В последний день августа 1986 года от новороссийского причала точно по расписанию, в 22 часа, отошел огромный, величиной с пятиэтажный дом, сияющий огнями пассажирский пароход «Адмирал Нахимов» водоизмещением семнадцать тысяч тонн и проследовал к выходу из Цемесской бухты. Скорость у него в этот момент была небольшая – двенадцать узлов, и направлялся он в порт Сочи. На его борту находилось девятьсот пассажиров и 340 членов экипажа.

Это был пароход германской постройки, взятый в качестве трофея после Второй мировой войны. Ему уже насчитывалось более шестидесяти лет, судно давно трудилось на внутренних линиях и по сути отслужило свой век. Но жаль было расставаться с красавцем-пароходом, внутреннее убранство которого отвечало представлениям пассажиров о роскоши и комфорте 1930-х годов: отделка из красного дерева, ковровые дорожки, зеркала. Однако сама конструкция парохода уже давно не отвечала требованиям Международной конвенции по охране человеческой жизни на море, принятой в 1948 году. Тем более не соответствовала она конвенциям 1960 и 1975 годов. А в начале лета 1986 года пароход был вообще признан не годным ни к эксплуатации, ни даже к ремонту. Тем не менее судно плавало и перевозило пассажиров. Командовал им опытный капитан В.Г. Марков, которому за тридцать лет службы на флоте было присвоено почетное звание «Лучший капитан Черноморского пароходства».

За несколько минут перед выходом из акватории порта «Нахимов» взял курс в открытое море. Стрелки часов показывали 22 часа 45 минут. Капитан Марков передал управление судном своему вахтенному помощнику – капитану Чудновскому.

Погода в этот августовский вечер стояла ветреная, и волны достигали высоты трех и даже более метров. Тем не менее на верхних палубах парохода еще гремела музыка, в ресторане принимались заказы, некоторые пассажиры стояли у борта и любовались огнями удалявшегося Новороссийска.

В это же время по направлению к Цемесской бухте двигался огромный сухогруз «Петр Васев», водоизмещением около сорока тысяч тонн. В его трюмах находилось около тридцати тысяч тонн ячменя из Канады. Это было современное судно, снабженное многими новейшими навигационными приборами и компьютерами. Шло оно с той же скоростью, что и «Адмирал Нахимов» – двенадцать узлов час, а командовал им капитан В.И. Ткаченко.

В этой ситуации одному из судов следовало замедлить ход, а другому пройти мимо. Капитаны обоих судов были извещены о сближении. Они запросили пост регулирования движения судов (ПРДС), как им быть: кому тормозить, кому пропускать. ПРДС предложил свой вариант – пообещал всю проводку взять на себя. ПРДС же и выработал оптимальный вариант расхождения сухогруза и парохода. Сухогрузу было рекомендовано затормозить, так как он входил в узкую бухту, и пропустить пассажирский пароход. Это решение диспетчерской службы по прямому каналу радиосвязи было доведено до сведения капитанов. И оба они согласились на такое решение.

Проводку «Нахимова» из Цемесской бухты капитан Марков поручил своему помощнику и ушел с капитанского мостика. Чудновский, понимая, что в такой ситуации неплохо лишний раз обезопасить себя и судно, еще раз по радиотелефону вызвал капитана «Петра Васева» и заручился гарантией, что тот уступит ему дорогу.

Казалось бы, что сухогрузу надо было действовать согласно выверенной рекомендации диспетчеров, пропустить «Адмирала Нахимова» и уже потом направляться в порт. Но капитан «Петра Васева» знал, что его мощное судно снабжено современными навигационными и радиолокаторными устройствами, и ориентировался не на складывавшуюся в море ситуацию, а на показания радиолокатора. На них две зеленые точки отстояли друг от друга на довольно приличном расстоянии. Тогда, может быть, попробовать проскочить вперед «Адмирала Нахимова»? И «Петр Васев» начал очень рискованный маневр. Он решил следовать прежним курсом, не снижая скорости, то есть по-прежнему двигаясь полным ходом. Визуального наблюдения у судов не было, и сближались они в полной темноте.

Тем не менее Чудновский на «Адмирале Нахимове» понимал, что в полной темноте может возникнуть нештатная ситуация. Он еще и еще раз напомнил капитану Ткаченко о необходимости снизить скорость и пропустить вперед «Адмирала Нахимова». Тот нехотя согласился, но продолжал делать все по-своему.

Только в начале двенадцатого часа ночи (и то под воздействием неоднократных просьб Чудновского, погибшего в этой катастрофе) капитан Ткаченко снизил скорость и с полного хода перешел на средний. Освещенные суда сближались и, несмотря на ночь, уже вышли на линию визуального наблюдения. Можно ли было избежать в тот момент столкновения? «Можно», – ответила впоследствии комиссия по расследованию причин трагедии.

Капитан «Петра Васева» Ткаченко вышел на мостик и убедился, что допустил явную ошибку: к ним прямо по курсу приближался «Адмирал Нахимов». Самым результативным в такой экстремальной ситуации было бы отдать приказание взять круто «Право на борт!» и пропустить «Нахимова». В крайнем случае, ситуацию мог еще спасти и отчаянный «Полный назад!». Однако капитан «Петра Васева» все еще надеялся на свой мощный сухогруз, на его способности маневрировать и отдал приказ дать «малый ход». Он, очевидно, не совсем понимал, что его гигантское 40000-тонное судно уже набрало скорость и еще некоторое время будет двигаться по инерции. По той самой инерции, которую невозможно затормозить.

Так и случилось. Суда неотвратимо сближались. И только в 23 часа 09 минут Ткаченко отдал наконец команду «Малый назад!». И сразу по радиотелефону услышал крик вахтенного помощника с «Нахимова»: «Что вы делаете? Немедленно давайте “Полный назад!”». Это был крик отчаяния, но прозвучал он слишком поздно.

Техническая сторона – инерция, а вместе с ней и человеческая самонадеянность уже в который раз сыграли свою зловещую роль. В 23 часа 12 минут огромный стальной подводный бульб «Петра Васева» проделал дыру в корпусе все еще двигавшегося (тоже по инерции) «Адмирала Нахимова». Суда столкнулись. Дыра увеличивалась, и в считанные секунды вода затопила два отсека, в том числе и машинное отделение.

На пароходе сразу же погас свет. Судно стало сразу крениться на правый борт. Раздались крики. Никто из пассажиров не мог ничего понять: кромешная тьма, грохот, неожиданный крен судна. Капитан Марков отдал приказ спустить на воду шлюпки, но крен оказался настолько сильным, что многие плавсредства просто не успели спустить: «Адмирал Нахимов» стремительно уходил под воду. Лучшим положение было у тех, кто оставался на верхней палубе – они могли спрыгнуть с тонущего парохода. Наступили трагические минуты: «Адмирал Нахимов» скрывался под водой. Через шесть минут он исчез с поверхности, унеся с собой 423 жизни – пассажиров и членов экипажа.

Несовершенная конструкция пассажирского парохода и его техническое состояние явились причиной его быстрого затопления и гибели большого количества людей. Хорошо известно, что «Титаник», напоровшийся на айсберг в Атлантике, который как консервным ножом вскрыл его обшивку размером в девяносто метров, продержался на воде два часа и сорок минут. Итальянский пароход «Андреа Дориа», столкнувшись в 1956 году у берега США со шведским теплоходом «Стокгольм» при схожих с «Нахимовым» повреждениях, оставался на поверхности одиннадцать часов, и все его пассажиры были спасены. Обреченный «Михаил Лермонтов», напоровшийся по вине лоцмана на скалы у берегов Новой Зеландии, также оставался на плаву несколько часов, и всех пассажиров удалось спасти.

«Адмирал Нахимов» затонул в рекордно короткое для судна такого класса время – за семь-восемь минут. За это время не было практически никакой возможности спустить на воду все плавсредства. Ночь, открытое море, шторм около 3,5 балла, стремительное погружение судна на глубину пятьдесят метров… Возможности для спасения людей были минимальные, и все-таки помощь пришла.

Город на берегу Цемесской бухты не раз проявлял мужество и героизм. И в эту трагическую ночь он тоже принял на себя всю тяжесть беды, случившейся в море Первая помощь с берега пришла уже через 25 минут. К месту гибели «Нахимова» прибыл лоцманский катер ЛК-90, с ним еще несколько небольших судов береговой охраны. Моряки сразу же бросились в море и при свете прожекторов поднимали из тьмы потерпевших на борт. Моторист В. Вологин увидел в воде женщину с ребенком и сразу же бросился им на помощь. Женщина, протягивая малыша, просила: «Спасите его!». Матрос снял с себя в воде спасательный жилет, отдал его женщине, а сам подхватил ребенка. Потом он поднял их обоих на борт катера.

Сигнал бедствия приняли и военные моряки, и пограничники. В считанные минуты вышли они на своих судах к месту катастрофы.

Вот воспоминание одного из спасенных, литовского парня Эдмундаса Привэна, который вместе со своей девушкой Эгли Аглинишите отправился в путешествие по Черному морю.

«Когда произошло столкновение, мы танцевали в баре на верхней палубе, – рассказывал он. – Все случилось так быстро, неожиданный удар, сотрясение всего корпуса, погас свет и начался этот ужасный крен. Сам не знаю, как мы оказались в воде. Вытащил сначала Эгли, уложил ее на плотик, плававший рядом, а потом принялся спасать других».

Три часа находился в воде этот крепкий спортивный литовец, помогая вытаскивать женщин и детей. Правда, при этом он не знал, куда исчезла его Эгли. И только спустя сутки ему удалось отыскать ее уже на берегу в городской больнице, где она лежала в реанимационном отделении.

Первого сентября к девяти часам утра всех, кто смог держаться на воде, удалось спасти – всего 836 человек. Затем стали доставать тела погибших. У моряков была еще надежда на то, что в верхней части «Адмирала Нахимова» могла образоваться воздушная подушка и там могли находиться люди. Но через несколько часов работы водолазов стало ясно: больше никого спасти нельзя «Адмирал Нахимов» лежал на дне на боку, пропоротом сухогрузом. Пароход был полностью заполнен водой, и ни одного живого человека поднять не удалось.

Потом был суд, который проходил в Одессе. Под давлением центрального партийного аппарата он признал виновными в гибели судна, пассажиров и членов экипажа обоих капитанов. Никакие старания адвоката, защищавшего капитана Маркова и приводившего оправдательные факты, не возымели должного воздействия. Конечно, свою роль сыграл и понятный эмоциональный настрой родственников погибших, требовавших наказания для обоих капитанов – причем в одинаковой мере. Оба капитана – и Марков, и Ткаченко – были приговорены к пятнадцати годам лишения свободы.

Роберт Льюис, второй пилот самолета, носившего имя «Энола Гэй», с которого только что была сброшена атомная бомба, с содроганием отвернулся от того, что предстало его взору. «Боже мой, что мы наделали?!» – с ужасом воскликнул он. Под ним была пылающая Хиросима, город напоминал «таз кипящей черной нефти». Позже летчикам долгое время казалось, что они чувствуют запах поджариваемой человеческой плоти…

Приказ бомбить японские города американский президент Гарри Трумэн отдал 25 июля 1945 года – бомбить после 3 августа, как только погода позволит.

Погода «позволила» 6 августа. Над Хиросимой в это время было безоблачное небо и светило солнце. Город славился красотой и каким-то чудом избегал кошмара воздушных ночных налетов, хотя всю весну и лето жители прислушивались к гулу сотен американских «сверхкрепостей», пролетавших на огромной высоте.

Но жители Хиросимы не знали об уготованной им участи. Понедельник 6 августа начался так же, как и другие дни войны. Первый сигнал тревоги прозвучал еще в полночь – с 5 на 6 августа. Тогда появилась большая эскадрилья американских самолетов, но город они не бомбили. Около восьми часов утра японские наблюдатели заметили в небе три самолета, но решили, что те будут заниматься разведкой, и тревогу не объявили. После двух ночных воздушных тревог на третью уже мало кто обратил внимание. Люди продолжали заниматься своими обыденными утренними делами.

А «Энола Гэй» с бомбой, носившей ласковое имя «Малыш», уже отправилась в полет, после которого история человечества изменилась навсегда. В 8 часов 16 минут утра по японскому времени атомный заряд взорвался. По данным японской прессы, бомба была сброшена с высоты восемь тысяч метров на парашюте и взорвалась на высоте 550 метров от земли. Между раскрытием парашюта и взрывом прошло около одной минуты, а потом появился невиданный до тех пор гриб.

Все увидели вспышку, но звука не услышали. Беззвучная вспышка расколола небо и превратила Хиросиму в пылающее нутро доменной печи. Только находившиеся на расстоянии 30—40 километров услышали необычно сильный взрыв, скорее даже похожий на раскат грома, и лишь потом увидели ослепительное пламя.

На расстоянии до трехсот метров от эпицентра взрыва люди буквально испарились, превратившись в тень на мосту, на стене, на асфальте. Или превратились в пепел… Смертоносная молния отпечатала на камне одного из мостов тени девяти пешеходов. Они сгорели, испарились, не успев даже упасть. Те, кто находился в радиусе одного километра в зоне эпицентра, получили смертельную дозу ионизирующего излучения, у погибших вываливались внутренности, лица после ожогов превращались в куски мяса. В центре взрыва не спаслись даже те, кто скрывался в убежищах. Находившиеся на расстоянии до полутора километров получили сильнейшие ожоги, еще дальше – погибали под рушившимися зданиями.

Возникшая после взрыва огненная буря сожгла буквально все на площади в десять квадратных километров. Деревья, растения – все живое застыло без движения, без красок. Сосны, бамбук и другие деревья были опалены и приобрели буро-коричневый цвет.

Хиросиму постигла не скорая тотальная смерть, не внезапный массовый паралич и не мгновенная гибель. Мужчины, женщины и дети были обречены на мучительную агонию, на увечье и бесконечно медленное угасание. В первые часы и дни после катастрофы город не был похож на тихое кладбище. Хиросима не была похожа и на город, уничтоженный войной. Так мог выглядеть только конец света. Человечество как будто уничтожило само себя, а выжившие казались самоубийцами-неудачниками.

Хиросима оставалась живым городом, только полным беспорядочного движения. Это был город мук и страданий, в котором день и ночь ни на минуту не прекращались крики и стоны беспомощно копошащихся людей. Все, кто еще как-то мог ходить или ковылять, чего-то искали: воды, чего-нибудь съестного, врача или просто лекарств. Искали своих близких и часто находили, когда муки тех уже закончились.

А через три дня, около десяти часов утра 9 августа, атомная бомба была сброшена на город Нагасаки. До этого над городом тоже появились американские самолеты, и была объявлена тревога. Затем был отбой, и когда над городом снова появились два самолета, на них уже не обращали внимания.

Нагасаки разделен большой горой на две части: старый и новый город. Бомба упала и взорвалась над новым городом, а старый пострадал меньше, так как распространению смертоносных лучей помешала гора. Но в центре взрыва температура достигала 10000°C. При такой температуре плавились камни и песок, черепица на крышах домов покрывалась пузырями. Начавшийся пожар быстро распространялся, и люди в панике бежали, сами не зная куда. Огненная лавина, неся смерть, вызвала воздушную волну чудовищной разрушительной силы. Она неслась со скоростью 700 метров в секунду, в то время как самые сильные тайфуны достигают скорости 60—80 метров в секунду. Даже в небольшом городке Куба, находящемся на расстоянии 27 километров от Нагасаки, вылетали стекла в окнах.

Люди погибали в страшных мучениях. Подвергшиеся действию атомной бомбы, они умирали сразу же, если им в тот же день давали пить или просто обмывали раны водой. Радиация поражала костный мозг. У людей, на вид совершенно здоровых, даже через несколько лет после катастрофы неожиданно выпадали волосы, начинали кровоточить десны, кожа покрывалась темными пятнами, и они потом умирали.

От действия радиации разрушались белые кровяные клетки, которых в организме человека имеется около восьми тысяч на кубический миллиметр крови. После воздействия ионизирующего излучения их число уменьшалось до трех тысяч, двух, одной и даже всего до… двухсот–трехсот. Поэтому у людей начинались сильные кровотечения из носа, горла и даже из глаз. Температура тела поднималась до 41—42°C, и через два-три дня человек умирал.

В день атомного взрыва в Хиросиме проживало 430 тысяч человек. На начало февраля 1946 года статистика была следующая: умерло – 78150 человек, пропали без вести – 13983, тяжело ранены – 9428, легкие ранения получили 27997 человек, другие повреждения – 176987 Всего пострадало 306545 человек.

В Нагасаки (на конец октября 1945 года) из двухсот тысяч человек умерли 23573, пропали без вести 1924, ранены – 23345, получили различные повреждения – 90000.

Это цифры гибели только гражданского населения, кроме него, погибло еще двести тысяч солдат японской армии.

…В Хиросиме есть Музей Мира, на экспонатах и фотографиях которого предстает город-пепелище, превращенный в геенну огненную, по которой бредут оставшиеся в живых люди. На многих фотографиях снова и снова вздымается страшный смертоносный гриб.

Уже первые фотографии самым удручающим образом подействовали на американского пилота Клода Изерли, командира самолета сопровождения, разведавшего погоду перед бомбардировкой. Он стал замкнутым, даже нелюдимым, вскоре у него начались приступы тяжелой депрессии. В 1947 году он демобилизовался, отказавшись от назначенной ему пенсии. Летчик не терпел разговоров, когда его называли «героем войны». Он не хотел ни денег, ни славы. От предложения снять фильм по его биографии Клод Изерли отказался, так же как и от гонорара в 10000 долларов за него.

Вид разрушенной Хиросимы постоянно преследовал его, и он написал в муниципалитет города письмо, в котором называл себя преступником. Однако американские власти не признали его преступником, и тогда он решил совершить настоящее преступление. Дважды Клод Изерли примыкал к преступным шайкам, которые совершали ограбления. Но его, как «героя войны», дважды освобождали. В октябре 1960 года американские власти приняли решение о его пожизненном заточении в доме для умалишенных – в палате для особо буйных и неизлечимых.

А жители Хиросимы заново отстроили свой город, лишь в эпицентре атомного взрыва оставили невосстановленным остов разрушенного здания с опаленным куполом и пустыми глазницами окон – Атомный дом. Памятник в центре парка задуман так, чтобы человек, стоящий перед ним, как бы заглядывал в прошлое. Под сводом виден лишь вечный огонь, полыхающий позади памятника, а дальше – в струях горячего воздуха зыбко колышется, словно изгибается от жара, оголенный Атомный дом.

Когда в августе 1945 года все живое вокруг этого здания сгорело, в факел превратилось и дерево гинго. Но наперекор всем утверждениям, что ничто живое не сможет здесь существовать в течение семидесяти лет, уже весной следующего года из земли появился росток, который со временем превратился в могучее дерево высотой пятнадцать метров. Удивительная жизнестойкость гинго связана с тем, что оно появилось на нашей планете задолго до динозавров. Чарльз Дарвин называл его «живым ископаемым», а сами японцы называют свой реликт «деревом, пережившим Апокалипсис».

Сколько бы раз ни приходилось видеть панораму этого города со стороны лагуны – на картинах, фотографиях, цветных открытках, действительность превосходит любое изображение. Из моря встает прекрасный и радостный город-сказка. «Серениссима» («Светлейшая») – так испокон веков называют Венецию. А великий Гете назвал эту сказку «мечтою, сотканною из воздуха, воды, земли и неба». Но из действительности же узнаешь и о том, что город уже не встает среди волн, а погружается в них. Стоит познакомиться с ним, как радость тут же уступает место печали: сказочно красивая Венеция находится в положении тонущего корабля. Теперь в ее дома не надо подниматься по ступенькам, они затоплены водою. Во всемирно известном соборе Святого Марка служат мессы, но когда верующие смиренно опускают глаза к полу, то видят его причудливую изогнутость из-за осадки фундамента.

Городом моряков и столичной торговли была некогда Венеция, а ныне многотоннажным судам запрещен вход в канал Гранде. Прибойная волна от кораблей может залить первые этажи дворцов и старинных зданий. Как писала известная итальянская газета «Темпо», «Венеция похожа на больного, от которого скрывают правду о неизлечимом недуге». Действительно, море давно уже угрожает существованию одного из красивейших прибрежных городов мира.

Четвертого ноября 1966 года на Венецию внезапно нахлынули волны. Катастрофическое наводнение наглядно показало, что этот прекрасный город может разделить судьбу легендарной Атлантиды, уйдя на дно. Один из очевидцев этого стихийного бедствия вспоминал впоследствии: «Все почувствовали, что многовековое равновесие рухнуло, что город и лагуна потеряли свою защитную цепь… Волны моря, подгоняемые жесточайшим сирокко, перехлестнули через цепочку прибрежных островов даже в тех местах, где их ширина была значительной. Фундаменты древних дворцов, старых домов, для которых опасен даже ласковый плеск волн, поднимаемых пловцами, как долго смогли бы они сопротивляться? Достигнув невиданной высоты (около двух метров выше среднего уровня моря), опустошив магазины, ограбив обитателей первых этажей, затопив ремесленные мастерские, выплеснув нефть из сотен хранилищ, размочив и разбросав несчетное количество книг в библиотеках, переломав мебель в домах, уничтожив документы в учреждениях, вода ушла. За 24 часа абсолютного господства вода устроила венецианцам угрожающий смотр своей мощи и теперь могла убраться, оставив жителям другую Венецию».

Во время наводнения погасло электричество, из строя вышли телефонная сеть и газоснабжение. Многие береговые сооружения сровнялись с землей, стало совершенно ясно, что природное равновесие нарушено: еще несколько таких катастроф – и «жемчужину Адриатики» уже трудно будет спасти. Беда заключается еще и в том, что разрушительные силы действуют не только в форме таких неожиданных атак. За последние пятьдесят лет уровень воды поднимался 130 раз больше, чем на один метр выше обычного. В среднем получается три раза в год. В прошлом веке такие события происходили реже, чем один раз в три года, почва тогда опускалась на полсантиметра в год. Сейчас ежегодно этот древний город опускается на двенадцать миллиметров, причем скорость его опускания в последние десятилетия заметно возросла.

К ущербу, который издавна наносит Венеции вода, присоединились беды нашего времени. Всего в пяти километрах от Дворца дожей вырос индустриальный комплекс Потро-Маргера. Даже в безветренную погоду до города доходят сернистые пары от его предприятий. Образующийся едкий туман способствует эрозии исторических зданий, разъедает бронзовые статуи, проникает внутрь музеев.

Последние исследования показали, что качественно изменился анализ воды в знаменитых венецианских каналах. Моторные суда, почти полностью вытеснившие романтические гондолы, покрывают поверхность каналов нефтяными пятнами. Новейшие моющие средства, которые биологически не разлагаются, портят мрамор фундаментов.

Всему миру известна знаменитая конная квадрига, история которой захватывает, как приключенческий роман. Ученые до сих пор спорят об ее авторстве и происхождении, но одно бесспорно – у этой четверки лихое прошлое. Но загрязнение атмосферы оказалось для скульптуры самым страшным врагом. Изъеденные ядовитым дымом ноги вот-вот откажутся держать скакунов.

На Большом канале стоит церковь Санта-Мария делла Салуте. Она была воздвигнута в 1630 году в память о прекращении чумы. На фасаде церкви висит табличка. «Осторожно!». Рядом какой-то шутник приписал: «Падают ангелы». И действительно, с фасадов церкви осыпаются лепные фигуры херувимов и серафимов. В докладе ЮНЕСКО в шестидесятые годы говорилось, что внушает тревогу состояние четырехсот дворцов, 22 монастырей и 86 церквей. Главная причина бедствия – нарушение водного и атмосферного режимов. Предки современных венецианцев самым строжайшим образом следили за сохранностью уровня лагуны и подпочвенных вод. В 1501 году (при доже Агостино Барбариго) Совет десяти постановил: каждому, кто посмеет «так или иначе повредить общественную плотину, проложить под землей трубу, чтобы отвести воду, а также углубить или расширить каналы… отрубят правую руку, вырвут левый глаз и конфискуют все принадлежавшее ему имущество». Сколько бы монополий разорилось, сколько бы появилось кривых и безруких, если бы указ этот был во всей своей строгости применим к виновникам нынешнего бедственного состояния Венеции!

Химические, нефтеперегонные и другие предприятия строились в непосредственной близости от Венеции только в корыстных интересах, связанных с наличием порта. В результате в Порто-Маргере для промышленных нужд ежедневно выкачиваются десятки тысяч кубометров воды. Но и помимо этого, в Венеции существует около 30000 артезианских колодцев. Естественно, создаются подземные пустоты и почва оседает.

Да, старинные здания красивы, но они уже давно не подходят для нормальной человеческой жизни. Пятнадцать тысяч квартир, расположенных на первых этажах, постоянно заливает вода, они лишены отопления и санузлов. Трагедия Венеция – это не только разрушение мрамора и бронзы, это еще и большая человеческая драма. В 1951 году в пределах островной Венеции жило около двухсот тысяч человек, через двадцать лет их осталось почти вполовину меньше.

Конечно, для спасения этого уникального города кое-что делается. Но спасение это зачастую рассматривают просто-напросто как техническое предприятие, и все планы сводятся к своего рода «мумификации» Венеции, к превращению ее в более сохранившийся, но столь же безлюдный город, как знаменитые Помпеи.

Долгое время монголы были народом пастушеским, бедным, едва известным и рядом-то живущим племенам. Он состоял всего из 30—40 семейств и платил дань Китаю. Но под управлением гениального царя-пастуха Темучина (назвавшего себя Чингисханом) в течение нескольких десятков лет он стал народом воинственным, сильным и страшным для соседей. Монголы не только свергли китайское иго, но и покорили своих прежних повелителей. При следующих правителях они подчинили своему владычеству почти всю Азию и часть Европы, их завоевания в XII—XIV веках наводили ужас на все современные им народы.

Монголы начинали войну вторжением в неприятельскую землю с разных сторон. Если не встречали сопротивления, то они проникали внутрь земли, разоряя все на своем пути и поголовно истребляя ее жителей. Перед осадой сильной крепости они опустошали окрестности, чтобы никто не мог придти на помощь осажденному гарнизону. Искусство брать крепости было доведено у них до совершенства.

В 1259 году умер великий хан Мункэ. Хубилай пренебрег правилом «Ясы», по которому великий хан должен избираться на курултае с обязательным участием всех членов царствующего дома. В июне 1260 года он собрал в Кайпине своих воинов-приближенных и с их согласия провозгласил себя великим ханом. Это было прямое нарушение закона «Яса», за которое полагалась смертная казнь.

Едва весть о самовольном поступке Хубилая достигла Каракорума, там осенью того же года собралась другая часть монгольской знати, которая выбрала великим ханом Ариг-бугу – младшего брата Хубилая.

Так в Монголии стало два великих хана, между которыми тотчас же началась вражда. Через четыре года вражда эта закончилась поражением Ариг-буги, но и монгольская держава к этому времени уже стала другой. Великий хан Хубилай примирился с тем, что от нее отпали западные улусы и даже не пытался вернуть их опять под свою власть.

Именно Хубилай направил свое внимание на окончательное завоевание Китая. В 1271 году он перенес свою столицу из Монголии в Пекин, откуда было намного ближе до Японии. Монгольские завоеватели не раз посылали своих послов японским сегунам с требованием подчиниться верховной власти великого хана Хубилая. Японцы не давали никакого ответа на эти послания, но сами начали усиленно готовиться к обороне. В 1271 году одно из таких посольств было отправлено в Страну восходящего солнца, но правитель Токимун Ходзе приказал изгнать его из пределов государства.

Впервые монголы напали на Японию в ноябре 1274 года. Они довольно легко справились с японскими отрядами, защищавшими острова Ики и Цусиму. Правители этих островов были убиты, а сами территории опустошены. Флот из девятисот кораблей с сорокатысячным войском подошел к бухте Хаката на острове Кюсю. После успешного дневного сражения захватчики отошли на ночь на свои суда. Долгое время считалось, что в тот вечер шторм грозил сорвать суда с якоря, и кормчие вынуждены были выйти в море. Шторм якобы разметал почти весь флот, двести кораблей затонули, от войска в живых остались только 13500 человек. Однако метеорологический анализ этого события позволил установить, что битва произошла 26—27 ноября, когда тайфунов и бурь в этом районе не бывает. Тем более что исторические хроники упоминают, будто войска завоевателей совершили тактический маневр, а не погибли в бурю. Монгольское войско вынуждено было покинуть остров Кюсю, так как их военачальники опасались, что будут отрезаны от материка.

В любом случае неудача у острова Кюсю не остановила Хубилая: он не оставлял мыслей о покорении Японии. И великий хан решил собрать для завоевания непокорной островной страны более крупные силы.

В 1275 году он отправил в Японию новое посольство с прежними требованиями – признать себя вассалом. Однако члены посольства были доставлены в город Камакура и казнены. Японцы чувствовали себя увереннее, потому что это время не сидели сложа руки. Они успели обнести бухту Хаката стеной, которая представляла собой огромное сооружение около двух с половиной метров высотой и около двадцати километров длиной. Стена лишила монгольскую конницу необходимого для маневров пространства.

В 1281 году против Японии были двинуты сразу два флота численностью более 4000 судов и с более чем стотысячной армией, состоявшей из монгольских, китайских и корейских солдат. Основой монгольского флота стали джонки – суда с высоко поднятыми носом и кормой и прочными деревянными корпусами, обшитыми железным листом. Джонкам придавалось вспомогательное десантное судно с двадцатью воинами – батору, что по-монгольски означает «храбрый» Эти храбрецы представляли собой грозную силу, потому что во всех предыдущих боях снискали себе громкую славу. Каждый воин был вооружен широкой саблей, булавой, арканом и метательным копьем с крюком, чтобы стаскивать противника с лошади. Но наиболее страшным орудием в руках батору был лук. Об умении воинов обращаться с ним и меткости их в стрельбе складывали легенды. Сохранились исторические сведения о том, что монголы использовали и «длинных змей, разящих врага» – зажигательные стрелы.

Вот с такими силами монголы и выступили против самурайской Японии. Один флот был направлен из Кореи, другой из Южного Китая, а соединиться они должны были около острова Кюсю. Однако южный флот к месту встречи запоздал, и японцы смогли отразить нападение более слабого восточного флота. С боевым кличем полчища монгольских воинов соскакивали с судов и с ходу ввязывались в бой Однако японцы быстро пришли в себя от неожиданности натиска и сдержали первую атаку неприятеля. Кровавые стычки не принесли победу ни одной стороне. Зато «москитные рейдеры» – небольшие весельные суда самураев – наносили неповоротливому монгольскому флоту молниеносные удары и заставили противника отступить назад – к небольшому островку Хирадодзима.

В это время во всех синтоистских храмах Японии совершались религиозные церемонии. Император Кемеяма и его сановники молили богов о помощи обороняющейся армии. Император, взывая к богу войны, собственноручно начертал на молитвенной дощечке прошение о победе. И его слова были услышаны небом. Как бы в ответ на их молитвы на территорию острова в августе налетел «божественный ветер», разрушивший все, что только было возможно. И когда подошла главная армада, страшный тайфун, пронесшийся над Японией, потопил большую часть монгольского флота. С невероятной силой он опрокидывал джонки, рвал цепи, ломал мачты, паруса превращал в лохмотья. Оставшиеся корабли свирепствовавший двое суток тайфун разметал по морю. Тех, кого не поглотила морская пучина, на берегу ждала смерть от мечей самураев. Перед лицом превосходящих сил японцев находились остатки монгольской армии, которую они всю разгромили. Катастрофа произошла у маленького островка Такасима, лежащего в западной части Японии.

Японцы назвали этот тайфун, в котором увидели вмешательство неба, спасшего их, «камикадзе». Император возносил в храмах множество молитв Царю неба за столь явное покровительство и милость. Празднества и угощения длились несколько дней подряд.

Потери монголов оценивают по-разному, но большинство историков полагает, что они составили 4000 кораблей. Потери же в живой силе, вероятно, превысили сто тысяч человек, включая воинов, утонувших в море и убитых на Такасиме.

Японцы еще долго, до самой смерти хана Хубилая в 1294 году, ожидали нового монгольского нашествия и готовились к нему. Но оно не последовало, и вообще с тех пор монголы никогда больше всерьез не угрожали Японии.

Во время Второй мировой войны на Тихом океане «камикадзе» стали называть японских летчиков-смертников, которые со своими самолетами пикировали на американские военные корабли и топили их.

САХАРА БЫЛА ЦВЕТУЩЕЙ


Слово «Сахара» вызывает в воображении людей образ знойной пустыни – этого огромного песчаного океана. Большинство из нас представляет себе необозримые пески, а над ними – палящее солнце. Даже в самом названии чудится иссушающий ветер, потому что и название-то ее происходит от арабского слова «сахра» – «красноватая». Самая большая в мире пустыня раскинулась по всему северу Африки и занимает одну четверть всего африканского континента Жизнь ряда африканских стран (Мали, Ливия, Нигер, Чад, Марокко, Тунис и др.) связана с этой пустыней, а четыре пятых территории Алжира – это Сахара.

Начавшись на берегу Атлантического океана, на тысячи километров тянется она к востоку – до самого Нила. Девять тысяч квадратных километров – это площадь чуть ли не всей Европы, но и поныне пустыня неумолимо расширяет свои пространства.

А между тем с высоты птичьего полета открываются и высохшие долины, и высокогорные плато, и горные ущелья… В некоторых местах встречается средиземноморская растительность: кипарисы, фисташковые и оливковые деревья. Сейчас это все хорошо изучено, и по следам оставшихся культур можно рассказать о климате, который здесь был раньше.

Сведения о Сахаре и свои знания о ней человечество накапливало очень медленно. Это кажется странным, ведь вокруг Сахары лежат страны с древними цивилизациями, в которых жило немало ученых. Даже выдающийся немецкий естествоиспытатель и географ Александр фон Гумбольдт еще в середине XIX века считал, что Сахара – величайшее песчаное море, которое простирается вплоть до Индии.

В нашем веке ученые впервые заговорили о связи произведений искусства с палеографией. Это произошло после открытия знаменитых полихромных фресок в Тассили-Аджер в Сахаре. Отдельные разрозненные находки относятся еще к началу нашего века, а в 1933 году целую наскальную галерею случайно обнаружил офицер французских колониальных войск Бренан. Вскоре сюда прибыли первые группы ученых, и начались исследования, которые проводились несколько десятилетий. Изучение наскальной живописи пролило свет на историю Сахары последних тысячелетий.

Сам факт существования рисунков в пустыне говорит о том, что природные условия Сахары прежде были другими. Прекрасно сохранившиеся изображения как будто свидетельствуют о том, что климат был сухим и прекрасно препятствовал активному выветриванию. Характерный слой патины, покрывающий рисунки, указывает на их древность. Кроме того, эти наскальные изображения дали ученым очень ценные экологические данные. На самых древних фресках изображены окружавшие человека животные, которые водятся только там, где выпадают обильные дожди, а земля покрыта густой растительностью. Так, например, для жизни одних животных требовались условия саванны, для других – полупустыни. Изображенные во множестве быки могли обитать только на лугах в самом сердце Сахары, а для крокодилов и гиппопотамов нужны были реки и озера.

Наскальная живопись Сахары – настоящий кладезь информации, который дает четкие представления о древнем населении Сахары, о различных племенах и кочевниках, которые приносили с собой чужеродное для местного населения влияние. По этим картинам можно проследить, как менялись климат и животный мир Великой пустыни.

Сахара после исследований ученых предстала обширной, когда-то зеленевшей равниной, кормившей жирафов и буйволов (а сейчас они сохранились только в Египте), слонов, страусов и антилоп. Носороги населяли густые пальмовые рощи, там же бродили львы. Ученые убедительно доказали, что некогда Сахара обладала степной флорой и фауной, но утратила их. И потеря эта произошла задолго до того, как появились первые исторические сведения об этом. Две-три тысячи лет назад она была менее иссушенной, чем сейчас. Но засуха и усиление жары вынудили многих животных уйти в саванну, где они почти все обитают и по сей день.

Арабский историк I века Эль-Бекри описывал город Хама, расположенный в четырехстах километрах к западу от Тимбукту, как цветущий сельскохозяйственный район. Сейчас это место является, наверное, одним из самых безлюдных в Мавритании.

Город Луга в Сенегале еще лет семьдесят назад считался главным центром по производству арахиса. Ныне под обжигающим дыханием песков он как бы увял, и центр производства арахиса переместился в город Каолак.

То, что эти края были действительно цветущими, известно из многих исторических фактов. В древние времена почти везде (за исключением некоторых зон) климат был более влажным, чем сейчас. Влажный климат долгое время господствовал во всем засушливом (теперь!) поясе, простиравшемся от западной Африки до Раджастана на северо-западе Индии. Даже в сухом центре нынешней Сахары годовое количество осадков составляло 250—400 миллилитров в год (сейчас только шесть миллилитров). Уровень озера Чад на сорок метров превышал нынешний, а само озеро достигало размеров Каспийского моря. На месте Сахары в далеком-далеком прошлом был цветущий сад, и она «зеленела подобно Нормандии». Это сейчас влажность в Сахаре незначительна, кроме того, ветер усиливает испарения, сушит и сжигает растения, перегоняет песок и тем самым губит растения, не дав им развиться.

Так что великая Сахара – это гиблое теперь, бесконечное пространство – вовсе не была бесплодной. Здесь жили и трудились люди, выращивали урожаи плодов и злаков. За зиму (!) в низинах накапливалась влага, и крестьяне успевали ее использовать, чтобы снять урожай до того, как солнце выжжет почву. До сих пор на алжирских базарах можно увидеть все многообразие даров пустыни – обилие лимонов, апельсинов, миндаля и других фруктов. И среди всего прочего необыкновенными размерами поражает морковь – две штуки на килограмм.

Около 1000 года до н. э. Сахара постепенно стала приобретать свой нынешний облик, от века к веку пустыня распространялась все дальше. На смену богатой и буйной растительности Тассили-Аджера пришли худосочные кусты, которые местные жители называют тальха.

Главным фактором в Сахаре является климат, поскольку он менее всего управляем. С помощью орошения и защитных заслонов его можно несколько улучшить, но изменить полностью нельзя. Однако одно время считали, что причиной возникновения Сахары было именно некоторое изменение климата. Правда, теперь известно, что пустыней этот край стал не столько из-за изменившегося климата, сколько из-за человеческой деятельности. И случилось это, когда на смену племенам охотников пришли пастухи-кочевники. Казалось бы, скотоводство не должно было повлиять на облик планеты, ведь скотоводы не вспахивают землю. Они не заменяют один растительный покров другим, не сжигают леса, чтобы получить место под пашни. Они могут пасти скот в местах, не пригодных для земледелия.

Но так кажется только на первый взгляд. Люди кочевали по некогда цветущей Сахаре с огромными стадами. Животные не только поедали растительность, но и вытаптывали ее, разрушали растительный покров, который со временем начал терять свою силу. Дерн становился настолько слабым, что уже не мог удержать песок. И тот наступал все больше и больше, превращая цветущие края в бесплодные пустыни. По подсчетам ученых, пески ежегодно сорок тысяч гектаров превращают в пустыню.

Это, конечно, только одна из причин, по которой пески продолжают наступать. Есть и другие. Например, на плодородных землях в Алжире долгое время шло бурное возведение промышленных предприятий, жилья, прокладывались дороги. Правда, здесь вовремя спохватились и ввели строгий учет участков, выделяемых под все виды строительства.

Засушливость, характерная для нынешней Сахары, не встречается больше ни в какой другой пустыне мира. Калахари, Аравия, среднеазиатские пустыни, Австралия – все они более увлажнены. Самым безжизненным даже в самой Сахаре считается Тенезруфт – один из наиболее знойных и сухих районов на земном шаре. Коренное население называет Тенезруфт «землей зноя и жажды». В этой заброшенной местности, где жара достигает +50°C, не растет ни одна травинка. Нет даже насекомых. Кругом – выжженная земля, температура песка – +70°C, и по нему невозможно пройти босиком.

Долгое время Сахара, казалось, была забыта Богом и людьми. Только караваны кочевников бороздили ее бескрайние просторы, перевозя на горбатых верблюдах финики и соль. Купцы и торговые люди снаряжали караваны, брали с собой проводников, способных ориентироваться по звездам, и запасались продовольствием на шесть месяцев. Запасы воды во время долгого пути пополнялись в редких оазисах, и потому вода порой становилась дороже золота.

Как правило, караван состоял из 300—400 верблюдов и множества мулов, но он мог состоять и из тысячи верблюдов. Это зависело исключительно от того, какое количество верблюдов и других животных можно было напоить из колодцев, встречавшихся на пути. Отсутствие воды оборачивалось неминуемой гибелью. Так, например, в 1805 году между Тимбукту и Тауденни погиб огромный караван. В смертельных объятиях пустыни остались 2000 человек и 1800 верблюдов.

Песок в Сахаре не лежит ровной пеленой, а образует длинные песчаные холмы, которые тянутся бесконечными рядами. Он очень мелок и рыхл и уже при малейшем ветерке заметает следы путника. Более сильный ветер гонит перед собой песок далеко вперед и насыпает его длинными грядами. Такие места имеют вид моря, покрытого неподвижными волнами, застывшими в одном положении. Но неподвижность их – кажущаяся. Ветер гонит перед собой песчинки, и холмы эти, хоть и медленно, но постоянно передвигаются с места на место. На солнце они сверкают то красноватым, то золотистым светом, а между ними то синеют, то чернеют разделяющие их впадины.

Но иногда песок как бы оживает. Он начинает двигаться, собираться в одно место и образует огромные песчаные столбы. Эти столбы движутся, кружась по пустыне то быстро, то медленно. Когда они освещаются солнцем, то кажутся огненными. Сильный ветер, который гонит эти столбы, иногда разделяет один столб на два, а то соединяет несколько в один огромный, доходящий чуть ли не до облаков. Эти столбы называются смерчами, и горе каравану, если его настигнет такой смерч.

Но даже если смерч пройдет мимо, то опасность для каравана еще не миновала, потому что за смерчем обыкновенно начинает дуть самум – знойный ветер. Он рождается на гигантской сковороде самой жаркой пустыни, и здесь от перепадов температур возникают сильнейшие вихри. Иссушающая сила самума чувствуется даже в Европе. Иногда он дует с силой настоящей бури, иногда даже еле заметен, но всегда жгуч и причиняет людям сильные страдания.

Еще задолго до самума жители Сахары угадывают его приближение. Он начинается едва заметным движением воздуха, который становится тяжелым и удушливым. Небо затягивается легким сероватым или красноватым туманом. С каждым часом жара усиливается. Люди жалуются и стонут, потому что даже легкое прикосновение ветерка очень жгучее, причиняет сильную головную боль и слабость и вообще нагоняет на человека тоску. Постепенно порывы ветра делаются все сильнее и резче, наконец сливаются в сплошной вихрь, а через несколько минут вокруг уже свирепствует настоящая песчаная буря. Ветер свищет и ревет, поднимает тучи песка, духота делается невыносимой, тело обливается потом, но почти сразу же высыхает. Губы трескаются и начинают кровоточить, язык словно наливается свинцом. Потом трескается кожа, а жгучий ветер наносит в раны мелкий горячий песок и тем еще больше усиливает страдания человека.

Даже дикие животные при наступлении песчаной бури становятся боязливыми, а верблюды делаются беспокойными и упрямыми, теснятся друг к другу, отказываются идти вперед и даже ложатся на землю. А ведь верблюд для жителя пустыни, как лошадь для русского крестьянина, – настоящий друг. Недаром они придумали для него много ласковых имен, прославили его в сказках, мифах и легендах. Арабская пословица гласит: «Аллах создал человека из глины. После содеянного у него осталось два кусочка глины. Из одного он сотворил верблюда…». Пророк Магомет, как и его отец, был верблюжьим пастухом и проводником караванов. Поэтому неудивительно, что в Коране говорится о верблюде как о главном богатстве мусульманина. Иногда, правда, упоминают о глупом и заносчивом нраве верблюда, но этот любимец Аллаха не глуп, а горд. Потому что знает сотое имя Аллаха, неизвестное даже людям. Своим приверженцам Магомет сообщил 99 имен, а последнее прошептал на ухо верблюду в благодарность за то, что тот спас его в трудную минуту – унес от врагов.

Верблюд гениально приспособлен, чтобы переносить зной и сушь. Горб его является копилкой жира для худших времен. Если бы жир у верблюда был равномерно распределен по всему туловищу, это затрудняло бы необходимое для него охлаждение. Желудок его состоит из трех отделов и вмещает 250 литров, питается он грубой, жесткой растительностью пустыни. А еще у этого животного необычайно широкие копыта, будто специально приспособленные для хождения по пескам.

Но нельзя считать, что в пустыне нет ничего приятного, потому что «…из другого куска глины Аллах сотворил финиковую пальму». Финиковая пальма для жителя пустыни – это все. Плоды ее служат ему главной пищей, ими же он в прошлое время платил налоги своим начальникам. Из высокого прямого ствола дерева он делает свои постройки и утварь; из волокон коры плетет веревки и канаты, из больших перистых листьев – циновки, метлы, веники. Только в пустыне можно оценить всю ту пользу, которую приносит финиковая пальма.

Арабы утверждают, что финики – это «пальцы из света и меда», «хлеб пустыни». Финиковое дерево лучше других растений приспособилось к условиям Сахары. Оно растет на любой почве, даже если засоленность ее превышает двенадцать граммов на один литр воды, ему не страшен резкий перепад температур – от +50° до –10° по Цельсию. Время цветения для большинства видов финиковой пальмы – с середины марта до середины апреля, урожай снимают с июля по ноябрь.

И хотя финиковая пальма довольно неприхотлива, вырастить ее не так-то просто. Как это ни покажется странным, крестьянам все время приходится заниматься дренажем почвы вокруг финиковой пальмы, потому что подпочвенные воды губят ее. Зато результаты их труда превосходят всякую похвалу: около пятидесяти сортов финиковой пальмы (из 96 насчитывающихся в мире видов) прижились именно здесь… Финиковая пальма стала своего рода фетишем: «срубить пальму» означает «убить». И когда владелец высохшего уже дерева берет в руки топор, его нередко уговаривают не делать этого – приводят разные доводы, чтобы оправдать «неплодоносящую виновницу». Обряд этот называется «урезонивание» пальмы. Хозяин как будто дает убедить себя и, постучав несколько раз обухом по ее сухому стволу, обращается к дереву с «последним предупреждением». Действительно, ох как нелегко поднимать руку на старого друга!

Финиковая пальма – сестра человека, верблюд – брат его. Без них человек вряд ли бы выжил в пустыне, которую Аллах сотворил, чтобы человек мог отдыхать в ней и спокойно бродить в одиночестве.