Бекингем Джордж
(полн. Джордж Вильерс, Villiers; герцог Бекингем; Бакингем, Бэкингем; Buckingham) Английский государственный деятель, фаворит Якова I и Карла I Стюартов
Двадцать третьего августа 1628 года английский портовый город Портсмут был переполнен военными и придворными. Лучший дом в городе, предоставленный главнокомандующему, напоминал пчелиный улей: гонцы и оруженосцы сновали во всех направлениях, военачальники совещались о том, что теперь делать. Накануне французы сняли осаду с протестантской твердыни – города Ла Рошели, и теперь помощь англичан там была не нужна. Значило ли это прекращение войны? Для того чтобы принять окончательное решение, главнокомандующему следовало вернуться в Лондон – к парламенту и королю.
Дорожный экипаж был подан, и блистательный вельможа в сопровождении свиты шел по коридору к парадным дверям. Внезапно откуда-то из-за угла мелькнула черная тень, сверкнуло лезвие кинжала, и через секунду все было кончено. Герцог Бэкингем, фактический владыка Англии, тринадцать лет ослеплявший Европу блеском своих побед не столько на полях сражений, сколько в альковах красавиц, был убит неким Джоном Фельтоном, солдатом и протестантом-фанатиком, который даже и не думал бежать с места преступления, а преспокойно отдался в руки стражи. Убийца заявил, что “покарал нечестивца”, и через несколько дней был повешен.
Так на тридцать восьмом году оборвалась жизнь одного из самых удачливых авантюристов семнадцатого века, фаворита двух английских королей – Иакова Второго и Карла Первого, любовника французской королевы Анны Австрийской и бесчисленного количества женщин самого разного происхождения. Так погиб Георг Вильерс, герцог Бэкингем…
Стоустая молва давно разнесла по всему французскому королевству легенды о необычайной красоте, уме, обаянии герцога. И, главное, о его неотразимости и фантастическом количестве жертв его волокитства. На балу, данном на второй день торжеств по случаю свадьбы сестры французского короля принцессы Генриетты с английским королем Карлом появился, обращая на себя всеобщее внимание, великолепный герцог Бэкингем — к восторгу дам и бешеной зависти кавалеров. Высокий ростом, превосходно сложенный, с пламенными черными глазами, герцог мог бы вскружить не одну женскую головку, явись он хоть в рубище дровосека. Но этот красавец был одет в серый атласный колет, расшитый жемчугом, с крупными жемчужинами вместо пуговиц. На шее в шесть рядов красовалось ожерелье из столь же крупных жемчужин...
Но и это еще не все. В уши герцога были вдеты бесценные жемчужные серьги. Кстати, добрую половину драгоценностей герцог рассыпал по залам дворца во время танцев: жемчужины оказались плохо пришитыми. Подбирать же их милорд счел ниже своего достоинства.
- Ах, не утруждайтесь такой мелочью, - отмахивался он от тех, кто пытался вернуть ему драгоценности. – Оставьте себе эту безделицу на память.
Ослепив весь французский двор богатством и красотой, герцог удивил его и своей грациозностью в танцах. Несколько кадрилей он был кавалером Анны Австрийской, и на глазах сотен гостей начался их роман. Роман авантюрный. Роман блистательный. Роман столь же великолепный, сколь и безнадежный. Роман, которого не должно было произойти...
Только стечением самых невероятных обстоятельств можно объяснить такую судьбу, которая выпала на долю отпрыска бедного провинциального дворянина и горничной. Родители не могли дать сыну ничего: ни знатного происхождения, ни богатства, ни даже фамильного поместья. Единственным достоянием юного Георга была его внешность: мальчик был поразительно хорош собой. Но его мать слепо верила в астрологию, предсказания и судьбу вообще, а какая-то старуха-гадалка предсказала ей, что ее ненаглядного, обожаемого сыночка Георга ждет блистательное будущее — почти королевское. И мать тратила последние гроши на то, чтобы мальчик получил достойное образование, а также из кожи вон лезла, чтобы получить аудиенцию у короля Иакова и представить ему свое чадо. Потому что отлично знала: смазливого личика и изящных манер вполне достаточно, чтобы сделать карьеру при дворе Иакова I, обожавшего хорошеньких мальчиков.
Чести ни ей, ни королю это, разумеется, не делало, но для европейских дворов того времени ничего из ряда вон выходящего в таком пристрастии не было. Современники, правда, посмеивались:
- Елизавета была королем, теперь королева — Иаков.
Но к таким насмешникам никто не прислушивался, ибо во всем остальном король Иаков был практически безупречен: политикой не интересовался совершенно, религиозные вопросы предоставлял решать церковникам, чрезмерной жестокостью не отличался и фантастических сумм из казны не проматывал. Так что повидавшие всяких монархов и монархинь англичане бога напрасно не гневили, короля, как положено, почитали, а двор тем временем жил своей собственной жизнью. Фавориты сменяли один другого: кто-то заканчивал свою жизнь на эшафоте, кто-то исчезал в безвестности. Да и королевский двор тех времен был немыслим без фаворита.
И вот при королевском дворе, заботливо опекаемый любящей матерью, появился Георг Вильерс — шестнадцатилетний превосходный танцор, отличный наездник, талантливый актер. Кстати, именно в этом качестве он и одержал победу над сердцем короля: в комедии, игравшейся при дворе, Георг исполнил женскую роль. Двор рукоплескал, а король, плененный красотой “актрисы” и приятно возбужденный этим пикантным маскарадом, милостиво говорил с Георгом, потрепал его по щеке и через несколько дней... произвел в рыцари и камергеры королевского двора. Тут-то все и поняли: взошла новая ослепительная звезда. И не ошиблись.
Правда, первоначально карьера юного Георга стоила немало трудов, а точнее, унижений. Грозный для своих соперников-царедворцев, Бэкингем перед королем пресмыкался и паясничал хуже последнего шута.
— Ты шут? — спрашивал его король. — Ты мой паяц?
— Нет, ваше величество, — отвечал Георг, целуя его ноги, — я ваша собачка.
И в подтверждение этих слов тявкал и прыгал перед королем на корточках. Об остальных “услугах”, которые эта “собачка” оказывала своему повелителю, лучше умолчать. Но дело того стоило. Через четыре года Вилльерс, щедро награжденный поместьями, доходными местами, арендами, орденами, становился последовательно виконтом, графом, маркизом. Наконец, в двадцать лет он стал герцогом Бэкингемом, а фактически — некоронованным королем Англии и Шотландии. Сбылось предсказание старухи-гадалки!
Герцог и некоронованный король Англии! Такое положение может вскружить и убеленную сединами, куда более трезвую голову, а уж об ощущениях двадцатилетнего выскочки можно только догадываться. Правда, в политике он разбирался, тут нужно отдать ему должное. Точнее, великолепно ориентировался в той сложной системе интриг, предательств, подкупов и лицемерия, из которой политика тогда состояла. За это качество Бэкингем и был вознагражден по-королевски. Умирая, король Иаков завещал своему сыну и наследнику Карлу фаворита в качестве основного советника и наставника в государственных делах.
Справедливости ради следует сказать, что Иаков мог бы сделать и худший выбор: как политик герцог был, безусловно, талантлив. Тем более, что молодой король как раз был абсолютно бездарен в области государственных дел, они его просто не интересовали. Если бы не жуткая, мученическая кончина под топором палача, об этом короле, пожалуй, никто и не вспомнил бы уже через год после его естественной кончины. Примерный семьянин, добрый отец, не транжир, не мот, не игрок, не распутник…Какие причудливые пируэты все-таки выписывает судьба! Не будь юный Георг Вильерс так хорош собой, история Англии сложилась бы совершенно по-другому. И если бы не стойкая привычка делать все, сообразуясь только с личными интересами, а не с государственными, герцог не погиб бы от руки наемного убийцы и не подтолкнул бы короля Карла к эшафоту.
Впрочем, и король сыграл в жизни Бэкингема роковую роль. Точнее, не он сам, а его женитьба. Карл женился на сестре французского короля Людовика XIII принцессе Генриетте. А во время свадебных торжеств герцог увидел королеву Франции… И последние три года своей жизни потратил на то, чтобы добиться прочной благосклонности Анны Австрийской. Даже государственными делами занимался постольку, поскольку это могло помочь ему встречаться с любимой женщиной.
Свадебные торжества в Париже подошли к концу, и принцесса Генриетта, отныне английская королева, отправилась на свою новую родину. До морского порта ее сопровождал брат — французский король, невестка — французская королева и, разумеется, герцог Бэкингем. В дороге ловкая герцогиня де Шеврез нашла возможность устроить интимное свидание королевы с предметом ее грез.
В городе Амьене произошло событие, объяснения которому историки так и не нашли. Королева и герцог в сопровождении нескольких придворных отправились прогуляться по саду. Влюбленные уединились в беседке из живых цветов, откуда по прошествии некоторого времени раздался крик Анны. Сбежалась стража, переполошились придворные, застали королеву в слезах, а герцога – в великом смущении. Таковы факты, дальше начинаются сплошные загадки.
Почему закричала королева? Некоторые полагают, что этот крик послужил доказательством ее “добродетели и целомудрия”, на которые покусился герцог. Другие утверждают, что в Амьене королева, наконец, рассталась с невинностью. Но скорее всего, королева закричала от наслаждения. Знающие люди подтвердят: спутать такой крик со стоном боли или страдания довольно легко. И тогда все становится на свои места. Еще и потому, что Анне Австрийской ни с какой стороны не было выгоды привлекать к себе внимание воплями. Она бы стерпела что угодно, прекрасно понимая опасность и двусмысленность своего положения. Гордая красавица сумела бы сдержать крик боли, негодования, испуга и так далее, и тому подобное. К одному она не была готова и потому не смогла это предотвратить. Королева не сумела сдержать крика физического упоения.
Это подтверждается еще и тем, что королева действительно подарила герцогу алмазные подвески. Не в Париже, как утверждает Александр Дюма. В Булони, при расставании, на следующий день после рокового свидания. Королева плакала, Бэкингем плакал, а шпионы кардинала Ришелье поспешили донести своему шефу, что потерявшая от любви голову Анна Австрийская преподнесла своему любовнику аксельбант с двенадцатью подвесками — подарок ее венценосного супруга. Поступок, который можно объяснить только тем, что испытанное Анной блаженство полностью лишило ее осторожности. Было вполне очевидно, что герцог не положит подвески в сейф, чтобы тайком ими любоваться, а станет носить. Почему не подарила перстень, серьги, браслет, наконец? В общем, любую вещь, не уникальную, а просто дорогую? Ведь особой разницы в ювелирных украшениях для женщин и мужчин тогда не было. Да потому и подарила уникальную вещь, что испытала уникальные (для себя, разумеется) ощущения. В таких случаях королевы мало чем отличаются от подданных и творят ничуть не меньшие глупости.
Неудивительно, что возвращение королевы Анны в Лувр было сильно омрачено той грубой холодностью, которую проявил ее супруг. Это вряд ли можно поставить ему в вину: мало кто из мужей любит быть обманутым, да еще со столь бесстыдной откровенностью. Разумеется, к раздуванию королевского гнева приложил руку и кардинал Ришелье, оскорбленный не как отвергнутый любовник, а как государственный деятель, которому роман королевы путал все карты политической игры. Но Ришелье исхитрился извлечь выгоду и из романтической страсти королевы.
Дело в том, что в Лондоне оставалась любовница, точнее, одна из любовниц герцога Бэкингема — леди Клэрик. Ришелье еще во время пребывания блистательного герцога в Париже связался с его английской метрессой, уведомив красавицу-леди о новом увлечении Бэкингема. Миледи, столь же умная, сколь и красивая, дала посланцу кардинала бесценный совет:
— Конечно же, его преосвященству известно, — сказала она, — что теперь идут страшные религиозные распри между католиками и протестантами? Вопрос религиозный — только ширма, за которой скрывается бездна политических амбиций и стремление захватить власть, в том числе и королевскую. Покуда этот мятеж тлеет, как искра, беспокоиться не о чем. Но если из искры раздуть пожар — его зарево быстро заставит Бэкингема позабыть о любом романе.
Агенты Ришелье в Англии последовали совету леди Клэрик, тем более, что ослабление Англии и возвышение Франции входило в политическую программу кардинала. Но толчком к раздуванию пожара послужили не политические соображения, а любовь и ревность. Англичанка отнюдь не была исчадием ада и хитроумным политиком, она была любящей и страдающей женщиной.
После отъезда Бэкингема из Франции и возвращения королевы Анны в Париж кардинал направил леди Клэрик письмо следующего содержания:
“Так как благодаря вашему содействию цель наша достигнута и герцог вернулся в Англию, то не сомневаюсь, что он сблизится с вами по-прежнему. Мне доподлинно известно, что королева Анна Австрийская подарила герцогу на память голубой аксельбант с двенадцатью алмазными подвесками. При первом же удобном случае постарайтесь отрезать две или три из них и доставить их немедленно ко мне: я найду им достойное применение. Этим вы навеки рассорите королеву с вашим вероломным возлюбленным, мне же дадите возможность уронить его окончательно во мнении Людовика XIII, а может быть, даже и самого его величества, короля Карла I”.
Ришелье прекрасно знал, что герцог будет носить воистину королевское украшение. И тот действительно надел его на первый же придворный маскарад. Леди Клэрик достала две подвески, но...
Но положение спас камердинер герцога. Раздевая своего господина после маскарада, он обнаружил пропажу двух подвесок. А дальше Бэкингем действовал уже самостоятельно, будучи человеком ничуть не более глупым, чем Ришелье, только более молодым и увлекающимся. Он мгновенно “вычислил” и воровку, и причины кражи и в ту же минуту принял все необходимые меры.
А во Франции события тем временем приняли драматический оборот. Ришелье под предлогом необходимого примирения царственных супругов предложил Людовику дать большой бал во дворце, пригласив на него королеву.
Вечером того же дня королева получила письмо от короля:
“Государыня и возлюбленная супруга, с удовольствием и от всего сердца сознаемся в неосновательности подозрений, дерзких и несправедливых, которые пробудили в нас некоторые события в Амьене. Мы желали бы публично заявить вам, сколь глубоко были мы тронуты явной несправедливостью, пусть и невольной. Посему завтра, 9 января, приглашаем вас в замок Сен-Жермен, а если вы желаете доказать и ваше незлопамятство, то потрудитесь надеть аксельбант, подаренный вам в начале прошедшего года. Этим вы совершенно нас порадуете и успокоите. Людовик”.
Это милое письмо привело Анну Австрийскую в неописуемый ужас. Все висело на волоске: честь, корона, сама ее жизнь, возможно. Герцогиня де Шеврез предложила королеве сказаться на несколько дней больною и послать гонца в Лондон, к герцогу. Но Ришелье предусмотрел это: королева в одночасье была лишена почти всех преданных ей слуг, во всяком случае таких, чья отлучка могла остаться незамеченной. Кардинал вообще мог быть совершенно спокоен: по повелению короля Англии все порты оказались заперты, и сообщение с Францией прервано.
Ришелье упустил из виду только одно: фактическим королем Англии был Бэкингем, и без него не то что порты — ворота королевского дворца не могли быть заперты. Значит, эта мера была выгодна герцогу. Но интрига показалась кардиналу настолько легкой и беспроигрышной, что он, вопреки обыкновению, не позаботился изучить все детали. Между тем на рассвете следующего дня герцогиня де Шеврез вбежала в спальню королевы, задыхаясь от волнения, и воскликнула:
- Ваше величество, вы спасены, спасены!
Бэкингем прислал курьера к герцогине, и она передала королеве футляр с аксельбантом и письмо благородного любовника:
“Заметив пропажу подвесок и догадываясь о злоумышлениях против королевы, моей владычицы, я в ту же ночь приказал запереть все порты Англии, оправдывая это распоряжение мерой политической... Король одобрил мои распоряжения. Пользуясь случаем, я приказал изготовить две новые подвески и с болью в сердце возвращаю повелительнице то, что ей угодно было подарить мне...”
Перед самым балом кардинал вручил королю две алмазные подвески и объявил — в присутствии королевы! — что герцог столь мало дорожил ее подарком, что подарил его своей очередной пассии, а та начала распродавать бриллианты по одному. Доверенному лицу кардинала по воле случая удалось купить в Лондоне две подвески, причем в весьма сомнительной лавчонке. О судьбе остальных подвесок ничего не известно.
Король, в число достоинств которого отнюдь не входила сдержанность, чуть было не наградил королеву пощечиной. Но та проявила поразительное хладнокровие и приказала одной из своих фрейлин принести из будуара ларчик. Приказание было мгновенно исполнено, и все увидели аксельбант в целости и сохранности. Король ничего не понял, но сразу успокоился, поскольку дорогая вещь не пропала.
Бэкингем, со своей стороны, сделал политику орудием своей любовной интриги: изыскивал все способы для приезда во Францию под благовидным предлогом. Желанный повод не замедлил отыскаться, точнее, герцог сам его создал. Он уговорил королеву съездить во Францию, повидаться с матерью — вдовствующей королевой Марией Медичи. Король Карл согласился при одном условии: сопровождать королеву будет герцог Бэкингем.
Генриетте было безразлично, кто составит ее свиту, но Людовик XIII отреагировал, как сказали бы сейчас, неадекватно:
- Сестра вольна приезжать с кем угодно, но только не с Бэкингемом! — с бешенством прокомментировал король известие о предстоящем визите родственницы.
Бэкингем, узнав о непреклонности короля, в свою очередь потерял хладнокровие и здравый смысл.
- Пропадай же заодно с моим блаженством и спокойствие всей Европы! — вскричал он, бросая на пол великолепную чернильницу, выточенную из халцедона. — Клянусь моим покровителем, святым Георгием, я им докажу, что король Англии - это я! Не хотят принять меня, как посланника мира, примут как победителя в войне, которую я начну!
C этой минуты отношения между двумя державами испортились почти непоправимо. Все предвещало неизбежный полный разрыв и настоящую войну французов с англичанами. Войны Ришелье не хотел, но переубедить короля не смог. И тут очень кстати для него герцог был убит “каким-то фанатиком”.
Весть о гибели возлюбленного, новой встречи с которым она ждала целых три года, жестоко поразила королеву Анну. Любовь к нему была единственным счастьем ее жизни, воспоминания о нем — единственной отрадой. По целым дням, запершись в своей молельне, королева молилась за упокой души человека, подобного которому никогда не встречала. “Любящий” супруг дал ей неделю на молитвы, а потом устроил в Лувре великолепный бал с придворным балетом и предложил королеве в нем участвовать.
- Мне — танцевать? — ужаснулась несчастная.
- А почему бы и нет? Разве вы в трауре?
- Я буду танцевать, ваше величество.
- И прекрасно! Этим вы доставите мне большое удовольствие.
Удовольствие короля было тем большим, что после первых нескольких па королева без чувств упала на пол. Больше она не танцевала никогда до самой своей смерти, хотя танцы любила страстно.
Любовь Анны Австрийской и герцога Бэкингема по праву можно было бы назвать “романом века”. Ибо вряд ли можно назвать другую пару, которая заплатила бы такую дорогую цену за несколько мимолетных свиданий, большая часть которых была абсолютно невинной. Да и то, что произошло между ними, в конце концов выглядело сущей пасторалью на фоне придворной жизни того времени, когда супружеская верность считалась скорее пороком, нежели добродетелью, а любовные связи с гордостью выставлялись напоказ всему свету.
Любовь к королеве позволила Бэкингему к концу жизни стать именно таким благородным рыцарем, каким мы его знаем по роману Дюма. Герцог остался в памяти потомков прежде всего благодаря тому, что был любовником королевы, трагически погибшим из-за этой любви в 37 лет. И почти никто не вспоминал о том, что начинал этот знатный красавец любовником... короля. Превратиться из куртизана в политика, а из наложника — в романтичного влюбленного мало кому удавалось...
Бэкингему удалось.