Миларепа (собств. имя - Джецюн, 1040-1123 или 1052-1135): Лед и пламень

Тибетский монах, достигший высших пределов тантрической реализации и описавший свой мистический опыт в стихах (сб. Гур-бум — «Сто тысяч песнопений»), считающихся до сих пор никем не превзойденными. Помимо них, большое историко-культурное значение имеет и жизнеописание Миларепы, выполненное его учеником по имени Райчунг (1084 —1161) на основе длительных беседе наставником; написанное чрезвычайно образным и выразительным народным языком, оно немало способствовало популяризации личности и идей Миларепы, особенно за пределами тибето-монгольского региона. Действительно, жизненный путь поэта-отшельника впечатляет: из адепта черной магии, доведшего до разорения и гибели десятки своих односельчан, он превратился в совершенный идеал буддийского «святого», познавшего и презревшего все мирские соблазны и искушения. Эта в общем стандартная агиографическая схема («не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься»), воспроизводящаяся в том или ином виде во многих житийных текстах, особенно восточных, в данном случае оказалась наполнена глубоким жизненным содержанием, еще более заостренным благодаря обилию фольклорных и легендарно-фантастических мотивов, подчеркивающих драматизм противоборства между добром и злом в человеческой душе.
Если следовать канве Жизнеописания, то путь Миларепы к вершинам духовного восхождения начался весьма своеобразно. Его мать, проживавшая в небольшом селении в Южном Тибете, после смерти мужа оказалась в полной зависимости от его родственников, нечистых на руку и вскоре доведших ее вместе с детьми до полной нищеты. Не выдержав бесконечных унижений, эта женщина, обладавшая решительным и своевольным характером, определила своего сына на воспитание к магу с выразительным именем, переводящимся как Гневный-и- Победоносный -Учитель- Зла; поскольку, рассудила она, все человеческие законы были этими людьми безжалостно попраны, то пусть будут они наказаны за это грозными духами-мстителями, приручением которых как раз и занимался Учитель Зла.
Успешно пройдя полный курс вредоносной магии. Миларепа, по совету наставника, укрылся в горной келье и в продолжение недели призывал духов зла, пока они, наконец, не явились к нему, сложив к его ногам головы и сердца тридцати пяти человек. Это и были злополучные родственники со всеми их чадами, домочадцами и гостями; они погибли под развалинами собственного дома, несущие опоры которого снесли их же лошади, внезапно взбесившиеся от наведенной на них порчи. Не удовлетворившись этим Миларепа решил заодно сжить со свету и односельчан, равнодушно наблюдавших за всеми чинимыми его семье несправедливостями, — их посевы были уничтожены градом и ураганом, а то, что уцелело, стало жертвой засухи. Однако вместо ожидаемого удовлетворения Миларепа внезапно испытал, как бы мы сказали сегодня, душевный кризис, вынудивший его бросить Учителя Зла со всем его демоническим воинством и отправиться на поиски более подходящего наставника.
После целого ряда мытарств он, наконец, обнаружил такового в лице знаменитого Марпы (1012—1097) — основателя самой известной эзотерической школы тибетского буддизма Кагьюдпа. Учение Кагьюдпа, занесенное в Тибет индийскими миссионерами Тилопой и Наропой (Миларепа считался четвертым патриархом школы после трех вышеуказанных), представляет собой дальнейшее развитие идей самого популярного мистического направления в буддизме — Ваджраяны (букв, «алмазная молния»; подробнее см. в статье Манджушри). Вообще буддийское вероучение смогло первоначально закрепиться в Тибете именно в этой, наиболее экстравагантной и радикальной, форме, поскольку многие аспекты Ваджраяны были близки природной религии тибетцев — бон.
Начиная с эпизода встречи с Марпой тональность Жизнеописания заметно меняется; диковинные и фантастические подробности фольклорного толка отходят на второй план, а на первый выдвигается опыт постепенного духовного просветления, достигаемого путем абсолютного подчинения духа и тела единой сверхзадаче: развязать кармический узел, завязавшийся в результате общения с Учителем Зла. Миларепа проходит весь путь внутренней самотрансформации от начала и до конца, хотя на ранних этапах ему досталось, пожалуй, так, как никому из других учеников Марпы, ибо наставник счел необходимым приложить максимум усилий, чтобы избавить нового ученика ото всех угнездившихся в нем демонических сил. В течение многих месяцев Миларепа вынужден был, напрягая все силы, возводить постройки по проектам наставника, а потом собственноручно разбирать их, ибо тот всегда находил какой-либо явный или скрытый недочет, и начинать все заново. Когда же этот Сизифов труд подошел к концу, все тело Миларепы представляло, по его словам, одну сплошную открытую рану; но, несмотря на это, он не покинул своего наставника и продолжал во всем ему безропотно подчиняться.
В ходе этих испытаний у Миларепы развились и окрепли подлинно мистические способности, не имеющие ничего общего с приобретенной ранее властью над злыми духами: это включились высшие психоэнергетические центры, влияние которых помогло ему достойно вынести все лишения. Когда Марпа наконец убедился в этом, он отправил Миларепу обратно в его родные места, дабы тот испросил прощения за причиненное им зло, а затем дал ему наконец посвящение в высшие тантрические таинства, сменив заодно его имя на Мила-Дордже-Гьялцен, т. е. Мила-Алмазное-знамя (Мила по-тибетски означает «человек», а репа — «полотняное одеяние»; смена имени означала, что Миларепа обрел новую сущность, которая должна выражаться уже не мирским, а сакральным языком). Вслед за этим Миларепа обнаружил, что он в состоянии творить подлинные чудеса — тело его сделалось своеобразным генератором высших энергий, способных не только вырабатывать и сохранять жизненное тепло за счет внутренних ресурсов (при минимуме потребляемой пищи), но и поддерживать огонь в светильнике на протяжении многих месяцев. Те же энергии позволяли ему подыматься в воздух и пролетать значительные расстояния; его не пугало даже то, что встречные из-за его устрашающего внешнего вида принимали его за злого духа и пытались скрыться. Крайняя аскеза довела его до такого состояния, что, как говорил он ученикам, «я выглядел наподобие живого скелета, покрытого синевато-зелеными пятнами». Тем не менее, он был абсолютно удовлетворен и собою, и всем окружающим, ибо ни единый соблазн уже не мог проникнуть в его душу. Круглые сутки он предавался созерцанию блаженных видений: «Днем я ощущал, что обладаю безграничными сверхнормальными способностями, а в ночных видениях беспрепятственно перемещался во Вселенной в любом направлении — от вершины горы Меру (центр мира и обитель богов в буддийской космогонии) до ее основания... Все мои многочисленные формы могли пересекать пространство и достигать небес одного из Будд и слушать там проповеди... Я также мог превращать мое физическое тело в огненную массу, в поток воды или в озеро» (Жизнеописание, с. 191).
В пещеру отшельника время от времени наведывались посторонние люди, в том числе и с недобрыми намерениями — разбойники, браконьеры, даже жертвы его магии, пылавшие желанием свести с ним счеты, — но при виде того, что осталось от Миларепы, уходили прочь, не причинив ему никакого вреда, или даже становились его почитателями и адептами. Марпа тоже не забывал о своем бывшем ученике и время от времени препровождал к нему тех, кто нуждался в духовном наставничестве.
Однако самыми, пожалуй, частыми и настойчивыми посетителями кельи Миларепы были духи, демоны и демоницы, ни к кому так неравнодушные, как к святым отшельникам. Некоторые из них являлись к Миларепе, чтобы засвидетельствовать ему свое личное почтение и поставить в известность, что в духовном мире его имя хорошо известно и всеми уважаемо; но в массе своей они были первоначально настроены крайне недоброжелательно и изощрялись во всяких коварных выдумках. И в Жизнеописании, и в песнях Миларепы немало места уделено этим нападениям, живо перекликающимся с аналогичными эпизодами из жизни христианских подвижников. Но, в отличие от них Миларепа не гнал их от себя подальше и не стращал именем Всевышнего, а прилагал все усилия, дабы превратить их в благочестивых буддистов, поскольку он не видел для себя врагов ни на небе, ни на земле, — все сущее в равной степени представлялось ему прекрасным, целесообразным и неприкосновенным, ибо зло не может иметь собственного субстанционального начала и поддерживает свое существование прежде всего за счет отрицательных человеческих эмоций. Когда демоны пытались смутить его сладострастными видениями, постоянно отравлявшими существование христианским отшельникам.  Миларепа в ответ прибегал к испытанным тантрическим методикам отражения соблазнов: «Когда демоны колдовски сотворили видения громадных женских органов на его пути, Джецюн сконцентрировал свой ум и выставил вперед свой взведенный мужской орган. Он двинулся дальше и, пройдя сквозь иллюзорные образы, дошел до места со скалой в форме влагалища. Он вставил фаллической формы камень в отверстие скалы, чем окончательно развеял сладострастные образы» (Жизнеописание, с. 355). Даже самые лютые и необузданные из бесов, заслышав звуки его песнопений, в конце концов, покорно подчинялись его воле; поэтому страницы Жизнеописания буквально переполнены идиллическими сценами вроде следующей: «Когда Миларепа остановился посреди равнины, царь демонов Бха Ро вышел поприветствовать его. Он приготовил проповедническое место для Миларепы, предложил ему подношения и начал спрашивать об истинах буддийского учения. Миларепа посвятил его в знания о Карме, и благодарный демон исчез в скале перед сиденьем» (там же). Верными адептами Миларепы сделались также великанша-людоедка, обитавшая в горных расщелинах, и масса других столь же малосимпатичных персонажей; все они в конечном итоге удостоились Просветления.
Когда Миларепа почувствовал, что его земная миссия подходит к концу, он оповестил об этом своих учеников и добавил, что некий недоброжелатель, побежденный им во время одного из публичных диспутов, желает угостить его отравленной пищей, но он, Миларепа, не станет этому противиться, так как охвачен неудержимым желанием обрести Нирвану. Никакие просьбы и мольбы не возымели действия; Миларепа отведал чашу с ядом, прочел ученикам последнюю проповедь о методах отвращения зла и переместился в лучший мир. Атмосферные феномены, сопровождавшие погребальный обряд, — повеяли благовонные ветры, в небесах зажглись изображения священных Мандал и т. п. — подтвердили всем присутствующим, что наставник действительно вознесся на небеса. Впрочем, снизойдя к мольбам учеников, он в последний раз появился перед ними, восстав из пламени погребального костра, и успокоил их души священными песнопениями.
Согласно традиции, после его кончины в Тибете насчитывалось более тысячи его учеников, отрекшихся от всего мирского, и значительно большее число тех, кто продолжал жить в миру, но следовал при этом его духовным заповедям.  Благодаря своему действительно незаурядному поэтическому дарованию. Миларепа оказался тем особенно желанным для любой религии человеком, который сумел сделать высокие истины эзотерического учения доступными для достаточно широкого круга людей из простонародья, не впадая при этом в его сознательную или бессознательную вульгаризацию. Поэтическая форма, более сильно и глубоко воздействующая на воображение слушателей, нежели однообразные речи проповедников, оказалась здесь как нельзя более уместна. В своих песнопениях Миларепа сумел добиться впечатляющего синтеза глубинного философского содержания и захватывающего эмоционального порыва, возникающего при созерцании красот величественных горных пейзажей и священных мест (к сожалению, отечественный читатель, имеющий в своем распоряжении подстрочники, приложенные к русским изданиям Жизнеописания, едва ли сможет оценить по достоинству его литературный талант). Излюбленные темы его философских стихов обычны для человека, следующего принципам Ваджраяны: рассуждения об отказе от всех земных привязанностей, непреложность действия закона Кармы, мысли о перерождении и загробном воздаянии, восславление великой Пустоты (центральное понятие в философской системе Ваджраяны и школы Кагьюдпа, означающее «истинную» реальность, не включенную в причинно-следственную зависимость, не имеющую атрибутов и пребывающую вне индивидуального и субъективного сознания).
Кроме того, по страницам Жизнеописания рассыпано немало ценных практических рекомендаций, относящихся к древним йогическим практикам и изложенных, как принято в сочинениях подобного типа, метафорическим и малопонятным для непосвященных языком.  Речь, прежде всего, идет о практике, именуемой в тибетской традиции «Йогой Внутреннего Огня» — Туммо, восходящей к древнейшим психотехникам центральноазиатского шаманства (а, скорее всего, и праиндо-европейского вообще). Вот как описывает Мирна Элиаде основные черты архаического психоментального комплекса, связанного с представлением о «внутреннем жаре», который необходимо активировать для обретения магической силы (отметим, что все без исключения элементы этого описания можно обнаружить в той или иной форме и в сочинении Райчунга, где им отводится первостепенная роль; в этом смысле нижеследующий текст можно назвать лучшим комментарием к биографии Миларепы):
«Первичным значением этого понятия (тапас) является "чрезвычайный жар", а окончательным — аскетическое усилие вообще... Его возможности являются творческими как в космическом, так и в духовном плане; через тапас аскет становится ясновидящим и даже воплощает богов. Так, Праджапати (бог — символ творящего начала в мифологии индуизма, олицетворяющий «первоначальное жертвоприношение», благодаря которому возникла вселенная — Б.Б.) творит мир, "разогреваясь" аскетизмом до чрезвычайной степени... "Внутренний жар" или "мистический жар" является творческим; он приводит к определенного рода магической силе, которая, даже когда она не проявляется непосредственно как космогония "творит" на более скромном космическом уровне: например, создает неисчислимые видения и чудеса аскетов (магический полет, упразднение физических законов, исчезновение и т. п.). "Внутренний жар" представляет собой, таким образом, неотъемлемую часть техники "первобытных" магов и шаманов; достижение "внутреннего жара" выражается в общепонятном виде как "властвование надогнем", а в конечном итоге как преодоление физических законов; это значит, что соответствующим образом "разогретый" маг может творить чудеса, может создавать новые условия существования в Космосе и в некотором роде повторяет космогонию... Избыток тепла достигался путем медитации у огня ... или путем задержки дыхания ... а особенно "трансмутацией" сексуальной энергии... На тибетском языке это "психическое тепло" называется gtum-mo (произносится тум-мо)» (Элиаде М. Шаманизм Киев, 2000, с. 374-375, 405, 425).
Ныне является общепризнанным, что тантрическая психотехника развилась на основе древних шаманских культов и ритуалов и вобрала в себя их важнейшие компоненты, обогатив и дополнив их собственно буддийскими приемами трансцедентальной медитации и соответствующей фразеологией. Миларепа и его «Йога Внутреннего Огня» — несомненно, высшая точка подобного синтеза, многие секреты которого, к сожалению, ныне следует признать утерянными. Она требует предельного внутреннего сосредоточения на четырех высших психических центрах, представляющих как бы обособленное божественное ядро внутри человеческого организма. Когда все эти центры удается задействовать одновременно и перевести их в оптимальный режим функционирования, адепт ощущает себя исполненным неописуемой благодати; так, Рейчунг говорил со слов Миларепы, что все его тело в этот момент было «исполнено блаженством, пронизывающим его от кончиков пальцев его ног и поднимающимся до макушки головы». На физическом уровне этот взлет высших духовных эмоций ощущается, прежде всего, как интенсивное теплоотделение, способное поддерживать адепта в жизнеспособном состоянии даже в самых экстремальных условиях, которые только могут возникнуть в реальной жизни или представиться воображению, и перевести его организм в режим полного самообеспечения. Как пишет Лама Анагарика Говинда, «цель этой йоги чисто духовная, направленная на создание состояния совершенного внутреннего единства и целостности, в котором все сияющие силы и качества нашего бытия концентрируются и соединяются, подобно лучам солнца в фокусе линзы... После того как ум Садхака [практикующего] очищен предварительными упражнениями, он приводит себя в состояние внутренней готовности и восприимчивости; после того как он отрегулирует свое дыхание, сделав его осознанным и одухотворенным мантрическими слогами, он направляет свое внимание на пупочный центр из которого должны позднее появиться Дакини... После этого глубоким осознанным дыханием и интенсивной умственной концентрацией он приводит протослог «А» в раскаленное состояние ... и тот постепенно вырастает из формы огненной жемчужины в форму горящего пламени, которое ... достигает в конце концов верхнего центра, откуда появляется белый нектар, эликсир жизни. Поток этого нектара устремляется вниз, пронизывая все тело» (Основы тибетского мистицизма, с. 337, 342). Любопытно, что, хотя в Жизнеописании, рассчитанном на широкий круг читателей, нет почти никаких упоминаний о практике туммо, в Книге ста тысяч песнопений она, напротив, описывается достаточно подробно — насколько в стихах вообще можно описать мистические практики.
 
Литература:
 
ЭВАНС-ВЕНТЦ Э./ Великий йог Тибета. М. Самара, 1994 (2-е изд. - 1998) (включает Жизнеописание Райчунга и избранные песни Миларепы).
БАРАДИЙН Б. Из легенд Тибета//Живая старина, 1912, вып. 2-3; ДЫЛЫКОВА И. Тибетская литература. М., 1986; Золотая гирлянда. Ранние учителя Кагью в Индии и Тибете. СПб., 1993. (О туммо см. также: ГОВИНДА. Психология раннего буддизма. Основы тибетского мистицизма. М., 1993, с. 336-354; ЭВАНС-ВЕНТЦ Э. Тибетская йога и тайные доктрины. М., 2001, гл. «Шесть йог Наропы»).

Миларепа (1040 - 1123 годы.) - величайший тибетский поэт, буддийский йогин из линии Кагью, (Кармапы) один из самых ярких представителей традиции горного отшельничества в Тибете. В молодости Миларепа, по требованию своей матери, изучал чёрную магию, чтобы отомстить дяде и тётке за несправедливость по отношению к его семье. После совершения мести (заклятья Миларепы привели к смерти 30 человек) Миларепа раскаялся и стал учеником Марпы Лоцавы, который получил передачу учений буддизма Ваджраяны в Индии у великих йогинов Наропы и Майтрипы. Проявив исключительные упорство и преданность, Миларепа ещё при жизни достиг Посветлённого состояния Будды. Согласно преданию, у Миларепы был прекрасный голос, и его просветлённое видение спонтанно выражалось в замечательных стихах-песнях, которые до сих пор любит знает наизусть каждый образованный тибетец.




        Вернувшись в родные места, Миларепа обнаружил, что дом его превратился в руины, населённые духами, а поле заросло сорняками. Войдя в дом, он обнаружил побелевшие кости своей матери. Проведя ночь в этом месте, глубоко потрясённый всем увиденным, он спел эту песню:

О, горе мне!..
Ведь все, кто полагается на бренное,
Чем больше думают, тем более печалятся;
Чем больше делают, тем более страдают;
Чем больше суетятся, тем сильней они
Бывают ввержены в круговорот сансары.
О, как подавлен я! Застигнут кармою,
Я потрясён - куда идти, что делать мне?
Ответ один: всецело посвятить
Себя святой и несравненной Дхарме.
О Ваджрадхара, ты, чья суть - Акшобхья,
Благослови меня ты недостойного
И в горном укрепи уединении!

Во град непостоянства и иллюзии
Войдя, блуждает путник удручённый...
Долина чудная, земля и дом родительский -
Всё ныне стало собственностью духов.
О, вот пример непостоянства и иллюзии!
Такой пример имея пред глазами, я
Готов отдаться практике Учения.

Наш дом, на четырёх столпах основанный,
Теперь подобен львиной верхней челюсти.
Его углы и стены вместе с крышею
Напоминают уши мне ослиные.
О, вот пример непостоянства и иллюзии!
Такой пример имея пред глазами, я
Готов отдаться практике Учения.

Лихие дни! Вот поле невозделанное,
Густым и жёстким бурьяном поросшее...
О, вот пример непостоянства и иллюзии!
Такой пример имея пред глазами, я
Готов отдаться практике Учения.

От Тхёпы Севы, от отца родимого
Осталась только горстка праха костного;
А Ньянгза Карген, мать моя любимая,
Подобна клетке, из костей построенной.
О, вот пример непостоянства и иллюзии!
Такой пример имея пред глазами, я
Готов отдаться практике Учения.

Монах Лхабум, что здесь живёт, теперь
В дома других хозяев ходит с требами.
Из наших книг священных птицы с крысами
Себе жилища-гнёзда понастроили.
О, вот пример непостоянства и иллюзии!
Такой пример имея пред глазами, я
Готов отдаться практике Учения.

О Ваджрадхара, ты, чья суть - Акшобхья,
Благослови меня ты недостойного
И в горном укрепи уединении!

        Вскоре после того, как Миларепа вернулся в родные края и поселился в горной пещере поблизости, об этом узнала его сестра, Петама, и пришла навестить его. Она была поражена, увидев брата: Миларепа был лишён всякой поддержки со стороны окрестных жителей и на протяжении долгого времени питался только похлёбкой из крапивы; его тело стало похожим на скелет и позеленело. (Необходимо отметить, что буддизм отрицательно относится к аскетическим крайностям, и воздержание Миларепы было вынужденным: до обращения к Дхарме он причинил много зла односельчанам, те его ненавидели, и на их помощь рассчитывать не приходилось. Кроме того, невыносимые тяготы первых лет своего отшельничества Миларепа рассматривал как кармическое воздаяние за совершённые в прошлом злодеяния.) Сестра заплакала, а Миларепа спел песню:

Я простираюсь пред учителями:
Меня благословите, недостойного,
И укрепите на пути отшельничества!

Сестра, твой ум смятен, в печали тело...
Но счастье и печаль непостоянны,
Так что послушай-ка немного эту песню.

Посмотришь ли, сестра, на дом мой нынешний -
А он подобен логову звериному.
Когда другие видят этот дом,
Моею нищетой они подавлены.

Посмотришь ли, сестра, на мою пищу ты -
А пища-то совсем как у животного.
Когда другие видят, что я ем,
С трудом они скрывают отвращение.

Посмотришь ли, сестра, на моё тело ты -
А тело как скелет, покрытый кожею.
И даже злейший враг мой прослезится,
Когда увидит облик измождённый мой.

Посмотришь ли, сестра, на мои действия -
А я во всём подобен сумасшедшему.
Сестра, когда глядишь ты на меня,
Тотчас в печаль впадаешь неизбывную.

Но если б брата ум могла увидеть ты,
То поняла бы, что подобен Будде он
Во всём! И видят ум мой гуру-праотцы,
И рады моему успеху в практике.

На камне этом жёстком в позе лотоса
Я долго и упорно медитировал -
Так долго, что моё сиденье грубое
Покрыло кожу ссадинами, ранами.

Питаюсь я похлёбкою крапивною:
Лишь в ней я недостатка не испытывал;
И тело моё стало как крапива,
И даже кожа вся позеленела.

Мой дом теперь - пещера в скалах каменных;
В глухом безлюдье гор она затеряна,
Полна печали... Но учитель-Будда
В печали этой горькой растворён.

И нет сомнения, о Пета, что с такой
Настойчивостью и с таким усердием
Я испытаю опыт Просветления!
Так не горюй же и крапивы приготовь.

        Не пожелав отведать крапивную похлёбку, Петама (ставшая после смерти матери нищенкой) сбегала в долину за подаянием. Вернувшись, она взглянула на брата и воскликнула: "Ты без одежды, зелёный, нагой! Я твоя сестра, а ты даже не смущаешься! Тебя нельзя даже назвать человеком!" Миларепа ответил ей песней:

Я простираюсь пред учителями:
Меня благословите, недостойного,
И укрепите на пути отшельничества!

Бродил-бродил я долго по чужбине -
Немудрено о родине забыть.
Скитался от пещеры я к пещере -
Легко забыть деревни с городами.
Смотрел-смотрел на танцы обезьяньи -
И о стадах скота легко не думать.
На гуру долго-долго медитировал -
Легко забыть привязанность к родным.
Я вновь и вновь о Дхарме размышлял -
Легко забыть обычаи людские.
Я вновь и вновь чандали разжигал -
Легко теперь не думать об одежде.
Я вновь и вновь вкушал самадхи пищу -
Легко забыть о мясе и напитках.
Я вновь и вновь единство созерцал,
Единство в светоносности - и вот
Легко забыть о всяких сложных взглядах.
На мудрости не-мысли долго-долго
Я медитировал - так долго, что теперь
Отсечь мне просто суетные мысли.
Я столько раз сам высекал огонь,
Что позабыл: на свете есть соседи.
Я действовал спонтанно, как придётся -
Легко забыть о скромности теперь.
Я жил в уединенье, без забот -
И вот легко забыть мне о смущении.

Мирские достижения отравы
Полны; похоже, что от полноты такой
Совсем освободился этот йогин!

        Однажды мимо пещеры Миларепы проходили охотники. Из любопытства они заговорили с йогином и спросили: "Ты живёшь среди скал. Что хорошего в скалах?" Миларепа запел:

Благословенья гуру коренного
Впитались в эти скалы. Если вы
Не знаете, насколько хорошо
И чем прекрасно это место, знайте:
Небесной Крепостью оно зовётся,
Небесной Крепостью Горы Зелёной, Гордой.

У этого дворца нерукотворного
Вверху клубятся тучи, а внизу
Течёт-играет синяя река.
Кругом луга, где множество цветов
Красуется, и хищники кричат
На их границе. Птиц король парит
Над всеми - грозный гриф. И временами
Накрапывает дождик. Непрестанно
Жужжат-гудят пчелиные рои
Медовою мелодией своею.
Олени, лошади играют и резвятся -
И матери, и шустрый молодняк...
И много дивных песен мне напели
Здесь птицы певчие. Кругом ручьи журчат,
Текут меж скал приятным переливом.
Поистине, друзья ума все звуки
Сезонов четырёх, и прелесть места,
Где поселился я, не описать...

Я спел вам эту радостную песню -
Примите же её как наставленье,
Охотники. Не совершайте зла,
И будьте добрыми!

        Миларепа начал практику в своей пещере. На первых порах его медитация оставалась безрезультатной, и он не знал, что делать дальше. Вскоре ему приснился сон: он упорно трудился, распахивая целину. Проснувшись, он спел эту песню:

Я обращаюсь к гуру драгоценному:
Благослови меня ты недостойного
И в горном укрепи уединении!

Подобна ниве неоранной равность,
И следованье Дхарме неуклонное
Ту ниву ровную удобрит-оросит.
Посеял практик семена сознания
К добру направленного, безупречного;
Гремит молитва громом оглушительным -
И щедро льётся дождь благословения.
Два буйвола искусных средств и мудрости
Запряжены в ярмо и тянут плуг ума,
Отбросившего смело все сомнения.
Свободный от запутанности практик,
За рукояти сосредоточения
Схватившись и кнутом усердья щёлкая,
Распахивает целину страстей и клеш.
Он удаляет недостатков валуны,
Трудясь нелицемерно, полет поле;
Колосья истины созревшие молотит;
Зерном глубоких наставлений устных
Он наполняет житницу рачительно.
И, перемолотое жерновами дакини,
Становится зерно прекрасной пищею,
Которая питает сытно йогина.

Мне сон приснился; долго я раздумывал
Над ним: ведь нужно истину из образов
Извлечь, нельзя сравнением житейским
Сполна всю глубину её измерить.
Итак, кто к Пробуждению стремится,
Пусть развивает строгость и упорство.

Все, кто практиковать упорно будет,
Обрящут то, что редко обретается.
Так пусть у благородных, мудрых практиков
Препятствий на пути не возникает!


Величественный трон и балдахин,
Светило нашу встречу осенило.
Йог Миларепа и его благотворители
Сердечно рады, что опять увиделись, -
И рады, что не умерли... Я, старец,
Хранитель многих песенных сокровищ,
Отвечу на вопрос, как мне живётся,
Счастливой песней о здоровье полном.
Так навострите уши и внимайте!

Когда пошёл на убыль год Дракона
И Зайца год едва успел начаться,
Во мне с особой силой возросло
Стремление отречься от сансары.
На снежную гряду высоких скал,
На перевал у Лачи я пришёл,
Уединенья жаждою томимый.
И сговорились небо и земля,
И вестника морозного послали
Ко мне - шального ветра. И река,
Воды стихия, вдруг разбушевалась;
И тучи, словно с умыслом, собрались
На юге чёрные, и в их темнице мрачной
Исчезли разом Солнце и Луна.
Нанизаны на нить подобно чёткам,
Застыли в небесах все двадцать восемь
Созвездий лунных, и планет восьмёрка
Посажена была на цепь железную,
И Млечный Путь был к небу пригвождён.
Окутались туманом звёзды все,
Весь мир покрылся мглою непроглядной...
Снег повалил, и сыпал целых девять
Дней и ночей, и столько же ещё -
Снег падал с неба восемнадцать суток.
Большие, словно клочья шерсти, хлопья
К земле летели, птицами порхая;
Узорные снежинки-веретёнца
Летели вниз, кружась, как рой пчелиный;
Катились вниз крупинки снега мелкие,
Как зернышки горчицы, как горошины.

На перевале снег, не зная меры,
Заполнил всё собою. Наверху
Коснулись неба белые сугробы,
Внизу трава, деревья и кусты
Под ношей снеговой к земле пригнулись.
Оделись в белое вершины чёрных гор,
И волны озера замёрзли голубые,
И воды чистые покрылись коркой льда.
Снег сгладил все низины и холмы.
Конечно, от такого снегопада
Все люди в добровольном заточенье
Укрылись, а для всех четвероногих
Пришла пора голодная: все звери
Своей привычной пищи вдруг лишились.
Вверху пернатых голод поразил,
Внизу попрятались по норам мыши с крысами,
И вскоре впали в спячку звери дикие.

Такая вот беда пришла ко всем -
И к Миларепе, йогину-отшельнику.
Меж Милой, йогином в одеждах хлопковых,
И ураганом, с неба налетевшим,
Меж мною и морозным ветром зимним
Нешуточная битва разгорелась
В горах пустынных, на вершине белой,
Покрытой снегом. В воду превратился,
Растаял побеждённый снегопад,
Ревущий ветер сам собой утих,
А хлопковая ткань огнём пылала.
Борьба была такой, как будто воин
Сражался насмерть с яростным врагом.
Был дан бойцу клинок победы острый,
И победил герой в смертельной схватке.

Явил я образ внутреннего деланья,
Примером стал для многих практикующих,
В великую одежду жара внутреннего
Поверх одежды хлопковой облекся.

Четыре комбинации болезней
Уравновесив на своих весах,
К согласию привёл я безупречному
Четыре элемента. Я направил
Холодный и горячий ветер в сущность -
И горный ветер тоже стал покорным.
Злых духов снегопада усмирил я -
И тот безропотно сошёл на нет.
Меня не одолело войско демонов -
И в битве этой йогин победил.

Потомок своих предков, шкуру тигра
На лисий мех я не менял ни разу.
Сын своего отца, из рода воинов,
Ни разу не бежал я от врага
И не сдавался! Я из рода льва -
Царя зверей, и потому нигде
Не жил я, кроме этих снежных гор.
Так нападайте же - я только позабавлюсь!

...И если вы, друзья, моим словам,
Словам седого старца, внять готовы,
То знайте: далеко распространится
И будет процветать ученье Кагью,
И многие достигнут Просветления,
И обо мне, о Миларепе-йогине,
Весь мир узнает. Вы, ученики,
Исполненные веры, сохраните
Об этом йоге память; а со временем
Уже о вас легенды будут складывать.

Итак, я, йогин, счастлив и здоров!
А вы, мои друзья и благодетели,
Счастливы ли теперь? Здоровы ли?


        Однажды Миларепа был приглашён на пышный свадебный пир. Его посадили на самое почётное место. Рядом сел геше (учёный лама). Он поклонился Миларепе и ожидал ответного поклона; но йогин никому и никогда не кланялся, кроме собственного гуру, и теперь не отступил от своего правила. Оскорблённый геше решил публично уличить Миларепу в невежестве. Достав философский трактат, он попросил ламу-йогина подробно прокомментировать трудные места. Миларепа ответил, что геше и сам прекрасно умеет толковать слова, но только практика медитации помогла бы понять их истинный смысл: "Я никогда не ценил и не изучал словесную софистику, представленную в книгах в традиционной форме вопросов и ответов, которые заучивают наизусть, а затем выпаливают в спорах с оппонентами. Это приводит только к путанице мыслей, а не к тем действиям, которые помогают осознать Истину. Этими словесными знаниями я не обладаю — если я когда-то их имел, то позабыл давно. Послушай песню, в которой я объясню, почему я забыл книжные знания". И Миларепа запел:

Почтенье Марпы лотосным стопам!
Да сохранит меня мой добрый лама
От следованья догмам и ученьям,
Что не в ладах всё время меж собою.

С тех самых пор, как благодать учителя
Мне в сердце снизошла, храню всё время
Ума сосредоточенность усердно.

Привыкнув о любви и сострадании
Раздумывать, забыл я с давних пор
О разнице меж мною и другими.

Привыкнув созерцать святого Гуру
Над головой моей в сиянье светлом,
Забыл я обо всех авторитетах
И всех, кто править силою стремится.

Давно привык я мыслить о Защитниках
Как от меня неотделимых сущностях,
И потому забыл про беспокойство
О временной, телесной оболочке.

Давно лишь тем внимаю наставлениям,
Которые передаются шёпотом
На ухо; потому и позабыл я
О книгах, рукописных и печатных.

Привыкнув изучать науку жизни
Единую, утратил я все "знания",
Которые лишь вводят в заблуждение.

Привыкнув созерцать Три Тела Будды
Как сущие во мне, я на пути своём
Давно забыл о страхе и надежде.

Привыкнув размышлять об этой жизни
И жизни будущей как о неразделимых,
Забыл о страхе я рождения и смерти.

Привыкнув с давних пор свой опыт собственный
Исследовать, я забываю спрашивать,
Что обо мне друзья и братья думают.

Привыкнув обретать всё новый опыт,
Давным-давно успел я позабыть
О всех вероучениях и догмах.

Привыкнув с давних пор на Нерождённое,
Несокрушимое и Неопределимое
Нацеливать свой ум, забыл я напрочь,
Как цели точные определяются.

Привыкнув танец всех явлений видимых
Считать свободною игрою Дхармакайи,
Забыл я игры плоского рассудка.

Привыкнув с давних пор хранить свой ум
В несозданном Свободы состоянии,
Забыл я о надуманных условностях.

Привыкнув с давних пор свой ум и тело
Держать в узде, о сильных сего мира
Надменности и гордости забыл я.

Привыкнув с давних пор, что кроме тела
Нет дома у меня, о всех удобствах
Я позабыл, в монастырях доступных.

Привыкнув постигать смысл Несказанного,
Я позабыл о тонкостях грамматики
И правилах образованья слов.

И без труда, многоучёный геше,
Найдешь ты в книгах Дхармы подтвержденье
Моим словам - в авторитетных книгах...

Это тибетский аскет, проповедник и поэт, достигший, по преданию, состояния будды. Он жил с 1040 по 1123 гг. Тибетская устная и письменная традиция хранит огромное количество духовных стихов Миларепы. На картине Миларепа сидит высоко в горах. Из-за последней гряды видно сияние Лучей Света. Н.К.Рерих называл Миларепу тибетским Орфеем, т.к. он всегда был окружен животными и слушал вещие голоса гор.

В путевом дневнике Рерих писал: "Здесь в направлении к Эвересту жил провидец-отшельник Миларепа, слушавший перед восходом голоса Дэв... Перед нами путь на Кайлас, высится одно из 15 священных чудес, исчисленных в книгах Тибета - гора Колокола. Именно здесь пещеры Миларепы. И не одна, но многие, освещенные именем отшельника."

Е.И.Рерих писала: "Разве может быть подвиг без трудностей? Я так люблю слова замечательного подвижника Тибета по имени Миларепа, который предавался великим подвигам, и когда люди уговаривали его пожалеть себя, своё здоровье и прекратить тяжкую жизнь, он отвечал: "Так как все мы должны умереть, то я предпочитаю умереть в преследовании прекрасной цели."

Учитель Миларепа часто беседовал с животными. Около его уединения гнездились пчёлы, созидали города муравьи, залетали попугаи и обезьяна садилась подобно Учителю. Учитель сказал муравьям: "Пахари и созидатели, никто вас не знает, но вы возносите великие общины." Сказал пчёлам: "Собирайте мёд знания и образов лучших. Никто не прервёт сладкий труд ваш." Заметил попугаю: "По крику твоему вижу, что собрался быть судьёй и проповедником." И погрозил резвой обезьяне: "Ты разрушил муравьиные строения и похитил чужой мёд. Может быть решился стать правителем?"

Я, Миларепа, осиянный великой славой, памяти и мудрости дитя.
Хотя стар я, покинут и наг, из уст моих льётся песня,
Ибо вся природа служит мне книгой. Железный жезл в моих руках,
Ведет меня через океан меняющейся Жизни.
Я Разума и Света господин, и, совершая подвиги и чудеса,
Я не нуждаюсь в помощи земных богов.


"Песни Миларепы очень популярны среди населения Тенгри, а предания о его подвигах можно услышать и поныне. В некоторых домах в Тенгри и соседних деревушках мы видели фрески, на которых был изображен Миларепа. С правой рукой, поднятой к уху, он сидит у входа в пещеру, над которой возвышаются огромные снежные горы. На нем белое одеяние его секты и цепочка аскета. На подвижника, погруженного в размышления, смотрят газели, леопарды и олени; в облаках парит его учитель Чжэбцзун-Марпа с руками, в мудре созерцания. На других фресках проповедник изображен восседающим среди крутых скал на фоне снежных вершин. Тут же находится богиня Цэрингма, прислуживающая ему. Видно, что подвижник изнурен тяжелой эпитимьей (постом). Эти фрески выполнены довольно грубо, но изумительные по цвету. Время смягчило яркие краски и скрыло недостатки настенной живописи. Подобные изображения Миларепы встречаются часто, но его бронзовых изваяний немного. Нам удалось достать только одну статуэтку очень грубой работы. (Ю.Н.Рерих. По тропам срединной Азии, с.278-279)

Вера – прочный фундамент моего дома,
Усердие образует высокие стены,
Медитация лепит массивные кирпичи,
И Мудрость – великий краеугольный камень.
Эти четыре вещи я использовал
При строительстве своего замка,
Который будет стоять столько,
Сколько будет царствовать вечная Истина!
Ваши мирские дома – обман,
Простые темницы для демонов.
И вот я покину и опустошу их!


"Миларепа (тиб. mi la ras pa) родился в 1040 году. Он был сыном Мила Шераб Гьялцена и Ньянг За Каргьен, процветающей пары, происходившей из деревни Кьянга Ца в Гунгтханге, Западный Тибет. Его родители назвали его Тхопага, "Восхищение слуху".

Семью настигла трагедия, когда Миле было семь лет. Его отец внезапно умер и, будучи на своём смертном одре, просил вести дела осиротевшей семьи родного дядю и тётку Милы по отцовской линии. Эти родственники же принялись захватывать имущество семьи для собственных нужд и угнетать Милу, его мать и сестру, унижая их домашней работой. Несмотря на все несчастья, мать Милы прилагала все старания, чтобы обеспечить детям получение образования.

Первым учителем Милы был мастер Ньингма по имени Лоцава Ланчунг, известный также как Лу-Джайпа. Его мать решила, что сын должен использовать свою одарённость для освоения колдовства и отмщения её жестоким родственникам. Когда Мила достиг восемнадцати лет, она отослала его в Ярлунг провинции Цанг; там он смог овладеть колдовским могуществом от его адепта Юнгтон Тхрогьяла, члена клана Ньяк. В конце годичного обучения у этого учителя Мила был послан к одному из его коллег по имени Йеше Зунг, практика медицины и колдуна, известного также как Лхадже Нубчунг, жившего в деревне Кхулунг в Цанг-Ронге. Последний дал ему наставления по вызыванию дхармапалы Рахулы. Завершение своего отшельничества Мила посвятил умилостивлению этого божества, что принесло ему требуемое колдовское могущество. Он добился этим того, что умертвил тридцать пять человек, родственников и сторонников его тётки и дяди; дом последних обрушился во время празднества. Мила вернулся к Юнгтон Тхрогьялу, своему первому наставнику в колдовстве. Овладев также магическими методами вызывания бури с градом после месячного медитативного отшельничества, Мила затем уничтожил урожай в родной деревне Кья-нга Ца.

Прошло немного времени после последнего инцидента, как вдруг Мила начал испытывать сильное чувство раскаяния за свои акты мщения. Сочувствующий ему Юнгтон Тхрогьял посоветовал попытаться получить религиозные наставления от другого мастера Ньингма по имени Ронгтон Лхага, знатока ати-йоги. Мила последовал этому совету и получил наставления от Ронгтона, который превозносил ати-йогу, говоря Миларепе: "Практикующий ати победоносен от корней до вершины". Однако Мила впоследствии оказался неспособным добиться прогресса, несмотря на мощь ати, и Ронгтон посоветовал ему предпринять путешествие в Лходрак и встретиться с Марпой Лоцавой, лучшим учеником сиддх Наропы и Майтрипы. Как только он получил этот совет, невыразимое чувство веры охватило Миларепу, и он немедленно отбыл в Лходрак.

В ночь, предшествующую его прибытию туда, Марпе и его жене Дагмеме приснилось пророчество Наропы, что Мила будет лучшим учеником Марпы. На следующий день, осведомлённый благодаря сновидению, Марпа приготовился пахать поле, когда прибудет предначертанный ему ученик. Проходя мимо пашущего Марпы, пившего пиво, Мила не смог распознать его как Марпу-Переводчика. В конце концов Марпа раскрыл себя, сказал: "Я – Марпа Лоцава". Тогда Миларепа открыл свое сердце, провозгласив: "Я великий грешник из Латода. Пожалуйста, дай мне духовные наставления, ведущие к Состоянию Будд". Марпа позволил Миле остаться в своем поместье, но не дал ему каких-либо учений.

Спустя некоторое время Марпа приказал Миле построить башню на своей земле. Каждый раз, когда Мила заканчивал свой труд, его учитель приказывал ему снести башню и строить новую. Это последовательно происходило четыре раза, пока Марпа не позволил оставить пятую башню. Хотя весь труд Милы был тщетен, поскольку Марпа упорно отказывался давать учения, с течением времени Мила смог получить наставления по Ваджрайогине и махамудре от жены Марпы Дагмемы и абхишеку на Хеваджру от Нгока Чокьи Дордже. Но, как и в случае с ати-йогой, Мила не мог достичь какой-либо реализации.

Претерпевая эти великие несчастья, Мила очистился от великого накопления зла (плохой кармы), которое он тащил с собой из более ранней жизни, и ему в конце концов было дозволено получить учения. Марпа дал ему Прибежище и обет Бодхисаттвы, а впоследствии ввел его в м...лу Чакрасамвары. Во время этой абхишеки (посвящения) Мила получил имя Жепа Дордже ("Хохочущая ваджра") от сонма дакинь. Вслед за этим Марпа дал Миле дальнейшие серии абхишек, включая Хеваджру, Махамайю, Буддхакапалу и Гухьясамаджу, и в заключение приказал ему удалиться в отшельничество на два последующих года. В конце этого периода был устроен торжественный пир в честь учителя Марпы Наропы. Во время этого празднества Миларепа и все собравшиеся гости видели Марпу в форме Хеваджры и Чакрасамвары. Когда обучение закончилось и он получил практическую линию во всей её полноте, Мила был послан Марпой для медитации в уединении.

Прежде чем исполнить приказание своего гуру, Мила ненадолго посетил Ламу Нгока Чокьи Дордже и затем отправился в свою собственную деревню Кья-нга Ца, где обнаружил, что его мать незадолго до этого умерла. Эта утрата усилила его понимание непостоянства и решимость уйти в отшельничество, тем самым выполняя указание своего гуру. Мила обосновался в пещере Зуб Лошади Белой Скалы около Кья-нга Ца. После нескольких лет строгого аскетизма здоровье Милы стало ухудшаться. К счастью, в этот момент его сестра Пета и бывшая невеста Джесай пришли повидаться с ним. Встревоженные тем, что нашли Милу в чрезвычайно ослабленном состоянии, Пета и Джесай настояли на том, что он должен поесть и выпить пива. Пища и питьё принесли ему восстановление здоровья, но с другой стороны расстроили ему медитацию.

Мила помнил, что Марпа еще раньше дал ему запечатанный свиток, содержащий совет на случай проблем, с которыми он может столкнуться во время отшельничества. Распечатав свиток, он обнаружил подробные наставления в многочисленных упражнениях хатха-йоги, снимающих именно эти трудности. Последующая практика Милы в йоге жара (тиб. gtum mo – туммо, мистический жар) вместе с хатха-йогой вызвала развязывание узла нади в чакре тайного места. Посредством дальнейшей практики в следующем году узел нади в пупочной чакре был также распутан.

Затем Мила путешествовал в южной части области Тингри, продолжая свои медитации в многочисленных пещерах. Здесь он обрел своих первых учеников Шиндормо и Бхикшу Сакьягуна. Некоторое время спустя Мила ушёл в зимнее отшельничество на склоны близлежащей горы Лабчи. Его ученики очень беспокоились за него, когда тот был отрезан на протяжении всей зимы исключительно глубоким снегом, но весной их страхи рассеялись, когда они обнаружили его еще живым. На вечеринке, данной учениками в ознаменование его возвращения, Мила пел и танцевал, выражая реализацию, достигнутую им в отшельничестве. Этот спонтанный танец послужил причиной того, что узлы нади в сердечной чакре развязались.

В отличие от своего гуру, у Миларепы не было физического партнера для практики Ваджраяны, за исключением богини Таши Церингма, бывшей его супругой. Впервые Миларепа встретил эту богиню в Чубар Мелунге, когда она появилась, потрясая землю, в гневной форме во время его медитации. Множество злобных демонов возникли перед ним, и наиболее отвратительными из них были пять плотоядных демонесс. Главная из них, Церингма, била в солнце и луну как в цимбалы, из-за чего Миларепа увидел трясущиеся леса, колеблющиеся скалы, пылающее небо и землю, залитую наводнением. За этой первой встречей последовали другие, во время которых Миларепа смог постепенно покорить Церингму с помощью силы своей медитативной реализации. Когда, в конце концов, она стала его супругой, узлы нади в чакре гортани Миларепы развязались.

В 1094 году, через девять лет после того, как он покинул Марпу, Миларепа признал Речунг Дордже Драка в качестве своего ученика. Речунгпе было только одиннадцать лет, но он стал одним из двух главных учеников Миларепы. Через несколько лет после этой встречи Речунгпа был послан Миларепой для получения цикла учений "бесформенной дакини", который Марпа не смог по– лучить во время своих занятий в Индии. Речунгпа успешно получил эти учения от сиддхи Типупы. По возвращении ученика в Тибет Миларепу заинтересовало то, что у Речунгпы очень выросло самомнение. Движимый состраданием к заблуждающемуся ученику, Миларепа совершил чудо демонстрации в собственном теле таких божеств, как Чакрасамвара, Хеваджра, Гухьясамаджа, Чатухпитха, Буддхакапала и Махамайя. В этот момент узлы нади в чакре лба Миларепы распутались, и он стал един со всеми Буддами.

Слава "Милы – Хлопковые Одежды" постепенно распространилась всюду, несмотря на его отшельническую жизнь в лесах и горах юго-западного Тибета и северного Непала. Вокруг него начала формироваться группа учеников, и многие из них заимствовали белую хлопковую одежду йогина, которую носил их учитель. Его ученики – такие йогины, как Дригом Репа, Себан Репа, Репа Жива Од, Нгентон Репа; pаскаявшиеся злодеи, такие как Чира Репа, бывший охотник; а также йогини Селле-од, Речунгма и Пелдарбум, и наиболее яркие из всех – "луноподобный" Речунгпа и "солнцеподобный" Гампопа.

Миларепа ушел в 1123 году в возрасте восьмидесяти трех лет в сферу Абхирати, область Будды Акшобхьи".

На вершине моей далеко сияющей блистательной скалы
Все явления мира рассматриваю как образы невечного.
Земные радости мне представляются росою…
Пустое небесное пространство мне служит пищей.
Погружаюсь я в созерцание, которого не нарушить.