«Ленфильм», 1984 г. Сценарий Э. Володарского по повестям Ю. Германа. Режиссёр А. Герман. Оператор В. Федосов. Художник Ю. Пугач. Композитор А. Гагулашвили. В ролях: А. Болтнев, Н. Русланова, А. Миронов, А. Жарков, З. Адамович. А. Филиппенко, Ю. Кузнецов и др.
  Сценарий «Лапшина» был написан в 1969 году, картину запустили в производство лишь спустя десять лет. Сразу же стало ясно, что многое нуждается в переделке, переосмыслении. Когда писатель Юрий Герман писал эту повесть (она датирована 1937 годом), ему было двадцать шесть лет. Работники милиции, с которыми он, собирая материал, общался, явно приукрасили свою работу.

Режиссёр Алексей Герман решил сохранить характеры главных героев из повести отца, их взаимоотношения друг с другом, но уголовное дело взять настоящее. Его внимание привлекло дело Тюрина и Соловьёва, на чьём счёту было двадцать восемь убийств.
Герой фильма Иван Лапшин — начальник опергруппы. Время — тридцатые годы, точнее — зима и весна 1935—1936 годов. «Перед нами было два возможных пути — делать фильм приключенческий и делать фильм о любовном треугольнике, — рассказывал Герман. — Мы не выбрали ни тот, ни этот, смешали оба направления — главным для нас была не детективная интрига, не любовная история, а само то время. О нём мы и делали фильм. Передать его — было нашей самой главной и самой трудной задачей».
Герман умышленно выбирал актёров, кинозрителю неизвестных. Лапшина блистательно сыграл Андрей Болтнев. На роль Окошкина помимо Алексея Жаркова пробовался другой актёр, но он тогда был очень занят в спектаклях, это и решило окончательный выбор. Для образа журналиста Ханина нужна была или долгая предшествующая биография, места для которой в фильме не было, или популярный актёр. На эту роль пробовались Анатолий Васильев, Александр Филиппенко, у них были интересные пробы, но выиграл состязание Миронов.
Непосредственно съёмкам картины предшествовала кропотливая подготовительная работа. Герман и его помощники разыскивали старых милиционеров, расспрашивали их, обзванивали знакомых и незнакомых, собирая любительские фотографии 30-х годов, скупали через комиссионные магазины подлинную одежду того времени, копались в архивах.
По словам Германа, ему всегда очень важно поймать в фильме интонацию рассказа. В «Лапшине» — интонация чеховская. Поэтому он решил перенести место действия из Ленинграда в маленький город: чем мельче городок, чем мельче начальник, тем более эта история будет печальнее и правдивее.
Интересно, что будущее место съёмок Герман нашёл в архиве. Увидел вырезку из газеты начала тридцатых годов со снимками деревянной арки, гипсовых пионеров у фонтана, с сообщением, что такие вот замечательные сооружения воздвигнуты в Астрахани. К счастью, все это ещё не успели снести. Художнику Юрию Пугачу осталось только украсить арку гирляндой лампочек, повесить портреты.
Готовясь к картине, Герман и его жена Светлана Кармалита целый месяц провели в тюрьмах, каждый день выезжали на допросы. Герман и его ближайшие помощники присутствовали при опознании убитых. Киношников оформляли понятыми.
Было и другое направление в подготовительной работе. Старых милиционеров, служивших в тридцатые годы, расспрашивали про методы их работы, про то, как заставляли преступников заговорить. Нашли начальника ленинградского угрозыска тех лет, ему было уже восемьдесят, от него много узнали, в том числе и про дело Тюрина и Соловьёва.
Поэтому, когда Герману говорили, что высокие чины из МВД собираются писать на него жалобу за «Лапшина», Алексей Герман отвечал: «Пусть лучше заботятся, чтобы у них сейчас всё было по закону, а за правду того, что у меня показано про 30-е годы, я ручаюсь. Я же не говорю, что так, как было, хорошо, я говорю, что так было».

Алексей Герман начал снимать со сцены опознания убитых в судебно-медицинском морге, с настоящим покойником, которого в кадре, правда, не было видно, но все участники съёмки могли испытать те же ощущения, что и герои. Актёрам это сыграть не помогло, они сфальшивили, сцена не получилась, её выбросили. А вот сцена в предбаннике морга, которой Герман в итоге тоже не воспользовался, получилась потрясающе.
Время было жестоким: окоченевшие трупы убитых, которые вытаскивают сотрудники угро из какой-то подземной щели, — тягостное тому свидетельство. Но именно тогда Лапшин произносит свою любимую фразу: «Ничего, вычистим землю, посадим сад и сами ещё успеем погулять в том саду».
Киногруппе повезло со съёмками в Астрахани. В этом волжском городе нашлись улицы с покосившимися деревянными домиками и заросшими камышом трамвайными путями, по которым достаточно было пустить старый трамвайный вагон, чтобы все обрело облик середины тридцатых. Увы, ни одного старого трамвая во всей Астрахани не было, пришлось доставлять его из Ленинграда.
Снимать надо было обязательно в пасмурную погоду и обязательно, чтобы был снег. Германа предупреждали перед началом экспедиции: «Снежных дней в Астрахани бывает в году пять-шесть от силы». Но случилось невероятное: снега выпало столько, что успели снять всё, что задумали. И почти всё время была пасмурная погода.
Очень тяжело далась сцена облавы. Всю её надо было снимать в тумане, а стояло солнце. Работать приходилось утром, когда солнце ещё не взошло, и вечером, когда только что зашло. По два кадра в день.
В фильме есть мучительный любовный треугольник: Лапшин любит Адашову, Адашова — Ханина, Ханин — не может забыть свою жену Лику, которую унесла болезнь. И все это не мешает Лапшину, Адашовой и Ханину быть самыми преданными друзьями.
Нина Русланова играет трагедию безответной, неразделённой любви. Когда пароход с Ханиным на борту отходит, Адашова говорит о том, как у неё голова болит. Она уходит с пристани нарочито бодрой, ломкой походкой. Несёт в авоське кочан капусты.
Герман далёк от идеализации своих героев. Самый важный из таких моментов — убийство Соловьёва. Обложенный со всех сторон, загнанный, понявший безвыходность положения, Соловьёв уже выходит из укрытия, выбросив пистолет и подняв руки, с канючащим: «Дяденька, не стреляй! Не надо!» Но Лапшин не собирается щадить убийцу, он уже однажды брал его, и тот бежал из-под стражи — скольким людям это стоило жизни! И Ханин, может случиться, окажется в том же списке. Лапшин спускает курок…
«После фильма меня осуждали за то, что Лапшин застрелил Соловьёва, что такого не могло быть. А если по правде, то тогда, в тридцать пятом, иначе не могло быть. Поверьте, я с детства знаю милиционеров, они часто приходили к отцу, я с ними дружил, слушал их рассказы, разговоры».

С «Лапшиным» у Германа проблем было немало. После просмотра фильма на художественном совете авторам устроили овацию, в выступлениях говорили, что теперь уже больше нельзя снимать по-прежнему, нельзя плохо работать. Киногруппа торжественно отпраздновала сдачу, а потом началось!.. Наверху картина кому-то не понравилась; в студийной многотиражке «Кадр» тут же появилась статья, что, если как следует разобраться, то «Лапшин» — картина отталкивающая. Фильм лёг на полку, студия осталась без премии и опять должна была выплачивать всю его стоимость.
Алексей Юрьевич потребовал фильм вернуть: «Отдайте его мне. Я буду смотреть и изучать свои недостатки». Получив копию, режиссёр стал показывать фильм своим друзьям и коллегам.
Уже после выхода «Лапшина» на экраны Германа не раз упрекали в том, что он оболгал 1930-е годы. «Мы жили по-другому! Всё было по-другому! Не было таких улиц! Не было таких ужасающих квартир!»
Один из тех, от кого зависела судьба «Лапшина», корил режиссёра: «Зачем ты такие страшные бараки построил?» На самом деле Герман ничего не строил (у картины и денег бы на такую декорацию не хватило), бараки были настоящие, в них жили люди.
Больше всего Герман гордился тем, что после выхода фильма на экран отцовского «Лапшина» переиздали большим тиражом (385 тысяч), включив его в альманах «Подвиг».

Киностудия им. М. Горького, 1964 г. Сценарий М. Хуциева и Г. Шпаликова. Режиссёр М. Хуциев. Оператор М. Пилихина. Художник И. Захарова. Композитор Н. Сидельников. В ролях: В. Попов, Н. Губенко, С. Любшин, М. Вертинская, З. Зиновьева, С. Старикова, А. Майоров, Т. Богданова и др.
  Режиссёру Марлену Хуциеву всегда были близки и дороги темы молодёжи. После «Заречной улицы» ему захотелось снять фильм о трех друзьях, которые живут в районе Заставы Ильича. Возникла тема ответственности живых перед теми, кто погиб на фронтах Великой Отечественной. Сразу представилась сцена, как по пустой Москве идут красногвардейцы — три рабочих парня. А навстречу им по тем же улицам пройдут трое современных молодых рабочих, возвращающихся с ночной смены…
Вместе с Феликсом Миронером Хуциев написал заявку на восемь страниц. На киностудии имени Горького заявку приняли. 26 февраля 1960 года был заключён договор о написании литературного сценария для полнометражного звукового художественного фильма «Застава Ильича».

В заявке есть главный герой — Сергей Журавлёв. Есть уверенный в себе Николай Фокин. Есть немногословный молодой (в заявке он — Иван) папаша, таскающий молочные бутылки и слегка робеющий перед своей юной женой Люсей…
Судьбы трех друзей не изобилуют событиями. Взята повседневность, где все житейски обыденно — встречи, разговоры, работа, первые проблески чувства.
«Все три героя, каждый по-своему, выражали моё тогдашнее состояние, характер, отношение к жизни, — говорит Хуциев. — У меня в ту пору как раз родился сын, и я тоже бегал с молочными бутылками, как Иван. Я мечтал быть таким же, как Колька, раскованным, смелым, способным с ходу вмешаться в разговор, завязать знакомство. И я, подобно Сергею, тоже мучился вопросами, как жить…»
Неожиданно для Хуциева работа с Миронером не заладилась, и в сентябре 1960 года он привлёк к сотрудничеству Геннадия Шпаликова, студента сценарного факультета ВГИКа. Шпаликов являлся ровесником героев и за короткое время успел многое привнести в сценарий.
Первоначально планировалось, что «Заставу Ильича» будет снимать Пётр Тодоровский. Но он в ту пору как раз занялся режиссурой, готовился ставить «Верность». И тогда в группу пришла Маргарита Пилихина, с которой Марлен был знаком ещё по институту.
Теперь об актёрах. Валентина Попова Хуциев заприметил очень давно, когда работал ассистентом режиссёра. Ехали в пионерский лагерь искать ребят, и вдруг в машину сел «потрясающе обаятельный парень» — в ту пору артист народного театра ЗиЛ Валя Попов. Хуциев пригласил его на роль Сергея Журавлёва.
Николая Губенко (Фокин) Хуциев также знал довольно давно, с той поры, когда начинающий артист очень темпераментно сыграл на студенческом экзамене сцену из «Разбойников» Шиллера.
Небольшая заминка была лишь с третьим героем — в сценарии его звали Иваном. Режиссёру приводили «типичных Иванов» — медлительных, могучих, мускулистых. А нужен был худой паренёк с тонкой шеей — юный папаша, которому ещё самому впору гонять в футбол во дворе. И такого артиста Хуциев увидел в одном из спектаклей «Современника» — он был худ, юн и одет в лыжные малиновые штаны. Артиста звали Славой Любшиным. Попадание было настолько точным, что героя переименовали в Славу.
Исполнительницу роли Ани искали дольше других. Когда уже начались съёмки, утвердили Марианну Вертинскую.

Итак, кто же они, герои «Заставы Ильича»?
Отслуживший в армии Сергей Журавлёв работает на ТЭЦ, учится в вечернем институте, ведёт общественную работу. Приходит время, и он начинает задумываться о смысле жизни. Как ни существенна история Сергея, его любви к Ане — девушке «другого круга», — ещё существеннее сам факт его начавшегося раздумья.
Колька Фокин — острослов, покоритель сердец. В тройственном союзе ему принадлежит жизнелюбивое, богемное начало. Социальное положение Кольки сильно изменилось на пути от сценария к фильму. В сценарии Фокин — шофёр, а в «Заставе Ильича» он работает в вычислительном центре.
Славка Костиков, кажется, самый обыкновенный и самый определившийся из друзей. Строитель-экскаваторщик, он бомбит чугунным ядром отслужившие свой срок развалюхи. Славка женат, имеет ребёнка, получил жильё и вообще «врастает в быт со страшной силой». Рядом со Славой — его супруга Люся, маленькая и прозаичная. Слава — вечно угнетённый, всегда виноватый, постоянно в метаниях между протестом и покорностью.
«Застава Ильича» — фильм столь же лирический, сколь и гражданственный. Как точно замечает киновед Т. Хлоплянкина, «высокие слова о любви к Родине, об ответственности за её судьбу срываются с уст героев так же естественно и искренне, как любовные признания. По-видимому, Хуциев очень точно уловил момент гармонии между личностью и государством который наступил в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов. Из их разговоров, споров, размолвок, свиданий, маленьких и больших событий, составлявших сюжет фильма, складывался постепенно портрет поколения, которое хочется назвать проснувшимся».
Съёмки «Заставы Ильича» начались 1 мая 1961 года, когда ещё не все актёры были утверждены на роли. Уходила «натура» — та самая первомайская демонстрация, которая играет такую важную роль в сюжете фильма. В праздничном потоке впервые встали перед кинокамерой три главных героя «Заставы Ильича».
Марианны Вертинской ещё не было. Нашли какую-то девочку — благо, костюм был уже решён — и сняли несколько кадров. Например, пробеги мимо «Детского мира». По замыслу Сергей и Аня должны были идти «в лицо». Но героини не было, поэтому возникла идея, будто они где-то на Красной площади потеряли друг друга. И Сергей шёл один, кричал, махал рукой. Так были сняты отдельные кадры. А то, чего не хватало в монтаже, досняли уже в августе на Новокировском проспекте, когда Москва встречала Германа Титова.
Днём снимали, а по ночам Хуциев, Пилихина и её ассистент (Рита — за рулём) — колесили по Москве, чтобы определить улицы, по которым следующей ночью пойдёт Сергей и где будут мигать светофоры…
Друзей у фильма было много. На премьере в Доме кинематографистов Хуциев долго рассказывал про инспектора ГАИ Николая Степановича Захарченко, который помогал группе работать на улицах, заполненных транспортом. Однажды пришлось перекрыть на несколько минут Садовое кольцо, после чего автомобильная пробка потом рассасывалась часа три. Вклад инспектора в общее дело был настолько велик, что режиссёр вставил имя Захарченко в титры (в списке действующих лиц есть титр «Друг — Н. Захарченко»).

В своих фильмах Хуциев часто использует случайные наблюдения, впечатления, всплывающие в памяти. Не стал исключением и фильм «Застава Ильича». «Однажды, уже давно, мы украшали дома ёлку, а на проигрывателе была „Аве Мария“ Шуберта, которую я тогда часто слушал, — рассказывал режиссёр. — И вот я почему-то взял горящую свечу и поставил её на пластинку. Было темно, пластинка крутилась, свеча горела… А потом я это вспомнил — и воспроизвёл в „Заставе Ильича“, в той сцене, где танцуют».
«Застава Ильича» планировалась в одной серии, а картина стала разрастаться. Екатерина Алексеевна Фурцева, министр культуры СССР, узаконила две серии. Она очень точно заметила, что второй серии не хватает кульминационного момента, который есть в первой (Первомайская демонстрация). Хуциев решил снять вечер поэтов в Политехническом музее.
Просто невозможно представить себе начало шестидесятых без голосов любимых поэтов. Однако тот вечер в Политехническом, который запечатлён в «Заставе Ильича», был организован специально для съёмок: договорились с поэтами, заполнили зал массовкой… Но случилось непредвиденное. «Массовка» желала слушать стихи и гнала из проходов кинематографистов с их техникой: дескать, не мешайте читать поэтам! У входа стояла толпа, через которую трудно было пробиться режиссёру и актёрам.
«Вечер поэтов» в фильме длится две или три части, но смотрится на одном дыхании. Со сцены вдохновенно читают стихи А. Вознесенский, Б. Ахмадулина, Е. Евтушенко, Р. Рождественский, Г. Поженян, Р. Казакова, Б. Окуджава, М. Светлов, Б. Слуцкий…
После первых просмотров «Заставу Ильича» все хвалили. Не только сверстники Хуциева, но и старшие его товарищи. Писатель Виктор Некрасов отмечал: «Я не боюсь преувеличений: картина эта — большое событие в нашем искусстве, очень большое. Смотревший её одновременно со мной Анджей Вайда после просмотра сказал, что подобного фильма он ещё не видел (думаю, что Вайда на своём веку кое-что всё-таки посмотрел)».
Михаил Ильич Ромм после просмотра вышел в коридор, долго курил, молчал, потом промолвил: «Марлен, вы оправдали свою жизнь…» (Хуциев считает эту короткую фразу Ромма самой высокой оценкой своего труда.)
Казалось, ничто не предвещало беды, но тут на «Заставу Ильича» обрушился генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв. В марте 1963 года в Свердловском зале Кремля на встрече с деятелями литературы и искусства он, в частности, сказал: «Даже наиболее положительные из персонажей фильма — трое рабочих парней — не являются олицетворением нашей замечательном молодёжи. Они показаны так, что не знают, как им жить и к чему стремиться. И это в наше время развёрнутого строительства коммунизма, освещённое идеями Программы Коммунистической партии!»
В мае 1963 года судьба «Заставы Ильича» висела на волоске. Из фильма потребовали убрать эпизод «Литературный вечер в Политехническом музее». Сократить сцену в музее Пушкина. Пересмотреть диалоги в двух эпизодах, где ведутся беседы товарищей (сцена у больного Сергея и сцена около станции метро), снять ноты скептицизма в настроениях молодых людей…
Периодически Хуциева вызывали в различные инстанции, снова и снова смотрели материал. Потребовали вырезать сцену, где герой ночует у случайной знакомой, — это аморально. Хуциев доказывал, что сцену убирать нельзя, нарушится весь образный ряд. «Ну вырежьте тогда сцену, когда Сергей и Аня танцуют со свечами в руках — ведь все подражать начнут, возникнут пожары!»

Казалось, в те дни вся государственная машина обрушилась на хрупкую фигуру 40-летнего режиссёра (он весил тогда около 45 килограммов, его не поднимал лифт!). Но Марлен Мартынович не шёл ни на какие уступки, ну разве что на самые мелкие, с оговорками, удивляя, а отчасти и очаровывая своим невероятным упрямством и стойкостью характера.
Выпущенная на экран лента сохранила свою силу и свою живую душу, хотя называлась теперь уже не «Заставой Ильича», а по-другому — «Мне двадцать лет». Кстати, сам Хуциев считал, что новое название более точное. И всё-таки в результате поправок картина кое-что потеряла: «Лирическое состояние героев должно было перейти к финалу в острое беспокойство. Но нота беспокойства оказалась приглушённой».
Последнюю поправку в фильм Хуциев внёс буквально накануне премьеры. Надо было уже ехать в Дом кино, и тут режиссёра вызвали и предложили срочно вырезать из фильма… Хрущёва, который уже был смещён со своих постов…
Тем временем исполнители главных ролей вместе с режиссёром Марленом Хуциевым отправились на Международный кинофестиваль в Венеции. По окончании конкурсного просмотра «Мне двадцать лет» в зале Дворца кино долго не смолкали аплодисменты. С этого фестиваля Хуциев привёз специальный приз — награду весьма почётную, вторую по значению (высшую завоевал Лукино Висконти за «Туманные звезды Большой Медведицы»).
Но на этом история фильма не заканчивается. Прошли годы. В стране началась горбачевская перестройка. Приведём выписку из решения Комиссии по конфликтным творческим вопросам, утверждённого Секретариатом правления Союза кинематографистов СССР: «В связи с тем, что „Застава Ильича“ бесспорно является ключевым произведением экрана начала 60-х годов, комиссия находит настоятельную необходимость провести работу по восстановлению авторской версии картины. Комиссия рекомендовала также провести юбилейный сеанс картины в связи с 25-летием со времени её завершения, показав именно авторскую версию. Включить эту версию в ретроспективы и архивные показы вместо фильма „Мне двадцать лет“».

«Мосфильм», 1961 г. Сценарий Б. Бедного. Режиссёр Ю. Чулюкин. Оператор Т. Лебешев. Художник И. Шретер. Композитор А. Пахмутова. В ролях: Н. Румянцева, Н. Рыбников, С. Дружинина, Л. Овчинникова, И. Макарова, Н. Меньшикова, А. Адоскин, М. Пуговкин, М. Кокшенов и др.
  В 1959 году на экраны страны вышел фильм Юрия Чулюкина «Неподдающиеся», в котором Надежда Румянцева сыграла героиню Надю Берестову. В этой картине раскрылось дарование актрисы, её умение сочетать в одном образе лирику и юмор. Но очень скоро новая роль, новая героиня полностью завладела вниманием и сердцем Румянцевой.
Фильм «Девчата» по повести Бориса Бедного собирался ставить все тот же Чулюкин. Это история неказистой Тоськи, наивной, ничем не примечательной, которая силой своего характера, настойчивостью, принципиальностью, человеческим достоинством и верой в добро добивается успеха в жизни.

Чулюкин понимал, что лучшей исполнительницы, чем Румянцева, на роль Тоськи ему не найти. Но режиссёра терзали сомнения, а вдруг Румянцева повторится. По рекомендации «Мосфильма» пробовали на роль штатную артистку студии Валентину Малявину. Некоторые из претенденток были протеже руководителей Госкино, однако Чулюкин забраковал всех.
Надежда Румянцева на пробах была такой заводной, непосредственной и очаровательной, что её удаюсь утвердить без особых споров. Худрук фильма Михаил Ромм принял решение: «Играть будет эта „пичуга“».
Героиня Румянцевой почти подросток с детским и в то же время серьёзным лицом. Тося Кислицына приезжает в суровый край из далёкого Симферополя, где она жила в детском доме и училась на повариху. Логика её поведения проста и естественна: она входит в незнакомое общество, как к себе домой. Актриса показывает Тосю простой и одновременно очень сложной, мечтательной и решительной, бесконечно трогательной, беззащитной и сильной.
Как же работала Надежда Румянцева над ролью, какими путями искала характер Тоси, что помогло ей в работе?
Казалось, всё уже было готово к съёмкам: грим в меру смешон, в меру трогателен и обаятелен, костюм, предложенный художницей, удовлетворял самый требовательный вкус. На другой день пробы должны были утверждаться на худсовете. Но Румянцевой хотелось большей внешней выразительности, и здесь на помощь пришла неожиданная гостья. Вот что рассказывала сама актриса:
«Вечером в дверь моей квартиры постучалась… Это была одна из тех девочек, которые пишут длинные письма, иногда приходят посоветоваться, — словом, моя зрительница. Она в смущении остановилась, не зная, что сказать. На заячьем воротнике коротенького пальто таял первый снег, около школьных ботинок натекла лужица.
Мы сидели с ней на кухне и пили горячий крепкий чай. Это была большеглазая и худенькая девочка, но очень самостоятельная и решительная. Повесив своё кургузенькое пальтишко, она так и осталась в смешной рваной ушанке и так сидела передо мной, рассказывая о своих горестях и заботах. Она была из детского дома, училась на ткачиху…
Утром я была у Наумовой. И всё началось сначала! Да, Тоська должна быть именно в узеньком лёгком пальтишке (она ведь приехала с юга, откуда у неё тёплая зимняя шуба?), в ботиночках, и только в ботиночках — маленьких и холодных; конечно, на ней должна быть эта большая старая заячья шапка с торчащими в разные стороны ушами».
Напрасно Румянцеву убеждали, что нельзя сниматься в ботинках и лёгком пальто, она настояла на своём. В костюмерной сшили новое пальтишко, даже без подкладки, чтобы казаться тоньше, а нужную ушанку Надежда выменяла у племянника.

В «Девчатах» маленькая Тоська по уши влюбляется в красавца Илью, бригадира лесорубов, влюбляется, едва увидев его портрет в клубе. Но Илья жестоко просчитался, начав улаживать за девушкой привычными методами, — она каждый раз ставила его в тупик. А потом пришла настоящая любовь. Илья, внимания которого добивались самые хорошенькие девушки посёлка, почувствовал себя действительно счастливым, когда Тоська наконец милостиво разрешила ему поцеловать её один раз в щеку. Тоськина беззащитность и беспомощность оказались её силой.
Актёра на роль Ильи искали уже под Румянцеву. Юрия Саранцева забраковали именно из-за того, что он «не смотрелся» рядом с Надеждой. Проба Виктора Борцова не понравилась худсовету. Режиссёр хотел снимать в главной роли Вячеслава Шалевича и, не дожидаясь проб, отбил ему об этом телеграмму. Но потом по-дружески попросил у актёра прощения: «Слава, понимаешь, Коля Рыбников умудрился за две недели похудеть аж на двадцать килограммов и теперь выглядит для этой роли идеально!» Шалевич не обиделся и сказал, что считает похудание Рыбникова верхом героизма. В фильме, как известно, Илью сыграл Николай Рыбников.
По сценарию в одной комнате с Тосей живут четыре девушки: серьёзная, сосредоточенная Вера — «мама Вера» (Н. Меньшикова); весёлая, ладная Катя (Л. Овчинникова); эгоистичная красавица Анфиса (С. Дружинина) и Надя-невеста (И. Макарова). Влияние Тоси на них огромно. Надя решительно порывает со своим старым, нелюбимым, расчётливым женихом Ксан Ксанычем, Вера становится мягче, легкомысленная Катя — задумчивее, а Анфисе, признанной красавице и сердцеедке, пришлось поразмыслить над своей жизнью.
Кинопробу Валентины Талызиной на роль Нади забраковали сразу — она не попала в типаж. Режиссёр хотел снимать Маргариту Криницыну, с которой был знаком ещё со ВГИКа. Но её кандидатуру отклонил худсовет.
Роль Нади в фильме досталась Инне Макаровой. На книжных страницах отношения Нади с женихом внутренне нелегки и не просты. На экране же все сводится к тому, что высказано в объяснении Анфисы: «В таком возрасте хоть за кого пойдёшь».
В романе Надя так и не выходит замуж за Ксан Ксаныча. В последний момент она просит прошения, но отказывается от брака, понимая, что он никому не принесёт счастья. Оказывается, что такой эпизод был и в картине, однако его вырезали, причём не из-за низкого качества актёрской игры. Наоборот, эти кадры отличались большой выразительностью. Просто Чулюкину показалось, что такой поворот некомедиен.
Люсьена Овчинникова говорила, что сыграла в фильме саму себя. «Режиссёр так нас и подбирал — чтобы были похожи по характеру на героинь. Снимались легко, радостно, с удовольствием. Мы по фильму дружили с Тосей — Надей Румянцевой, и я с ней и в жизни очень дружила».
Михаил Кокшенов снялся в «Девчатах» в эпизодической роли, но запомнил съёмки на всю жизнь. Юрий Чулюкин заставил его выпить залпом из графина всю воду. Остановил съёмку, только когда актёр начал давиться. Киногруппа потом долго не могла отыскать Кокшенова…

А у Пуговкина — коменданта никак не получался эпизод, когда ему надо было бросить подушку на кровать так, чтобы она легла углом. Снимали полдня. Наконец артист швырнул её не глядя — и точно попал.
Очень многое решалось прямо на съёмках, почти все основные сцены актёры импровизировали. Особенно мучили актрисы сценариста Бориса Бедного; они старались уточнить свою роль и всё время приставали к нему: «А можно так? А если сделать по-другому?» Бедный очень ревниво относился к своему произведению, но не мог подчас ничего возразить актёрам. Но, когда и Румянцева попросила у него что-то переделать в сценарии, он возмущённо закричал: «Как, и вы туда же?! Хоть вы-то молчите, у вас, кажется, в сценарии есть всё, что только может пожелать актриса!» И Надежде пришлось отступить, так как она и сама считала, что о лучшей роли нечего и мечтать.
Экспромтом родилась и одна из самых интересных сцен в фильме — лезгинка. А дело было так.
Отсняли эпизод возвращения Тоси после свидания с Ильёй; это был довольно долгий и серьёзный разговор с мамой Верой. Режиссёр был доволен. Актёры разошлись, но Румянцева по какой-то причине задержалась на съёмочной площадке. К ней подошёл Юрий Чулюкин: «Надюша, как вы считаете, а не могла ли Тося в этой сцене запеть? Ну, например, что-нибудь детское, простое и очень счастливое. Вспомните, что вы пели от радости в детстве, когда вы получали то, о чём давно мечтали».
Румянцева растерялась: «Не знаю, право… Может быть, это… „На заборе птичка сидела и такую песенку пела…“».
Режиссёр был в восторге: «Вот, вот! Ну-ка ещё раз погромче!»
Через минуту они вдвоём начали распевать эту смешную и незатейливую песенку. А потом, забыв обо всём на свете, стали отплясывать лезгинку.
На следующий день уже снимали придуманную сцену лезгинки, которая органично вошла в ткань фильма.
Натурные съёмки проходили на Северном Урале, в Пермской области. Морозы стояли немыслимые, не спасали ни ватники, ни унты. Киношники жгли костры и через каждый час устраивали «перекур с обогревом». Снимали в леспромхозе и, конечно, изрядно мешали рабочим, но они относились к гостям терпеливо и внимательно, помогали, учили актёров водить трактор, валить деревья. Все шутили, что Рыбников прекрасно вошёл в образ и стал заправским лесорубом.

Николаю порой приходилось нелегко. Снимался эпизод, когда повариха Тося принесла рабочим еду. Раздала ложки и вилки, а они металлические. Рыбников взял да и облизал ложку, она вмиг прилипла к губе. Съёмку остановили, попытались отцепить ложку — никак. Рыбников, чтобы времени не терять, рванул ложку и оторвал её с кожей, с кровью. Румянцева была потрясена: «Какой мужественный актёр!»
Весной и летом съёмки перенесли в Ялту, где изображали сибирскую зиму с помощью искусственного снега и поваренной соли. Актёры парились в тулупах и валенках при 30-градусной жаре. Когда герой входил в помещение с «мороза», в виде пара пускали клубы очень вонючего белого газа.
Снимали и под Москвой, в марте, неподалёку от «Мосфильма». Там посадили около трехсот деревьев и построили посёлок с вывеской «Леспромхоз».
В 1963 году фильм «Девчата» представлял советское киноискусство в Аргентине на Международном кинофестивале в Мар-дель-Плата. Его показали на третий день после открытия фестиваля, и зарубежная пресса писала: «Прежде всего следует отметить, что успех фильму обеспечила Надежда Румянцева. Бьющая через край радость, безграничная прелесть героини прекрасно переданы молодой русской актрисой, которая долгое время будет вспоминаться с симпатией. Румянцева создала образ с удивительной непринуждённостью и экспрессией, что одновременно и удивляет, и покоряет зрителя, который невольно становится соучастником произведения». И дальше: «Надежда Румянцева несомненно продолжает традиции Чарли Чаплина и Джульетты Мазины в кино и заставляет зрителей то смеяться, то плакать».
На этот раз обладательницей изящной статуэтки — «за лучшее исполнение женской роли» — стала советская киноактриса Надежда Румянцева.
Фильм «Девчата» с большим успехом прошёл по экранам США, Аргентины, Мексики и других стран мира. Три международных кинофестиваля — в Эдинбурге, Канне и Мар-дель-Плата — отметили этот фильм своими призами.

ВУФКУ (Киев), 1930 г. Автор сценария и режиссёр А. Довженко. Оператор Д. Демуцкий. Художник В. Кричевский. Композитор В. Овчинников. В ролях: С. Свашенко, С. Шкурат, П. Масоха, Е. Максимова, П. Петрик, Л. Ляшенко, Ю. Солнцева, И. Франко, В. Михайлов.
  В 1958 году Международное жюри киноведов и критиков определило список двенадцати «лучших фильмов всех времён и народов».
Первым был назван «Броненосец „Потёмкин“». В число бессмертных шедевров мировой кинематографии вошли также «Мать» В. Пудовкина и «Земля» Л. Довженко.
Сын потомственного хлебороба, Александр Довженко родился, вырос, учительствовал в селе на Черниговщине. Потом учился живописи, работал художником-иллюстратором. В 1926 году, оставив живопись, пришёл в кино и увидел в нём своё истинное призвание. Его «Звенигора» (1928) и особенно «Арсенал» (1929) привлекли своеобразием художественного мышления, яркостью образных решений. Довженко стал одним из родоначальников поэтического кинематографа.
Сюжет «Земли» можно пересказать очень коротко. Собираются несколько крестьянских парней, решают купить трактор, организовать артель. Но труднее всего преодолеть привычку к старому у своих же односельчан. Даже вожаку молодёжи Васылю Трубенко долго не удаётся убедить собственного отца в выгоде артельного хозяйства.
Васыль приводит в село первый трактор, перепахивает межи. Кулацкая пуля обрывает жизнь комсомольца. Безмерно горе его отца, невесты. Васыля хоронят по-новому, без попа, хоронят всем селом. Смерть хлопца открывает глаза тем, кто до тех пор колебался. Трактор распахивает старые межи между наделами, которые разъединяли не только поля, но и людей…
Нетороплив и лиричен зачин фильма — рассказ о том, как мудро и просто прощается с жизнью старик-труженик, дед Васыля. Он умирает в саду, взращённом своими руками, окружённый детьми, внуками.

Вверху, на ветках, на земле — неисчислимое множество яблок. Этим лирическим воспоминанием о своём собственном деде Довженко начинает в фильме тему бессмертия и единства природы, величия человеческого труда на земле.
Первоначальный сценарий и все авторские материалы по «Земле» погибли во время войны в киевской квартире режиссёра. Но Довженко после войны написал литературный сценарий — маленькую чудесную повесть, в которой объяснил то, что было не понято в фильме, и добавил то, что, возможно, хотел, но не смог вставить в него во время съёмок. Из титров мы узнаем, что дед семьдесят пять лет пахал быками землю. А в авторских пояснениях прочтём, что дед вместе с другом Петром сыграл «немаловажную роль в науке и просвещении украинского народа. По дороге из Москвы к Чёрному морю они добрую треть столетия перевозили на своих волах книги из Москвы в Харьковский университет…».
Светом любви и добрым юмором освещены образы людей-тружеников — и хлебороб Опанас Трубенко, кряжистый, неторопливый, думающий свою думу о вступлении в колхоз, и его жинка, совсем было согласная, но «чтобы корова и волики дома остались». Их сын Васыль — парень весёлый, ладный, с открытым лицом, с лёгкой походкой, щедрый на труд. Хороши и друзья его по ячейке, в их обрисовке художник не пожалел красок — смышлёные, дельные, славные ребята.
«Земля» снималась в Яреськах на реке Псел — большом, утопавшем в садах селе. В нём жили люди, близкие и понятные Довженко, — труженики-хлеборобы.
Васыля играл Семён Свашенко. После Тимоша из «Звенигоры» и Тимоша-арсенальца это была третья его роль в фильмах Довженко.
Степан Шкурат из Ромен, с его могучей статью, медлительностью, маленькими, но острыми и умными глазами необычайно точно воплощал середняка Опанаса, которому ничего в жизни легко не давалось, который не семь, а семьдесят раз отмерит, прежде чем отрежет.
Особенные задачи Довженко возложил на молодого тогда актёра П. Масоху, театрального актёра, воспитанного Лесем Курбасом на сцене театра «Березиль». Он играл в «Земле» кулацкого сына Хому Белоконя, который убивает Васыля.
С верой в великие перемены приводят хлопцы из города трактор. Встреча его селом — одна из лучших сцен фильма. На лицах селян читается гамма разнообразнейших чувств — радость и надежда, удивление и страх, злоба и восхищение.
Свидание Васыля с невестой Наталкой — целомудренно нежное, напоено восторгом и трепетом. В лунную ночь он впервые обнимет невесту. А потом пойдёт домой. Улыбка не сходит с лица Васыля. Переполненный счастьем, красотой жизни, такой же красивой, как эта сказочная украинская ночь, Васыль пускается в пляс. И он протанцует уже три улицы, когда раздастся в ночи выстрел…

В «Земле» проход Васыля по селу — между свиданием с любимой и вражеским выстрелом, который разлучит его с жизнью, — длится почти на протяжении целой части. Около трехсот метров плёнки показывают нам, как идёт по ночной деревенской улице двадцатилетний тракторист, счастливый и переполненный своей могучей жизненной силой.
Александр Петрович и перед собой, и перед актёрами ставил очень трудные и сложные творческие задачи. И до тех пор пока не находил нужного решения, к съёмкам не приступал.
В фильме уже отсняли многие сцены с Васылем: он пригнал на село трактор, перепахал кулацкие межи, героя уже успели убить и похоронить, а эпизод, где он танцует, снимать не начали, не родился ещё танец. И вот начались его поиски. Какой же, собственно говоря, должен быть танец?
Особенно важно было в этих поисках найти характер танца влюблённой пары. «Вы понимаете, Сеня, нам не нужен „гопак“ или „барыня“, нам нужен танец без всяких коленец и кренделей, — объяснял Довженко. — Танец Васыля должен быть простым и ясным и максимально точным в своих движениях. Надо, чтобы не ноги танцевали сами по себе, а чтобы в них танцевали ваши душа и радость… Я понимаю, дорогой мой, что это трудно, но трудность эту необходимо преодолеть».
Сцену снимали ранним утром. Довженко внимательно осмотрел Свашенко и легонько подтолкнул. Артист пошёл на исходное место, но режиссёр тут же остановил его, увидев, что лицо исполнителя роли Васыля немного вспотело, сказал: «Будьте добры, Сеня, закройте глаза, я вас трошки припудрю», — и, взяв горсть дорожной пыли, подул в лицо Свашенко.
Баяниста посадили на таком расстоянии, чтобы музыку было чуть слышно. Этим подчёркивалась таинственность ночного пейзажа и всей обстановки.
Перед самой съёмкой подходить к актёру никому не разрешалось, все говорили тихо; обычных команд вроде «приготовились, внимание, начали, мотор» на съёмке не было.
Кругом стояла тишина. Был подан один условный для всех сигнал, и съёмка началась.
Финальную сцену похорон — и это в немом кино! — Довженко строит на песнях. Их поют люди, провожая в последний путь Васыля. Похороны тракториста сливают людей в едином порыве.

Режиссёр заботился о том, чтобы Васыль — Свашенко всё время находился, как пишет Масоха, «в атмосфере благородных помыслов». Довженко потребовал от актёра, чтобы каждое утро, с зарёю, он ходил на Псел, умывался речной ледяной водой, и только после этого, свежий, причёсанный, праздничный, Свашенко получал право явиться на торжественную съёмку.
Но не было на похоронах невесты Васыля Наталки. Довженко в начале тридцатых, пуритански строгих годов нашего кино не побоялся выразить великое женское горе наготой взметнувшейся и мечущейся по хате невесты убитого Васыля.
«В страстных рыданиях металась она в маленькой своей летней хатине, биясь грудью о стены и разрывая на себе одежды. Все протестовало в ней, все утопало в страданиях. А когда проносили милого близко и стены начали содрогаться от пения, она упала на постель в полутёмном углу почти без памяти». Вот и всё, что напишет Довженко об этой сцене — небывало смелой для кино тех лет, потому что на экране металась обнажённая молодая женщина.
К женщине — матери, сестре, подруге — Довженко относился трепетно. Прежде чем снимать обнажённую актрису Максимову, Александр Петрович так все объяснил бригаде осветителей, что тишина во время съёмок стояла, как в храме! Позже один из осветителей объяснял: «Понимать надо… красота!»
…Васыля проносят мимо садов, где цветы и спелые плоды почти касаются его лица, словно говоря о неистребимости жизни. В то самое время, когда процессия движется мимо сельских садов, для матери Васыля приходит время рожать. Младший сын появляется на свет, когда старший сходит в могилу.
И снова дождь, крупный и тёплый, проливается на пыльную знойную землю. Он как бы смыл остатки скорби и печали с людей. В каждой его капле сверкало обещание торжества жизни…
Прозрачными каплями на спелых плодах заканчивалась картина Александра Довженко.
Впоследствии, печатая свой сценарий в книге, он добавил к тексту, записанному по картине, прозаический эпилог, который читается, как концовки старинных романов: «От человеческой жизни и даже от жизни целых людских поколений остаётся на земле только прекрасное. Весь род Белоконей исчез без следа. Зато и по сей день ещё шумит народная молва про Васыля Трубенка. Утихли лишь печаль о нём и сожаления, уступив место благодарности».
Первые копии только что смонтированной «Земли» были отпечатаны в марте 1930 года.

А один из самых первых просмотров картины был организован в Харькове, в Доме писателей имени Васыля Блакитного. И когда всё кончилось и снова зажёгся свет, в потрясённом зале наступила тишина, и лишь через несколько минут загремела самая настоящая овация.
В массовом же прокате «Земля» пошла так, как шли почти все фильмы Довженко, как вообще идут талантливые и необычные произведения — у одних вызывая восторг, у других встречая непонимание.
Даже многие из тех, кто сразу же оценил «Землю» как исключительно талантливое и необычное произведение, выражали неудовольствие тем, что Довженко не показал подлинный накал классовый борьбы в деревне.
Горький, не принявший «Землю» из-за «статики» и «скульптурности», отметил тем не менее «рубенсовское наполнение» фильма и сказал, что Довженко — «очень способный».
Фадеев сказал на одном из обсуждений фильма, что у Довженко на экране предстают такие сытые и свальные люди, что непонятно, зачем им стрелять друг в друга и вообще что-либо менять в своей жизни; ведь в колхозы идут от голода, от бедности, которой нет конца.
Позднее В. Пудовкин повторит и усилит сказанное Фадеевым: «…спрашивается, за каким чёртом нужно было драться за трактор и зачем вообще нужен трактор, когда кругом царит изобилие и переизбыток материальных благ, когда люди спокойно умирают, вкусив для последнего удовольствия от яблок, а таких яблок кругом тысячи и тысячи, когда нужно только протянуть руку, и роскошные дары природы посыплются на плечи?"
Резко отрицательно отнёсся к фильму пролетарский поэт Демьян Бедный, который обрушился на Довженко в большом стихотворном фельетоне «Философы».
О тучности полей и садов он говорил, что это «кулацкая природа, кулацкая рожь, кулацкие яблоки. Чем больше они нравятся зрителю, тем глубже идейный провал картины».
А сцену у остановившегося трактора он назвал издёвкой над тракторизацией советской деревни.

По настоянию Главкиноискусства картину должны были изрядно порезать, удаляя из неё те места, о которых говорил Демьян Бедный.
Фельетон, напечатанный в «Известиях» 4 апреля 1930 года, был несправедлив, написан со злой торопливостью, с желанием хлестнуть побольнее.
Появление фельетона привело в недоумение большинство видевших «Землю» и вызвало многочисленные протестующие письма в редакцию «Известий».
«Я был так потрясён этим фельетоном, — напишет Довженко в „Автобиографии“, — мне было так стыдно ходить по улицам Москвы, что я буквально поседел и постарел за несколько дней. Это была подлинная психологическая травма. Вначале я хотел было умереть. Но через несколько дней мне пришлось стоять в почётном карауле в крематории у гроба Маяковского…».
В дневнике Довженко, опубликованном после его смерти, есть запись, помеченная 14 апреля 1945 года: «Недавно в кремлёвской больнице престарелый Демьян Бедный встретил меня и говорит: „Не знаю, забыл уже, за что я тогда выругал вашу „Землю“». Но скажу вам — ни до, ни после я такой картины уже не видел. Это было произведение поистине великого искусства»». Надо полагать, что был он правдив тогда, когда хвалил «Землю», так как при всей сложности своего характера и нарочитой лубочности многого из написанного им был Демьян Бедный и образованным, и зорким человеком.
Но Довженко это запоздалое признание было абсолютно ни к чему. Он пишет далее: «Я промолчал…»
И всё же руководство кинематографией понимало, что «Земля» — не рядовой фильм и способен достойно представлять советскую культуру за рубежом. Довженко была предоставлена длительная заграничная командировка: в августе он повёз фильм в Прагу, Берлин, Париж и Лондон. «Земля» начала свой триумфальный путь и по зарубежным экранам. Картину повсюду принимали с удивлением и восторгом.
Особенно горячо был принят фильм Довженко в Италии, Франции и Германии — в тех странах Европы, где кинематография тогда была наиболее развита.
Зарубежные критики зачастую делают прямое сопоставление «Земли» с «Илиадой». И не только зарубежные. Ираклий Андроников однажды заметил, что Довженко вместил в «Земле» «такое обширное образное, политическое, философское содержание, которое ставит его произведение в один ряд с „Илиадой“ Гомера, с „Мёртвыми душами“ Гоголя, с „Войной и миром“ Толстого».

«Ленфильм», 1936 г. Сценарий Ю. Германа и С. Герасимова. Режиссёр С. Герасимов. Оператор Е. Величко. Художник В. Семёнов. Композитор В. Пушков. В ролях: Н. Боголюбов, Т. Макарова, И. Новосельцев, О. Жаков, А. Апсолон, И. Кузнецов, П. Алейников.
  «Семеро смелых» — это повесть о молодых покорителях Арктики, о комсомольцах первых пятилеток — искателях и романтиках.
Толчком к написанию сценария послужил опубликованный в 1932 году в «Комсомольской правде» призыв комсомольца Кости Званцева (кстати, в прошлом воспитанника ФЭКС) организовать молодёжную полярную зимовку. Званцев стал полярником и написал книгу о покорителях Севера. Книгу эту писатель Юрий Герман как-то принёс своему другу режиссёру Сергею Герасимову и сказал: «Вот что надо ставить!»
Используя материалы зимовки Званцева и его товарищей на Новой Земле, собранные в маленькой книжке, а также ряда других полярных станций, Герасимов вместе с Германом написали сценарий.
Сюжет фильма «Семеро смелых», как, впрочем, и последующих картин Герасимова 30-х годов, несложен.
В фильме есть опасности, приключения, смелые поступки, драматизм нелёгкой борьбы со стихией. Но главное в нём — знакомство с живыми, обаятельными людьми. Каждый из характеров интересен по-своему: и волевой, собранный начальник экспедиции Илья Летников (Н. Боголюбов), и молчаливый радист Курт Шефер (О. Жаков), и метеоролог, мечтатель и шутник Ося Корфункель (А. Апсолон), и пилот Лёня Богун (И. Новосельцев), и моторист Саша Рыбников (И. Кузнецов), и единственная на зимовке девушка-врач Женя Охрименко (Т. Макарова), и смешной и трогательный подросток-повар Петька Молибога (П. Алейников). Суровый экзамен выдержал не только каждый из семерых, его выдержал дружный коллектив.
За исключением Н. Боголюбова, И. Новосельцева и О. Жакова, имевших к тому времени самостоятельный творческий опыт, в фильме снимались студенты киноотделения Ленинградского института сценического искусства, ученики Герасимова, который ещё в 1931 году начал там педагогическую деятельность. Петру Алейникову было тогда всего шестнадцать лет. Он пришёл в мастерскую из детского дома, и роль Молибоги, маленького повара зимовки, пришлась ему как нельзя впору.

Работа над фильмом оказалась очень сложной. По словам Сергея Аполлинариевича, «почти все приключения, послужившие сюжету „Семеро смелых“, в той или иной мере были пережиты работниками коллектива в процессе постановки картины».
Снимали фильм в Заполярье. Экспедиция длилась почти целый год. Снимали и на Кольском полуострове, и на Рыбачьем, и на Кильдине. Жили дружной, весёлой командой, как истинные полярники, словно бы и забыв о кинематографической профессии. И это помогло родиться той естественности тона и свободе поведения, которые и принесли фильму успех.
Трудились по 16—18 часов в сутки. На плечах перетаскивали громоздкую аппаратуру и другие необходимые для съёмок предметы. А дорога нередко была длинной, часто снимали в 10—15 километрах от места размещения базы.
«Сколько острых положений сопутствовало съёмке мирных и спокойных (для зрителя) кадров! — вспоминал Герасимов. — Сколько опасностей и тягот осталось за кадром! Сколько раз во время съёмок на Кольском полуострове нам приходилось добираться домой через пургу, налетающую почти всегда неожиданно и сразу».
Правда, коллектив поддерживало тёплое участие местных жителей. Они выделяли кинематографистам людей, питание и даже «единственное имеющееся сухопутное транспортное средство — лошадь 36 лет, потерявшую зубы и питавшуюся мочёным хлебом».
Зимы в Заполярье не хватило, и для последних ледовых съёмок пришлось взбираться на Эльбрус, хотя никто из группы Герасимова не был альпинистом.
Экспедиция на Эльбрус отличалась особыми сложностями. Нелегко было жить на высоте 3200 метров, значительно труднее ежедневно преодолевать ещё тысячу метров. На этой высоте велись съёмки. Конечно, имелась возможность упростить задачу: использовать альпинистские тропы. Но группа стремилась к правдоподобию, поэтому превратила в съёмочную площадку глубокие ледниковые трещины, на которые не ступала нога человека. Они были занесены снегом и грозили серьёзной опасностью.
Только такая отчаянная ком... могла дойти до «Приюта одиннадцати» без всякой подготовки, буквально харкая кровью, и отснять всё, что было предусмотрено, за эти три дня.
«Семеро смелых» — первый фильм Герасимова на путях поисков новой формы кинодраматургии. Ещё на титрах из сложных музыкальных построений как бы собирается мелодия замечательной песни композитора В. Пушкова «Лейся, песня, на просторе…». Несколько раз она будет звучать в фильме.

На «Семеро смелых» группа Герасимова делала решительную ставку. Когда художественный совет «Ленфильма» принимал картину, когда в зале вспыхнул свет и раздались первые аплодисменты, Сергей Аполлинариевич, по его признанию, испытал такое душевное потрясение, какое уже не испытывал давно.
И действительно, фильм «Семеро смелых» стал новым словом в киноискусстве, о чём можно судить хотя бы из следующих высказываний советских режиссёров.
Григорий Козинцев: «Замечательная картина. Стиль „Семеро смелых“ — единственно возможный, мужественный, спокойный стиль, которым только и можно говорить о героях. Картина выигрывает оттого, что сделана на простых человеческих деталях. Кинематографические актёры показали в „Семеро смелых“ высокий класс. Игра Алейникова, Жакова и других превосходна».
Сергей Юткевич: «Герасимову удалось сейчас наиболее близко подойти к тому реалистическому стилю, который снится нам по ночам. В „Семеро смелых“ удалось впервые достигнуть актёрского ансамбля. Режиссёр не подавлял своей индивидуальностью актёров, а вытягивал их. И все играют по-своему, но в едином стиле и одинаково хорошо».
Всеволод Пудовкин: «Главное и решающее в успехе „Семеро смелых“ было то, что режиссёр, конечно, знал, о чём и почему говорит, и любил свою картину. Да и не только картину — он любил людей, которых создавал. Мне кажется, что Герасимову удалось найти наконец путь к подлинному соединению достижений немого кино с теми новыми задачами, которые перед нами поставило кино звуковое».
Фильм вызвав горячие отклики, приумножил число добровольцев, шедших на освоение новых земель. Славную песню героев-полярников подхватила молодёжь.
Картина «Семеро смелых» дала путёвку в жизнь целой плеяде замечательных актёров. С неё началась счастливая судьба в кинематографе Тамары Макаровой, Олега Жакова, Петра Алейникова. С этого фильма, по существу, начался путь Сергея Герасимова как мастера режиссуры.