитый философ родился где-то между 600 и 590 гг. до Р.Х. и жил около ста лет. Учение Пифагора говорит о том, что он был превосходно знаком с содержанием восточных и западных эзотерических школ. Он жил среди евреев и много узнал от раввинов о тайных традициях Моисея, законодателя Израиля. Впоследствии школа Ессеев была посвящена по большей части интерпретации пифагорейских символов. Пифагор был инициирован в египетские, вавилонские, халдейские Мистерии. Хотя многие полагали его учеником Зороастра, сомнительно, чтобы его учителем был богочеловек, которого почитали персы. Хотя данные о его путешествиях расходятся между собой, историки согласны в том, что он посетил много стран и учился у многих учителей».
 «Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии». Мэнли П. Холл.
   Аналогия между Христом и Пифагором, которую проводит Менли П. Холл, весьма примечательна.  Но эта связь станет еще более очевидной, если сопоставить христианские заветы  и догматы с постулатами и образом жизни пифагорейцев, с их учением о числах. Общины пифагорейцев – исторический и канонический прообраз первохристианских гностических сект. Пифагор и его последователи свои познания о Логосе, о Первоедином почерпнули из древнейших Писаний и Учений. Они внесли большой вклад в науку о явных и тайных Числах,  положили начало пифагореизму – мощному духовному течению, которое было использовано для утверждения христианства апостолами и евангелистами,  гностиками и кабалистами.

    Рассказывали, что Пифагор был склонен  ко всем наукам. У опытных наставников он изучал геометрию и астрономию, музыку и живопись. Предание гласит, что Фалес Милетский, самый знаменитый из семи Мудрецов, склонил его плыть в Египет, к Жрецам Мемфиса, где и сам некогда постигал движение светил, причины затмений и равноденствий. В Египте Пифагор овладел  премудростью Жрецов, познал их таинства, научился толкованию снов –  глубоко усвоил психологию. Там он «выучил  египетский язык с его тремя азбуками – письменной, священной и  символической (первая из них изображает обычный язык, а две другие – иносказательный и загадочный) и узнал многое о богах». Война прервала учебу. Плененный в Египте, Пифагор был угнан в Вавилон, где постиг учение халдеев о тайнах исчислений, о звездных кругах и циклах, за глубокие познания был посвящен в таинства древних мистерий. Там видел он и Вавилонскую башню. Много странствовал по Малой Азии, он некоторое время жил у царя арабов. Говорили, что Пифагор  «посетил даже Халдея Зарату (=Зороастра), и тот изложил ему учение, согласно которому есть две изначальные причины вещей: отец и мать, отец – свет, мать – тьма, части света – горячее, сухое, легкое, быстрое; части тьмы – холодное, влажное, тяжелое, медленное; из них, из женского и мужского начала, состоит весь космос» Персидские маги посвятили его  в свои  секреты, истолковали «законы природы и начала всего».
    Время пребывания Пифагора на Востоке совпадает с возвращением древних евреев из Вавилонского плена. Многочисленные караваны двинулись в Иерусалим после указа царя Кира в 537 г. до н.э., коим  было завершено почти 70-летнее порабощение.  Там пытливый Мудрец мог беседовать с местными учеными, старыми левитами и раввинами, фанатичными приверженцами Иеговы. Там была у него возможность глубоко проникнуть в сокровенную тайну  Торы. Свитки священных Писаний  в те времена были широко  распространены.
    Также Пифагор долго жил в племени дагонов, которые, как говорят, были не только современниками, но и прилежными учениками древних и таинственных атлантов.Спустя годы  Пифагор возвратился в родной город Самос, «умудренный безмерным познанием».
    На родине Пифагор основал религиозно-философскую школу, которая и стала называться его именем. Он излагал свое математическое учение, преподавал акустику, гармонию небесных сфер, посвящал в тайны жизни и переселения душ. Пифагор был аскет и служил ученикам  примером высокой нравственности. Когда власть в Самосе захватил тиран Поликрат, мудрый Пифагор покинул город, рассудив, что не пристало философу пребывать в тираническом государстве.
    Перебравшись в Южную Италию, где были греческие общины, Пифагор создает в Кротоне союз единомышленников, который стал  одновременно и научно-философской школой, и религиозно мистической сектой, и политической партией. Все имущество они считали общим, а самого Пифагора причисляли к Богам. Вступая в общество, ученики клялись  Тетрактидой (Четверицей), которую почитали священным числом справедливости.
    Эта школа  проповедовала братскую любовь друг к другу, отречение от внешнего мира, общность имущества и т.д. Пифагорейцы считали возможным добиться очищения духа при помощи математики. По их теории, в основу мирового порядка положены числа.
     Пифагорейцы приписывали числам различные свойства. Так, четные числа они называли женскими, нечетные (кроме 1) - мужскими. Число 5 - как сумма первого женского числа (2) и первого мужского (3) - считалось символом любви.
     Пифагорейцы первыми явно разделили числа на четные и нечетные, они же выделили понятие простого числа. Им были знакомы три вида пропорций:
     арифметическая    (a-b):(b-c)=a:a;
     геометрическая    (a-b):(b-c)=a:b;
     гармоническая    (a-b):(b-c)=а:c.

     Пифагорейцы доказали, что сумма углов треугольника равна сумме двух прямых углов; установили, что плоскость можно "замостить" правильными многоугольниками так, что вокруг одной точки будут лежать или шесть треугольников, или четыре квадрата, или три шестиугольника.

Примером и содействием своим союз помог освободиться  от тиранической зависимости многим городам Италии. Против Пифагора и его учеников был устроен заговор. Когда Учитель уехал  в Делос, его дом в Кротоне был сожжен, ученики перебиты, союз разгромлен. Пифагор долго скитался, пока не обрел приют в Метапонте, где окончил свои дни.
    Позже, в Абдерах, были выпущены монеты с изображением Пифагора и его именем. Это не только первый в истории чеканный портрет философа, но и первое подписанное изображение человека. И таким человеком оказался не царь, не полководец, а мудрец.

Пифагор – личность почти мифическая. Диоген Лаэртский утверждал, что таковых было четверо, а перечисляя их происхождение, насчитывает восемь. К плеяде Пифагоров, по свидетельству Плутарха, относили и Нуму, одного из первых правителей Рима, хотя царь этот жил почти на пять поколений раньше настоящего Пифагора. Иные утверждали, что Нума был лишь другом ученого – Пифагора   Спартанского,  а своим царским воспитанием и знаниями был обязан какому-то варвару,  более мудрому, нежели сам Пифагор.  Древние сказания лишь подтверждают, пифагорейское учение восходит к временам очень древним, и столь же давно числовая премудрость разделялась на  тайную и открытую. Так, согласно завещанию Нумы, после смерти его тело положили в каменный гроб, а в другой – священные книги,  12 жреческих и 12 философских на греческом языке, написанные им собственноручно. Еще «при жизни  сообщив жрецам их содержание, во всех подробностях растолковав смысл этих сочинений и научив применять их на деле,  велел похоронить вместе с собою, считая неподобающим сохранение тайны безжизненным буквам. Исходя из тех же доводов, говорят, не записывали своего учения и пифагорейцы, но неписаным предавали его памяти достойных. И если трудные, не подлежащие огласке геометрические исследования поверялись человеку недостойному, божество, по словам пифагорейцев, вещало, что за совершенное преступление и нечестие оно воздаст великим и всеобщим бедствием. А потому вполне извинительны ошибки тех, кто, видя так много сходного, старается сблизить Нуму с Пифагором». Когда четыреста лет спустя сильные дожди размыли могилы и с каменных гробов свалились крышки, обнаружилось, что один из них пуст, без малейших следов праха Нумы.  А в другом лежали книги. По решению сената, чтобы не стало их содержание достоянием толпы, все книги сожгли.

В своем повествовании о жизни Пифагора и его учеников Порфирий говорит, что главным в делах Учителя было  стремление к истине, «ибо только это приближает людей к богу:  ведь от магов он знал что бог,  которого они называют Ормаздом, телом своим  подобен свету, а душою  –  истине».

О Пифагоре молва разносила много чудесных историй. Способствовали тому и его рассказы, дивное учение о метампсихозе – бессмертии и переселении человеческих душ.  Сам Пифагор утверждал, что спускался в Аид, и пробыл там 207 лет. В Аиде он видел, «как за россказни о богах душа Гесиода стонет, прикованная к медному столбу, а душа Гомера повешена на дереве среди змей».  Эти 207 лет считаются «психогоническим числом пифагорейцев», оно указывает на время между двумя превращениями человеческих душ (по другим версиям 216 лет).

Число 207 вызывает удивление. Оно выразительно, одиноко, словно выпало из неведомого ряда. Картины подземного царства жутковаты и колоритны. Впрочем, нам известно, что и Данте прошел все круги Ада, видел там «осиянного величием» Гомера и многих других поэтов и философов. Его путь преисполнен геометрической и образно-числовой символикой. Пребывание Пифагора в Аиде тоже не лишено символической окраски. Мистическим картинам возможно дать следующее толкование: Гесиод и Гомер – основоположники божественной поэзии. «Медный столп» – это вечно звучащий исток поэтического слова, воспевающего земную жизнь и служащий ей опорой. «Дерево и змеи» – символ глубоких знаний законов бытия. Образы эти ярко представлены в эдемской драме. Ведь Гесиод создал «Теогонию», где дал родословную Богов, Гомер развернул мифологические картины борьбы Богов и Героев разных исторических эпох. Адам в раю тоже открывает историю библейского богоборчества. Эпические произведения написаны шестистопными стихами (hexametron – основополагающий размер, происхождение которого, несомненно, восходит к ритму  божественных Дней Творений: Hexaemeron – шестидневный период). Может быть, Пифагор своей притчей об Аиде поведал ученикам, что после долгих раздумий о первоначалах,  он в древней поэзии обнаружил тайный Закон и извлек его из тьмы забвения в светлый мир знания, и это преобразило его жизнь?

Если предположить подобное, то число 207 должно хранить какую-то тайну. Какую? Символика «психогонического периода» – это своего рода преображение, когда из низшей и худшей четности (2) свершился переход к высшей и лучшей нечетности (7). Тьма неведения сменилась светом знания. Подобно древним гадальщикам, раскинем упомянутые «странные» Числа и проведем игру.

Игры  с  Числами

Вспомним  Число, связующее Миры и Дни, что открылось нам в "Брачном Числе" Платона,  и увеличим его на Три Единицы. 6586 + 3=  6589

Разделим «психогенное число» на сумму, учтем и «гекатомбу» Пифагора, тогда получим:

207 : 6589 * 100 = 3,141599636...

Перед нами знаменитое Число, показывающее отношение длины Окружности к ее Диаметру.
Высокоточный  результат:лишь в  седьмом  знаке появляется отклонение от современного значения. В ХХI веке Число Пи = 3,141592653...
Случайное совпадение?
 Конечно, Число Пи всегда впечатляет, но мало убеждает. Полагают, что даже Архимед для измерения окружности использовал дробь     
    А здесь взяты случайные Числа разных эпох и выведено соотношение. Скепсис правомерен. Однако мы и рассматриваем в истории «период архаический», где все смутно и неясно. Одно несомненно: где есть Пространство (Сферы и Круги) и Время (Годы и Дни), там есть и Число Пи.

Пифагор, как известно, не стал безмолвным хранителем древних секретов. Он передает потайные принципы предвечного Закона  своим ближайшим ученикам,  применяет их на практике. И здесь следует отметить, что  раскрывая и разъясняя древнее учение, Пифагор фактически нарушал  веками освященный принцип  эзотерии  – «молчать о тайном». Для всех Посвященных было незыблемо древнейшее предостережение: «это есть тайна, дающая смерть. Сомкни уста твои из опасения, чтобы не выдать ее невежде;  сожми мозг твой  из опасения, чтобы  ничто не вырвалось из него и не проникло наружу».

Трактуя Числа, Знаки, Символы, их незримые взаимосвязи, Пифагор хотя и принимал меры, чтобы не разглашались самые главные секреты, все-таки он делал «тайное явным»,  невольно  или намеренно подрывал незыблемые устои  восточных и семитских религий. Нельзя исключать, что здесь кроется одна из причин пифагорейской драмы, трагическим началом  которой стал пожар и разгром союза в Кротоне, а нескончаемым продолжением – неотвратимый рок,  искореняющий науку Пифагора на протяжение веков и тысячелетий. Судьба Пифагора и его учения – ярчайшее выражение  борьбы идей. После разгрома пифагорейского союза тяжкая участь постигла почти всех его участников (Их роковую судьбу впоследствии разделили неопифагорейцы и первохристиане - гностики). Пифагор означает – «убеждающий речью». Он не писал книг, если не считать трех, упоминаемых его последователями: «О природе», «О государстве», «О воспитании». Феноменальная память Пифагора хранила весь объем им обретенных и созданных знаний. Поэтому учение о Числах, их мистический смысл, многие пифагорейские открытия в значительной мере были утрачены. Глубокий упадок продолжался несколько веков.
    Идеи Пифагора о Едином, о Первоначалах, о Космосе, Универсуме, Гармонии Сфер, Числах и Геометрических фигурах полностью совпадают с представлениями Мифологов и Кабалистов. Исторически иудейский Танах формировался как раз в ту пору, когда молодой Пифагор, сын Мнесарха, покинул Ионию и в середине VI века до н.э. отправился  на Восток, где постигал  высшую Мудрость. Нам еще придется собирать крупицы сведений о древних Словах-Числах из многих источников.

P.S Извините, что очень обьемная информация, но коротко рассказать о Пифагоре у меня не получится. :)
 

                                                                             
                                                                   

    Пифагор оставил эти десять заповедей своим ученикам, считая, что соблюдение этих правил приведет человека к мудрости богов.

-Отклоняйся от дорог исхоженных, используй нехоженые пути;

-Будь хозяином своему языку прежде всех других вещей, следуя при этом Богу;

- Дует ветер - поклоняйся шуму

- Помогай человеку в поднятии тяжести, но не помогай в сложении ее

- Выйдя из дома своего, - не возвращайся ..

- Не говори о делах учения без Света.

- Корми петуха, но не приноси его в жертву поскольку он посвящен Солнцу и Луне

- Не позволяй ласточкам селиться в твоем доме

- Не протягивай охотно свою правую руку никому.

- Поднявшись с постели, - сгладь отпечатки тела.

На первый взгляд этот свод правил напоминает мистическое руководство из мира суеверий, но по всей видимости, слова Пифагора нельзя понимать буквально, в прямом смысле. За каждым из изречений стоит скрытый тайный смысл, а какой пусть каждый решит для себя сам.

"Каждая цивилизация в определенном возрасте имеет возможность возвысить, или разрушить себя. Если делается выбор в пользу возвышения, то возникает импульс, позволяющий появиться учениям об утерянных законах сущего".   (Высший разум, ченнелинг).   
                                                                            М.И. Беляев
О ПИФАГОРЕ
          Пифагор - один  из самых знаменитых философов древности. Дата его рождения находится где-то  между 600 и 590 гг. до н. э., а время жизни - около ста лет. Его рождение было предсказано жрицей Аполлона, когда будущие родители прибыли по торговым делам из Самоса в Дельфы. Жрица предсказала, что у них родится сын, который превзойдет всех людей в красоте и мудрости и который много потрудится в жизни на благо человечества.  Отец Пифагора, вдохновленный таким  пророчеством,  изменил даже имя собственной жены на Пифазис, в честь жрицы - Пифии, предсказавшей судьбу будущего сына, и когда у них в Сидоне родилось дитя, родители назвали сына Пифагором.
        Согласно легендам, дошедшим до наших дней, Пифагор был не обычным смертным человеком, а одним из богов, принявшим человеческий облик для того, чтобы войти в мир и учить человечество.
       Родители поощряли его преждевременную наклонность к науке. Но его Учителя, хотя и сумели открыть перед ним новые горизонты, но  не смогли    удовлетворить его жажду познаний. Среди их противоречивых учений он искал живые связи синтеза, единства великого Целого. И Пифагор   отправился в Египет, и принял Посвящение, ибо с детства в нем звучали слова жреца, иерофанта Адонаи:
      «... если греки обладают знанием Богов, то знание Единого Бога сохраняется лишь в одном Египте».
     Когда египетские жрецы увидели в нем необычную силу души и ту сверхличную страсть к мудрости, которая появляется так редко в этом мире, они открыли перед ним все сокровища своего опыта. У них Пифагор глубоко изучил священную математику, науку чисел или всемирных принципов, которую он сделал центром своей системы, дав ей совершенно новую формулировку. Пифагор был посвящен в Мистерии Исиды и Озириса и пробыл в Египте 22 года, вплоть до вторжения в страну Камбиза, после чего был уведен вместе с другими жрецами в Вавилон.
        На момент появления Пифагора в Вавилоне сосуществовали три различные религии, представляемые древними жрецами Халдеи, остатками персидских магов и избранной частью из среды пленных иудеев.
       Все религиозные течения имели общую эзотерическую основу. Изучая эти религии, доктрины и культы, Пифагор, за 12 лет пребывания в Вавилоне,   основательно расширил свой уже без того широкий кругозор,  изучая новые религии, доктрины и культы.
       Пифагор знал, что все эти религии - ключи к Единому Знанию, позволяющие видеть  окружающий мир в его целостности.  После возвращения из тридцатичетырехлетней учебы в Грецию, он  принял решение основать свою духовную школу. Пифагор собрал вокруг себя небольшую группу преданных учеников, которых посвятил в глубокую мудрость, ему открытую.  Так возникла школа  пифагорейцев,  под руководством великого Посвященного. До Пифагора ученые люди звали себя мудрецами, что означало человек, который знает. Он же был гораздо скромнее и ввел в обращение термин философ, который определил как тот, кто пытается найти, выяснить.
      С возрастом Пифагор не становился немощным стариком, а казалось, напротив, чудесным образом пренебрегая законами природы, наливался физической силой. Когда ему было около 60 лет, он женился на своей ученице Феано, и у них родилось семь детей. Его жена - удивительно красивая и замечательно способная женщина - была не только источником вдохновения всей его оставшейся жизни, после гибели Пифагора она продолжала распространять его учение.
        Учение Пифагора разошлось по всему миру, неся с собой мудрый свет знаний. Оно не потеряло своей актуальности и в наши дни. Поэтому современная наука должна осознать, что эволюция науки также носит циклический характер, что необходимо переосмыслить Учение Пифагора заново,   наполнить  новыми смыслами его Великую концепцию "ВСЕ ЕСТЬ ЧИСЛО".
      Учение Пифагора о таинственной Науке Чисел, излагалось ученикам в процессе трех последовательных Посвящений. Пифагор сформулировал священную Науку Чисел в книге, написанной его рукой и носившей название "Hieros Logos" - священное слово. Эта книга не дошла до нас, но  принципы, изложенные в этой книге дошли до нас через труды  пифагорейцев.
    В Науке Чисел, которая играла важную роль в древних египетских храмах, Пифагор шел дальше своих предшественников. «В каждом из Чисел он определял тот или иной принцип, тот или иной закон, ту или иную активную силу Вселенной. Он говорил, что главная основа содержится в четырех первых числах, ибо складывая или помножая их между собой, можно найти и все остальные числа...
  Жаль, что эти принципы  остались до сих пор непонятными ни для многих современных философов, ни для ученых. А между тем, новая наука - милогия подводит научный фундамент под эту великую концепцию Пифагора, в основе которой лежат всего лишь четыре числовых основания -четыре базисные числовые "стихии".  Пифагор был первым, кто из своих странствий в Индию принес в дохристианскую Европу основополагающую Доктрину Востока о перевоплощении человека в его бесконечном эволюционном развитии. Он рассматривал человека, как состоящего из трех различных элементов, сплавленных вместе: тела, души и духа, а душу человеческую - как частицу великой Мировой Души, как искру Божественного Духа, как бессмертную Монаду.
      Пифагор знал, что эволюция выполняет свою прогрессивную роль, человек уже способен понять законы мироустройства, и что  в основе Мироздания лежат Числа. Все можно измерить Числом, все можно создать им.
Изучение Космоса и постижение благодаря этому структуры Мироздания было одним из важнейших направлений деятельности Пифагора.
        По-видимому, он был первым, кто назвал Вселенную Космосом (строем, зданием) и развил учение о Космосе, как о закономерном, стройном целом, подчиненном законам гармонии и числа.    Пифагор разделил Вселенную на три части, которые назвал Высочайший Мир, Высший Мир и Низший Мир.
     Главный из них, Высочайший Мир, является духовной сущностью, пронизывающей все вещи, и, следовательно, планом самого Высочайшего Божества вездесущего, всемогущего и всеведущего.
    Второй, Высший Мир является обитель бессмертных, местом архетипов.
     Третий, Низший Мир, есть обиталище тех созданий, которые состоят из материальной субстанции.
Три мира были названы вместилищами. Первый - вместилищем принципов, второй-разума, третий-количеств.
По представлениям Пифагора, в синтезе трех миров кроется Тайна Космоса - ключ Вселенной: в законе троичности, который управляет строением существ, и семиричности, лежащей в основе их эволюции.
        Познание музыкально-числовой структуры Космоса привело Пифагора к созданию «Гармонии сфер», символически выражаемой в тетрактиде (четверице, то есть в сумме первых четырех чисел- 1+2+3+4=10), которая содержит основные музыкальные интервалы: октаву (2:1), квинту (3:2) и кварту (4:3).
        По словам известного астролога, доктора химических наук Ф.К. Величко, «Гармония сфер» Пифагора - не что иное, как зародыш квантовой теории строения материи. («Астрологический толковый словарь», М.: РИМЭКС, 1992).     

Если верить рассказам о нем старинных и надежных писателей, то наставления его обращались даже к бессловесным животным. В давнийской земле, где жителей разоряла одна медведица, он, говорят, ваял ее к себе, долго гладил, кормил хлебом и плодами и, взявши клятву не трогать более никого живого, отпустил; она тотчас убежала в горы и леса, но с тех пор не видано было, чтобы она напала даже на скотину. В Таренте он увидел быка на разнотравье, жевавшего зеленые бобы, подошел к пастуху в посоветовал сказать быку, чтобы тот этого не делал. Пастух стал смеяться и сказал, что не умеет говорить по-бычьи; тогда Пифагор, сам подошел к быку и прошептал ему что-то на ухо, после чего тот не только тут же пошел прочь от бобовника, но и более никогда не касался бобов, а жил с тех пор и умер в глубокой старости в Таренте при храме Геры, где слыл священным быком и кормился хлебом, который подавали ему прохожие. А на Олимпийских играх, когда Пифагор рассуждал с друзьями о птицегаданиях, знамениях и знаках, посылаемых от богов вестью тем, кто истинно боголюбив, то над ним, говорят, вдруг появился орел, и он поманил его к себе, погладил и опять отпустил. И, повстречав однажды рыбаков, тащивших из моря сеть, полную рыбы, он точно им сказал заранее, сколько рыб в их огромном улове; а на вопрос рыбаков, что он им прикажет делать, если так оно и выйдет, он велел тщательно пересчитать всех рыб и тех, которые окажутся живы, отпустить в море. Самое же удивительное, что все немалое время, пока шел счет, ни одна рыба, вытащенная из воды, в его присутствии не задохнулась.

Многим, кто приходил к нему, он напоминал о прошлой их жизни, которую вела их душа, прежде чем облечься в их тело. Сам он был Евфорбом, сыном Памфа, и доказывал это неопровержимо;
Говорят, он переходил однажды со многочисленными спутниками реку Кавкас 13 и заговорил с ней, а она при всех внятным и громким голосом ему отвечала: "Здравствуй, Пифагор!" В один и тот же день он был и в италийском Метапонте, и в сицилийском Тавромении, и тут и там разговаривая с учениками; это подтверждают почти все, а между тем от одного города до другого большой путь по суше и по морю, которого не пройти и за много дней. Общеизвестно и то, как он показал гиперборейцу Абариду, жрецу гиперборейского Аполлона, свое бедро из золота в подтверждение его слов, что Пифагор и есть Аполлон Гиперборейский 14; а когда однажды друзья его, глядя на подплывший корабль, гадали, прицениваясь, о его товарах, Пифагор сказал: "Быть у вас покойнику!" – и точно, на подплывшем корабле оказался покойник. Бесконечно много и других рассказов, еще более божественных и дивных, повествуется об этом муже согласно и уверенно; короче сказать, ни о ком не говорят так много и так необычайно.

Рассказывают также и о том, как он безошибочно предсказывал землетрясения, быстро останавливал повальные болезни, отвращал ураганы и градобития, укрощал реки и морские волны, чтобы они открыли легкий переход ему и спутникам; а у него это переняли Эмпедокл, Эпименид 15 и Абарид, которые тоже все делали подобное не раз, как это явствует из их стихов, – недаром Эмпедокл и прозван был Ветроотвратителем, Эпименид – Очистителем, Абарид – Воздухобежцем, как будто он получил в дар от Аполлона стрелу, на которой перелетал и реки, и моря, и бездорожья, словно бежал по воздуху. Некоторые думают, что то же самое делал и Пифагор, когда в один и тот же день беседовал с учениками и в Метапонте, и в Тавромении. А песнями, напевами и лирной игрой он унимал душевные недуги и телесные; этому он научил и своих друзей, сам же умел слышать даже вселенскую гармонию, улавливая созвучия всех сфер и движущихся по ним светил, чего нам не дано слышать по слабости нашей природы. Это подтверждает и Эмпедокл, говоря о нем так:

Жил среди них некий муж, умудренный безмерным познаньем,
Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным,
В разных искусствах премудрых свой ум глубоко изощривший.
Ибо как скоро всю силу ума напрягал он к познанью,
То без труда созерцал все несчетные мира явленья,
За десять или за двадцать людских поколений провидя.
"Безмерное познанье", "созерцал несчетные мира явленья", "сокровище мыслей" и прочие выразительные слова обозначают особенную и ни с кем не сравнимую остроту и зрения, и слуха, и мысли в существе Пифагора. Звуки семи планет, неподвижных звезд и того светила, что напротив нас и называется Противоземлей 17, он отождествлял с девятью Музами, а согласие и созвучие их всех в едином сплетении, вечном и безначальном, от которого каждый звук есть часть и истечение, он называл Мнемосиной.

Образ повседневной его жизни описывает Диоген. Он заповедовал всем избегать корыстолюбия и тщеславия, ибо корысть и слава больше всего возбуждают зависть, избегать также и многолюдных сборищ. Занятия свои он начинал дома поутру, успокоив душу лирною игрою под пение старинных Фалетовых пеанов. Пел он также и стихи Гомера и Гесиода, считая, что они успокаивают душу; не чуждался и некоторых плясок, полагая, что здоровье и красивые движения на пользу телу. Прогулки он предпочитал не со многими, а вдвоем или втроем, в святилищах или в рощах, замечая при этом, что, где тише всего, там и краше всего.

Друзей он любил безмерно; это он сказал, что у друзей все общее и что друг – это второй я. Когда они были в добром здоровье, он с ними беседовал, когда были больны телом, то лечил их; когда душою, то утешал их, как сказано, иных заговорами и заклинаниями, а иных музыкою. От телесных недугов у него были напевы, которыми он умел облегчать страждущих, а были и такие, которые помогали забыть боль, смягчить гнев и унять вожделение.

За завтраком он ел сотовый мед, за обедом – просяной или ячменный хлеб, вареные или сырые овощи, изредка жертвенное мясо, да и то не от всякой части животного. Собираясь идти в святилища богов и подолгу там оставаться, он принимал средства от голода и жажды; средство от голода составлял он из макового семени, сезама, оболочки морского лука, отмытого до того, что он сам очищал все вокруг, из цветов асфоделя, листьев мальвы, ячменя и гороха, нарубленных равными долями и разведенных в гиметтском меду; средство от жажды – из огуречного семени, сочного винограда с вынутыми косточками, из кориандрового цвета, семян мальвы и портулака, тертого сыра, мучного просева и молочных сливок, замешанных на меду с островов. Этому составу, говорил он, научила Деметра Геракла, когда его послали в безводную Ливию.

Поэтому тело его, как по мерке, всегда оставалось одинаково, а не бывало то здоровым, то больным, то потолстевшим, то похудевшим, то ослабелым, то окрепшим. Точно так же и лицо его являло всегда одно и то же расположение духа – от наслаждения оно не распускалось, от горя не стягивалось, не выказывало ни радости, ни тоски, и никто не видел его ни смеющимся, ни плачущим. Жертвы богам приносил он необременительно, угождая им мукою, лепешками, ладаном, миррою и очень редко – животными, кроме разве что молочных поросят. И даже когда он открыл, что в прямоугольном треугольнике гипотенуза имеет соответствие с катетами, он принес в жертву быка, сделанного из пшеничного теста, – так говорят надежнейшие писатели 18.

Разговаривая с собеседниками, он их поучал или описательно, или символично. Ибо у него было два способа преподавания, одни ученики назывались "математиками", то есть познавателями, а другие "акусматиками", то есть слушателями: математиками – те, кто изучали всю суть науки и полнее и подробнее, акусматиками – те, кто только прослушивали обобщенный свод знаний без подробного изложения. Учил он вот чему: о породе божеств, демонов и героев говорить и мыслить с почтением; родителей и благодетелей чтить; законам повиноваться; богам поклоняться не мимоходом, а нарочно для этого выйдя из дому; небесным богам приносить в жертву нечетное, а подземным – четное. Из двух противодействующих сил лучшую он называл Единицею, светом, правостью, равенством, прочностью и стойкостью; а худшую – Двоицей, мраком, левизной, неравенством, зыбкостью и переменностью. Еще он учил так: растения домашние и плодоносные, и животных, не вредных для человека, щадить и не губить; а вверенное тебе слово хранить так же честно, как вверенные тебе деньги.

Вещей, к которым стоит стремиться и которых следует добиваться, есть на свете три: во-первых, прекрасное и славное, во-вторых, полезное для жизни, в-третьих, доставляющее наслаждение. Наслаждение имеется в виду не пошлое и обманчивое, но прочное, важное, очищающее от хулы. Ибо наслаждение бывает двоякого рода: одно, утоляющее роскошествами ваше чревоугодие и сладострастие, он уподоблял погибельным песням Сирен, а о другом, которое направлено на все прекрасное, праведное и необходимое для жизни, которое и переживаешь сладко и, пережив, не жалеешь, он говорил, что оно подобно гармонии Муз. Две есть поры, самые важные для размышлений: когда идешь ко сну и когда встаешь от сна. И в тот и в другой час следует окинуть взором, что сделано и что предстоит сделать, потребовать с себя отчета во всем происходящем, позаботиться о будущем. Перед сном каждый должен говорить себе такие стихи:

Не допускай ленивого сна на усталые очи,
Прежде чем на три вопроса о деле дневном не ответишь;
Что я сделал? чего я не сделал? и что мне осталось?
А перед тем, как встать, – такие:

Прежде чем встать от сладостных снов, навеваемых ночью,
Думой раскинь, какие дела тебе день приготовил.
Таковы были его поучения; главное же было – стремиться к истине, ибо только это приближает людей к богу: ведь от магов он знал, что бог, которого они называют Оромаздом, телом своим подобен свету, а душою – истине. Учил он и другому – тому, что усвоил, по его словам, от дельфийской Аристоклеи 19. А иное он высказывал символически, по примеру посвященных (многое из этого записал Аристотель): например, море он называл "слезой", двух небесных Медведиц – "руками Реи", Плеяды – "лирою Муз", планеты – "псами Персефоны", а звук от удара по меди считал голосом какого-то демона, заключенного в этой меди. Были символы и другого рода, вот какие:

"Через весы не шагай", то есть избегай алчности; "Огня ножом не вороши", то есть человека гневного и надменного резкими словами не задевай; "Венка не обрывай", то есть не нарушай законов, ибо законами венчается государство. В таком же роде и другие символы, например: "Не ешь сердца", то есть не удручай себя горем; "Не садись на хлебную меру", то есть не живи праздно; "Уходя, не оглядывайся", то есть перед смертью не цепляйся за жизнь; "По торной дороге не ходи" – этим он велел следовать не мнениям толпы, а мнениям немногих понимающих; "Ласточек в доме не держи", то есть не принимай гостей болтливых и несдержанных на язык; "Будь с тем, кто ношу взваливает, не будь с тем, кто ношу сваливает", – этим он велел поощрять людей не к праздности, а к добродетели и к труду; "В перстне изображений не носи", то есть не выставляй напоказ перед людьми, как ты судишь и думаешь о богах; "Богам делай возлияния через ушко сосудов" – этим он намекает, что богов должно чтить музыкою и песнопениями, потому что это они доходят до нас через уши; "Не ешь недолжного, а именно ни рождения, ни приращения, ни начала, ни завершения, ни того, в чем первооснова всего" этим он запрещал вкушать от жертвенных животных чресла, яички, матку, костный мозг, ноги и голову: первоосновой он называл чресла, ибо животные держатся на них, как на опоре; рождением – яички и матку, силою которых возникает все живое; приращением – костный мозг, потому что он – причина роста для всякого животного; началом – ноги, а завершением – голову, в которой высшая власть над всем телом.

Бобов он запрещал касаться, все равно как человеческого мяса. Причину этого, говорят, объяснял он так: когда нарушилось всеобщее начало и зарождение, то многое в земле вместе сливалось, сгущалось и перегнивало, а потом из этого вновь происходило зарождение и разделение – зарождались животные, прорастали растения, и тут-то из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы. А несомненные доказательства этому он приводил такие: если боб разжевать и жвачку выставить ненадолго на солнечный зной, а потом подойти поближе, то можно почувствовать запах человеческой крови; если же в самое время цветения бобов взять цветок, уже потемневший, положить в глиняный сосуд, закрыть крышкой и закопать в землю на девяносто дней, а потом откопать и открыть, то вместо боба в нем окажется детская голова или женская матка. Кроме бобов запрещал он употреблять в пищу и разное другое – крапиву, рыбу-триглу, да и почти все, что ловится в море.

О себе он говорил, что живет уже не в первый раз сперва, по его словам, он был Евфорбом, потом Эфалидом, потом Гермотимом, потом Пирром и наконец стал Пифагором. Этим он доказывал, что душа бессмертна и что, приняв очищение, можно помнить и прошлую свою жизнь.

Философия, которую он исповедовал, целью своей имела вызволить и освободить врожденный наш разум от его оков и цепей; а без ума человек не познает ничего здравого, ничего истинного и даже неспособен ничего уловить какими бы то ни было чувствами, – только ум сам по себе все видит и все слышит, прочее же и слепо и глухо.

А для тех, кто уже совершил очищение, есть некоторые полезные приемы. Приемы он придумал такие: медленно и постепенно, всегда одним и тем же образом, начиная от все более мелкого, переводить себя к созерцанию вечного и сродного ему бестелесного, чтобы полная и внезапная перемена не спугнула и не смутила нас, столь давно привыкших к такой дурной пище. Вот почему для предварительной подготовки душевных очей к переходу от всего телесного, никогда нимало не пребывающего в одном и том же состоянии, к истинно сущему он обращался к математическим и иным предметам рассмотрения, лежащим на грани телесного и бестелесного (эти предметы трехмерны, как все телесное, но плотности не имеют, как все бестелесное), – это как бы искусственно приводило душу к потребности в [настоящей ее] пище. Подводя с помощью такого приема к созерцанию истинно сущего, он дарил людям блаженство, – для этого и нужны были ему математические упражнения.

Пифагор со всеми друзьями немалое время жил в Италии, пользуясь таким почтением, что целые государства вверяли себя его ученикам. Но в конце концов против них скопилась зависть и сложился заговор, а случилось это вот каким образом. Был в Кротоне человек по имени Килон, первый между гражданами и богатством, и знатностью, и славою своих предков, но сам обладавший нравом тяжелым и властным, а силою друзей своих и обилием богатств пользовавшийся не для добрых дел; и вот он-то, полагая себя достойным всего самого лучшего, почел за нужнейшее причаститься и Пифагоровой философии. Он пришел к Пифагору, похваляясь и притязая стать его другом. Но Пифагор сразу прочитал весь нрав этого человека по лицу его и остальным телесным признакам, которые он примечал у каждого встречного, и, поняв, что это за человек, велел ему идти прочь и не в свои дела не мешаться. Килон почел себя этим обиженным и оскорбился; а нрава он был дурного и в гневе безудержен. И вот, созвав своих друзей, он стал обличать перед ними Пифагора и готовить с ними заговор против философа и его учеников. И когда после этого друзья Пифагора сошлись на собрании в доме атлета Милона (а самого Пифагора, по этому рассказу, между ними не было: он уехал на Делос к своему учителю Ферекиду Сиросскому, заболевшему так называемой вшивой болезнью, чтобы там ходить за ним и лечить его), то дом этот был подожжен со всех сторон и все собравшиеся погибли; только двое спаслись от пожара, Архипп и Лисид (рассказывает Неанф), и Лисид бежал в Элладу и стал там другом и учителем Эпаминонда. А по рассказу Дикеарха и других надежных писателей, при этом покушении был и сам Пифагор, потому что Ферекид скончался еще до его отъезда из Самоса; сорок друзей его были застигнуты в доме на собрании, остальные перебиты порознь в городе, а Пифагор, лишась друзей, пустился искать спасения сперва в гавань Кавлония, а затем в Локры. Локрийцы, узнав об этом, выслали к рубежу своей земли избранных своих старейшин с такими словами к Пифагору: "Мы знаем, Пифагор, что ты мудрец и человек предивный, но законы в нашем городе безупречные, и мы хотим при них жить, как жили, а ты возьми у нас, коли что надобно, и ступай отсюда прочь, куда знаешь". Повернув таким образом прочь от Локров, Пифагор поплыл в Тарент, а когда и в Таренте случилось такое же, как и в Кротоне, то перебрался в Метапонт. Ибо повсюду тогда вспыхивали великие мятежи, которые и посейчас у историков тех мест именуются пифагорейскими: пифагорейцами назывались там все те единомышленники, которые следовали за философом.

Здесь, в Метапонте, Пифагор, говорят, и погиб: он бежал от мятежа в святилище Муз и оставался там без пищи целых сорок дней. А другие говорят, что когда подожгли дом, где они собирались, то друзья его, бросившись в огонь, проложили в нем дорогу учителю, чтобы он по их телам вышел из огня, как по мосту; но, спасшись из пожара и оставшись без товарищей, Пифагор так затосковал, что сам лишил себя жизни.

(Порфирий. Жизнь Пифагора)

Привожу здесь очень ценный и довольно крупный отрывок из сочинения Апулея, во многом пересекающийся в том числе и с упомянутыми выше биографиями Пифагора.
 
Луций Апулей, "Флориды", XV:
   ...Исстари знаменит храм Юноны на острове [Самос - комм. Б. Д.]. Сказочно богата тамошняя сокровищница богини: огромно количество золота и серебра в виде чаш, зеркал, кубков и тому подобной утвари. Немало там и бронзы в различных изображениях прекрасной и очень древней работы, и среди них - поставленная перед алтарем статуя Бафилла, дар тиранна Поликрата; кажется, ничего более совершенного я не знаю. Некоторые ошибочно полагают, что это статуя Пифагора. Скульптор изобразил юношу замечательной красоты; волосы, разделенные спереди на две равные части, ниспадают вдоль щек, а сзади, более длинные, они доходят до плеч, оттеняя просвечивающую сквозь кудри шею; шея исполнена силы, щеки округлы и нежны, а посреди подбородка - ямочка. Поза - точь-в-точь как у кифареда: он глядит на богиню и как будто поет. Туника, украшенная вышивкой, спускается до самых пят и поддерживает поясом на греческий лад. Хламида закрывает обе руки до запястий и вдоль тела красивыми складками струится. Кифара надежно прикреплена к чеканной перевязи и висит на ней. Руки у юноши изящные, удлиненные; левая, с раздвинутыми пальцами, касается струн, правая повторяет движение музыканта, подносящего плектр к кифаре, и точно готова ударить по струнам, едва лишь смолкнет голос поющего, между тем как песнь эта льется, кажется, с полуоткрытых губ округленного рта.
   Эта статуя изображает скорее всего какого-то молодого человека, возлюбленного тиранна Поликрата; по долгу службы он поет своему покровителю что-то из Анакреонта. Но, по многим обстоятельствам, статуей Пифагора она быть не может. Да, действительно, Пифагор был уроженцем Самоса, отличался редкостной красотою, превосходно играл на кифаре и вообще был глубочайшим знатоком музыки, жил почти в те же самые годы, когда Поликрат владел Самосом, но никогда не был философ возлюбленным тиранна. В самом начале его правления Пифагор тайно бежал с острова. Незадолго до того он потерял отца, Мнесарха, который, насколько мне известно, славился среди мастеров своим искусством вырезать геммы, но стяжал скорее славу, чем богатство. Некоторые утверждают, что в это время Пифагор, захваченный в плен на пути в Египет, оказался в числе рабов царя Камбиза; что наставниками его были персидские маги, и главным образом - Зороастр, блюститель всех божественных тайн; что затем выкупил некий Гилл, один из первых граждан Кротона. Впрочем, большей известностью пользуется рассказ, будто он по собственному желанию отправился в Египет учиться и там у жрецов узнал о невероятном могуществе священнодействий, замечательных чередованиях чисел, хитроумнейших правилах геометрии. Но и эти познания не заполнили его разум до конца, вскоре он встретил халдеев, потом брахманов (это племя мудрецов, живет оно в Индии), а находясь среди брахманов, беседовал с гимнософистами. Халдеи открыли ему науку о звездах, пути неизменные божественных планет и многообразные воздействия тех и других на человека в момент его рождения, а также и целебные снадобья, которые, тратя огромные деньги, добывают смертные из земли, воздуха и моря. А брахманы передали ему то, что стало основой его философии: каковы наставления для разума, каковы упражнения для тела, сколько частей в душе, сколько возрастов в жизни, какие наказания или награды ожидают усопших, каждого - по заслугам. Кроме того, и Ферекид, что родом с острова Сирос и первый, отважившись сбросить тесные путы стихотворных размеров, стал писать простым языком, вольным слогом, прозаическим стилем, - и он тоже был учителем Пифагора; и когда, пораженный ужасной болезнью, он умер, заживо пожираемый червями, Пифагор похоронил его с благоговением. Говорят, что побывал Пифагор и у Анаксимандра Милетского - и размышлял над явлениями природы, что слушал и Эпименида Критского, знаменитого предсказателя и знатока искупительных жертвоприношений, а также Леодаманта, ученика Креофила (рассказывают, будто этот Креофил был другом поэта Гомера и его соперником в искусстве слагать песни).
   Просвещенный столь многими учителями и вкусивший от столь многих и столь разнообразных источников знаний во всем мире, муж огромного дарования, превышавшего, несомненно, все человеческие возможности, основатель философии, который впервые нарек ее этим именем, Пифагор прежде всего учил своих учеников молчанию. Первое упражнение будущего мудреца состояло у Пифагора в том, чтобы до конца смирить свой язык, и слова, те самые слова, что поэты называют летучими, заключить, ощипав перья, за белой стеною зубов. Иначе говоря, вот к чему сводились начатки мудрости: научиться размышлять, разучиться болтать. Однако не на всю жизнь лишались ученики дара слова и не все одинаково долго следовали за учителем в безмолвии. Молчание, ограниченное коротким промежутком времени, считалось достаточным для людей серьезных, но болтунов карали своего рода изгнанием речи сроком почти на пять лет. Что же касается нашего Платона, то он во всем или почти во всем согласен с этой школой и чаще всего рассуждает подобно пифагорейцам. Вот так же и сам я, объятый желанием, чтобы учителя ввели меня в семью платоников, научился, выполняя академические упражнения, и тому и другому: и говорить неустанно, когда нужно говорить, и молчать охотно, когда нужно молчать. И, кажется, это чувство меры доставило мне со стороны все своих предшественников столько же похвал за своевременное безмолвие, сколько одобрений за уместные речи.

(Аполлоний )...задал вопрос: "Что вы мыслите о душе?" - "То, что Пифагор передал вам, а мы - египтянам", - отвечал Иарх. "Означают ли твои слова, что, подобно Пифагору, объявившему себя Евфорбом, ты также, прежде чем воплотиться в нынешнем своем теле, был каким-нибудь троянцем, или ахеянином, или еще кем-либо?" На это индус возразил: "Некогда Троя погибла от ахейских мореплавателей, а ныне для вас погибелью сделались рассказы о ней! Вы берете в расчет лишь тех мужей, что ходили на Трою, и потому пренебрегаете мужами, куда более многочисленными и куда более божественными, коих произвела на свет и ваша собственная земля, и земли египтян и индусов. Раз уж ты спросил меня о моем прежнем теле, скажи, кого из воевавших за Трою и против Трои почитаешь ты достойным особенного восхищения?" - "По-моему, это Ахилл, сын Пелея и Фетиды, - отвечал Аполлоний, - ибо именно он прославлен Гомером как превосходнейший меж всеми ахеянами по красоте и величью, да и славные его подвиги Гомер воспевает. Премногого восхищения достойны также Аянт и Нирей, кои у Гомера красотою и благородством уступают лишь Ахиллу". - "Вот с ним-то, Аполлоний, ты и сравни моего предка, а лучше сказать - прежнее мое тело, ибо Пифагор полагал Евфорба именно своим прежним телом..."

Флавий Филострат младший (III в. н. э.), "Жизнь Аполлония Тианского",

Книга VI, 11:
   Поистине, великое научение было от Пифагора, ибо Пифагор сокровенной своей мудростью познал самого себя - и не только кто он есть, но и кем он был прежде; и к алтарям приходил он, блюдя чистоту, - не сквернил утробу свою мертвечиною и не марал тело свое одеждой, сделанной из убиенных тварей; а еще он первым из людей замкнул уста свои и так обрел завет, называемый "щитом молчания", да и в остальном философия его была истинной и пророческой...
   ...Тут узрел я несказанную красоту мудрости, обаявшей некогда и самого Пифагора - наука сия не стояла в толпе, но держалась в стороне, молчала и, наконец поняв, что все остальные мне не годятся, а с нею я не знаком, молвила так: "Нет во мне, отрок, пригожести, но изобильна я тяготами: ежели согласится кто с моим уставом, то придется ему отвергать всякую пищу, ради коей убита живая тварь, и о вине придется позабыть, дабы не замутить премудрого кубка, воздвигнутого в трезвых душах, и не согреет его плащ или иная одежда тканая из животной шерсти, а сандалии достанутся ему тростниковые, а спать он будет где случится, а ежели узнаю я, что привержен он любострастию, так есть у меня гиблые ямы, куда препроводит его и низвергнет сопутствующее мудрости правосудие; столь сурова я с ревнителями своими, что даже и уста их держу на замке! А теперь узнай, какова награда тому, кто все эти тяготы стерпит: сразу вступит он во владенье праведностью и благомысленностью, и зависти ему никто не внушит, и будет он тиранам страшен, а сам перед ними не склонится, и малые жертвы его будут слаще богам, чем потоки бычьей крови! Ежели будешь ты чист, то дарую я тебе знание грядущего, а очи твои так просветлю светом, что распознаешь ты бога, узнаешь героя и уличишь призрачную нежить, сокрытую под личиною человечьей". И вот, о премудрые египтяне, я [Аполлоний - Б. Д.] избрал именно эту жизнь, а свершив сей верный выбор вослед Пифагору, не обманул и не был обманут, ибо сделался я таким, каким должно быть философу, и получил все, что философу назначено. Доводилось мне размышлять и о происхождении чародейства, и об основаниях его, а решение мое таково: к чародейству способны те, у кого святости в избытке и кто превосходен в познании души, первопричина коей неуничтожима и безначальна...
   ...И все-таки даже и от отлично составленной трагедии радость недолгая, не доле Дионисий, а от философии связной - это по уставу Пифагорову - и притом богодуховненной - это было у индусов и прежде Пифагора - радость не на краткий миг, но на веки вечные...
   ...Увидел я [Аполлоний - Б. Д.] мужей [индусов - Б. Д.], обитающих на земле и не на земле, без крепости обороненных, ничем не владеющих и всем обладающих, - а ежели покажется, будто я говорю загадками, то мудрость Пифагорова сие допускает, ибо сам Пифагор дозволил окольные намеки, когда обрел в речи наставницу молчания.

 Там же, Книга VIII, 7:
   ...Защити меня здесь ты, о божественный Пифагор, ибо вменяемые мне в провинность правила установил ты, а я лишь истово восприял! Итак, государь, все, потребное человеку, родит земля, и потому всякому, кто желает согласия с живыми тварями, ничего, что не от земли, не надобно, ибо иные плоды он у кормилицы своей собирает, а иные пожинает в подобающее всякому овощу время, меж тем как у прочих людей с землею согласия нет, и потому ради пищи и одежи вострят они ножи на чад ее. Этих-то последних и порицают индийские брахманы, а от них тому же научились и нагие эфиопы, а уж отсюда позаимствовал правила свои и сам Пифагор - первый эллин, спознавшийся с египтянами. И вот Пифагор, воротивши земле одушевленных тварей, стал вкушать лишь плоды земные, именуя их беспорочными, ибо они сообразно питают тело и душу. Затем он объявил нечистой одежду из шерсти и кожи - а так одеваются весьма многие, - облекся в холстину и по тому же своему правилу обулся в тростниковые сандалии. От таковой чистоты были ему премногие выгоды, из коих наипервейшая - познание собственной души. Воистину, родился он в те времена, когда троянцы бились за Елену, и был прекраснейшим и вежественнейшим изо всех детей Панфа, однако опочил столь юным, что даже Гомер оплакал смерть его. После переходил он из тела в тело по воле Адрастеи - душегонительницы и, наконец, снова вернулся в образ человечий, явившись на свет сыном Мнесархида Самосского, соделавшись из дикаря мудрецом, из троянца - ионянином и достигнув столь великой непричастности к смерти, что не забыл даже и о том, как довелось побывать ему Евфорбом. Вот кто был пращуром мудрости моей - не сам я изобрел сию науку, но лишь получил ее в наследство от поименованного мужа!
   ...Ну, а лен сеют, где случится, ни о каком золоте тут и речи нет, однако же и от живой твари его не стригут, по каковой причине почитают его чистым индусы, а вслед за ними эфиопы - потому-то нам с Пифагором и пристало облекаться в холстину для бесед и молитв и жертвоприношений. Так же и ночью почиваем мы под холщовым одеялом чистоты его ради, ибо воистину всякому, кто живет по тем же правилам, что и я, сновидения ниспосылают изо всех своих знамений лишь неложные.
   ...Даже жертвенной крови, уже пролившейся на алтарь, я не касаюсь, ибо таков завет Пифагора и сподвижников его, и такие же правила у нагих египтян, равно как и у индусов, от коих и повелись начала премудрости Пифагоровой. Тех, кто следует названным заветам, боги отнюдь не почитают неправедными, но дозволяют им жить до старости не поддаваясь тиранству и ни в чем не ведая нужды.
 
   Там же, 19:
   ...Аполлоний воротился из-под земли по прошествии семи дней - никому не доводилось прежде столь долго ходить за пророчеством, - и с собою принес книгу, каковая книга была наилучшим ответом на вопрос его, ибо в пещере вопросил он бога: "Какое любомудрие почитаешь ты, Трофоний, чистейшим и совершеннейшим?", а в книге содержались поучения Пифагоровы, чья премудрость оказалась удостоверена сим вещим глаголом.

 Флавий Филострат младший (III в. н. э.), "Жизнь Аполлония Тианского", Книга I, 32:
   ...Для меня же (Аполлония - прим. Б. Д.) вся мудрость - от Пифагора Самосского, ибо от него научился я почитать богов, как видел ты давеча, от него же научился я знанию о божествах видимых и невидимых, от него и мой дар беседовать с богами, от него и эта моя одежда, сотканная из земной шерсти, не состриженной с овцы, но чистой и невиннорожденной, ибо она - дар земли и воды, а имя ей - лен. И волосы я не стригу по завету Пифагорову, и от животной пищи воздерживаюсь, наставленный его мудростью.

Тит Флавий Климент Александрийский (II - III вв. н. э.), "Строматы", Книга I, 48, 6:
   Пифагор убеждает нас предпочесть Муз Сиренам, научая путям достижения мудрости, минуя чувственные наслаждения и считая все иные способы воспитания души обманчивыми.
 
   Там же, Книга II, 130, 3:
   По свидетельству Гераклида Понтийского, Пифагор учил, что счастье состоит в научном знании совершенного числа души.
 
   Там же, Книга III, 12, 1:
   Но и Платон собственной персоной, и пифагорейцы, как и Маркион после них (хотя последний был далек от утверждения, что все жены должны быть общими), полагали, что рождение есть зло.
 
   Там же, Книга IV, 9, 1:
   В любви соединившись с мудростью, Пифагор называл себя не мудрецом, а лишь другом мудрости.
 
   Там же, Книга IV, 144, 2:
   Надежда на посмертное воздаяние добром для благих и злом для злых знакома не только знатокам варварской мудрости, но и философам-пифагорейцам. Ведь и они оставляют надежду тем, кто предан философии.
 
   Там же, Книга IV, 151, 3:
   Слова Пифагора "человеку должно быть единым"...

Марк Туллий Цицерон, "О государстве", Книга III, XI, 19:
   ...Ведь не люди посредственного ума, а выдающиеся и ученые мужи, Пифагор и Эмпедокл, заявляют, что все живые существа находятся в одинаковом правовом положении; они утверждают, что тем, кто нанесет повреждение животному, грозит бесконечная кара.

Тит Флавий Климент Александрийский (II - III вв. н. э.), "Строматы", Книга I, 10, 3:
   Нехорошо отказать в помощи, однако поощрять лень еще хуже. Именно в этой связи Пифагор говорил, что помогать другим поднимать ношу позволительно, но никто не обязан помогать снимать ее.
 Там же, Книга II, 79, 2:
   Поэтому и Пифагор предупреждает: "Через спуд не перешагивай".
 
   Там же, 92, 1:
   Он [Пифагор] запрещает, например, ради прибыли или даже под предлогом жертвоприношения употреблять в пищу новорожденных ягнят, козлят и телят. Он заботился в этом случае как о матерях, так и о детях, желая, чтобы через снисходительность к неразумным животным человек возвышался до кротости к ближним.
Там же, Книга V, 27, 1:
   Таинственные пифагорейские символы также заимствованы из варварской философии.
   Например, самосский философ заповедует "не держать в доме ласточек", то есть советует не принимать болтунов, шептунов и несдержанных на язык людей, которые не в силах удержать им доверенное.
 
   Там же, 7:
   Пифагор предписывает: "Удаляя котел с огня, не оставляй его следов на углях, но стирай их". И еще: "Вставая с ложа, встряхивай ковер".
 

Пифагорейская пища (диета).

 
   Антифан (IV в. до н. э.), "Могилы" (Фрагмент, приводимый Афинеем в "Пире софистов", 161a):
   Там жалкие попались пифагорики:
   В канаве ели травы и такую дрянь
   В котомку собирали...
 
   Антифан, "Котомка" (Там же):
   Во-первых, подражая Пифагору, он
   Не ест живого вовсе: на обед возьмет
   Он хлеба пригорелого и жрет его.

Ученья Пифагора, рассужденья
   Тончайшие и мысли изощренные
   Питают их, а пища их вседневная -
   По булке хлеба чистого на каждого,
   Стакан воды и все.
   - Еда тюремная!
   Ужель все мудрецы таким же образом
   Живут и горе мыкают злосчастное?
   - Роскошествуют эти по сравнению
   С другими! Знаешь ты, что их товарищи
   Меланнипид и Фаон, Фиромах и Фан
   Обедают лишь раз в пять дней, не более
   Одной котилы ячменя на каждого?
 
   Алексид, "Пифагорействующая" (Из Афинея, "Пир софистов", 161c-d):
   А вот какое будет угощение:
   Сухие фиги, выжимки масличные
   И сыр - пифагорейцам не велит закон
   Иного в жертву приносить - свидетель Зевс!
   На славу приношенье, лучше некуда!
   ..............................................
   И нужно выносить недоеданье, грязь,
   Молчанье, холод, мрачный вид, и без мытья.
 

Клавдий Элиан (II - III вв. н. э.), Пестрые рассказы, Книга IV, 17:
   Пифагор объяснял людям, что он происходит от семени лучшего, сравнительно с человеческим: в один и тот же день и час его видели в Метапонте и Кротоне; в Олимпии Пифагор показывал свое золотое бедро, кротонцу Миллию напоминал, что он никто иной как фригиец Мидас, сын Гордия; белый орел позволял ему себя гладить, а река Кос, когда философ собирался переправиться на другой берег, человеческим голосом сказала: "Привет тебе Пифагор!". Он учил, что самым священным является лист мальвы, самым мудрым - число, а вслед за ним тот, кто дал вещам имена. Землетрясение Пифагор считал следствием того, что покойники сошлись вместе, радугу - отсветом солнца, а звучащие иногда в наших ушах голоса - голосами высших существ. Ни в чем ученикам Пифагора не полагалось высказывать сомнение или задавать в разъяснение сказанного вопросы: слушатели относились к словам учителя, как к вещаниям оракула. Когда он посещал чужие города, говорили: Пифагор пришел не учить, а исцелять. Он предписывал не употреблять в пищу сердца животных, не есть белых петухов, ни в коем случае не дотрагиваться до мяса павшего скота, не посещать бань и не ходить по большим дорогам, ибо неизвестно, чисты ли они.
 
   Тит Флавий Климент Александрийский (II - III вв. н. э.), "Строматы", Книга I, 133, 1:
  Великий Пифагор постоянно занимался изучением гадательного искусства и верил в такого рода предсказания.

  Плутарх (I в. н. э.), "Ликург и Нума Помпилий", Нума, I:
   О времени, в которое жил царь Нума, также идут оживленные споры, хотя, казалось бы, существуют точные и полные родословные его потомков. Но некий Клодий в "Опровержении времен" (так, по-моему, называется его книга) решительно настаивает на том, что первоначальные записи исчезли, когда город был разрушен кельтами, те же, которые показывают ныне, лживы, ибо составлены в угоду некоторым людям, вознамерившимся без всякого на то права протиснуться в древнейшие и самые знатные дома. Говорили, будто Нума был учеником Пифагора. В ответ на это одни утверждают, что Нума вообще не получил греческого образования и что, по всей видимости, он либо оказался способен вступить на путь нравственного совершенствования без посторонней помощи, благодаря лишь природной одаренности, либо обязан своим царским воспитанием какому-то варвару, более мудрому, нежели сам Пифагор, другие - что Пифагор жил позже Нумы примерно на пять поколений, с Нумою же сблизился, путешествуя по Италии, и вместе с ним привел в порядок государственные дела Пифагор Спартанский, победитель в беге на олимпийских играх в шестнадцатую Олимпиаду, в третий год которой Нума принял царство.
 
   Там же, VIII:
   ...Отсюда главным образом и возникло мнение, будто мудрость и ученость Нумы идет от его знакомства с Пифагором. Ведь и в философии Пифагора и в государственном устройстве Нумы важное место занимало тесное общение с божеством. Говорят, что и наружный блеск, которым облекся Нума, заимствован у Пифагора. Пифагор, насколько известно, приручил орла, - и птица, откликаясь на его зов, останавливаясь в полете и спускалась на землю, - а на Олимпийских играх, проходя через толпу, показал собравшимся свое золотое бедро. Рассказывают и о других его чудесах и хитрых выдумках. По этому поводу Тимон Флиунтский написал:
 
Древний хотел Пифагор великим прослыть чародеем;

Души людей завлекал болтовней напыщенно-звонкой.

 
   Нума же вывел на сцену любовь некоей богини или горной нимфы, которая, как мы уже рассказывали, якобы находилась с ним в тайной связи, а также беседы с Музами. Именно Музам приписывал он большую часть своих прорицаний, а одну из них, которую он называл Такитой, что значит "молчаливая" или "немая", велел римлянам чтить особо; последнее, по-видимому, доказывает что он знал и уважал обычай пифагорейского безмолвия.
   Распоряжения Нумы касательно статуй богов - родные браться Пифагоровых догм: философ полагал начало всего сущего неощутимым и не воспринимаемым чувствами, не подверженным никаким впечатлениям, а также и невидимым, несотворенным и умопостигаемым, царь запретил римлянам чтить бога в образе человека или животного, и в древности у них не было ни написанных, ни изваянных подобий божества. На протяжении первых ста семидесяти лет, строя храмы и воздвигая священные здания, они не создавали вещественных изображений, считая нечестивым приравнивать высшее низшему и невозможным постичь бога иначе, нежели помышлением. Порядок жертвоприношений полностью следует пифагорейским обрядам: жертвы были бескровны и большей частью состояли из муки, вина и вообще из веществ самых дешевых. помимо указанного нами выше, те, кто сближает Нуму с Пифагором, пользуются еще иными - привлеченными извне - свидетельствами. Одно из них - то, что римляне даровали Пифагору права гражданства, как сообщает в книге, посвященной Антенору, комик Эпихарм, старинный писатель и приверженец Пифагорова учения. Другое - то, что одного из своих четырех сыновей Нума назвал Мамерком в честь сына Пифагора.
  Там же, XIV:
   Говорят, что пифагорейцы не разрешают поклоняться и молиться богам между делом, но требуют, чтобы каждый вышел для этого из дому, соответственно настроивши свой ум; точно так же и Нума полагал, что гражданам не должно ни слышать ни видеть ничто божественное как бы мимоходом или даже мельком, а потому пусть оставят все прочие занятия и устремят помыслы к самому важному - почитанию святыни, очистив на это время улицы от криков, скрежета, вздохов и тому подобных звуков, которыми сопровождается тяжкий труд ремесленника...
   ...О пифагорейском учении напоминают и многие другие предписания Нумы. Как пифагорейцы внушали не садиться на меру для зерна, не разгребать огонь ножом, не оборачиваться назад, отправляясь в путешествие, приносить в жертву небесным богам четное число животных, а подземным - нечетное, причем смысл каждого из этих наставлений от толпы утаивался, так и смысл иных правил, идущих от Нумы, остается скрытым. Например: не делать возлияний вином, полученным от необрезанной лозы, не совершать жертвоприношений без муки, молясь богам, поворачиваться, а по окончании молитвы - садиться.
 
   Там же, XXI:
   ...в один [гроб] заключено было тело, в другой - священные книги, которые Нума написал собственноручно (подобно тому, как начертывали свои скрижали греческие законодатели) и, при жизни сообщив жрецам их содержание, во всех подробностях растолковав смысл этих сочинений и научив применять их на деле, велел похоронить вместе с собою, считая неподобающим доверять сохранение тайны безжизненным буквам. Исходя из тех же доводов, говорят, не записывали своего учения и пифагорейцы, но неписаным предавали его памяти достойных. И если трудные, не подлежавшие огласке геометрические исследования поверялись человеку недостойному, божество, по словам пифагорейцев, вещало, что за совершенное преступление и нечестие оно воздаст великим и всеобщим бедствием. А потому вполне извинительны ошибки тех, кто, видя так много сходного, старается сблизить Нуму с Пифагором.
 
   Тит Флавий Климент Александрийский (II - III вв. н. э.), "Строматы", Книга I, 71, 1:
   Римский царь Нума [Помпилий] также был пифагорейцем.
 
   Там же, Книга V, 8, 4:
   Римский царь Нума [Помпилий], будучи пифагорейцем, поступил очень разумно, когда построил храм Вере и Миру.

Тит Флавий Климент Александрийский (II - III вв. н. э.), "Строматы", Книга I, 69, 1:
   Рассказывают, что учителем Пифагора был Сонхис, верховный египетский жрец...

Пифагор (условные даты жизни:576-496 гг. до н.э.): Великая иллюзия

   «Тот, о ком объявила Пифия» (именно таким будет наиболее адекватный перевод имени «Пифагор») — великий греческий мыслитель и социально-религиозный реформатор, предпринявший первую попытку использовать тайное мистическое учение как средство борьбы за духовное и социальное обновление современного ему общества, с каковой целью он создал «популярную», экзотерическую версию этого учения.
   Относительно происхождения Пифагора ходило множество легенд и взаимоисключающих версий, хотя авторы большинства из них сходятся на том, что он не являлся прирожденным эллином. Родиной его чаще всего называют один из островов Эгейского архипелага — Самос; отцом его считается сириец из Тира, резчик по камню по имени Мнесарх, а матерью — Партенида или Пифаида, местная уроженка, жрица храма Аполлона, родившая Пифагора то ли в самом Тире, то ли в соседнем Сидоне, куда Мнесарх ездил по каким-то своим делам. Известны, впрочем, и другие варианты генеалогии Пифагора, приписывающие ему, например, этрусские или пеласгийские корни; так, самый известный его биограф Ямвлих считает Мнесарха потомком Анкея, древнего вождя пеласгийского племени лелегов.
   Самого Пифагора, похоже, гораздо сильнее волновали не реальные, а мистические подробности его биографии, или, точнее было бы сказать, предбиографии. Следуя доктрине метемпсихоза — учения о странствиях и переселениях душ, он разработал особую систему глубинной медитации (анамнезис, т. е. «припоминание»), благодаря которой удавалось получить точную информацию обо всех предшествующих воплощениях и его самого, и всех его учеников, со времен мифической древности вплоть до самой последней инкарнации.

Вследствие этого выяснилось, что впервые его бессмертная душа вселилась в некоего Эфалида, сына бога Гермеса. Когда всемогущий отец предложил ему выбрать для себя любой дар, кроме вечной жизни, хитрый Эфалид попросил сохранить ему память обо всем, что было с ним при жизни и будет после смерти, с тем, чтобы в каждой последующей инкарнации сохранялось «припоминание» обо всех предыдущих. (Ныне феномен анамнезиса легче всего будет понять по аналогии с такими понятиями, как «трансперсональная психология» или «диагностика кармы», хотя все сопоставления, конечно, условны.)
   Как гласит далее биографическая легенда, Пифагор, стремясь с ранней юности непрерывно совершенствоваться в священных науках, отправился, прежде всего, на их предполагаемую прародину — в Египет, точнее, в Гелиополь и Мемфис (считавшиеся главными центрами эзотерических посвящений), где, к изумлению жрецов, сумел преодолеть все испытания, через которые должен был пройти адепт самых высоких степеней посвящения; до сих пор ни одному из чужеземцев было не под силу совершить нечто подобное. Это открыло ему доступ к сохраняемому в глубочайшем секрете символическому коду, которым пользовались египетские жрецы для фиксации и передачи эзотерических знаний. Код этот основывался на особой системе чтения иероглифов, ныне безнадежно утраченной, и уходил в непроницаемую глубь тысячелетий. Видимо, именно тогда был впервые приоткрыт покров над загадкой Атлантиды, о которой все остальное человечество уже успело напрочь позабыть. Сам Пифагор, помня о наставлениях жрецов, этой тайны также не выдал, однако уже после его смерти один из его учеников, Филолай, находясь в стесненных обстоятельствах, был вынужден продать секретные записи учителя посторонним людям, а те в свою очередь перепродали их великому Платону, не связанному обетом молчания... О других возможных учителях Пифагора его античный биограф Порфирий сообщает, что науку чисел он воспринял от финикийцев, астрономические и астрологические познания — от халдеев (вавилонян), а знания о природе богов — от зороастрийских жрецов («магов»), а также, вполне возможно, у индусских браминов. Всего на обучение тайным наукам у восточных мудрецов Пифагор затратил, согласно Ямвлиху, как минимум тридцать четыре года: двадцать два в Египте и двенадцать в Вавилоне и Персии.
   Восточные путешествия и посвящения Пифагора окутаны таким непроницаемым покровом легенд, что ученые ныне практически отказались от мысли восстановить реальные обстоятельства, лежащие в их основе; это считается скорее предметом веры, нежели научного исследования. Если же попытаться разобраться в этом вопросе объективно, то, принимая во внимание вероятные восточные корни Пифагора, можно понять его тягу к Азии и азиатским мистериальным учениям и практикам. Со своей стороны, посвященные в эти таинства могли пойти навстречу стремлениям Пифагор, потому что увидели в блестяще одаренном юноше с задатками религиозного пророка идеального кандидата на роль их пропагандиста и эмиссара в странах с инокультурным населением. Необходимо также принять во внимание, что малоазийские мистериальные культы генетически связаны с теми, которые с древнейших времен существовали на островах Эгейского архипелага, такими, как мистерии Кабиров на Самофракии или Идейских Дактилей на Крите; о причастности к последним Пифагор подробно повествует тот же Порфирий, описывая девятидневный очистительный ритуал при помощи «громового камня» в пещере Дактилей на горе Ида. Что же касается мистерий Кабиров, которые, подобно Дактилям, также были древнейшими хтоническими демонами и являлись хранителями мистического «внутреннего огня», таящегося в глубинах материи (ср. учение о Гестии), то их центр находился как раз в непосредственной близости от Самоса, родины Пифагора Культ «Великих богов» (Megaloi Theoi) Кабиров до сих пор остается одной из величайших неразгаданных загадок античности, и о его характере можно судить лишь по немногим крайне обрывочным свидетельствам. Неизвестно даже его происхождение. Так, согласно некоторым источникам его занесли сюда выходцы из Финикии, где восьмерка Кабиров почиталась еще в первые века н. э. Заметим, что, помимо финикийского происхождения отца Пифагора, ему также приписывали наставника — Ферекида Сиросского, пытавшегося создать и, кажется, создавшего некую синтетическую греко-финикийскую теологию (см.: Фрагменты ранних греческих философов, с. 85—88; Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988, с. 137— 138). Другие авторы, точку зрения которых подтверждают и археологические находки на Самофракии, указывают на фракийское происхождение культа Кабиров. Эта гипотеза позволяет отчасти пролить свет на странное сообщение одного из биографов Пифагора, Порфирия - будто бы он усыновил фракийского мальчика Залмоксиса, обучив его «наблюдению небес и священным обрядам». Залмоксис, согласно современным исследованиям, играл у южнофракийских племен примерно ту же роль, что и Орфей в Восточной и Центральной Фракии, а в его имя входит фракийское слово axis «царский сын», присутствующее также и в именах Кабиров (Аксиос, Аксиокерс и Аксиокерса), и, возможно, бывшее эквивалентом понятия «посвященный».
    По завершении своего посвятительного путешествия Пифагор решил, что он уже вполне в силах выступить как самостоятельная фигура, объявившись перед греками в качестве пророка нового религиозного и этического учения. Для начала он счел необходимым приобщить сограждан к основам науки о «священных пропорциях», лежащих в основании всего мироустройства, без чего было невозможно приступить к осуществлению главной цели его жизни — созданию совершенной модели человеческого сообщества, выстроенной в максимально возможном соответствии с божественным замыслом о человеке. В основу своего учения Пифагор положил тезис: «Все сущее есть число и мера» или, в формулировке пифагорейца Филолая, «все, что можно познать, имеет число; поскольку является невозможным познать что бы то ни было одной лишь мыслью без него (числа)». Число, согласно Пифагору, существует не столько для счисления, сколько для упорядочивания сущего, т. е. является той базисной структурной единицей, которая должна лежать в основании всего, что есть разумного, доброго и вечного в природе и человеке; это - та изначальная структурная и смысловая заданность. которая формирует и космос, и душу, и тело сообразно с творческой волей богов. Теоретически обосновав возможность подлинного Богопознания посредством специальной «священной математики», или аритмологии, Пифагор при помощи различных многосложных арифметических и геометрических манипуляций, изощренность которых поражает даже современное воображение, пытался внушить свое представление о «боге в вещах» людям, не наделенным мистическим даром, каким был наделен он сам, но интеллектуально достаточно развитым, чтобы не удовлетворяться обычными мифологическими россказнями о богах и демонах. Действительно, язык цифр и геометрических фигур — это тот единственный подлинно интернациональный, всеобъемлющий образно-символический код, которому Пифагор мог с равным успехом обучаться и у египетских жрецов, и у вавилонских магов; и этот же язык - основная путеводная нить в мир вечных и совершенных первообразов, отбрасывающих «тень» в виде материальной Вселенной со всем многообразием ее внешних форм и атрибутов.
    В системе Пифагора, как она реконструируется на основе немногих дошедших до нас надежных свидетельств, теснейшим образом переплелись между собой мифология, метафизика, естествознание, точные науки, и, наконец, собственно эзотерическое учение. Универсальная одаренность натуры Пифагора, сделавшая его на самом деле «богоподобным мужем», позволила ему свести все эти разнородные элементы в единый фокус и создать широчайшую по своему интеллектуальному диапазону теософскую систему, к которой в полной мере приложимы слова Е.П.  Блаватской, сказанные по поводу ее собственной «тайной доктрины» — «синтез науки, религии и философии». К сожалению, до нас не дошло ничего из творений самого Пифагора (если он вообще что-то писал, хотя это противоречит его собственным высказываниям), очень мало — из трудов ранних пифагорейцев, и ненамного больше — из посвященных Пифагору и пифагорейству сочинений философов «классической» эпохи, содержащих к тому же лишь голый остов его учения (Аристотель). Впрочем, объяснять это следует не происками врагов, коих у Пифагора действительно было предостаточно, а категорическим запретом на разглашение «священных истин», действовавшим уже на самых ранних этапах функционирования пифагорейского союза и сохранявшим свою силу еще примерно столетие спустя после кончины Учителя, пока не нашелся, наконец,  достойный преемник Пифагоровой мудрости — Платон. Но и у Платона мы не находим практически никаких ссылок на Пифагора (он упомянут лишь единожды, и еще один раз — пифагорейство в целом), так что разграничение учений этих двух Великих Посвященных представляет собой специальную проблему.
    Если отбросить позднейшие рационализированные схемы и прописи, по которым постигают азы Пифагорова учения университетские «историки философии», то его собственно эзотерическая часть может быть обрисована следующим образом. Центральным космогоническим понятием в пифагорействе является мистический огонь — Гестия, вечно пылающий в самой сокровенной сердцевине мироздания. Данное понятие в греческом ритуальном обиходе обозначало священный очаг, без которого любое святилище утрачивает свою сакральность, и естественным образом переносилось также и на огонь внутри очага; в символическом плане слово «Гестия» было переосмыслено как производное от oyssia — «сущность (или эссенция) вещей», которое может звучать и как «Гессия» (эту этимологию удержал Платон в своем Кратиле). Следовательно, понятие «центр» здесь следует понимать не в пространственном, т. е. профанном, смысле, а иносказательно — как бытийственную основу мироздания, источник всякого жизненного начала, «центр силы и природы» или «всеобщую связь и меру» (согласно формулировке позднейших пифагорейцев). Огонь, истекающий или «выдыхаемый» из этого «очага», объемлет собою все сущее, придавая ему внутреннее единство и качественную однородность. Речь идет, конечно, не об огне как одной их четырех природных стихий, а об его «духовном» прообразе — «Душе Мира», совершеннейшей и чистейшей огненнолучистой эфироподобной субстанции; весь ритм мироздания определяется ее пульсацией, буквально «выдыханием и вдыханием». Близость этих идей системе представлений, известной из Вед и Упанишад или, скажем, из трудов Е.П. Блаватской, несомненна и не в коем случае не должна восприниматься как случайное совпадение; источниками же ее для Пифагора было, по нашему мнению, тайное учение, которое было ему открыто при посвящении в таинства Кабиров и Дактилей (см. выше). Не менее знаменательна и перекличка с новейшими космологическими теориями и гипотезами, на что обратил внимание историк науки А. Павленко: «Вдыхание и выдыхание соответствует центростремительным и центробежным потокам содержимого космоса. ...Космология XX столетия сначала точно установила тот факт, что современное состояние сферической Вселенной характеризуется именно "выдыханием", если использовать пифагорейскую терминологию, а затем то, что видимая область Вселенной не просто расширилась до наличного состояния, но именно "раздулась" до него... Процесс "раздувания" ... позволил решить подавляющее большинство космологических проблем конца XX столетия ... современная космология даже установила продолжительность эпохи "выдыхания", начавшегося порядка 14—15 миллиардов лет назад» (Европейская космология, с. 44—45; там же дается и развернутая сравнительная характеристика учения о Гестии и «мировом огне» и современных представлений о происхождении и развитии Вселенной).
    «Выдохнутый» Гестией космос является, согласно Пифагору, образцом гармонического совершенства во всех своих частях и пропорциях, ибо мистический огонь наделяет его «разумной одушевленностью». Космос этот обнимает в совокупности десять небесных сфер, приводимых в движение из того же сакрального центра, что не означает, будто они движутся вокруг него — центр этот, как уже отмечалось, локализуется в ином измерении, вне привычных пространственно-временных координат. Эти десять сфер — семь планет, сфера неподвижных звезд, Земля и загадочная «Антиземля», над которой до сих пор ломают голову исследователи (космологическая фикция, необходимая для восполнения священной Десятерицы, или какое-то реальное небесное тело?) - соответствуют «природе» священного числа 10, которое, по словам А.Ф. Лосева, являлось для пифагорейцев не чем иным, как «эйдосом мира», т. е. символом абсолютной полноты и целокупности. Еще большим почетом у пифагорейцев пользовалась Четверица (Тетрактида), при помощи которой Пифагор изображал процесс диалектического перехода Единого во множественность и становления целостного Универсума. Число «4», согласно модели Пифагора, потенциально содержит в себе весь космос, «порождая» из своего лона Десятерицу (1+2+3+4=10); единица означает Бога. Монаду или Первоначало, двойка — материю, тройка — Время («нестареющий Хронос»), и четверка — загадочную «мировую бездну», она же «неизбежность» или «рок». Поклясться Тетрактидой, содержащей в себе «вечный исток и корень природы», означало для пифагорейца призвать себе в свидетели самые сокровенные, почитаемые и могущественные силы, движущие мирозданием.
    
продолжение следует...

Пифагор (условные даты жизни:576-496 гг. до н.э.): Великая иллюзия


Что же касается Десятерицы, то каждый ее член отождествлялся с определенной космической сферой, или телом, и связывался с предыдущим и последующим на основе того же числового принципа, который применяется для определения длины и расстояния между струнами лиры, чтобы в итоге составился правильный музыкальный звукоряд. Звучание мирового космического оркестра определялось, согласно Пифагору, не только этими «музыкальными» интервалами (кварта, квинта и т. п.), но и скоростью, с которой небесное тело совершает свое круговое движение внутри космической сферы. Суммируя взгляды Пифагора по этому основополагающему пункту его учения, можно, вслед за Аристотелем, выделить три основных составляющих его «небесной гармонии»: «1) десять движущихся тел, из которых состоит космос, отделены друг от друга гармоническими интервалами; 2) скорость движения пропорциональна расстояниям; 3) движущиеся быстрее издают более высокие звуки, а движущиеся медленнее — более низкие. Будучи подчинены гармоническим пропорциям, эти звуки сливаются в музыкальное звучание, но мы не воспринимаем его слухом, так как привыкли к нему с детства». Последнее замечание относится, к счастью, далеко не ко всем — не только сам Пифагор обладал способностью чувственно воспринимать «музыку сфер», но и многие высокоодаренные люди последующих эпох; сошлемся хотя бы на Пифагора Флоренского: «...Но есть звуки Природы ... которые не всякий слышит, и отзвук на них родится трудно. Чайковский писал о даре, присущем музыканту, "в отсутствие звуков среди ночной тишины слышать все-таки какой-то звук, точно земля, несясь по небесному пространству, тянет какую-то низкую, басовую ноту". Как назвать этот звук? Как назвать пифагорейскую музыку сфер?» (Сочинения, т. 2, с. 167). Вот один из возможных вариантов ответа на этот вопрос: если записать на магнитометр сигналы, испускаемые магнитосферой Земли, на которую в свою очередь влияют планетные и другие космические влияния, а потом преобразовать их в звуковой диапазон и обработать на компьютере, то полученный результат весьма напоминает то, что условно можно было бы назвать «музыкой сфер». Конечно, едва ли Пифагор имел в виду то же самое, но все же...
    Можно, конечно, вменять Пифагору на некоторую неадекватность его расчетов и выводов, поскольку, как было известно еще тому же Аристотелю, действительные астрономические расстояния между небесными телами не укладываются в эту схему (интересно, что для планет Солнечной системы современные ученые обнаружили другой «гармонический лад» — так называемое «правило Тициуса — Боде», которому не подчиняются только Нептун и Плутон; существование единой формулы, описывающей расстояние между планетными орбитами, столь же таинственно и непостижимо, как и «музыка сфер»). Однако в своих воззрениях на пифагорейство мы должны исходить, прежде всего, из того, что его творец был не специалистом по «небесной механике» в современном смысле этого понятия, а создателем религиозно-философской доктрины, в рамках которой представление о «музыке сфер» являлось лишь частным случаем более общего мировоззренческого постулата, — о разумности и одушевленности самого Универсума, внешне выражающихся через посредство таких эстетических категорий, как «красота», «гармония» и «пропорциональность». Все эти качества в конечном итоге могут быть выражены через определенные численные соотношения, поэтому число есть «творческая мощь бытия и жизни, идущая от нерасчлененных и хаотических потенций к расчисленному, завершенному и гармоничному мировому организму» (А.Ф. Лосев). Согласно определению пифагорейца Филолая, «Божественная Десятерица является самой естественной и священной из всего сущего, как бы некоторой основной художественной идеей для всего, что совершается в мире ... самым совершенным образцом, который держал в уме Творец Вселенной». Конструируя свой идеальный космос, Пифагор исходил из идеи безусловной подчиненности материального начала духовному, и, по существу, создал собственный «философский миф» о таком образе космоса, каким он должен был бы быть, если бы всецело соответствовал замыслам Творца; поэтому эту конструкцию следует воспринимать прежде всего именно как порождение религиозно-поэтической фантазии и мистической интуиции, с чем Аристотель и его последователи считаться явно не пожелали.   
Конечно, ощущать себя частицей столь разумно и совершенно организованного мироздания не может не льстить человеческому самолюбию, и в этом, несомненно, кроется одна из основных причин ошеломляющего успеха первоначальной пифагорейской проповеди; но здесь же сокрыта и причина конечного провала пифагорейского социально-утопического эксперимента, поскольку безудержный и безоглядный идеализм Пифагора никак не желал считаться с тем фактом, что между космическим идеалом и земной реальностью лежит, быть может, такое же расстояние, как между Землей и центром Галактики. За это ему пришлось расплатиться и своей собственной жизнью, и жизнями своих наиболее преданных единомышленников, пытавшихся объединенными усилиями настроить души соплеменников на восприятие божественной гармонии. И лишь по прошествии достаточно длительного времени наиболее проницательные из последователей самосского мудреца — Эмпедокл и Платон — вплотную подошли к той мысли (не решаясь, впрочем, додумать ее до конца), что основной качественной парадигмой человеческого бытия является не гармония, а диссонанс, и что человек является в некотором смысле «нарушителем» божественного замысла относительно самого себя. И научило их этому не в последнюю очередь грандиозное крушение пифагорейского союза, отзвуки которого долго еще не стихали на всем пространстве, находящемся в сфере влияния греческой цивилизации.
   В противоположность традиционным и, если можно так выразиться, профессиональным мистикам, как правило, целиком растворяющимся в своих экстазах и умозрениях и мало озабоченных земным устроением, Пифагор, как уже говорилось, пожелал привести современное ему общество хоть в какое-то соответствие с мировой гармонией, наивно полагая, что хороший пример должен оказаться более заразительным, чем дурной. Все люди, поучал Пифагор, несут в себе скрытое знание идеальных образов и стремление к их реализации, однако большинство из них просто не подозревает об этом, и его священный долг — пробудить в них это подспудно дремлющее знание; тогда, дескать, все естественным образом должно будет само стать на причитающиеся места. По определению Ямвлиха, сверхзадачей Пифагора было «создать при помощи исследования и подражания земные подобия небесных явлений, ибо лишь он один /среди людей/ был так счастливо создан с растущим в нем божественным началом». Свои первые шаги в этом направлении он попытался сделать на родном Самосе, однако тамошний тиран Поликрат превратно истолковал его замыслы как покушение на собственные властные полномочия, и философу пришлось спешно уносить ноги. Так начался второй этап его странствий, причем называется и конкретная дата этого события — 532 или 530 г. до н. э. Слава Пифагора как мудрого религиозного реформатора, искусного политика-тираноборца и вдохновенного пророка бежала далеко впереди него, что на первых порах заметно облегчило его задачу.
   Пренебрегши более выгодными предложениями, Пифагор, в конце концов, останавливает свой выбор на Кротоне — старой греческой колонии на восточном побережье Италии, некогда процветавшей, но пережившей серию военных неудач и находившейся в состоянии глубокого нравственного и политического упадка. Именно там философу удалось наконец создать полигон для испытания своей утопической модели и основать «священное братство» единомышленников. (Это подтверждается, в частности, находками на юге Италии монет определенного, ранее никогда не встречавшегося типа, датируемых примерно 540—530 гг. до н. э. и считающихся одним из пифагорейских нововведений.) Основными чертами и внутренними приоритетами этого братства, если верить сделанному уже в последние века античности и в значительной мере стилизованному описанию Ямвлиха, были следующие: отречение от мирских благ во имя более совершенного понимания сущности человеческого предназначения и вытекавший отсюда моральный максимализм, внедрявшийся, впрочем, путем убеждения, а не насильственными методами; строгая система отбора и испытания кандидатов в члены союза; жесткая вертикальная иерархическая структура при общности имущества; опора на идеализированные «традиции предков» и признание абсолютного духовного авторитета самого Пифагора. В орден вступали все, кто сумел пройти испытательный срок (три года на преодоление плотских искусов, плюс еще пять лет в безмолвном уединении для выработки качеств истинного мистика) вне зависимости от пола, имущественного положения или политических пристрастий. Структура братства была трехуровневой: на низшей ступени стояли экзотерики, или акусматики, т. е. «слушатели», далее следовали эзотерики, они же математики, а над ними недосягаемой вершиной возвышался сам «божественный муж» Пифагор. Проникнувшись моральным духом учения Пифагор и постигнув основные математические и геометрические принципы и пропорции, положенные в основу пифагорейской модели мироздания, «слушатель» должен был перейти к более высокой степени разумения вещей. Для этого ему необходимо было развить в себе не столько чисто интеллектуальные, сколько сверхчувственные способности, высший род интуиции, ведущий к непосредственному переживанию Бога в природе; главной такой способностью являлся, очевидно, уже упоминавшийся анамнезис, открывавший путь к «прямому» постижению сущности всех явлений духовного и материального мира. Если это по каким-то причинам не удавалось, он навсегда застревал на низшей ступени пифагорейской школы (после смерти Учителя акусматики и математики, по некоторым данным, образовали взаимно конкурирующие школы, в первой из которых преобладали естественнонаучные, а во второй — религиозные и собственно мистические интересы). Весь образ жизни адепта должен был выстраиваться таким образом, дабы заведомо исключить любые резкие движения, способные отрицательно повлиять на баланс космических сил. Три главные пифагорейские «науки» — математика, музыка и медицина (понимаемая как «гигиена тела и души») как раз и должны были направить его к усвоению подобного образа жизни, поскольку способствовали обретению искомой гармонии в сфере точных наук, искусства и, наконец, на телесно-физиологическом уровне. Как писал в этой связи Ямвлих, Пифагор обладал непревзойденным умением «с помощью мелодий целить душу, словно с помощью правильно смешиваемых лекарственных средств ..., вперяя свой ум в высшие созвучия миропорядка».
   Действительно, из лона пифагорейского братства вышло немало широко известных в античности математиков и геометров (Архит, Филолай), медиков (Эмпедокл), музыкантов и других неординарных людей. Еще при жизни Пифагора пифагорейский союз сделался средоточием политической и интеллектуальной элиты как самого Кротона, так и всей Южной Италии. Один истовый пифагореец в этой связи даже писал, что благодаря Пифагору «вся Италия, прежде безвестная, наполнилась философами, поэтами и законодателями, отчего была прозвана Великой Грецией» — очевидно, в пику Греции настоящей... В результате Пифагоровых реформ прозябавший в провинциальном убожестве Кротон за сравнительно короткое время восстановил свое былое положение среди других италийских полисов, в частности, буквально стерев с лица земли конкурировавший с ним соседний Сибарис. Сам же Пифагор оказался, кажется, единственным среди всех мистиков и эзотериков, которому удалось добиться для себя по существу диктаторских полномочий. Однако вскоре неблагодарные кротонцы решили, что смогут впредь обходиться и без Пифагор, от чьего беспрестанного вмешательства в их частную жизнь они уже порядком устали, и организовали массовые антипифагорейские выступления во главе с атлетом Килоном, который в свое время не выдержал испытательного срока и не был допущен в орден. Пифагор, не желая проливать кровь неразумных сограждан (а его учение требовало воздерживаться даже от пролития крови животных и любых одушевленных существ, хотя и не очень понятно, как это согласуется с погромом Сибариса) удалился в изгнание в соседний Метапонт, где вскоре умер, отказавшись принимать пищу. Ученики же его на протяжении следующего столетия еще не раз захватывали власть в Кротоне и других италийских полисах, пока не израсходовали в этой борьбе все свои силы и окончательно не убедились в неподатливости человеческой природы, готовой терпеть любые социальные эксперименты лишь до того момента, когда идеалы не входят в противоречие с эгоистическими устремлениями масс. Так ушла на дно очередная утопическая «Атлантида»...
    Пифагорейцы настолько верили в превосходство своего учителя, что, как говорят, выстраивали такую иерархическую лестницу: «Во-первых, боги, во-вторых, существа, подобные Пифагор (т. е. промежуточной природы), и, наконец, люди». Сам Пифагор верил — или притворялся, что верит, — будто он является новым Аполлоном Гиперборейским, явившимся из далекой заполярной страны, обладавшей совершенной религией и идеальным государственным устройством, чтобы наставить людей на путь истинный. (Мифологема Аполлона Гиперборейского тесно связана с древнейшими верованиями обитателей Восточного Средиземноморья, с так называемым пеласгийским этническим субстратом, к которому могут быть отнесены и этруски — древние обитатели кротонских земель и возможные претенденты на роль предков Пифагора.  Времена пеласгов ассоциировались у греков с блаженными «временами Кроноса», с Золотым веком.) Вообще, вокруг его имени уже в ранней биографической традиции возникло так много легенд и мифов, что некоторые современные ученые даже разуверились в реальности его существования, считая имя «Пифагор» (что означает «убеждающий речью») коллективным псевдонимом группы религиозных и социальных реформаторов, использовавших мифы и суеверия для укрепления своего духовного авторитета. Но дело здесь в другом — Пифагор просто жил в эпоху, когда и наука, и политика еще не обособились от мифа и во многом следовали архаическим религиозным представлениям. А эти представления требовали, чтобы идеальный правитель был непременно наделен сакральной властью, жреческим статусом, то есть выступал бы в качестве аналога древнего «царя-жреца», возводящего свою генеалогию к богам и обладающего властью не только над людьми, но и над природными стихиями. Отсюда и многочисленные легенды о том, что он знал «медвежий», «бычий» и «птичий» язык и свободно общался с представителями животного мира, воздававшими ему хвалу за то, что он никогда не употреблял никакого мяса, кроме жертвенного; или о том, как он здоровался с рекой (причем река внятно отвечала ему тем же); приказывал волнам не топить корабли с его единомышленниками; мог в любой момент слышать космическую «музыку сфер», и т. д. и т. п. Все эти и аналогичные истории должны были показать, что Пифагору открыта вся полнота смыслов и все уровни восприятия как на земном, так и на космическом плане, а, следовательно, он действительно уже как бы и не совсем человек и к богам столь же близок, как и к людям. Какова бы ни была реальность, стоящая за всеми этими легендами о «царе-жреце» и его неосуществленной (потому что в принципе неосуществимой) утопии, исключительная в своем роде личность этого мистического реформатора заслуживает самого пристального внимания с различных точек зрения, и прежде всего как одна из моделей практической реализации самой великой, но и самой, наверное, опасной и чреватой непредсказуемыми последствиями человеческой фантазии: «будете, как боги...».

Фигуры эзотерики
ПИФАГОР
 :227)
Издавна европейское богословие внедряет в сознание обывателей идею о том, что никто до Иешу Амашшии не возвестил миру о вселенской всеобъемлющей божественной любви, через которую придет спасение. Однако за пять веков до иудейского мессии ясную и внятную весть о вселенской божественной любви принес цивилизованному миру Пифагор, которому удалось многого добиться в деле практического утверждения любви — основы душевной гармонии, телесного здоровья, семейного согласия и государственного порядка. Об этом богословы предпочитают молчать. Как, впрочем, и о первом в истории человечества рациональном подтверждении существования единого Бога, найденном Пифагором.

Что знает современный образованный человек о Пифагоре? Пару геометрических теорем из школьного учебника, дюжину изречений из расхожего сборника афоризмов мудрецов да бессвязный набор фраз из университетского курса истории философских учений.

Между тем вклад Пифагора и его школы в мировую культуру огромный и поистине основополагающий.

Совершенно забыты даже антиковедами достижения школы Пифагора, фундаментальные для развития всей античной цивилизации: создание системы начального, среднего и высшего образования; детальная разработка содержания и объема учебного материала семи наук (грамматики, риторики, поэтики, арифметики, геометрии, астрономии и музыки); основание и руководство первой философской школой, давшей Элладе целую плеяду блестящих деятелей во многих областях науки, религии, искусства, политики, права, этики; огромный вклад Пифагора в развитие физики твердого тела, астрономии и оптики; проектирование первых зданий амфитеатра и театра; первый опыт организации цивильного тайного мужского союза; разработка теории и реализация на практике государственного управления полисом; революционное реформирование традиционной греческой религии и богослужения и многое, многое Другое. Именно в пифагорейском учении сокрыты корни Академии и Ликея, римских гражданских доблестей и раннехристианской апологетики и экзегезы.

Мы, не задумываясь о первоисточнике, до сих пор пользуемся культурной терминологией, введенной некогда самим Пифагором: философия и философ, эзотерика, символ и символика, математик, симметрия, катет и гипотенуза, парабола, гипербола и эллипс, оптика, цикл и эпицикл, эксцентриситет, эклиптика, диатоника, энгармоника и др.

Место Пифагора в истории мировых философско-религиозных систем находится в одном ряду с Зара-туштрой, Джиной Махавирой, Буддой, Кун Фуц-зы и Лао Цзы. Его учение проникнуто ясностью и просветленностью. В нем меньше воинственности, чем в гатах Заратуштры, меньше устремленности в нирвану, чем в сутрах Махавиры и Будды, меньше нравственного и государственного ригоризма, чем у Конфуция, но не меньше широты, чем в учении о дао.

Пифагорейское учение — один из краеугольных камней вселенского здания божественного духа. Пифагор, словно великий Атлант, несет на своих плечах небосвод духовности западных стран. Он не просто один из многих известных эллинских философов, геометров и астрономов. Он — великий посвященный, просветленный учитель и духовный предводитель, ясновидящий и пророк.
__________________________________________________________________________

ВОПЛОЩЕНИЕ ДУШИ

Палингенесии (телесные воплощения) души Пифагора происходили в течение 216 лет, он достигал нового рождения, и как бы после первого цикла и возвращения куба шести, душеродного и одновременно апокатастатического (периодически повторяющегося), благодаря сферичности, через равный период времени Пифагор возрождался снова.

Когда он был Эталидом и считался сыном Гермеса, тот сказал ему, чтобы он выбирал все, что угодно, кроме бессмертия. Тогда он попросил, чтобы при жизни и после смерти он сохранял память о том, что с ним произошло в жизни. Его просьба была исполнена: когда он умер, то в следующих воплощениях сохранил память обо всем происшедшем.

По прошествии времени его душа вошла в Эвфор-ба. Эвфорб рассказывал о том, что некогда был Эталидом и получил от Гермеса дар; он описывал странствия своей души после смерти Эталида: во сколько растений и животных она вселялась по пути, что претерпела в царстве Аида и что происходит там с прочими душами.

Когда умер Эвфорб, его душа перешла в Гермотима Клазоменского, который, желая доказать, что его душа прежде была воплощена в тело Эвфорба, вернулся в Бранхиды и, войдя в храм Аполлона, опознал щит Эвфорба, пожертвованный храму Менелаем, который посвятил щит Аполлону, возвращаясь на корабле из Трои. Щит к тому времени уже истлел, осталась только облицовка из слоновой кости. Вообще же этот Гермотим из Клазомен прославился тем, что душа его во время сна странствовала на большие расстояния и многое повидала и услыхала. Он создал учение о космическом разуме (NOYΣ) — демиурге, который привел в движение вселенную, о бессмертии этого разума и человеческой души (ΨYXH).

Когда умер Гермотим, он стал Пирром, делосским рыбаком. И опять помнил все: как прежде был Этали-дом, потом Эвфорбом, затем Гермотимом, который теперь воплотился в Пирре.

Когда же умер Пирр, он стал Пифагором и тоже помнил обо всем, что с ним происходило до этого.

Таковы были прежние воплощения души Пифагора и ее странствия, прежде чем она вошла в плод Партениды.

ПИФАГОР О ВСЕОБЩЕМ

(ПЕР? TOY OΛOY)

Название философия (ФΙΛОΣОФΙА) придумал первым Пифагор, ибо мудрость (ΣОФΙА) есть знание истины, коренящейся в истинно сущем. Истинно сущее нематериально, бестелесно, вечно и одно только действенно.

Все остальное, соименное сущему,— это материальные и телесные виды, порожденные и разрушимые и никогда в подлинном смысле слова не существующие.

Мудрость (ΣЮФΙА) — это знание о сущих (KYPIΩΝ), а не соименных им подобиях.

Тем не менее познание истинно сущего связано с постижением соименных подобий. Те, кто правильно находят общее, смогут правильно рассмотреть и частные вещи.

Первосущим и умопостигаемым является природа чисел и пропорций.

Одно (ТО EN) — это самобытная сущность, а числа — причины бытия других вещей.

Вещи существуют при помощи подражания (MIMHΣEI) числам.

Пифагор считал число первоначалом и материей вещей, и как переменные и постоянные свойства (ПАΘН KAI EΞEIΣ). А элементами числа — чет и нечет, одно ограниченное, другое — неограниченное (AIIEIPON). Единица (ТО EN) состоит из обоих. Число состоит из одного (ТО EN). Все небо — числа.

Пифагорова философия выявила 10 пар оппозиций (дихотомий) в двух рядах соответствий (ΣYΣTOIXIAI): одно и многое; нечет и чет; ограниченное и безграничное; покоящееся и движущееся; прямое и кривое; квадрат и разносторонний четырехугольник; свет и тьма (белое и черное); право и лево; мужское и женское; добро и зло.

Субстанция состоит и вылеплена из этих элементов как из содержащихся в ней составных частей.

Мудрость, говорил Пифагор,— это знание прекрасного, первосущего, божественного и несмешанного, всегда тождественного себе и действующего таким образом, что все, к чему оно" ни прикоснется, также становится прекрасным.

Философия — ревностное стремление к созерцанию всего этого. Философ — человек, который созерцает подлинно сущее и делает практически должное.

Самый бескорыстный нрав у того человека, который занимается созерцанием прекрасного. Он называется философом.

Пифагор говорил об уме и исходящем от него познании. Он обнаружил различие между тем, что делается по воле Тюхэ (богини Судьбы), и тем, что делается согласно уму.

Пифагору первому принадлежат определения человеческого существа и четкого разграничения между людьми и другими живыми существами.

Вся жизнь Пифагора сводилась к следованию богу. В этом — высший смысл его философии.

Основа философии Пифагора — знание об умопостигаемом мире и о богах. Он учит всему, что касается естества, а также этической философии, и заканчивает логикой.

Из искусств Пифагор уважал больше всех прочих музыкальное, искусство девинации (угадывания воли богов), а также искусство врачевания (особенно ди-айтическое — касающееся образа жизни).

Пифагор передал и общие всем наукам приемы (KOINAΣ ЕПΙΣТНМАΣ): аподейктику (АПОДЕ1К-TIKH), искусство давать определения и искусство расчленять понятия (ANAΛYΣIΣ).

КОСМОГОНИЯ ОТ ПИФАГОРА

Пифагор и пифагорейцы рассуждали о происхождении Неба. В том, что касается его частей, действий и претерпеваний, строго следовали наблюдаемым фактам. Они без остатка тратили свои начала и причины на объяснение этих вещей, словно соглашаясь с другими фисиологами в том, что бытие всецело исчерпывается тем, что ощущается и заключено внутри «неба» (т. е. видимой Вселенной). Сам Пифагор много говорил о космосе.

Вначале была бесконечная и беспредельная пустота (ТО AПEIPON KENON), именуемая непосвященными зиянием (ТО ХАОΣ,- ЕОΣ XAINΩN) или мрачной тьмой (EPEBOZ,- EOΣ).

В начале мира были да и нет (NAI H OY), нечет и чет, одно и ничто (MONOΣ KAI ZYГOΣ), именуемые в просторечии Ураном и Геей (OYPANOΣ KAI ГАΙА).

Из семени Урана, ставшего центральной точкой плоской окружности, от вращения которой образовалась поверхность шара (XPOIA THΣ ΣФАΙРАΣ), вос-существовало Единое (ТО EN). Тотчас же стали втягиваться ближайшие части окружавшего Единое пустого бескрайнего и ограниченного пределом (ПЕРАΣ).

Добавив ничтожно малое к единому, воссущество-вала Единица (Н MONAΣ), которая, вспыхнув, породила эфир (АΙΘНР), состоящий из мириадов подобных ей монад. Эта монада также называется Первородной (ПPΩTOГONOΣ).

Разогревшись от быстрого вращения, монады составили огненный шар всемирного очага (EΣTIA). В этом очаге они переплавились, породив мириады монад, диад, триад, тетрактид, пентад, гексад, гептад, октад, эннеад, декад и подобных им. Эти числа составили эфир, горячий в середине и охлаждающийся у крайних пределов сферы, холодный в сопредельном бесконечном, которое проникает в мир из окружающего эреба, как если бы вдыхало пустоту и дуновение (ПNEYMA), разграничивающие физические сущности (ФΥЕΙΣ).

Палящий очаг (EΣTIA), негаснущий костер (ПYP) раскаленного эфира, образовав красный светящийся шар, стал Солнцем, престолом Зевса (ΔΙΟΣ ΘPONOI) и Зевсовым Оплотом (ΔΙΟΣ ПΥРГОΙ).

С первых дней путь Очага, который вместе с мириадами себе подобных обращается вокруг некоего центра, пролегает в Млечном Пути (ГАΛАКТΙКН). Северный полюс космоса Пифагор называл символически печатью Реи, а ответвления Млечного Пути — Руками Реи. Из прочих звезд одни подвластны Офионею (созвездие Дракона), другие Крону (созвездия эклиптики), третьи Океану (или Посейдону) (созвездие Южная Рыба).

Охлажденный в сопредельном бескрайнем эфир, сгустившись, стал воздухом (ПNEYMA), паром (ATMOΣ), а уплотнившись — водой (YΔΩP). В мрачных и холодных недрах Эреба и Хаоса вода замерзла и затвердела, став Твердью (XΘΩN).

Центральный очаг излучает страстное желание (EPΩΣ), которым он управляет образовавшейся из эфира вещественной телесной вселенной (XΘONIA) в пространстве (ХАОΣ AПEIPON) и времени (XРONOΣ).

Вещественная телесная вселенная (XΘONIA), обращающаяся вокруг центрального очага, затвердевая, распалась на отдельные небесные тела, известные как блуждающие светила (П?ANHTAI) и Луна.

Планеты были отданы Ураном в управление титанам.

Планета Сверкающая (ΣTΙABΩN) отдана в управление Числу (АРΙΘМОΣ, KOIOΣ) и Памяти (MNHMOΣYNH), которые правят совместно. Это видимый образ Аполлона. Эпицикл планеты 88 дней.

Планета Светоносная (ФΩΣФОРОΣ), или Вечерница (ЕΣПЕРОΣ), была отдана титанам Океану (ΩKEANOΣ) и Тэтии (THΘYΣ,- YOΣ). Океан сошел на Землю, воплотившись, и царствует одна Тэтия. Это видимый образ Афродиты. Эпицикл планеты 225 дней.

Планета Огненная (ПΥРОЕΙΣ,- ENTOΣ) была отдана титанам Крию (КРΙΟΣ) и Дионе (ΔIΩNH), но на ней царствует безраздельно Крий. Это видимый образ Ареса. Эпицикл планеты 687 дней.

Планета Сияющая (ФАЕΘΩΝ) была отдана титанам Иапету (1АПЕТОЕ) и Фемиде (ΘEMIΣ,- IΔOΣ), но царствует на ней безраздельно Иапет. Это видимый образ Зевса. Эпицикл планеты 12 лет.

Планета Видимая (ФАΙΝΩΝ) была отдана титанам Крону (KPONOΣ) и Pee (PEA), но царствует на ней безраздельно Рея. Это видимый образ Крона. Эпицикл планеты составляет 29 с половиной лет.

Таково зарождение мира по Пифагору.

ФИСИОЛОГИЯ
(натурфилософия) от Пифагора (ФΥΣΙΚОΝ)

Пифагор считал хронос (XPONOΣ) сферой объемлющего (небосводом) (ΔIAΣTHMA OIKOYMENHΣ).

Время — число движения или общее измерение (ΔIAΣTHMA) Вселенной.

Пифагор определил движение как неопределенное (ТО AOPIΣTON), ибо оно способно прекращаться, а значит — не существует.

Пифагорейцы признавали существование пустоты и утверждали, что она проникает в небо из бесконечной (AПEIPON) пневмы, как если бы небо вдыхало ее.

Пифагор первым ввел систему мер и весов.
Пифагор символически изображал космос в виде грота и пещеры. Недра пещеры воспринимаемого мира мрачны, окружены скалами, изобилуют влагой. Наяды, которые владычествуют над водами, обозначают души, нисходящие в мир для рождения. Потому и сказано у Гомера:

Маслина;
близко нее полутемный с возвышенным сводом
Грот, посвященный прекрасным,
слывущим наядами нимфам.
(Гомер. Одиссея, XIII. Пер. В. Жуковского)

Радуга (IPIΣ) — «вещание Солнца», лучи которого преломляются в каплях, отражаются от неба. Радуга — зеркальная видимость Солнца.

Эхо — многократно раздающийся в ушах «голос высших сил», ему надо молиться, когда дуют ветры.
Землетрясение (ΣEIΣMOΣ) происходит от «сходки мертвецов».

Гром гремит ради угрозы обитателям Тартара, чтобы они боялись.

Звук, издаваемый бронзой при ударе,— голос дай-монов, запертых в бронзе.

Цвет либо располагается на краю тела, либо сам есть край (ПЕРАΣ). Поэтому пифагорейцы называли поверхность XPOIA.

...Из телесных фигур воплотились тела, данные в ощущениях,— их 4 — огонь, воздух, вода и земля, которые изменяются и превращаются друг в друга, из них рождается Космос — живой (ЕМΨУХОΣ), наделенный сознанием (NOEPOΣ), шарообразный, содержащий в середине очаг (Солнце), планеты и Землю, тоже шарообразную и населенную со всех сторон. Есть и антиподы, и что для нас наверху, то для них — внизу.

Закон сохранения энергии по Пифагору: в космосе в равной пропорции (IΣOMOIPA) сосуществуют свет и тьма, горячее и холодное, сухое и влажное; когда одно прибавится — другое убавится.

Поэтому, когда из них преобладает горячее — наступает лето, когда холодное — зима, когда они в равновесии — то наилучшие времена года, из коих весна, пора цветения, благотворна для здоровья, а осень, пора увядания, болезнетворна.

Так и в сутках: утро — пора расцвета, вечер — увядания.

Пифагор рассказывал о заливах и обитателях Красного моря (ПЕРΙ THE ЕРΥΘРАΣ ΘАΛАТТНΣ).

Воздух вокруг Земли болезнетворный, поэтому все живущие в нем смертны, а горний (возвышенный) воздух — вечнодвижущийся, чистый и здоровый. Все, существующие в нем, бессмертны и потому божественны.

От Солнца исходит луч, проникающий через холодный и плотный эфир (воздух — холодный эфир, влага и море — плотный эфир). Этот луч проникает в самую глубь и там все животворит.

Животные рождаются друг от друга от семени, а рождение от земли невозможно. Семя — капля головного мозга и сердечной крови, содержащая в себе теплый пар. Попадая в матку, эта капля испускает ихор, кровь и влагу, из которых образуются плоть, жилы, кости, волосы и все тело, а из испарения — душа и способность ощущения. Зародыш формируется за 40 дней. Младенец созревает за 7, 9 или 10 месяцев и рождается на свет.

О БОГАХ

 (MYΣTIKOΣ ΛОГОΣ, ΙЕГОΣ ЛОГО1, ΛОГОΣ ПЕРΙ ΘEΩN)

Священное Слово, или учение о богах: «Это слово о богах принадлежит Пифагору, сыну Мнесарха, которое я (Пифагор) постиг, пройдя посвящение в Либетрах Фракийских (у могилы Орфея) с помощью Аглаофама, посвящающего в тайны, который передал мне, что Орфей — сын Каллиопы, обученный матерью на горе Пангей, что неизменная сущность числа является изначальной силой, пекущейся обо всем, что есть на небе и на земле, и о той природе, что между ними, она также — корень постоянства божественных людей, богов и даймонов».

Пифагор соединил философию о божествах (ΘEIA ФΙΛОΣОФΙА) с различными культами, одному научившись у орфиков, другому у египетских жрецов, третьему — у халдейских жрецов и магов, четвертое позаимствовав из мистерий1, совершавшихся в Элевсине, на Имбросе, Лемносе и в Самофракии, а кое-что — у тех (религиозных) сообществ, которые распространены у кельтов и иберов.

Пифагор научился всему, что относится к культу богов и прочим жизненным правилам, у магов и многое у них заимствовал.

Он много говорил о жертвоприношениях, как нужно совершать их в то или иное время, о других почестях богам, о погребении — как нужно предавать земле.

В целом, Пифагор в вопросе о богах был приверженцем толкования и образа мыслей Орфея и почитал богов примерно так же, как Орфей, чтя их, запечатленных в изваяниях из меди, но связанных не с нашими человеческими формами, а с божественными первообразами,— их, всеобъемлющих, обо всем пекущихся и имеющих природу и образ вселенной.

Разумно воспринимать сказанное Пифагором как слова существа высшей природы, а не обычного человека.

Пифагор пришел к выводу о едином боге. По Пифагору, бог един, он не находится вне космоса, но в нем целое в целом круге, он — надзирающий за всеми своими порождениями, имеющий смесь всех веков и творец всех его сил и творений, первоначало всего, в небе — источник света. Он также всеобщий отец, мысль и одушевление всего, движущее начало всех кругов2.

Первоначалом всех предписаний Пифагора является идея следования богу.

Бог объявляется в истине, учил Пифагор. Только стремление к истине приближает людей к богу: ведь от магов он знал, что бог, которого они называют Оромаз-дой, телом своим подобен свету, а душой — истине.

Ничто не происходит самопроизвольно и случайно, но все совершается согласно божественному промыслу, особенно с людьми добрыми и благочестивыми.

Следует делать то, что доставляет богу радость.

Нужно не искушать и не гневить божественный промысел личными желаниями, а желать от богов всего того, что заслужил.

От благочестия и была у Пифагора вера в богов. Он убеждал собирать основные положения о богах. И первым прочел лекцию о благочестии (ПЕРΙ EYΣE-BEIAΣ).

Пифагор исследовал связь с божеством и единение с ним, общность ума и общность божественной части души у друзей.

Волю божества нелегко угадать тому, кто не умеет слушать бога, или не слушает услышавшего бога, или не подготовлен божественным искусством к этому слушанию.

Пифагор так радел об искусстве угадывания воли божества. Это искусство — единственный толкователь воли богов.

Пифагор обращал внимание и на знамения, и на прорицания, и на вещие голоса, и на вещие сны, в общем, на все, кажущееся случайным, а на деле — посланное Аполлоном.

Первосущей является природа чисел и пропорций, пронизывающая все. Существование богов определяется числом.

Учение орфиков и пифагорейцев о «круге необходимости» для души, стремление очиститься от скверны материальной жизни, запрет употреблять мясо животных, философию числа завещал Пифагор своим последователям.

О высших существах Пифагор говорил подобающим образом, вспоминал и воздавал почести богам. За обедом он совершал возлияния богам и призывал славословить высших существ каждый день.

Следует воздавать почести богам и героям, но не равные: богам в благоговейном молчании, облачившись в белое и очистившись, а героям — после полудня.

Божество достойно власти над вселенной.

Боги выше даймонов, последние — полубогов, герои — людей...

Пифагор рассуждал о даймонах и считал местом их пребывания Луну (Атлант и Фойба, Астерия и Лето, Геката и Артемида, Селена).

Солнце и планеты — место, где находятся титаны, даймоны и боги (Гиперион и Тея, Крон и Рея, Гелиос, Гестия, Зевс, Аполлон, Гермес, Афродита, Гефест, Арес и Афина).

Боги неповинны во зле. Просто писатели и поэты говорят плохое в мифах о богах. Так полагал Пифагор.

Полезно думать о божестве, что оно есть и заботливо относится к человеческому роду, наблюдает за ним и не презирает его. Ведь мы нуждаемся в таком руководстве, против которого, если уж принимаем его, не сочтем себя вправе восставать.

Смешно поступают люди, ищущие источник блага где-то в другом месте, а не у богов. Это похоже на то, как если бы некий человек в стране, где правит царь,  стал служить какому-нибудь начальнику из граждан, подчиняющихся царю, пренебрегая тем, кто начальствует над всеми. Если есть бог и он — господин над всеми, нужно просить блага у господина. Всех тех, кого любит и кому рад бог, он наделяет их благами.

Для бога возможно все: нет ничего невозможного — верь всегда и надейся. Богу легко и возможно сделать все, что захочет.

Из того, что восходит к божеству, ничто не может вызывать недоверия. Потому Пифагор и верил баснословным рассказам о Гермотиме Клазоменском, Эпи-мениде Критском и Аристее Проконнеском.

Боги прощают тех, кто не меньше богов чтит отцов. Ведь почитанию богов мы научились от отцов.

Возвещают о богах обряды очищения и мистерии (таинства), в которых содержится самое точное знание о богах. Разгласившим тайное знание божество мстит.

Родили вопреки природным законам Зевс — Афину, Гера — Гефеста, чтобы их детища любили лишь одного из супругов, оставаясь чужды другому.

Наиболее человеколюбивых богов, Аполлона и Эрота, все художники и скульпторы изображают имеющими облик мальчиков. Так и города посылают мальчиков в засуху просить богов о дожде, как наиболее послушных божеству, ибо они одни сохраняют ритуальную чистоту.

Люди трижды совершают возлияния богам, и Аполлон прорицает с треножника из-за того, что троица — первое рожденное число, от нее начинается уходящий в бесконечность ряд чисел, символизируя недостаток двойственности. Треножник дан ему ввиду совершенства числа три. Аполлон пересекает один из трех кругов, а Гелиос содержится в двух других. Аполлон знает прошлое, различает настоящее и видит будущее (начало, середину и конец). Аполлон — монада, в смысле формообразующего принципа (ЕΙΔОПОΙΟΣ).

Предписания и запреты

Из запретов Пифагора много привнесенного из мистерий: запрет есть бобы — священное растение Аполлона. «И не касаться бобов» по многим божественным, природным и имеющим отношение к душе причинам. На бобы, считающиеся символом немедленного и неотвратимого рождения, пчелы не садятся, потому что бобы — едва ли не единственное растение с совершенно полым стеблем без перегородки в коленцах.

Пифагор предписал не есть ни сердца, ни головного мозга, так как сердце и мозг служат основанием жизни и мышления.

Пифагор предписывал не использовать матки и сердца животных, а также крапиву (или вид медуз).

Он запретил есть мальву, потому что она — первый вестник и указатель тяготения небесного к земному. Семь мудрецов и Эпименид Критский полагали мальву кушаньем полезным и приятным. Гесиод же писал:

«Сколько нам мальвы полезны и сколько нужны асфодели» («Труды и Дни», 41).

Пифагор не советовал есть рыбу-чернохвостку, так как она посвящена подземным богам, и рыбы-краснушки тоже не рекомендовал вкушать по сходной причине.

Пифагор призывал не клясться именем богов всуе.

Женщины должны давать обет через поручителя и гаранта, т. е. чтобы другой калос-кагатос принес за них обет.

Женщине после законного мужа не будет богопротивным посещение храма в тот же день, а после сожителя этого не следует делать никогда.

Пифагор запрещал женщинам рожать в храме, так как это неблагочестиво, когда божественное начало, каким является душа, входит в тело в храме и оскверняется этим слиянием.

Он запрещал также убивать в храме даже вошь, чтобы ничто мертвое и утратившее форму не задевало божество.

В храме Асклепия был закон — что упало и коснулось земли, поднимать было нельзя.

В храм нужно входить в чистой и белой одежде. Входить в храм справа, а выходить по левую сторону.

Богов надо чтить кедром, лавром, кипарисом, дубом и миртом, и ничего не счищать листвой этих деревьев.

Перед обедом следует совершать тройное возлияние — Зевсу-спасителю, Гераклу и Диоскурам. При этом нужно воспевать Зевса, прародителя и распределителя пищи, Геракла, олицетворение природной телесной силы и крепости, которую пища дает, и Диоскуров, как образец любви и согласия всех вещей и олицетворение круговорота веществ в природе.

Если в храме нечаянно прольется кровь, нужно очистить от нее храм или золотой тканью, или морской водой. Потому что золото — самое лучшее из всего существующего, а (соленая) вода возникла раньше всего другого (ее прообраз — монада!).

Пифагор запрещал сжигать тела умерших — смертное не должно приобщаться ничему божественному (т. е. огню).

Хоронить умерших велел в белых одеждах, намекая на прямой настрой и на приобщение к тождественной монаде.

Жертвоприношения

Пифагор ревностно изучал науку о жертвоприношениях и торжественных богослужениях, совершаемых в храмах.

Жертвы богам Пифагор приносил необременительные, угождая им мукой, лепешками, ладаном, миррой и другими благовониями, просом, печеньем, медовыми сотами и очень редко — животными, кроме разве что молочными поросятами. Даже когда он открыл соответствие гипотенузы и катетов в прямоугольном треугольнике, он принес в жертву быка, сделанного из пшеничного теста,— так утверждают надежнейшие авторы.

Пифагор говорил, что лавр — священное дерево Аполлона, кипарис — Аида (однако, не следует делать гроб из кипариса, так как скипетр Зевса сделан из него), дуб — Зевса, мирт — Афродиты, а также что кедр и кедровое масло предохраняют от гниения.

Животных он сам в жертву не приносил. Его заповедь: «Смертью и убийством живых существ богов не чтить».

Следуя учению мага Гомета3, Пифагор также запрещал всем своим ученикам приносить в жертву быков.

За одно жертвоприношение он советовал не тратить много, словно ты уже никогда не придешь снова к жертвеннику.

Олимпийские боги обращают внимание не на большое количество жертв, а на душевное расположение жертвующих.

Подземные боги радуются битью в грудь, рыданиям, постоянным возлияниям и приношениям на могиле, заупокойным расточительным жертвам. Потому Аида называют Плутоном4.

Афродите нужно приносить жертву что-нибудь числом шесть, священным числом халдеев.

Гераклу следует приносить жертвы с наступлением восьмого месяца, потому что он рожден семимесячным.
_________________________
КОММЕНТАРИИ
1 Мистерии — тайные священнодействия, таинства.
2 Символ веры от Пифагора — фундаментальное положение философии Пифагора.
3  Маг Гомет — маг Гаумата, правивший несколько месяцев персидской державой с 11 марта по 29 сентября 522 г. до н. э. Гаумата спокойно правил в течение семи месяцев, и по поводу его гибели горевали все подвластные персам народы. Во многих странах после убийства Гауматы Дарием вспыхнули восстания, направленные против последнего.
4  Плутон  (др.-греч. «богатый») — эвфемистический эпитет Аида, который требовал от родичей умершего богатых заупокойных жертв и приношений.

Выходцем из греческого Востока был также Пифагор из Самоса, переселившийся при тиране Поликрате (ок. 532 г. до н. э.) в Южную Италию, где он основал в городе Кротоне религиозную общину (союз пифагорейцев). В 6 в. в Греции усиливается религиозное движение, обусловленное ломкой архаических устоев и пробуждением к деятельности более широкого круга свободного населения. Возникают мистические общины, среди которых особое значение приобрели общины орфиков и последователей культа земледельческого бога Вакха, или Диониса. Здесь сложились представления о душе как о добром начале, заключенном в телесную темницу и ищущем освобождения. Достигается оно путем общения с Вакхом или посредством участия в вакхических «оргиях». Возникающие в это время новые формы религиозности ищут верующих и получают распространение скорее в различных слоях угнетенного народа, чем в аристократических кругах, где, напротив, выступают вольнодумцы вроде Ксенофана. На почве религиозного движения возник и союз, основанный Пифагором. Вопреки старому мнению Крите, некритически повторявшемуся многими другими историками, нет твердых доказательств для утверждения, будто основанная Пифагором община была чисто политическим союзом и будто в политической борьбе, поскольку она ими велась, ранние пифагорейцы выступали на стороне аристократии. Когда вождям пифагорейской общины в Кротоне удалось на известное время получить власть, против них выступил не какой-либо вождь демократии, а Килон — знатнейший и богатейший из граждан Кротона. Борьба закончилась (не ранее 450) разгромом кротонской общины пифагорейцев и переселением ее уцелевших руководителей в Тарент, в то время (после 473) уже демократический город, а также в Регину и впоследствии в города Греции. Пифагор еще до всех этих событий переселился в Метапонт, где и умер.

Сам Пифагор ничего не писал, а учения, основанные им, претерпели в 5 и 4 вв. значительную эволюцию. Позднее античные писатели перенесли на учение Пифагора черты, развившиеся в древнегреческой философии значительно позже, а также приурочили к Пифагору множество легенд и небылиц, сложившихся о нем в позднейшей мистической литературе. Поэтому выделить первоначальное ядро учения Пифагора очень трудно. По-видимому, учение Пифагора, кроме собственно религиозного содержания и религиозных предписаний, заключало в себе и некоторое философское мировоззрение с невыделившимися из общего его состава научными представлениями. Основными моментами религии Пифагора были: вера в переселение души человека после смерти в тела других существ, ряд предписаний и запретов относительно пищи и поведения и, быть может, учение о трех образах жизни, наивысшим из которых признавалась жизнь не практическая, а созерцательная. На философию Пифагора наложили печать его занятия арифметикой и геометрией. С известной вероятностью можно полагать, что в арифметике Пифагор исследовал суммы рядов чисел, в геометрии — элементарнейшие свойства плоских фигур, но вряд ли ему принадлежат приписанные ему впоследствии открытия «теоремы Пифагора» и несоизмеримости отношения между диагональю и стороной квадрата.

Учение Пифагора о мире пронизано мифологическими представлениями. По учению Пифагора, мир — живое и огненное шаровидное тело. Мир вдыхает из окружающего беспредельного пространства пустоту, или, что для Пифагора то же самое, воздух. Проникая извне в тело мира, пустота разделяет и обособляет вещи. В философии ранних пифагорейцев яснее, чем в учении их предшественников — милетцев, — выступают отмеченные Энгельсом характерные для первого периода древнегреческой философии зародыши будущих разногласий. Впоследствии все усиливаясь, эти разногласия приведут к возникновению идеализма и к началу уже не прекращающейся в дальнейшем борьбы между материализмом и идеализмом.
 

Цитируется по изданию: В.Ф.Асмус. Античная философия, 3-е изд., М.: изд-во Высшая Школа,  2005

Диоген Лаэртский. Пифагор

Воспроизводится по изданию: О ЖИЗНИ, УЧЕНИЯХ И ИЗРЕЧЕНИЯХ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛОСОФОВ

Перевод с древнегреческого М.Л.Гаспарова? М.: "Мысль", 1986

Теперь, когда мы обошли всю ионийскую философию, что вела начало от Фалеев, и упомянули в ней всех, кто достоин упоминания, перейдем к философии италийской, которой положил начало Пифагор, сын Мнесарха – камнереза, родом самосец (как говорит Гермипп) или тирренец (1) (как говорит Аристоксен) с одного из тех островов, которыми завладели афиняне, выгнав оттуда тирренцев. Некоторые же говорят, что он был сын Мармака, внук Гиппаса, правнук Евтифрона, праправнук Клеонима, флиунтского изгнанника, и так как Мармак жил на Самосе, то и Пифагор называется самосцем.

Переехав на Лесбос, он через своего дядю Зоила познакомился там с Ферекидом. А изготовив три серебряные чаши, он отвез их в подарок египетским жрецам. У него были два брата, старший Евном и младший Тиррен, и был раб Замолксис, которого геты почитают Кроносом и приносят ему жертвы (по словам Геродота (2). Он был слушателем, как сказано (3), Ферекида Сиросского, а после смерти его поехал на Самое слушать Гермодаманта, Креофилова потомка (4), уже старца. Юный, но жаждущий знания, он покинул отечество для посвящения во все таинства, как эллинские, так и варварские: он появился в Египте, и Поликрат верительным письмом свел его с Амасисом, он выучил египетский язык (как сообщает Антифонт в книге "О первых в добродетели"), он явился и к халдеям и к магам. Потом на Крите он вместе с Эпименидом спустился в пещеру Иды, как и в Египте в тамошние святилища, и узнал о богах самое сокровенное. А вернувшись на Самое и застав отечество под тиранией Поликрата, он удалился в италийский Кротон; там он написал законы для италийцев и достиг у них великого почета вместе со своими учениками, числом до трехсот, которые вели государственные дела так отменно, что поистине это была аристократия, что значит "владычество лучших".

О себе он говорил (по словам Гераклида Понтийского), что некогда он был Эфалидом и почитался сыном Гермеса; и Гермес предложил ему на выбор любой дар, кроме бессмертия, а он попросил оставить ему и живому и мертвому память о том, что с ним было. Поэтому и при жизни он помнил обо всем, и в смерти сохранил ту же память. В последствии времени он вошел в Евфорба, был ранен Менелаем (5); и Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом, что получил от Гермеса его дар, как странствовала его душа, в каких растениях и животных она оказывалась, что претерпела она в Аиде и что терпят там остальные души. После смерти Евфорба душа его перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал щит, посвященный богу Менелаем, – отплывая от Трои, говорил он, Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, оставалась только обделка из слоновой кости. После смерти Гермотима он стал Пирром, делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил, как он был сперва Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермоти-мом, потом Пирром. А после смерти Пирра он стал Пифагором и тоже сохранил память обо всем вышесказанном.

Некоторые говорят вздор, будто Пифагор не оставил ни одного писаного сочинения. Но сам физик Гераклит чуть не в голос кричит: "Пифагор, сын Мнесарха, превыше всех людей занимался изысканиями и, отобрав эти сочинения (6), создал свою мудрость, свое многознание, свое дурнописание". Так он судит потому, что сам Пифагор в начале сочинения "О природе" пишет: "Нет, клянусь воздухом, которым дышу, клянусь водой, которую пью, не приму я хулы за эти слова..." В действительности же Пифагором написаны три сочинения – "О воспитании", "О государстве" и "О природе". А сочинение, приписываемое Пифагору, принадлежит Лисиду, тарентскому пифагорейцу, который бежал в Фивы и был учителем Эпаминонда. Далее, Гераклид, сын Сарапиона, в "Обзоре Сотиона" утверждает, что Пифагор написал, во-первых, книгу в стихах "О целокупном", во-вторых, "Священное слово", которое начинается так:

Юноши, молча почтите вниманием это вещанье...

в-третьих, "О душе", в-четвертых, "О благочестии", в-пятых, "Элофал, отец Эпихарма Косского", в-шестых, "Кротон" и другие произведения; но "Слово о таинствах" написано Гиппасом, чтобы опорочить Пифагора, и многие сочинения Астона Кротонского тоже приписываются Пифагору. Далее, Аристоксен утверждает, что большая часть этических положений взята Пифагором у фемистоклеи, дельфийской жрицы; а Ион Хиосский в "Триадах" утверждает, будто кое-что сочиненное он приписал Орфею. Ему же, по рассказам, принадлежат "Копиды", которые начинаются: "Ни перед кем не бесстыдствуй..."

Сосикрат в "Преемствах" говорит, что на вопрос Леонта, флиунтского тирана, кто он такой, Пифагор ответил: "Философ", что значит "любомудр". Жизнь, говорил он, подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные торговать, а самые счастливые – смотреть; так и в жизни иные, подобные рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы – до единой только истины. Об этом достаточно.

В трех вышеназванных сочинениях Пифагор вообще говорит вот что. Он запрещает молиться о себе, потому что, в чем наша польза, мы не знаем. Пьянство именует он доподлинною пагубой и всякое излишество осуждает: ни в питье, ни в пище, говорит он, не должно преступать соразмерности. О похоти говорит он так: "Похоти уступай зимой, не уступай летом; менее опасна она весной и осенью, опасна же во всякую пору и для здоровья нехороша". А на вопрос, когда надобно слюбляться, ответил: "Всякий раз, как хочешь обессилеть".

Жизнь человеческую он разделял так: "Двадцать лет мальчик, двадцать – юнец, двадцать – юноша, двадцать старец. Возрасты соразмерны временам года: мальчик – весна, юнец – лето, юноша – осень, старец – зима". (Юнец у него молодой человек, юноша – зрелый муж.) Он первый, по словам Тимея, сказал: "У друзей все общее" и "Дружба есть равенство". И впрямь, его ученики сносили все свое добро воедино.

Пять лет они проводили в молчании, только внимая речам Пифагора, но не видя его, пока не проходили испытания 7; и лишь затем они допускались в его жилище и к его лицезрению. Кипарисовыми гробами они не пользовались, потому что из кипариса сделан скипетр Зевса (об этом говорит Гермипп во II книге "О Пифагоре").
Видом, говорят, был он величествен, и ученикам казалось, будто это сам Аполлон, пришедший от гипербореев 8. Рассказывают, что однажды, когда он разделся, у него увидели золотое бедро, а когда он переходил реку Несс, многие уверяли, что она воззвала к нему с приветствием. И Тимей (в книге I "Истории") пишет, что сожительницам мужей он давал божественные имена, называя их Девами, Невестами и потом Матерями (9).

Это он довел де совершенства геометрию после того, как Мерид открыл ее начатки (так пишет Антиклид во II книге "Об Александре"). Больше всего внимания он уделял числовой стороне этой науки. Он же открыл и разметку монохорда (10); не пренебрегал он и наукой врачевания. А когда он нашел, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен квадрату катетов, то принес богам гекатомбу (11) (как о том говорит Аполлодор-Исчислитель); и об этом есть такая эпиграмма:

В день, когда Пифагор открыл свой чертеж знаменитый,
Славную он за него жертву быками воздвиг (12).

Говорят, он первый стал держать борцов на мясной пище, и первого среди них – Евримена (так утверждает Фаворин в III книге "Записок"), между тем как раньше они укрепляли тело сухими смоквами, мягким сыром и пшеничным хлебом (как сообщает тот же Фаворин в VIII книге "Разнообразного повествования"). Впрочем, некоторые утверждают, что такое питание установил не философ Пифагор, а какой-то Пифагор-умаститель, ибо философ запрещал даже убивать животных, а тем более ими кормиться, ибо животные имеют душу, как и мы (такой он называл предлог, на самом же деле, запрещая животную пищу, он приучал и приноравливал людей к простой жизни, чтобы они пользовались тем, что нетрудно добыть, ели невареную снедь и пили простую воду, так как только в этом – здоровье тела и ясность ума). Разумеется, единственный алтарь, которому он поклонялся, был делосский алтарь Аполлона-Родителя, что позади алтаря, сложенного из рогов (13), – ибо на нем приносят лишь безогненные жертвы: пшеницу, ячмень и лепешки, а жертвенных животных – никогда (так говорит Аристотель в "Государственном устройстве делосцев").

Говорят, он первый заявил, что душа совершает круг неизбежности, чередою облекаясь то в одну, то в другую жизнь; первый ввел у эллинов меры и веса (так говорит Аристоксен-музыковед); первый сказал, что Геспер и Фосфор одна и та же звезда (так говорит Парменид) (14).

Он внушал такое удивление, что даже ближних его называли вещателями божьего гласа (15); сам же он в своем сочинении утверждает, что вышел к людям, пробыв двести семь лет (16) в Аиде. Вот почему его держались и к речам его сходились и луканы, и певкетии, и мессапы, и римляне (17). Учение Пифагорово невозможно было узнать до Филолая: только Филолай обнародовал три прославленные книги, на покупку которых Платон послал сто мин (18). И вот на ночные его рассуждения сходилось не менее шестисот слушателей, а кто удостоивался лицезреть его, те писали об этом домашним как о великой удаче. В Метапонте дом его назвали святилищем Деметры, а переход при нем – святилищем Муз (19) (так пишет Фаворин в "Разнообразном повествовании"). И остальные пифагорейцы говорили, что не все для всех молвится (как пишет Аристоксен в Х книге "Воспитательных законов"; там же он сообщает, что пифагореец Ксенофил на вопрос, как лучше всего воспитывать сына, ответил: "Родить его в благозаконном государстве"). Многих и других по всей Италии сделал Пифагор прекрасными и благородными мужами, например законодателей Залевка и Харонда, ибо велика была сила его дружбы, и когда он видел человека, знакомого с его знаками, то принимал его тотчас в товарищи и делал себе другом.

Знаки (20) у него были такие: огонь ножом не разгребать; через весы не переступать; на хлебной мере не сидеть; сердце не есть; ношу помогать не взваливать, а сваливать (21); постель держать свернутой; изображения бога в перстне не носить; горшком на золе следа не оставлять; малым факелом сиденья не осушать; против солнца не мочиться; по неторным тропам не ходить (22); руку без разбора не подавать; ласточек под крышей не держать; кривокогтых не кормить; на обрезки ногтей и волос не наступать и не мочиться; нож держать острием от себя; переходя границу, не оборачиваться. Этим он хотел сказать вот что. Огонь ножом не разгребать – значит, во владыках гнев и надменный дух не возбуждать. Через весы не переступать – значит, равенства и справедливости не преступать. На хлебную меру не садиться – значит, о нынешнем и будущем заботиться равно, ибо хлебная мера есть наша дневная пища. Сердца не есть – не подтачивать душу заботами и страстями. Уходя на чужбину, не оборачиваться расставаясь с жизнью, не жалеть о ней и не обольщаться ее усладами. По этому же подобию истолковывается и остальное, на чем нет надобности останавливаться.

Более же всего заповедовал он не есть краснушки, не есть чернохвостки, воздерживаться от сердца и от бобов, а иногда (по словам Аристотеля) также и от матки и морской ласточки (23). Сам же он, как повествуют некоторые, довольствовался только медом или сотами или хлебом, вина в дневное время не касался, на закуску обычно ел овощи вареные и сырые, а изредка – рыбу. Одежда его была белая и чистая, постельная ткань – белая шерстяная, ибо лен в тех местах еще не стал известен. В излишествах он никогда не был замечен – ни в еде, ни в любви, ни в питье; воздерживался от смеха и всяких потех, вроде издевок и пошлых рассказов; не наказывал ни раба, ни свободного, пока был в гневе. Наставление он называл "напрямлением" (24). Гадания совершал по голосам, по птицам, но никогда по сжигаемым жертвам, разве что по ладану; и живых тварей никогда не приносил в жертву, разве что (по некоторым известиям) только петухов, молочных козлят и поросят, но никак не агнцев. Впрочем, Аристоксен уверяет, что Пифагор воздерживался только от пахотных быков и от баранов, а остальных животных дозволял в пищу.

Тот же Аристоксен говорит (как уже упоминалось (25)), что учение свое он воспринял от Фемистоклеи Дельфийской. А Иероним говорит, что, когда Пифагор сходил в Аид, он видел там, как за россказни о богах душа Гесиода стонет, прикованная к медному столбу, а душа Гомера повышена на дереве среди змей, видел и наказания тем, кто не хотел жить со своими женами; за это ему и воздавали почести в Кротоне. И Аристипп Киренский в книге "О физике" говорит, будто Пифагором его звали потому, что он вещал истину непогрешимо, как пифия (26).

Ученикам своим, говорят, он предписывал всякий раз, входя в свой дом, повторять:

Что я свершил? и в чем согрешил? и чего не исполнил? (27)

Предписывал он не допускать закланий богам и поклоняться лишь бескровным жертвенникам; не клясться богами, а стараться, чтоб вера была твоим собственным словам; чтит о старейших, ибо всюду предшествующее почтеннее последующего: восход – заката, начало жизни – конца ее и рождение гибели. Богов чтить выше демонов, героев выше людей, а из людей выше всего – родителей. В общении держаться так, чтобы не друзей делать врагами, а врагов друзьями. Ничего не мнить своею собственностью. Закону пособлять, с беззаконием воевать. Домашние растения не повреждать и не губить, равно как и животных, если они не опасны людям. Скромность и пристойность – в том, чтобы ни хохотать, ни хмуриться. Тучности избегать, в дороге умерять усталость отдыхом, память упражнять, в гневе ничего не говорить и не делать, гадание всякое чтить. Петь под звуки лиры, песнями возносить должное благодарение богам и хорошим людям. От бобов воздерживаться, ибо от них в животе сильный дух, а стало быть, они более всего причастны душе; и утроба наша без них действует порядочнее, а оттого и сновидения приходят легкие и бестревожные.

Александр в "Преемствах философов" говорит, что в пифагорейских записках содержится также вот что. Начало всего – единица; единице как причине подлежит как вещество неопределенная двоица; из единицы и неопределенной двоицы исходят числа; из чисел – точки (28); из точек – линии; из них – плоские фигуры; из плоских – объемные фигуры; из них- чувственно-воспринимаемые тела, в которых четыре основы – огонь, вода, земля и воздух; перемещаясь и превращаясь целиком, они порождают мир – одушевленный, разумный, шаровидный, в середине которого – земля; и земля тоже шаровидна и населена со всех сторон. Существуют даже антиподы, и наш низ – для них верх. В мире равнодольны свет и тьма, холод и жар, сухость и влажность; если из них возобладает жар, то наступит лето, если холод – зима, если сухость – весна, если влажность – осень, если же они равнодольны – то лучшие времена года. В году цветущая весна есть здоровье, а вянущая осень – болезнь; точно так же и в сутках утро есть расцвет, а вечер – увядание, и поэтому вечер – болезненней. Воздух около земли – застойный и нездоровый, и все, что в этом воздухе, – смертно; а высший воздух – вечнодвижущийся, чистый, здоровый, и все, что в нем есть, – бессмертно и потому божественно. Солнце, луна и прочие светила суть боги, ибо в них преобладает тепло, а оно – причина жизни. Луна берет свой свет от солнца. Боги родственны людям, ибо человек причастен к теплу, – поэтому над нами есть божий промысел. Рок есть причина расположения целого по порядку его частей. Из солнца исходит луч сквозь эфир, даже сквозь холодный и плотный (холодным эфиром называют воздух, а плотным эфиром – море и влажность), тот луч проникает до самых глубин и этим все оживотворяет.

Живет все, что причастно теплу, поэтому живыми являются и растения; душа, однако, есть не во всем. Душа есть отрывок эфира, как теплого, так и холодного, – по ее причастности холодному эфиру. Душа – не то же, что жизнь: она бессмертна, ибо то, от чего она оторвалась, бессмертно. Живые существа рождаются друг от друга через семя рождение от земли невозможно. Семя есть струя мозга, содержащая в себе горячий пар; попадая из мозга в матку, оно производит ихор (29), влагу и кровь, из них образуются и плоть, и жилы, и кости, и волосы, и все тело, а из пара – душа и чувства. Первая плотность образуется в сорок дней, а затем, по законам гармонии, дозревший младенец рождается на седьмой, или на девятый, или, самое большее, на десятый месяц. Он содержит в себе все закономерности жизни, неразрывная связь которых устрояет его по закономерностям гармонии, по которым каждая из них выступает в размеренные сроки. Чувство вообще и зрение в частности есть некий пар особенной теплоты; оттого, говорят, и возможно видеть сквозь воздух и сквозь воду, что теплота встречает сопротивление холода, а если бы пар в наших глазах был холодным, он растворился бы в таком же холодном воздухе. Недаром Пифагор называет очи вратами солнца. Точно так же учит он и о слухе и об остальных чувствах.

продолжение следует...

Диоген Лаэртский. Пифагор

Воспроизводится по изданию: О ЖИЗНИ, УЧЕНИЯХ И ИЗРЕЧЕНИЯХ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛОСОФОВ

Перевод с древнегреческого М.Л.Гаспарова? М.: "Мысль", 1986

Душа человека разделяется на три части: ум (nous), рассудок (phren) и страсть (thymos). Ум и страсть есть и в других живых существах, но рассудок – только в человеке. Власть души распространяется от сердца и до мозга: та часть ее, которая в сердце, – это страсть, а которая в мозге рассудок и ум; струи же от них – наши чувства. Разумное бессмертно, а остальное смертно. Питается душа от крови. Закономерности души – это дуновения; и она, и они незримы, ибо эфир незрим. Скрепы души – вены, артерии, жилы; а когда она сильна и покоится сама в себе, то скрепами ее становятся слова и дела. Сброшенная на землю, душа скитается в воздухе, подобная телу. Попечитель над душами Гермес, оттого он и зовется Вожатым, Привратником и Преисподним, ибо это он вводит туда души из тел и с земли и с моря. Чистые души возводит он ввысь, а нечистые ввергаются эриниями в несокрушимые оковы, и нет им доступа ни к чистым, ни друг к другу. Душами полон весь воздух, называются они демонами и героями, и от них посылаются людям сны и знаменья недугов или здравия, и не только людям, но и овцам и прочим скотам; к ним же обращены и наши очищения, умилостивления, гадания, вещания и все подобное.

Главное для людей, говорил Пифагор, в том, чтобы наставить душу к добру или злу. Счастлив человек, когда душа у него становится доброю; но в покое она не бывает и ровным потоком не течет. Справедливость сильна, как клятва, потому и Зевс именуется Клятвенным (30). Добродетель есть лад (harmonia), здоровье, всякое благо и бог. Дружба есть равенство ладов. Богам и героям почести следует воздавать неодинаковые: богам – непременно в благом молчании, одевшись в белое и освятившись, героям же – после полудня. Освящение состоит в очищении, омовении, окроплении, в чистоте от рождений, смертей и всякой скверны, в воздержании от мертвечинного мяса, от морской ласточки, чернохвостки, яиц, яйцеродных тварей, бобов и всего прочего, что запрещено от справляющих обряды. От бобов воздерживаться Пифагор велел (по словам Аристотеля в книге "О пифагорейцах") то ли потому, что они подобны срамным членам, то ли вратам Аида (31), то ли потому, что они одни – не коленчатые, то ли вредоносны, то ли подобны природе целокупности, то ли служат власти немногих (ибо ими бросают жребий). Не поднимать упавшего он велел, чтобы привыкать к сдержанности за едой, а может быть, потому что это указание на чью-то смерть: ведь и Аристофан в "Героях" говорит, что упавшее принадлежит героям:

И вкушать того не вздумай, что упало со стола! (32)

Не касаться белого петуха он заповедовал, потому что петух – проситель и посвящен Месяцу; просительство же есть доброе дело, а Месяцу он посвящен, потому что кричит в урочные часы; кроме того, белый цвет – от благой природы, а черный – от дурной. Не касаться рыб, которые священны, потому что не должно богам и людям располагать одним и тем же, точно так же, как свободным и рабам. Не преломлять хлеб – потому что в старину друзья ели от одного куска, как варвары и посейчас, а того, что сводит людей, делить не нужно (впрочем, иные говорят, будто это – к посмертному суду; иные – что от этого робеют на войне; а иные – что от этого начинается целокупность).

Из фигур он считал прекраснейшими среди объемных – шар, а среди плоских – круг. Старость подобна всему, что умаляется, молодость – всему, что нарастает. Здоровье есть сохранение образа, болезнь – его разрушение. Соль, говорил он, нужно ставить перед собою, чтобы помнить правду, ибо соль сохраняет все, что ни примет, а рождается от чистейшего солнца и чистейшего моря.

Все это, говорит Александр, он нашел в пифагорейских записках, а дополнение к ним сообщает Аристотель.

Величавость Пифагора не упускает случая задеть и Тимон в "Силлах", где пишет так:

А Пифагор, преклоняясь к волхвам, болтающим бредни,
Ищет людей уловлять, величавых речей говоритель.

О том, что Пифагор в иное время был иными людьми, свидетельствует и Ксенофан в элегии, которая начинается так:

Ныне другую я речь укажу и другую дорогу,
а о Пифагоре упоминает вот каким образом:
Как-то в пути увидав, что кто-то щенка обижает,
Он, пожалевши щенка, молвил такие слова:
"Полно бить, перестань! живет в нем душа дорогого
Друга: по вою щенка я ее разом признал" (33).

Так пишет Ксенофан. Насмехается над Пифагором и Кратин в "Пифагорейке"; а в "Тарентинцах" он говорит так:

Едва завидят человека пришлого,
Тотчас к нему пристанут с переспросами,
Чтоб сбился бедный с толку и запутался
В противоречьях, сходствах, заключениях,
Потоплен в бездне мудрости блуждающей.
Мнесимах в "Алкмеоне":
Мы Аполлона чтим пифагорически:
В чем есть душа, того к столу не требуем.
Аристофонт в "Пифагорейце":
Он видел всех, спускаясь в преисподнюю,
И ах, он говорит, какая разница
Меж мертвецами и пифагорейцами!
Лишь их зовет к столу за благочестие Плутон-владыка.
– Странный вкус, поистине:
С подобной мразью тешиться приятельством!
И еще там же:
Пьют воду, а едят сырые овощи;
Плащи их вшивы, тело их немытое, –
Никто другой не снес бы этой участи!

Погиб Пифагор вот каким образом. Он заседал со своими ближними в доме Милона, когда случилось, что кто-то из не допущенных в их общество (34), позавидовав, поджег этот дом (а иные уверяют, будто это сделали сами кротонцы, остерегаясь грозящей им тирании). Пифагора схватили, когда он выходил, – перед ним оказался огород, весь в бобах, и он остановился: "Лучше плен, чем потоптать их, – сказал он, – лучше смерть, чем прослыть пустословом". Здесь его настигли и зарезали; здесь погибла и большая часть его учеников, человек до сорока; спаслись лишь немногие, в том числе Архипп Тарентский и Лисид, о котором уже упоминалось. Впрочем, Дикеарх утверждает, что Пифагор умер беглецом в метапонтском святилище Муз, сорок дней ничего не евши (35);и Гераклид (в "Обзоре Сатаровых "Жизнеописаний"") рассказывает, будто, похоронив Ферекида на Делосе, Пифагор воротился в Италию, застал там Килона Кротонского за пышным пиршеством (36) и, не желая это пережить, бежал в Метапонт и умер от голодания. А Гермипп рассказывает, что была война между акрагантянами и сиракузянами и Пифагор с ближними выступил во главе акрагантян, а когда началось бегство, он попытался обогнуть стороной бобовое поле и тут был убит сиракузянами; остальные же его ученики, человек до тридцати пяти, погибли при пожаре в Таренте, где они собирались выступить против государственных властей.

Тот же Гермипп передает и другой рассказ о Пифагоре: появившись в Италии, говорит он, Пифагор устроил себе жилье под землей, а матери велел записывать на дощечках все, что происходит и когда, а дощечки спускать к нему, пока он не выйдет. Мать так и делала; а Пифагор, выждав время, вышел, иссохший, как скелет, предстал перед народным собранием и заявил, будто пришел из Аида, а при этом прочитал им обо всем, что с ними случилось. Все были потрясены прочитанным, плакали, рыдали, а Пифагора почли богом и даже поручили ему своих жен, чтобы те у него чему-нибудь научились; их прозвали "пифагорейками". Так говорит Гермипп.

У Пифагора была жена по имени Феано, дочь Бронтина Кротонского (а другие говорят, что Бронтину она была женой, а Пифагору ученицею), и была дочь по имени Дамо, как о том говорил Лисид в письме к Гиппасу: "Многие мне говорят, будто ты рассуждаешь о философии перед народом, что всегда осуждал Пифагор, ведь и дочери своей Дамо он доверил свои записки лишь с наказом никому не давать их из дому. И хоть она могла продать его сочинения за большие деньги, она того не пожелала, предпочтя золоту бедность и отцовский завет, а ведь она была женщина!" Был у них также сын Телавг, который стал преемником отца и (по некоторым известиям) учителем Эмпедокла; недаром Эмпедокл, по словам Гиппобота, говорит:

Славный Телавг, дитя Феано, дитя Пифагора!

Телавг, говорят, не оставил сочинений, а мать его Феано оставила. Она же, говорят, на вопрос "На который день очищается женщина после мужчины?" сказала: "После своего мужа – тотчас, а после чужого – никогда". Женщине, которая идет к своему мужу, она советовала вместе с одеждою совлекать и стыд (37), а, вставая, вместе с одеждою облекаться и в стыд. Ее переспросили: "Во что?" она ответила: "В то, что дает мне право зваться женщиною" (38).

Пифагор же, по словам Гераклида, сына Сарапиона, скончался в восемьдесят лет, в согласии с собственной росписью возрастов (39), хоть по большей части и утверждается, будто ему было девяносто. У нас о нем есть такие шутливые стихи:

Одушевленных созданий не трогаешь хищной рукою
Ты не один, Пифагор: делаем то же и мы.
В том, что проварено, в том, что зажарено, в том, что под солью,
Верно уж, нету души, – есть лишь законная снедь.

И еще:

Был Пифагор такой уж мудрец, что пищу мясную
В рот принимать не желал – грех-де неправедный в том!
Всем остальным он, однако же, мясо давал без запрета –
"Сам, – говорил, – не грешу: пусть остальные грешат!"

И еще:

Если ты хочешь постичь умом своим дух Пифагора –
Взгляд обрати лишь на щит, с коим сражался Евфорб.
"Жил я до жизни моей!" – таково Пифагорово слово.
Что ж! Коли был он, не быв, – стало быть, был он ничто.

И еще, о кончине его:

Горе, горе! Зачем, Пифагор, ты бобам поклонялся?
Вот и погиб ты среди собственных учеников.
Не пожелал ты пятою попрать бобовое поле
И на распутье ты пал под акрагантским мечом (40).

Расцвет его приходится на 60-ю олимпиаду, а установления его держались еще девять или десять поколений (41) – ибо последними из пифагорейцев были те, которых еще застал Аристоксен: Ксенофил из фракийской Халкидики, Фантон Флиунтский, Эхекрат, Диокл и Полимнаст – тоже из Флиунта; они были слушателями Филолая и Еврита Тарентских.

Пифагоров было четверо, и жили они одновременно и неподалеку: первый – кротонец, человек тиранического склада; второй – флиунтянин, занимавшийся телесными упражнениями (умаститель, как говорят иные); третий закинфянин; четвертый – тот, о ком шла речь, кто открыл таинства философии и учил им, от кого пошло выражение "сам сказал". Говорят, что был и еще один Пифагор, ваятель из Регия, первый поставивший своею заботою соразмерность и ритм; и другой, скверный ритор; и третий, врач, писавший о грыже и составивший что-то о Гомере; и четвертый, сочинитель "Истории дорян" (как рассказывает Дионисий). Этот последний, по словам Эратосфена (которые приводит Фаворин в VIII книге "Разнообразного повествования"), впервые стал заниматься кулачным боем по-ученому, в 48-ю олимпиаду (42) : длинноволосый, в пурпурной одежде, он был с насмешками исключен из состязания мальчиков, но тут же вступил в состязание мужчин и вышел победителем. Это явствует из эпиграммы, сочиненной Феэтетом:

Странник, знаком ли тебе Пифагор, Пифагор из Самоса,
Длинноволосый борец, многой воспетый хвалой?
Знай: Пифагор – это я; а чем я стяжал мою славу,
Ты у элидян спроси: трудно поверить, но верь! (43)

Фаворин говорит, что наш Пифагор стал употреблять определения для математических предметов; еще шире это стали делать Сократ и близкие к нему, потом Аристотель и стоики. Далее, он первый назвал небо мирозданием, а землю шаром (хотя Феофраст говорит, что это был Парменид, а Зенон – что это был Гесиод). Противником его был, говорят, Килон, как противником Сократа – Антилох (44).

О борце Пифагоре передают еще и такую эпиграмму:
Этот борец Пифагор, самосским рожденный Кратетом,
Мальчиком в Альтис пришел для олимпийских побед (45).

Философу принадлежит такое письмо:

Пифагор – Анаксимену. "Если бы ты, лучший из людей, не превосходил Пифагора родом и славою, право, ты бы снялся и покинул Милет; и удерживает тебя от этого только добрая слава твоих предков, как и меня бы она удерживала, будь я подобен Анаксимену. Но если вы, лучшие люди, покинете города свои, то весь порядок в них разрушится, а угроза от мидян станет сильней. Не всегда хорошо вперяться умом в эфир – лучше бывает принять заботу об отечестве. Я ведь тоже не весь в моих вещаниях – я и в тех войнах, какими ходят друг на друга италийцы".

Закончив рассказ о Пифагоре, надлежит сказать о знаменитых пифагорейцах, а потом – о тех философах, которых иные называют "разрозненными"; и это преемство достойнейших мы замкнем Эпикуром, как и намеревались. О Феано и Телавге уже было рассказано; теперь следует прежде всех сказать об Эмпедокле, который, по некоторым известиям, тоже был слушателем Пифагора.

ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Тирренцы – этруски, считавшиеся народом, искушенным в тайных знаниях; отсюда и легенда, возводящая к ним Пифагора (еще красочнее – у Порфирия, § 10).
2. Геродот. Ист. IV 95.
3. См. выше, I 118-119.
4. Креофилиды – род аэдов (эпических певцов) на Самосе, подобный роду Гомеридов на Хиосе.
5. Гомер. Ил. 16, 806 и далее.
6. Возможен перевод: "...и, отобрав, эти сочинения создал..." (двусмысленность в подлиннике).
7. Точнее об этом: Ямвлих. Жизнь Пифагора, 72-73; сперва три года испытаний, потом пять лет ученичества в молчании и из-за занавеси, потом доступ к эзотерическому учению.
8. Культ Аполлона Гиперборейского – наиболее мистический из культов Аполлона, ср. Порфирий, 28.
9. Эпитеты греческих богинь во многих культах; подробнее об этом см.: Ямвлих, 56.
10. Т. е. открыл зависимость изменения высоты тона от длины колеблющейся струны (монохорд – малоупотребительный инструмент с одной струной).
11. Примирение этого рассказа о гекатомбе (жертве в 100 быков) и традиционного пифагорейского вегетарианства см. у Порфирия, 36, и ниже, VIII 53.
12. ПА VII 119.
13. Знаменитый делосский алтарь из рогов жертвенных животных, заложенный Тесеем после убийства Минотавра.
14. Ср. ниже, IX -23. Геспер и Фосфор – названия вечерней и утренней Венеры.
15. Испорченное место, перевод по конъектуре Кобета.
16.  Этот промежуток между двумя метампсихозами, вероятно, искажен из 216 (=63 "психогоническое число" пифагорейцев). Таким образом, Пифагор должен был жить под именем Пирра в VIII в., Гермотима – в XI в., Евфорба – в XIII в. до н.э., к которому приблизительно было относимо время падения Трои.
17. Перечисляются местные италийские племена; из римлян пифагорейцем считался преемник Ромула, царь Нума Помпилий.
18. См. выше. III 9 и VIII 84.
19. Несколько иначе у Порфирия, 4.
20. Это – пифагорейские "акусмы" (откровения) и "символы" (средства узнания); ср. Порфирий, 41-42.
21. В большинстве источников (напр., Порфирий, 42) – наоборот, "не сваливать, а взваливать"; Диоген Лаэртский дает чтение менее философски-символичное и более человечески-бытовое.
22. В большинстве источников – наоборот, "по торным тропам не ходить", ошибка такого же рода.
23. Рыбы, ("эрифии", "меланур" и морская ласточка – "тригла"), посвященные подземным богам (Ямвлих, 109).
24. pelargan, редкое слово.
25. См. выше, IX 8.
26. Пифагор значит "убеждающий речью". Этимология, связывающая его с культом Аполлона Пифийского.
27. Пространнее см. Порфирий, 40.
28. В большинстве источников единица соответствует точке, двойка – линии (два ее конца), тройка – плоскости (три вершины треугольника), четверка объему (четыре вершины пирамиды – тетраэдра). Диоген выражается неясно.
29. Ихор – всякая органическая жидкость (первоначально – "кровь богов", упоминаемая, ниже, IX 60, в гомеровской цитате).
30. Horkios, одно из прозвищ Зевса.
31. Дильс и Лонг предполагают здесь лакуну.
32. Стих из несохранившейся комедии.
33. ПА VII 120.
34. Килон, о котором см.: Порфирий, 54-56.
35. Версия Дикеарха подробнее у Порфирия, 56-57.
36. По-видимому, речь идет о торжествах в Кротоне после изгнания пифагорейцев.
37. Ср. Геродот. Ист. I 8, 3.
38. Натянутая этимология: gyne – "женщина" и aischyne – "стыд".
39. См. выше, VIII 10, о возрастах по 20 лет.
40. ПА VII 121; АПл. V 34-35; ПА VII 122.
41. Т. е. девять – десять смен руководителей школы за 200 лет между Пифагором (ок. 500 г. до н.э.) и Аристоксеном (ок. 300 г. дон.э.).
42. 48-я олимпиада – 588 г. до н.э.
43. АПл. III 35.
44. Ср. выше, II 46. Подробнее о заговоре Килона против пифагорейцев см. у Порфирия.
45. АПл. III 16. Альтис – священная ограда Зевса в Олимпии, место олимпийских игр.

Ю.А.Шичалин. Пифагореизм: подчеркнутый эсотеризм философии
 
Глава из книги Ю.А.Шичалина "История античного платонизма", Изд-во: "Греко-латинский кабинет" Ю. А. Шичалина, 2000


стр. 227 - 230
 Пифагореизм — единственный в своем роде феномен, который на протяжении всего существования античной философии играет роль подводного течения и, никогда не становясь доминирующим, всегда присутствует в качестве фона. Не забудем о том, что сама философия возникает в школе Пифагора как новый феномен в качестве оппозиции к двум ведущим направлениям в духовной жизни шестого века: уходящему движению мудрецов и набирающему силу движению ионийских ученых. И те, и другие — на поверхности, и те, и другие определяют стиль и общую светскую установку своего времени. Пифагор и его окружение также представляют чрезвычайно важную тенденцию греческого мысли шестого века — тенденцию консервативную и религиозную, но она всегда до известной степени под спудом. На поверхности лежит политическая активность пифагорейцев, — она до такой степени решительна, что вызывает противодействие, и пифагорейские общины оказываются сметены с политической арены, однако еще в четвертом веке пифагорейцы сохраняют некоторое политическое влияние.

Выше уже шла речь о том, что над учением пифагорейцев посмеиваются начиная с Ксенофана; что Гераклит их поносит и вероятнее всего именно он изобретает для них ироническое прозвище «философы»; что Зенон пишет «Против философов» специальный трактат, поскольку смысл учения его учителя Парменида по существу направлен против учения пифагорейцев, хотя создается в той же традиции. Геродот обвиняет их в фальсификациях. Но мы находим почтительное и восторженное отношение к Пифагору у Эмпедокла; о Пифагоре пишет Демокрит; Исократ признает его первым, принесшим философию грекам, а само слово «философия» употребляет уже совершенно всерьез и называет философией — как и Платон — собственную педагогическую и литературную деятельность; Платон, единственный раз упоминающий Пифагора по имени в «Государстве» (600 a-b), тем не менее очевидно — причем исходно именно как философ — связан с пифагорейцами и с пифагорейским учением.

О пифагорейцах пишут Аристотель и Аристоксен. Диоген Лаэртий (VIII 45–46) сообщает, что установления Пифагора «держались еще девять или десять поколений — ибо последними из пифагорейцев были те, которых еще застал Аристоксен... они были слушателями Филолая и Еврита Тарентских». Таким образом, Аристоксен осознавал непрерывность предшествующей традиции, но, вероятно, на нем она прерывалась. Влияние пифагорейцев и специальные сочинения, им посвященные, были у Спевсиппа и Ксенократа. Порфирий в «Жизни Пифагора» (53) замечает: «...пифагорейцы жалуются, что Платон, Аристотель, Спевсипп, Аристоксен, Ксенократ присвоили себе все их выводы, изменив разве лишь самую малость...».

Зенон также посвятил пифагорейцам специальное сочинение «Пифагорейские вопросы» (Диоген Лаэртий, VI 4). При всем том пифагорейское учение не выходит на поверхность, и при изложении эллинистической философии его практически не учитывают. Однако Феокрит (14, 7) в насмешливом сравнении упоминает «ученика Пифагора, желтого и босого», что свидетельствует о том, что и в его время пифагорейская аскеза была достаточно известна. Именно пифагореизм был одним из первых философских учений, которое вошло в моду у римлян, едва они стали приобщаться к греческой философии. Последователем Пифагора объявляется царь Нума и под его именем появляется сочинение пифагорейского толка. С пифагорейским учением очевидно знаком Энний, написавший «Эпихарма».

Пифагорейское учение знает Цицерон, а его современник Нигидий Фигул осуществляет, по словам Цицерона, восстановление пифагореизма («Тимей», 1). Можно предположить, что Нигидий Фигул познакомился с пифагореизмом благодаря греческому ученому Александру Полигистору, который преподавал в Риме в 70-е годы. Александр написал сочинение о пифагорейских символах, а также «Историю философии», изложенную по школам («преемствам»), которая содержала, в частности, очерк пифагорейского учения. С пифагореизмом безусловно знаком организовавший философскую школу при Августе Квинт Секстий.

Наконец, на протяжении четырех веков — с IV до I века до Р. Х. — в Южной Италии и в Греции создаются пифагорейские тексты, часть которых приписывается Пифагору или древним пифагорейцам. С пифагорейцами на всем протяжении их существования постоянно связано изготовление фальсификаций. Начинается пифагореизм с изготовления орфических сочинений в VI–V веке, подложные сочинения в стихах и в прозе создаются и позднее.*) Неизменная потребность европейского сознания — обрести своих духовных предшественников в далеком прошлом и тем самым обосновать свои духовные поиски древним авторитетом — оказывается выражена пифагорейцами в самой высокой степени.

Неудивительно, что обновление платонизма на рубеже двух летосчислений оказывается тесно связано с возрождающимся пифагореизмом. И здесь впервые пифагореизм выходит на поверхность и оказывается одним из ведущих духовных движений, о чем пойдет речь в следующей главе.
 
*)  Вопрос о хронологии и атрибуции пифагорейских сочинений чрезвычайно сложен и вплоть до работы Х.Теслефа специально практически не изучался:  Thesleff H. An introduction to the Pythagorean writings of the Hellionistic period. Ado, 1965. О полемике, вызванной датировками Теслефа, можно судить по статье В.Брукерта и дискуссии в Entretien 18, p.25-55, 88-102

Знакомое со школьной скамьи имя Пифагор вызывает в памяти теорему да повторяемое несколькими поколениями учеников "пифагоровы штаны во все стороны равны". Пифагор, которого Эдуард Шюре отнес к "великим посвященным", сочетал в своей жизни научный подход к познанию мира и религиозно-мистический образ жизни.

Большинство античных авторов считают Пифагора основателем тайного общества. Пифагорейцы ставили перед собой политические цели (в результате чего были разгромлены), а также проповедовали учение об освобождении и очищении души. Согласно этому учению, человеческая душа очищается и освобождается метемпсихозисом — мистическим переселением в другое тело.

Метемпсихозис, по Пифагору, выглядит так. Душа человека после смерти тела переселяется в бренное тело другого живого существа. Она претерпевает такую же череду переселений, пока не сможет вернуться на небеса. Это напоминает такие понятия восточной философии, как сансара, нирвана и мокша.

Кроме политики и мистики, Пифагор много занимался наукой. Античные источники называют Пифагора первым, кто ввел у эллинов меры веса. Он - один из первых в истории знаменитых вегетарианцев, отказавшегося от "мертвечинного мяса, от морской ласточки, чернохвостки, яиц, яйцеродных тварей и бобов".Отказ от бобов во много послужил причиной смерти знаменитого грека.

Диоген Лаэртский выдал сразу несколько объяснений того, почему Пифагор советовал не есть бобы. По мнению отца метемпсихоза, "они подобны срамным членам или вратам Аида. То ли потому, что они одни — не коленчатые;то ли вредоносны;то ли подобны природе целокупности; то ли служат власти немногих (ибо ими бросают жребий). Не поднимать упавшего он велел, чтобы привыкать к сдержанности за едой, а может быть, потому что это указание на чью-то смерть. Ведь и Аристофан в "Героях" говорит, что упавшее принадлежит только героям. И вкушать того не вздумай, что упало со стола!" Из довольно путанного объяснения Лаэртского следует одно: Пифагор запретил есть бобы всем живым существам. Как людям, так и животным.

Рассказывали, что однажды Пифагор посоветовал одному пастуху отучить быка от зеленых бобов. В ответ на это пастух предложил самому Пифагору поговорить с быком, поскольку простой крестьянин не обучен бычьему языку. Пифагор долго что-то шептал на ухо скотине, которая впоследствии отказалась от бобов и дожила до глубокой старости при храме.

О научных заслугах Пифагора известно мало, поскольку позднее ему приписывали все созданное последователями в рамках школы пифагореизма. Вообще о жизни этого мистика больше сложено легенд, нежели передано реальных фактов.

Считается, что Пифагор родился в 570 году до н. э. на греческом острове Самос. Французский писатель Эдуард Шюре (Édouard Schuré) писал, что отец Пифагора был "сыном богатого самосского ювелира". Позднеантичный историк философии Диоген Лаэртский, который, вероятнее всего, жил в III веке н. э., утверждал, что отец Пифагора по имени Мнесарх был камнерезом. Античный философ-неоплатоник Порфирий (232/233 — 301/305 годы) упоминал, что тот был богатым купцом из сирийского Тира, получившим самосское гражданство за раздачу хлеба в неурожайный год.

Мать Пифагора происходила из знатного рода Анкея, основателя греческой колонии на острове Самос в Эгейском море. По одним источникам ее звали Парфениса, по другим — Партенида. Позднее муж переименовал ее в Пифаиду, потому что рождение ребенка предсказала Пифия в Дельфах.

Имя Пифагор означает — "Тот, о ком объявила Пифия". Некоторые упоминают о двух старших братьях Пифагора по имени Евност и Тиррен."Он рос красивейшим из всех известных в истории людей и подобным богу, после смерти отца он стал самым почтенным и благоразумным, и, будучи еще юным, он удостаивался всяческого почтения и уважения со стороны старших. При встрече и беседе он располагал к себе всех. Кто бы ни взглянул на него, он всем казался удивительным, так что многие естественно утвердились во мнении, что он — сын бога".

"Он же, ободряемый такой репутацией, начатым с младенчества воспитанием и богоподобной внешностью, все больше стремился проявлять себя достойным этих преимуществ и держал себя в дисциплине религиозными обрядами, учеными занятиями и особым образом жизни. Благодаря спокойствию души и сдержанности в поведении все, что он говорил и делал, было полно спокойствия и неподражаемой безмятежности", — так описывает Пифагора ученик Порфирия, философ-неоплатоник Ямвлих. "Женщины сравнивали его с Зевсом, а молодые люди с Аполлоном гиперборейским", — добавляет Эдуард Шюре, цитируя своих предшественников — биографовПифагора.

В юном возрасте Пифагор отправился в Египет, чтобы познать мудрость и научиться тайным знаниям у местных жрецов. Диоген и Порфирий сообщают, что самосский тиран Поликрат снабдил Пифагора рекомендательным письмом к фараону Амасису, благодаря чему он был допущен к обучению и посвящен в таинства, запретные для чужеземцев. Пифагор выучил египетский язык с его тремя азбуками — письменной, священной и символической (первая на них изображает обычный язык, а две другие — иносказательный и загадочный). Так греки называли демотическое, иератическое и иероглифическое письмо Древнего Египта.

В Египте Пифагор якобы прожил 22 года, пока его не увел в Вавилон персидский царь Камбиз, завоевавший Египет в 525 году до н. э. В вавилонском плену Пифагор пробыл 12 лет, общаясь с тамошними магами. В 56-летнем возрасте Пифагор вернулся на родину. Другие источники сообщают, что Пифагор, когда ему было 40 лет, покинул Самос из-за несогласия с тиранической властью Поликрата и отплыл в Италию. Доподлинно неизвестно, был ли Пифагор в Египте, Вавилоне и Финикии. Диоген Лаэртский со ссылкой на источник, который утверждал, что свое учение Пифагор воспринял от жрицы Фемистоклеи Дельфийской, то есть почти что в родных местах.

Пифагор поселился в греческой колонии Кротоне в южно-италийском регионе Калабрия. Несмотря на то, что "Пифагор первый стал называть себя философом, не только придумав новое слово, но и прекрасно обучая тому, что оно обозначает" (Ямвлих. О пифагорейской жизни), его многочисленных адептов привлекала не только мистическая философия, но и проповедуемый им пифагорейский образ жизни, включавший здоровый аскетизм и строгую мораль.

Ученики Пифагора образовали некое подобие религиозного ордена, или братства посвященных, которое состояло из избранных единомышленников мирян. У красноречивого оратора, каковым был Пифагор, появлялось все больше сторонников и в других частях Италии, даже среди не греческого населения. Во время конфликта Кротона с городом Сибарис, который очевидно спровоцировали сибариты, Пифагор занял твердую позицию. Именно из-за него кротонцы в некоторых случаях отказывались выдавать сибаритам бежавших от расправы оппозиционеров. В 510 году до н. э. война закончилась уничтожением Сибариса.

У Пифагора была жена по имени Феано, сын Телавг и дочь Мня, по другой версии, сына звали Аримнест, а дочь — Аригнота.

У одного только Диогена Лаэртского описано несколько версии гибели Пифагора. По одной из них, он заседал со своими ближними, когда "кто-то из не допущенных в их общество, позавидовав, поджег этот дом (а иные уверяют, будто это сделали сами кротонцы, остерегаясь грозящей им тирании). Пифагора схватили, когда он выходил, — перед ним оказался огород, весь в бобах, и он остановился: "Лучше плен, чем потоптать их, — сказал он, — Лучше смерть, чем прослыть пустословом". Здесь его настигли и зарезали; здесь погибла и большая часть его учеников, человек до сорока; спаслись лишь немногие".

В других легендах утверждалось, что Пифагор умер беглецом в метапонтском святилище Муз, сорок дней ничего не евши. А может быть бежал в Метапонт и умер от голодания. Еще рассказывали, что во время войны между акрагантянами и сиракузянами, "Пифагор с ближними выступил во главе акрагантян, а когда началось бегство, он попытался обогнуть стороной бобовое поле и тут был убит сиракузянами; остальные же его ученики, человек до тридцати пяти, погибли при пожаре в Таренте, где они собирались выступить против государственных властей".

Математики хотят упразднить число Пи

Некоторые математики считают, что всем, начиная со школьников и заканчивая академиками, следует отказаться от использования при математических расчетах числа Пи. И вовсе не потому, что оно не точное, а из-за того, что им неудобно пользоваться. Гораздо выгоднее, с их точки зрения, использовать другую математическую константу — число Тау…

Что и говорить, математика — наука достаточно консервативная и степенная. Опровержение старых теорий, смена парадигм и прочие подобные события, которые достаточно часто случаются у физиков, химиков, биологов, историков и т.п., обходят эту отрасль человеческого знания стороной. Может быть, именно поэтому иногда математики начинают скучать и предлагать весьма оригинальные "реформы" своей дисциплины. Например, недавно группа ученых предложила упразднить известное всем со средней школы число… Пи.

При этом "реформаторы" заявляют, что отменить эту математическую константу, выражающую отношение длины окружности к длине ее диаметра, следует вовсе не потому, что она "не справляется со своими обязанностями" (то есть не точна), а потому, что этим числом просто неудобно пользоваться. Но как же тогда вычислять длину окружности, спросите вы? Очень просто, ответят реформаторы. Вместо неудобного числа Пи следует использовать число Тау, которое выражает отношение длины окружности к ее радиусу. То есть, как вы понимаете, его значение в два раза больше числа Пи — если последнее приблизительно определяется как 3,14, то число Тау равно (тоже приблизительно) 6,28.

За что же ученые мужи так взъелись на в общем-то не только безобидное, но и весьма полезное число Пи? Об этом может поведать один из самых непримиримых противников использования данной константы, бывший физик-теоретик, а ныне педагог Майкл Хартл из США: "Несмотря на то, что прибегать к использованию числа Пи — путь ошибочный, непосредственно в самом определении этой постоянной никакой ошибки нет. Данная буква означает именно то, что вы хотите — так называемое отношение длины окружности к диаметру. Однако посудите сами — ведь окружность не диаметром задается, а радиусом. В соответствии со стандартным определением, окружностью называется фигура, которая состоит из всех точек плоскости, отнесенных от некоего центра на конкретную длину — то есть на радиус".

Итак, по мнению Хартла, вина числа Пи заключается всего лишь в том, что оно просто "неестественное". При этом ученый утверждает, что использование данной константы может сказаться на формировании сознания юных математиков. "Когда вы начинаете задавать геометрическую постоянную круга посредством отношения длины окружности к ее диаметру, то это можно считать ни чем иным, как делением ее на удвоенный радиус, и данная двойка станет преследовать ваш ум в процессе всех вычислений", — предостерегает Хартл.

По мнению ученого, использование числа Тау избавит психику математика от этой самой "преследующей двойки" и сделает многие расчеты параметров окружности и круга проще, быстрее и удобнее. Кроме того, применение в расчетах именно этого числа таит в себе еще одну выгоду. Если измерять окружность не в градусах, а в радианах (радианом называется центральный угол, длина дуги которого равна радиусу окружности), то для того, чтобы выразить в данном случае полную окружность через Пи, нужно умножить радиус на два Пи, а при использовании числа Тау — потребуется умножить всего лишь на одно Тау.

Сначала (с 2001 года, когда профессор Университета Юты (США) Боб Пале опубликовал первую статью, в которой доказывал ошибочность применения числа Пи) данное предложение рассматривалось большинством математиков как некая блажь коллег из Западного полушария. Но со временем у него нашлось много сторонников и среди ученых Старого Света. "Это одна из самых странных вещей, которые мне пришлось увидеть, но она имеет смысл. Удивительно, как люди раньше этого не поняли. Почти все, что мы делаем с числом Пи, мы можем делать и с числом Тау, но когда мы противопоставляем Пи и Тау, то Тау выигрывает — оно гораздо более натурально", — говорит британец Кевин Хьюстон, математик из Университета Лидса.

Итак, количество приверженцев числа Тау среди математиков неуклонно растет, хотя некоторые из них сомневаются в том, что его конкурента число Пи удастся так вот сразу упразднить. Ведь традиция использования данного числа имеет долгую историю. Есть сведения, что этой константой пользовались еще древнеегипетские, вавилонские и древнеиндийские математики. Самое раннее из известных приближенных значений этого числа датируется 1900 годом до нашей эры. Причем вавилоняне определяли его как 25/8, а египтяне — как 256/8. Интересно, что оба значения отличаются от истинного не более, чем на один процент. А ведический текст "Шатапатха-брахмана" указывает значение Пи как 339/108 (приблизительно равно 3,139), что тоже довольно близко к истине.

Первый же математический способ вычисления числа Пи предложил великий греческий математик и физик Архимед. Он был достаточно прост — ученый вписывал в окружность и описывал около нее правильные многоугольники. Принимая диаметр окружности за единицу, Архимед рассматривал периметр вписанного многоугольника как нижнюю оценку длины окружности, а периметр описанного многоугольника как верхнюю оценку. В итоге, рассматривая правильный 96-угольник, Архимед пришел к выводу, что число Пи должно вычисляться как среднее между значениями выражений 3+10/71 и 3+1/7. В итоге получилось, что искомое число равно 3,1419. Конечно, это не совсем точное значение, но все-таки весьма и весьма близкое.

Чуть позже, в 265 году нашей эры китайский математик Лю Хуэй из царства Вэй предложил свой алгоритм расчета числа Пи. Согласно ему, эта константа равна 3,14159. А в 480 году его коллега Цзу Чунчжи продемонстрировал, что Пи приблизительно равно 355/113, и показал, что Пи больше 3,1415926, но меньше 3,1415927. Любопытно, что данное значение этой константы считалось самым точным последующие 900 лет. Однако впоследствии ее значение неоднократно уточнялось.

Интересно еще и то, что в течение долгого времени эта важнейшая математическая константа была фактически безымянной. Впервые это число греческой буквой Пи обозначил британский математик Джонс в 1706 году, а общепринятым оно стало после работ Леонарда Эйлера в 1737 году. Согласно общепринятой версии, данное обозначение происходит от начальной буквы греческих слов περιφέρεια (окружность, периферия) и περίμετρος (периметр).

Так что, как видите, у числа Пи достаточно долгая и насыщенная история. Поэтому вряд ли его поклонники сдадутся без боя. Однако противники данной константы заявляют, что не собираются вытеснять Пи насильственными методами. "Я не призываю к реальному насилию — ведь, согласитесь, это было бы уже дикостью, не так ли?" — заявляет самый непримиримый Пи-ненавистник Майкл Хартл. Он даже выражает озабоченность по поводу того, что "…в процессе обращения в нашу веру многие люди становятся злы на Пи, чуть ли не как на своего личного врага. У них возникает ощущение, будто всю жизнь их обманывали, так что удивительно, какие гневные слова люди находят против этого числа — часто совсем уж неприличные".

Поэтому Хартл и его коллеги призывают к мирному вытеснению числа Пи из математической реальности и заменой его на число Тау. Они говорят, что следует постоянно пропагандировать абсурдность применения первого и удобство использования последнего. По их словам, людей нужно не заставлять отказываться от использования Пи, а убеждать в том, что Тау куда лучше. И тогда, по предположению Хартла, в конце концов число Пи тихо удалится из современной математики и займет свое место в архиве на полке "Математические константы прошлых веков".

Будет ли это так, или нет — сказать сложно. Как было сказано выше, математика — наука консервативная, и не было еще случая, чтобы кто-то из ее адептов отказался от использования традиционных констант. Но, может быть, число Пи станет первой из тех констант, которые сдали "в утиль" за ненадобностью…