Долгие годы ротонда св. Креста служила складом. Здание постепенно ветшало, и в 1860 году было в таком плачевном состоянии, что городской совет принял решение о его сносе. Благодаря Клубу художников это уникальное строение восстановлено до сегодняшнего вида. В оформлении ее внутреннего декора участвовал и Йозеф Манес.

В планах многих городов Европы и мира можно обнаружить разные символы, скрытые иносказания и более-менее сложные системы. В компоновке построек, их положении и взаимных пропорциях, урбанистического замысла других городов нет такой уникальности, как в Праге. А легендарное утверждение египетского посвященного Гермеса Трисмегиста «что внизу, то и вверху» тоже применимо к метрополии над Влтавой более, чем к другим городам. Именно здесь на нескольких уровнях встречается небо с землей, неподвижные звезды с судьбами городов и людей, вечный Божий мир с нашим миром смертных, с присутствующей всюду архитектурой, сопровождающей пражского прохожего.

Истоки пражской астрально-урбанистической концепции, доведенной до своей кульминации во время правления Люксембургов, находятся в романском периоде. Неизвестные мастера, посвященные строители, архитекторы оставили нам на все времена Божий оттиск. Это известие можно скопировать, даже довести до совершенства, но в контексте средневековой Праги оно остается печатью века, которое веками соединяет город с самим небом.

В 12 веке в Чехии и Праге появилось много построек, базилик и круглых костелов с апсидой. Ротонда св. Креста в нынешней Конвиктской улице со временем оказалась на прямой линии со следующей ротондой, названной в честь св. Лонгина (первоначально св. Штепана). Особенностью расположения этих двух построек было то, что они копировали пражскую эклиптику, прямую между точкой заката Солнца в день летнего солнцестояния 21 июня (нынешнего грегорианского календаря) и точкой зимнего солнцестояния 21 декабря, откуда Солнце восходит. Третьей точкой этой прямой стала малостранская башня бывшего Юдитина моста, а четвертой - область на Пражском Граде, место, называемое Жижи, и постройки около него.

Ротонда св. Креста - характерно для своего названия - кроме того является центром уникального урбанистического креста старой Праги. Его основная ось соединяет храм св. Вита на Граде со св. Штепаном. Перпендикулярно этой прямой - с центром именно на месте ротонды св. Креста - лежат два важных костела, основанных в романский период: св. Климент в Климентской улице на Старом Месте и св. Филипп и Якуб на Арбесовой площади, к несчастью разрушенный в 1891 году. Расстояние костелов от ротонды одинаковое - 2400 м, и таким образом они образуют крест. Эти взаимосвязи говорят о ценных эзотерических способностях наших предков жить в единстве с небом, об их чувстве скрытого и явного. Нам только остается с удивлением восхищаться священной геометрией, формирующей духовное наследие Матери городов.

http://prahafx.ru

Символ Праги

Размышлять о Карловом мосте - значит рассуждать о целой Праге. Здесь присутствуют все основные слои города: древняя энеолитическая секира, извлеченная из русла под мостом, пожалуй, является данью богам вод. Принесение этой старой жертвы подобает букету, оставленному у подножия статуи Яна Непомцукого, или венкам, пущенным по воде во время весенних праздников.

От романского Юдитина моста остался подвал, часть пилонов, одна статуя и меньшая из Малостранских мостовых башен, но, тем не менее, ясно воспринимаем, что до моста времени Карла IV здесь был другой каменный мост, а до него деревянные мостики или гатевые дорожки. Хорошо чувствуется, что мост Карла стоит не у начала существования этого места, а где-то посередине.

Уже много раз говорилось, что у исторической Праги много слоев. Можно выделить два основных духовных направления - умеренную призрачную готическую душу и богатую скульптурную душу барочную. На мосту мы обычно смотрим вокруг себя или на статуи, не замечая сам мост.

Много раз я пытался представить себе мост без статуй и смотреть на него глазами храмовой символики. Искатели таинственности в первую очередь сосредоточиваются на символический зверинец фантастических животных и лиц, а главная тайна готики лежит, пожалуй, в соединении пропорций ежедневного органического мира с благородным (величественным) миром небесных чисел, в некоей естественной гармонии, которая приятна мирам видимому и невидимому; в использовании геометрии, которая жива и натуральна, в то время как геометрия многих современных построек холодная и как бы враждебная жизни.

В основе красоты моста пропорции его арок и пилонов, некоторая нерегулярность и изогнутость против течения, умеренный подъем от Малостранских мостовых башен и потом опять, почти незаметный путь под гору на староместской стороне. Если человек научится смотреть на основную массу моста как на ритмичный шаг упрощенных пилонов кафедрального собора, то почувствует удивление, которое его, однако, притягивает к Богу не вертикальной высотой храмового нефа, а обычными, и все же удивительными сторонами жизни на земле. Священность собора происходит в торжественные моменты, священность моста относится к повседневной жизни и касается людей так же, как коней или стада скота, которые гнали через мост еще в 19 веке.

На этот готический «пьедестал» привиты барочные почки скульптур, при этом способом, который дополняет средневековую основу. Девятнадцатый век заявил о себе несколькими строгими статуями и памятником Карлу IV на площади Кржижовников (Крестоносцев). Установка памятника, отлитого в Германии, сопровождалась скандалом патриотов, который мы сможем понять, если посмотрим на статую от входа в костел Крестоносцев. Патриоты тогда говорили: «Посмотрите, что нам устроили немцы! Карл IV, отец страны, а что делает? Мочится на тротуар!». Люди, которые еще в 19 веке привыкли оценивать обзор доминант, размещение построек и памятников в городе и на ландшафте, не могли не заметить, что учредительная грамота Карлова университета, которую Карл IV держит в руке, в этом очень важном ракурсе производит совсем иное оптическое впечатление…

В 20 веке и сейчас на мосту присутствуют продавцы сувениров, джазовый коллектив, поблизости от моста - продавцы чешского хрусталя из Азии и копии русских военных фуражек и орденов. Поль Валери написал фразу о греческом искусстве, которую можно применить и к этому в основе готическому мосту: «Отличие греческого искусства от искусства восточного заключается в том, что это последнее стремится лишь доставлять наслаждение, тогда как искусство греческое добивается красоты, - иными словами, наделяет сущее формой, которая должна свидетельствовать о мировом порядке».

Соединение вертикали с горизонталью

Горизонталью является разлитая поверхность Влтавы и тонкая кривизна моста, которая, как параллельная линия, дублирует поверхность воды. Вертикалью являются обе монументальные башни. В символическом смысле горизонтальные линии представляют спокойствие, примирение, тишину и повседневную жизнь на земле. Вертикальные линии - это подъем, движение души к Богу, королевское величие и вообще все формы власти.

Обе, как и в жизни, взаимно переплетаются. Горизонтальный мост расчленен вертикальными пилонами, а башни состоят из сфер или сегментов иерархического мироздания, разделенных горизонтальными карнизами.

Священность и повседневность, великие чувства и их пародии, слезы и смех над собственными слезами являются основными чертами европейской средневековой цивилизации, которая невероятно старательно строит нечто, над чем потом в то же время и потешается. Это не забава, а скорее гротеск, т.е. соединение комических элементов и экзистенционального страха - будто бы средневековые ученики исполняли в костеле мистерии, а потом они же вышли на рынок и сыграли пародию на них.

Важно не поддаться иллюзии, что мост со своими башнями, кроме технических и представительских функций, является носителем неких герметических и магических тайн или космических взаимосвязей. Несомненно, является, но при этом содрогается от смеха Пантагрюэля, который наиболее понятен при взгляде на лица масок на углах под крышей Малостранской мостовой башни.

Мост населен не только королями и святыми, но подобно кафедральным соборам, и удивительными животными и сомнительными созданиями. Если мы посмотрим с моста на Малостранскую башню, левая маска карниза принадлежит красиво исполненному зеленому человеку, из уголков уст которого растут зеленые ветви, дающие понять, что листья являются словами зеленого человека. Большинство этих мотивов плохо видно без бинокля. Сомнительные создания были изображены не для пешехода, а для демонов воздуха, самого Бога, от радости творчества.

И у саркастического смеха, который звучит над мостом, трактирный и небесный порядок, который интегрирует горизонталь и вертикаль жизни.

Мост как пряжка на тунике, соединяющей два берега

На большинство городов мы смотрим с какой-нибудь башни или вершины. На Прагу, как ни странно, чаще смотрим с воды, будь то с набережной, но эти виды не полны и показывают лишь часть города, или с Карлова моста. Все остальные перспективы, с башни Петршина или рампы перед Пражским Градом, хоть и красивые, но менее популярные. Наиболее красивый вид на Прагу открывается терпеливому пешеходу, который поднимется на вершину Sacré Coeur над Смиховским Ангелом, а потом пройдет по горизонтальному пути по петршинским садам до Погоржельца. Здесь Прага на время скрывается в застройке Градчан, потом снова появляется в Королевском, Зейеровых садах и от Ганавского павильона.

От края Летны с тихой радостью следуем мелодичной линии мостов над Влтавой. Не спеша проходим по Летенской возвышенности до костела св. Климента. Мы уже три часа в пути, центр Праги мы видели почти со всех сторон, а кроме того всю дорогу мы были в обществе утешительных деревьев. С зеленых вершин, обрамляющих пражскую котловину, хорошо видно, что Карлов мост является некой пряжкой на тунике, которая держит весь город, чтобы он не разлетелся в разные стороны, как в Будапеште. Как пара, которой всегда есть что сказать друг другу, а не как сладкая Вена, которая избавилась от Дуная и вывела его далеко за исторический город, а теперь сиротливо говорит о красоте напрасно ушедших лет и размышляет, как соединить свои несовместимые берега. Влтава Прагу соединяет, Дунай Братиславу разделяет, и похожее впечатление возникает в Риме и в Лондоне - там два берега, будто два мира, которые завидуют друг другу, как старые соседи. Водная поверхность Влтавы, самая широкая как раз на месте Карлова моста, отражает город, и это отражение приближает берега друг к другу.

Мост как святое место

История св. Яна Непомуцкого является характерной для пространства Центральной Европы, содержащего в себе политическое убийство и чудо. Как не признавать слабого, забитого произволом властей человека? В набожном народе на доброго Яна из Непомука перемещен и элемент сопротивления против «тех наверху». Это соединение разных политических, культурных и религиозных мотивов как бы формирует из моста феномен, у которого много лиц. Железнодорожный мост или, например, мост Сватоплука Чеха может быть красивым, но им недостает значимости, жестокости и трансценденции Карлова моста.

Мост как место смерти Яна Непомуцкого был также и святым местом. Если бы святой умер где-нибудь на суши, построили бы там костел. На мосту это невозможно.

Но и современные туристы в некотором роде паломники - хотя и заглядывают в магазинчики, но все же чувствуют какое-то дуновение истории и трепет спасения, благодаря которому, возможно, и приехали.

Жить с мирозданием и стихиями

Зденек Горский и Милан Шпурек выявили одну из удивительных черт моста. Это космический размер постройки, связанный с закатом солнца в день летнего солнцестояния. Если в этот день в 20 - 20:30 час. наблюдать закат солнца под Староместской мостовой башней, то можно увидеть, как солнце, приближась к земле по широкой дуге, прорежет купол главной башни кафедрального собора св. Вита и приближается к месту, где находится алтарь с останками св. Вита. Св. Вит на Староместской мостовой башне изображен с веткой мученика как покровитель моста между статуями Карла IV и Вацлава IV. В связи моста и кафедрального собора, двух построек, посвященных св. Виту, просматривается космическое зрелище. Это случайность или наследие еще дохристианских времен, когда планеты и звезды были друзьями, богами и указчиками времени, уточняющими дату вспашки, посева и войн?

Здесь мы оказываемся на очень зыбкой почве сравнительной антропологии, но выскажем хотя бы гипотезу. В Китае или Монголии брод обозначают грудой камней или вехой. На более часто используемых бродах веху выделяют, например, цветными полосами или на ее месте ставят какой-нибудь алтарь. Алтарь отчасти указывает на расположение брода, отчасти это место для мелких пожертвований.

Река находится во власти какого-нибудь речного бога, которого можно представить как удивительного белокурого мальчика под фигурой св. Криштофа в храме св. Барборы в Кутной Горе. Этому «речному богу» надо заплатить за проезд по его территории, подобно тому, как платят дань светским королям. Какое-либо ритуально-ориентационное обозначение брода, особенно важного брода, в сущности, является правилом без исключений. Так у нас имеется один пункт космической драмы заходящего солнца.

Другой пункт лежит на вершине возвышенности Града. Летенское напластование, образующее эту возвышенность, имеет тенденцию создавать устойчивые невысокие скалы. Думаю, что люди, которые жили в дохристианское время, привыкшие наблюдать за положением солнца хотя бы потому, что у них не было лучшего календаря, заметили случайное явление. Если они смотрели от гипотетического алтаря на берегу реки, то под определенным углом наблюдения солнце заходило за некой скалой или за визиром между скалами за возвышенностью Града. Фундамент кафедрального собора здесь очень неглубокий, и можно весьма уверенно предполагать, что там существовал какой-нибудь небольшой скальный выход. Эта природная диспозиция, сохраненная в коллективной памяти, могла лежать в основе зрелища солнцестояния во время правления Карла.

Мост связан с Солнцем, а значит, и с огнем, львом, победой, Христом и вообще небесным миром. Мост также стоит над водами, его обтекают воздушные массы, он раскрывает пространство узких улочек и дает возможность увидеть зеленую поверхность Петршина. Мы на мосту в центре большого города, поэтому мы некоторым образом на природе, с птицами в воздухе и рыбами в воде.

На этом солнечном мужественном мосту статуй мужчин больше, чем статуй женщин. Заметно отсутствие некоего выразительного марианского места или смягчающего женственного элемента, связанного с рекой, что до некоторой меры компенсирует укрепленный участок иоаннитской, позже мальтийской резиденции и костела Девы Марии под цепью на малостранской стороне моста. Возможно, это потому что мосты должны быть сильными, чтобы противостоять наводнениям и глыбам льда.

Если над этой темой задумаемся глубже, отложим великие слова и возвышенные мысли, то не избежим чувства, что где-то посередине Карлова моста над широко разлитой Влтавой лежит не только центр Праги, но и протекает тысячелетняя история Чехии. Большинство чешских поэтов и гостей из-за границы смотрели на текущую реку и размышляли не только о мосте и соседних зданиях, но и о памяти, о трагической судьбе чешского народа.

Из исторических описаний лондонских или парижских мостов слышим галдеж торговцев, крики пловцов на лодках и воспринимаем яркие толпы людей, полные живого движения. На пражском мосту среди каменных святых мы мечтательно смотрим в волны и тихо размышляем о течении времени, давних надеждах, а иногда и о близости берега и смерти, которая приносит тишину и успокоение. Кафедральный собор слишком великолепен, а Староместская площадь слишком часто была центром беспокойства, революций и казней, чтобы могли выразить полное впечатление от Чехии и ее истории. На Карловом мосту присутствует не только история, но и нечто более старое - стихии: широкое пространство воздуха и успокаивающее обмывание волн, которые смягчают старые раны, при этом не забирая блеск былой славы.

Вацлав Цилек

Девиз, который перестает действовать

"...пражский народ любит Вацлавскую площадь. Ни одна из улиц нашего города, ни один памятник, ни один костел, ни один уголок не прирос к его сердцу так сильно, как Вацлавская площадь. Сюда ходят работать, развлекаться, поболтать, изменяться, поесть, демонстрировать, внушать. На Вацлавской площади пражанин как дома, здесь соединяются все слои, все классы. Вацлавская площадь дает пражанину иллюзию, что он живет в столице мирового значения, на Вацлавской площади находится люкс, жизнь и пространство, ему нравится изогнутая линия ее местности, последовательность фонарей и витрин, скульптура покровителя, отели, дворцы и даже Музей»
В.Нефф

Сфинкс без загадки?

С точки зрения современной истории Вацлавская площадь принадлежит к действительно тайным местам, потому что именно здесь происходили все судьбоносные перевороты в истории народа, но ее таинственность типа сфинкса без загадки. Это единственная большая пражская площадь без костела. О ней не написан ни один туристический путеводитель, хотя, например, о небольшом храме Кирилла и Мефодия на Карлине существует целых три. Она не имеет форму настоящей площади. Ее здания, возможно, хорошо построены, но интерес вызывают только у архитектора специалиста. И тем не менее на этом месте уже от 1848 года, «Весны народа», проходили почти все революции и демонстрации, касающиеся бытия народа и государства. Здесь писалась история возникновения государства в 1918 году и его гибели в начале войны. Здесь приветствовали Т.Г. Масарика и Чехословацкий корпус. Площадь видела танки и венки к гробу Алоиза Йирасека, Эммы Дестин и Ярослава Врхлицкого. Здесь живой факел Палаха дополнил бронзовый факел правды Гуса на Староместской площади. Здесь ликовал Гагарин, кланялся Далай-лама и американский президент звонил в колокол свободы. Каждый пражанин и каждый деревенский житель, приехавший в Прагу, должны иногда приходить на площадь, чтобы здесь обновить отношение к великому миру проблематичного Прогресса и к не менее проблематичному сердцу Нации.

Сюда приходят спонтанно. Сюда приходит «народ», не переносящий руководство сверху и запланированные акции. Чем меньше о площади пишут в монографиях, тем чаще о ней читаем в газетах. Сюда приходят жить, сюда не приходят на экскурсию. Это характерное пространство современного периода - индивидуальное и лишенное сакральности. Здешние постройки, скорее, пропагандируют сами себя, чем сотрудничают со строительством общественного мира. На площади господствует музей, который больше «национальный», чем «музей». Стоит на площади святой, который более покровитель нации, чем христианский мученик. Он более чешский, чем католический.

Если речь идет о новых вещах, история не бывает хорошим выходом, потому что связывает, а иногда и дробит. Современный период возрождения чешского народа в 1848-1989 гг. потребовал пространство, которое не слишком оригинальное, которое хоть и старое, но не отсылает к прошлому и не связано величием церкви. Место, где слабое, но живое будущее не имеет конкурента - мощное прошлое. Новое время потребовало отделиться и быть самим собой. Тем самым оно приобрело силу и заплатило утратой того хорошего, что ему могли предложить традиции - порядок и добрые нравы. С течением времени произошло разделение функций - на верхний конец площади приходит революция, демократия, свобода, а на нижнюю часть того же пространства «американизм» (вздох Гавранека 1930 года), черный рынок и наркотики. Это ось, на которой поместилось слишком много вещей.

Основание

Основание Нового Места Пражского императором Карлом IV в 1348 году - уникальное градостроительное деяние как по размерам, так и по идейному содержанию. В 14 веке нигде в Европе не был основан город сравнительных размеров. Ширина вновь проектируемых улиц была, например, во Флоренции 7 м, а в Праге - 27! Сама Вацлавская площадь была по размерам среднего средневекового города. План Нового Места является комбинацией сложной священной геометрии и выдающегося размещения в действительной местности, и это как в смысле природной геоморфологии, так и привязки к старой застройке.

Основной мерой города является провазец (provazec) длиной 30,7 м. Размер Карловой площади 18 х 4 провазца, Вацлавской - 22 х 2. Нове Место состоит из трех прямоугольных по-разному повернутых городов. В центре оно разделено Вацлавской площадью, направленной по радиусу к центру Старого Места. Вацлавская площадь является границей между церковными приходами. Центр южной части Нового Места - Карлова площадь (Скотный рынок). Эта часть города построена по плану действительного, исторического Иерусалима до той меры, что здесь повторяются размеры участка храма и главных улиц. Время Карла IV было так одержимо Апокалипсисом, что пыталась здесь создать «Вечный город» - Новый Иерусалим.

Южная часть Нового Места имеет сакральный характер, созданный основанием новых костелов, формирующих над городом огромный крест, близостью Вышеградского пути.

Вторая половина Нового Места, т.е. к северу от Вацлавской площади, профанная. Застройка низкая, с учетом бедняков, ремесленников и рабочих людей. Ее центром является Сеноважная (Сенная) площадь, на которой города далее распадается на две меньших прямоугольных сети. Здесь не рассчитывают на мистерию, ни на торжества, а вновь был построен единственный костел - св. Индржиха, и единственный монастырь - св. Амброуза у нынешних Гибернов.

Оси всех трех главных площадей Нового Места пересекаются на месте костела св. Гавела, из чего можем сделать вывод, что город был планирован с башни этого костела. Это положение делает из него действительный центр Праги, а если Прага - ценрт Европы, то и Вацлавская площадь - центр Европы. Торговля конями и разными предметами концентрировался в нижней части площади. Верхнюю не использовали до середины 20 века. Даже виселица, а позже и скульптура св. Вацлава стояли под линией соединения Водичковой и Индржижской улиц. Это важно, потому что эту точку следовало бы обновить как место встреч. Площадь закрывалась готическими городскими воротами, которые были снесены в 1876 году. В Праге очень высокая концентрация исторических памятников также и благодаря размаху градостроительного плана периода Карла IV - город перерос свои крепостные стены в середине 20 века.

Название

Название Конский рынок использовалось еще в средние века. Новое название предложил Карел Гавличек Боровский 16 марта 1848 года. На то было несколько причин. Собрание проходило на Святовацлавских водах, речь шла о независимости чешского народа. Кроме того, было неподходящим, чтобы патриоты встречались «вместе с конями» на рынке - гораздо лучше у своего покровителя на Вацлавской площади. Название появилось в политической атмосфере первой чешской весны.

Поединок святых

У чехов два самых великих национальных святых, которые боролись за площадь. С точки зрения народа св. Вацлав - защитник правитель от Бога. Он стоит близко к кристаллизационному центру Чешского королевства, которое охраняет от врагов. Традиционно враги - это соседи, а т.к. Соседи чехов немцы, так тем более (особенно после прусских войн) покровитель приобретает национальный характер. Скульптура св. Вацлава работы Бендла стояла на площади с конца 17 века. Спустя 200 лет она перестала соответствовать. Она была слишком красивая, поэтичная, религиозная и наивная. Поэтому была перенесена туда, куда больше подходит - на Вышеград. Если мы хотим сравнить дух прошлого и современности, достаточно посмотреть на две скульптуры.

В 1866 году австрийское министерство обучения заказало конную статую св. Вацлава Йозефу Мыслбеку, личности, основавшей чешское ваяние и никогда не перешедшей новоренессансный взгляд на мир. Деньги были выделены в 1892 году, а памятник был отлит спустя еще 16 лет. Последняя скульптура, св. Войтех, была установлена после первой войны. Мнение, как должен выглядеть памятник, развивалось течение несколько десятилетий. Эпизод об отшельнике Иване, который предполагался четвертой фигурой, убедительно показывает, как национальный и государственный характер места обозначил вид памятника. Св. Иван - милый, не совсем исторически подтвержденный персонаж святого-отшельника, жившего в пещере. Каждый отшельник немного анархист, который не желает иметь ничего общего с истеблишментом, хотя это и истеблишмент 9 века. Для памятника требовалась более государственная личность, которой стала св. Анежка Чешская.

Второй святой, скульптура которого стояла на площади, - Ян Непомуцкий. Он тоже национальный святой, но в другом смысле. Чехи после Тридцатилетней войны душевно деклассированы. У них клеймо еретиков. Канонизация Яна Непомуцкого возвращает их в европейскую католическую семью как (почти) равных к равным. Это реабилитация народа, страдающего определенным комплексом из своей истории. Ян не такой, как Вацлав. Он, скорее, друг молодежи, страдающей от тех, наверху, как Непомук, замученный королем. Недопустимо, чтобы на одной территории была скульптура правителя Вацлава и скульптура священника, замученного другим правителем Вацлавом. Бой проигран, и он вытеснен, для полной уверенности аж до Жебрака.

Вышеград и площадь

Вышеград - место мифов, Град - королевской власти, а Площадь - народной власти. При зарождении народа, при обновлении королевства Вышеград играет тайную роль котла, в котором варится идея. На Площади она прозвучит. Вышеград - тихий сообщник площади, место молитвы и медитации, которая на площади превратится в действие. Душан Тршештик даже размышляет о том, что духовный центр Чехии переместился с горы Ржип на Град, а оттуда на Вацлавскую площадь.

Центры и зоны

У Вацлавской площади три зоны в одной. Мустек, который действительно был мостом через городской ров, принадлежит, скорее, к Старому Месту и Золотому кресту улиц, Окружающих бывшие крепостные стены Старого Места. Мустек - это мост между старой и новой историей, между вечным порядком и современным беспокойством. Мартин Хайдеггер пишет о мосте: «Мост предоставляет потоку его путь, и при этом дорогу смертным, чтобы шли от местности к местности... Ведома им его перекрывающая пространство арка или они забывают, что постоянно находятся на пути к последнему переходу, они все-равно постоянно стремятся к преодолению своей обыденности и злополучного упадка, чтобы дойти до спасения Божьего. Равнодушно, осознают ли его присутствие и благодарно, ясно себе представляют, как скульптуру святого на мосту, или оно остается для них закрытым, а то и вовсе отодвинутым в сторону. Мост - встреча неба и земли, божественного и смертных; он накапливает это у себя и по-своему». Этот отрывок мы бы с удивлением читали на Карловом мосту, а не на Мустеке, к которому он не очень подходит.

Здесь мы, скорее представим различные группы, направляющиеся на площадь. На Мустеке они сливаются в один народ, под Конем проведут свою историческую работу, а потом опять разойдутся группами со своими партикулярными интересами. Мустек сегодня живая и хорошо функционирующая часть города, пострадавшая только от одной большой утраты - перестройки «Коруны».

Второй зоной является нижняя часть Вацлавской площади между Мустеком и Водичковой улицей. Сегодня это одна из запущенных частей площади, которую проходим по делам, но на которой не задерживаемся. Тротуары слишком узкие, автомобили мешают пешеходам. Центр площади засажен бессмысленными кустами, называемыми «Штроугаловы сады», первоначальной целью которых было помешать сборам демонстраций. Нижняя часть площади заканчивается барьером ограждений и баррикадой входа в метро. Здесь не хватает культуры и здесь невозможно поесть. Однако, долгое время это была самая благоустроенная и людная часть Праги.

Третьей зоной площади является верхний «Вацлавак» между Водичковой улицей и Музеем. Это богатое и сложно структурированное пространство. Его естественными центрами являются скульптура национального святого, Музей, первоначально задуманный в духе поздних идеалов французской революции как храм духа народа, музыкальная, бальная «Люцерна» и магазины. Все это связано сложнейшей системой проходов, которые когда-либо были в европейских столицах. По центру площади тянется пешеходная зона, умело блокированная искусственными преградами. Магистраль отрезает площадь от остального мира, и человеку не остается ничего другого, как спуститься в преисподнюю метро. Один студент сказал мне: «Мне всегда казалось, что текущая вода в какой-то мере очищает пространство. Так мне пришла мысль, что бывший режим постепенно ликвидировал всю текущую воду, как в фонтане перед Музеем. Верните ее, пожалуйста».

Легенды и привидения

Один из методов получения смысла места - обзор преданий, количество и подоплеки которых нам указывают потоки воображения. Если на Вышеграде можно насчитать 60 привидений, то на Вацлавской площади встретим едва три заброшенных персонажа. Это дух самоубийцы Балцарека, который в 1862 году бросился с Конских ворот. Привидение торговца конями в свое время появлялось в бывшей пивной в cp 805. Милым фольклорным персонажем является домовой Балтазар, который тайно отпивает пиво в доме cp 824 «У Шенфлоков». Это типичный чешский персонаж, созданный для затуманивания действительных причин убыли алкоголя.

Genius loci, или о настоящем правителе Чешской земли

Хитростью площади, а возможно, необходимым условием ее назначения, является отсутствие genius loci так, как его обычно понимаем. Вацлавская площадь не является местом истории, медитации, тихой задумчивости. Это место, куда, более или менее обосновано, приходят погалдеть, пошуметь. Здесь вспоминает только о живых делах, здесь живем.

Это место не подходит для фантазии или поэзии.
Здесь, в шуме, реализуется то, о чем когда-то мечталось где-то в тишине.

Планировочно это - середина города, по-человечески - посредственность. Поэтому место касается духа народа. Возможно, с ним так же, как с Новым Местом, которое площадь делит на профанную и сакральную части. Возможно, она лежит на интерфейсе духа народа, на месте, где сны поднимаются из духа и кричат, как новорожденные, вступающие в мир.

Площадь - медиум, она - посредник вещей, которые возникли в иных "power spots", были ли то места молитв или действий. Здесь вещи становятся видимыми.

Провинциал, приезжающий в Прагу, должен посетить Вацлавскую площадь. Он здесь не смотрит на скульптуры, не восхищается панорамой, он вдыхает атмосферу не города, но столицы. Если Прага столица, то она является ею, прежде всего, на Вацлавской площади. На Староместской площади она сама собой, в других местах провинция.

Отход старых времен

Это город прибытия, идет ли речь о демократии, Далай-ламе, наркотиках или русской мафии. Это место, которое сегодня мало кто на самом деле любит, но которое должно здесь быть и дополнять таинственную Прагу, пассивную, бодрствующую и грезящую.
Это место не для знатоков, оно для тех, кто не знает.

Это инкубатор будущих свобод, будущих несправедливостей, и было бы еще хуже, если бы за здешними делами не наблюдал св. Вацлав, хотя здесь он более правитель, чем святой.

Карл IV поместил корону чешских королей на череп св. Вацлава. Вацлав только предоставляет власть королю или правителю. Проводить демонстрации под скульптурой Вацлава означает просить быть услышанным настоящим правителем Чешской земли. Стояние здесь в задумчивости является молитвой настоящему королю, а факел Палаха стал холокостом. Борьба за статую - борьба за положение у двора. Так работают символы.

Высокопоставленный чиновник одного из банков на площади сказал: «У нас будет постоянный интерес к этому месту, потому что кто владеет Вацлаваком, тот владеет всей страной».

Václav Cílek