СКВОЗЬ МАГИЧЕСКИЙ КРИСТАЛЛ…

Представления о мире и о себе люди с незапамятных времен воплощали в образы богов и героев. Жизнь, характеры и деяния богов отражают реальность, но не зеркально, а как бы увиденную сквозь многогранный магический кристалл воображения, поэтических фантазий, философских размышлений.

Если собрать все мифы и легенды, которые сложены о богах, то получатся десятки увесистых томов, а число упоминаемых божеств перевалит за тысячу. И это лишь то, что уцелело, избежав забвения. Очень многое останется лишь упомянутым, названным, но не раскрытым и потребует домысливания. Веками исследователи собирают, обдумывают и сопоставляют сведения о богах прошлого и настоящего, но при этом редко удается вырабатывать убедительные и общепринятые мнения.

Вот почему и отбор великих богов, и их характеристики носят отчасти субъективный характер. Тем более что мы всматриваемся в прошлое тоже сквозь магический кристалл собственной личности, и не следует выдавать то, что видится, понимается и домысливается за объективную реальность.

Образы богов нередко причудливо меняются со временем или в зависимости от авторского произвола конкретных, хотя и обычно безымянных, сказителей, поэтов, философов древности. Эти образы ныне представляются подобием окаменелости, а некогда они были одухотворены сознанием и чувствами верующих. Тогда эти чуждые нам боги были живыми, принимая самое активное участие в личной и общественной жизни людей.

Вряд ли можно воссоздать в первоначальном одухотворенном виде богов прошлого. Как понять тех, давно канувших в небытие людей? Как проникнуть в их духовный мир и восстановить его хотя бы частично?

Однако нас многое роднит с прошлым. Бессмертна не только глупость, но и мудрость. Порой встречаются удивительные переклички идей — через многие века, поколения, страны. Вспомним, что писал о Боге в минуты высокого вдохновения Гавриил Державин:
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: Бог…

А за 33 столетия до того неведомый египтянин (возможно, сам фараон Эхнатон), слагая гимн солнечному богу Атону, имел в виду нечто более всеохватное:
Никто из богов не знает его настоящего вида;
Его образ не передан на письме…
Он сокровенен, чтобы была постигнута его сила.
Он велик, чтобы быть проповеданным,
Он могуч, чтобы быть познанным.

Можно было бы привести сходные идеи древнеиндийской «Ригведы». Люди, размышляя о мире и о себе, невольно приходили к одним и тем же чувствам, образам, представлениям. Такое духовное единство заставляет предполагать нечто надчеловеческое, малым отражением чего мы являемся, а потому с гордостью можем повторить вслед за Державиным:
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб — я червь — я Бог!

Ничто божественное нам не чуждо. Поэтому знакомство с богами прошлых эпох помогает нам проникнуть в глубины духовной жизни не только людей древности, но и современников, самих себя.

Так называли ацтеки бога небесных стихий, дождя, грома и молнии, который одновременно повелевал всеми съедобными растениями (его имя означает: «Заставляющий расти», «Взращивающий»). У майя аналогом этого божества был Чак («Топор»).
    Может показаться странной связь топора с молнией, дождем и произрастанием полезных растений. Однако такая связь существует: подсечно-огневое земледелие предполагает вырубку или подрубку леса топором, сжигание срубленных деревьев, устройство возделанного поля и животворные дожди, способствующие богатому урожаю.
    Помимо одного небесного Чака, который преимущественно «заведовал» дождями (в своем небесном доме он держал один или четыре тыквенных сосуда с водой), существовали многочисленные Чаки, обитавшие в пещерах, лесах, болотах, озерах. То же самое относится и к Тлалоку. Помимо главного небесного божества предполагалось множество других — мелких, местных. Обиталищем Тлалока считались горные вершины и небо над Мексиканским заливом — то пространство, где рождаются облака. В четырех углах его жилища находятся огромные кувшины, в которых он держит благодатные дожди, губительные ливни, засуху и болезни растений.

    В общем, это был добрый бог, но временами его характер портился или он гневался на людей, и тогда опрокидывал кувшины, приносящие бедствия (его символом нередко был кувшин). Возможно, в глубокой древности он был божественным змеем, тотемным животным. С той поры сохранился один из его атрибутов — змееподобный посох, усеянный зубами, превратившийся в символ молнии. В его небесные владения попадали души убитых молнией, а также утопленники, прокаженные и подагрики (считалось, что он ответственен за эти болезни). Попавшим к нему в Тлалокан можно было позавидовать: их ожидало изобилие пищи и цветов.
    Возможно, одной из главных резиденций этого бога считалась гора близ города Теночтитлана, носившая его имя. Там была воздвигнута большая статуя Тлалока с углублением в голове, куда в процессе ритуальных церемоний складывали семена всех съедобных растений.

Имя это повторяется на Руси постоянно из века в век и составляет корень множества слов: родина, народ, родня, родство, родить, родник, урожай, природа…
    Казалось бы, бог с таким именем также должен почитаться долгие века. Ведь с ним связана та земля, где мы родились (родина), та общность людей, частью которой мы являемся (народ), и даже окружающий нас мир, который находится при Роде. Тем не менее известный исследователь Б.А. Рыбаков имел все основания написать: «Самым загадочным и наименее изученным из всех славянских божеств является Род — божество, известное только восточным славянам и не уцелевшее в этнографическом материале».
    Некоторые ученые вовсе не считают, что был такой бог. Другие полагают, что этот культ носил частный характер (типа семейного божества) и не имел большого значения. Третьи убеждены, что речь идет о великом боге, вместе с которым почитались и Рожаницы. Кстати сказать, второй и третий варианты не противоречат один другому: во многих религиях великие боги были одновременно и семейными.
    Надо уточнить: Род известен не только восточным, но отчасти южным и западным славянам. По мнению О. Н. Трубачева, «рассматриваемое слово восходит к праславянскому «орд», которое не связано с индо-иранскими, греческими и другими формами». Исходя из этого можно предположить, что бог Род был не заимствованным со стороны, а коренным, исконно славянским.

    По словам А. Н. Афанасьева, Роду и Рожаницам придавалась «плодотворящая, возрождающая к жизни сила», а с культом их «соединялась вера в судьбу или предопределение» (недаром же до сих пор сетуют: так мне — или ему — на роду написано). Он задавался вопросом: «Если Рожаницы заведывали судьбою отдельных людей, то в связи с этим значением Рожаниц не олицетворял ли собою Род — общего понятия о судьбе (фатум) как о могучей силе, все производящей и всем правящей в мире?» Увы, на этот вопрос до сих пор нет убедительного ответа. Обобщив сведения об этом боге, Б. А. Рыбаков сделал вывод:
    «Род — творец Вселенной. Род вдувает жизнь в людей. Род — бог неба и дождя.
    Род связан с земной водой (родники, родища).
    Род связан с огнем.
    Род связан с подземным пеклом (родство огненное). Род связан с красным цветом (рдяный, родрый).
    Род связан с шаровой молнией (родна)».

    Не все из этих функций Рода убедительно доказаны, а некоторые сомнительны. Рода пытаются сопоставлять с некоторыми другими богами (Осирисом, Рудрой, Ваалом (Балу), Саваофом), но эти аналогии представляются искусственными уже потому, что мы слишком мало знаем об этом божестве. Возможно, наиболее правдоподобна его связь с индийским Рудрой, но и она во многом умозрительна.
    Можно только предположить, что святое почитание родины, природы и народа, характерное для русских с давних пор, определяется тем, что некогда великим, наиболее почитаемым богом у них был таинственный Род.

Эта богиня не относится к числу самых славных. Однако с именем ее связан занятный и поучительный миф. Впрочем, ее почитали как богиню-мать, а имя переводится — «госпожа величайшее божество», «госпожа могучая». Ей отводится важное место при сотворении людей. Хотя сам этот процесс описан неопределенно и Энки поручает сотворить глиняных существ матери-прародительнице Намму, ее помощницей назначается Нинмах.
    Так или иначе, а по окончании сотворения первых людей был устроен пир богов, освобожденных ныне и вовеки веков от тягот труда, возложенных на род человеческий. Как повествует миф: Энки и Нинмах выпили пива, божья утроба возликовала. Нинмах так Энки молвит:
    «Человеческое созданье — хорошо ли оно, дурно ли оно — Как мне сердце подскажет, такую судьбу ему присужу — или добрую, или злую».
    Так похваляется подвыпившая богиня, как будто забывая, что вершителем судеб людей и богов является Энки. Он, естественно, возмущается. Тогда Нинмах, чтобы досадить ему или посмеяться над ним, отщипнув глины, мягкой глины из подземных владений Энки, создает человека, руки которого не способны что-либо взять. Остроумный Энки не растерялся и назначил его царским стражем (явный намек на то, что стражи при случае не прочь поживиться царским добром).

    Тогда Нинмах сотворила человека близорукого, слабо видящего, «кто щурил очи». Энки наделил его певческим талантом, отослав его услаждать царский слух. Сотворила пьяная Нинмах человека с кривой и слабой ногой, но и ему определил Энки место в жизни — стать серебряных дел мастером. Из рук Нинмах вышла женщина, не способная родить, а Энки наделил ее талантом ткачихи. Тогда Нинмах, так и не протрезвев, слепила существо, не имевшее ни мужских, ни женских признаков. Но и для него нашлось дело: служить дворцовым евнухом.
    Расстроилась богиня, помяла в руках очередной кусок глины, да и бросила на землю. Энки сказал ей:
    «Тем, кого ты сотворила, я определил судьбы,
    Я придумал им пропитанье…
    Ныне же я пред тобой сотворю, а ты назначишь им судьбы».
    И вот Энки «начал лепить формы — внутри и снаружи — голову, руки, части тела». Получилось у него нечто маленькое, слабое, по имени Умуль.

    Нинмах, посмотрев на Умуля, к нему обратилась. Она к Умулю подошла, она вопрос ему задала, а он и говорить не умеет.
    Хлеба поесть ему дает, а он руку за ним протянуть не может. На кровати он не лежал спокойно, он совсем не хотел спать. Сесть он не умел, встать он не умел, он лежать совсем не хотел. В дом войти он не может, он пропитать себя не может.
    Нинмах пришла в недоумение: какое место в жизни определить такому существу? В ответ Энки похваляется своим даром наделять любые создания той или иной судьбой. А завершается сказание так:
    Нинмах не соперница владыке великому Энки. О отец Энки, хвала тебе хороша!
    Казалось бы, мораль проста: богиня, не наделенная даром провидеть судьбу различных созданий, определять им «Me», «Сути», понапрасну соперничает с более могущественным богом. Можно еще добавить, что она, пожалуй, захмелела больше, чем он, и не смогла достойно выйти из трудного положения. Или, напротив, Энки напился до того, что сотворил нелепейшего уродца, которому не находится места в жизни…
    Наиболее интересна оригинальная трактовка эпизода американской исследовательницей Анной Килмер, с которой соглашается В.К. Афанасьева: Энки сотворил младенца! Если обратить внимание на то, какие характеристики даны созданию Энки, такая версия выглядит правдоподобной. К сожалению, часть текста до нас не дошла. Ясно только, что потерявшая самообладание Нинмах, да еще находящаяся под хмельком, разражается руганью и проклятьями в адрес мудрого Энки. Он, стараясь оставаться спокойным, предлагает ей взять свои слова обратно и произносит: «Умуль… из лона твоего да будет исторгнут!»

    Остается неясным, каким образом Умуль очутился в теле Нинмах. Возможно, в этом процессе принимал какое-то участие «корень» Энки, потому что этот орган «повсюду достойно прославят».
    Не исключено, что весь сюжет о сотворении Умуля-младенца не без юмора повествует о том, как возник извечно существующий способ размножения людей. Здесь же присутствует и элемент загадки, сюжетной интриги: что за существо вышло из рук Энки? Нинмах, не сумевшая разгадать дальновидный замысел бога, пришла от этого в неистовство.
    В отличие от последующей вавилонской трансформации мифа о творении одной пары людей, шумерский вариант выглядит более реалистичным (если вообще допустимо говорить о реалистичности подобных сказаний). Здесь усматривается попытка объяснить, каким образом боги, не придерживаясь «божественных форм», создавали людей с теми или иными врожденными недостатками.
    Образы пьяных богов, сотворяющих нечто несуразное, не только отражают человеческие слабости, но и позволяют бренному человеку утешаться тем, что и боги причастны к этому пороку, а потому мироздание вовсе не идеально, не подчиняется одному только великому Разуму и порой демонстрирует несуразности, нелепости.
    Но вот еще один подтекст. В этом мифе высказана своего рода гипотеза о зависимости врожденных уродств от употребления хмельных напитков (а также, по-видимому, наркотических, которые употреблялись во время храмовых ритуалов).
    Такое предположение может показаться чересчур современным, актуальным для нашего, а не того далекого времени. Однако факт остается фактом: шумеры явно показали связь врожденных уродств с пьянством тех, кто «создает» детей (вряд ли случайно в этом процессе участвует женское и мужское божество).

    Нет сомнения, что шумерский миф о сотворении рода человеческого мудр. Но самое удивительное, что со временем, через несколько столетий, стало забываться наиболее интересное и содержательное, о чем повествовал миф, а в памяти людей сохранялись только наиболее фантастичные фрагменты, порой граничащие с бессмыслицею.

Судьбы богов, как мы уже убедились, тесно связаны с судьбами цивилизаций, а также с природными условиями данного региона. Национальные особенности народов, расовая принадлежность в этом отношении не столь уж важны. В Двуречье, например, шумеры исчезли, вымерли, растворились среди других народов; на их место пришли носители другой культуры, представители другой языковой группы (преимущественно семиты, далекие предки арабов и евреев). Тем не менее шумерские боги, хотя и под другими именами, продолжали существовать.
    В Индии, как отметили ученые еще в XIX веке, последовательно сменялись три типа религиозных систем: ведизм, брахманизм и буддизм, а также джайнизм. Однако до сих пор не вполне выяснены основы, на которых развивалась духовная культура Древней Индии. До середины XX века считалось, что развитая городская цивилизация сформировалась здесь сравнительно поздно, около трех тысячелетий назад. Но в результате археологических изысканий в долине реки Инд выяснилось, что города-государства возникли там не менее чем на тысячелетие раньше, чем предполагалось.
    Не выяснено, какой народ создал эту цивилизацию (ее именуют — в соответствии с современными названиями — культурой Мохенджо-Даро и Хараппы). Речь действительно идет о развитой цивилизации городского типа, письменность которой не расшифрована. Установлены ее культурные связи с Шумером. Было даже высказано предположение, что легендарная страна Дильмун, с которой у шумерцев были связаны предания о прародине и земном рае, находилась именно в долине Инда. Хотя более вероятно, что островом Дильмун был нынешний Бахрейн, расположенный на полпути между устьем Инда и низовьями Двуречья. Безусловно, не исключено, что некоторые достижения цивилизации Мохенджо-Даро переняли шумеры, но это вряд ли относится к духовной культуре. В любом случае должен был происходить синтез культур.
    Тщательная планировка и хорошая организация городского хозяйства свидетельствуют о существовании в Мохенджо-Даро и Хараппе централизованной сильной власти. Теоретически этому должны бы соответствовать и религиозные представления: иерархия богов во главе с «царем небесным». Следы подобных верований не обнаружены. Находки статуэток женщин позволяют предположить существование культа богини-матери, связанной с земледелием. Изображения на печатях крупных животных, а также «зверолю-дей» можно трактовать как проявления соответствующих культов, отражающих традиции охотников и скотоводов.

    Особенно интересны изображения на печатях трехликого божества, в котором исследователи усматривают сходство с Шивой Пашупати, покровителем скота. В некоторых случаях над головами этого божества прорисованы цветы, что может говорить о власти над природой, всеми живыми тварями. Возможно, тогда же возникла и идея о триединстве бога. Какой в это вкладывался смысл, остается только гадать. Не исключено, что Шива — один из древнейших индийских богов, образ которого со временем претерпевал существенные изменения.
    Ведический период развития религиозных представлений в Индии принято начинать с середины II тысячелетия до н. э., когда со стороны Иранского нагорья сюда вторглись полукочевые воинственные арийские племена. По-видимому, смена цивилизаций происходила постепенно и без ожесточенных войн. В долине Инда к тому времени катастрофически истощились почвы и эродировали земли, примерно так же, как это происходило в Двуречье (в Египте, как мы знаем, регулярные наводнения Нила способствовали естественной мелиорации земель, стабильности земледелия и местной цивилизации).
    Не случайно в Индии сохранилось предание о всемирном потопе, который уничтожил весь первоначальный род людской. Уцелел один лишь Ману, которому при ритуальном омовении в руки попала небольшая рыбка. Она попросила позаботиться о ней, а затем выпустить в море. Он кормил ее до тех пор, пока она не стала большой рыбой, а затем отнес ее в море. В награду она сообщила ему о грядущем потопе, от которого он спасся на корабле. Желая иметь потомство, он совершил жертвоприношение, бросив в воду топленое масло, кислое молоко, сметану и творог. Через год из всего этого возникла женщина.
    Легенды о великих и тем более всемирных потопах складывались там, где происходили катастрофические наводнения. Долина Инда в этом отношении не исключение. Вырубка лесов в этом регионе, осушение болот, распашка полей, перевыпас скота привели, как это бывает, к резкому увеличению поверхностного стока за счет ослабления подземного. Изменился режим реки: сильнейшие паводки сменялись засухами, падением уровня грунтовых вод. Деградация почв приняла необратимый характер.
    Упадок древнейшей цивилизации долины Инда предоставил возможность полукочевым скотоводам ариям поселиться на заброшенных территориях. Пришли в запустение крупные города этого региона, зато возникло много больших и малых поселений новых племен. Если этот процесс происходил постепенно, без кровопролитных сражений и уничтожения местной культуры, то пришельцы могли перенять у местного населения немало полезных сведений, знаний, представлений о мире и богах.
    Принято считать, что в далеком прошлом в Индии существовал политеизм (многобожие). Действительно, в гимнах «Ригведы» — наиболее древних из дошедших до нас сборников религиозных текстов — упомянуто три-четыре десятка богов, а в одном месте говорится, что всего их 3399. По-видимому, у каждого рода были свои божества, возможно, обожествленные предки. Но там же, в Ригведе, есть гимн о единстве всего сущего:

   
     
      Един Огонь, многоразлично возжигаемый,
      Едино Солнце, всепроникающее,
      Едина Заря, все освещающая,
      И едино то, что стало всем [этим]
     

   
    Значит ли это, что в Индии существовало представление о Едином (или Триедином) Боге? Вряд ли, если иметь в виду общественное сознание. Тем более что Веды (от слова, означающего «знание», «ведение») — памятник духовной культуры Древней Индии — состоит из огромного числа больших и малых сочинений, имеющих разный возраст и принадлежащих различным авторам. Они были созданы три-четыре тысячелетия назад и включили в себя, по всей видимости, устные предания еще более ранней поры, включая времена Мохенджо-Даро и Хараппы. Но установить их единую хронологию вряд ли возможно.
    Дело осложняется тем, что в Индии религиозные представления особенно тесно переплетались с философскими или даже «преднаучными». Даже само название — Веды — говорит о преобладании знаний, идей над художественными образами или религиозными представлениями (которые, безусловно, тоже относились к знаниям). Вот и приведенный выше гимн о Едином выглядит преимущественно философским.
    «В целом религия ведического периода, — писал С.А. Токарев, — отличается сравнительной простотой и несложностью. Центральный момент этой религии — принесение жертвы. Образы богов довольно многочисленны, и большинство их — олицетворения явлений природы… Вначале многие из них были, вероятно, племенными богами. Полное преобладание мужских божеств и почти отсутствие женских отражают, видимо, господство патриархального строя общества.
    В Ведах не упоминаются ни святилища, ни храмы. Жертвы приносятся или в доме, или на открытом воздухе, на особом жертвеннике. Не было, очевидно, и изображений богов. Эта сравнительно простая религия отражала переходный, родо-племенной общественный строй».
    Странно звучит в приведенной характеристике религии ведического периода утверждение о ее простоте. Такое мнение логичней всего оправдать приверженностью этого и многих других специалистов к идее прогресса, последовательного усложнения и перехода на более высокую интеллектуальную ступень всех культур, цивилизаций. Но допустимо ли считать простой религию, признающую множество богов, не выстроенных в четкие структуры? Их образы, как подчеркивает и сам Токарев, «нередко сливаются и легко переходят один в другой». Например, в гимне Сурье, олицетворяющему Солнце, подобные переходы создают чрезвычайно сложную картину:

   
     
      Взошел светлый лик богов, глаз Митры, Варуны [и] Агни;
      Заполнил небо и землю [и] воздушное пространство
      Сурья, душа движущегося и неподвижного.
      Сурья идет следом за сияющей богиней Ушас,
      Как жених за невестой…

     
   
    Здесь Солнце называется и светлым ликом богов, и глазом не только Митры, но Варуны (бога неба) и Агни (бога огня). Как это понять? Сурья, бог Солнца, следует за богиней утренней зари Ушас, но в то же время он заполняет все пространство (в виде солнечных лучей? света?) и к тому же является душой всего живого и неживого (движущегося и недвижного), что позволяет сопоставлять его с солнечной энергией, благодаря которой осуществляются процессы жизнедеятельности в организмах и во всей биосфере, области жизни.
    Спору нет, в гимне представлена поэтическая картина, не претендующая на логическую завершенность и непротиворечивость. Но разве поэзия проще прозы? Вообще мифология чрезвычайно сложна, и только комментаторы имеют способность упорядочить эти подчас противоречивые сказания. Но это касается лишь самого поверхностного смыслового пласта мифов. Среди них некоторые произведения настолько многоплановы и глубоки, содержат такие непростые мысли о жизни людей и природы, что заставляют всерьез задуматься тех, кто знаком с современными научными представлениями о мироздании и месте в нем человека.
    Обратим внимание на космогонический гимн Ригведы, он обладает такими достоинствами, которых лишены новейшие космогонические теории:
    Тогда не было ни сущего, ни не-сущего;
    Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.

    Что в движении было? Где? Под чьим покровом?
    Чем были воды, непроницаемые, глубокие?…
    Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было
    Различия между ночью и днем.
    Без дуновения само собой дышало Единое,
    И ничего, кроме него, не было…

    Кто поистине знает, кто теперь бы поведал,
    Откуда возникло это мирозданье?
    Боги [появились] после сотворения его
    [Но] кто же знает, из чего оно возникло?
    Из чего возникло это мирозданье, создал ли
    [Кто его] или нет?

    Кто видел это на высшем небе, Тот поистине знает. [А] если не знает? Очень характерная черта целого ряда текстов Вед: в них много вопросов и сравнительно мало ответов. Авторы предпочитают задумываться и сомневаться, а не утверждать какую-либо точку зрения. Как понимать бытие несущего? Возможно, это — хаос или полная неопределенность. Однако было Единое — вне времени и пространства.
    Еще одна мысль: нельзя говорить ничего определенного о том, что не оставило никаких следов, чему не было свидетелей не только среди людей, но и среди богов, то есть некоего разумного начала. Иначе говоря, без субъекта нет объекта, он превращается в нечто неопределенное, умозрительное.
    Вновь мы сталкиваемся с понятием «неопределенность» — не просто как с существованием нескольких вариантов, из которых трудно выбрать наиболее достоверный. В данном случае Неведомое предстает как абсолют, как принципиально непознаваемое.
    Кто может знать о начале начал? Наивысшее существо, Вселенский Разум… Ну а если и он того не знает?!
    Перед нами нетривиальное отношение к возможностям богов вообще и наивысшего из них в частности. Для них предполагаются ограничения всемогущества и всезнания. В дальнейшем у многих народов возникли представления о Боге как воплощении абсолютных качеств, включая судьбу мироздания в прошлом и будущем.
    Но в таком случае люди, которые верят в такие или любые другие вполне определенные свойства и возможности Бога (богов), тем самым исходят из неявной посылки о своем полном понимании Его. Откуда они это знают? Как чрезвычайно ограниченный разум человеческий может утверждать что-либо определенное о том, что несравненно превосходит его мыслительные способности?

    Вот на какие вопросы и проблемы наводит космогонический гимн Древней Индии. А теперь сравните это с той космологической гипотезой, которая стала популярной в астрофизике и физике настолько, что удостоилась «звания» научной теории: якобы Вселенная возникла в результате Большого взрыва сверхплотного сгустка первоматерии. Как бы ни относиться к доказательствам подобной идеи (а они сугубо формальные и далеки от природных реалий), поражает сам факт уверенности ученых, что им известно, откуда возникло это мироздание, из чего оно возникло и каким образом. Или вправду ученые постигли то, что даже Высшему Разуму неведомо?!
    Огромное разнообразие идей, образов, концепций, собранное в Ведах, постепенно упорядочивалось соответственно изменениям в структуре общества. Складывалось единое государство с кастовым строем. Резко выделились четыре касты (варны): брахманы (жрецы, знатоки и толкователи Вед), кшатрии (воины, правители), вайшьи (земледельцы, скотоводы, ремесленники, торговцы), шудры — слуги и рабы, представители покоренных арийцами местных племен. Определилась и иерархия богов, среди которых возвысился Брахма. Ведущее положение заняли также Вишну с богиней Лак-шми и Шива с богиней Парвати (Дургой, Кали). Ведические божества отошли на второй план.
    В этот период, около трех тысячелетий назад, возникли религиозно-философские школы нескольких направлений, о чем свидетельствует название сборника текстов — «Упанишады», что означает «сидеть возле», у ног учителя. Как справедливо отметил советский индолог Г.М. Бонгард-Левин: «Если авторы ригведийских гимнов были прежде всего певцами и поэтами, то авторы Упанишад — это уже философы и мудрецы. В центре их внимания находятся вопросы о человеке, его сущности, истинных ценностях и целях его бытия, вопросы, глубоко волновавшие мыслителей и античной Греции, и Древнего Китая».
    Принято выделять шесть систем брахманизма (индуизма): Веданту, Мимансу, Санкхью, Ньяю, Вайшешику, Йогу. Первые две — мистические, сугубо идеалистические, признающие главенство в мире духовного начала, единства и слияния частных душ — Атмана — со всеобщей мировой душой — Брахманом. Система Санкхью признает самостоятельность материи, ее разделения на множество самостоятельных тел, при резком противопоставлении ее и вселенского духа (пуруши).
    В системе Ньяя разработаны проблемы теории познания и логики, что определило возможность научного подхода к изучению природы, основанного на фактах и доказательствах. Вайшешика интересна прежде всего тем, что в этой системе разработана одна из первых атомистических гипотез. Еще более материалистичной была система Локаята, утверждавшая приоритет чувственно воспринимаемого мира, а целью человека — достижение счастья, наслаждение. Отрицая бытие богов, она явилась одной из оригинальных форм религии — атеизма (это тоже разновидность веры: в то, что бога или богов нет). Наконец, Йога — аскетическое учение, призванное установить господство духа над телом в целях самоусовершенствования.
    Не следует, однако, забывать, что идеи древних мыслителей мы проецируем на современность, осмысливаем со своих позиций, «переводя» их на существующий научный и философский язык. Почти наверняка в те далекие времена люди понимали эти идеи не совсем так, как мы. Но замечательно уже то, что можно найти отзвуки их мыслей в нынешних научно-философских взглядах.

    Значительное место в Упанишадах занимает концепция вечного круговорота материальной и духовной субстанции, проблем смысла смерти и оправдания добра. Высказано предположение о воплощении бессмертной души в разные природные тела, организмы в зависимости от прижизненных деяний и образа мысли: «Тот снова рождается здесь червем, или насекомым, или рыбой, или птицей, или львом, или вепрем, или змеей, или тигром, или человеком, или в каком-либо ином состоянии, согласно [своим] деяниям, согласно [своим] знаниям. В каждом человеке воплощена карма его прежних существований, но он способен изменить ее — к лучшему или худшему — своими деяниями, мыслями, устремлениями.
    Обособление касты жрецов, браминов, йогов способствовало развитию религиозной философии. В результате боги стали превращаться в символы, абстракции, философские понятия, утрачивая связь с бытовыми реалиями, историческими персонажами. Для подавляющего большинства населения такие замысловатые идеи были чужды. Сохранялись и передавались из поколения в поколение предания о богах, подобных людям или животным, об их приключениях, борьбе с демонами, а также о легендарных царях и героях. Таковы эпические поэмы «Рамаяна» и «Махабхарата». Они призваны не только развлекать слушателей причудливыми сюжетными ходами, но и поучать мудрыми наставлениями.
    Какие из богов Индии самые великие? Это определить нелегко, потому что в разные времена и в различных религиозных системах они менялись местами, кто-то отходил на дальний план, а кто-то выдвигался на первый. Показателен пример бога Дьяуса («ясный день»), олицетворяющего образ неба, тогда как его жена Притхиви — обожествленная земля Некогда они были соединены, но затем разъединились благодаря усилиям Индры, Варуны и некоторых других богов. Так объяснялась структура мироздания, напоминающая картину мира в египетской мифологии, но с переменой мест первобогов: отец-небо вверху, мать-земля внизу. Порой Дьяус сопоставлялся с быком или жеребцом (зооморфные образы, характерные для скотоводов-ариев), а животворный дождь — с его изливающимся семенем.
    Дьяус относится к числу древнейших индоевропейских (арийских) богов. В Греции он назывался Зевсом, в латинском языке стал именем нарицательным — деус, бог. А в Индии он отошел в тень, уступив место другим великим богам.