Золото – вот то магическое слово, «которое гнало испанцев через Атлантический океан; золото – вот чего первым делом требовал белый, как только ступал на вновь открытый берег». Это неудержимое стремление к золоту вызывало у завоеванных народов даже некоторое недоумение и изумление. Известно, что на вопрос одного индейца, почему белые люди так жаждут золота, Кортес вынужден был ответить: «Они страдают особой болезнью сердца, излечить которую может только золото».
         Чтобы завладеть индейским золотом, конкистадоры даже раскапывали могилы и извлекали оттуда много драгоценных предметов. Впоследствии ученые подсчитали, что за годы завоевания у ацтеков было захвачено золотых вещей весом 3547 килограммов и почти столько же серебряных. Многие из них были отправлены в Европу, где и были переплавлены.
         Все современники, видевшие привезенные из Нового Света ювелирные произведения ацтеков, восхищались работой индейских мастеров. «Я не удивляюсь золотым и драгоценным камням, – говорил Петер Мартир, один из первых историков Нового Света, – но мне поистине изумительно было видеть мастерство, превосходящее материал… Я никогда не видел какой-либо (подобной) вещи, красота которой могла бы так прельщать людей».
         К числу таких бесподобных вещей относится и хранящееся в Эрмитаже «Ацтекское золотое нагрудное украшение». История этого украшения малоизвестна. В Эрмитаж оно поступило в 1926 году, а до этого хранилось в Строгановском дворце-музее, следовательно, принадлежало к мексиканской коллекции Строгановых. Скорее всего, ацтекское украшение было приобретено у парижского антиквара Э. Бобана, который имел большое собрание памятников древней Мексики.
         Это украшение представляет собой большой бубенец (5,5 х 4,1 сантиметра) с широким щелевидным прорезом внизу. Внутри бубенца находится небольшой шарик из красной меди, и при потряхивании бубенец издает короткий мелодичный звон.
         Верхняя часть бубенца украшена головой воина с раскрытым ртом (у него даже видны зубы), длинным прямым носом и широко раскрытыми глазами. Над узким лбом воина с резко очерченными надбровными дугами видна часть волос, выполненная в виде рельефного жгута с насечками; в ушах воина – крупные дисковидные серьги. На его груди, которая одновременно является и верхней частью бубенца, рельефом изображено какое-то украшение в виде овальной вытянутой пластины, покрытой горизонтальными извилистыми линиями.
         На голове воина надет шлем в виде орлиной головы с широко раскрытым кривым клювом, так что само лицо выглядывает между двух его половинок. Над клювом изображены глаза и перья орла, которые переданы извилистыми полосками проволоки. В верхней части украшения находятся два массивных кольца для веревки (или цепи), на которой это украшение носилось.
         От боков шлема отходит плоская, прорезная, прямоугольной формы рамка, изображающая пышный султан из перьев, каким обычно украшались шлемы. Пучки перьев спускаются вниз до половины туловища, а с левой стороны шеи отходит вниз небольшое продолговатое украшение из перьев в виде крыла.
         В правой руке воина, согнутой в локте и поднятой вверх, – небольшой жезл, украшенный в верхней части тоже пучком перьев и охватывающим его кольцом. В левой руке, опущенной вниз, воин держит три дротика, а выше их (на кисти руки) надет небольшой щит, также украшенный по краям перьями.
         Ацтекское нагрудное украшение было отлито из высококачественного золота блестящего желтого цвета способом «потерянной восковой формы». После отливки бубенец был зачищен, детали его в нескольких местах (лицо воина и его шлем) доработаны резцом и отшлифованы. При изготовлении украшения мастер использовал крученые нитки, покрытые воском, они-то и создают впечатление филигранной техники.
         Но какое же практическое назначение было у этого бубенца? Был ли он простым украшением любого индейца или использовался только для определенных целей?
         В ацтекском обществе, как известно, воинскому могуществу и отваге придавалось очень большое значение. Для особо отличившихся в боях воинов был создан особый ритуал, и заслуги воина рассматривались в прямой зависимости от числа взятых им пленников. Даже переход из группы юношей в группу воинов был связан со взятием в плен первого пленного. Кроме того, и здесь существовали своего рода различия, например, взят ли пленник при помощи товарищей или без нее. Если молодой ацтек действовал с помощью других, то обязан был привести сразу шестерых пленных. Только после этого юноша переходил в группу воинов и получал все права взрослого мужчины. Но если юноша очень долго не мог захватить пленного, его ожидал всеобщий позор: он считался «переростком» и обязан был носить детскую прическу.
         Молодого ацтека, захватившего пленного в одиночку, без помощи товарищей, приводили во дворец Монтесумы, где победитель после беседы с правителем получал ценные подарки. Вся дальнейшая карьера воина зависела от числа приведенных им пленных. Тот, кто пленил четверых или пятерых человек, получал звание «предводителя» и «право на циновку» (то есть право сидеть) в «Орлином доме» – на собраниях «воинов-орлов».
         В общество «воинов-орлов» допускались только знатные лица и их сыновья, все они имели привилегированное положение (освобождались от податей, могли иметь несколько жен, имели право носить одежду из хлопка). Воины-орлы имели свой храм, а во дворце правителя им был отведен особый зал. Все их привилегии были наследственными.
         В определенные дни члены такого союза устраивали культовые пляски, переодеваясь в костюм того или иного тотемного животного. Особую роль «воины-орлы» играли на ежегодном ацтекском празднике Тлакашипеуалистли. Одной из частей этого праздника было ритуальное сражение между пленными и «воинами-орлами». Для битвы пленные вместо меча получали палку, украшенную перьями, и легкий деревянный щит, а «воины-орлы» имели настоящее оружие. Естественно, что при таком соотношении сил исход ритуального боя был предрешен заранее. Но иногда мужество пленников было настолько велико, что битва продолжалась несколько часов, и, чтобы побыстрее закончить ее, со стороны ацтеков выступали уже несколько человек против одного пленника. Испанские завоеватели, познакомившись с этим ритуальным празднеством, назвали его «гладиаторским жертвоприношением». Сами ацтеки называли его «посыланием ацтекского человека наверх» (на небо), так как участвовавшие в нем пленные назывались «орлиными людьми».
         Одежда «воина-орла» состояла из шлема в виде головы орла, украшенного пучком длинных перьев, серег и других украшений. В ацтекских рукописях часто встречаются изображения таких одеяний, которые в качестве дани приносились побежденными племенами. Среди всего прочего в них упоминается и «золотой шлем с клювом орла, покрытый различным золотым шитьем,

В 1790 году испанский вице-король приказал замостить улицы Мехико и провести систему сточных канав. На площади Сокало появились беспорядочные на первый взгляд рвы. В юго-восточном углу площади, в тени Национального дворца – официальной резиденции вице-короля, в один из летних вечеров, когда заходящее солнце освещало все вокруг красноватым отблеском, стояла группа рабочих. Время от времени кто-нибудь из них останавливался, чтобы вытереть пот со лба или посмотреть на стоящий неподалеку кафедральный собор. Дренажные работы и были предприняты для того, чтобы уберечь собор, Национальный дворец да и саму площадь от периодического затопления.
         Работы продолжались несколько лет, в течение которых были найдены многие памятники давно позабытой религии ацтеков. Среди них статуя со змеиными головами вместо лица, а также темно-зеленая круглая гранитная глыба, весящая 24 тонны и имеющая 3,5 метра в диаметре. На этом камне располагались рельефные изображения, а в центре находилось нечто похожее на человеческое лицо – с высунутым изо рта лезвием ножа вместо языка. Вся остальная поверхность гранитной глыбы была украшена переплетающимися геометрическими фигурами. Этот монолит ученые назвали впоследствии «Камнем Солнца» – отчасти из-за сходства с солнечными часами, но чаще его называют «Календарным», так как на нем изображены символы 20-дневного ацтекского календаря.
         Позже стало известно, что это не просто календарь. Резные изображения на камне представляют собой общемировые события: они указывают не только на прошлое, но и на то, что ожидает Вселенную в будущем.
         Надпись на камне гласит, что человечество живет в Пятой эре. Первая эра называлась «Четыре оцелота», по имени оцелотов – диких кошек, истребивших племя гигантов. Вторая эра – «Четыре ветра» – закончилась ураганами и превращением людей в обезьян. Третья эра – «Четыре дождя» – закончилась всемирным пожаром от огненного дождя. В это время падал с неба каменный дождь, камни кипели и превращались в скалы, люди гибли вместе со своим хозяйством и домами, и даже само солнце кипело. В четвертую эру – «Четыре воды» – небо сошлось с землей, даже горы ушли под воду, и вода оставалась неподвижной в течение 52 весен. Эта эра закончилась всемирным потопом и превращением людей в рыб.
         К моменту испанского завоевания ацтеки считали, что они живут в Пятой эре (она продолжается до сих пор). Эта эпоха, которую боги сотворили в 986 году, будет последней и завершится страшным землетрясением.
         Обо всем этом ученым рассказали геометрические фигуры, обрамляющие внутренний круг и символизирующие разрушительные силы, уничтожившие четыре мира. В квадратах помещены знаки ягуара, урагана, вулканического огня и ливня, а лицо внутри круга принадлежит богу Солнца Тонатиу.
         В древнем Теночтитлане (Мехико) главными еще были бог войны Уицилопочтли и бог дождя Тлалок. Два верховных жреца возглавляли отправление культа в их честь, а другие жрецы ведали храмом и культовым ритуалом каждого отдельного бога или богини. Во время совершения священных обрядов они облачались в одежды своего божества, как бы воплощая на земле его образ. Эти жрецы в свою очередь имели много подручных, а у последних были помощники из числа кандидатов на жреческие должности.
         Жрецы руководили всей духовной жизнью страны, и жизнь ацтеков представляла собой своего рода чередование ритуальных обрядов, которые рассчитывались все теми же жрецами с помощью сложных математических и астрономических вычислений.
         Основой религиозного культа являлся календарь, состоявший из двух частей: ритуальной последовательности дней и солнечного календаря. Солнечный календарь разделялся на 18 месяцев (по двадцать дней в каждом) и пятидневный несчастливый период. В этом календаре названия месяцев были связаны с различными сельскохозяйственными культурами и временем их обработки.
         Комбинация обеих календарных систем позволяла жрецам вести летоисчисление по системе не бесконечно возрастающих лет (как у нас), а разделять его на 52-летние циклы.
         Священный календарь, охватывающий период в 260 дней, складывался из 20 названий дней ацтекского месяца, сочетавшихся с числами от 1 до 13. Когда цифровой ряд кончался, то он тут же начинался снова, так как список дней по окончании повторялся заново. Таким образом, в 260-дневном периоде каждый день имел свое особое обозначение, которое достигалось сочетанием одного из 20 названий с одним из 13 чисел. По окончании одного периода без перерыва наступал следующий.
         Кроме того, этот священный период подразделялся еще на 25 недель по тринадцать дней в каждой. Неделя начиналась с первого числа и с того названия дня, которое приходилось в соответствие с периодическим повторением ряда названий дней. Ни один день священного календаря, таким образом, не мог совпасть с обозначением дня другой недели, так как одинаковое сочетание этих двух элементов никогда не могло повториться.
         Может быть, нам такое летоисчисление покажется сложным, но каждый день священного календаря ацтеков, по расчетам, был посвящен определенному богу или богине. Боги недель следовали в том же порядке, что и боги дней, только бог одиннадцатого дня пропускался, так что каждый, следовавший за ним, передвигался на одно место. Свободное место в 20-й неделе заполнялось двумя божествами, которые в эту неделю почитались совместно. Иногда вводились и дополнительные усложнения, и жрецы обязаны были за всем этим тщательно следить, чтобы чествовать своих богов и богинь в надлежащее время. Простым индейцам, прежде чем предпринимать какое-либо дело, следовало установить, какое божество надо умилостивить в этот день.
         Обо всем этом ученым рассказали и найденные при раскопках календари-справочники, которые были сделаны на бумаге из коры дикой смоковницы. После испанского завоевания Мексики последующие календарные списки были сделаны уже на европейской бумаге. Одна из таких древних книг представляла собой длинную полосу бумаги, выделанную и загрунтованную для последующей обработки и для удобства складывания (на манер ширмы).
         Каждой неделе в такой книге отводилось обычно две страницы (но бывало и по одной), на которых большой красочный рисунок изображал божество, которому была посвящена данная неделя. Другие фигуры представляли второстепенных богов и предметы их культа (курильницы для ладана, шипы и т.д.). Вся остальная поверхность листа разделялась на квадраты, в которых рисовались названия и числа дней, связанных с каждым днем того или иного бога (или богини), а иногда их науал – те птицы или животные, чей облик могло принять данное божество. Конечно же, таким календарем, в форме картинок без текста, мог пользоваться только посвященный жрец.
         Смену 52-летних циклов ацтеки праздновали очень торжественно, так как это была смерть одной жизни и переход к жизни новой. Мысль о том, что природа может не продлить их существование, придавала всей церемонии особую торжественность. Обряд «нового огня» состоял в том, что на храмовом алтаре тушили огонь, беспрерывно горевший 52 года, и зажигали новый.
         В течение пяти несчастливых дней последнего года цикла люди гасили очаги и разрушали всю обстановку дома. В эти дни народ постился и горько плакал, ожидая катастрофы. Беременных женщин запирали в сараи, чтобы они не могли превратиться в диких свиней, а детей заставляли бодрствовать и ходить взад-вперед, чтобы сон в эту роковую ночь не превратил их в крыс.
         На закате пятого несчастливого дня жрецы в торжественном облачении восходили на «Холм звезды» – кратер потухшего вулкана, который круто поднимается со дна долины Мехико и виден почти с любой ее точки. В храме на вершине холма они всю ночь тревожно вглядывались в небо, пока определенная звезда (Альдебаран) или звезды (Плеяды) не достигали зенита, возвещая, что мир продолжил свое существование.
         В тот момент, когда эти звезды переходили меридиан, жрецы хватали деревянное сверло для получения огня и зажигали «новый огонь» во вскрытой груди человека, принесенного в жертву. Весь народ – жрецы, вожди племен и простые индейцы – ликовал. Скороходы с факелами переносили священный огонь на алтари многочисленных храмов, а люди несли его к своих очагам. На следующее утро в знак признательности богам устраивались особые жертвоприношения: люди пускали себе кровь или умерщвляли пленников.
         В честь бога огня Уэуэтеотла ацтеки тоже совершали очень страшный обряд. Сначала военнопленные и взявшие их в плен воины совершали ритуальный танец в честь этого бога, а на следующий день пленники поднимались на вершину платформы храма, где им бросали в лицо порошок яутли (индейской конопли), чтобы одурманить перед ожидавшей их участью.
         Когда разжигался большой костер, каждый жрец хватал одного пленника и, связав ему руки и ноги, клал себе на спину. Вокруг разгоревшегося костра они танцевали танец смерти, во время которого бросали свои «ноши» в огонь. Но, прежде чем наступала смерть, которая могла бы прервать и без того страшные мучения несчастных пленников, жрецы вытаскивали их из огня большими крюками и вырывали сердца из обожженных тел.
         Священные календари рассказали ученым о многих ритуальных праздниках и обрядах ацтеков, даже игры и спорт имели у них религиозное значение, хотя, конечно же, были и забавой, и развлечением.

В 1897 году английские солдаты захватили город Бенин и начали набивать свои вещевые мешки экзотическими сокровищами. Так мир узнал о знаменитой бронзе Бенина. Примерно в это же время кладоискатели и авантюристы наводнили междуречье между Лимпопо и Замбези, и ошеломленный мир потрясло новое известие – об уникальных памятниках-сооружениях в Зимбабве.
         Изделия африканских народов заполнили самые дорогие магазины Парижа и Лондона, в которых можно было приобрести фигурки из черного и красного дерева, оскаленные маски, скульптуры воинов, охотников, женщин…
         К сожалению, очень много произведений африканского искусства было похищено или просто погибло в огне колониальных войн. Тем ценнее стали сохранившиеся и дошедшие до нас, и к их числу относится и скульптура Ифе – религиозного и культурного центра народа йоруба с древнейших времен.
         Иле-Ифе – старый город, может быть, самый древний в Нигерии. Он расположен в юго-западной части страны, и археология свидетельствует, что город существовал уже в VI веке нашей эры. На одной из центральных улиц Ифе, как святилище, небольшим холмиком отмечено место, которое называется Орун-Оба-Адо – «Небеса бенинских царей». Согласно традиции, здесь почти до середины XIX века хоронили останки (головы) царей Бенинского царства. Сюда их везли длинным и трудным путем, чтобы подтвердить происхождение Бенинской династии из Иле-Ифе.
         Таких городов, как Ифе, нет нигде в Нигерии. Это город-святыня, прародина народа йоруба. Согласно их представлениям и верованиям, Ифе – это центр Вселенной и то место, где по воле богов возникли первая суша, первые люди и первые звери. Может быть, современные нигерийцы видят в древних преданиях только иносказательность, но и они знают, что Ифе – это первоначальное ядро государственности и культуры народы йоруба.
         Священным царем, согласно древней традиции, является уни, воплощающий в себе здоровье и благополучие всей нации. Большую часть года, кроме государственных праздников, царь проводит в своем дворце. Если же он и появляется перед народом, то должен прикрывать свое лицо вуалью из бус, которые нитями свисают с его короны. Покидать пределы государства уни тоже возбранялось, и таким образом, на священного царя налагались многие запреты. Но все они имели ритуально-магическое значение, так как должны были обеспечить сохранность и действенность магических свойств, которые уни приобретал во время коронации. Так было в прошлые века, так остается и поныне, хотя время и внесло большие изменения в эти древние обычаи.
         Примерно в середине XIX века такой уни, правящий тогда в Ифе, преподнес Гильберту Картеру ритуальный табурет, вырезанный из кварца. Через 66 лет Г. Картер передал этот подарок в Британский музей, и европейцы впервые познакомились с памятниками материальной культуры Ифе (наряду с военными трофеями колониальных войск). Но тогда всерьез об открытии африканского искусства не говорили, долгое время этой культуре вообще отказывали в ее африканском происхождении.
         Подлинное открытие искусства Ифе состоялось в 1910 году. Третья германская внутриафриканская экспедиция, которую возглавлял археолог и этнограф Лео Фробениус, вела раскопки на территории города Ифе. Работать приходилось в трудных условиях, и скорее раскопки походили на «поиски сокровищ». Но Л. Фробениусу удалось найти терракотовые статуэтки и удивительную по красоте бронзовую голову, которая (по предположениям) изображала морского бога Олокуна.
         В последующие годы ученый нашел еще несколько терракотовых статуэток и бронзовых голов – столь же прекрасных, как и первые. Происхождение культуры Ифе и ее возраст сразу же стали предметом самых горячих дискуссий в ученом мире. Как уже указывалось выше, некоторые исследователи просто не могли примириться с мыслью, что африканская культура далекого прошлого могла создать такие шедевры, ведь тогда рушились бы все концепции об отсталости Африки. Сам Л. Фробениус в своей книге «Голос Африки» тоже доказывал, что культура Ифе – это отголосок средиземноморской цивилизации и что создали ее легендарные атланты. Он предположил, что город Ифе и прилегающие к нему районы являются «остатками древнегреческой колонии», которая возникла в XIII веке до нашей эры на побережье Атлантического океана.
         Вслед за Л. Фробениусом многие ученые среди возможных предков Ифе называли Грецию и Рим, Египет и Индию, государство этрусков и Персию, Нубию и страну Мероэ, даже португальцев, впервые появившихся на гвинейском побережье в XV веке, но только не самих африканцев… Кое-кто всерьез даже уверял, будто в Ифе когда-то забрел итальянский скульптор эпохи Возрождения, от которого и пошло это искусство.
         Сегодня уже общепризнано, что народы Африки внесли свой неповторимый вклад в сокровищницу мировой культуры. Ученые установили, что африканское искусство имеет тысячелетнюю историю, а тогда, в начале ХХ века, недостатка в теориях, объясняющих происхождение искусства Ифе, не было.
         Шли годы, раскопки продолжались, и вот в 1939 году было сделано новое открытие. И сделано оно было, как это нередко бывает, случайно. При постройке нового дома на месте давно разрушенного дворца в священной роще в Вунмонидже было найдено еще тринадцать бронзовых голов в натуральную величину, а также терракотовых голов и статуэток подобных тем, что нашел Л. Фробениус. В результате начавшихся раскопок были отрыты еще четыре головы и поясное изображение уни в церемониальном наряде.
         Эти находки тоже дали богатый материал для определения истоков культуры Ифе. Но где и когда возникло само государство, которому культура Ифе обязана своим происхождением? Среди множества легенд, рассказывающих о происхождении Ифе, ученых привлекли две, в которых (по их мнению) отражен первоначальный период существования государства.
         В одной из них рассказывается, что всемогущий бог Олорун послал на Землю своего сына Одудуву. Одудува спустился вниз по цепи, захватив с собой петушка, горсть земли и пальмовый орех. Мир тогда был весь покрыт водой, и Одудува высыпал землю в воду и пустил петушка, который своими когтями разрыхлил ее. Потом Одудува посадил пальмовый орех, из которого впоследствии выросло дерево из шестнадцати ветвей.
         Ученые предположили, что число ветвей означает число коронованных правителей государства Йорубаленд. Они также выдвинули гипотезу, что Ифе был уже большим поселением, когда с Востока пришел принц Одудува и захватил его. Семь сыновей Одудувы впоследствии стали править государством народа йоруба, а также и Бенином.
         Широкое распространение получила и другая гипотеза, согласно которой в результате происходившей в VIII веке миграции населения на африканском континенте большая группа людей переселилась из Северо-восточной в Западную Африку и создала там правящую династию Ифе во главе с Одудувой.
         Правитель Ифе был и религиозным главой государства, границы которого в древности простирались от берегов Нигера (на севере) до Гвинейского залива (на юге). В Ифе было столько богов, что едва ли не каждый день в году там проходили празднества. Казалось бы, что на первом месте в искусстве Ифе должны были стоять религиозные сюжеты и все произведения должны определяться строго религиозными догмами. Действительно, город Ифе был буквально переполнен скульптурными изображениями и памятниками в честь различных божеств. Поэтому авторы многих исследований считают, что замечательные бронзовые головы древнего Ифе использовались как культовые предметы.
         Однако в дальнейшем оказалось, что на самом деле ученым ни разу не попалось ни одного изображения религиозного персонажа. Все найденные до сих пор скульптуры представляют портреты обожествленных правителей, членов их семей, знаменитых воинов и выдающихся приближенных, поэтому при работе над скульптурами древние мастера большое внимание придавали реальному сходству.

Старинный польский город Краков, основанный около 700 года, располагался сначала на небольшом возвышении левого берега Вислы, которая разделяет город на несколько частей. У Кракова, как и у всякого древнего города, есть своя легенда.
         Польский князь Крак, добившись мира, все свое внимание уделил внутреннему устройству государства. Сначала на холме, омываемом водами Вислы, он построил королевский замок, затем для его безопасности и великолепия основал город, которому дал свое имя.
         Но вскоре Краков постигло страшное несчастье: под Вавельским холмом поселилось огромное чудовище – то ли змей, то ли дракон. Прожорливое чудище похищало крестьянский скот, а иногда даже и людей. Ненасытность дракона так измучила жителей Кракова, что они уже стали подумывать о бегстве из города. И тогда Крак повелел начинить предназначенную для кормления дракона падаль серой, воском и смолой, потом поджечь ее и бросить чудовищу. Дракон проглотил еду и вскоре испустил дух от жара, снедавшего его внутренности.
         Князь Крак правил государством мудро и счастливо, он жил долго и умер в глубокой старости. Чтя его память, благодарные жители Кракова похоронили князя с надлежащими почестями и в согласии с обычаем. А чтобы его могила жила в веках и чтобы потомки не забывали о ней, краковяне искусно и умело соорудили из песка курган такой высоты, чтобы вершина его возвышалась над всеми окрестными холмами.
         Постепенно Краков рос и расширялся, а во второй половине XIII века в архитектуре города появляется готический стиль, что позволило возводить здания значительной высоты. Новая готическая техника принесла с собой и новую конструкцию стен и перекрытий, а также высокие и большие окна. Так появилось прекрасное здание костела Девы Марии (Мариацкий костел) – самого известного готического собора Польши. В 1223 году епископом Иво Одровонжем при Мариацком соборе была основана самая старая приходская школа.
         Костел располагается на Главном рынке – самой большой, великолепной и величественной площади Кракова. Самая высокая башня Мариацкого костела (высотой 81 метр) была самым высоким строением в городе, и находилась она в ведении не церковных, а городских властей, так как играла роль сторожевой башни. С нее хорошо просматривались все окрестности Кракова, и, когда дозорный на Мариацкой башне трубил сигнал, ему отвечали трубачи с других башен. Тогда горожане спешно вооружались и занимали заранее условленные места на крепостных стенах.
         До сегодняшнего дня ежедневно каждый час появляется трубач на башне и трубит «гейнал» – старинную военную песнь польских рыцарей. Этот обычай сохраняется в Кракове в течение вот уже 600 лет (с небольшими перерывами), и, как в старину, трубач поворачивается лицом попеременно ко всем четырем частям света. А в двенадцать часов радио транслирует «гейнал» по всей Польше, потому что эта мелодия стала еще и позывными Краковской астрономической обсерватории как сигнал точного времени.
         Происхождение «гейнала» связано с эпохой татарских набегов, и древняя легенда рассказывает об этом так.
         Однажды находившийся на Мариацкой башне дозорный раньше других заметил приближение врагов и предупредил об этом горожан. Но ему не удалось до конца сыграть сигнал тревоги: татарская стрела пробила ему горло.
         В память об этом мелодия «гейнала» и сегодня внезапно обрывается, как в далеком прошлом внезапно оборвалась жизнь зоркого часового.
         У южного входа в костел висят средневековые железные оковы. В них в давние времена заковывали грешников и преступников, чтобы выходившие из костела набожные граждане могли их видеть и публично осуждать. Но на такой позор обрекались лишь тяжко согрешившие люди.
         Внутри костела огромный высокий неф (28 метров) замыкает радуга, за которой находится сияющий золотом великолепный алтарь работы Фейта Штоса,

Дети из города Фатима, свидетели явления Девы Марии
         След исчезнувшей в смутные времена революции Казанской иконы Божьей Матери обнаружился в небольшом португальском городке Фатима, о котором рассказали Н. Кривцов и Н. Рогинский – корреспонденты журнала «Вокруг света».