Культ умерших предков был чрезвычайно распространён у славян с глубокой древности и вплоть до недавнего времени. В связи с этим представляет интерес славянский погребальный обряд. Нестор в «Повести временных лет» так описывает этот обряд у восточнославянских племён:
И если кто умрёт, совершают над ним тризну. После неё складывают большой костёр, кладут на него мертвеца и сжигают. После этого, собрав кости, складывают их в малый сосуд и ставят на столбе у дороги. Так делают вятичи и ныне. Такой же обычай совершают и кривичи, и прочие язычники.

Оригинальный текст (древнерусск.)  
И аще къто умьряще, творяху тризну надъ нимь, и посемъ сътворяху краду велику, и възложаху на краду мьртвьца, и съжьжаху, и посемь, събьравъше кости, възложаху въ судину малу, и поставляху на стълпѣ на путьхъ, еже творять Вятичи и нынѣ. Сиже творяху обычая и Кривичи и прочии прогании.[58]

Под тризной здесь, видимо, имеются в виду состязания в память об умершем и вообще поминальные мероприятия. Обычай оставлять сосуд с костями умершего на столбах у дорог проясняется позднейшими этнографическими записями: столбы на кладбищах считались своего рода границей между живыми и мёртвыми. У этих столбиков бросалась посуда, применяемая при похоронах. Сами столбики нередко делались с подобием крыши и выемками — для удобства душ умерших, которые около них обитали. Позже кладбищенские столбики сменились православными крестами.[59]
Данные о погребальном обряде можно почерпнуть и из летописного рассказа о том, как Ольга хоронила своего мужа, князя Игоря, убитого древлянами:
[Ольга послала сказать древлянам:] «Вот, уже иду к вам. Наварите много медов у города, где вы убили мужа моего, чтобы поплакать мне над могилой его и совершить тризну по мужу моему». Они, услышав это, свезли очень много мёда, и наварили. Ольга с небольшой дружиной и налегке пришла к могиле Игоря и плакала о муже своём. Затем повелела людям насыпать большой курган, и, когда насыпали, велела совершать тризну. Затем древляне сели пить, и Ольга повелела своим отрокам прислуживать им.

Оригинальный текст (древнерусск.)  
«Се, уже иду къ вамъ, да пристроите меды мъногы у града, идеже убиете мужа моего, да поплачюся надъ гробомъ его и сътворю тризну мужю своему». Они же, то слышавъше, съвезоша меды мъногы зѣло, и възвариша. Ольга же, поимъши мало дружины, и льгъко идущи, приде къ гробу его и плакася по мужи своемь. И повелѣ людьмъ съсути могылу велику, и яко съсъпоша, повелѣ тризну творити. Посемь сѣдоша Древляне пити, и повелѣ Ольга отрокомъ своимъ служити предъ ними.[60]

Из данного отрывка следует, что тризна включала питие медов, что над могилами устраивались курганы (видимо, их величина зависела от статуса погребаемого) и что существовал обычай плакать над могилой усопшего. Все эти сведения подтверждаются этнографическими записями и (о курганах) данными археологии. Кроме этих обычаев в «Прологе» упоминается такой элемент погребальной обрядности, как «бъдынъ», то есть бдение, бодрствование рядом с покойником в течение ночи, которое, судя по всему, совершалось значительным количеством людей с причитаниями, песнями и играми.[61]
Интересные сведения о погребальном обряде даёт летописный рассказ о смерти Владимира Святославича:
Ночью же разобрали помост между двумя клетями, завернули его (Владимира) в ковёр и спустили верёвками на землю; затем, возложив его на сани, отвезли и поставили в церкви святой Богородицы, которую он сам когда-то построил. Узнав об этом, сошлись люди без числа и плакали по нём…
Оригинальный текст (древнерусск.)
И нощию межю клетьми проимавъше помостъ, в ковьръ обьртѣвъше и, ужи съвѣсиша и на землю, и възложьше и на сани, везъше, поставиша и въ святѣи Богородици, юже бѣ съзьдалъ самъ. Се же увѣдѣвъше людие, бес числа сънидошася, и плакашася по немъ…[62]

В данном случае можно наблюдать древнейший обряд, который сохранился и в Древней Руси — чтобы вынести покойника, разбирают стену. Делается это с той целью, чтобы покойник, вынесенный необычным путём, не смог вернуться и не тревожил живых. Другой древнейший обряд, описанный в данном отрывке — это использования саней для перевозки покойника, даже не смотря на летнее время. Сани использовались в похоронах как наиболее почётный, спокойный и солидный вид транспорта.[63]
Существует также общая для всех восточных славян обрядовая еда на поминках — это кутья, блины и кисель. Почти все восточнославянские праздники связаны с культом умерших предков, которых вспоминали в рубежные моменты года — на Святках, в Чистый четверг и Радоницу, в Семик и перед Дмитриевым днём. В дни поминовения усопших для них топили баню, жгли костры (чтобы они погрелись), оставляли для них еду на праздничном столе. Святочные ряженые представляли собой пришедших с того света предков и собирали дары. Целью всех этих действий было задабривание умерших предков, которые могли благословить семью, а могли и причинять зло — пугать, являться во сне, мучать и даже убивать тех, кто не удовлетворил их потребностей.[47]

-----
 

1.    Об индоевропейских истоках славянской мифологии см.: Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М.: Наука, 1974.
2.    Кузьмин А. Г. Падение Перуна: Становление христианства на Руси. М.: Молодая гвардия, 1988. С. 181—182.
3.    Иванов С. В. Рец. на: Parallels between Celtic and Slavic. Proceedings of the First International Colloquium of Societas Celto-Slavica held at the University of Ulster, Coleraine, 19-21 June 2005.
4.    Иранские боги в киевском пантеоне
5.    См., однако, о сомнениях в восточнославянской принадлежности этого идола: Клейн 2004, с. 196—212.
6.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 73-74.
7.    Пропп 1986, с. 281 и сл. Следует заметить, что тридесятые царства могут иметь также и серебряный, и медный цвет.
8.    «Слово о полку Игореве» везде цитируется по Мусин-Пушкинскому изданию 1800 года.
9.    Мороз Е. Л. Следы шаманских представлений в эпической традиции Древней Руси // Фольклор и этнография: Связи фольклора с древними представлениями и обрядами. Л.: Наука, 1977. С. 64-72.
10.    Moszyński Leszek. Die vorchristische Religion der Slaven im Lichte der Slavishen Sprachwissen schaft. Böhlau Verlag, Köln-Weimar-Wien, 1992.
11.    Трубачёв О. Н. Мысли о дохристианской религии славян в свете славянского языкознания // Вопросы языкознания. 1994. № 6. С. 8.
12.    Трубачёв. Мысли о дохристианской религии славян… С. 11-12.
13.    Ошибочный перевод «один только бог» дал повод для многочисленных спекуляций о «монотеизме» у древних славян (например: Климов Е. В. Монотеизм восточных славян // Вопросы истории. 2007. № 12.) Правильный перевод — «один из богов» (в оригинале не θεόν, а θεῶν).
14.    В этом договоре, единственном из трёх, не упоминается Волос — Клейн связывает это с тем, что поход Игоря, в отличие от двух прочих, проходил не по Балканам, а культ св. Власия (=Волоса) был распространён среди балканских славян: Клейн 2004, с. 142—147.
15.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 72.
16.    По мнению Мансикки. См.: Мансикка 2005, с. 76.
17.    Мансикка отмечает, что во многих списках летописи здесь стоит имя не Волоса, а Власия, что ещё раз доказывает тождественность в сознании переписчиков этих имён и образов. См.: Мансикка 2005, с. 74. Это подтверждается ещё и теми фактами, что Волос ни разу не упомянут в поучениях против язычества и не входит в пантеон Владимира.
18.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 73-74.
19.    См. очерк историографии: Клейн 2004, с. 142—146.
20.    Бернштам Т. А. «Слово» об оппозиции Перун — Велес/Волос и скотьих богах Руси // Полярность в культуре (Альманах «Канун». Вып. 2). СПб., 1996. С. 93-120.
21.    Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М.: Наука, 1974. С. 45.
22.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 76. Стоит отметить, что сам В. Й. Мансикка считает, что в первоначальном варианте летописи упоминался лишь Перун, а имена остальных богов были позднейшей вставкой, случайным набором известных переписчику имён языческих божеств. Сходно с Мансиккой и мнение Л. С. Клейна — он считает, что суть реформы заключалась в установлении государственного культа верховного божества, Перуна, см. Клейн 2004, с. 147-151.
23.    Некоторые исследователи в этом сомневаются — см.: Бернштам Т. А. «Слово» об оппозиции Перун — Велес/Волос и скотьих богах Руси // Полярность в культуре (Альманах «Канун». Вып. 2). СПб., 1996. С. 93-120.
24.    См., однако, как всегда излишне скептический подход Мансикки, который считает подбор божеств в «Слове» чисто случайным: Мансикка 2005, с. 211—215.
25.    Лихачёв 1985, с. 25-28.
26.    Лихачёв 1985, с. 26-27.
27.    Стоит отметить, что упоминание Велеса в «Слове» является практически единственным упоминанием этого имени (не Волоса!) в древнерусской литературе (если не считать позднейшего жития Авраамия Ростовского, куда имя Велеса попало, скорее всего, чисто случайно).
28.    Об этом свидетельствует только «Слово». Другие источники вообще никак не проясняют функции Стрибога.
29.    Абаев В. И. «Шаман сильнее воина» // Историко-этнографические исследования по фольклору. М., 1994. С. 11-19.
30.    Югов А.[К.] Образ князя-волшебника и некоторые спорные места в «Слове о полку Игореве» // Слово о полку Игореве. М., 1970. С. 239—249.
31.    Югов 1970, с. 135—140. Тем не менее, большинство исследователей считают «Дива» мифической вещей птицей, полагая, что этот взгляд подтверждается будто бы этнографическими записями, см.: Барсов Е. В.Слово о полку Игореве как художественный памятник киевской дружинной Руси. Т. 1. М., 1887. С. 370; попытку отождествления «Дива» с Симарглом см.: Борт Д. Див-Simurg // Восточнославянское и общее языкознание. М., 1978. С. 127—132.
32.    Так считает значительная часть исследователей, в том числе А. К. Югов и первые издатели «Слова». См.: Югов 1970, с. 157—161.
33.    Так в Екатерининской копии «Слова».
34.    Югов А. [К.] Троянова земля или — Боянова? // Слово о полку Игореве. М., 1970. C. 217—225. Однако это не значит, что такого персонажа, как Троян, не было в славянской мифологии вовсе. Кроме того, многие серьёзные исследователи «Слова» до сих пор полагают, что там речь идёт именно о Трояне.
35.    Славянские вставки в переводе Иоанна Малалы и мифотворчество
36.    Мансикка, как обычно следуя своему критическому подходу, отмечает, что данные мифологические глоссы (Сварог и Дажьбог) являются здесь случайными и поздно внесёнными, поэтому не признаёт их надёжным для мифологической реконструкции материалом. См.: Мансикка 2005, с. 89-94.
37.    Зубов Н. И. Научные фантомы славянского Олимпа // Живая старина. М., 1995. № 3 (7). С. 46-48.
38.    Вариант — 30.
39.    Вариант — Сварожичем
40.    По мнению Мансикии (с. 138), обожествление восточными славянами чеснока — литературная вставка. Однако приписывание славянами магических свойств луку и чесноку — факт.
41.    Писцы довольно быстро перестали понимать сути заимствованного имени этого божества, поэтому нередко делили его на две части.
42.    Правильно — вилы, упоминание их свидетельствует о южнославянской литературной традиции, так как восточным славянам вилы неизвестны (аналог — русалки, берегини).
43.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 137.
44.    Слова «Волосу, скотью богу» встречаются лишь в одном списке.
45.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 137-138.
46.    Данный обычай, наряду с обычаем накрывать для душ предков праздничный стол, впервые письменно зафиксирован в «Слове св. отца нашего Иоанна Златоустаго» (≈ XIV век), направленном на борьбу с подобными «суевериями». См.: Мансикка 2005, с. 149—155.
47.    1 2 3 4 5 Пропп В. Я. Русские аграрные праздники: (Опыт историко-этнографического исследования)
48.    Вопреки весьма распространённому ныне домыслу, Масленица вовсе не является непосредственно солярным праздником, а блины никогда не связывались в народном сознании с солнцем, они всегда воспринимались исключительно как поминальная еда.
49.    В рамках своей теории о «воскресающем Перуне» Клейн трактует все ритуалы, связанные с проводами ритуальных персонажей в виде чучела с Перуном: Клейн 2004, с. 332 и сл. В действительности же, ритуалы чествования и проводов надо признать довольно универсальными для языческой славянской религии. М. А. Васильев полагает, что именно они описаны ещё в летописном рассказе о свержении идолов Владимиром: Васильев М. А. Великий князь Владимир Святославич: от языческой реформы к Крещению Руси // Славяноведение. 1994. № 2. См. также: Проводы Перуна
50.    Видимо, это связано со значительной архаичностью данного обряда, в связи с чем здесь сохранился реликт матриархата — приоритет материнского рода. Вообще, почитание берёзы восточными славянами — это, судя по всему, наследие древнего тотемического культа берёзы, как исключительно важного для жителей лесной зоны дерева.
51.    Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М.: Наука, 1974. С. 104—116.
52.    Одна из первых письменных фиксаций празднования ночи Ивана Купала на Руси — это послание Памфила, игумена Елеазарова монастыря кн. Дмитрию Ростовскому (1505 год), описывающее данный праздник во Пскове (Мансикка 2005, с. 175—177, другие упоминания: с. 182 и 184). В рамках своей теории Клейн неоправданно связывает всю купальскую обрядность с Перуном: Клейн 2004, с. 315—323.
53.    Древнерусские берестяные грамоты. Проверено 4 апреля 2010.
54.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 152.
55.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 142.
56.    См. мнение Клейна о славянском фаллическом обряде в духе его теории о «воскрешаемом Перуне»: Клейн 2004, с. 371—375.
57.    Зализняк А. А., Янин В. Л. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 2005 г. // Вопросы языкознания. 2006. № 3.
58.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 94.
59.    Мансикка 2005, с. 96-97.
60.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 98.
61.    Мансикка 2005, с. 99-101.
62.    Цит. по: Мансикка 2005, с. 101.
63.    Мансикка 2005, с. 102—103.