В 1701 году на руднике, расположенном на берегу реки Кришны, раб-индиец нашел необыкновенно большой алмаз. В состоянии крайнего изумления он поднял его и нерешительно начал оглядываться вокруг: за ним никто не наблюдал. Тогда невольник опять положил алмаз на то место, откуда взял его, а место находки пометил. Потом подневольный индиец нанес себе глубокую рану на бедре, но надсмотрщик все равно заставил его работать дальше, хотя и дал ему кусок полотна для перевязки.
         Когда наступил вечер, раб спрятал алмаз под повязку и в ту же ночь отправился к берегу моря. Там он встретил одного английского шкипера и открыл ему свою тайну – взамен за обещание помочь ему освободиться от рабства. Еще за камень индиец попросил небольшой денежный задаток, чтобы можно было прожить первое время.
         Заманив невольника на корабль, англичанин отнял у него алмаз, весивший 410 каратов, и продал его купцу Джамхунду – крупнейшему в то время на Востоке торговцу драгоценными камнями. А невольника-индийца, выйдя в открытое море, шкипер попросту выбросил за борт. Но полученные деньги вору-матросу не пошли впрок: быстро промотав их, он впоследствии повесился.
         Купец Джамхунд в свою очередь продал драгоценный камень – за 20,4 тысячи фунтов стерлингов – сэру Томасу Питту (отсюда первое название алмаза – «Питт»), губернатору крепости Сент-Джордж. Однако у сэра Питта было темное прошлое: прежде, чем стать губернатором, он был пиратом. И если губернаторство бывшие дружки ему еще как-то могли простить, то приобретение алмаза в 410 каратов – никогда.
         Когда в 1710 году сэр Питт возвратился в Англию, слух о приобретенном им алмазе уже достиг ушей лондонских директоров Ост-Индской компании. Бывший губернатор почти сразу же вынужден был вести жизнь скрытую и уединенную. Он не расставался с алмазом, и каждый раз, когда раздавался стук в дверь, был начеку. Ему никогда не доводилось провести две ночи подряд под одной крышей, и он никогда не оставлял известий о местах своего пребывания, постоянно меняющихся.
         А слухи о том, что сэр Томас Питт приобрел алмаз нечестным путем, продолжали распространяться. Чтобы хоть как-то оправдаться, он описал всю операцию купли-продажи, проведенную с Джамхундом, в «Европиен мэгэзин».
         Томас Питт понимал, что охотники за алмазом не оставят его в покое. Но однажды ему удалось тайно проникнуть к ювелиру, который согласился огранить камень. Работа продолжалась два года, и вот на ладонь владельца, сверкая совершенными гранями, лег бриллиант. Ничего более прекрасного до этого сэр Питт не видел, но ему нужны были деньги и спокойная жизнь. Ювелир связался с парижским дельцом Джоном Лоу, и тот предложил бриллиант регенту Франции герцогу Орлеанскому.
         Только тогда сэр Питт освободился от своих бесконечных мытарств, когда герцог Орлеанский (отсюда второе название камня – «Регент») купил алмаз для Людовика XV уже за 3375 тысяч франков.
         В 1791 году началась инвентаризация драгоценностей французской короны, которая проводилась по решению Учредительного собрания Франции. Она продолжалась до августа 1792 года, а проводили ее самые знаменитые ювелиры страны, которые оценили стоимость этого бриллианта уже в 12 миллионов франков. В течение всего времени инвентаризации, каждый вторник нового месяца, королевские драгоценности выставлялись для всеобщего обозрения под самой строгой охраной.
         После народного восстания в августе 1792 года и захвата парижанами королевского дворца Тюильри, где эти драгоценности хранились, выставка была закрыта. Коммунары опечатали двери кабинета, где были размещены корона, скипетр и другие регалии Бурбонов; золотой сундук, подаренный кардиналом Ришелье Людовику XIII; знаменитая золотая ваза весом 245 килограммов; алмазы, рубины, изумруды и другие драгоценные камни королевской сокровищницы.
         Утром 17 сентября 1792 года три стражника, назначенные Коммуной, во время осмотра вдруг обнаружили, что печать сломана. Замки оставались целыми и невредимыми, но помещения были опустошены, и все сокровища Бурбонов исчезли.
         Подозрение сразу же пало на самих стражников, и они были взяты под арест. На них писались доносы, но даже самые суровые допросы не дали никаких результатов. И вот в очередном из анонимных доносов был указан тайник в аллее Вдов на Елисейских полях. Однако это было одно из многих указаний, какие поступали в полицию со времени похищения. Сами полицейские уже устали от бесконечных обысков и раскопок, но на этот раз появилась надежда, так как тайник был описан довольно точно.
         И надежды эти сбылись: в выгребной яме в аллее Вдов были найдены драгоценнейший алмаз «Регент» и знаменитый кубок из агата и оникса.
         Невиновные стражники были освобождены, но возникло новое подозрение, что ограбление – дело рук врагов Парижской Коммуны. Некоторые даже стали думать, что унтер-офицер, ответственный за охрану королевской казны, сам запустил в нее руки. Подозрение это еще больше усилилось тем обстоятельством, что именно он нашел «Регент» и знаменитую вазу. Парижане даже дали этому унтер-офицеру прозвище «Агат».
         Однако вскоре были схвачены настоящие преступники. Главарь банды с четырьмя соучастниками были приговорены к смертной казни, а остальные члены банды к длительным срокам тюремного заключения.
         Но и это был еще не финал. Финал этой и без того детективной истории оказался поистине ошеломляющим. Через семь лет после осуждения грабителей состоялся судебный процесс над очередной группой фальшивомонетчиков. Среди обвиняемых был человек по имени Баба, вначале категорически отрицавший все обвинения. Затем он все-таки признался и даже дал показания. Особенно же «гениальной» была его речь о самом себе.
         «Уже не первый раз, – говорил Баба, – мои показания приносят пользу обществу, и если я теперь буду осужден, то подам королеве прошение о помиловании. Потому что без меня Наполеон не получил бы трона,

Афганистан, расположенный в самом сердце Азии, давно уже привлекал внимание историков и археологов своими древностями, но широкомасштабные археологические раскопки начались здесь лишь после Второй мировой войны. Одна из особенностей древней истории Афганистана – наличие в ней различных культур, одной из которых являлась бактрийская цивилизация. До сравнительно недавних открытий советских археологов никто из ученых не предполагал, что в Бактрии существовал своеобразный очаг древней металлургии. Сотни медно-бронзовых изделий: орудия труда и всевозможные украшения, тяжелые церемониальные топоры со скульптурными изображениями птиц, животных и людей, золотые и серебряные сосуды с чеканными, гравированными сценами – все это выходило из древних бактрийских мастерских.
         В 1978—1979 годы на севере Афганистана, на холме Тилля-тепе, производились раскопки, во время которых археологи обнаружили богатый некрополь с княжескими, а может быть, и царскими погребениями. В шести могилах было найдено около 20 000 золотых изделий, большинство из которых составляли небольшие золотые бляшки, некогда нашитые на погребальные одеяния. Эти бляшки, разных форм и размеров, нередко были инкрустированы вставками из бирюзы, лазурита и сердолика.
         Все погребенные были похоронены в богатых одеждах, расшитых золотым шитьем с нанизанными на золотые нити жемчужинами. Одежды покойных застегивались на груди золотыми застежками, которые были сделаны миндалевидной формы или в виде массивных двойных дисков, инкрустированных бирюзой. Одна из найденных застежек представляет собой две одинаковые половинки из золота, отлитые в виде обнаженных амуров, сидящих на рыбах, которым были приданы черты дельфинов. На головах рыб сохранились пышные султаны, инкрустированные выпуклыми бирюзовыми вставками; бирюзу и лазурит древние мастера использовали и для передачи рыбьей чешуи, плавников и хвостов. Во рту у одной из рыб был зажат крючок, а у другой – петля, с помощью которых обе половинки застежки соединяли рубаху у горла.
         Сидящие верхом на рыбах амуры одной рукой держатся за рыбьи султаны, вторая рука у них поднята вверх. Пухлые лица амуров с отвислыми щеками и чувственно припухлыми губами далеки от тех античных эротов, какие резвятся среди морских волн. Правда, в погребениях Тилля-тепе были найдены такие же амурчики, сидящие на спинах дельфинов, но уже имеющие за спиной крылышки.
         Головы почти всех усопших покоились в золотых и серебряных чашах; одна из них была в форме греческого фиала, на котором была древнегреческая надпись. К верхней части надписи древний мастер приклепал золотое деревце и небольшую фигурку горного козла. Деревце имело прямой ствол, от которого отходят извивающиеся ветки, унизанные жемчужинами (видимо, имитирующими плоды).
         Небольшая пустотелая статуэтка горного козла, стоящего в спокойной, даже горделивой позе, является подлинным шедевром бактрийского искусства. Его чуть горбоносая морда с тонкими прожилками и бугорчатыми мускулами щек сверху венчается сильно закрученными рогами; тонкие уши-лепестки лишь подчеркивают почти царственный поворот головы архара; изогнутая шея спереди украшена косматой головой. Ученые предположили, что эта статуэтка являлась частью более сложной композиции, так как у архара были кольца, на которые опираются его копытца, а также помещенная между рогами полая трубочка.
         В погребениях Тилля-тепе археологи нашли короны и высокие головные уборы типа тиары. Так, например, голову одной усопшей венчала золотая корона удивительно тонкой работы. Корона была составлена из пяти резных пальметок, укрепленных в основании на широкой ленте. Каждая из пальметок вырезана в форме стилизованного дерева, на ветвях которого уютно примостились птички. Всё вместе (пальметки и лента) украшались золотыми цветочками, богато орнаментированными жемчугом и бирюзовыми вставками. Корона была на женщине, и это еще раз подтверждает то высокое положение, вплоть до царского, которое у кочевников занимали женщины. В короне отразилась и более древняя (чем у бактрийцев) восточно-иранская мифология, связанная с представлением о «священном дереве» и собирающих семена птицах и нашедшая косвенное выражение в «Авесте».
         С головных уборов спускались массивные золотые подвески, одна из которых была отлита в виде двух протом лошадей, мордами обращенных в противоположные стороны друг от друга. Гривы и уши животных были инкрустированы бирюзовыми вставками, а вниз от подвески спускались золотые цепочки, заканчивающиеся дисками или резными листочками.
         Среди найденных в Тилля-тепе предметов замечательными являются и золотые двусторонние серьги, отлитые в весьма сложной форме. Обе стороны серег сохранили одинаковое изображение государя, борющегося со стоящими по его бокам драконами. Властные, суровые черты лица передают облик правителя с бесстрастными, по-рыбьи поставленными глазами и прямым носом. На голову правителя надета высокая корона, а на лбу его отмечено пятнышко «тика», что говорит о несомненном влиянии Индии, где этот знак служил показателем высокого социального положения.
         Из-под короны на царские плечи легкими косыми прядями спускаются длинные, пышные волосы, шею, по предположениям ученых, охватывала гривна. Торс правителя облечен в короткий, свободно запахнутый кафтан, туго перетянутый в талии поясом. Расставленные в стороны руки царя упираются в рогатых и крылатых драконов, лошадиноподобные морды которых изображены с широко раскрытыми пастями. Тела драконов (с несколько неестественно вывернутыми назад ногами) украшены бирюзовыми, лазуритовыми и сердоликовыми вставками.
         Вниз от этой композиции, причудливо переплетаясь, спускаются витые цепочки, образующие сетку, украшенную фигурными бляшками с инкрустацией из кроваво-красного граната, голубой бирюзы и синего лазурита.
         Пальцы умерших были унизаны золотыми перстнями. На одном из перстней изображалась богиня Афина, сидящая на троне со щитом в руке. На перстне была сделана греческая (?) надпись, выполненная в зеркальном отражении, что характерно для печатей, которыми делались только личные оттиски.
         Помимо описанных выше предметов, у многих погребенных были золотые ножны, железные кинжалы, золотые бляхи-фалары – украшения для конских уздечек, золотые плетеные пояса, а также золотые косметические сосуды со скульптурными фигурками, мелкие стеклянные и янтарные украшения, монеты… Монеты и позволили ученым определить, что некрополь Тилля-тепе относится к рубежу нашей эры и скорее всего принадлежал правящему слою кочевников-кэчжей. Вероятнее всего, по их заказу и было сделано большинство ювелирных изделий местными бактрийскими мастерами.

Около пятисот лет назад итальянский крестьянин Феличе де Федис, вскапывая свой виноградник, находившийся в окрестностях Рима, неожиданно натолкнулся на подземную пещеру. Осматривая ее, он обнаружил там замечательную скульптурную группу, изображавшую легендарного троянского жреца Лаокоона с сыновьями.
         Долгих девять лет не могли овладеть Троей греки, пока хитроумный Одиссей не предложил действовать хитростью. Он посоветовал соорудить такого огромного деревянного коня, в котором могли бы спрятаться самые могучие герои греков. Все же остальные войска должны были отплыть от берега Троады и укрыться за островом Тенедосом. Троянцы ввезут коня в город. Ночью выйдут из коня воины и откроют ворота города тайно вернувшимся грекам. Одиссей уверял, что только таким способом можно овладеть Троей.
         Вещий Калхас, которому Зевс послал знамение, тоже убеждал греков прибегнуть к хитрости, и наконец они согласились на предложение Одиссея.
         И вот с высоких стен Трои осажденные увидели необычное движение в стане греков. Долго не могли они понять, что там происходит, пока, к великой радости своей, не увидели… что греки покинули Трою.
         Ликуя, вышли все троянцы и пошли к стану греков. Стан, действительно, был покинут, кое-где догорали еще постройки. Вдруг в изумлении остановились троянцы, увидев деревянного коня. Смотрели на него жители Трои и терялись в догадках, что это за изумительное сооружение. Некоторые из них советовали сбросить коня в море, благо оно рядом, другие хотели ввезти его в город и поставить на акрополе.
         Тут перед спорящими появился Лаокоон, жрец бога Аполлона. Он стал горячо убеждать своих сограждан уничтожить коня. Уверен был Лаокоон, что это какая-то военная хитрость, придуманная Одиссеем. Не верил Лаокоон, что греки навсегда покинули Трою, и умолял троянцев не доверять коню.
         Лаокоон опасался греков: он схватил громадное копье и бросил его в коня. Содрогнулся конь от удара, и глухо зазвенело внутри его оружие. Но помрачили боги разум троянцев, не услышали они звона оружия и решили ввезти коня в город…
         А вскоре на море показалось два чудовищных змея. Быстро плыли они к берегу, извиваясь бесчисленными кольцами своего тела на морских волнах. Высоко поднимались красные, как кровь, гребни на их головах, а глаза сверкали пламенем. Выползли змеи на берег около того места, где жрец Лаокоон приносил жертву богу моря Посейдону.
         В ужасе разбежались троянцы, а змеи бросились на двух сыновей Лаокоона и обвились вокруг них. Поспешил на помощь сыновьям Лаокоон, но и его обвили змеи. Своими острыми зубами терзали они тела Лаокоона и сыновей его. Старается сорвать с себя змей несчастный и освободить от них детей своих, но напрасно. Яд проникает все глубже в тело, члены сводит судорогой… Так погиб Лаокоон, видя ужасную смерть своих ни в чем не повинных сыновей…
         Многие художники и скульпторы древности пытались создать образ Лаокоона. Так, например, фрески с изображением Лаокоона были найдены при раскопках Помпей. Но, как повествует в своей «Естественной истории» римский писатель и ученый Плиний Старший, во «дворце императора Тита» находилась скульптура, наиболее полно и выразительно отразившая и воплотившая в себе этот миф. По словам Плиния, Лаокоона, его сыновей и удивительные изгибы змеиных тел сделали из одного камня величайшие скульпторы с острова Родос – Агесандр, Полидор и Афинодор.
         Вот этот античный шедевр и удалось так счастливо найти никому дотоле не известному итальянскому крестьянину. Вначале высбодилась из земляного плена рука, потом появилась голова немолодого бородатого мужчины, затем показались вздувшиеся кольца змеи. Мрамор был чистый, белый, красивый, словно статуя и не лежала в земле.
         Новость о необыкновенной находке мгновенно распространилась по всему Риму. Со всей округи к винограднику потянулось столько людей, что вокруг ямы даже пришлось выставить охрану. Вскоре прибыли ватиканские стражи, так как папа Юлий II еще за несколько лет до этого оставил за собой право приобретать все понравившиеся ему статуи. Найденную скульптурную группу Юлий II купил у владельца виноградника, уступив ему пожизненные доходы с заставы Порте Сан Джованни.
         По просьбе папы Юлия II великий Микеланджело, восхищавшийся этой скульптурной группой, отличающейся исключительным динамизмом, чистотой линий и глубоким эмоциональным страданием, приступил к ее исследованию. После осмотра «Лаокоона» Микеланджело пришел к выводу, что три фигуры (вопреки сообщениям Плиния) изваяны не из одного, а из двух кусков мрамора. Он насчитал четыре скрепы – прямоугольные пластинки, с помощью которых на мраморных статуях присоединяются к корпусу отдельно изваянные части тела. И если на статуе обнаружены такие скрепы, то можно почти смело говорить, что это копия, выполненная в мраморе с оригинала, который был сделан из бронзы.
         Первым, кто реставрировал найденного «Лаокоона», был флорентийский художник и скульптор Б. Бандинелли. Впрочем, он реставрировал копию, которая была сделана по распоряжению папы. Однако вскоре Юлий II пожелал реставрировать саму находку, и Микеланджело порекомендовал ему своего ученика и помощника Монторсолли. Сохранились архивные сведения, что Монторсолли исполнил это в глине.
         Скульптурная группа получила широкую известность. В 1515 году ее (и только ее) потребовал у папы Льва Х в качестве контрибуции после победы при Марияньяно французский король Франциск I. Правда, папа с присущей ему изворотливостью нашел выход: он заказал Б. Бандинелли копию и послал ее во Францию. В 1796 году во время итальянского похода Бонапарта «Лаокоон» был увезен в Париж и находился там девятнадцать лет.
         Слава «Лаокоона» росла. Родосские скульпторы для своего произведения выбрали один из самых потрясающих сюжетов Троянской войны (хоть он и не связан с битвой), и мастерство их оказалось на высоте самого сюжета. Ни один мускул Лаокоона не остается спокойным, все члены извиваются в нечеловеческом страдании, судорожно искаженная голова представляет зрелище почти невыносимое. Лицо Лаокоона изборождено конвульсивными складками, выраженными в волнующих линиях.
         Один из деятелей немецкого Просвещения, Готхольд Эфраим Лессинг, в XVIII веке писал: «Мастер смягчил крик, придав ему вид вздоха, и не потому, что обличает неблагородную душу, а из-за того, что крик противным образом исказил бы лицо. Разверзьте, хотя бы мысленно, рот Лаокоона, и поглядите. Дайте ему прокричать, и поглядите». По мнению Лессинга, отверстый рот искажает лик, а это противоречит высшему закону греческого искусства – закону красоты.
         А в середине 50-х годов ХХ века Италия заново пережила то волнение, какое некогда выпало на долю Ф. де Федиса. В то время вдоль морского побережья от Террачина до Гаэты прокладывалась новая железная дорога. Как-то инженер Эрно Белланти, руководитель работ, решил осмотреть грот Тиберия близ местечка Сперлонги.
         Грот был довольно обширный, и уже после первых раскопок в нем были найдены следы какого-то античного памятника. В середине грота оказался круглый бассейн, в центре которого на постаменте стояла мраморная скульптура. Впоследствии было найдено еще множество фрагментов (около 400 обломков), большей частью сильно раздробленных. А между обломками Э. Белланти обнаружил чудесную голову юноши, великолепно выполненные торсы, две ноги, стопу и несколько завитков огромной змеи.
         Римский археолог Джулио Якопи, осмотрев находку, пришел к выводу, что обнаруженные обломки являются частями подлинного «Лаокоона», некогда созданного на Родосе. Свою гипотезу Д. Якопи обосновал следующими положениями.
         1. Характер позы отдельных частей человеческого тела соответствует историческому описанию скульптурного памятника.
         2. На двух фрагментах имеются греческие надписи, обозначающие имена Агесандра и Афинодора.
         3. Скульптура была найдена близ виллы Тиберия, который долгое время находился в изгнании на Родосе, откуда он и мог вывезти статую.
         Однако достоверность утверждений Д. Якопи долгое время не была установлена, и подлинность оригинала не доказана. Многие ученые, да и сами итальянцы, были не согласны с его мнением. Особенно были взволнованы жители Сперлонги. Опасаясь, что найденная скульптура (а уж они-то с самого начала были уверены в ее подлинности!) будет увезена в другой город, они организовали около грота Тиберия круглосуточное дежурство. С большой осторожностью к этому вопросу отнесся профессор археологии Римского университета Р.Б. Бандинелли. Он считал, что среди множества обломков нет ни одной детали, которая подошла бы к находящемуся в Ватикане «Лаокоону». На найденных в гроте фрагментах видны многочисленные скрепы, и уже одно это заставляет осторожно произносить определение: «греческий оригинал».

В самом центре «Вечного города», среди развалин древнего римского форума, возвышается триумфальная арка императора Тита. Она прекрасно сохранилась до наших дней, и на ее барельефах можно увидеть ратные подвиги римских легионеров. Увенчанные лаврами победителей, они несут таблицы с названиями побежденных городов, и на одной из них значится «Иерусалим».
         В мраморе подробно запечатлено, как в 70 году нашей эры «божественный Тит, сын божественного Веспасиана» на позолоченной колеснице возвратился в родной Рим. За победителем идут вереницы пленников, везут повозки с захваченной казной, утварью, сосудами и серебряными трубами из разрушенного Второго Иерусалимского храма. Среди бесчисленных трофеев находилась и одна из главных святынь иудеев – «Золотая Менора».
         «Еврейская энциклопедия» сообщает, что под Менорой обычно понимается священный семисвечник, сделанный во время странствий евреев по пустыне. Она, детально описанная в книге «Исход», была сделана из чистого чеканного золота и имела вид правильного семиствольного дерева. Из главного ствола выделялись шесть боковых ветвей – по три с каждой стороны.
         Каждая из шести ветвей имела по три миндалевидных чашечки, завязь и цвет: в чашечку каждого ствола вставлялась золотая лампада. Главный ствол Меноры имел четыре таких чашечки, четвертая помещалась на самом верху и предназначалась для елея и фитиля.
         Основание «Золотой Меноры», все ее боковые стволы и украшения чеканились из одного золотого слитка – без спайки. Современникам был известен и вес канделябра: сорок килограммов чистого золота высшей пробы. К светильнику прилагались еще золотые щипцы и лопаточки.
         О размерах «Золотой Меноры» в Библии ничего не говорится, но по традиции она была высотой около полутора метров. В скинии Менора помещалась перед южным краем завесы, скрывавшей от глаз Святая Святых, напротив стола со священными хлебами, стоявшими перед северным краем завесы.
         Светильник Моисея, как еще называют «Золотую Менору», был сделан по его указаниям Бецалелем. Впоследствии Менора была поставлена в храме Соломона между другими светильниками. В храме светильник располагался так, что ветви его указывали на север и на юг.
         Чистка светильника и наполнение его чашечек маслом были обязанностью первосвященника, и происходило это по утрам. Перед Менорой находилась лестница в три ступени, на второй ступеньке помещались масло, лопатки, щипцы и другая утварь. В «Скинии Завета» эта лестница была сделана из дерева «ситтим», но в храме Соломон заменил ее мраморной.
         «Золотая Менора» была для евреев светильником веры и символом сотворения Богом мира за семь дней, а главный ствол ее олицетворял субботу.
         Это было более чем две тысячи лет назад, когда Палестиной правил греко-сирийский император Антиох IV Епифан. Греки пытались заставить евреев отречься от их иудейской веры и требовали, чтобы они поклонялись их языческим богам. Антиох IV приказал превратить Первый Иерусалимский храм в святилище Зевса Олимпийского.
         Но евреи не отказались от своей веры и в течение трех лет под предводительством Иуды Маккавея сражались против армии Антиоха. Как только была одержана победа и Иерусалимский храм освободили, иудеи решили убрать его от внесенных туда языческих идолов и предметов, уничтожить оскверненный алтарь и воздвигнуть новый, а потом освятить его.
         Когда воины Маккавея стали расчищать храм, они обнаружили, что сохранился только один маленький кувшинчик с освященным маслом. Этот кувшинчик был спрятан еще прежними священнослужителями храма, но елея в нем было так мало, что могло хватить только на один день поддержания священного огня перед Ковчегом Завета.
         Но вот миновали день и ночь, потом прошел еще один день, и снова наступила ночь, а светильник все горел. Свершилось чудо, свидетелями которому оказались все, кто в те дни приходил в храм: добавить масла было неоткуда, а светильник не угасал. Чудесным образом масла хватило на все то время, пока служители храма не собрали его столько, сколько было нужно, чтобы Вечный Огонь не угасал.
         И тогда Иуда Маккавей объявил праздник, чтобы отпраздновать посвящение Храма вновь своему Богу. Праздник этот называется «Ханука», потому что слово это означает «посвящение». В память о горшочке со священным маслом каждый день восьмидневного праздника зажигают свечу или масляный фитиль, начиная с одной и потом по дополнительной свече каждый день.
         …В Риме драгоценный трофей поставили в храме «Богини мира» вместе со столом священных хлебов (по другим сведениям эти реликвии еврейского народа долгое время хранились в императорской сокровищнице). Отсюда история «Золотой Меноры» прослеживается до 534 года, когда она была перевезена в Константинополь, а уж оттуда возвращена в Иерусалим. Во время одной из войн эти сокровища, очевидно, были уничтожены: историки предполагают, что случилось это в 1204 году – во время Четвертого крестового похода.
         Таким образом, следы «Золотой Меноры» потерялись, и на это счет существует много преданий. Например, в одном из них говорится, что некие злоумышленники еще в Риме выбросили «Золотую Менору» в мутные воды реки Тибр – как раз напротив того места, где впоследствии возникло еврейское гетто, а в конце XIX века выросло здание главной римской синагоги.
         Правда, есть и такое предположение. Менора, вывезенная императором Титом из Иерусалима и изображенная на его арке, была одним из светильников Второго храма, а не светильником Моисея. А настоящая «Золотая Менора» была спрятана священниками еще до разрушения Первого Иерусалимского храма.
         …Со временем слава старинной Меноры постепенно распространилась по миру, а ее изображение впоследствии стало одним из символов израильского государства. Многие пробовали искать эту святыню, потому что еврейский народ был твердо убежден, что она цела и невредима.
         Неожиданно эти поиски из архивных перешли в сферу большой политики. В январе 1996 года в Риме побывал Шимон Шитрит, министр по делам религии Израиля. В программу его визита, кроме встреч с официальными лицами Италии, было включено посещение Ватикана и даже личная аудиенция у папы Иоанна Павла II.
         В разгар беседы, когда прорабатывался деликатный вопрос о поездке главы римской католической церкви на Святую Землю, израильский министр вдруг резко сменил тему. Шимон Шитрит сказал верховному понтифику, что, по имеющимся у его правительства сведениям, знаменитая «Золотая Менора» не пропала, а хранится за семью печатями в подвалах Ватикана и что «возвращение реликвии (или хотя бы прояснение ее судьбы) имело бы огромную важность для отношений между еврейским народом и католическим миром». Далее министр добавил, что в своих предположениях правительство Израиля опирается на выводы и изыскания специалистов из Флорентийского университета.
         Иоанн Павел II, спокойно выслушав взволнованную речь министра, однозначного отрицательного ответа на его просьбу вроде бы не дал. По мнению Шимона Шитрита, это могло означать, что «светильник веры» действительно спрятан где-то за бронзовыми вратами папского города-государства.
         Однако на самом деле уклончивый ответ папы римского мог означать все, что угодно (в том числе и нежелание говорить на тему, которую израильский министр по протоколу не имел права даже затрагивать). Но вслух слово сказано, и волшебная возможность возвращения «Золотой Меноры» уже будоражит воображение и умы верующих евреев.

Вывоз раки великого князя Александра Невского после вскрытия мощей. 1922 год
         «Согласно предписанию Райкома от 9 мая 1922 года, направляются в ваше распоряжение товарищи Урбанович и Наумов с инструментами для участия в вскрытии мощей в Александро-Невской лавре».
         Похожие документы от Петроградского райкома имели еще девять слесарей-железнодорожников и ювелир А. Семенов. И ближе к полудню 9 мая 1922 года дюжина удальцов-умельцев прибыла в Лавру. К тому времени там уже собралось много людей. Были среди них делегаты от верующих города и уезда, представители от Петроградского исполкома и губкома, представители агитотдела, радетели от Общества охраны памятников старины и медицинские эксперты… Чуть поодаль от толпы держалась группа священников во главе с митрополитом Вениамином.
         Ровно в двенадцать часов приступили к вскрытию мощей благоверного князя Александра Невского – вскрытию, которое больше было похоже на публичное осквернение.
         Да, можно разрушить города, даже сотни городов, сжечь тысячи книг, разгромить музеи, уничтожить или похитить находящиеся в них произведения искусства. Но нельзя уничтожить само искусство и память народную. Александр Невский – один из достойнейших сынов Древней Руси, славный своим благочестием и храбростью в боях, заслуги которого велики и перед Церковью, и перед Отечеством.
         Свято-Троицкая Александро-Невская лавра в Санкт-Петербурге названа так по соборной церкви Живоначальной Троицы и по имени святого благоверного князя Александра Невского, в честь и память которого она и сооружена. По журналу Государя Петра Великого значится, что основание Александро-Невскому монастырю было положено в 1710 году, когда «Государь, осматривая места, где быть строениям… на устье речки Черной усмотрел изрядное место, которое называлось Виктори». Тогда некоторые полагали, что именно на этом месте Александр Невский одержал славную победу над соединенными под предводительством самого шведского короля шведскими, датскими и лифляндскими войсками. Но так как в летописях сказано, что победа эта была одержана на реке Ижоре, следовательно, место (где сейчас находится Лавра) называлось Виктори по каким-то другим причинам.
         Впоследствии выяснилось, что древние предания связывают с этим местом историческое сражение 15 июля 1240 года, когда новгородцы разгромили вторгшиеся на Русь войска ярла Биргера. Таким образом, основание Александро-Невскому монастырю, положенное в разгар Северной войны на отвоеванных землях отцов и дедов, подчеркивало незыблемость вновь обретенных российских границ.
         В мае 1723 года, будучи в Лавре, царь Петр Великий «повелел обретающиеся в Владимирском Рождественском монастыре мощи Александра Невского перенести сюда».
         Из Рождественского монастыря во Владимире, где был похоронен прах благочестивого и благоверного князя, происходил и автор Лаврентьевской летописи, в которой (за 1377 год) Александр Невский впервые был назван святым. Ни в Пскове, ни в Новгороде мысль о святости Александра Невского не возникала; она постепенно укреплялась только во владимирских землях, здесь складывались все новые и новые предания о посмертных явлениях и чудесах князя.
         Когда строительство Александро-Невского монастыря только начиналось, образ святого князя Александра Невского приобрел уже большую известность. Писались многочисленные иконы с ликом князя, его изображения помещались на триумфальных сооружениях в честь побед русской армии. И Петр I благочестиво считал, что Александр Невский, как Угодник Божий, бывший постоянным охранителем здешнего края от внешних врагов, пребудет самым надежным защитником и охранителем и возводившегося Санкт-Петербурга.
         Чтобы перенести святые мощи из Владимира в Санкт-Петербург, суперинтендант Синода И.П. Зарудный в Москве должен был сделать ковчег и балдахин. Ему был прислан рисунок, изображавший ковчег на восьми «подножках» в форме львиных лап с головами херувимов. Ковчег был украшен еще и львиными масками – это традиционный на саркофагах символ Воскресения, а на крышке ковчега помещалась княжеская корона. Ковчег стоял на подставке, и над всем сооружением возвышался балдахин, у основания которого были укреплены золотые доспехи.
         Ритуал перенесения мощей был разработан в самых мельчайших деталях. Еще в начале июня 1723 года был составлен маршрут и определено: «Нести оный ковчег и над ним балдахин людьми с переменою, чего ради во всех городах, селах и деревнях брать как из посадских, так из ямщиков и из крестьян, чьего бы оные ведения ни были». В пути святые мощи Александра Невского безотлучно должен был сопровождать сокольничий М.В. Собакин – один из последних представителей этого дворцового чина.
         В городах и крупных селах ковчег должны были нести священники и монахи, встречавшие его у городских ворот.
         Повеление Петра I о перенесении мощей святого князя Александра Невского было исполнено в 1724 году, этим действием российский государь хотел знаменовать заключение Нейштадтского мира между Россией и Швецией. В июле 1724 года во Владимир была отправлена комиссия из духовных и гражданских лиц, которая должна была везти мощи до Новгорода. Ритуал соблюдался строго. По пути следования повсюду устраивались торжественные встречи, в соборах и церквах служили молебны, войска салютовали ковчегу артиллерийскими залпами.
         От Новгорода мощи на специально приготовленной яхте должны были водным путем следовать до Санкт-Петербурга.
         Навстречу святым мощам на галере к устью Ижоры выехал сам Петр Великий. Он сам перенес их с яхты на галеру, сопровождающим повелел сесть на весла, и сам управлял рулем. На встречу мощей к Александро-Невскому монастырю под штандартом был выведен «Ботик» Петра I, на берегу расставлены были военные полки. Когда государева галера пристала к берегу, под пушечную и оружейную пальбу Петр I сам поднял ковчег и перенес его в Александро-Невский монастырь.
         В честь и память перенесения святых мощей князя Александра Невского торжества и празднества продолжались три дня. Петр I повелел ежегодно 30 августа во всех православных российских церквах праздновать перенесение мощей благоверного князя, а также ежегодно выводить в этот день к монастырю свой «Ботик» для торжеств. Тогда же он намеревался учредить и орден в честь Александра Невского, но намерение это в 1725 году исполнила уже его супруга – Екатерина I.
         В 1752 году по повелению императрицы Елизаветы Петровны, дочери Петра I, ковчег был заменен серебряной ракой, которая была сделана из первого серебра, выплавленного при ее державе на Колыванских рудниках.
         Наверху раки по атласу был написан образ святого князя Александра Невского; при нем находился зеленый бархатный покров, шитый золотом с бишью и золотой канителью. На середине покрова, который был пожалован Екатериной II в 1768 году, располагался орденский знак Александра Невского из бриллиантов и бурмитского жемчуга.
         Святая рака украшена превосходно вычеканенными барельефами, рассказывающими в лицах о подвигах Александра Невского. На ней также располагается сочиненная М.В. Ломоносовым надпись:
         Святой и храбрый князь здесь телом почивает:
         Но духом от небес на град сей призирает,
         И на брега, где он противных побеждал,
         И где невидимо ПЕТРУ способствовал.
         Являя дщерь Его усердие святое,
         Сему защитнику воздвигла раку в честь
         От первого сребра, что недро ей земное
         Открыло, как на трон благоволила сесть.
         К восточной стороне раки была приделана большая серебряная пирамида, на которой тоже сделана составленная М.В. Ломоносовым надпись. Она написана на двух серебряных щитах, которые держат в руках два серебряных ангела. ...
            БОГУ
            Всемогущему
            И Его угоднику
            Благоверному и Великому
            Князю
            АЛЕКСАНДРУ НЕВСКОМУ
            Россов усердному,
            защитнику, презревшему прещение мучителя Над ракой Александра Невского в праздники подвешивалась драгоценная золотая лампада с подвесной кистью, сделанной из драгоценных жемчугов и бриллиантов. Лампада была пожалована в 1791 году императрицей Екатериной II. А в 1806 году император Александр I пожаловал аналой с киотом для частиц святых мощей и подсвечник о двенадцати серебряных тандалах.
         В киоте, который сверху закрывается стеклом, находятся частица Животворящего Креста Господня, а также пять ковчегов с мощами святых. А образ святого князя Александра Невского на века остался покровителем города, «небесным предстателем за невские земли».