НЕУДАВШИЙСЯ АНТИХРИСТ
Античная поговорка гласила: “Кто правит Римом – правит миром”. За время существования Римской империи миром правили личности различного масштаба, однако самой одиозной из них, несомненно, оказался император Нерон: бестолковый правитель, бездарный актер и, как выяснилось вспоследствии, неудавшийся Антихрист. Шекспир сказал бы, что этот человек пытался превратить свою жизнь в театр – но, пожалуй, никто еще в истории человечества не пытался украсить сцену такими ужасными декорациями.Пути судьбы неисповедимы: изначально рыжеволосый мальчик, родившийся в восемнадцатый день после январских календ 37 года, не имел никаких прав на императорский престол, хотя его семья и состояла в родственных связях с правящей династией Клавдиев-Юлиев. Мать новорожденного, Агриппина, приходилась родной сестрой императору Гаю Цезарю Калигуле – и, наряду со своим братом, пользовалась в Риме не самой лучшей репутацией. В шестнадцать лет ее выдали замуж за двоюродного брата ее отца – Гнея Домиция Агенобарба (по выражению Светония, «человека гнуснейшего во всякую пору своей жизни»). Брак этот счастливым не был: супруги, не связанные ничем, кроме сиюминутной политической выгоды, искренне ненавидели друг друга, а заодно и собственное потомство. Откровеннее всего на этот счет высказался сам Гней Домиций. Когда друзья пришли поздравлять его с рождением первенца, новоиспеченный папаша заявил: «От меня и Агриппины не может родиться ничего, кроме ужаса и горя для человечества». Видимо, Агенобарб-старший очень неплохо разбирался в генетике…
Через несколько месяцев после своего пророческого заявления «гнуснейший человек» скончался (заметим, естественной смертью – редкий случай в семействе Клавдиев-Юлиев!). Маленького Луция Домиция (так назвали Нерона при рождении) отдали на воспитание к тетке, поскольку Агриппина к тому времени успела отправиться в ссылку по обвинению в заговоре против собственного брата. Впрочем, императоры живут недолго: через несколько лет на престол взошел дядя Калигулы, Клавдий, который вернул опальную племянницу в Рим и женился на ней. Брак этот был скандальным даже по меркам Рима, давно привыкшего к инцестуальным связям, однако для Агриппины, всю жизнь стремившейся к власти, лишний скандал мало что значил. Оказавшись вблизи трона, она быстро заткнула рты всем недовольным, и, чтобы упрочить свое положение, заставила Клавдия усыновить тринадцатилетнего Луция. Мальчик получил новое имя – Тиберий Клавдий Нерон – и вместе с ним - шанс стать императором. И упускать этот шанс ни он, ни Агриппина ни в коем случае не собирались.
Путь наверхЧто представлял собой подросток Нерон? Античные биографы мало интересовались этим вопросом, отмечая лишь, что воспитателем его был великий философ Сенека. Через два десятилетия Сенека будет вынужден вскрыть себе вены по велению императора Нерона, но пока что ученик беспрекословно подчиняется своему учителю – весьма строгому, надо сказать. Не менее строга и мать Агриппина: родительской любовью здесь и не пахнет, сын для нее – слепое орудие и ничего больше. Остальные родственники тоже не балуют Нерона теплым отношением. Впрочем, он с раннего детства усвоил, что доверять кровной родне следует в последнюю очередь. Юлии-Клавдии, живущие по обычаю пауков в банке, к этому моменту представляли собой огромный клан, наполовину выродившийся в результате огромного количества близкородственных браков. Нерон в полной мере унаследовал все черты своего семейства, и искореженная психика будущего тирана – не единственное этому подтверждение. Если вы параноик, это еще не значит, что вас не преследуют. Тринадцатилетний Нерон отчетливо осознает, что его окружают враги и любой его шаг может быть использован против него.
Зато челядь и домашние прихлебатели льстят ему безмерно, превознося достоинства и таланты пасынка императора. Особенно почитается наиболее безопасный «талант» – склонность мальчика к пению и музицированию. Из этого юный Нерон делает два вывода. Во-первых, боги, кроме императорского происхождения, наградили его недюжинным гением, чем поставили на несколько ступенек выше других смертных. Во-вторых, актерское искусство – прекрасный способ выжить в придворном окружении. В данный момент Нерон учится играть две роли – примерного сына и… будущего императора. То, что у Клавдия есть свои дети – сын Британник и дочь Октавия – ни его, ни Агриппину нисколько не смущает. В конце концов, за время правления династии Юлиев-Клавдиев власть еще ни разу не передавалась непосредственно от отца к сыну. К тому же Нерон, через свое родство с влиятельным семейством Домициев, по происхождению даже выше Британника. Чтобы окончательно уравнять шансы сводных братьев, Агриппина женит Нерона на дочери Клавдия Октавии и заставляет императора признать его своим наследником. В положении наследного принца Нерон пробудет недолго: через несколько месяцев Клавдий скоропостижно скончается, освободив трон для своего двоюродного внука – и, конечно же, для Агриппины.
Qui profit?Были ли Нерон и его мать причастны к смерти Клавдия? Объективных доказательств этому нет. Светоний прямо утверждает, что Агриппина отправила мужа на тот свет с помощью яда, приготовленного известной отравительницей Локустой. Но Светония нельзя назвать объективным источником. Во-первых, великий историк не был современником Нерона и Агриппины, следовательно, прямого доступа к информации не имел. Во-вторых, у Светония были личные причины ненавидеть Нерона, в свое время отправившего в ссылку старших представителей его семейства. Так что полностью доверять автору «Жизнеописаний» нельзя, хотя в случае с Нероном преувеличить что-либо было сложно – порой действительность превосходила даже самые смелые вымыслы…
Однако вернемся к предполагаемому убийству Клавдия. В последние годы своего правления отчим Нерона был уже пожилым человеком, не отличавшимся крепким здоровьем, при этом нельзя не признать, что скончался он на редкость вовремя. В римском праве существует формула определения подозреваемого: «Qui profit?» («Кому выгодно?»). Разумеется, задавая себе этот вопрос, римляне приходили к определенному ответу, однако выводы старались не озвучивать – по вполне понятным причинам.
Через несколько месяцев вопрос “Qui profit?” снова оказался на повестке дня – умер родной сын Клавдия Британник. Во время пира в императорском дворце у пятнадцатилетнего Британника начался сильнейший судорожный приступ, приведший, говоря языком современной медицины, к летальному исходу. Встревоженному сенату Нерон заявил, что его сводный брат скончался от падучей. Это святая правда: эпилепсия – давний бич императорской династии – ею страдал и сам Юлий Цезарь. Правда и то, что убить эпилептика не трудно – любое средство, повышающее артериальное давление, может спровоцировать смертельный приступ, а таких препаратов римская медицина знала немало. В любом случае, Британник, как и его отец, умер вовремя. В доказательство этой своевременности хоронят его на следующий же день, причем в большой спешке – невзирая на дождливую погоду и невозможность провести все необходимые обряды.
Впрочем, умные люди того времени в доказательствах не нуждались. Агриппина, мать Нерона, несомненно, была умной женщиной, и поняла, что следующей в списке скончавшихся вовремя будет она сама. Сыновних чувств Нерон к ней не питает (да и питать их особо не за что), в политическом плане чересчур властолюбивая мамаша уже начала ему мешать – значит, дни Агриппины сочтены. Не понимать этого она не могла, однако представить, какое театральное представление устроит из ее смерти император, ей тоже оказалось не под силу…
Спектакли имперского масштабаМы не знаем, был ли Нерон таким бездарным актером, как изображают его историки, однако из истории покушений на Агриппину можно сделать вывод, что режиссер из него вышел откровенно дрянной. Богатая фантазия наследственного психопата, каковым, без сомнения, являлся император, превратила тривиальное, в общем-то, преступление в неудачную пародию на голливудский триллер. Биографы описывают происходившее следующим образом: «Он… устроил над ее постелью штучный потолок, чтобы машиной высвободить его из пазов и обрушить на спящую, но соучастникам не удалось сохранить замысел в тайне. Тогда он выдумал распадающийся корабль, чтобы погубить ее крушением или обвалом каюты: притворно сменив гнев на милость, он самым нежным письмом пригласил ее в Байи, задержал ее здесь на пиру, и отдал приказ повредить ее галеру, будто бы при нечаянном столкновении; и когда она собралась обратно, он дал ей вместо поврежденного свой искусно состроенный корабль, проводил ее ласково и на прощанье даже поцеловал в грудь. Остаток ночи он провел без сна, с великим трепетом ожидая исхода предприятия…»
«Предприятие» закончилось конфузом: выяснилось, что Агриппина очень хорошо умеет плавать. В итоге Нерону пришлось махнуть рукой на грандиозные замыслы и прибегнуть к самому примитивному способу – послать к матери наемных убийц. На следующий день он выступил перед сенатом с обвинительной речью в адрес покойной Агриппины: дескать, та пыталась всеми силами извести собственного сына, а когда потерпела неудачу, в ярости заколола себя кинжалом. Монолог Нерона был весьма экспрессивен: по свидетельствам очевидцев, он закатывал глаза, бил себя в грудь и «исторгал потоки слез, как бы искренне ужасаясь жестокости этой преступной женщины». Возможно, в какой-то момент он сам поверил в собственную ложь – более того, создавалось впечатление, что он не просто оправдывается перед сенатом, но и просит пожалеть его за перенесенные им страдания! Сенат, разумеется, внял и «пожалел» Нерона: императору были принесены официальные поздравления по поводу «чудесного избавления от смерти», а в память о «преступлении» Агриппины был установлен позорный столб.
Теперь Нерон наконец-то оказался единовластным правителем Рима. «Сдерживающего центра» в лице строгой матери уже не существовало, и император дал волю всем своим прихотям. Он развелся с Октавией и женился на римской патрицианке Поппее Сабине, которую отбил у собственного военачальника. Агриппина возражала против публичных выступлений императора как актера – теперь каждое официальное и неофициальное торжество превращалось в личный бенефис Нерона: он играл на лире, декламировал стихи собственного сочинения и выступал в постановках классических трагедий, причем исполнял как мужские роли, так и женские. Игрой императора полагалось восхищаться, стихи – переписывать и хранить как божественную реликвию, а профессиональные музыканты, имевшие несчастье играть на лире лучше «божественного Нерона», массово эмигрировали из Рима в глубокую провинцию – в целях самосохранения. К соперникам по искусству Нерон относился крайне ревниво: парадоксально, но, будучи правителем величайшего государства, он всерьез дрожал при мысли, что публика может предпочесть ему другого – и это при том, что перед спектаклем император самолично рассаживал в зале наемников, обученных, как рассказывает Светоний, «рукоплесканиям разного рода – и «жужжанию», и «желобкам», и «кирпичикам». За эти «кирпичики» главари клакеров зарабатывали по четыреста тысяч сестерциев в день – за такую сумму можно было купить двухэтажный особняк в аристократическом квартале Рима, так что, как видим, любовь к искусству обходилась империи недешево.
Finita la commediaЧрезмерное увлечение Нерона поэзией послужило поводом для обвинения его еще в одном преступлении – сожжении Рима. Знаменитый пожар, вспыхнувший в июле 64 года, уничтожил большую часть Вечного Города, и в народе поползли слухи, что Рим был подожжен по приказу императора – якобы для того, чтобы вдохновить его на стихотворное описание горящей Трои. В принципе, эти слухи вполне могли быть правдивыми: к тому времени Нерон под влиянием своего безмерно льстивого окружения уже потерял объективное восприятие реальности и постепенно превращался в клинического психопата. Более того, именно в тот период императором овладела очередная «идея фикс» – превзойти великого Гомера (Эсхил, Софокл и прочие классики уже давно были «превзойдены»). С другой стороны, нельзя исключить, что Рим загорелся сам, так же, как в свое время Москва – «от копеечной свечки». Строения были в основном деревянными, так что при отсутствии дождя любой локальный пожар грозил превратиться во всенародное бедствие.
Так или иначе, слухи продолжали циркулировать. Успокоить толпу можно было только широкомасштабным спектаклем с «покаранием виновных». На роль «врагов народа» в те времена лучше всего подходили иудеи и христиане. И те и другие были достаточно многочисленны (чтобы произвести впечатление, казни должны быть массовыми); и те и другие, как приверженцы Единого Бога, вызывали у политеистичных римлян резкую антипатию. Однако иудеев Нерон исключил с самого начала, поскольку его супруга Поппея Сабина исповедовала иудаизм. Так что роль козла отпущения пришлось сыграть христианам: за три месяца репрессий было казнено более трех тысяч человек. Богатая фантазия психопата и тут дала себя знать: по приказу Нерона, люди сотнями гибли на аренах римских цирков, изображая падающих Икаров, расчлененных Прокрустов и растерзанных дикими псами Актеонов. В центре Рима устраивались целые сады из крестов с распятыми на них жертвами, а по вечерам эти сады освещались так называемыми семиаксиями - осужденных одевали в пропитанные смолой туники, привязывали к столбам и поджигали.
В конце концов, от такого количества кровавых жертв стало не по себе даже императору, тем более что кому-то из придворного окружения удалось намекнуть ему, что дальнейшие репрессии могут вызвать гнев богов. Как и многие жестокие люди, Нерон был крайне суеверен. Он панически боялся дурных примет, с маниакальным пристрастием окружал себя амулетами, приносящими счастье, и при малейшей угрозе своему благополучию заваливал дарами римские храмы. Неизвестно, насколько римских богов могла разгневать массовая гибель христиан, но Нерона начинают преследовать исключительно плохие предзнаменования. Во время январских календ обрушились статуи Ларов, которым император готовился принести жертвы, в храме Юпитера сами собой распахнулись двери, и кто-то невидимый позвал Нерона по имени. Нерон видит дурные сны, жалуется приближенным, что по ночам к нему являются Агриппина, Британник и Поппея (забитая им в припадке ярости до смерти). Успокоился император только после того, как авгур предсказал, что его погубит число 73 – Нерон решил, что он умрет в семьдесят три года.
Однако вскоре выяснилось, что авгур имел в виду вовсе не возраст императора: как раз в это время подняли восстание римские легионы, и руководил бунтом 73-летний полководец Гальба. Сначала Нерон храбрился – выражал желание самолично отправиться на войну, жесточайшим образом покарать изменников, а по возвращении в Рим в знак благодарности богам выступить на победных играх в качестве танцовщика. Но боги не пожелали лицезреть императорские пляски – через несколько дней на сторону восставших перешел сенат, и Нерону пришлось бежать из Рима. Игра была проиграна: горстка сопровождавших его вольноотпущенников умоляла императора покончить жизнь самоубийством, прежде чем его поймают и предадут позорной казни. Нерон и здесь остается верен себе – он колеблется, рыдает, заламывает руки, цитирует греческих классиков, размышляет вслух, не выйти ли ему в черных одеяниях к восставшим, дабы тронуть их сердца своим красноречием и актерским даром. Когда один из спутников, Фаон, дал ему кинжал, Нерон начал требовать, чтобы кто-нибудь ободрил его своим примером (!), но желающих почему-то не нашлось… В конце концов с помощью одного из вольноотпущенников он вонзил лезвие себе в горло. Говорят, перед смертью он изрек: «Какой артист умирает!..»
Посмертный бенефисОднако выспреннее амплуа низвергнутого императора не стало последней ролью в его жизненном спектакле. Уже после того как урна с его прахом мирно упокоится в родовой усыпальнице Домициев, ему придется сыграть еще две роли. Первый посмертный спектакль покойного лицедея будет называться Nero redivivus – «Выживший Нерон». В самой идее чудесного спасения убиенного правителя нет ничего неожиданного: любой исторический деятель, погибший при необычных обстоятельствах, рискует породить целую армию самозванцев. Среди римского плебса ходили упорные слухи, что император вовсе не покончил с собой, а бежал на Восток, в Парфию, чтобы при первом же удобном случае вернуть себе трон. Многие даже обрадовались бы такому повороту событий – новая власть была весьма прижимиста, а Нерон в свое время не скупился на пресловутые «хлеб и зрелища». Что касается жестокости покойного императора, то рядовых римских граждан она не пугала: жертвами нероновских репрессий становились либо аристократы, либо и без того ненавидимые меньшинства – как это случилось с христианами. Немудрено, что спрос породил предложение: вплоть до 80-х годов I столетия на просторах Римской империи с завидным постоянством возникали многочисленные Лженероны - все как один с презрительно выпяченной нижней губой и надменным прищуром, в соответствии с описанием, оставленным Светонием: «Глаза он имел серые и слегка близорукие, волосы рыжеватые, шею толстую, живот выпирающий, ноги очень тонкие…» К счастью, никому из тонконогих претендентов так и не удалось добраться до Капитолийского холма – Гальба и его преемники крепко держали власть в своих руках.
Другая роль, которую пришлось сыграть умершему Нерону, оказалась масштабнее. В 68 или 69 году некий иудей по имени Иоанн, сосланный на остров Патмос «за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа», напишет единоверцам из Асии послание, где со скрупулезной точностью обрисует детали грядущего конца света и пришествия Антихриста. Впоследствии отцы церкви спутают двух Иоаннов – патмосского изгнанника и младшего ученика Христа – и припишут авторство «Апокалипсиса» Иоанну-апостолу, однако суть останется неизменной. «И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные… И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела, - пишет Иоанн Богослов. - Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».
«Имеющие ум» умели считать не хуже автора «Апокалипсиса», поэтому для современников смысл послания был ясен. Иоанн пишет по-гречески, однако сам он иудей и думает, соответственно, по-древнееврейски (что доказывают многочисленные стилистические погрешности греческого оригинала), а в древнееврейском языке каждая буква имеет свое числовое соответствие. Фраза «кесарь Нерон» по-древнееврейски писалась бы как КСР НРОН: Коф (100) + Самех (60) + Рейш (200) + Нун (50) + Рейш (200) + Вав(О) (6) + Нун (50) = 666. Дополнительные ключи к этому апокалиптическому уравнению щедро разбросаны по тексту: семь голов – семь холмов, на которых построен Рим, богохульные имена – традиционные титулы императоров «divus” («божественный») и “dominus” («господин, Господь»), раненная и исцеленная голова – намек на рану в шею, от которой скончался Нерон и т.д.
Параллель «Нерон» – «Зверь» не случайна. Со времени пожара Рима прошло несколько лет, и расправа над христианами еще свежа в памяти Иоанна и его единоверцев. Если прибавить к этому животрепещущие слухи о Nero redivivus, то нетрудно понять, почему Нерон представлялся наиболее подходящей кандидатурой для предтечи Антихриста.
Разумеется, вернуться в мир живых рыжебородый император никак не мог – чтобы там ни говорила молва, он действительно покончил с собой на вилле Фаона. Так что финал спектакля не состоялся и роль «Зверя» Нерон провалил – точно так же, как и все остальные свои роли. В итоге от императора-гистриона на память «благодарному» человечеству осталось лишь несколько облупившихся мраморных бюстов и строки Иоанна Богослова, поневоле обессмертившего одного из самых одиозных правителей в истории человечества.
www.promicenter.com.ua