[/color]

Обычно считается, что школа суфиев – мистическая ветвь ислама. Но вот отрывок из книги выдающего суфийского учителя начала XX века Хазрата Инайят Хана “Философия Суфиев”. Представляем ее вашему вниманию в переводе Бориса Гребенщикова.
ИСТОРИЯ СУФИЕВ
У суфизма никогда не было родоначальника или исторического происхождения. Он существовал с самого начала, потому в человеке всегда был свет, который является его второй природой; а свет в своем высшем аспекте может быть назван знанием Бога, божественной мудростью – то есть Суфизмом. Всегда были люди, которые практиковали Суфизм; его посланниками всегда были люди сердца; поэтому он принадлежит как реализованным мастерам, так и просто всем людям.
В традиции считается, что Адам был первым пророком – что показывает, что уже первый человек обладал мудростью. В расе людей всегда были те, кто желали мудрости.
И они отыскивали духовных существ, живших в одиночестве, служили им с почтением и преданностью, и учились у них мудрости. Конечно, только немногие могли понять этих духовных существ, но многих притягивала сила их личности. Они говорили: “Мы будем следовать за тобой, будем служить тебе, будем верить в тебя, никогда не будем следовать ни за кем другим”. А святые отвечали им: “Дети мои, благословляю вас. Поступайте так-то и так-то. Это – лучший метод жить”. И они давали своим последователям определенные заповеди и принципы.
Так формировались религии.
Но с течением времени истина терялась. Появлялась тенденция доминировать, а вместе с ней – патриотизм общины и нелюбовь к чужим. Так мудрость была постепенно потеряна. Религия была принята (хотя и не без трудности), но эволюция мира в тот момент была такова, что мир не мог принять Суфиев. Над ними смеялись, плохо относились к ним и издевались над ними; им пришлось уйти от мира в горные пещеры; в отшельничество.
Во времена Христа, среди первых его слушателей были Суфии. Во времена Магомета Суфии с горы Зафах первые откликнулись на его призыв. Магомет первый открыл им дорогу; у них появилось много последователей, среди которых были Садик и Али.
Потом суфизм дошел до Персии. Но, как только Суфии выражали свои свободные мысли, их немедленно атаковали устоявшиеся религии, и поэтому Суфизм нашел себе выход в поэзии и музыке. Поэтому случилось так, что великие суфийские поэты, такие как Хафиз, Руми, Шамс-е Табрез, Саади, Омар Хайям, Низами, Фарид, Джами и другие, дали мудрость Суфиев миру. Стихи Руми так велики, что если прочитать и понять их, постигнешь всю философию мира. Жизни Суфиев были великолепны в своей простоте и человечности.
Но совершенство искусство Суфизма обрело в Индии. Индия издавна была землей духа. Для индусов мистицизм был наукой и первым объектом жизни. (…)
Суфии и Йоги уважают друг друга, потому что единственная разница между Йогом и Суфием в том, что Йог больше заботится о духовном, а Суфий более заботится о людях.
Йог считает, что лучше быть Богом; Суфий думает, что лучше быть человеком.
Суфии говорят, что, раз уж все нужды и желания тела и его чувств существуют, они должны быть удовлетворены; они говорят, что нам стоит иметь то, что мы можем иметь, но если мы не можем этого иметь, то не нужно переживать об этом. Однако, нет никакой внутренней разницы между Йогом и Суфием. В мудрости нет разницы; если и видится разница, то это всего-навсего разница в формах.
Радость – в союзе; не в духовном или материальном мире отдельно, но в обоих вместе. Радость – в союзе духовного и материального.
Быть исключительно животным – не слишком хорошо; но быть исключительно ангелом – тоже не слишком хорошо, поскольку мы созданы с животным телом, которому нужно есть, пить и спать, и у чувств которого есть тысячи потребностей. Нам стоит оставить при себе те животные свойства, которые не приносят вреда, и избавиться от вредных. Есть – не плохо, и пить – не плохо, но хватать еду с чужой тарелки, когда еда есть на своей – плохо.
Центральная тема жизни суфия – свобода души. Как говорит великий поэт-суфий Руми :
“Душа на земле – в тюрьме, и она будет оставаться там, пока живет на земле”.
Человек может давать или не давать себе в этом отчета, но в каждой душе есть глубочайшая жажда подняться над этой тюрьмой, вырваться из этого плена; и утолить эту жажду можно лишь духовным достижением.
У суфиев есть два аспекта: один называется Ринд, а другой – Салик. Аспект, называющийся Ринд очень хорошо выражен у Омара Хайяма.В его стихах часто имеется в виду – Воспользуйтесь данным моментом; именно сейчас мы можете почувствовать вечность. Но если перед вами всегда мир прошлого или мир будущего, вы живете не в вечности, а в ограниченном мире. Другими словами, живите не завтра, и не вчера, а в вечности. Именно сейчас нужно пытаться найти то счастье, которое можно найти в свободе души.
Это – центральная тема всех великих поэтов, которых можно назвать “Ринд”. Их жизнь не связана так называемыми “принципами”, о которых говорят ортодоксы. Они свободны от какого-либо двуличия, догм и принципов, навязанных человечеству. В то же время, они – люди высоких идеалов и великой морали, глубоких мыслей и очень продвинутой реализации. Они живут свободной жизнью в этом мире плена, где каждый – узник.
Среди суфиев есть также “Салик” – те, кто обдумывают и медитируют на этику, жизнь в соответствии с определенными принципами. Жизнь учит их и направляет их по верному пути. Они живут жизнью отречения. Путь “Салик” – понять, что за религию исповедуют люди и следовать ей со своей точки зрения.
“Салик” используют ту же терминологию, что и ортодоксы, и посещают те же церемонии; но для них эти слова и церемонии наполнены иным смыслом. Таким образом, для Салик каждая строчка священных писаний имеет особенное значения, потому что он видит ее в особом свете.
Высшие и тончайшие мысли о Боге и человеке могут быть поняты только в свете эволюции человека; и поэтому естественно, что те суфии, которые называют себя “Салик”, принимают религиозную форму поначалу для того, чтобы быть в гармонии с другими людьми; а потом они интерпретируют истинную мудрость, находимую в этой религии.
Большая часть суфийской литературы написана так, что удивляет тех, кто не знает внутреннего ее значения. Если мы возьмем стихи Хафиза, то заметим, что Бог там едва упоминается. Омар же Хайям, столь ценимый в западном мире, вообще все время пишет только о вине, кубке, возлюбленной и одиночестве. Можно сказать: ” Что это за духовность! Он же не пишет ни о чем, кроме выпивки!”. И действительно, в этих стихах формально мало поклонения Богу. А в поэмах Джами вообще ни слова о Боге – как и у тысячи других поэтов-суфиев. При этом их считают великими мудрецами и мистиками.
Эти поэты справедливо боялись, что как только их признают “духовными”, им всегда придется выглядеть “духовными”, говорить “духовно” и вести себя “духовно”. И они подозревали, что таким образом потеряют свободу и станут двуличными.
СУФИЗМ
Многие говорят: “я верю только в Моисея” или “я верю только в Христа”. Некоторые говорят, что верят только в Веды – или другие древние писания. Но суфию все равно – кто сказал; ему важно только что сказано. Если он находит истину в словах Заратустры, он принимает ее; если находит правду в Каббале, он принимает это. Он принимает слова Христа и Библию; он видит истину в Коране. Он принимает Веданту; некоторые суфии были большими знатоками Веданты, чем большинство индусов. Во всем он видит одно писание.
Дара, брат Аурангзеба, был одним из первых иностранцев, изучавших Веданту и распространявших знание, скрытое в ней. А в правление Акбара в его владениях были христианские церкви, синагоги и мечети – и посещал их все. Из этого очевидно, что он был суфием. А когда умер великий поэт Кабир, на его тело претендовали и индуисты, и мусульмане. Индуисты хотели кремировать тело; мусульмане же хотели его похоронить. И те, и другие говорили, что он исповедовал их религию.
Суфий видит истину в каждой религии. Он никогда не скажет, что какая-то религия чужда ему. И индуисты, и мусульмане поклоняются могилам великих суфийских святых – например, могиле Кважда Мойн-уд-Дина Чишти в Аджмере.
Суфий видит одну истину во всех формах.
Если суфия попросят вознести молитву в христианской церкви, он будет готов это сделать. Если кто-то приведет его в синагогу, он будет готов молиться вместе с евреями; а среди мусульман он будет делать Намаз. В индуистком храме он увидит того же, живого Бога, а не идолов; и храм, посвященный Будде, вдохновит его. И при этом его истинная мечеть – это его собственное сердце, в котором живет Бог, Возлюбленный, которому равно поклоняются и правоверные мусульмане, и Куфр (неверные).
Суфизм – это религия, если человек хочет научиться религии; это философия, если человек ищет мудрости; это мистицизм, если человек нужно руководство в развертывании своей души. И при этом суфизм – вне всех этих понятий.
Он – свет, он – жизнь любой души. Он возвышает смертного до бессмертия.
Он – послание любви, гармонии и красоты. Он – божественная весть. Он – весть времени; а весть времени – это ответ на зов каждой души. Весть, однако, содержится не в словах, а в божественном свете и жизни, исцеляющих души; приносящих им покой и мир Бога.
Суфизм – не деизм и не атеизм, потому что деизм – это вера в Бога, который где-то далеко в небесах, а атеизм – жизнь без веры в Бога. Суфий верит в Бога. В какого? В Бога, от которого он оказался отделен; Бога внутри и снаружи него. Как сказано в Библии, “мы живем, и движемся, и имеем бытие свое в Боге”. Это учение – учение Суфиев.
В действительности, не может быть много религий; религия одна. Не может быть двух правд; не может быть двух господ. А поскольку есть только один Бог и одна религия, то есть только один Господь и только одна истина. Слабостью человека всегда было то, что он может воспринять как правду только то, к чему он привык; все, чего он не привык слышать или думать, пугает его. Но путешествие к совершенству включат в себя необходимость подняться над ограничениями; подняться так высоко, что станет виден не горизонт одной только страны или континента, а горизонт всего мира. Чем выше мы поднимаемся, тем шире горизонт. Суфий не предписывает никому принципов; Но это не значит, что он беспринципен.
Некотрые не могут понять, как можно сдедовать Суфизму, если там нет принципов. Но ответ прост: то, что для одного хорошо, другому может быть очень плохо. Для одного может быть очень хорошо стать монахом или сидеть весь день в храме – но кому-то другому это может быть очень плохо; а третьему вообще, может быть, нужно ходить по кафе и ресторанам и изучать смысл пережитого там.
На Востоке, в месте, где нужно выказать уважение другому, носят головной убор; на Западе же в аналогичных местах его снимают.
Это полярные принципы. На Востоке, перед входом в храм, мечеть или другое святое место снимают обувь. На Западе же нельзя войти в церковь без обуви. Принципы религии были даны людям с учетом времени и места.
Люди всегда воевали из-за принципов; они говорили, что придерживаются определенного принципа и это делает их лучше тех, кто придерживается другого принципа. Но для суфия нет ни плохого, ни хорошего; его единственна я мораль – быть добрым по отношению к другим.
А именно этого мир и не может понять; миру всегда нужны были принципы; нужно было, чтобы объяснили, что хорошо, а что плохо. Но любая вещь хороша или плоха только в зависимости от нашей на нее точки зрения; поэтому сначала нужно научиться находить точку зрения.
Суфий превращает все, что он делает, в духовное занятие. Он видит только единство и гармонию. Религия суфия – это любовь и только любовь. Поэтому принципы всех религий для него – ничто. Он оставляет драку за принципы тем, кто не видит ничего, кроме тесной загородки своих идей.
Суфий поддерживает любое поклонение Богу;
Но даже поклонение идолам не превращает его в Куфра(“неверного”), потому что, помимо идола, он поклоняется одновременно и всему остальному. Миру кажется, что он поклоняется идолу, но в действительности он поклоняется живому Богу во всем сущем. Настоящий идолопоклонник – это тот, кто говорит: “Это – Бог, а это – не Бог. Бог – в этом идоле; Бог – не в тебе”.
Когда человек видит Бога в одном только объекте, а не во всем, что есть в мире – вот именно тогда он – идолопоклонник. Но когда видишь Бога во всем сущем, тогда ты действительно видишь Бога.
ЦЕЛЬ СУФИЯ
У суфия та же цель, что и у всего остального мира: знание; но он хочет находиться в гармонии и союзе с другими людьми, а не искать с ними разногласий. Таким образом, цель суфия – видеть не двойственность, но единое. На самом деле это – цель всех религий; с той лищь разницей, что каждая из религий более или менее ясно формулировала эту цель в разные этапы эволюции мира.
Суфий может сказать, что Бог существует как неактивное, совершенное Сознание, чье совершенство лежит в Его самодостаточности. Активным он представляется нам в своих проявлениях. И в этом суфий видит цельность Бога. Бог – всегда у него перед глазами. Любую доброту, проявленную по отношению к нему – друзьями ли, отцом или матерью – он воспринимает, как исходящую от Бога: это Бог действует через отца, мать или друга. Любое обязательство, любую благодарность, которую он чувствует – он чувствует по отношению к Богу. А дружбу и любовь, которые он чувствует к своим родителям, родственникам, друзьям или возлюбленной – он приписывает Богу.
Суфийские поэты часто упоминают в своих стихах кудри Возлюбленного. Почему? Потому что для них Возлюбленный – это Бог. Бог является поэту в образе Возлюбленного. Поэт узнает Бога в родителе или друге. Каждое мгновение он повторяет имя Бога и поэтому каждое дыхание для него – важнее всего на свете. Можно спросить: “Зачем повторять одну и ту же мысль миллион раз? Если бы в мысли появлялись бы какие-то вариации, было бы лучше”. Но только повторяя одну и ту же мысль, человек может настроить свое сознание для воссоединения со своим источником.
Возникает вопрос: не является ли целью суфия стать целителем или ясновидящим, общаться с духами, анализировать мир феноменов – или же он хочет присоединиться к какому-то пророку или мастеру? Ищет ли он присутствия Бога, хочет ли достичь небес, следует ли какой-то определенной религии?
Ответ на все эти вопросы один – нет. Суфий не стремится ни к одной из этих вещей.
Есть много людей, которые хотели бы приобрести мистическое знание, чтобы стать целителями и исцелять себя и своих близких, не прибегая к помощи врача. Все это и многое другое может прийти к суфию само – на его пути к достижению более высокой цели. Он может столкнуться со всем этим в своем путешествии, но оставаться среди этого было бы так же нелепо, как идти на вокзал встречать друга, заболтаться с кем-то по пути и опоздать к поезду.
Ищет ли суфий присутствия Бога? Зависит он ли от медитации пророка или мастера? Ответ на это – тоже нет. Он не ищет присутствия Бога, потому что там, где есть присутствие, возникает двойственность; а цель суфия – единство, целостность. Там же, где все едино, не может быть присутствия. Поэтому же суфий не хочет быть с каким-либо пророком или мастером всегда. И он не хочет попасть в рай, потому что он всегда видит этот рай вокруг себя.
Как только воображение один раз помогло человеку испытать присутствие Бога, Бог просыпается в его собственном сердце. И после этого Бог слышит его еще до того, как он успеет вымолвить слово; когда он молится в комнате, он там не один – с ним там Бог.
Для суфия Бог не в высочайшем раю, но рядом с ним, вокруг него, в нем самом. И тогда рай – на земле, и вся земля – рай. Тогда нет никого живее, чем Бог; нет никого, более понятного, чем Бог; все имена и формы наполнены Богом. Каждое слово молитвы, произносимой суфием – живое слово. Оно не только приносит ему благословение – оно приносит благословение всем вокруг него.
Такая молитва – единственно истинная; когда человек молится так, все, о чем он молится, дается ему.
Так в чем же тогда цель суфия? Он хочет достичь переживания, в котором нет переживания в обычном смысле этого слова. Есть две тенденции: тенденция к рождению в человеческом теле, которая привела нас в этот разнообразный мир, и тенденция к бездействию, которая возвращает нас в то состояние, из которого мы сюда пришли. Совершенство – не в неявленном и не в явленном; оно – в единении этих двух. Душа, проходя на своем пути к воплощению разные планы, собрала вокруг себя все вибрации, с которыми она входила в контакт – от самых тонких до самых физических и грубых. Но и в этом – совершенство Создателя. Мы не могли бы наслаждаться высшим, не будь низшего; не могли бы наслаждаться сладостью, не будь горечи. Если бы все было лучшим, мы не радовались бы лучшему. Если был бы только один цвет, мы не радовались бы многоцветью. Вспоминаются слова поэта, сказавшего: “Господи, не дай мне жить в мире, где и камфора, и хлопок, и кость – все считаются белыми!”. Чем больше цветов, чем больше оттенков, тем больше наша радость. Созданы тысячи и сотни тысяч несовершенств для того, чтобы появилось одно совершенство. Как художник, пишущий картину: он берет краски и кисти; он делает набросок – и первым ли мазком, десятым или тысячным, он добивается того, что хотел.
Дело суфия – убирать покровы. Душа человека так закутана различными вибрациями, что не видит сама себя. Своей медитацией и практикой суфий сначала снимает с себя физическое тело и смотрит – что он видит без него. Затем он избавляется от астрального плана, где человек живет своими мыслями и чувствами, и смотрит – что он воспринимает без этого плана. Сознание похоже на завесу, перед которой человек стоит с фонариком. Свет фонарика падает на завесу и отграничивает одну ее часть, которая и получает все впечатления.
Суфий стремится к самореализации и он достигает этой самореализации с помощью своего божественного идеала, своего Бога. Таким образом он касается той истины, которая является высшей целью, которой жаждет каждая душа. Это – не только реализация; это счастье, невыразимое словами. Это мир, которого желает каждая душа.
Так как же он достигает этого? Практикуя присутствие Бога; понимая целостность всего сущего; сознательно или подсознательно работая каждый момент, не отводя глаз от истины, несмотря на волны иллюзии, бушующие вокруг и отвлекающие его взгляд от абсолютной истины. И не важно, как может называться секта, культ, или вера, к которой принадлежит человек – пока душа человека стремится к именно к этому, суфий назовёт такого человека суфием. Суфий относится ко всем религиям с уважением. Его религия – это религия человечности; его единственная цель – реализовать истину.

http://www.blagoda.com

Суфизм
 
Тайна, скрытая за всем проявленным, — это вибрация, вибрация, которая может быть названа движением. Именно эта разница вибраций, будучи разделена линиями, образует планы существования, и каждый план отличается по ритму таких вибраций. Когда мы рассматриваем жизнь в целом, мы можем провести одну черту: начало и конец, или дух и материя, или Бог и человек. И мы обнаружим, что ритм, который начинает линию, тонкий и без помех, а ритм, что чувствуется в конце этой линии, грубый и нечеткий. Эти два ритма можно назвать жизнью чувства и жизнью спокойствия.

Это два противоположных понятия. Жизнь чувства дает мимолетную радость; жизнь, являющаяся первым аспектом жизни, дает спокойствие и достигает высшей точки в вечно длящемся покое. Радость, как бы велика она ни была, усиливается и спадает, у нее должна быть своя реакция. Кроме того, она зависит и от чувства, а от чего зависит чувство? Чувство зависит от внешней жизни, должно быть что-то помимо вас для того, чтобы вызывать чувство. Но спокойствие ощущается в глубине существа самостоятельно, оно не зависит от внешнего ощущения. Это нечто, принадлежащее человеку, нечто, составляющее собственное “я” человека. Если спросить того, кто живет в некоем постоянном восторге от мирских удовольствий и кому Провидение предоставило все вообразимые удовольствия на свете, если спросить этого человека: “Каково твое желание, кроме того, что ты испытываешь?” Он ответит: “Чтобы меня оставили в покое”. Когда он потеряет голову, когда он выйдет из себя, он будет жаждать ощущений, но когда его страсть пройдет, чего ему будет недоставать на самом деле, так это покоя. Поэтому нет такого удовольствия в мире, как бы велико оно ни было, нет такого опыта, каким бы интересным он ни казался, что могли бы дать то удовлетворение, которое приносит одно лишь спокойствие. Властитель может быть счастлив, сидя на своем троне, с короной на голове, видя перед собой множество слуг, но он почувствует удовлетворение лишь тогда, когда он останется наедине с собой. Все остальное ему кажется ничтожным, оно не имеет цены, самая ценная вещь для него в тот момент — пребывание наедине с собой.

Однажды я видел Низама — великого правителя — во всем его блеске, наслаждающимся королевским великолепием вокруг себя, а потом я увидел того же самого властителя сидящим в одиночестве на маленьком коврике, так вот, именно в этот момент он был сам собой. Так же происходит и со всеми. Изысканные блюда, нежный аромат, музыка, все другие удовольствия линии и цвета, красота во всех ее аспектах, которая, кажется, отвечает жизненным требованиям человека, в конечном итоге проигрывает в сравнении с тем удовлетворением, которое душа испытывает в глубине себя, которое она чувствует как собственность, принадлежащую лично ей, как нечто, что человеку не требуется искать вне себя, то, что он может найти в себе и что порой несравнимо больше и ценнее, чем что-либо другое на свете, нечто, что не может быть куплено или продано, нечто, чего никто не может отнять, нечто, что более священно и свято, чем религия или молитва. Ибо любая молитва и вера существуют для того, чтобы достичь этого спокойствия.

Человек хороший и добрый, весьма ученый и умелый, сильный и могущественный при всех этих качествах не может быть духовным, если его душа не достигла того ритма, что является естественным ритмом его существа, ритма, в котором единственно существует удовлетворенность жизнью. Спокойствие — это не знание, спокойствие — это не сила, спокойствие — это не счастье, но спокойствие — все это и более того, спокойствие порождает счастье, спокойствие вдохновляет человека знанием видимого и невидимого, это в спокойствии пребывает Божественное Присутствие. Не тот побеждает в этой непрестанной битве жизни, кто возбужден, но тот, кто спокоен, выдерживая все, кто прощает всех, кто понимает все и всех, кто впитывает в себя все сущее. Тот же, кому недостает спокойствия, при всех своих владениях, будь то собственность на этой земле или свойство ума, беден, даже имея и то и другое. Он не получил того богатства, которое можно назвать Божественным и без которого бесполезна сама жизнь человека. Ибо истинная жизнь состоит в спокойствии, это жизнь, которая не будет похищена смертью. Секрет мистицизма, тайна философии — все это постигается по достижении спокойствия. Вы не можете не признать Божественное в человеке, который стал человеком спокойствия. Это не тот разговорчивый, любящий спорить человек, доказывающий, что он мудрец. Он может обладать интеллектом, мирской мудростью и тем не менее не иметь чистого разума, который один и есть настоящая мудрость. Истинная мудрость обретается в спокойствии, ибо спокойствие есть признак мудрости. Только спокойный наблюдателен, спокойствие дает ему силы внимательно наблюдать. А значит, только спокойный способен творить, ибо творить ему помогает спокойствие. Только спокойный способен созерцать, а тот, кто не имеет спокойствия, не может созерцать должным образом. Поэтому все то, что относится к духовному прогрессу в жизни, зависит от спокойствия.

Тогда возникает вопрос: что заставляет человека испытывать недостаток спокойствия? Ответ таков: любовь к ощущениям. Человек, который стремится познать жизнь в движении, в действии, в любой форме, желает все больше и больше такого опыта. В конечном итоге он становится зависимым от той жизни, что вовне, и таким образом теряет свое спокойствие — спокойствие, которое и представляет собой его настоящее “я”. Люди говорят о ком-нибудь: “Этот человек потерял свою душу”. Но душа не потеряна, душа потеряла свой покой. Поглощенность внешней жизнью, когда каждое мгновение дня и ночи отдается размышлениям и тревогам, работе и битвам в одиночку, — все это в конце концов отнимает у человека его душу. Даже если в этой борьбе человек получит в награду что-либо внешнее по отношению к нему, все равно некто, сражающийся более умело, чем он, однажды вырвет это у него из рук.

Вы можете спросить: разве не жизненная необходимость заставляет нас сосредоточиться на внешней жизни, не оставляя нам даже мгновения, чтобы испытать покой? В ответ на это я должен сказать следующее: предположим, что внешняя жизнь занимает десять часов в сутки, у вас все же остается два часа, даже если бы сон занимал у вас десять часов в сутки, вы все равно могли бы потратить эти два часа. Все, что нужно для того, чтобы достичь спокойствия, — это найти тот ритм, который заложен в глубине нашего существа. Это подобно морю: поверхность моря пребывает в вечном движении, а глубина его всегда спокойна. Так и с нашей жизнью. Если наша жизнь ввергнута в море деятельности, она находится на поверхности, мы же сами живем в глубине, в этом спокойствии. Задача состоит в том, чтобы осознать это спокойствие, которое мы можем найти сами. Только это сможет дать нам решение наших проблем. Если нет, то в тот момент, когда мы захотим решить одну проблему, найдется другая трудная проблема. Нет конца нашим проблемам, нет конца трудностям внешней жизни. И если мы будем волноваться из-за них, то никогда не сможем их разрешить. Некоторые думают: “Можно и подождать, возможно, условия станут лучше, тогда и посмотрим, что делать”. Да когда же станут лучше эти условия? Они станут только еще хуже! Становятся ли условия лучше или хуже, в первую очередь следует искать Царство Божие в себе — там, где пребывает наше спокойствие. Как только мы найдем его, мы найдем свою опору, мы обретем самих себя. И, несмотря на всю деятельность и движение на поверхности, мы сможем сохранять это спокойствие невозмутимым, если будем крепко держать его, достигнув его осознания.

«Блаженные сумасшедшие», «опьяненные любовью к Богу» - как только ни называли суфиев на протяжении веков. И мало кто знает, что эти странствующие чудотворцы из восточных легенд до сих пор живут среди нас, и при желании даже ты можешь стать суфием.

Считается, что суфизм - это мистическое течение в исламе, возникшее едва ли не во времена пророка Мухаммеда. Догматизму Корана суфии противопоставили путь озарений и специальных психофизических упражнений, призванных ввести ученика в состояние непосредственного переживания божьего присутствия. При этом суфии уверены - в скрытом виде идеи и практики суфизма присутствовали абсолютно во всех религиях. «Знающий не говорит, говорящий не знает», - утверждал Лао Цзы. «То, что может быть высказано, суфизмом не является», - вторят ему суфии. А великий поэт и мистик Джелаль эд-Дин Руми добавляет: «Что бы я ни произнес, описывая и объясняя Любовь, когда дело доходит до самой Любви, я стыжусь этих объяснений».

По одной версии слово «суфий» произошло от арабского «суфа», что значит «чистый», чистый от противоречий, напускной учености и фальшивого благочестия. По другой - от слова «суф», то есть «шерсть» - ведь суфии носили шерстяные власяницы. Эти аскеты и мистики провозгласили главной целью своего учения Божественную Истину, которую можно постичь лишь посредством Любви и Преданности.

Суфии считают, что человек связан своими страстями, поэтому его мысли и чувства ущербны или искажены. Даже если он начнет читать священные книги или размышлять о них, его страсти не позволят ему сделать верные выводы. Поэтому суфии разработали специальные практики работы с сознанием, выполняя которые ученик может его очистить.

НИЩИЕ ДУХОМ
Путь, которым суфий идет к Богу, называется тарикат. Он состоит из духовной нищеты (факр) и постоянного обращения к Богу (зикр), а рубище дервиша (хырка) - символ этого пути. При этом повторять имя Бога недостаточно - каждому слову молитвы соответствуют определенные движения руками и головой.

Но откуда у человека может возникнуть потребность что-то менять в жизни, куда-то идти? Суфии считают, что главный мотив - томление любви - то чувство неудовлетворенности жизнью и собой, которое рано или поздно настигает каждого из нас. Это томление порождается духовной нищетой, а осознавший ее, желающий обрести божественную любовь, становится факиром или дервишем

Следовать по Пути в одиночку трудно. Поэтому важная задача - найти духовного наставника (кутба). Только обретя твердую веру в своего учителя и полностью доверившись ему, факир может надеяться на успех и стать членом суфийского ордена. Это вступление в круг посвященных рассматривается как второе рождение.

Точно так же как индуисты и буддисты, суфии верят в Закон действия - человек создает себе будущее своими поступками, а каждое доброе или злое дело производит соответствующие колебания в окружающей атмосфере и распространяется по всему миру.

При этом уже самые первые учителя суфизма, шейхи, утверждали, что нет ничего хорошего в уходе от мира. «Совершенный мистик не тот, кто пребывает в экстатическом созерцании Единства, не благочестивый отшельник, избегающий связей с родом человеческим. Подлинно святой человек находится среди людей, ест с ними и спит среди них, покупает и продает на базаре, женится и заводит знакомства, но при этом ни на мгновение не забывает Бога», - говорил суфийский шейх Абу Сайд ибн Абил-л-Хэйр.

СНЫ И ЧУДЕСА
Ameno - Возвращение факиров, иллюстрация 2Но живя в миру, трудно постоянно сохранять веру в Бога. Человек слаб, и ему хочется подтверждений того, что высший мир существует. Тогда Господь посылает ему сны и вдохновение или позволяет свершаться чудесам. Благодаря снам и приливам вдохновения можно видеть прошлое, настоящее и будущее. При этом праведный человек видит яснее, чем неправедный.

С чудесами отношения более сложные. Вообще суфии не придают особого значения чудесам. Поскольку истинный суфий отрицает все, кроме Бога, даже себя самого, он не может претендовать на способность творить чудеса. Исходя из этого, великие суфии считали претензию на чудотворство недостатком, отдаляющим человека от Бога.

С другой стороны, шейх Бахауддин, глава ордена Накшбанди, живший в XIV веке, так объяснял необходимость чудес: «Есть пища, которая отличается от обычной. Я говорю о пище впечатлений, непрерывно проникающей в сознание человека из окружающей его среды. Только избранные знают, какими являются эти впечатления, и могут управлять ими. Совершая чудо, мастер готовит пищу, которая является «особым» питанием для искателя, и это способствует его развитию. Главное в чуде - его функция. Чудеса могут совершаться для того, чтобы особым образом воздействовать на ум и даже на тело ученика, и тогда они полезны. Но если чудо воздействует только на воображение, что характерно для грубых людей, оно может стать причиной некритического отношения, стремления увидеть новые чудеса, привязанности к чудотворцу или даже страха перед ним, тогда они, безусловно, вредны».

ДУХОВНАЯ ПРАКТИКА
Для того, чтобы достигнуть Бога и просветления, суфии разработали систему упражнений. Каждому ищущему предписывалось совершать следующие практики:

Йадкард (поминание) - зикр, произносимый вслух или про себя.

Базгашт (возвращение) - возвращение к Богу.

Нигахдштад (сохранение) - бдительность, дабы не было блуждающих, рассеянных мыслей.

Йаддашт (запоминание) - концентрация внимания на божественном присутствии.

Хуш дар дам (осознанное дыхание) - приемы контроля за дыханием, так как суфии верили, что нельзя ни вдыхать, ни выдыхать в забывчивости.

Сафар дат ватан (путешествие по своей стране) - внутреннее странствие от качеств, достойных порицания, к качествам, достойным поощрения.

Назар бар кадам (наблюдение за шагами) - идущий мистическим путем всегда должен быть начеку, независимо от того, через какую страну он проходит, дабы не спускать глаз с цели путешествия - с Бога.

Халват дар анджуман (одиночество на людях) - путь ученика внешне совершается на глазах людей, но внутренне он всегда с Богом.

Вукуф-и замани (остановка на времени) - контроль за тем, как проводишь свое время.

Вукуф-и адади (остановка на числе) - проверка, был ли зикр, читаемый про себя, повторен требуемое число раз. Для этого использовались четки.

Вуку-и калби (остановка на сердце) - мысленное создание картины сердца с запечатленным в нем именем Бога, чтобы всегда помнить о своей цели.

Глядя на этот список, понимаешь, что соблюдение всех правил вполне может пригодиться и обычной работающей девушке - если не для того, чтобы слиться с Богом, то хотя бы для того, чтобы не потерять себя в жестком городском ритме.

Анна Вяземская