Название: Русские сказки Отправлено: Гэндальф от 16 07 2010, 17:41:15 РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
БАБА-ЯГА Жили-были муж с женой, и была у них дочка. Заболела жена и умерла. Погоревал-погоревал мужик да и женился на другой. Невзлюбила злая баба девочку, била ее, ругала, только и думала, как бы совсем извести, погубить. Вот раз уехал отец куда-то, а мачеха и говорит девочке: — Поди к моей сестре, твоей тетке, попроси у нее иголку да нитку — тебе рубашку сшить. А тетка эта была баба-яга, костяная нога. Не посмела девочка отказаться, пошла, да прежде зашла к своей родной тетке. — Здравствуй, тетушка! — Здравствуй, родимая! Зачем пришла? — Послала меня мачеха к своей сестре попросить иголку и нитку — хочет мне рубашку сшить. — Хорошо, племянница, что ты прежде ко мне зашла, — говорит тетка. — Вот тебе ленточка, масло, хлебец да мяса кусок. Будет там тебя березка в глаза стегать — ты ее ленточкой перевяжи; будут ворота скрипеть да хлопать, тебя удерживать — ты подлей им под пяточки маслица; будут тебя собаки рвать — ты им хлебца брось; будет тебе кот глаза драть — ты ему мясца дай. Поблагодарила девочка свою тетку и пошла. Шла она, шла и пришла в лес. Стоит в лесу за высоким тыном избушка на курьих ножках, на бараньих рожках, а в избушке сидит баба-яга, костяная нога — холст ткет. — Здравствуй, тетушка! — говорит девочка. — Здравствуй, племянница! — говорит баба-яга. — Что тебе надобно? — Меня мачеха послала попросить у тебя иголочку и ниточку — мне рубашку сшить. — Хорошо, племяннушка, дам тебе иголочку да ниточку, а ты садись покуда поработай! Вот девочка села у окна и стала ткать. А баба-яга вышла из избушки и говорит своей работнице: — Я сейчас спать лягу, а ты ступай, истопи баню и вымой племянницу. Да смотри, хорошенько вымой: проснусь — съем ее! Девочка услыхала эти слова — сидит ни жива, ни мертва. Как ушла баба-яга, она стала просить работницу: — Родимая моя! Ты не столько дрова в печи поджигай, сколько водой заливай, а воду решетом носи! — И ей подарила платочек. Работница баню топит, а баба-яга проснулась, подошла к окошку и спрашивает: — Ткешь ли ты, племяннушка, ткешь ли, милая? — Тку, тетушка, тку, милая! Баба-яга опять спать легла, а девочка дала коту мясца и спрашивает: — Котик-братик, научи, как мне убежать отсюда. Кот говорит: — Вон на столе лежит полотенце да гребешок, возьми их и беги поскорее: не то баба-яга съест! Будет за тобой гнаться баба-яга — ты приложи ухо к земле. Как услышишь, что она близко, брось гребешок — вырастет густой дремучий лес. Пока она будет сквозь лес продираться, ты далеко убежишь. А опять услышишь погоню — брось полотенце: разольется широкая да глубокая река. — Спасибо тебе, котик-братик! — говорит девочка. Поблагодарила она кота, взяла полотенце и гребешок и побежала. Бросились на нее собаки, хотели ее рвать, кусать, — она им хлеба дала. Собаки ее и пропустили. Ворота заскрипели, хотели было захлопнуться — а девочка подлила им под пяточки маслица. Они ее и пропустили. Березка зашумела, хотела ей глаза выстегать, — девочка ее ленточкой перевязала. Березка ее и пропустила. Выбежала девочка и побежала что было мочи. Бежит и не оглядывается. А кот тем временем сел у окна и принялся ткать. Не столько ткет, сколько путает! Проснулась баба-яга и спрашивает: — Ткешь ли, племяннушка, ткешь ли, милая? А кот ей в ответ: — Тку, тетка, тку, милая! Бросилась баба-яга в избушку и видит — девочки нету, а кот сидит, ткет. Принялась баба-яга бить да ругать кота: — Ах ты, старый плут! Ах ты, злодей! Зачем выпустил девчонку? Почему глаза ей не выдрал? Почему лицо не поцарапал?.. А кот ей в ответ: — Я тебе столько лет служу, ты мне косточки обглоданной не бросила, а она мне мясца дала! Выбежала баба-яга из избушки, накинулась на собак: — Почему девчонку не рвали, почему не кусали?.. Собаки ей говорят: — Мы тебе столько лет служим, ты нам горелой корочки не бросила, а она нам хлебца дала! Подбежала баба-яга к воротам: — Почему не скрипели, почему не хлопали? Зачем девчонку со двора выпустили?.. Ворота говорят: — Мы тебе столько лет служим, ты нам и водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица не пожалела! Подскочила баба-яга к березке: — Почему девчонке глаза не выстегала? Березка ей отвечает: — Я тебе столько лет служу, ты меня ниточкой не перевязала, а она мне ленточку подарила! Стала баба-яга ругать работницу: — Что же ты, такая-сякая, меня не разбудила, не позвала? Почему ее выпустила?.. Работница говорит: — Я тебе столько лет служу — никогда слова доброго от тебя не слыхала, а она платочек мне подарила, хорошо да ласково со мной разговаривала! Покричала баба-яга, пошумела, потом села в ступу и помчалась в погоню. Пестом погоняет, помелом след заметает... А девочка бежала-бежала, остановилась, приложила ухо к земле и слышит: земля дрожит, трясется — баба-яга гонится, и уж совсем близко... Достала девочка гребень и бросила через правое плечо. Вырос тут лес, дремучий да высокий: корни у деревьев на три сажени под землю уходят, вершины облака подпирают. Примчалась баба-яга, стала грызть да ломать лес. Она грызет да ломает, а девочка дальше бежит. Много ли, мало ли времени прошло, приложила девочка ухо к земле и слышит: земля дрожит, трясется — баба-яга гонится, уж совсем близко. Взяла девочка полотенце и бросила через правое плечо. В тот же миг разлилась река — широкая-преширокая, глубокая-преглубокая! Подскочила баба-яга к реке, от злости зубами заскрипела — не может через реку перебраться. Воротилась она домой, собрала своих быков и погнала к реке: — Пейте, мои быки! Выпейте всю реку до дна! Стали быки пить, а вода в реке не убывает. Рассердилась баба-яга, легла на берег, сама стала воду пить. Пила, пила, пила, пила, до тех пор пила, пока не лопнула. А девочка тем временем знай бежит да бежит. Вечером вернулся домой отец и спрашивает у жены: — А где же моя дочка? Баба говорит: — Она к тетушке пошла — иголочку да ниточку попросить, да вот задержалась что-то. Забеспокоился отец, хотел было идти дочку искать, а дочка домой прибежала, запыхалась, отдышаться не может. — Где ты была, дочка? — спрашивает отец. — Ах, батюшка! — отвечает девочка. — Меня мачеха посылала к своей сестре, а сестра ее — баба-яга, костяная нога. Она меня съесть хотела. Насилу я от нее убежала! Как узнал все это отец, рассердился он на злую бабу и выгнал ее грязным помелом вон из дому. И стал он жить вдвоем с дочкой, дружно да хорошо. Здесь и сказке конец. В обработке М.А. Булатова; Название: Re: Русские сказки Отправлено: Гэндальф от 16 07 2010, 17:44:30 РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
БЕЗЗАБОТНЫЙ МОНАСТЫРЬ Жили в одном монастыре триста монахов да игумен. Монастырь был богатый, доходов много. И живут монахи припеваючи. Пьют, едят сладко, спят долго, а работы нет никакой. Прослышал про беззаботное монастырское житье царь Петр Великий и задумался: «Как так? Весь наш народ и сам я все в трудах да в заботах, отдохнуть некогда. Ни днем, ни ночью покоя нет, а тут триста человек живут, как сыр в масле катаются. Пьют, едят сладко, спят долго. Ни заботы, ни работы не знают. Совсем ожирели на легких хлебах». И послал царь в тот монастырь гонца: — Поезжай, скажи игумну: приказал-де царь сосчитать звезды на небе и узнать, глубока ли земля, да пусть тот игумен узнает, о чем я думаю, что у меня, у царя, на уме. Сроку дай три дня. На четвертый день пусть сам игумен с ответом ко мне придет. Коли не исполнит приказания, всех монахов и самого игумна велю на работу отправить, а монастырь закрыть. Получил игумен беззаботного монастыря царский приказ и затужил, запечалился: — Ох, беда пришла неминучая! И рассказал монахам все как есть. Монахи головы повесили. Думали, думали, ничего придумать не могли. А в ту пору зашел в монастырь отставной солдат и спрашивает: — Чего, старцы, горюете? Жили всегда без нужды, без печали, а теперь головы повесили. Монахи ему отвечают: — Ох, солдат, не знаешь нашего горя великого! Велел царь три загадки отгадать и через три дня игумну с ответом во дворец прийти. — Какие такие загадки царь загадал? — спрашивает солдат. — Надо сосчитать, сколько есть звезд не небе, узнать, глубока ли земля, и сказать, что у царя на уме, о чем он думает. Выслушал солдат и говорит: — Знал бы я, как царю ответ держать, как был бы на вашем месте. Монахи побежали к игумну: — Вот солдат берется загадки отгадать и царю ответ дать. Просит игумен солдата: — Бери, служивый, чего хочешь, только пособи нашему горю, научи, как царю отвечать! А солдат и говорит: — Ничего мне не надо. Давай твою одежу, я вместо тебя к царю пойду. Обрадовался игумен, и все монахи повеселели: — Ну, слава богу, та беда миновала! Как гора с плеч долой! Стали солдата угощать: — Пей, ешь, чего только душа пожелает. И сами себя не забывали — так наугощались, что сутки после отлеживались. А тут приспела пора и к царю идти. Переоделся солдат в игуменскую одежу и пошел во дворец. Спрашивает царь: — Ну как, отгадал ли мои загадки? — Отгадал, ваше царское величество. — Сколько звезд начитал на небе? — спрашивает царь. — Семьсот сорок две тысячи четыреста восемьдесят девять звезд. — Правду говоришь? — Я, царское величество, сосчитал правильно, а коли не веришь, сосчитай сам, проверь. Царь усмехнулся и спрашивает: — Ну ладно. А велика ли земная глубина? — Земная глубина крепко велика. — А ты как узнал? — Да вот, мой батюшка ушел в землю, скоро будет тридцать лет и до сей поры назад не воротился — значит, крепко велика земная глубина. — Ну, а теперь скажи, — спрашивает царь, — о чем я думаю? Что у меня, у царя, на уме? — Ты, царское величество, сейчас думаешь: «Молодец игумен — сумел он мне ответ дать!» Царь похвалил: — Правда твоя! Молодец игумен, все мои загадки отгадал! А солдат говорит: — Вот тут-то ты и дал маху, ваше царское величество. — Как так? — нахмурился царь. — Да вот так: принял ты меня, своего отставного солдата за игумена. Удивился царь, стал спрашивать и узнал, кто ему загадки отгадал. Солдат всю правду рассказал. Царь посмеялся и велел солдата наградить, а игумна да монахов приказал на работу послать. В пересказе А.Н. Нечаева. Название: Re: Русские сказки Отправлено: Гэндальф от 16 07 2010, 17:46:27 РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
ИВАН БЕСТАЛАННЫЙ И ЕЛЕНА ПРЕМУДРАЯ Жила в одной деревне крестьянка, вдова. Жила она долго и сына своего Ивана растила. И вот настала пора — вырос Иван. Радуется мать, что он большой стал, да худо, что он у нее бесталанным вырос. И правда: всякое дело у Ивана из рук уходит, не как у людей; всякое дело ему не в пользу и впрок, а все поперек. Поедет, бывало, Иван пахать, мать ему и говорит: — Сверху-то земля оплошала, поверху она хлебом съедена, ты ее, сынок, поглубже малость паши! Иван вспашет поле поглубже, до самой глины достанет и глину наружу обернет; посеет потом хлеб — не родится ничего, и семенам извод. Так и в другом деле: старается Иван сделать по-доброму, как лучше надо, да нет у него удачи и разума мало. А мать стара стала, работа ей непосильна. Как им жить? И жили они бедно, ничего у них не было. Вот доели они последнюю краюшку хлеба, самую остатнюю. Мать и думает о сыне: как он будет жить, бесталанный? Нужно бы женить его: у разумной жены, гляди-ко, и неудельный муж в хозяйстве работник и даром хлеба не ест. Да кто, однако, возьмет в мужья ее бесталанного сына? Не только что красная девица, а и вдова, поди, не возьмет! Покуда мать кручинилась так-то, Иван сидел на завалинке и ни о чем не горевал. Глядит он — идет старичок, собою ветхий, обомшелый, и земля въелась ему в лицо, ветром нагнало. — Сынок, — старичок говорит, — покорми меня: отощал я за дальнюю дорогу, в суме ничего не осталось. Иван ему в ответ: — А у нас, дедушка, крошки хлеба нету в избе. Знать бы, что ты придешь, я бы давеча сам последней краюшки не ел, тебе бы оставил. Иди, я тебя хоть умою и рубаху твою ополощу. Истопил Иван баню, вымыл в бане прохожего старика, всю грязь с него смыл, веником попарил его, а потом и рубаху и порты его начисто ополоскал и спать в избе положил. Вот старик тот отдохнул, проснулся и говорит: — Я твое добро упомню. Коли будет тебе худо, пойди в лес. Дойдешь до места, где две дороги расстаются, увидишь, там серый камень лежит, — толкни тот камень плечом и кликни: дедушка, мол! Я тут и буду. Сказал так старик и ушел. А Ивану с матерью совсем худо стало: все поскребышки из ларя собрали, все крошки поели. — Обожди меня, матушка, — сказал Иван. — Может, я хлеба тебе принесу. — Да уж где тебе! — ответила мать. — Где тебе, бесталанному, хлеба взять! Сам-то хоть поешь, а я уж, видно, не евши помру... Невесту бы где сыскал себе, — глядь, при жене-то, коли разумница окажется, всегда с хлебом будешь. Вздохнул Иван и пошел в лес. Приходит он на место, где дороги расстаются, тронул камень плечом, камень и подался. Явился к Ивану тот дедушка. — Чего тебе? — говорит. — Аль в гости пришел? Повел дедушка Ивана в лес. Видит Иван — в лесу богатые избы стоят. Дедушка и ведет Ивана в одну избу — знать, он тут хозяин. Велел старик кухонному молодцу да бабке-стряпухе изжарить на первое дело барана. Стал хозяин угощать гостя. Поел Иван и еще просит. — Изжарь, — говорит, — другого барана и хлеба краюху подай. Дедушка-хозяин велел кухонному молодцу другого барана изжарить и подать ковригу пшеничного хлеба. — Изволь, — говорит, — угощайся, сколь у тебя душа примет. Аль не сыт? — Я-то сыт, — отвечает Иван, — благодарствую тебе, а пусть твой молодец отнесет хлеба краюшку да барана моей матушке, она не евши живет. Старый хозяин велел кухонному молодцу снести матери Ивана две ковриги белого хлеба и целого барана. А потом и говорит: — Отчего же вы с матерью не евши живете? Смотри, вырос ты большой, гляди — женишься, чем семейство прокормишь? Иван ему в ответ: — А незнамо как, дедушка! Да нету жены у меня. — Эко горе какое! — сказал хозяин. — А отдам-ка я свою дочь тебе в замужество. Она у меня разумница, ее ума-то вам на двоих достанет. Кликнул старик свою дочь. Вот является в горницу прекрасная девица. Такую красоту и не видел никто, и неизвестно было, что она есть на свете. Глянул на нее Иван, и сердце в нем приостановилось. Старый отец посмотрел на дочь со строгостью и сказал ей. — Вот тебе муж, а ты ему жена. Прекрасная дочь только взор потупила: — Воля ваша, батюшка. Вот поженились они и стали жить-поживать. Живут они сыто, богато, жена Ивана домом правит, а старый хозяин редко дома бывает: он ходит по миру, премудрость там среди народа ищет, а когда найдет ее, возвращается ко двору и в книгу записывает. А однажды старик принес волшебное круглое зеркальце. Принес он его издалече, от мастера-волшебника с холодных гор, — принес да и спрятал. Мать Ивана жила теперь сыта и довольна, а жила она, как прежде, в своей избе на деревне. Сын звал ее жить к себе, да мать не захотела: не по душе ей была жизнь в доме жены Ивана, у невестки. — Боюсь я, сынок, — сказала матушка Ивану. — Ишь она, Еленушка, жена твоя, красавица писаная какая, богатая да знатная, — чем ты ее заслужил! Мы-то с отцом твоим в бедности жили, а ты и вовсе без судьбы родился. И осталась жить мать Ивана в своей старой избушке. А Иван живет и думает: правду говорит матушка; всего будто довольно у него, и жена ласковая, слова поперек не скажет, а чувствует Иван, словно всегда холодно ему. И живет он так с молодой женой вполжитья-вполбытья, а нет чтобы вовсе хорошо. Вот приходит однажды старик к Ивану и говорит: — Уйду я далече, далее, чем прежде ходил, вернусь я не скоро. Возьми-ко, нá тебе, ключ от меня; прежде я при себе его носил, да теперь боюсь потерять: дорога-то мне дальняя. Ты ключ береги и амбар им не отпирай. А уж пойдешь в амбар, так жену туда не веди. А коли не стерпишь и жену поведешь, так цветное платье ей не давай. Время придет, я сам ей выдам его, для нее и берегу. Гляди-ко запомни, что я тебе сказал, а то жизнь свою в смерти потеряешь! Сказал старик и ушел. Прошло еще время. Иван и думает: «А чего так! Пойду-ка я в амбар да погляжу, что там есть, а жену не поведу!» Пошел Иван в тот амбар, что всегда взаперти стоял, открыл его, глядит — там золота много, кусками оно лежит, и камни, как жар, горят, и еще добро было, которому Иван не знал имени. А в углу амбара еще чулан был либо тайное место, и дверь туда вела. Иван открыл только дверь в чулан и ступить туда не успел, как уже крикнул нечаянно: — Еленушка, жена моя, иди сюда скорее! В чулане том висело самоцветное женское платье; оно сияло, как ясное небо, и свет, как живой ветер, шел по нему, Иван обрадовался, что увидел такое платье: оно как раз впору будет его жене и придется ей по нраву. Вспомнил было Иван, что старик не велел ему платье жене давать, да что с платьем станется, если он его только покажет! А Иван любил жену: где она улыбнется, там ему и счастье. — Пришла жена. Увидела она это платье и руками всплеснула. — Ах, — говорит, — каково платье доброе! Вот она просит у Ивана: — Одень меня в это платье да пригладь, чтоб ладно сидело. А Иван не велит ей в платье одеваться. Она тогда и плачет. — Ты, — говорит, — знать, не любишь меня: доброе платье такое для жены жалеешь. Дай мне хоть руки продеть, я пощупаю, каково платье, — может, не годится. Иван велел ей. — Продень, — говорит, — испытай, каково тебе будет. Жена продела руки в рукава и опять к мужу: — Не видать ничего. Вели голову в ворот сунуть. Иван велел. Она голову сунула, да и дернула платье на себя, да и оболоклась вся в него. Ощупала она, что в одном кармане зеркальце лежит, вынула его и погляделась. — Ишь, — говорит, — какая красавица, а за бесталанным мужем живет! Стать бы мне птицей, улетела бы я отсюда далеко-далеко! Вскрикнула она высоким голосом, всплеснула руками, глядь — и нету ее. Обратилась она в голубицу и улетела из амбара далеко-далеко в синее небо, куда пожелала. Знать, платье она надела волшебное. Загоревал тут Иван. Да чего горевать — некогда ему было. Положил он в котомку хлеба и пошел искать жену. — Эх, — сказал он, — злодейка какая, отца ослушалась, с родительского двора без спросу ушла! Сыщу ее, научу уму-разуму! Сказал он так, да вспомнил, что сам живет бесталанным, и заплакал. Вот идет он путем, идет дорогой, идет тропинкой; плохо ему, горюет он по жене. Видит Иван - щука у воды лежит, совсем помирает, а в воду влезть не может. «Гляди-ко, — думает Иван, — мне-то плохо, а ей того хуже». Поднял он щуку и пустил ее в воду. Щука сейчас нырнула в глубину да обратно кверху, высунула голову и говорит: — Я добро твое не забуду. Станет тебе горько — скажи только: «Щука, щука, вспомни Ивана!» Съел Иван кусок хлеба и пошел дальше. Идет он, идет, а время уж к ночи. Глядит Иван и видит: коршун воробья поймал, в когтях его держит и хочет склевать. «Эх, — смотрит Иван, — мне беда, а воробью смерть!» Пугнул Иван коршуна, тот и выпустил из когтей воробья. Сел воробей на ветку, сам говорит Ивану: — Будет тебе нужда — покличь меня: «Эй, мол, воробей, вспомни мое добро!» Заночевал Иван под деревом, а наутро пошел дальше. И уже далеко он от своего дома отошел, весь приустал и телом стал тощий, так что и одежду на себе рукою поддерживает. А идти ему было далече, и шел Иван еще целый год и полгода. Прошел он всю землю, дошел до моря, дальше идти некуда. Спрашивает он у жителя: — Чья тут земля, кто тут царь и царица? Житель отвечает Ивану: — У нас в царицах живет Елена Премудрая: она все знает — у нее книга такая есть, где все написано, и она все видит — у нее зеркало такое есть. Она и тебя сейчас видит небось. И правда, Елена увидела Ивана в свое зеркальце. У нее была Дарья, прислужница. Вот Дарья обтерла рушником пыль с зеркальца, сама взглянула в него, сначала собой полюбовалась, а потом увидела в нем чужого мужика. — Никак, чужой мужик идет! — сказала прислужница Елене Премудрой. — Издалека, видать, идет: худой да оплошалый весь и лапти стоптал. Глянула в зеркальце Елена Премудрая. — И то, — говорит, — чужой! Это муж мой явился. Подошел Иван к царскому двору. Видит — двор тыном огорожен. А в тыне колья, а на кольях человечьи мертвые головы; только один кол пустой, ничего нету. Спрашивает Иван у жителя: чего такое, дескать? А житель ему: — А это, — говорит, — женихи царицы нашей, Елены Премудрой, которые сватались к ней. Царица-то наша — ты не видал ее — красоты несказанной и по уму волшебница. Вот и сватаются к ней женихи, знатные да удалые. А ей нужен такой жених, чтобы ее перемудрил, вот какой! А кто ее не перемудрит, тех она казнит смертью. Теперь один кол остался: это тому, кто еще к ней в мужья придет. — Да вот я к ней в мужья иду! — сказал Иван. — Стало быть, и кол пустой тебе, — ответил житель и пошел туда, где изба его стояла. Пришел Иван к Елене Премудрой. А Елена сидит в своей царской горнице, и платье на ней одето отцовское, в которое она самовольно в амбаре оболоклась. — Чего тебе надобно? — спросила Елена Премудрая. — Зачем явился? — На тебя поглядеть, — Иван ей говорит, — я по тебе скучаю. — По мне и те вон скучали, — сказала Елена Премудрая и показала на тын за окном, где были мертвые головы. Спросил тогда Иван: — Аль ты не жена мне более? — Была я тебе жена, — царица ему говорит, — да ведь я теперь не прежняя. Какой ты мне муж, бесталанный мужик! А хочешь меня в жены, так заслужи меня снова! А не заслужишь, голову с плеч долой! Вон кол пустой в тыне торчит. — Кол пустой по мне не скучает, — сказал Иван. — Гляди, как бы ты по мне не соскучилась. Скажи: чего тебе исполнить? Царица ему в ответ: — А исполни, что я велю! Укройся от меня где хочешь, хоть на краю света, чтоб я тебя не нашла, а и нашла — так не узнала бы. Тогда ты будешь умнее меня, и я стану твоей женой. А не сумеешь в тайности быть, угадаю я тебя, — голову потеряешь. — Дозволь, — попросил Иван, — до утра на соломе поспать и хлеба твоего покушать, а утром я исполню твое желание. Вот вечером постелила прислужница Дарья соломы в сенях и принесла хлеба краюшку да кувшин с квасом. Лег Иван и думает: что утром будет? И видит он — пришла Дарья, села в сенях на крыльцо, распростерла светлое платье царицы и стала в нем штопать прореху. Штопала-штопала, зашивала-зашивала Дарья прореху, а потом и заплакала. Спрашивает ее Иван: — Чего ты, Дарья, плачешь? — А как мне не плакать, — Дарья отвечает, — если завтра смерть моя будет! Велела мне царица прореху в платье зашить, а иголка не шьет его, а только распарывает: платье-то уж таково нежное, от иглы разверзается. А не зашью, казнит меня наутро царица. — А дай-ко я шить попробую, — говорит Иван, — может, зашью, и тебе умирать не надо. — Да как тебе платье такое дать! — Дарья говорит. — Царица сказывала: мужик ты бесталанный. Однако попробуй маленько, а я погляжу. Сел Иван за платье, взял иглу и начал шить. Видит — и правда, не шьет игла, а рвет: платье-то легкое, словно воздух, не может в нем игла приняться. Бросил Иван иглу и стал руками каждую нить с другой нитью связывать. Увидела Дарья и рассерчала на Ивана: — Нету в тебе уменья! Да как же ты руками все нитки в прорехе свяжешь? Их тут тыщи великие! — А я их с хотеньем да с терпеньем, гляди, и свяжу! — ответил Иван. — А ты иди да спать ложись, к утру-то я, гляди, и отделаюсь. Всю ночь работал Иван. Месяц с неба светил ему, да и платье светилось само по себе, как живое, и видел он каждую его нить. К утренней заре управился Иван. Поглядел он на свою работу: нету больше прорехи, повсюду платье теперь цельное. Поднял он платье на руку и чувствует — стало оно словно бы тяжелым. Оглядел он платье: в одном кармане книга лежит — в нее старик, отец Елены, записывал всю мудрость, а в другом кармане — круглое зеркальце, которое старик принес от мастера-волшебника из холодных гор. Поглядел Иван в зеркальце — видно в нем, да смутно; почитал он книгу — не понял ничего. Подумал тогда Иван: «Люди говорят, я бесталанный, — правда и есть». Наутро пришла Дарья-прислужница, взяла она готовое платье, осмотрела его и сказала Ивану: — Благодарствую тебе. Ты меня от смерти спас, и я твое добро упомню. Вот встало солнце над землею, пора Ивану уходить в тайное место, где царица Елена его не отыщет. Вышел он во двор, видит — стог сена сложен стоит; залег он в сено, думал, что вовсе укрылся, а на него дворовые собаки брешут, и Дарья с крыльца кричит: — Экой бесталанный. Я и то вижу тебя, не токмо что царица! Вылезай оттуда, сено лаптями не марай! Вылез Иван и думает: куда ему податься? Увидел — море близко. Пошел он к морю и вспомнил щуку. — Щука, — говорит, — щука, вспомни Ивана! Щука высунулась из воды. — Иди, — говорит, — я тебя на дно моря упрячу! Бросился Иван в море. Утащила его щука на дно, зарыла там в песок, а воду хвостом замутила. Взяла Елена Премудрая свое круглое зеркальце, навела его на землю: нету Ивана; навела на небо: нету Ивана; навела на море, на воду: и там не видать Ивана, одна вода мутная. «Я-то хитра, я-то умна, — думает царица, — да и он-то не прост, Иван Бесталанный!» Открыла она отцовскую книгу мудрости и читает там: «Сильна хитрость ума, а добро сильнее хитрости, добро и тварь помнит». Прочитала царица эти слова сперва по писанному, а потом по неписанному, и книга сказала ей: лежит-де Иван в песке на дне морском; кликни щуку, вели ей Ивана со дна достать, а не то, мол, поймаю тебя, щуку, и в обеде съем. Послала царица Дарью-прислужницу, велела ей кликнуть из моря щуку, а щука пусть Ивана со дна ведет. Явился Иван к Елене Премудрой. — Казни меня, — сказывает, — не заслужил я тебя. Одумалась Елена Премудрая: казнить всегда успеется, а они с Иваном не чужие друг другу, одним семейством жили. Говорит она Ивану: — Поди укройся сызнова. Перехитришь ли меня, нет ли, тогда и буду казнить тебя либо миловать. Пошел Иван искать тайное место, чтобы царица его не нашла. А куда пойдешь! У царицы Елены волшебное зеркальце есть: она в него все видит, а что в зеркальце не видно, про то ей мудрая книга скажет. Кликнул Иван: — Эй, воробей, помнишь ли мое добро? А воробей уже тут. — Упади на землю, — говорит, — стань зернышком! Упал Иван на землю, стал зернышком, а воробей склевал его. А Елена Премудрая навела зеркальце на землю, на небо, на воду — нету Ивана. Все есть в зеркальце, а что нужно, того нет. Осерчала премудрая Елена, бросила зеркальце об пол, и оно разбилось. Пришла тогда в горницу Дарья-прислужница, собрала в подол осколки от зеркальца и унесла их в черный угол двора. Открыла Елена Премудрая отцовскую книгу. И читает там: «Иван в зерне, а зерно в воробье, а воробей сидит на плетне». Велела тогда Елена Дарье позвать с плетня воробья: пусть воробей отдаст зернышко, а не то его самого коршун съест. Подошла Дарья к воробью. Услышал Дарью воробей, испугался и выбросил из клюва зернышко. Зернышко упало на землю и обратилось в Ивана. Стал он как был. Вот Иван является опять пред Еленой Премудрой. — Казни меня теперь, — говорит, — видно, и правда я бесталанный, а ты премудрая. — Завтра казню, — сказывает ему царица. — Завтрашний день я на остатний кол твою голову повешу. Лежит вечером Иван в сенях и думает, как ему быть, когда утром надо помирать. Вспомнил он тогда свою матушку. Вспомнил, и легко ему стало — так он любил ее. Глядит он — идет Дарья и горшок с кашей ему несет. Поел Иван кашу. Дарья ему и говорит: — Ты царицу-то нашу не бойся. Она не дюже злая. А Иван ей: — Жена мужу не страшна. Мне бы только успеть уму-разуму ее научить. — Ты завтра на казнь-то не спеши, — Дарья ему говорит, — а скажи, у тебя дело есть, помирать, мол, тебе нельзя: в гости матушку ждешь. Вот наутро говорит Иван Елене Премудрой: — Дозволь еще малость пожить: я матушку свою увидеть хочу, — может, она в гости придет. Поглядела на него царица. — Даром тебе жить нельзя, — говорит. — А ты утаись от меня в третий раз. Не сыщу я тебя, живи, так и быть. Пошел Иван искать себе тайного места, а навстречу ему Дарья-прислужница. — Обожди, — велит она, — я тебя укрою. Я твое добро помню. Дунула она в лицо Ивана, и пропал Иван, превратился он в теплое дыхание женщины. Вдохнула Дарья и втянула его себе в грудь. Пошла потом Дарья в горницу, взяла царицыну книгу со стола, отерла пыль с нее да открыла ее и дунула в нее: тотчас дыхание ее обратилось в новую заглавную букву той книги, и стал Иван буквой. Сложила Дарья книгу и вышла вон. Пришла вскоре Елена Премудрая, открыла книгу и глядит в нее: где Иван? А книга ничего не говорит. А что скажет, непонятно царице; не стало, видно, смыла в книге. Не знала того царица, что от новой заглавной буквы все слова в книге переменились. Захлопнула книгу Елена Премудрая и ударила ее обземь. Все буквы рассыпались из книги, а первая, заглавная, буква как ударилась, так и обратилась в Ивана. Глядит Иван на Елену Премудрую, жену свою, глядит и глаз отвести не может. Засмотрелась тут и царица на Ивана, а засмотревшись, улыбнулась ему. И стала она еще прекраснее, чем прежде была. — А я думала, — говорит она, — муж у меня мужик бесталанный, а он и от волшебного зеркала утаился, и книгу мудрости перехитрил! Стали они жить в мире и согласии и жили так до поры до времени. Да спрашивает однажды царица у Ивана: — А чего твоя матушка в гости к нам не идет? Отвечает ей Иван: — И то правда! Да ведь и батюшки твоего нету давно! Пойду-ка я наутро за матушкой да за батюшкой. А наутро чуть свет матушка Ивана и батюшка Елены Премудрой сами в гости к своим детям пришли. Батюшка-то Елены дорогу ближнюю в ее царство знал; они коротко шли и не притомились. Иван поклонился своей матушке, а старику та в ноги упал. — Худо, — говорит, — батюшка! Не соблюдал я твоего запрету. Прости меня, бесталанного! Обнял его старик и простил. — Спасибо тебе, — говорит, — сынок. В платье заветном прелесть была, в книге — мудрость, а в зеркальце — вся видимость мира. Думал я, собрал для дочери приданое, не хотел только дарить его до времени. Все я ей собрал, а того не положил, что в тебе было, — главного таланту. Пошел я было за ним далече, а он близко оказался. Видно, не кладется он и не дарится, а самим человеком добывается. Заплакала тут Елена Премудрая, поцеловала Ивана, мужа своего, и попросила у него прощения. С тех пор стали жить они славно — и Елена с Иваном, и родители их — и до сей поры живут. В пересказе А.П. Платонова. Название: Re: Русские сказки Отправлено: Гэндальф от 16 07 2010, 17:51:19 РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
ЧУДЕСНАЯ РУБАШКА В некотором царстве жил богатый купец. Помер купец и оставил трех сыновей на возрасте. Два старших каждый день ходили на охоту. В одно время взяли они с собой и младшего брата, Ивана, на охоту, завели его в дремучий лес и оставили там — с тем чтобы все отцовское имение разделить меж собой, а его лишить наследства. Иван — купеческий сын долгое время бродил по лесу, ел ягоды да коренья; наконец выбрался на равнину и на той равнине увидал дом. Вошел в комнаты, ходил, ходил — нет никого, везде пусто; только в одной комнате стол накрыт на три прибора, на тарелках лежат три хлеба, перед каждым прибором по бутылке с вином поставлено. Иван — купеческий сын откусил от каждого хлеба по малому кусочку, съел и потом из всех трех бутылок отпил понемножку и спрятался за дверь. Вдруг прилетел орел, ударился о землю и сделался молодцем; за ним прилетает сокол, за соколом воробей — ударились о землю и оборотились тоже добрыми молодцами. Сели за стол кушать. — А ведь хлеб да вино у нас початы! — говорит орел. — И то правда, — отвечает сокол, — видно, кто-нибудь к нам в гости пожаловал. Стали гостя искать-вызывать. Говорит орел: — Покажись-ка нам! Коли ты старый старичок — будешь нам родной батюшка, коли добрый молодец — будешь родной братец, коли ты старушка — будешь мать родная, а коли красная девица — назовем тебя родной сестрицею. Иван — купеческий сын вышел из-за двери; они его ласково приняли и назвали своим братцем. На другой день стал орел просить Ивана — купеческого сына: — Сослужи нам службу — останься здесь и ровно через год в этот самый день собери на стол. — Хорошо, — отвечает купеческий сын, — будет исполнено. Отдал ему орел ключи, позволил везде ходить, на все смотреть, только одного ключа, что на стене висел, брать не велел. После того обратились добрые молодцы птицами — орлом, соколом и воробьем — и улетели. Иван — купеческий сын ходил однажды по двору и усмотрел в земле дверь за крепким замком; захотелось туда заглянуть, стал ключи пробовать — ни один не приходится; побежал в комнаты, снял со стены запретный ключ, отпер замок и отворил дверь. В подземелье богатырский конь стоит — во всем убранстве, по обеим сторонам седла две сумки привешены: в одной — золото, в другой — самоцветные камни. Начал он коня гладить; богатырский конь ударил его копытом в грудь и вышиб из подземелья на целую сажень. От того Иван — купеческий сын спал беспробудно до того самого дня, в который должны прилететь его названые братья. Как только проснулся, запер он дверь, ключ на старое место повесил и накрыл стол на три прибора. Вот прилетели орел, сокол и воробей, ударились о землю и сделались добрыми молодцами, поздоровались и сели обедать. На другой день начал просить Ивана — купеческого сына сокол: сослужи-де службу еще один год! Иван — купеческий сын согласился. Братья улетели, а он опять пошел по двору, увидал в земле другую дверь, отпер ее тем же ключом. В подземелье богатырский конь стоит — во всем убранстве, по обеим сторонам седла сумки прицеплены: в одной — золото, в другой — самоцветные камни. Начал он коня гладить; богатырский конь ударил его копытом в грудь и вышиб из подземелья на целую сажень. От того Иван — купеческий сын спал беспробудно столько же времени, как и прежде. Проснулся в тот самый день, когда братья должны прилететь, запер дверь, ключ на стену повесил и приготовил стол. Прилетают орел, сокол и воробей; ударились о землю, поздоровались и сели обедать. На другой день поутру начал воробей просить Ивана — купеческого сына: послужи-де службу еще один год! Он согласился. Братья обратились птицами и улетели. Иван — купеческий сын прожил целый год один-одинехонек и, когда наступил урочный день, накрыл стол и дожидает братьев. Братья прилетели, ударились о землю и сделались добрыми молодцами; вошли, поздоровались и пообедали. После обеда говорит старший брат, орел: — Спасибо тебе, купеческий сын, за твою службу; вот тебе богатырский конь — дарю со всею сбруею, и с золотом, и с камнями самоцветными. Средний брат, сокол, подарил ему другого богатырского коня, а меньший брат, воробей, — рубашку. — Возьми, — говорит, — эту рубашку пуля не берет; коли наденешь ее, никто тебя не осилит! Иван — купеческий сын надел ту рубашку, сел на богатырского коня и поехал сватать за себя Елену Прекрасную; а об ней было по всему свету объявлено: кто победит Змея Горыныча, за того ей замуж идти. Иван — купеческий сын напал на Змея Горыныча, победил его и уж собирался защемить ему голову в дубовый пень, да Змей Горыныч начал слезно молить-просить: — Не бей меня до смерти, возьми к себе в услужение; буду тебе верный слуга! Иван — купеческий сын сжалился, взял его с собою, привез к Елене Прекрасной и немного погодя женился на ней, а Змея Горыныча сделал поваром. Раз уехал купеческий сын на охоту, а Змей Горыныч обольстил Елену Прекрасную и приказал ей разведать, отчего Иван — купеческий сын так мудр и силен? Змей Горыныч сварил крепкого зелья, а Елена Прекрасная напоили тем зельем своего мужа и стала выспрашивать: — Скажи, Иван — купеческий сын, где твоя мудрость? — На кухне, в венике. Елена Прекрасная взяла этот веник, изукрасила разными цветами и положила на видное место. Иван — купеческий сын воротился с охоты, увидал веник и спрашивает: — Зачем это веник изукрасила? — А затем, — говорит Елена Прекрасная, — что в нем твоя мудрость и сила скрываются. — Ах, как же ты глупа! Разве может моя сила и мудрость быть в венике? Елена Прекрасная опять напоила его крепким зельем и спрашивает: — Скажи, милый, где твоя мудрость? — У быка в рогах. Она приказала вызолотить быку рога. На другой день Иван — купеческий сын воротился с охоты, увидал быка и спрашивает: — Что это значит? Зачем рога вызолочены? — А затем, — отвечает Елена Прекрасная, — что тут твоя сила и мудрость скрываются. — Ах, как же ты глупа! Разве может моя сила и мудрость быть в рогах? Елена Прекрасная напоила мужа крепким зельем и снова стала его выспрашивать: — Скажи, милый, где твоя мудрость, где твоя сила? Иван — купеческий сын и выдал ей тайну: — Моя сила и мудрость вот в этой рубашке. После того уснул. Елена Прекрасная сняла с него рубашку, а самого изрубила в мелкие куски и приказала выбросить в чистое поле, а сама стала жить с Змеем Горынычем. Трое суток лежало тело Ивана — купеческого сына по чисту полю разбросано; уж вороны слетелись клевать его. На ту пору пролетали мимо орел, сокол и воробей, увидали мертвого брата. Бросился сокол вниз, убил с налету вороненка и сказал старому ворону: — Принеси скорее мертвой и живой воды! Ворон полетел и принес мертвой и живой воды. Орел, сокол и воробей сложили тело Ивана — купеческого сына, спрыснули сперва мертвою водою, а потом живою. Иван — купеческий сын встал, поблагодарил их: они дали ему золотой перстень. Только Иван — купеческий сын надел перстень на руку, как тотчас оборотился конем и побежал на двор Елены Прекрасной. Змей Горыныч узнал его, приказал поймать этого коня, поставить в конюшню и на другой день поутру отрубить ему голову. При Елене Прекрасной была служанка; жаль ей стало такого славного коня, пошла в конюшню, сама горько плачет и приговаривает: — Ах, бедный конь, тебя завтра казнить будут. Провещал ей конь человеческим голосом: — Приходи завтра, красная девица, на место казни, и как брызнет кровь моя наземь, заступи ее своей ножкою; после собери эту кровь вместе с землею и разбросай кругом дворца. Поутру повели коня казнить; отрубили ему голову, кровь брызнула — красная девица заступила ее своей ножкою, а после собрала вместе с землею и разбросала кругом дворца; в тот же день выросли кругом дворца славные садовые деревья. Змей Горыныч отдал приказ вырубить эти деревья и сжечь все до единого. Служанка заплакала и пошла в сад в последний раз погулять-полюбоваться. Провещало ей одно дерево человеческим голосом: — Послушай, красная девица! Как станут сад рубить, ты возьми одну щепочку и брось в озеро. Она так и сделала, бросила щепочку в озеро — щепочка оборотилась золотым селезнем и поплыла по воде. Пришел на то озеро Змей Горыныч — вздумал поохотиться, — увидал золотого селезня. «Дай, — думает, — живьем поймаю!» Снял с себя чудесную рубашку, что Ивану — купеческому сыну воробей подарил, и бросился в озеро. А селезень все дальше, дальше, завел Змея Горыныча вглубь, вспорхнул — и на берег, оборотился добрым молодцем, надел рубашку и убил змея. После того пришел Иван — купеческий сын во дворец, Елену Прекрасную прогнал, а на ее служанке женился и стал с нею жить-поживать, добра наживать. Из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки». Название: Re: Русские сказки Отправлено: Гэндальф от 16 07 2010, 18:01:20 РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
ГОРЕ В одной деревушке жили два мужика, два родные брата: один был бедный, другой богатый. Богач переехал на житье в город, выстроил себе большой дом и записался в купцы; а у бедного иной раз нет ни куска хлеба, а ребятишки — мал мала меньше — плачут да есть просят. С утра до вечера бьется мужик как рыба об лед, а все ничего нет. Говорит он однова своей жене: — Дай-ка пойду в город, попрошу у брата: не поможет ли чем? Пришел к богатому: — Ах, братец родимый! Помоги сколько-нибудь моему горю; жена и дети без хлеба сидят, по целым дням голодают. — Проработай у меня эту неделю, тогда и помогу! Что делать? Принялся бедный за работу: и двор чистит, и лошадей холит, и воду возит, и дрова рубит. Через неделю дает ему богатый одну ковригу хлеба: — Вот тебе за труды! — И за то спасибо! — сказал бедный, поклонился и хотел было домой идти. — Постой! Приходи-ка завтра ко мне в гости и жену приводи: ведь завтра мои именины. — Эх, братец, куда мне? Сам знаешь: к тебе придут купцы в сапогах да в шубах, а я в лаптях хожу да в худеньком сером кафтанишке. — Ничего, приходи! И тебе будет место. — Хорошо, братец, приду. Воротился бедный домой, отдал жене ковригу и говорит: — Слушай, жена! Назавтра нас с тобой в гости звали. — Как в гости? Кто звал? — Брат: он завтра именинник. — Ну что ж, пойдем. Наутро встали и пошли в город, пришли к богатому, поздравили его и уселись на лавку. За столом уж много именитых гостей сидело; всех их угощает хозяин на славу, а про бедного брата и его жену и думать забыл — ничего им не дает; они сидят да только посматривают, как другие пьют да едят. Кончился обед; стали гости из-за стола вылазить да хозяина с хозяюшкой благодарить, и бедный тоже — поднялся с лавки и кланяется брату в пояс. Гости поехали домой пьяные, веселые, шумят, песни поют. А бедный идет назад с пустым брюхом. — Дай-ка, — говорит жене, — и мы запоем песню! — Эх ты, дурак! Люди поют от того, что сладко поели да много выпили; а ты с чего петь вздумал? — Ну, все-таки у брата на именинах был; без песен мне стыдно идти. Как я запою, так всякий подумает, что и меня угостили... — Ну пой, коли хочешь, а я не стану! Мужик запел песню, и послышалось ему два голоса; он перестал и спрашивает жену: — Это ты мне подсобляла петь тоненьким голоском? — Что с тобой? Я вовсе и не думала. — Так кто же? — Не знаю! — сказала баба. — А ну запой, я послушаю. Он опять запел: поет-то один, а слышно два голоса; остановился и спрашивает: — Это ты, Горе, мне петь пособляешь? Горе отозвалось: — Да, хозяин! Это я пособляю. — Ну, Горе, пойдем с нами вместе. — Пойдем, хозяин! Я теперь от тебя не отстану. Пришел мужик домой, а Горе зовет его в кабак. Тот говорит: — У меня денег нет! — Ох ты, мужичок! Да на что тебе деньги? Видишь, на тебе полушубок надет, а на что он? Скоро лето будет, все равно носить не станешь! Пойдем в кабак, да полушубок побоку... Мужик и Горе пошли в кабак и пропили полушубок. На другой день Горе заохало — с похмелья голова болит, и опять зовет хозяина винца испить. — Денег нет, — говорит мужик. — Да на что нам деньги? Возьми сани да телегу — с нас и довольно! Нечего делать, не отбиться мужику от Горя: взял он сани и телегу, потащил в кабак и пропил вместе с Горем. Наутро Горе еще больше заохало, зовет хозяина опохмелиться; мужик пропил и борону и соху. Месяца не прошло, как он все спустил; даже избу свою соседу заложил, а деньги в кабак снес. Горе опять пристает к нему: — Пойдем да пойдем в кабак! — Нет, Горе! Воля твоя, а больше тащить нечего. — Как нечего? У твоей жены два сарафана: один оставь, а другой пропить надобно. Мужик взял сарафан, пропил и думает: «Вот когда чист! Ни кола, ни двора, ни на себе, ни на жене!» Поутру проснулось Горе, видит, что у мужика нечего больше взять, и говорит: — Хозяин! — Что, Горе? — А вот что: ступай к соседу, попроси у него пару волов с телегою. Пошел мужик к соседу. — Дай, — просит, — на времечко пару волов с телегою; я на тебя хоть неделю за то проработаю. — На что тебе? — В лес за дровами съездить. — Ну возьми; только не велик воз накладывай. — И, что ты, кормилец! Привел пару волов, сел вместе с Горем на телегу и поехал в чистое поле. — Хозяин, — спрашивает Горе, — знаешь ли ты на этом поле большой камень? — Как не знать! — А когда знаешь, поезжай прямо к нему. Приехали они на то место, остановились и вылезли из телеги. Горе велит мужику поднимать камень. Мужик поднимает, Горе пособляет; вот подняли, а под камнем яма — полна золотом насыпана. — Ну, что глядишь? — сказывает Горе мужику. — Таскай скорей в телегу. Мужик принялся за работу и насыпал телегу золотом; все из ямы повыбрал до последнего червонца, видит, что уж больше ничего не осталось, и говорит: — Посмотри-ка, Горе, никак, там еще деньги остались? Горе наклонилось: — Где? Я что-то не вижу! — Да вон в углу светятся! — Нет, не вижу. — Полезай в яму, так и увидишь. Горе полезло в яму; только что опустилось туда, а мужик и накрыл его камнем. — Вот этак-то лучше будет! — сказал мужик. — Не то коли взять тебя с собою, так ты, Горе горемычное, хоть не скоро, а все же пропьешь и эти деньги! Приехал мужик домой, свалил деньги в подвал, волов отвел к соседу и стал думать, как бы себя устроить. Купил лесу, выстроил большие хоромы и зажил вдвое богаче своего брата. Долго ли, коротко ли — поехал он в город просить своего брата с женой к себе на именины. — Вот что выдумал! — сказал ему богатый брат. — У самого есть нечего, а ты еще именины справляешь! — Ну, когда-то было нечего есть, а теперь, слава богу, имею не меньше твоего; приезжай — увидишь. — Ладно, приеду! На другой день богатый брат собрался с женою, и поехали на именины; смотрят, а у бедного-то голыша хоромы новые, высокие, не у всякого купца такие есть! Мужик угостил их, употчевал всякими наедками, напоил всякими медами и винами. Спрашивает богатый у брата: — Скажи, пожалуй, какими судьбами разбогател ты? Мужик рассказал ему по чистой совести, как привязалось к нему Горе горемычное, как пропил он с Горем в кабаке все свое добро до последней нитки: только и осталось, что душа в теле; как Горе указало ему клад в чистом поле, как он забрал этот клад да от Горя избавился. Завистно стало богатому. «Дай, — думает, — поеду в чистое поле, подниму камень да выпущу Горе — пусть оно дотла разорит брата, чтоб не смел передо мною своим богатством чваниться». Отпустил свою жену домой, а сам в поле погнал; подъехал к большому камню, своротил его в сторону и наклоняется посмотреть, что там под камнем. Не успел порядком головы нагнуть — а уж Горе выскочило и уселось ему на шею. — А, — кричит, — ты хотел меня здесь уморить! Нет, теперь я от тебя ни за что не отстану. — Послушай, Горе, — сказал купец, — вовсе не я засадил тебя под камень... — А кто же, как не ты? — Это мой брат тебя засадил, а я нарочно пришел, чтоб тебя выпустить. — Нет, врешь! Один раз обманул, в другой не обманешь! Крепко насело Горе богатому купцу на шею; привез он его домой, и пошло у него все хозяйство вкривь да вкось. Горе уж с утра за свое принимается; каждый день зовет купца опохмелиться; много добра в кабак ушло. «Этак несходно жить! — думает про себя купец. — Кажись, довольно потешил я Горе; пора б и расстаться с ним, да как?» Думал, думал и выдумал: пошел на широкий двор, обтесал два дубовых клина, взял новое колесо и накрепко вбил клин с одного конца во втулку. Приходит к Горю: — Что ты, Горе, все на боку лежишь? — А что ж мне больше делать? — Что делать? Пойдем на двор в гулючки играть. А Горе и радо. Вышли на двор. Сперва купец спрятался — Горе сейчас его нашло; после того черед Горю прятаться. — Ну, — говорит, — меня не скоро найдешь! Я хоть в какую щель забьюсь! — Куда тебе! — отвечает купец. — Ты в это колесо не влезешь, а то — в щель! — В колесо не влезу? Смотри-ка, еще как спрячусь! Влезло Горе в колесо; купец взял да и с другого конца забил во втулку дубовый клин, поднял колесо и забросил его вместе с Горем в реку. Горе потонуло, а купец стал жить по-старому, по-прежнему. Из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки». Название: Русские народные сказки Отправлено: ЛЕГОЛАС от 23 01 2012, 22:44:18 Соль Русские народные сказки В некоем городе жил-был купец, у него было три сына: первый — Федор, другой — Василий, а третий — Иван. Жил тот купец богато, на своих кораблях ходил в чужие земли и торговал всякими товарами. В одно время нагрузил он два корабля дорогими товарами и отправил их за море с двумя старшими сыновьями. А меньшому сыну ничего не доверял по торговле. Вот как узнал меньшой сын, что его братья за море посланы, тотчас явился к отцу и стал у него проситься в иные земли — себя показать, людей посмотреть. Купец долго не соглашался: — Ты и головы домой не привезешь! — но все же и ему дал корабль с самым дешевым грузом: с бревнами, тесом и досками. Собрался Иван в путь-дорогу, отвалил от берега и скоро нагнал своих братьев. Плывут они вместе по синему морю день, другой и третий, а на четвертый поднялись сильные ветры и забросили Иванов корабль в дальнее место, к одному неведомому острову. — Ну, ребята, — закричал Иван корабельным работникам, — приворачивайте к берегу! Пристали к берегу, он вылез на остров, приказал себя дожидаться, а сам пошел по тропинке; шел, шел и добрался до превеликой горы, смотрит — в той горе не песок, не камень, а чистая русская соль. Вернулся назад к берегу, приказал работникам все бревна и доски в воду покидать, а корабль нагрузить солью. Как скоро это сделано было, отвалил Иван от острова и поплыл дальше. Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли — приплыл корабль к большому богатому городу, остановился у пристани и якорь бросил. Иван — купеческий сын сошел в город и отправился к тамошнему царю бить челом, чтобы позволил ему торговать по вольной цене; а для показу понес узелок своего товару — русской соли. Тотчас доложили про его приход государю; царь его позвал и спрашивает: — Говори, в чем дело — какая нужда? — Так и этак, ваше величество! Позволь мне торговать в твоем городе по вольной цене. — А каким товаром торги ведешь? — Русской солью, ваше величество! А царь про соль и не слыхивал: во всем его царстве без соли ели. Удивился он, что такой за новый, небывалый товар? — А ну, — говорит, — покажь! Иван — купеческий сын развернул платок; царь взглянул и подумал про себя: «Да это просто-напросто белый песок!» И говорит Ивану с усмешкою: — Ну, брат, этого добра у нас и без денег дают! Вышел Иван из царских палат весьма печален, и вздумалось ему: «Дай пойду в царскую кухню да посмотрю, как там повара кушанья готовят — какую они соль кладут?» Пришел на кухню, попросился отдохнуть маленько, сел на стул и приглядывается. Повара то и дело взад-вперед бегают: кто варит, кто жарит, кто льет, а кто на сковороде яйца бьет. Видит Иван — купеческий сын, что повара и не думают солить кушанья; улучил минутку, как они все из кухни повыбрались, взял да и всыпал соли, сколько надобно, во все ествы и приправы. Наступило время обед подавать; принесли первое кушанье. Царь отведал, и оно ему так вкусно показалося, как никогда прежде; подали другое кушанье — это еще больше понравилось. Призвал царь поваров и говорит им: — Сколько лет я царствую, а никогда так вкусно вы не готовили. Как вы это сделали? Отвечают повара: — Ваше величество! Мы готовили по-старому, ничего нового не прибавляли; а сидит на кухне тот купец, что приходил вольного торгу просить, уж не он ли подложил чего? — Позвать его сюда! Привели Ивана — купеческого сына к царю. — Виноват, царь-государь! Я русскою солью все ествы и приправы сдобрил; так в нашей стороне водится. — А почем соль продаешь? Иван смекнул, что дело на лад идет, и отвечал: — Да не очень дорого: за две меры соли — мера серебра да мера золота. Царь согласился на эту цену и купил у него весь товар. Иван насыпал полон корабль серебром да золотом и стал дожидаться попутного ветра; а у того царя была дочь — прекрасная царевна, захотелось ей посмотреть на русский корабль, и просится она у своего родителя на корабельную пристань. Царь отпустил ее. Вот она взяла с собой нянюшек, мамушек и красных девушек и поехала русский корабль смотреть. Иван — купеческий сын стал ей показывать, как и что называется: где паруса, где снасти, где нос, где корма, и завел ее в каюту; а работникам приказал — живо якоря отсечь, паруса поднять и в море выходить. И как было им большое поветрие, то они скоро ушли от того города на далекое расстояние. Царевна вышла на палубу, глянула — кругом море. Иван — купеческий сын начал ее утешать, уговаривать. Царевна скоро улыбнулась и перестала печалиться. Долго ли, коротко ли плыл Иван с царевною по морю, нагоняют его старшие братья; узнали про его удаль и счастье и крепко позавидовали; пришли к нему на корабль, схватили его за руки и бросили в море, а после кинули промеж себя жребий, и большой брат взял царевну, а средний — корабль с серебром и золотом. И случись на ту пору, как сбросили Ивана с корабля, плавало вблизи одно из тех бревен, которые он сам же покидал в море. Иван ухватился за то бревно и долго носился с ним по морским глубинам; наконец прибило его к неведомому острову. Вышел он на землю и пошел по берегу. Попадается ему навстречу великан с огромными усами, на усах рукавицы — вачеги — висят: после дождя сушит. — Что тебе здесь надобно? — спрашивает великан. Иван рассказал ему все, что случилося. — Хочешь, я тебя домой отнесу? Завтра твой старший брат на царевне женится; садись-ка ко мне на спину. Взял его, посадил на спину и побежал через море; тут у Ивана с головы шапка упала. — Ах, — говорит, — ведь я шапку сронил! — Ну, брат, далеко твоя шапка — верст с пятьсот назади осталась, — отвечал великан. Принес он его на родину, спустил наземь и говорит: — Смотри же, никому не хвались, что ты на мне верхом ездил; а похвалишься — худо тебе будет. Иван — купеческий сын обещал не хвалиться, поблагодарил великана и пошел домой. Приходит, а уж там все за свадебным столом сидят. Как увидала его прекрасная царевна, тотчас выскочила из-за стола, бросилась на шею. — Вот, — говорит, — мой жених, а не тот, что за столом сидит! — Что такое? — спрашивает отец. Иван ему рассказал про все, как он солью торговал, как царевну увез и как старшие братья его в море спихнули. Отец рассердился на больших сыновей, согнал их со двора долой, а Ивана женил на царевне. Начался у них веселый пир; на пиру гости подпили и стали хвастаться: кто силою, кто богатством, кто молодой женой. А Иван сидел, сидел да спьяна и сам похвастался: — Это что за похвальбы! Вот я так могу похвалиться: на великане через море верхом проехал! Только вымолвил — в ту же минуту является у ворот великан: — А, Иван — купеческий сын, я тебе приказывал не хвалиться мною, а ты что сделал? — Прости меня! — говорит Иван купеческий сын. — То не я хвалился, то хмель хвалился. — А ну покажи: какой-такой хмель? Иван приказал привезть сороковую бочку вина да сороковую бочку пива; великан выпил и вино и пиво, опьянел и пошел все, что ни попалось под руку, ломать и крушить. Много недоброго натворил: сады повалял, хоромы разметал! После и сам свалился и спал без просыпу трое суток. А как пробудился он, стали ему показывать, сколько он бед наделал; великан страх как удивился и говорит: — Ну, Иван — купеческий сын, узнал я, каков хмель; не пей, не хвались же ты мною отныне и до веку. Название: Русские народные сказки Отправлено: ЛЕГОЛАС от 23 01 2012, 23:44:26 Притворная болезнь Русские народные сказки Бывали-живали царь да царица; у царя, у царицы был один сын, Иван-царевич. Вскоре царь умер, сыну своему царство оставил. Царствовал Иван-царевич тихо и благополучно и всеми подданными был любим. Женился Иван, и вскоре родились у него два сына. Иван-царевич ходил с своим воинством воевать в иные земли, в дальние края, к Пану Плешевичу; рать-силу его побил, а самого в плен взял и в темницу заточил. А был Пан Плешевич куда хорош и пригож! Увидала его царица, мать Ивана-царевича, полюбила и стала частенько навещать его в темнице. Однажды говорит ей Пан Плешевич: — Как бы нам сына твоего, Ивана-царевича, убить? Стал бы я с тобой вместе царствовать! Царица ему в ответ: — Я бы очень рада была, если б ты убил его. — Сам я убить его не смогу, а слышал я, что есть в чистом поле чудище о трех головах. Скажись царевичу больною и вели убить чудище о трех головах да вынуть из чудища все три сердца; я бы съел их — у меня бы силы прибыло. На другой день царица разболелась-расхворалась, позвала к себе царевича и говорит ему таково слово: — Чадо мое милое, Иван-царевич! Съезди в поле чистое, убей чудище о трех головах, вынь из него три сердца и привези ко мне: скушаю — авось поправлюсь! Иван-царевич послушался, сел на коня и поехал. В чистом поле привязал он своего доброго коня к старому дубу, сам сел под дерево и ждет... Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб — дуб зашумел и погнулся. — Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь — на обед, молодец — на ужин! — Эх ты, поганое чудище! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь! — сказал Иван-царевич, натянул свой тугой лук и пустил калену стрелу; разом сшиб чудищу все три головы, вынул три сердца, привез домой и отдал матери. Царица приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу. Съел он, царица и спрашивает: — Что — будет ли у тебя силы, как у моего сына? — Нет, еще не будет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о шести головах; пусть царевич с ним поборется. Одно что-нибудь: или чудище его пожрет, или он привезет еще шесть сердец. Царица побежала к Ивану-царевичу: — Чадо мое милое! Мне немного полегчало; а слышала я, что есть в чистом поле другое чудище, о шести головах; убей его и привези шесть сердец. Иван-царевич сел на коня и поехал в чистое поле, привязал коня к старому дубу, а сам сел под дерево. Прилетело чудище о шести головах - весь дуб пошатнулся. — Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь — на обед, молодец — на ужин! — Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь! Натянул царевич свой тугой лук, пустил калену стрелу и сбил чудищу три головы. Бросилось на него чудище поганое, и бились они долгое время; Иван-царевич осилил, срубил и остальные три головы, вынул из чудища шесть сердец, привез и отдал матери. Она того часу приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу. Пан Плешевич от радости на ноги вскочил, царице челом бил; съел шесть сердец. Царица и спрашивает: — Что — станет ли у тебя силы, как у моего сына? — Нет, не станет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах: коли съем его еще сердца — тогда наверное будет у меня силы с ним побороться! Царица побежала к Ивану-царевичу: — Чадо мое милое! Мне получше стало; а слышала я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах; убей его и привези девять сердец. — Ах, матушка рóдная! Ведь я устал, пожалуй, мне не выстоять супротив того чудища о девяти головах! — Дитя мое! Прошу тебя — съезди, привези. Иван-царевич сел на коня и поехал; в чистом поле привязал коня к старому дубу, сам сел под дерево и заснул. Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб — дуб до земли пошатнулся. — Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь — на обед, молодец — на ужин! Царевич проснулся: — Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь! Натянул свой тугой лук, пустил калену стрелу и сразу сшиб шесть голов, а с остальными долго-долго бился; срубил и те, вынул сердца, сел на коня и поскакал домой. Мать встречает его: — Что, Иван-царевич, привез ли девять сердец? — Привез, матушка! Хоть с великим трудом, а достал. — Ну, дитя мое, теперь отдохни! Взяла от сына сердца, приказала сжарить и отнесла в темницу к Пану Плешевичу. Пан Плешевич съел, царица спрашивает: — Что — станет ли теперь силы, как у моего сына? — Станет-то станет, да все опасно; а слышал я, что когда богатырь в баню сходит, то много у него силы убудет; пошли-ка наперед сына в баню. Царица побежала к Ивану-царевичу: — Чадо мое милое! Надо тебе в баню сходить, с белого тела пот омыть. Иван-царевич пошел в баню; только что омылся — а Пан Плешевич тут как тут, размахнулся острым мечом и срубил ему голову. Узнала о том царица — от радости запрыгала, стала с Паном Плешевичем в любви поживать да всем царством заправлять. Осиротели двое малых сыновей Ивана-царевича. Вот они бегали, играли, у бабушки-задворенки оконницу изломали. — Ах вы, такие-сякие! — обругала их бабушка-задворенка. — Зачем оконницу изломали? Прибежали они к своей матери, стали ее спрашивать: почему-де так неласково обошлась с нами? Говорит мать: — Был бы у вас батюшка, заступился, да убил его Пан Плешевич, и схоронили его во сырой земле. — Матушка! Дай нам мешочек сухариков, мы пойдем оживим нашего батюшку. — Нет, дитятки, не оживить его вам. — Благослови, матушка, мы пойдем. — Ну, ступайте... Того часу дети Ивана-царевича срядились и пошли в дорогу. Долго ли, коротко ли шли они — скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — попался навстречу им седой старичок: — Куда вы, царевичи, путь держите? — Идем к батюшке на могилу; хотим его оживить. — Ох, царевичи, вам самим его не оживить. Хотите, я помогу? — Помоги, дедушка! — Нате, вот вам корешок; отройте Ивана-царевича, этим корешком его вытрите. Они взяли корешок, нашли могилу Ивана-царевича, разрыли, вынули его, тем корешком вытерли. Иван-царевич встал: — Здравствуйте, дети мои милые! Как я долго спал! Воротился домой, а у Пана Плешевича пир идет. Как увидал он Ивана-царевича, так со страху и задрожал. Иван-царевич предал его лютой смерти. Схоронили Пана Плешевича и отправились поминки творить; и я тут был — поминал, кутью большой ложкой хлебал, по бороде текло — в рот не попало! Название: Правда и Кривда Отправлено: ЛЕГОЛАС от 24 01 2012, 11:44:23 Правда и Кривда Русские народные сказки Жили два купца: один кривдой, другой правдой; так все и звали их: одного Кривдою, а другого Правдою. «Послушай, Правда — сказал раз Кривда. — Ведь кривдою жить на свете лучше!..» — «Нет!» — «Давай спорить?» — «Давай». — «Ну, слушай: у тебя три корабля, у меня два; если на трех встречах нам скажут, что жить правдою лучше, то все корабли твои, а если кривдою, то мои!» — «Хорошо!..» Плыли они много ль, мало ль, сколь недалече путь свой продолжали, — встретился им купец. «Послушай, господин купец, чем на свете жить лучше: кривдою или правдою?» — «Жил я правдою, да плохо; а теперь живу кривдою, кривда лучше!» Плывут они дальше много ль, мало ль, и встречается им мужичок. «Послушай, добрый человек, чем на свете лучше жить: кривдою или правдою?» — «Известное дело — кривдою; а правдою куска хлеба не наживёшь!» На третьей встрече им сказали то же самое. Отдал Правда три корабля Кривде, вышел на берег и пошёл тропинкою в тёмный лес. Пришёл он в избушку и лёг под печку спать. Ночью поднялся страшный шум, и вот кто-то говорит: «А ну-тка, похвалитесь: кто из вас нынче гуще кашу заварил?» — «Я поссорил Кривду с Правдою!» — «Я сделал, что двоюродный брат женится на сестре!» — «Я разорил мельницу и до тех пор буду её разорять, пока не забью крест-на-крест палей.» — «Я сомустил человека убить!» — «А я напустил семьдесят чертенят на одну царскую дочь; они сосут ей груди всякую ночь. А вылечит её тот, кто сорвёт жар-цвет!» (Это такой цвет, который когда цветёт — море колыхается и ночь бывает яснее дня; черти его боятся!) Как ушли они, Правда вышел и помешал жениться двоюродному брату на сестре, запрудил мельницу, не дал убить человека, достал жар-цвет и вылечил царевну. Царевна хотела выйти за него замуж, да он не согласился. Подарил ему царь пять кораблей, и поехал он домой. На дороге встретил Кривду. Кривда удивился богатству Правды, повыспросил у него всё, как что было, да и залёг ночью под печку в той же избушке... Слетелись духи, да и начали совет держать: как бы узнать того, кто испортил им все дела? Подозревали они самого из них ледащего; как стали его бить да щипать, он бросился под печку, да и вытащил оттуда Кривду. «Я Кривда!» — говорит купец чертям, да всё-таки они его не послушали и разорвали на мелкие кусочки. Так и выходит, что правдою-то жить лучше, чем кривдою. Название: Молодильное яблоко и живая вода Отправлено: Майя от 24 01 2012, 12:41:43 Молодильное яблоко и живая вода В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего Иваном. Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко — помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу — будет видеть. Царь собирает пир на весь мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им: — Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал. Тут бóльший стал хорониться за середнего, а середний за меньшóго, а от меньшóго ответу нет. Выходит царевич Федор и говорит: — Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец. Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою — не ради красы, а ради крепости... Отправился Федор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился... Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, ехал день до вечеру — красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трех дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись написана: «Направо поедешь — себя спасать, коня потерять. Налево поедешь — коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь — женату быть». Поразмыслил Федор-царевич: «Давай поеду, где женату быть». И повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему: — Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать. — Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном мне дороги не скоротать. Мне надо вперед двигаться. — Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого. Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила. Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую... Долго ли, коротко ли — царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им: — Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников — привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал. Тут опять бóльший стал хорониться за середнего, а середний за меньшóго, а от меньшóго ответу нет. Выходит второй сын, Василий-царевич: — Батюшка, неохота мне царство в чужие руки отдавать. Я поеду в дорожку, привезу эти вещи, сдам тебе в руки. Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою. Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился... Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит: «Направо поедешь — себя спасать, коня потерять. Налево поедешь — коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь — женату быть». Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать. — Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого... Тут она его из седла вынула и в терем повела, накормила, напоила и спать положила. Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье. А там спрашивают: — Кто летит? — Василий-царевич. А кто сидит? — Федор-царевич. — Вот, братан, попали! — Долго ли, коротко ли — в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр: — Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал. Тут опять бóльший стал хорониться за середнего, а середний за меньшóго, а от меньшóго ответу нет. Выходит Иван-царевич и говорит: — Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство — поискать тебе молодильных яблок и живой воды да поискать еще моих братьецев. Дал ему царь благословеньице. Пошел Иван-царевич в конюший двор — выбрать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит — тот с ног валится... Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идет, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушка-задворенка. — Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален? — Как же мне, бабушка, не печалиться — не могу найти коня по разуму. — Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять — будет тебе конь по разуму. Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич — не шелохнется. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать подпруг с подпругою — не ради красы, ради славушки молодецкой. Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился... Доехал он до росстаней и поразмыслил: «Направо ехать — коня потерять. Куда мне без коня-то? Прямо ехать — женату быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать — коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня». И поворотил он по той дороге, где коня спасти — себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру — красна солнышка до закату — и наезжает на избушку. Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке. — Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашел он в нее, а там видит баба-яга, старых лет, шелковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает. — Фу, фу, — говорит, — русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей: — Ах ты, баба-яга — костяная нога, не поймавши птицу — теребишь, не узнавши молодца — хулишь. Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать — чей да откуда. Вот баба-яга это дело все справила — Ивана-царевича накормила, напоила и на постелю уложила; села к изголовью и стала спрашивать: — Чей, ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын? — Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками. — Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки — у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не знаю, получишь ли ты добро... — А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум. — Много молодце проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей середней сестры, она тебя научит. Иван-царевич поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне. Вдруг он и говорит коню: — Стой! Перчатку обронил. А конь отвечает: — В кою пору ты говорил, я уже двести верст проскакал... Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке. — Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом. Вдруг слышно — конь заржал, и конь под Иваном-царевичем откликнулся. Кони-то были одностадные. Услышала это баба-яга — еще старее той — и говорит: — Приехала ко мне, видно, сестрица в гости. И выходит на крыльцо: — Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей: — Ах ты, баба-яга — костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила... Баба-яга это дело все справила — коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постель уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит. — Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке... — Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро. Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки! — А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум. — Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня научит, что делать. Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне. А этот конь еще бойчей того. Вдруг Иван-царевич говорит: — Стой! Перчатку обронил. А конь отвечает: — В кою пору ты говорил, я уж триста верст проскакал. Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Едет Иван-царевич день до вечера — красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке. — Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать. Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликнулся. Выходит на крыльцо баба-яга, старых лет, еще старее той. Поглядела — конь ее сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный... Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего! Ночлега с собой не возят — ночлег каждому: и пешему и конному, и бедному и богатому. Баба-яга все дело справила — коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит. — Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она послала к середней, а середняя сестра к тебе послала. Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок. — Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица Синеглазка, моя племянница, — сильная и могучая богатырка. Вокруг ее царства — стена три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража — тридцать богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне. Доедешь до стены — и бей коня по бокам плетью нехлестанной. Конь через стену перескочит. Ты коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену перенесет. Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на ее доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озера хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены. У ворот стража спит — тридцать могучих богатырей. Прижимает он своего доброго коня, бьет его плетью нехлестанной. Конь осерчал и перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит — стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней колодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему самою увидать сильную, могучую богатырку, девицу Синеглазку. Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну сторону шесть полениц — девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит. Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал ее и вышел... Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом: — Не послушался ты, Иван-царевич, вошел в терем к девице Синеглазке! Теперь мне стены не перескочить. Иван-царевич бьет коня плетью нехлестанной. — Ах ты конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночь ночевать, а голову потерять! Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об нее одной подковой — на стене струны запели и колокола зазвонили. Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу: — Вставайте, у нас покража большая! Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем. Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним. Доезжает он до старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный, готовый. Он — со своего коня да на этого и опять вперед погнал... Иван-то царевич за дверь, а девица Синеглазка — в дверь и спрашивает у бабы-яги: — Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли? — Нет, дитятко. — Бабушка, здесь молодец не проезживал ли? — Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка. — Поела бы я, бабушка, да долго корову доить. — Что ты, дитятко, живо справлюсь... Пошла баба-яга доить корову — доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем. Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он — за дверь, а девица Синеглазка — в дверь: — Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец? — Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков. — Да ты долго печь будешь. — Что ты, дитятко, живо справлю... Напекла баба-яга блинков — печет, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваном-царевичем. Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал. Он — за дверь, девица Синеглазка — в дверь и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец. — Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась. — Да ты долго топить будешь. — Что ты, дитятко, живо справлю... Истопила баба-яга баньку, все изготовила. Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять погнала в сугон. Конь ее с горки на горку поскакивает, реки, озера хвостом заметает. Стала она Ивана-царевича настигать. Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой — девицей Синеглазкой — ладят на него наехать, с плеч голову снять. Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему: — Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл! А он ей: — Что же, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать. Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили — не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку. Боролись с утра до вечера — красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный — пороть ему белу грудь. Иван-царевич и говорит ей: — Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные. Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И раскинули они шатер в чистом поле, на широком раздолье, на зеленых лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь они и обручились и перстнями обменялись. Девица Синеглазка ему говорит: — Я поеду домой — и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай... Через три года жди меня в своем царстве. Сели они на коней и разъехались... Долго ли, коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка сказывается, — доезжает Иван-царевич до росстаней, до трех дорог, где плита-камень, и думает: «Вот хорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести». И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть... И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись. Кони-то были одностадные... Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул кольцом — маковки на тереме зашатались, оконницы покривились. Выбегает прекрасная девица. — Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать. Повела его в терем и стала потчевать. Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьет, сколько под стол льет. Повела его прекрасная девица в спальню: — Ложись, Иван-царевич, спать-почивать. А Иван-царевич столкнул ее на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую. Иван-царевич наклонился над ямой и кричит: — Кто там живой? А из ямы отвечают: — Федор-царевич да Василий-царевич. Он их из ямы вынул — они лицом черны, землей уж стали порастать. Иван-царевич умыл братьев живой водой — стали они опять прежними. Сели они на коней и поехали... Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям: — Покараульте моего коня, а я лягу отдохну. Лег он на шелковую траву и богатырским сном заснул. А Федор-царевич и говорит Василию-царевичу: — Вернемся мы без живой воды, без молодильных яблок — будет нам мало чести, нас отец пошлет гусей пасти... Василий-царевич отвечает: — Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмем и отцу в руки отдадим. Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три дня и три ночи. Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит — только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат — бьет их погода. Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб. Унялась погода, летит большая птица Нагай. Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов: — Детушки мои милые, не убила ли вас погодушка-ненастье? — Не кричи, мать, нас сберег русский человек, своим кафтаном укрыл. Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича: — Для чего ты сюда попал, милый человек? — Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду. — Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного. — Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть в родную сторону? Нагай-птица ему отвечает: — Достань мне два чана — пудов по двенадцати — мяса. Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагай-птице на правое плечо, а другой чан — на левое, сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину. Она летит, а он ей подает да подает... Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал мясо и подал. Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал. Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны. — Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала. Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула: — Приставь на место. Иван-царевич приставил — мясо и приросло к костям. — Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу. Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошел путем-дорогой на родную сторону. Пришел он в столицу и узнаёт, что Федор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок. Не пошел Иван-царевич к отцу, к матери, а собрал он пьяниц, кабацкой голи и давай гулять по кабакам. В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по часам. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается — прошло три года. Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича. Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зеленых лугах раскинула шатер белополотняный. От шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю сказать: — Царь, отдай царевича. Не отдашь — все царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму. Царь испугался и посылает старшего — Федора-царевича. Идет Федор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два мальчика: — Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идет? — Нет, детушки, это ваш дяденька. — А что прикажешь с ним делать? — А вы, детушки, угостите его хорошенько. Тут эти двое пареньков взяли трости и давай хлестать Федора-царевича пониже спины. Били, били, он едва ноги унес. А Синеглазка опять посылает к царю: — Отдай царевича... Пуще испугался царь и посылает середнего — Василия-царевича. Он приходит к шатру. Выбегают два мальчика: — Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идет? — Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его хорошенько. Двое пареньков опять давай дядю тростями чесать. Били, били, Василий-царевич едва ноги унес. Синеглазка в третий раз посылает к царю: — Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича. Не найдете — все царство потопчу, пожгу. Царь еще пуще испугался, посылает за Федором-царевичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича. Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого бросили в пропасть. Услышал это царь и залился слезами. А в ту пору Иван-царевич сам идет к Синеглазке, и с ним идет голь кабацкая. Они под ногами сукна рвут и в стороны мечут. Подходит он к белополотняному шатру. Выбегают два мальчика: — Матушка, матушка, к нам какой-то пьяница идет с голью кабацкой! А Синеглазка им: — Возьмите его за белые руки, ведите в шатер. Это ваш родной батюшка. Он безвинно три года страдал. Тут Ивана-царевича взяли за белые руки, ввели в шатер. Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нем сменила и спать уложила. А голи кабацкой по стаканчику поднесла, и они домой отправились. На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир — честным пирком да и за свадебку. Федору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их со двора — ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать негде... Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в ее девичье царство. Тут и сказке конец. Название: Защитник Земли Русской Отправлено: Ланселот от 24 01 2012, 20:46:07 Защитник Земли Русской
О былинном богатыре Илье Муромце слышали все. Но немногие знают, что он почил в Киево-Печерской лавре, где в пещерах покоятся его нетленные мощи в числе четверти всех святых, прославленных в Русской православной церкви за тысячу лет. Калека и калики перехожие Само название «былина» означает песню о том, что было, то есть имело место в жизни. Слово же «богатырь» появилось в русских летописях в XII веке. Оно пришло на смену синониму «хоробр», то есть «удалец». В то время русским воинам приходилось постоянно сражаться за свободу отечества с ордами кочевников на восточных рубежах Киевской Руси. Народ называл их богатырями. Главные их черты - верность долгу, бескорыстная любовь к Родине, готовность всегда встать на защиту обижаемых и обездоленных, умение постоять за свое достоинство и честь. Именно такими чертами наделяют былины Илью Муромца: «Я простой крестьянский сын, - говорит он. - Я спасал вас не из корысти, и мне не надо ни серебра, ни золота. Я спасал русских людей, красных девушек, малых деточек, старых матерей. Не пойду я к вам воеводой в богатстве жить. Мое богатство - сила богатырская, мое дело - Руси служить, от врагов ее оборонять». Его многочисленные ратные подвиги описываются в былинах в сказочной форме. Но под прозвищами врагов богатыря («Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Илья Муромец и Идолище Поганое») подразумевались вполне конкретные кочевые народы: печенеги, половцы, с которыми воевала Киевская Русь. В старину эти былины были своеобразными «военными хрониками», не требовавшими расшифровки, о ком в них идет речь. А вот биография Ильи Муромца в былинах излагается очень скупо. Подробности о жизни богатыря удалось установить историкам в результате длительных кропотливых изысканий. Предположительно Илья родился 5 сентября 1143 года в семье крестьянина Ивана сына Тимофеева, жившего в селе Карачарово под Муромом во Владимирской области (отсюда и название «Муромец»). От рождения он был немощен - «не владел ногами» - и до тридцати лет не мог ходить. Однажды, когда его родители трудились в поле, в дом зашли «калики перехожие». В то время каликами называли паломников к святым местам. Считалось, что они не только не уступают богатырям, но и превосходят их силою духа, а их «пропагандистский» подвиг приравнивался к ратному. Калики просят Илью встать и принести им воды. На это он ответил: «Не имею я да ведь ни рук, ни ног, сижу тридцать лет на седалище». Они повторно просят его встать и принести им воды. Годы болезни воспитали в нем великое терпение и удивительный по силе характер. «Немощный» Илья искренне желает выполнить волю старцев. Можно представить его изумление, когда, опустив ноги с лавки на пол, он пытается встать на них и вдруг чувствует, что они держат его! Неведомая сила, ниспосланная свыше, вселяется в беспомощного калеку… После этого Илья идет к водоносу и приносит воду. Старцы же велят ему самому выпить ее. Илья беспрекословно послушался, выпил и полностью выздоровел. Больше того: вторично испив воды, он ощущает в себе непомерную силу, и тогда ему велят выпить третий раз, чтобы уменьшить ее. Затем старцы говорят Илье, что в благодарность за ниспосланное исцеление он должен идти на службу к князю Владимиру, чтобы защищать Русь от ворогов. «Будешь ты, Илия, великий богатырь, и смерть тебе на бою не писана», - предсказывают они. Научное обоснование А теперь посмотрим на чудесное исцеление Ильи Муромца с точки зрения современной науки. В 1926 году, когда Киево-Печерскую лавру закрыли большевики и на ее месте организовали музей, нетленные мощи святых вскрывали и изучали, чтобы объяснить феномен сохранности их тел в пещерах. Проводилась медицинская экспертиза и останков преподобного Ильи Муромца, которые датировали XII веком. Анатомы выявили в поясничном отделе его тела явно выраженные отростки на позвонках, вызывавшие ущемления нервов спинного мозга. А врачи поставили диагноз: перенесенный в молодости полиартрит, сковывавший движения, от которого он позднее излечился. Так что современная медицина подтвердила свидетельства былин о том, что «сиднем сидел Илия и не имел в ногах хождения». Очевидно, «калики перехожие», исцелившие «немощного» Илью, были не просто странниками, а экстрасенсами-врачевателями, которые вылечили его с помощью энергетически заряженной воды. В старинных рецептах, помимо различных травяных настоев, есть и указания на то, как готовить и применять «целительную воду». Исследования также показали, что Илья Муромец был на голову выше человека среднего роста того времени - 177 сантиметров, но в XII веке такой воин считался великаном. К тому же он имел очень мощное телосложение и, очевидно, обладал огромной физической силой. На княжеской службе Но вернемся к былине. Калики говорят Илье, что по дороге в Киев есть неподъемный камень с надписью, у которого он должен обязательно остановиться. Попрощавшись с родными, Илья отправляется «к стольному граду ко Киеву» и приходит «к тому камени неподвижному», на котором было написано, чтобы он сдвинул камень с места. Там он найдет коня богатырского, оружие и доспехи. Илья отодвинул камень и нашел там все, что было написано. А после этого поскакал в Киев. Там он попадает на княжеский пир у великого князя Владимира Мономаха (1113-1125 гг.), который собирает вокруг себя самых мужественных и славных людей Руси. Это не обычное застолье, а прежде всего, духовное общение, братская встреча. Собравшиеся за столом богатыри - не любители повеселиться, а защитники веры Православной и Русской земли от врагов. Недаром на Руси такой пир называли братчиной, поскольку он знаменует духовное единение его участников. Судя по былинам и летописям, за братским столом у князя Владимира сиживали богатыри из разных городов, охранявшие границы Руси: Илья Муромец - крестьянский сын, Алеша Попович - сын священника из Ростова, Добрыня Никитич - княжеского рода, Ставр - боярин, Иван - купеческий сын. Илья Муромец - единственный из русских витязей - крестьянин по происхождению. Но именно ему дарована самая большая сила - и духовная, и телесная. Поэтому выходцу из далеких Муромских земель воздают честь не по сословию, а по делам и подвигам. Он быстро научился мастерски владеть булавой, палицей, мечом и копьем. В сочетании с огромной физической силой это делало его непобедимым бойцом. Будучи на службе у князя Владимира, Илья Муромец участвовал в бесчисленном множестве «боестолкновений», постоянно происходивших на границах Киевской Руси. Ни в одном из них он не потерпел поражения, но никогда не возносил себя и с миром отпускал поверженных врагов. Даже перед битвой с половцем Калином он долго уговаривает того уйти добровольно, не проливая зря крови. И только встретив упрямство и злобу противника, русский богатырь вступил в смертельный бой. Но русские воины-пофессионалы, во главе которых встал Илья Муромец, не только успешно охраняли границы Руси от многочисленных врагов. Их усилиями борьба была перенесена на территорию врагов. В летописях повествуют о том, что доблестные дружины загнали войска хана Отрока Шарукановича «за железные ворота» на Кавказе, «пили золотыми шеломами Дон, приемши землю их всю». Русские богатыри доходили до Азовского моря, завоевывали половецкие становья на Северном Донце, заставляли врагов откочевывать за Дон и за Волгу, в степи Северного Кавказа и Южного Урала. Нет сомнения, что во всех этих славных походах неизменно принимал участие Илья Муромец, причем он всегда был впереди в ходе кровопролитных схваток, неизменно одерживая верх над вражескими витязями. Инок Печерского монастыря В 1988 г. Межведомственная комиссия Минздрава Украины провела экспертизу его нетленных мощей. Для получения точных данных применялась самая современная методика и сверхточная аппаратура. В результате исследований удалось установить, что Илья Муромец скончался в возрасте не моложе 40-45 лет. В то время это был возраст, до которого доживали немногие мирные люди, а профессиональные воины практически никогда. Но Муромский богатырь дожил. Если же учесть, что он занялся ратным делом после 30 лет, а пробыл в Печерском монастыре после монашеского пострига не слишком долго, то получается, что его «военная выслуга» была больше 10 лет. Для ХII века это было просто немыслимо. Тем более что, как установила медицинская экспертиза нетленных мощей, Илья Муромец получил тяжелое ранение в области сердца, которое сказывалось впоследствии в течение всей жизни. Были у него и другие ранения, например левой кисти, полученные в боях. Израненный и чувствовавший, что его физические силы на исходе, Илья Муромец принял постриг и стал монахом. Но прежде у богатыря была семья, и после него остались сыновья, от которых пошел род киевских дворян Чеботковых. А получили они эту фамилию от прозвища своего отца. Дело в том, что в кратком житии преподобного Илии указано его прозвище - «Чеботок», то есть сапожок. Появилось же оно у Муромца после одного памятного случая. Вскоре после его пострига в монастырь ворвалась шайка разбойников (вероятно, половцев). В этот момент в своей пещерной келье Илия обувался и успел надеть лишь один сапог. Но, застигнутый врасплох, монах не растерялся: выпрямившись во весь свой немалый рост, он принялся с такой силой и яростью колотить нападавших вторым сапогом, что обратил их в бегство. В Печерском монастыре Илья Муромец ушел в затвор, почти не спал, проводя чуть ли не круглые сутки в молитвах. Так завершилось его ратное служение Отечеству в битвах земных и началось молитвенное служение Церкви и Святой Руси. *** Отошел Илья Муромец в Царство Небесное 1 января 1188 года. К лику святых он был причислен в 1643 году, а его нетленные мощи покоятся в Антониевых пещерах Киево-Печерской лавры. В пещерах можно подойти к его гробнице, которая заметно больше других, однако рост усопшего не кажется огромным. Персты правой руки Ильи Муромца сложены так, как крестятся православные: три перста вместе, а два прижаты к ладони. Его левая рука хранит след раны, нанесенной копьем. Она как бы свидетельствует о воинском служении, а правая - о духовном подвиге православного монаха. Каждый новый год православные начинают под знаком народного героя – преподобного воина Илии Муромца. Память его Русская церковь отмечает 1 января. Вадим МЕРКУЛОВ Название: Ведические Корни Русских Сказок Отправлено: Миранда от 18 04 2012, 00:21:12 Ведические Корни Русских Сказок Вплоть до конца XVIII века интеллигенция и духовенство относили сказки к разряду суеверий простого народа, который неизменно изображался как дикий и примитивный. Господствующее философско-мировоззренческое направление той эпохи – классицизм – ориентировалось на античность, сдобренную христианской цензурой, и европейский рационализм. Учиться дворянину у крестьянина нечему. Однако в начале XIX века, вместе с движением романтизма к ученым, философам, поэтам приходит осознание того, что не только христианство и светская культура, но и древнейшее мифологическое сознание определяет быт и мировоззрение каждого человека. Нельзя уйти от своих корней, ибо разрыв с ними подобен отделению реки от ее истока. «Изучение старинных песен, сказок, – пишет Пушкин, – необходимо для совершенного знания свойств русского языка». Начинается интенсивное изучение сохраненных в народе сказаний, становится очевидным их глубокая архаичность, ценностная и мировоззренческая значимость. Нередко собиратели сказок являлись также специалистами по сравнительной мифологии и языкознанию. Таковы немецкие лингвисты и собиратели фольклора братья Гримм. Известно, что Гете сердечно благодарил Вильгельма Гримма за «усилия на благо давно забытой культуры». Таков русский этнограф и собиратель фольклора Александр Николаевич Афанасьев. Что же нам известно о сказке сегодня? Сказка – это средство формирования мировоззрения человека в традиционной славянской культуре. Наряду с объяснением нравственных ценностей, сказки содержат цельную картину мира. Эта картина мира перекликается с космологическими моделями, представленными в мифологиях разных народов мира. Таковы архетипы мировой горы, вселенского яйца, мирового древа, мотивы нисхождения героя в подземный мир или вознесения в высшие миры. В своем докладе я предлагаю рассмотреть космологические коды русских сказок, понять которые позволяет обращение к текстам Вед. Ученые установили, что некогда предки славян, иранцев, индийцев, европейцев жили вместе, образовывая суперэтнос – индоевропейцы. Александр Николаевич Афанасьев в предисловии к своей книге «Народные русские сказки» писал: «Мы не раз уже говорили о доисторическом сродстве преданий и поверий у всех народов индоевропейского племени». Чтобы подчеркнуть особую близость ведической культуры, сохранившейся в Индии, и традиционной культуры славян профессор Рахул Санскритьяян использовал особый термин – «индославы». Таким образом, присутствие элементов ведической космологии в славянской сказке предстает более чем закономерным. Колобок Начнем с известной каждому народной сказки «колобок». Шар или блин в традиционной культуре – символ солнца. Масленичные блины символизируют солнце, т.к. масленица вобрала в себя языческий праздник весеннего равноденствия. На древнеславянском «коло» или «хоро» – «круг», что свидетельствует о сакральном, «солнечном» смысле танца хоровода. На санскрите также «кхала» – солнце, «гхола» – «круг», «сфера». Колобок – символ солнца. Понять смысл движения колобка и съедания его лисой мы сможем, обратившись к ведическому представлению о солнечном затмении. В особых накшатрах – сочетаниях созвездий, демон Раху, согласно Ведам «заглатывает» солнце, вызывая затмение. Такую же функцию в сказке выполняет лиса. Что же символизируют встречаемые звери? Это можно понять, если помнить о том, что, до начала использования греческих символов Зодиака, гороскоп славян был зооморфным. Разные звери символизировали различные созвездия. Таким образом, на уровне астрономическом сказка колобок – это изложение мифа о солнечном затмении, о движении солнца по небу. На уровне же нравственном сказка повествует о пагубности тщеславия. Курочка Ряба Другой известной каждому с детства сказкой является «Курочка ряба». Начать ее разбор также необходимо с главного персонажа. В мифах разных народов мира вселенная рождается из яйца, который несет птица, плавающая на вселенских водах. В финской «Калевале» рождение Вселенной представлено как появление яйца: дева неба, она же «мать воды» Илматр-Каве приняла, обернувшись уткой, «бога всевышнего Унко», явившегося ей в виде селезня. Утка снесла яйцо, из которого и создалась Вселенная: Из яйца, из нижней части Вышла мать-земля сырая, Из яйца из верхней части Стал высокий свод небесный На ряде статуй из прильвицкой коллекции храма Ретры (западные славяне) мы видим утку на голове божеств. В т.ч. числе на голове человекольва, близкого к ведическому Нарасимхе. Эта утка – символ власти над вселенной. В оригинальной ведической литературе вселенское яйцо – брахм... – творится Брахмой – создателем уровней мироздания, посредством мистических мантр. Библия утверждает: «Вначале было слово». Согласно Ведам – это «слово» – изначальный слог «ОМ», наделяющий Брахму знанием о том, как творить этот мир. Брахма обитает в высших мирах, именуемых на санскрите «сварга». Славянское божество Сварог и слово «сварганить» в значении «сотворить что-либо» свидетельствуют о близости ведического Брахмы к славянскому Сварогу. Что же мы находим в сказке? Курочка Ряба несет золотое яйцо, которое разбивает мышка. Мышь – хтоническое существо, связанное в мифологии с землей. В странах Средиземноморья – Египте, Палестине, Греции – считалось, что мышь родилась из земли. В данном случае она указывает на возникновение земли, тверди из вселенских вод. Золотой цвет вселенского яйца также описан в Ведах. То, что сегодня известно ученым как «большой взрыв», Веды называют «вдох и выдох Вищну», вселенского Существа. «Брахма-самхита» (13-14) так описывает творение вселенных, выдыхаемых Вишну и вбираемых им вновь: тад-рома-била-джалешу биджам санкаршанасйа ча хаймани андани джатани маха бхута вритани ту «Божественные семена рождаются из пор Маха-Вишну в виде бесконечных золотых яйцеклеток. Эти золотые зерна покрыты пятью главными материальными элементами. В своих экспансиях Маха-Вишну входит в каждую из Вселенных, в каждое из космических яиц». Итак, процесс разбивания золотого яйца символизирует сотворение вселенной, отделение земли от тверди. Кто же такие дед и баба? В славянских песнях, близких к обрядовым, часто встречается песенный повтор (рефрен) «ой дид, ой ладо». Например: «а мы просо сеяли. Ой, Дид-Ладо, сеяли». В контексте реконструируемой схемы Дед являлся одним из эпитетов Сварога, а Лада – его супруги. Создание же вселенной предстает как объединение их творческих потенциалов. «Велесова книга» также называет Сварога «дедом богов». «Хвалiхом i Сварга Дiда Божя, яко ждете но. Есе Родоу Божьску Нщельнiко, а всенску родоу Студiц вещен, яков вотеще в летэ од крыне сва, а во зме нiколе же не взмрзе». («Восхваляем и Сварога, Деда Богов, потому как ждет Он нас. Он – глава Родов Божьих и всякого рода источник, который летом течет и зимой не замерзает»). Волшебная гора После анализа двух сказок полностью, остановимся на некоторых ключевых элементах народных сказок, связанных с космологией. Первый такой элемент – золотая или хрустальная гора (например, в сказке «Медное, серебряное и золотое царство»). Герой должен взбираться на гору или проникать внутрь посредством крючьев, лебедей, волшебных помощников. Образ золотой горы отсылает нас к ведической Меру – золотой вселенской горе. Меру — обитель богов в своей верхней части и обитель демонов – в нижней. Нам архетип вселенской горы более знаком в варианте греческого Олимпа. Однако «игла» в яйце, которое находится в утке из сказок о Кощее,- это также пространственный символ Меру — оси мира, расположенной в яйцевидной вселенной. Вот фрагмент сказки «Хрустальная гора», полный космологических кодов: «Поздним вечером оборотился Иван-царевич в муравья и сквозь малую трещинку заполз в хрустальную гору, смотрит – в хрустальной горе сидит царевна. - Здравствуй!, – говорит Иван-царевич, – Как ты сюда попала? - Меня унес змей о двенадцати головах, живет он на батюшкином озере. В том змее сундук таится, в сундуке – заяц, в зайце – утка, в утке – яичко, в яичке – семечко; коли ты убьешь его да достанешь это семечко, в те поры можно хрустальную гору извести и меня избавить». «Семечко» в яйце из приведенного фрагмента – не что иное, как Меру. Образ стеклянной или хрустальной горы также интересен. Он напрямую связан с темой Гипербореи и арктической цивилизации. Он указывает на север, льды и айсберги. Кощей в народных сказках, как и Черномор у Пушкина или ведический Кубера, описывается как житель «полнощных гор», крайнего севера. Часто можно слышать вопрос о соотношении традиционного ведического мировоззрения и взглядов последователей арктической теории. Внешние противоречия снимаются при изучении многомерной ведической космологии. Веды объясняют, что существуют различные проекции горы богов Меру в нашем мире. Ее астрономической проекцией является Северный полюс, ее географическими проекциями могут являться Памир и Кайлас. В наиболее же глубоком понимании Меру и другие локи (миры) – это не географические понятия, а уровни сознания. Змеиное царство Если золотая гора в своей верхней части – это пространство богов, то нижние миры (пещеры в основании Меру) связаны с образом змеиного царства. В литературной сказке Бажова («Хозяйка Медной горы» и другие), основанной на Уральских сказах, развивается тема пещерного мира, населенного волшебными змеями. Некоторые из них враждебны, а некоторые могут быть дружественны человеку. В Ведах также описан план бытия, именуемый нага-локой – цивилизациями разумных змей, живущих в пещерах под землей. Наги обладают способностями изменять облик и другими мистическими силами. Иногда их мир отождествляется также с подводным царством. В «Махабхарате» описывается, как герой Арджуна проникает в иной мир, погрузившись в воду, чтобы совершить омовение и берет в жены Улупи – царицу нагов, привлеченную его красотой. Помимо погружения в воду, другими способами перехода в подземный мир является вход в пещеру или прыжок в колодец. Эти мотивы нередки в русских волшебных сказках. Время в этих мирах течет с другой скоростью. Один день присутствия там часто равен многим десяткам земных лет. «Долго ли, коротко ли» длится путешествие – сказать нельзя. Это не подземелья в привычном нам понимании, а иные измерения бытия, вход в которые может быть в самых разных «скрытых» местах. Дремучий лес. Баба Яга Еще один символ инобытия в народных русских сказках – это дремучий лес. Это также пространство другого мира. Часто лес — граница между миром мертвых и живых, куда должен совершить путешествие главный герой. Признаком иного мира является отсутствие признаков жизни и движения, тишина, — или, наоборот, наличие разумных растений и животных. Именно здесь, на границе миров, живет Баба Яга. То, что она наполовину обитатель мира мертвых – свидетельствует ее важный атрибут – «костяная нога». За вход в пространство иного мира, аналог шаманского путешествия силы, Баба-яга требует жертву. Если герой не проявит смекалку, этой жертвой может стать он сам. На санскрите «яга» также означает «жертвоприношение». Однако взамен удачливый герой, прошедший испытание (инициацию), получает волшебные предметы или волшебных помощников. Литературная сказка Пушкина и Веды «Интуиты XIX века» От сказки народной, прейдем к сказке литературной. Анализ литературной сказки XIX века свидетельствует о существовании в народной среде ведического фольклорного материала, в значительной степени утраченного в веке XX. Приведем ряд совпадений, не кажущихся нам случайными: 1. В литературной сказке Пушкина начала XIX века, прежде всего в «Руслане и Людмиле» мы находим мотивы и образы ведической Рамаяны, элементы ведической космологии. Сам Пушкин указывал на традицию сказителей, хранимой его няней, Ариной Родионовной. Из села Михайловского он пишет брату: «Вечером слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания». 2. Поэты и художники, середины и конца XIX века, близкие к народной среде (начиная от Островского с его «Снегурочкой», и заканчивая поэтами-деревенщиками Клюевым и Клычковым, друзьями Есенина) наделяют Леля чертами Кришны. Согласно академическому «Словарю языка Пушкина» Лель «бог любви <…> покровитель коров и пастухов». 3. Юрий Петрович Миролюбов, автор более чем 30 трудов по связи ведизма и культуры славян (например «Ригведа и Язычество») ссылался, помимо академических изысканий, на рассказы «старых людей». Критики склонны объяснять вышеперечисленные совпадения «поэтической интуицией», однако факт остается фактом: «интуиция» привела самых разных писателей, собиравшей материалы в народной среде, к ведическим образам славянских божеств. «Руслан и Людмила»: мотивы Рамаяны. Равана и Кубера. Рассмотрим более подробно ведические коды литературной сказки Пушкина. О мировом древе в прологе «Руслана и Людмилы» написана не одна работа, поэтому мы не будем останавливаться на нем подробно. Рассмотрим более пристально мотивы и образы эпоса Рамаяны в произведении. Два брата, описанные в Ведах – это Равана и Кубера. В ведическом пантеоне Куберу изображают низкорослым, с устрашающей внешностью и одним глазом. В течение многих лет Кубера предавался суровой аскезе, и в награду за это Брахма, творец вселенной, сделал его хранителем скрытых в земле сокровищ. Кроме того, Брахма передал Кубере остров Ланку (Цейлон). Однако с Ланки Кубера был изгнан младшим братом, повелителем демоничных ракшасов, десятиголовым гигантом Раваной. После этого события Кубера переселился на Север. (В некоторых классификациях он описан как хранитель Севера, его локапал). Об этом эпизоде повествует «Махабхарата» («Книга Лесная. Повесть о Раме»). Брат Куберы — Равана обрек себя на гибель, когда похитил супругу царевича Рамы – прекрасную Ситу. Война Рамы с демоничным Раваной описана в поэме «Рамаяна». Из неё известно, что во время решающей битвы Рама долго пытался убить Равану, отсекая ему головы, но они тут же отрастали вновь. Тогда Рама поразил Равану в сердце магической «Стрелой Брахмы» – брахмастрой. В образе пушкинского Черномора мы находим объединение образов и мотивов, связанных с Раваной и Куберой: -Подобно Кубере, Черномор живет на севере, он обитатель «полнощных», т.е. северных гор. Он хранит несметные сокровища. -Подобно Раване, Черномор похищает прекрасную деву и гибнет от руки ее жениха, вооруженного особым мистическим оружием. Классическая версия «Рамаяны» Валмики не содержат упоминаний о связи Раваны и Куберы, однако мы находим их в двух местах: в вышеприведенной истории «Махабхараты» и в образе Черномора у Пушкина. Голова великана Другой интересный образ Пушкина, содержащийся в поэме «Руслан и Людмила» – это огромная голова брата Черномора. Согласно ведическому учению об эпохах, в каждую из юг (вселенских лет), рост и продолжительность жизни человека изменяются в 10 раз. Например, в начале прошлой эпохи рост человека составлял 20 метров, а продолжительность жизни – 1000 лет. Из этих реалий прошлых эпох берут исток сказания о великанах, содержащиеся в мифах и сказках всех народов мира. «Сказка о рыбаке и рыбке» Можно сказать и несколько слов о «Сказке о рыбаке и рыбке». Во второй песне «Бхагавата-пураны» («Шримад-Бхагаватам») повествуется о воплощении Всевышнего в образе гигантской рыбы, Матсья-аватаре. В ведической философии объясняется, что, Господь предоставляет свободу действий живым существам. Однако при этом Он показывает иллюзорность их эгоистических устремлений. Вожделение ненасытно и пытаться бездумно удовлетворить его – то же самое, что заливать огонь бензином. Подобное развитие событий, центром которого становится Золотая рыбка, обладающая чертами Матсья-аватары (всемогущество, золотой цвет), мы наблюдаем в литературной сказке Пушкина. «Сказка о царе Салтане»: 33 богатыря Образ, встречающийся в «Сказке о царе Салтане» – это 33 богатыря под руководством «дядьки Черномора», которые выходят из моря. В данном случае имя «Черномор» указывает на обитателя Черного моря. Тогда как в «Руслане и Людмиле» происхождение слова, вероятно, восходит к сочетанию «черный мор», «черное колдовство». Как уже было сказано, в сказках присутствуют различные символы инобытия – других измерений реальности. Наряду с темным лесом, подземной пещерой, сюда же относится море. Согласно Ведам, войско дэвов (или суров) – богов материального мира возглавляют 33 главных бога, под предводительством Индры. «Богов на небе – 11, на земле – 11, в водах – 11 Таким образом – 33 богатыря – это воинство богов. Черномор соответствует славянскому Перуну или ведическому Индре. Основой пушкинской «Сказки о царе Салтане» стало записанное им народное предание. В народной версии также фигурируют 33 богатыря, а Гвидон оказывается, фактически, «братом» Царевны-лебедь из литературной сказки. Согласно народной версии, царь Салтан выбирает в жёны младшую сестру потому, что она обещает «…что с первого года родит 33 сына». Обещание молодая супруга сдерживает: «После девяти месяцев царица благополучно разрешилась 33 мальчиками, а 34-й (это и был Гвидон) уродился чудом – ножки по колено серебряные, ручки по локоть золотые, во лбу звезда, в заволоке месяц». Позже образ «звезды во лбу» Пушкин использует, описывая Царевну-лебедь, «сестру» Гвидона. Здесь мы вновь встречаем архетип птицы, плавающей на вселенских водах. В паре Гвидон – Царевна-Лебедь мы видим образы существ-прародителей с сияющими «звездами во лбу», в районе агья-чакры. Это символика просветленных существ, великих йогов. На этом мы хотели бы завершить краткий обзор ведической космологии в народной и литературной сказке. Название: Расскажи мне сказку… Отправлено: Валентина Алексеевна от 18 11 2013, 16:12:31 Расскажи мне сказку… Снова и снова читая или рассказывая ребенку одну и ту же полюбившуюся сказку, мы, волей-неволей, начинаем задавать себе вопросы. Почему детям так нравятся сказки? Почему ребенок на этом этапе своего развития выбрал именно эту сказку и готов слушать ее снова и снова? Какой смысл заключен в этих коротких историях, которые взрослые рассказывают детям уже не одно столетие? Конечно, всем известная любовь детей к народным сказкам привлекла внимание психологов. И выяснилось, что самые известные сказки, которые слушают десятки поколений малышей, насыщены материалом для развития эмоциональной и познавательной сферы ребенка, как только что сорванная с грядки морковка — витаминами. Сказки помогают развитию внимания, памяти, мышления, первичных математических представлений (количество, счет, размер, последовательность), представлений о композиции, причинно-следственных связях, социальных и моральных нормах, речи, воображения. Чтение детям сказок оказывает стимулирующее влияния на развитие речи: расширяется словарный запас, эмоциональная составляющая речи, диалог, чувство ритма и рифмы.Нашлись объяснения и известному многим родителям феномену — ребенок может слушать одну и ту же сказку много-много раз подряд, требовать только ее и не соглашаться ни на что другое. Во-первых, как уже было сказано выше, сказка дает очень богатый материал и ребенок не хочет переходить к новому, пока не усвоит урок. Во-вторых, ребенок еще не до конца уверен в постоянстве мира. Вы видели, как полугодовалый младенец бросает игрушку снова и снова, чтобы убедиться, что она и в сотый раз упадет, а не взлетит к потолку? Так же ребенок постарше хочет слышать неизменный сюжет сказки, убеждаться, что за мышкой-норушкой всегда приходит лягушка-квакушка, а мышка всегда машет хвостиком и яичко всегда разбивается. Это создает ощущение безопасности, убеждает его в постоянстве законов природы и общества. Детский психолог Евгения Денисенко дает родителям несколько советов о том, как лучше рассказывать сказки:- Сказки нужно рассказывать самим, не прибегая к модным сегодня аудиокнигам или компьютеру. Для ребенка очень важно родительское общение, живой контакт. Он должен чувствовать вашу интонацию и видеть мимику лица. - Рассказывать нужно, не торопясь, делая паузы, четко проговаривая звуки, дикция должна быть правильная. Жесты, мимика, тембр голоса тоже имеют важное значение. Ведь малыш все чувствует, запоминает и повторяет. Слушая, он создает в своем воображении образ героев. - Сказки можно рассказывать по картинкам, иллюстрациям, лучше это делать днем, а на ночь рассказывать сказку без картинок, чтобы ребенок слушал ее в постели при неярком освещении и постепенно засыпал. Днем можно рассказать веселые смешные сказки, чтобы ребенок посмеялся, взбодрился, а перед сном сказка должна быть спокойной, умиротворенной, доброй. - Нельзя рассказывать сказку ребенку и думать о своих бытовых проблемах. Нужно отключиться на это время от всех домашних дел. - В сказках обязательно присутствует добро и зло. Ребенок должен понимать, что добро должно побеждать зло, уметь отличать хороших героев и плохих. Именно со сказок можно начинать прививать малышу вкус к добрым делам. - Часто дети слушают одну и ту же сказку по несколько раз. И если малыш просит рассказать ее уже в пятый или шестой раз, то не отказывайте ему, т.к. при каждом рассказе он улавливает все больше мелких деталей, и только при многократном слушании добирается до глубинного смысла. - После сказки днем желательно задать ребенку вопросы (если малыш уже умеет разговаривать). Так вы поймете, как он понял и усвоил сказку, каковы его впечатления, на что стоит обратить большее внимание при следующем рассказе. - Рассказывайте новые сказки в лицах, подражая низкому и грубому голосу медведя, льстивой интонации лисы или печальному голосу обиженного зайца. Это поможет малышу не только быстро запомнить сказку, но и ярче представить ее героев. - Придумывайте сказки, где главный действующим лицом является ваш ребенок. Он вполне может стать героем сказки «Мальчик-с-пальчик», «Красная Шапочка». Дети любят слушать истории про себя. Кроме того, такие сказки – хорошее средство для коррекции или воспитания у ребенка определенных черт характера. - Рассказывайте «неправильные» сказки («Синяя Шапочка», «Кот в ботинках» и т.п.). Добавляйте в знакомые сказки других персонажей. Такие сказки на новый лад веселят ребенка, развивают его фантазию. - Для рассказа перед сном выбирайте хорошо знакомые сказки. Говорите тихо и спокойно. Ваша задача - не поразить ребенка хитросплетениями сюжета, а успокоить, подготовить ко сну, убаюкать малыша. Подготовила Ольга ПУСКОВА |