Я

Ямвлих


(ОК. 245 -ОК. 325 Г. Н. Э.)
СТУПЕНИ ДУХОВНОГО КОСМОСА

жизнь и судьба

Я. по праву считается одним из самых глубоких знатоков важнейших теоретических и практических аспектов мистицизма.

Эзотерические учения
   Сохранившиеся труды Я. предоставляют бесценный свод знаний о мистических умонастроениях погибающего язычества..

Духовное наследие
 С именем Я. связывается основание одной из крупнейших школ внутри неоплатонизма — Пергамской, представители которой впоследствии отличились тем, что активно вмешивались во всевозможные политические и идеологические конфликты...


1. жизнь и судьба
   
   Я., фактически завершающий собой тысячелетнюю историю эволюции мистического платонизма, по праву считается одним из самых глубоких знатоков важнейших теоретических и практических аспектов мистицизма.
   Имя «Я.» свидетельствует о том, что его обладатель был не греком, а семитом; действительно, Я. родился в Сирии и бьи выходцем из знатного арабского рода. Первоначальное образование он получил в Александрии, где завязал дружеские связи со многими известными и одаренными людьми, в том числе и с учениками Плотина, к школе которого он вскоре примкнул. Где-то около 290 г. Я. решил покинуть Александрию и окончательно перебрался в родную Сирию, основав там собственную школу, противостоящую отвлеченному интеллектуализму римских и александрийских неоплатоников и отмеченную стремлением к более тесному и продуктивному взаимодействию мистической теории с оккультной практикой.
   
   После смерти Я. в весьма преклонном возрасте его многочисленные ученики разбрелись во все концы империи, с переменным успехом пропагандируя идеи учителя в различных провинциях и при дворах сильных мира сего. Благодаря их усилиям образ Я. постепенно обрел черты, присущие, скорее, какому-то мифологическому или, во всяком случае, легендарному персонажу, наделенному магической властью над земными и небесными стихиями.
   Его биографы собрали богатую коллекцию из рассказов подобного рода, где особенно подчеркивается его способность материализовывать духов стихий, обитающих в водных источниках (для демонстрации этой способности Я. почему-то не нашел лучшего места, чем общественные бани), и дематериализовывать собственное тело, которое в момент совершения им священной молитвы окутывалось золотистой аурой и поднималось на несколько метров вверх от земли. Говорят, что сам Я, когда ему доводилось слышать при жизни подобные истории, ничего не говорил, но лишь неопределенно усмехался...
   

2. мистические учения

    Сочинений Я. приписывается довольно много, и то, что дошло до нас под его именем, представляет, во всяком случае, меньшую часть его творческого наследия. Определенный свет на устойчивую прижизненную репутацию Я. как мага и чудотворца проливает его знаменитый трактат О египетских мистериях в 10 книгах (дошедший до нас в несколько переделанном и отредактированном его учениками виде), содержащий детальные рекомендации для тех, кто решил посвятить себя нелегкому искусству «практического богоделания». Другую часть наследия Я., относящуюся к области историко-философской, представляет его Свод пифагорейской жизни, причем и с эзотерической, и с литературной точки зрения наибольший интерес представляет первая часть этого Свода — трактат О пифагорейской жизни.
   Другие сохранившиеся сочинения Я- посвящены различным общефилософским темам с особенным упором на философию числа и символа (Теологумены арифметики и др.); эти же темы разрабатывались им и в утраченных сочинениях, среди которых особенно выделяются многочисленные комментарии к платоновским диалогам, известные лишь фрагментарно, О богословии халдеев, О природе символа и др.
   Сохранившиеся труды Я. предоставляют бесценный свод знаний о мистических умонастроениях погибающего язычества, пытающегося искать духовную опору то в идеальных образах прошлого (Пифагор и его община), то в восточной — египетской и вавилонской — мистике и магии. В книгах Я- и его учеников эти умонастроения представлены в предельно откровенном и концентрированном виде, что вызвало смущение даже у его собратьев-неоплатоников, в первую очередь у Порфирия, высказавшего в письме к египетскому жрецу Анебону свои сомнения по поводу действенности и плодотворности метода «практического богоделания».
   Книга О египетских мистериях задумана как ответ на критику Порфирия, написанный от имени другого египетского «посвященного», Абаммона (по всей видимости, и тот и другой — маски самого Я., не желавшего изображать дело так, что речь идет о полемике внутри самой неоплатонической школы). Вопреки названию, трактат не содержит в себе практически ничего специально «египетского» и апеллирует прежде всего к греческому религиозному опыту, развивая учения Платона и Плотина в направлении последовательного усиления в них мистического и сугубо оккультного элемента. Впрочем, в начале трактата Я-упоминает о таинственных «колоннах Гермеса» с запечатленными на них письменами с изложением священной мудрости древних исчезнувших рас; именно на этих письменах основывали-де свое учение и вышеупомянутые мудрецы, и сам автор трактата. Но совершенно очевидно, что это в данном случае не больше чем условная фигура речи, и что для Я. египетские боги и мистерии («наидревнейшие среди известных») являются не более чем иносказательным обозначением для существовавшей от века универсальной и всеобъемлющей эзотерической мудрости. Ее-то следы он с величайшей настойчивостью пытается отыскать и у греческих мудрецов, и у восточных магов, и у знаменитых прорицателей, астрологов, поэтов и прочих «боговдохновенных» личностей. Упорство и последовательность, с которыми Я-проводит идею существования подобной всеобъемлющей «тайной доктрины», не
Ямвлих, маг и основатель сирийской ветви неоплатонизма
имеет аналогов в древности и заставляет скорее вспомнить о новейшей теософии и родственных ей учениях.
    Впрочем, параллели с современным оккультизмом на этом не исчерпываются, а могут быть прослежены вширь и вглубь. В Мистериях мы обнаруживаем подробнейшее изложение основ «белой магии» (нареченной им, как уже говорилось, теургией), в овладении которыми Я- видел высший смысл и предназначение всякой духовно-практической деятельности. Как и теософы, Я- был врагом абстрактного теоретизирования и желал во что бы то ни стало еще при жизни получить и продемонстрировать всем желающим прямые доказательства наличия в человеческой природе неких сил и качеств сверхприродного происхождения, которые истинный теург должен подчинить своей воле, чтобы после расставания с телом примкнуть к сонму бессмертных: «Теург благодаря силе неизреченного повелевает космическими силами уже не как человек и не как тот, кто обладает человеческой душой, но становится выше своей собственной сущности, подобно тем, кто до этого был причислен к божественному чину».
   В десяти главах своего труда Я. последовательно ведет читателя от одного уровня постижения сверхприродных феноменов к другому, более высокому, попутно обильно иллюстрируя теоретические рассуждения примерами из личной и чужой магико-теургической практики и повествуя о гаданиях, жертвоприношениях, о странствиях души во время сна, о вызывании «низших» богов, т. е. демонов, о чудесной силе молитвы и т. п. Основная теоретическая установка Я- превосходно раскрыта А.Ф. Лосевым, охарактеризовавшим ее следующим образом: «Он (Ямвлих) спросил: если я уподобляюсь богу, то почему же я не должен поступить как бог? Но поступать как бог — это (на земном плане) и значит быть магом и волшебником. Вот это волшебство, эту теургию и проповедовал Ямвлих, и в этом его важнейшая специфика...
   Как практический волшебник он для нас величина сомнительная и неясная; что же касается теургической теории, то здесь Ямвлих был уже безусловно на большой высоте, и эту его теорию даже трудно сравнивать с какими-нибудь другими аналогичными достижениями античной мысли».
   В своем стремлении к теургическому преображению человек, естественно, не может всецело полагаться лишь на свои собственные силы, — к его услугам целая армия разнообразных посредников между людьми и богами, населяющих бескрайние космические пространства и образующих следующую семиступенчатую иерархию: боги, архангелы, ангелы, демоны, герои, архонты и души.
   У основания этой пирамиды находятся те, кто населяет земной мир, а на самой ее вершине — неизреченный Абсолют, который выше всякого понимания. Принципам классификации этих обитателей духовного космоса в соответствии со степенью их соотнесенности с «высшими» и «низшими» родами, а также производимыми ими на земном плане сверхъестественными «феноменами» посвящена целиком глава 2 Мистерий, написанная как будто специально для современных спиритов и исследователей паранормальных явлений.
   Эти эфирные, тонкоматериальные сущности являются, как уже говорилось, промежуточным звеном в универсальной «золотой цепи», пронизывающей всю Вселенную во всех мыслимых измерениях и направлениях. Теургический путь, по мысли Я., символически представляется как поэтапное восхождение ввысь по звеньям этой цепи: «Они (египтяне; здесь в смысле «теурги» — Авт.) не только теоретически рассуждают об умопостигаемом, но поднимаются в высшие и универсальные сферы, лежащие над сферой судьбы, с помощью священной теургии, и достигают Бога и Демиурга. При этом они не пользуются ничем материальным... следя только за тем, чтобы время было подходящее. ...Путь восхождения поднимает душу теурга над преходящим и помешает ее в лоне Творческого Абсолюта».
   Подобно многим другим античным эзотерикам (напр., Оригену), Я. выделяет на пути восхождения души к Божественному четыре основных этапа: «одушевление», «получение силы», «воспарение души» и финальное «вознесение к богам», сочетаемое с полным телесным преображением. Подняться «выше судьбы» означает для Я. достичь такой степени духовного просветления и «обожения», что человек обретает власть над собственным «демоном» и при жизни попадает из царства земной необходимости в царство божественной свободы.
   Идеальным типом совершенного теурга и непревзойденным образцом для всех последующих поколений Я. выставляет Пифагора (с которым он сам, впрочем, вступил в какое-то подобие «творческого соревнования», что заметно и по его образу жизни, и по манере философствования.
   В своем сочинении О пифагорейской жизни Я- изображает не столько конкретную религиозную общину, действовавшую в конкретных исторических условиях, сколько свое представление о том, какие нормы и ценности должны лежать в основе идеального сообщества единоверцев и единомышленников, и на каких практических принципах должны строиться отношения между основателем учения и его последователями. Поэтому данное сочинение интересно не столько как исторический источник (данные Я- нуждаются, как правило, в дополнительной проверке), сколько в качестве обобщающей модели такой разновидности человеческого общежития, к которой без оговорок можно было бы применить определение: «небо на земле». Это как бы зеркальное отображение сверхразумных эйдосов на самом низшем уровне космической иерархии, каковым Я. и его единомышленникам представлялось материальное творение; совершенный образ всего истинно великого, предназначенный быть положенным в основу самых высоких человеческих устремлений. И в центре этой монументальной картины — фигура совершенного человекобога Пифагора, «нового Аполлона», распространяющего вокруг себя чистейший свет божественных идей...
   

 
3. духовное наследие

   Основной заслугой Я. является доскональная разработка им системы так называемого «практического богоделания», или теургии (отгреч. theos — «бог» и oyrgos — «творить»). С именем Я. связывается также основание одной из крупнейших школ внутри неоплатонизма — Пергамской, представители которой впоследствии отличились тем, что активно вмешивались во всевозможные политические и идеологические конфликты, пытаясь оказать воздействие на ход исторических событий посредством унаследованных им от учителя магических приемов, гаданий и предсказаний.
   Многие из них — Максим Эфесский, учитель Юлиана, возможно, сам Юлиан, Сопатр и др. — стали в разное время жертвами политических интриг и религиозных наветов, словно бы предвосхищающих времена «охоты на ведьм» и инквизиционных трибуналов.
   В личности и сочинениях Я. больше всего привлекает и интригует сочетание двух, казалось бы, противоположных начал: он и изощренный мыслитель, блестяще оперирующий самыми сложными философскими категориями, и в то же время типичный «маг» со всеми характерными для восточного чудотворца внешними атрибутами и чертами поведения. Самое удивительное, что, как кажется, Я. не испытывал особенного дискомфорта от подобной раздвоенности, немыслимой для человека Нового времени; весь секрет в том, что, как лукаво объясняет нам древний мудрец, «о философских проблемах следует мыслить по-философски, а о теургических — по-теургически».    Секрет этого своего непревзойденного умения Я, к сожалению, унес с собой, из-за чего его никогда не признавали в полной мере «своим» ни практикующие «богоделатели»-оккультисты, ни, тем более, философы и историки философии. (Последние мстили ему за демонстративное разделение философов на «науколюбивых» и «божественных», причем первые, естественно, признавались менее качественными в сравнении со вторыми.) Что же касается впечатления, произведенного Я. на мистически настроенных современников, то оно с наибольшей полнотой и эмоциональным подъемом отразилось в письмах, авторство которых приписывается верному последователю и апологету Я-, императору Юлиану:
    «Столь же вещий, как Протей, и достигший вершин добродетели, ты шествуешь, подобно лучезарному Солнцу, распространяя на весь мир блеск своей ослепительной мудрости, просвещая не только тех, кто внимает твоим речам, но и находящихся вдали от тебя, читающих твои писания. ...Если сохранилась еще в ком-либо из носителей заветов и преданий старины священная искра истинного и плодотворного знания, то ты один ныне возжег ее!»