Кто же Он был — Иисус Христос?

Фарисеи следили за ним, спрашивая: «Для чего Учитель ваш ест и пьёт с мытарями и грешниками?» (это было наказуемым нарушением Закона).
Но Христос и в спорах побеждал их, избегая ловушек и отвечая быстро, но спокойно: «...не здоровые имеют нужду во враче, но больные... ибо Я пришёл призвать не праведников, но грешников к покаянию».
Следя за ним далее, фарисеи увидели, что ученики Его срывали колосья и ели их в субботу (что было новым нарушением их «Закона»): «Вот ученики Твои делают, чего не должно делать в субботу».
Их вопросы всегда относились только к обрядам, но никогда — к вере или поведению: «Зачем ученики Твои преступают предание старцев? Ибо не умывают рук своих, когда едят хлеб»
«Лицемеры!» — отвечал Он — «Хорошо пророчествовал о вас Исаия, говоря: приближаются ко Мне люди сии устами своими и чтут меня языком; сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщётно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим».
Это было не в бровь, а в глаз: «Закон» был законом не Божьим, но законом левитов и фарисеев, другими словами, «заповедями че-ловеческими».
После этого, ни о каком компромиссе не могло быть речи, Иисус Христос отвратился от фарисеев, «и призвав народ сказал им: слушайте и разумейте. Не то, что входит в уста, оскверняет человека; но то, что выходит из уст, оскверняет человека».
Этим Он обличил ничтожность одной из наиболее ревниво охраняемых прерогатив священства, связанной с приготовлением и употреблением пищи и облечённой целым ритуалом убоя скота, выцеживания крови, с негодностью «того, что помирает само по себе» и т.д.
Всё это были, несомненно, «заповеди человеческие», хотя и приписываемые Моисею; строгому соблюдению этого диетического ритуала, под контролем фарисеев, придавалось ими первостепенное значение.
Вспомним, что для «искупления беззаконий, творимых народом», Иезекиилю было приказано есть хлеб, испечённый на человеческом кале; он же, в своё оправдание, сослался на безоговорочное выполнение им всех диетических предписаний, и тогда это приказание было несколько смягчено.
Даже ученики Христа были настолько при-учены к этим столовым традициям, что не могли понять, как вдруг, «то, что выходит из уст», может осквернить человека, но не то, что входит; они попросили разъяснения, добавив: «Знаешь ли, что фарисеи, услышав слово сие, соблазни-лись».
Иисус ответил ученикам простой истиной, которая, однако, для фарисеев была неслыханном ересью:
«Ещё ли не понимаете, что всё входящее в уста проходит в чрево и извергается вон? А исходящее из уст — из сердца исходит; сие оскверняет человека.
Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяние, любодеяние, кражи, лжесвидетельства, хуления; это оскверняет человека; а есть неумытыми руками — не оскверняет человека».
Эти слова опять были наказуемым нарушением «Закона», и фарисеи стали готовить смертельный удар.
Они подготовили хитроумные вопросы: «тогда фарисеи пошли и совещались, как бы уловить Его в словах».
Было поставлено два главных вопроса: «Позволительно ли давать подать кесарю, или нет?», и второй: «а кто — мой ближний?»
За отрицательный ответ на первый вопрос Он мог бы быть наказан по законам чужеземных правителей страны, т.е., Рима.
Неверный ответ на второй, позволил бы фа-рисеям обвинить Его перед римскими властями в нарушении их собственного закона, потребовав за это наказания.
Подобный же метод был описан уже Иеремией, но он — в ходу и сейчас, в 20-ом веке после Р.Х.
Все, кто принимает участие в публичных дискуссиях, хорошо знают, как можно заранее подготовить хитрый вопрос, на который трудно ответить сразу.
Есть много способов избежать ловушки: опытный оратор может, например, либо вообще отказаться отвечать, либо ответить встречным вопросом.
Гораздо труднее, однако, вместо того, чтобы увёртываться, дать прямой и полный ответ, не отступая от своих принципов, и, в то же время, избегая ловушки и не подставляя себя под удар.
Это требует высших качеств быстроты соображения, присутствия духа и ясности мысли.
Ответы Христа на оба вопроса фарисеев, представляют собой, для всех врёмен, образцы такого совершенства, сравниться с которым простой смертный может только мечтать.
«Итак скажи нам: как Тебе кажется, позволительно ли давать подать кесарю, или нет?» (Вопрос звучит в поддельно честном и дружелюбном тоне).
«Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что искушаете меня, лицемеры?, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. Услышавши это, они удивились и, оставивши Его, ушли». (Матф. 22:22).
Во втором случае «один законник встал и искушая Его, сказал: «Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?»
Отвечая, Христос опять отбросил весь груз левитского закона, восстановив две истины: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим ...и ближнего твоего, как самого себя».
И тут последовала коварная ловушка: «а, кто мой ближний?».
Кто из смертных сумел бы ответить, как Иисус?
Конечно, нашлись бы люди, которые, как и Он, открыто высказали бы свои взгляды, зная, что рискуют жизнью: людей, готовых идти на мученичество не так уж мало.

Но, Он — сделал больше: как опытный фехтовальщик, он обезоружил противника, выбив шпагу из его рук.
Его провоцировали заявить открыто, что «язычники» тоже «ближние», и этим осудить самого себя в нарушении закона.
По сути, Христос так и ответил, но Его слова совершенно посрамили спрашивавшего; редко случалось законникам терпеть такое унижение.
Левитско-фарисейское учение признавало «ближними» только иyдеев, а из всех отверженных язычников, самаряне считались самыми отвратительными (об этом говорилось выше).
Даже прикосновение к самарянину оскверняло и считалось злейшим «нарушением» (так это считается и до сего дня, но, кому из не-eвpеев об этом известно?).
Целью вопроса было спровоцировать Христа на такой ответ, который поставил бы Его под самое суровое наказание; однако, избрав для ответа притчу о самарянине, Христос проявил поистине сверхчеловеческие смелость и гениальность, рассказав, как некоторый человек «...попался разбойникам... которые изранили его и оставили едва живым.
По случаю, один священник шёл тою доро-гою... а также один левит (обычный укор Христа тем, кто искал предать Его смерти) ...и прошли мимо.
Самарянин же некто, проезжая... увидев его, сжалился и подошёл, перевязал ему раны... и привёз его в гостиницу», заплатив за уход за ним.
«Кто из этих троих, думаешь ты, был ближ-ний попавшемуся разбойникам?» (Лука, 10).
Прижатый в угол законник, не посмел произнести грязное имя «самарянин», но ответил: «тот, кто проявил милосердие», и, видимо, только потом сообразил, что, тем самым, он присоединился к осуждению тех, от чьего имени он действовал: священника и левита.
«Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же».
Этими немногими словами Христос, не делая прямого намёка, заставил спрашивавшего самого осудить всю расовую ересь, на которой был построен фарисейский закон.
Один из сравнительно умеренных критиков-иyдаистов, Монтефиоре, жалуется, что, говоря «любите врагов своих», Христос сделал исключение, не сказав ни одного доброго слова о самих фарисеях.
Об этом можно спорить.
Христос знал, что и Он, и любой другой, разоблачающий фарисеев, будут убиты.
Верно и то, что Он выделял фарисеев и книжников, как главных виновников секты, извратившей Закон, заклеймив их не имеющими равных в мировой литературе словами:
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете... вы обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном гиены, вдвое худшим вас ...вы даёте десятину с мяса, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру... вы очищаете внешность чаши и блюда, между тем, как внутри они полны хищения и неправды...
Горе вам книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мёртвых и всякой нечистоты...
Строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников и говорите, «если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы со-общниками их в пролитой крови пророков»; таким образом, вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же веру отцов ваших. Змии, порождение ехиднины!»
Если некоторые критики находят эти три последних слова чересчур жёсткими, то пусть они прочтут их, в связи с предшествующими тремя фразами, в которых видно предчувствие Христом своего близкого конца.
Готовый умереть обращается здесь к тем, кто собирается предать его смерти, и здесь никакие слова не могут быть слишком суровыми.
Но, ведь, даже и смертельный упрёк: «дополняйте меру отцов ваших», позже дополняется словами: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают».
Мы видим, как близится конец.
«Первосвященники, книжники и старейши-ны» (Синедрион) собираются под главенством Каиафы, чтобы согласовать меры против того, кто оспаривает их авторитет и Закон.
Иyда Искариот, единственный иyдей среди Его учеников-галилеян, «и с ним множество народа с мечами и кольями от первосвященников, и книжников, и старейшин народных», идёт в Гефсиманский сад и предаёт Иисуса поцелуем смерти.
Этот Иyда заслуживает нашего внимания.
Он был дважды канонизирован в двадцатом столетии: первый раз — в большевистской России , а потом — в Германии, после поражения Гитлера.
Смысл этих двух эпизодов ясен: та секта, что была, в начале нашей эры в Иерусалиме, сильнее Рима стоит сегодня и на Западе у вершины власти.
Согласно Евангелию от Матфея, Иyда впо-следствии повесился; предательство не принесло ему счастья, и он избрал вид смерти, «проклятый Богом».
Cиoнистские историки школы Кастейна пи-тают к Иyде явную симпатию.
По мнению самого Кастейна, Иyда был добрым малым, который разочаровался в Христе и «тайно порвал» с Ним: формулировка, которую мы находим только в cиoнистской литературе.
Правившие Синедрионом фарисеи предали Христа тому, что мы сегодня назвали бы «eвpейским судом», хотя, более подходящим со-временным термином было бы «народный суд»: Христос был предан доносчиком, захвачен и аре-стован толпой, обвинён трибуналом, не имевшим законной власти, и осуждён на смерть после того, как лжесвидетели подтвердили возведённую на него нарочитую ложь.

«Старейшины», направлявшие тогда ход событий, как в наше время это делают различные «советники», сумели обвинить Христа в таких преступлениях, которые карались смертью не только по их Закону, но и по законам римского правителя.
По «закону Моисея», Христос был повинен в богохульстве, объявив себя Мессией, а по законам Рима, Он совершал измену, называя Себя царём иyдеев.
Римский правитель Пилат всячески пробовал, то одним, то другим путём, уклониться от выполнения настойчивых требований «старейшин», чтобы Христос был предан смерти.
Он был, однако, прототипом нынешних британских и американских политиков, и боялся могущества eвpейской секты больше всего другого. Жена уговаривала его не иметь с ними дела.
Он пытался, как это часто делают политики, переложить ответственность на другого, на своего коллегу, Ирода Антипу, тетрарха Галилеи, но Ирод послал дело обратно.
После этого, Пилат пытался ограничить наказание бичеванием, но фарисеи требовали смерти Христа, грозя доносом в Рим: «Если отпустишь Его, то ты не друг кесарю».
Эта угроза заставила Пилата уступить, как и в двадцатом веке, британские губернаторы и представители Объединённых Наций, один за другим, уступали перед угрозой доноса в Лондон или Нью-Йорк.
Как и политики девятнадцать столетий спустя, Пилат понимал, что, не выполнив требований секты, он впадёт в немилость у своего правительства и будет смещён.
Есть большое сходство между Пилатом и британскими губернаторами в Палестине периода между первой и второй мировыми войнами.
Один из них явно знал это, и как-то, телефонируя в Нью-Йорк влиятельному раввину-cиoнисту, по собственному признанию, иронически попросил информировать Перво-священника Каиафу, что у телефона Понтий Пилат.
Римский Пилат попытался в последний раз передать дело в другие руки: «Возьмите Его вы и по закону вашему судите его».
Однако, опытные в судопроизводстве фарисеи легко нашли ответ: «Нам не позволено (римскими законами) никого предавать смерти».
И ещё раз Пилат пытался спасти Его, предложив «народу» простить одного из двух: либо Иисуса Христа, либо разбойника и убийцу Варавву.
Больших надежд на удачу у Пилата видимо не было, поскольку, между «народом» и толпой, или чернью, разница не велика, и от них трудно ожидать справедливости или милосердия; толпа всегда лишь выполняет волю могущественного меньшинства.
Неудивительно поэтому, что «первосвященники и старейшины возбудили народ простить Варавву, а Христа погубить».
И сегодня ещё та же секта превосходно умеет «убеждать» массы во всём, что ей угодно.
Чем дальше уходит время, тем ярче блистают краски этой последней трагической сцены.
Багряница, трость, как скипетр, терновый венец и насмешливое величание: только фарисейские умы могли придумать все эти издевательства, которые и в наше время призваны подчёркивать величие победы и унижение побеждённых.
Скорбный путь на Голгофу, позорное распятие между двух воров: в этот день Рим подчинился требованиям фарисеев, как Персия подчинилась требованиям левитов, за пятьсот лет до того.
Фарисеи приучили иyдейский народ ожидать прихода Мессии, теперь же, они распяли первого, себя им назвавшего.
Другими словами, Мессия ещё должен при-дти; согласно фарисеям, царь из племени Давида, претендент на мировое царство, ещё должен явиться: его ждут и сегодня.
У Кастейна, в его «Истории Иyдаизма» есть глава о жизни Иисуса.
Объяснив, что Христос был неудачником, автор пишет пренебрежительно; но весьма характерно: «Его жизнь и смерть — наше дело».