ШТАЙНЕР, РУДОЛЬФ
(27.02.1861-3.03.1925)

«ОСОЗНАНИЕ ЧЕЛОВЕКОМ СВОЕЙ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ»
    Одна из центральных фигур в истории новоевропейского мистицизма, главный теоретик и практик антропософии (греч. «человеческая мудрость» или «мудрость о человеке») — течения в эзотеризме, отколовшегося в 1912 г. от теософии вследствие ярко выраженных антихристианских установок последней и переориентированной Ш. с азиатской на европейскую парадигму мышления. Антропософия, не выдвинувшая из своих рядов ни одной яркой и оригинальной фигуры, сопоставимой по своему масштабу со 111 , тем не менее сыграла и продолжает играть достаточно важную роль в духовной жизни Европы прежде всего как практическая система, нацеленная на «пробуждение» и реализацию в 'человеке, начиная с самого раннего возраста, высшей духовной энергетики, сохраняя при этом внутреннюю целостность индивидуума и связь с европейской культурной традицией. От абсолютного большинства других аналогичных систем она отличается несравненно меньшей степенью авторитарной зависимости, меньшей завязанностью на бизнесе и коммерции и особой приверженностью к традициям христианского Гнозиса; при этом основной упор в антропософии делается не на собственно оккультной, а прежде всего на этической проблематике. Само название «антропософия», предложенное Ш., свидетельствует об очевидном смещении, по сравнению с теософией — «Богомудрием», центра внимания от божественного к человеческому, от космического Универсума и его тайн к «малому Космосу» — человеку и его индивидуальности. В этом ее основное отличие от той деперсонализированной мистики, которая преобладает в восточных эзотерических системах; поэтому антропософия сумела пустить достаточно глубокие корни в европейскую почву.

   Биография самого Ш. — это путь непрерывного духовного восхождения, всерьез нарушенный лищь однажды — поджогом антропософского иртраГетеанум в Дорнахе. Если не считать этого бедствия, преждевременно сведшего его в могилу, никаких серьезных внешних потрясений, обычных для биографии почти любого мистика, в жизни Ш. не отмечалось. Свои детские годы он провел на южных окраинах Австро-Венгерской империи, где его отец исполнял должность железнодорожного чиновника; это дало возможность мальчику близко познакомиться с особенностями «славянской души», доброжелательный интерес к которой он пронес через всю жизнь. В неоконченной автобиографической книге Мой жизненный путь он пишет, что внутренние переживания и состояния духа, расцениваемые им как мистические, стали возникать у него с довольно раннего возраста, проявляясь то как головокружительное чувство внутреннего единения со всем сущим на земле, то как внезапные наплывы «ясновидения», во время одного из которых он, например, узнал о трагической гибели своей родственницы почти в момент случившегося.
   Материальные обстоятельства вынудили Ш. после окончания школы поступить в Венский Политехнический институт, по окончании которого он мог бы рассчитывать на получение работы, обеспечивающей стабильную карьеру. Но личные наклонности влекли его в совершенно ином направлении: проучившись несколько семестров, он по настойчивой рекомендации одного из профессоров переключается на работу по редактированию естественнонаучных трудов Гете, каковые вышли в свет в 1884 г. За ними последовало и отдельное сочинение об основах гетевской гносеологии, открывшее так и не сдавшему последних экзаменов студенту доступ в академические круги. Работая в знаменитом Веймарском архиве, Ш. обретает и другого жизненного кумира — Ф. Ницше (Фридрих Ницше, борец против своего времени, 1895), которого он, впрочем, в недалеком будущем решительно отринет, ошутив в его сочинениях явственное «ариманическое» начало и перессорившись к тому же с его недобросовестными родственниками и издателями; Гете же останется его верным духовным спутником до самых последних дней.

Р. Штейнер в юности
    Эти и другие работы Ш., написанные до 1900 г., не несли на себе никаких отпечатков оккультных интересов их автора, хотя у Ш. по крайней мере за десять лет до того были связи с венскими теософскими кругами. Как свидетельствует его первая эзотерическая наставница Роза Майредер, в ту пору своей жизни он относился к теософии более чем враждебно, считая ее в определенной степени «духовной профанацией» и видя в ней лишь предмет для удовлетворения тяги к новым жизненным впечатлениям. Но одновременно он, благодаря непрерывно совершающейся в

нем внутренней духовной работе, начинал все глубже и глубже осознавать, что «чистые» естествознание и философия, которым он намеревался посвятить всю дальнейшую научную деятельность, не в состоянии раскрыть последние тайны человеческого духа, а безраздельно господствовавший в академических кругах позитивизм вызывал у него чувство внутреннего протеста и отторжения. Крайне разочарованный реакцией этих кругов на его книгу Философия свободы (1893), Ш. пробует переключиться на литературную работу и берется за редактирование нескольких периодических изданий гуманитарного характера, но и это не приносит ему внутреннего удовлетворения. Все сильнее нарастает чувство трагического разрыва между духом и плотью, для преодоления которого III. после долгих колебаний решается прибегнуть наконец к методам, им же самим некогда уже отвергнутым, — речь идет об оккультной практике и пути теософского «ученичества».
    Символично, что окончательный перелом в его умонастроении наступил в первом году нового столетия (так же, как и у «славянского Штейнера» — Петра Дынова): «Мне казалось, — говорится в его автобиографии, — что смена веков должна принести людям новый духовный свет..., перемена в самом ходе исторического развития представлялась мне неизбежной». Новому веку Ш. твердо решил дать новое миропонимание, которое он впоследствии определил как «духовно-научное», желая подчеркнуть, что в его основе лежит научное видение мира, осмысленное с позиций эзотерического Гнозиса.
    Первые свои лекции перед членами теософского кружка Ш. прочел в сентябре 1900 г., а уже два года спустя он делается общепризнанным лидером немецких теософов, к голосу которого прислушиваются лидеры международного теософского движения — А. Безант и У. Олкотт. Такой стремительный подъем объясняется широчайшим умственным диапазоном новообращенного теософа; среди его не слишком многочисленных и активных немецких единомышленников не было другой фигуры, равновеликой III. в интеллектуальном плане и способной соперничать с ним в плане организационном. В качестве главного редактора журнала Люцифер (впоследствии Люцифер-гнозис) он приложил немало усилий к тому, чтобы переориентировать это издание с узкооккультных тем на более общие — философские, религиозные, психологические — невзирая на недовольство «фундаменталистов» от теософии.
   Заслуживает быть отмеченной и такая малоизвестная подробность из жизни Ш. этого периода: в течение недолгого времени он числится в рядах еще одной инициатической организации — Ордена Восточного Храма, имевшего довольно скандальную репутацию вследствие широко практикуемых в его рядах ритуалов сексуально-магического характера (см. Кроули). Очевидно, Ш. представлялось важным познать все тайны оккультного мира, включая его самые темные и малопривлекательные стороны. (Об этом эпизоде в жизни Ш. см.: Кинг Ф. Современная ритуальная магия. М., 1999, с. 313-315.)
    Но эта деятельность была лишь прелюдией к главному деянию Ш. - созданию Антропософского общества, вызревшего в теософском лоне, но решительно его покинувшего, когда речь зашла о вопросах принципиального характера. Основным камнем преткновения для Ш., до конца жизни искренне полагавшего себя христианином, стало известное решение, принятое Теософской штаб-квартирой в Адьяре, — объявить индийского юношу Кришнамурти Мессией, который должен был в сознании верующих заменить отныне Иисуса Христа. В ходе последовавшего вслед за этим размежевания III. удалось увести за собой большую часть немецких отделений Общества, настроенных в целом более традиционалистски и не желавших рвать с основами христианского мировоззрения. На это наложился еще целый ряд иных коллизий, связанных в том числе и с недовольством немецких теософов доминирующим положением в Обществе англичан и французов, — дело как-никак происходило в самый канун Первой мировой войны. Так или иначе, но новое учение стало своего рода немецким вариантом теософии, хотя сам Ш. не был националистом ни на йоту и поддерживал весьма тесные отношения, например, с французским драматургом и вагнерианцем Э. Шю-ре (1841 — 1929), а также с немалым числом русских интеллигентов и богоискателей. Среди последних антропософия оказалась даже популярней теософии (немалую роль в этом сыграла и жена Ш., прибалтийская немка Мария Яковлевна фон Сивере (1867—1948)). Однако в целом ареал влияния антропософии распространялся лишь на немецкоязычные страны и на Россию (до 1917г.).
   Начало великой войны Ш. встретил в швейцарском городке Дорнах. Здесь усилиями его многочисленных учеников воплощалась в жизнь его заветная мечта — возведение антропософского культового центра, названного в честь кумира TIT. Гетеанумом. Строительство Гетеанума задумывалось как современный аналог поискам Святого Грааля, поскольку принимавшие участие в этом грандиозном предприятии (а в большинстве своем это были люди, малознакомые с физическим трудом) должны были совмещать чисто мускульную активность с восхождением к духовному абсолюту, символический прообраз которого запечатлен в архитектурном плане и внутренней структуре Гетеанума. Это сооружение, над которым трудились представители девятнадцати европейских наций, служило после окончания работы над ним (1920 г.) центром коллективных медитаций членов Общества, а также лекционным залом, ареной для инсценировки музыкальных драм-мистерий (автором и лекций, и мистерий был, как правило, сам Ш.) и хранилищем архивов общества. Судьба его драматична: он дожжен в ночь на 1 января 1923 г. местным жителем по фамилии Отт, погибшим во время пожара. Некоторые позднейшие авторы изобразили это событие как эпизод в грандиозной борьбе магов, где в качестве адепта белой магии выступал сам Ш., а в качестве адепта черной — А. Гитлер, якобы натравивший своих штурмовиков на штаб-квартиру конкурента. Увы, действительность оказалась прозаичней: поджог, скорее всего, был инспирирован местными католическими и протестантскими пасторами и проповедниками, в частности, неким М. Куллэ, близким к иезуитским кругам.
   Не в оправдание национал-социализму, но все же следует упомянуть и о том, что среди его лидеров, особенно на раннем, «почвенническом» этапе движения, было немало скрытых и явных поклонников Ш., в том числе и занимавших высшие посты в нацистской иерархии (Р. Гесс, А. Хаусхофер, А. Розенберг, В. Дарре). И это трудно назвать простой случайностью: магическое начало в нацизме было чрезвычайно сильно, а наличие бросающегося в глаза параллелизма в фактах биографии Ш. и Гитлера (оба были уроженцами Австро-Венгерской империи, оба начинали карьеру в Вене, у обоих была ярко выраженная склонность к масштабным архитектурным проектам и др., вплоть до доведенного до совершенства умения подчинять массовые аудитории своему ораторскому и гипнотическому воздействию) создало идеальную почву для зарождения легенды о «соперничестве магов». Действительно, трудно отделаться от впечатления, что эти два абсолютных нравственных и психологических антипода на самом деле связаны между собою в силу принципа «схождения противоположностей» какими-то незримыми таинственными силовыми линиями... Разумеется, ни один, ни другой никогда не упоминали об этом прямо, но сам факт «оккультной войны», поддержанной организованными действиями штурмовиков по срыву антропософских мероприятий в Мюнхене и других городах Германии, подтвержден заслуживающими доверия свидетельствами о обоих сторон (подробнее об этом говорится в книгах Л. По-веля и Ж- Бержье «Утро магов» и Т. Равенс-крофта «Копье судьбы»).
   Огненная катастрофа, постигшая его любимое детище, самым тяжелым образом отразилась на духовном и физическом состоянии III.; его творческая и организаторская активность резко упала, и спустя два года после этого он умер, как бы пораженный «оккультным ударом» извне, не закончив автобиографическую книгу. К этому времени торжество «черных сил» в Европе уже обозначилось достаточно отчетливо, и пожар Гетеанума в сущности стал прелюдией к пожару Рейхстага, случившемуся ровно десятилетие спустя и в свою очередь не обошедшемуся без оккультной инспирации (афера Гануссена). Но, несмотря на все эти и другие драматические события, вроде убийства маньяком одного из ближайших помощников Ш., крупного промышленника Карла Унгера (1878—1929), его соратники и единомышленники нашли силы и технические возможности отстроить здание Гетеанума, существующее в своей железобетонной версии и поныне, и благодаря силе полученного от Учителя благотворного импульса сумели развить в послевоенной Европе многообразную и плодотворную деятельность как в области духовного просвещения, так и в практической сфере (медицина, педагогика, сельское хозяйство), о чем будет подробнее сказано ниже.
   Главную опасность для человечества Ш. всегда видел в материализме, в том числе и в его оккультном варианте, ассоциировавшемся в его представлении с деятельностью некоторых лидеров Теософского общества, прежде всего Чарльза Ледбиттера. Принципиальную позицию III. по вопросу о том, каким духовным традициям обязан следовать истинный адепт, сформулировала другая его постоянная оппонентка из этого лагеря А. Бе-зант, относившаяся к «раскольнику» тем не менее с глубочайшим внутренним уважением: «Оккультное обучение доктора Штейнера очень отличается от нашего. Он не знает пути Востока и не способен учить ему. Он учит хри-стианско-розенкрейцерскому пути; это полезно некоторым людям, но не похоже на то, что делаем мы. У него своя собственная школа и своя ответственность за нее...». Особенно рельефно, как уже говорилось, разногласия между тео- и антропософами проявились в отношении того, как следует понимать основы христианского эзотеризма: если единомышленники А. Безант видели свою основную миссию в подготовке человечества к новому пришествию «Христа-Майтрейи», то Ш. призывал прежде всего к «развитию в индивидууме сил ясновидения... чтобы сделать возможным созерцание Христа в духовной сфере Земли». Эта позиция была, конечно, не столь эффектной, как у адептов «Звезды Востока», но несравненно более значимой и плодотворной в духовной перспективе. Христология Ш., которой мы отчасти уже касались в статье Иисус Христос, спиритуальна и гностична в самом строгом смысле этих понятий, хотя, следует признать, очень непроста для восприятия. (Ее апологетическое изложение дано в книге антропософа Эмиля Бока «Детство и юность Иисуса», рус. пер. 1996, а полемическое — в статье С. Булгакова «Христианство и штейнерианство» в сб. «Переселение душ». М., 1994.)
    Опираясь на две генеалогии Иисуса, присутствующие в евангельских текстах, Ш. констатирует, что речь идет о двух божественных младенцах, персонифицирующих различные аспекты предвечного Логоса, ибо «нисхождение Христа суть пронизание человечества из-' начальным ... Логосом». В космическом аспекте Логос понимается Ш. как «духовное Солнце», или «Солнечный Дух», а в личностном — как «принцип индивидуации». На земном плане эта сущность раздваивается, отражая изначальный дуализм духа и материи: старший, «Соломонов» Иисус олицетворяет собою мудрость «земную и человеческую как совокупный итог всей земной истории», а младший, «Нафанов» — мудрость небесную: «Эта душа, служа высшему Божественному существу, переживала свои судьбы в солнечных высях духа и сохранила небесное сияние, каким обладал Адам до грехопадения» (Э. Бок, с. 64). В предустановленный момент духовные сущности обоих мальчиков сливаются воедино, вслед за чем старший уходит с физического плана, а младший остается таким образом наделенным всей полнотой божественной и человеческой мудрости.
   Когда в ходе «Крещальной мистерии» человеческое «Я» было окончательно извлечено из Иисуса и заменено «Божественным солнечным духом», то наступает главный этап его жизненной миссии: он отныне получает возможность «привлекать через притяжение своего особо подготовленного к этому физического и эфирного тела... силу Солнца, Луны и всего звездного мира, всего Космоса... Сила эта истекала из его тела и изливалась на его учеников». Миссия Иисуса, венчаемая великой и несказуемой тайной Голгофы, является, согласно учению Ш., поворотной точкой не только в собственно человеческой, но и в космической эволюции; это единственный и уникальный эксперимент, задуманный и осуществленный небесными опекунами человечества с целью определить, насколько материя способна воспринять в себя духовное начало, а затем, исходя из полученных результатов, начертать пути дальнейшей эволюции материальных форм. От себя добавим, что, судя по нынешнему состоянию дел, человечество этот эксперимент полностью провалило, и его космическое будущее и эволюционные перспективы ныне сомнительны, как никогда.

Р. Штейнер за год до смерти
   Смысл и необходимость воплощения Логоса-Христа в человеческом теле раскрывается Ш. в следующих словах: «Христианский мистик в себе самом хочет созерцать божество, но он должен обращать свой взор к историческому Христу, как физический глаз обращается к Солнцу... Единение души с ее собственными высшими силами есть в то же время единение с историческим Христом, ибо мистика есть непосредственное переживание божественного в собственной душе. Бог же, стоящий выше всего человеческого, в истинном смысле никогда не может поселиться в душе...» (Христианство как мистический факт, гл. «О сущности христианства»). «Переживание» Иисуса Христа в сокровеннейшей духовной глубине истинного посвященного Ш. рассматривает как важнейшую ступень эзотерического посвящения, без которой невозможна никакая христианская мистика. В евангельских текстах Ш. усматривал лишь весьма приблизительную попытку передачи непередаваемого по своей природе мистери-ального откровения в такой форме, чтобы «христианство смогло быть вынесено из-под сумрачных сводов святилищ на дневной свет» (там же), а для правильного понимания мистической природы христианства необходимо дополнять и корректировать евангельские данные откровениями, полученными в процессе «духовно-научного исследования». Как раз они и легли в основу штейнеровской хри-стологии, опирающейся не столько на письменные источники, сколько на астральную Акаша-хронику, хранящую сведения обо всех духовных и физических метаморфозах, когда-либо имевших место в ходе космической эволюции, в том числе, конечно, и обо всех воплощениях и перевоплощениях «Солнечного Духа». (Ранее он уже воплощался в телах Зо-роастра, Будды и некоторых других «Учителей», но их миссия не увенчалась принесением «Голгофской жертвы», знаменующей предельную глубину проникновения духа в материю, а оттого имела лишь ограниченный во времени и пространстве характер.)
    Из той же Акаша-хроники Ш. почерпнул изрядную долю «откровений» на другие интересовавшие его темы. Под этим понятием, позаимствованным из древнеиндийских священных книг и введенным в широкое словоупотребление еще Е.П. Блаватской, Ш. подразумевал универсальное энергоинформационное поле, существующее «вне времени и пространства» в виде эфирных вихрей, импульсы которых доступны лишь «ясновидящему» сознанию. (Подробно см.: Как достигнуть познания высших миров, 1905; Из летописи мира, 1908.) Хотя оккультные способности Ш., выражаемые прежде всего в его поистине магическом, неотразимом воздействии на слушателей, вне сомнения, однако именно факт прямого общения с высшими силами ставился независимыми наблюдателями, в том числе и лично симпатизировавшими Ш., под серьезное сомнение. Они исходили из того, что все, что можно узнать из книг и лекций Ш. о космических циклах, об Атлантиде, Лемурии и других тайнах прошлого, хорошо известно из трудов Блаватской и других теософских и оккультных авторов, и делали отсюда вывод, что либо истинно сверхчувственное знание Ш. на самом деле недоступно, либо же он предпочитал хранить наиболее важные откровения при себе. Его убежденность в собственной правоте, передававшаяся слушателям, рассматривалась такими людьми как результат самогипноза: «Это человек (т. е. Штейнер), который убеждал и гипнотизировал не только других, но и самого себя... Все хотел он добыть снизу, страстным усилием воли прорвавшись к духовному миру... Ни одного луча, падающего сверху» (Бердяев Н. Самопознание). Но даже самые объективные наблюдатели подчеркивали, что штейнеровский «гипноз» был направлен не на достижение своекорыстных целей, а на пробуждение в человеке его высшего «Я»; контакт устанавливался, как подчеркивал Андрей Белый, «не от головы к голове, а от сердца к сердцу». Тот же Белый в своих воспоминаниях сравнивал публичные выступления Ш. с грандиозными симфониями, разыгрываемыми не в звуке, а в слове, причем модуляции его голоса были способны пробудить в особо чувствительных слушателях самые глубинные импульсы и переживания: «Эти лекции особенно странно разыгрывались во мне, точно показывался генезис моего сознания из бессознания; показывалось, как сознание, врастая в бессознание, воскрешает картины, которые обычно воспринимаются мифами... и сам лектор., как бы выделяется на фоне этих картин своим невыразимо прекрасным, невыразимо грустным лицом...»(Воспоминания о Штей-нере, гл. «Штейнер как лектор и педагог»).
    Удивительным образом легендарная штей-неровская харизма почти совершенно не ощущается при чтении его печатных трудов. Более того, приходится делать постоянное усилие над собой, чтобы дочитать до конца эти кажущиеся неимоверно тягучими и растянутыми опусы (к тому же большинство дореволюционных переводов сочинений Ш., ныне столь охотно тиражируемых, по своему уровню ниже всякой критики). Содержание их тоже, как уже отмечалось, далеко не всегда оригинально и зачастую выглядит лишь слегка подновленным вариантом стандартных теософских космогонических и антропологических схем. (Сам Ш. резонно объяснял это единством мистического опыта у всех ясновидцев, «читающих» по Хронике Акаши: «Знания об этих эпохах существуют во всех эзотерических школах... всегда и всюду посвященные дают в существенных чертах одно и то же описание».) В космическом прошлом человечества Ш. прозревает четыре основных этапа, называемые им «эпохой Сатурна», «эпохой Солнца», «эпохой Луны» и «эпохой Земли». Эти этапы, соответствующие качественно новым ступеням в эволюции духовных и материальных форм, связываются Ш. с циклами прохождения человека через формирование каждого из трех его «тел» — астрального (эпоха Луны), эфирного (эпоха Солнца) и физического (эпоха Сатурна). Последний, «земной», этап характеризуется слиянием всех трех тел в единую человеческую индивидуальность, которая оказывается совокупным результатом работы всех космических сил и энергий.
    С возникновением «триединого» человеческого тела эволюционный процесс вступает в новую фазу развития, в ходе которой основная роль отводится сознательной воле человека, устремленного к дальнейшему духовному и физическому совершенствованию. Под воздействием этой воли астральное тело должно трансформироваться в более совершенную духовную сущность, называемую III Само-духом (теософский аналог — «Манас»), эфирное — вЖизне-дух «Буддхи», физическое - в совершенного Духо-человека («Атма»), появление которого должно стать апогеем эволюционного развития. В настоящее время человек проходит лишь через первый этап этой трансформации, да и то доступный лишь «посвященным и их ученикам», (подробнее см.: Из летописи мира, ч. 2). Несовершенство человеческой природы, таким образом, обусловлено его «тройственным» составом, не позволяющим воспринимать мироздание как единую целостную структуру: «Человек — гражданин трех миров. Своим телом он принадлежит к миру, который он воспринимает тоже своим телом, своими телесными ощущениями; своей душой он строит себе свой собственный мир; через его дух перед ним раскрывается мир, который выше обоих этих миров» (Теософия, гл. 1).
    Проводя аналогию между духовным и физическим развитием человека, Ш. считает, что, подобно тому как зародыш в утробе матери проходит через все этапы биологической эволюции homo Sapiens, от моллюсков и рыб до высших млекопитающих, сохраняя в себе атавистические следы этого развития на всю жизнь, точно так же и в глубинных слоях и структурах психики сохраняется «прапамять» о космическом прошлом человечества. Это и делает возможным «чтение» Акаша-хроники, оказывающейся чем-то наподобие генной памяти, которую невозможно «дешифровать» на сознательном уровне, но зато возможно инстинктивно и интуитивно «вчуствоваться» в ее содержание. Все люди в разной степени наделены этой способностью, но осмысленно управлять и распоряжаться ею в состоянии лишь «посвященные» — «элита человечества», ибо в них проявляет себя новая фаза эволюционного развития. В доказательство истинности своего учения Ш. любил демонстрировать ученикам свое умение «читать» в их душах историю их прошлых жизней, что одних повергало в транс, а других заставляло всерьез задуматься о том, что «доктор» перешел опасную грань между миром реальным и иллюзорным.
   Впрочем, практическое применение антропософской доктрины вышло далеко за рамки демонстрации подобных спецэффектов, и в этом заключается еще одно коренное различие между теософами и антропософами. Само название этого учения позволяет сделать вывод, что Ш. привлекает прежде всего не космическое и даже не божественное, а именно человеческое измерение бытия; зако¬номерно поэтому, что наиболее сильные позиции Ш. и штейнерианцы сумели завоевать в тех сферах деятельности, которые кажутся весьма далекими от «познания высших миров» или чтения Анаша-хроники, но реша¬ют извечные человеческие проблемы.
Прекрасно отдавая себе отчет, что самые возвышенные идеи могут оказаться пустыми фикциями, если для их воплощения не созда¬ны подходящие исторические условия, Ш. еще до начала Первой мировой войны вошел в контакт с германскими правительственными кругами, использовав для этого свое влияние на жену начальника германского генерально¬го штаба Хельмута фон Мольтке — графиню Элизу фон Мольтке. Реально изменить ход европейских событий ему тогда не удалось, но завязавшиеся личные связи сыграли свою роль в решении привлечь Ш. к разработке программы послевоенного переустройства мира, принятого на государственном уровне в 1917 г. Ш. с энтузиазмом откликнулся на этот призыв и сформулировал собственную по¬зицию, названную им «среднеевропейской программой» и нацеленную как против буржуазного национализма, так и против идей революционного переустройства мира. Открывавшиеся после войны перспективы захватили его настолько, что в 1919 г. он публикует большую работу под названием Основные черты социального вопроса, содержащую оккультную трактовку этого вопроса, неосторожно отданного на откуп всякого рода демагогам и экстремистам. Основу социальных идей Ш. можно охарактеризовать по¬нятием «органическое развитие», призванным нейтрализовать негативное воздействие разрушительных тенденций эпохи. Поскольку после германской революции 1918г. государственным мужам стало не до Ш. с его антропософией, ;то он попытался самостоятельно провести в жизнь некоторые из своих проектов социального реформирования в рабочих коллективах и предприятиях Штуттгарта, где у него всегда имелось немало поклонников (Штуттгарт и поныне остается, после Дорнаха, вторым основным центром антропософского движения). На первых порах его деятельность принесла самые многообещающие результаты, к сожалению, во многом сведенные на нет постигшей Германию в 1923 г. экономической катастрофой.
 
Параллельно с этим Ш. усиленно пытается провести в жизнь свои новаторские идеи в области педагогики, медицины и сельского хозяйства, пытаясь перевести их на антропософские рельсы. Задолго до начала глобального экологического кризиса он настойчиво призывает искать такие формы взаимодействия человека с природной средой, которые также основывались бы на органических, а не одних только механических и потребительских началах, нарушающих ритм пульсации единого космического Сердца. Для восстановления этого ритма Ш. рекомендовал прибегать к средствам обеспечения жизнедеятельности и здорового обмена веществ, добытым из «благодатных тайников Природы» и несущим в себе космическую энергетику; в основу применения этих средств был положен лунный календарь, так как именно Луна является самым мощным «транслятором» космических импульсов на земной план. Не в последнюю очередь благодаря подвижническим усилиям Ш. в медицинскую практику были впервые широко внедрены гомеопатические средства, а в сельскохозяйственную — так называемые «компостные» удобрения, прекрасно восстанавливающие качества почвы. Наконец, исследования в области биоритмов челове¬ческого организма также были в значительной степени инициированы Ш. и его разысканиями по вопросу о природе взаимодействия «трех телесных оболочек» между собой и с внешним миром.
Наконец, самым, наверное, востребован¬ным к практическому применению аспектом антропософской доктрины явились новаторские идеи IIТ. в области педагогики, легшие в основу ныне широко известной Вальдорфской системы обучения, или, проще говоря, Вальдорфской педагогики. Глубокая личная заин¬тересованность 111, в этом предмете коренится в одной малоизвестной биографической подробности — его младший брат страдал гидроцефалией и до конца жизни оставался умственно неполноценным. (Эта подробность еще раз напоминает нам, сколь тонка грань между одаренностью, в том числе оккультной, и патологией. Видимо, в организме Ш. на самом деле происходили какие-то скрытые процессы, быть может, настоящие генетические мутации...) Вальдорфская система, основанная на принципе абсолютного доверия между учеником и учителем и явившаяся своего рода экзотерической «проекцией» отно-шений, существующих в рядах эзотерических сообществ между «гуру» и его последователями, вернула к нормальной жизни несколько десятков тысяч детей с различными пороками и отставаниями в развитии. В последние годы опыты подобного рода интенсивно проводятся и в Москве (Московская Свободная Вальдорфская школа, действующая с 1992г.).
Все сказанное помогает уяснить, в чем все-таки заключается подлинная духовная сила III. Лучше всех об этом сказал сам Ш., истолковавший понятие антропософия не в буквальном смысле, как «мудрость о челове¬ке», а как «осознание человеком своей человечности». И, следует признать, это удалось ему, как никому другому из оккультных «учителей». Среди своих единомышленников, да и не только, он имел неоспоримую репутацию человека, целиком изжившего свою «животную» природу и приобретшего взамен полный набор качеств, характеризующих его как «человека будущего», являющего собой одновременно полную противоположность арийскому «сверхчеловеку», культивирующему именно свою «животность». К таким качествам следует относить прежде всего его феноменальные интеллектуальные и волевые способности, выразившиеся, в частности, в умении за предельно короткие сроки осваивать максимальный объем полезной информации даже в новых для него отраслях знаний и без остатка перерабатывать его в соответствии с собственными жизнестроительными принципами. (Об этом красноречиво говорит уже один объем литературного наследия Ш. — более 350 томов (полное собрание сочинений, издаваемое в Дорнахе), причем основную часть этого массива составляют записи публичных лекций, общее число которых перевалило за пятизначную цифру.) Таким образом, ученый-естествоиспытатель, маг-ясновидец и, как бы ни звучало это для нашего уха, «самый человечный человек» счастливо нашли друг друга, дав начало не только уникальной человеческой индивидуальности, но и одному из глубочайших и перспективнейших направлений в духовной науке нашего времени.
 

 
Литература:
 

Антропософский календарь души. М., 1992; Воспитание ребенка с точки зрения духовной науки. М., 1994; Истина и наука. М., 1993; Космология, религия и философия. Калуга, 1996; Легенда о храме и Золотая легенда. М., 1998; Отношение мира звезд к человеку и человека к миру звезд. Калуга, 1999; Очерк тайноведения. СПб., 1991; Путь к самопознанию человека в 8медитациях. М., 1991; Социальное будущее: лекции. Калуга, 1993; Сочинения, т. 1. Пенза, 1991 (содерж.: Порог духовного мира. -Теософия. - Из летописи мира); Философия свободы. Основные черты современного мировоззрения. Калуга, 1994 и др.
Anthropos. Опыт энциклопедии Духовной на¬уки Р.Ш., т. 1. М.-СПб., 1999; БЕЛЫЙ А. Воспоминания о Р.Ш. Париж, 1982; его же. Материал к биографии (интимный) // Минувшее, вып. VI, VIII, IX. М., 1991-1992; его же. Р.Ш. и Гете в мировоззрении современности. М., 1917; БЕРДЯЕВ Н. Теософия и антропософия в России // Н. Бердяев. О русской философии, т. 2. Свердловск, 1991; БУЛГАКОВ С. Христианство и штейнерианство// Переселение душ. М., 1994; ЛИНДЕНБЕРГК. Р.Ш. 'М., 1995; ПРОКОФЬЕВ С. Духовные судьбы России и грядущие мистерии св. Грааля. М., 1995; его же. Р.Ш. и краеугольные мистерии нашего време¬ни. Ереван, 1993; РИТТЕЛЬМАЙЕРФ. Жизненная встречасР.Ш. М., 1991; ШИЛЛЕР П. Антропософский путь ученичества. Калуга, 1992.
(См. также лит. при статьях: Иисус Христос, Христиан Розенкрейц.)
 

ШАНКАРА (УСЛОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ: 788-820)

ФИЛОСОФСТВУЮЩИЙ ЙОГ

    Систематизатор и реформатор основополагающей доктрины мистического индуизма — Веданты.
    Биографию Ш. можно найти в многочисленных, но исторически малодостоверных сочинениях, известных под общим названием Завоевания Шанкары (имеются в виду, конечно, его духовные подвиги), где он изображается как аватара (воплощение) бога Шивы; само имя «Шанкара» — «благоприятный» — является одним из эпитетов Шивы. Решение о необходимости такого воплощения было принято на общем совете богов, крайне удрученных засильем на земле ложных мнений и еретических учений, противоречащих принципам индуистской «дхармы», и решивших послать людям «исправителя». Богоподобный младенец появился на свет в южноиндийском селении Керали, в славной своими традициями брахманской семье. Его земной отец умер вскоре после рождения Ш., поэтому его иногда иносказательно именуют «сыном вдовы» (знак божественного происхождения, хорошо известный также и западной эзотерической традиции; ср. Хирам). Согласно биографической легенде, Ш. обладал, в силу своего происхождения, врожденным знанием священной мудрости, и его духовное служение начинается уже с годовалого возраста. В первые восемь лет жизни он полностью овладевает философско-религиозным наследием индуизма, в следующие восемь создает собственные работы, а последние шестнадцать посвящает проповеднической деятельности и аскетическому самосозерцанию. Наставником Ш. считается знаменитый шиваистский аскет Говинда, бывший, в свою очередь, учеником первого исторически достоверного учителя адвайта-веданты Гаудапады, жившего примерно столетием раньше. Этого Гаудападу,

которого Ш. в своих сочинениях почтительно именует Парамагуру — «Учитель учителей», считают также автором трактатов тантрического содержания, и косвенно это подтверждается наличием тантрического элемента в трудах самого Ш.
    Основным местопребыванием ТТТ. и центром его реформаторской деятельности был священный город Бенарес, где он обосновался в особо почитаемом индуистами месте на берегу Ганга, бывшем, согласно преданию, первым куском суши, извлеченным Шивой при творении мира из недр мирового Океана. Время от времени Ш. совершал длительные странствия по внутренним районам Индии, основывая ведантистские монастыри (всего им было якобы создано десять монашеских орденов — по числу основных региональных монастырей) и поражая окружающих великими чудесами, описаниям которых посвящена большая часть «биографических» сочинений о Ш. Одним из известнейших деяний такого рода было переселение Ш. в тело некоего почившего раджи, который немедленно ожил (правда, лишь на время) и стал изрекать божественные истины, недоступные ему в прошлой жизни; чудо это стало возможным потому, что Ш. владел искусством «изымать» сознание из собственного тела и манипулировать им на расстоянии, что служило наглядной иллюстрацией к одному из ключевых ведантист-ских тезисов — об иллюзорности и относительности внешних форм бытия. Все остальные совершаемые им «чудеса» также были подобными легко читаемыми аллегориями.
    Умер Ш., согласно преданию, в 33 года (критический возраст для богочеловека!), однако успел полностью исполнить возложенную на него Шивой миссию. Об этом свидетельствуют уже хотя бы те 400 трактатов, ко-
   
                                 
Литература и тексты:


торые ему приписывает индуистская традиция (дискуссии об их подлинности ведутся до сих пор, однако авторство наиболее известных из них — Атмабодха («Постижение Атмана»), Упадеша-Сахашри («Тысяча поучений»), Апарокша-Анубхути («Незаочное постижение»), комментариев кУпанишадам и «Брахма-Сутре», может считаться доказанным). Обоснованным выглядит мнение, высказываемое некоторыми индийскими учеными, что в действительности 33 года — это тот промежуток времени, который Ш. прожил в состоянии «пробуждения», наступившего по достижении им высших ступеней духовной зрелости.
   Учение Ш. известно под двумя основными названиями, в равной мере выражающими его основную идею. Наиболее употребляемым является Адвайта-Веданта, т. е. «Недвойственная Веданта»; имеется в виду изложенное еще в Упанишадах учение о тождестве «Мирового Я» (Брахман) и «индивидуального Я» (атман), причем Брахман признается единственной истинной реальностью и чистым бытием, а та реальность, что «дана нам в ощущениях» — иллюзией, исчезающей как только мистику удается выйти за пределы «двойственности». Поэтому доктрина Ш. иногда именуется еще майявадой, т. е. «учением о кажимости» — майе. В самом общем виде это учение может быть сформулировано следующим образом: «Мир иллюзорен, Брахман истинен, душа ничем не отличается от Брахмана». Все видимое мироздание не более чем тень, отбрасываемая Абсолютом и не имеющая собственной онтологической основы. Познание Абсолюта-Брахмана осуществляется через «снятие» иллюзорных покровов бытия, разделяющих познаваемое и познающего, Брахман и атман, объективную реальность от субъективного о ней представления. Впрочем, достигший подобного состояния (мокша — освобождение) все равно не сможет ничего поведать миру о своих реальных ощущениях, поскольку его индивидуальное существование в этот момент прекращается, и он вновь возвращается в лоно Единого; для большей наглядности Ш. сравнивает процесс постижения Брахмана с лесным пожаром, прекращающимся, как только сгорит последнее дерево — так и познающий «уничтожается» в объекте познания.
   Исходя из этого, Ш. постулирует принцип, что абсолютное познание Абсолюта есть удел лишь немногих избранных, способных целиком отрешиться и от собственной «телесности», и от окружающего мира со всеми его нереальными, но такими правдоподобными и где-то даже привлекательными миражами и иллюзиями. Для ступивших на этот нелегкий путь им и его учениками была разработана особая медитативная практика, базирующаяся на мудрости Вед и Упанишад и получившая названиеДжнани-йога, «йогазнания». В отличие, скажем, от греко-египетского гностицизма (оба названия имеют в основе единый корень), выдвигающего на передний план необходимость самопознания и интеллектуальную рефлексию, Джнани-йога является прежде всего системой определенных психофизиологических упражнений, требующих от адепта исключительной внутренней дисциплины и самоорганизации, достигаемой путем постоянного медитирования на ту же ключевую тему: «Я есть Брахман». Реализовавшие эту установку на практике вознаграждаются после «смерти» (конечно, только условной) состоянием видеха-мукти, т. е. «вечным бестелесным освобождением», гарантирующим от самого ужасного наказания — быть вновь вовлеченным в «колесо воплощений».

 
Тексты:
    Апарокша-Анубхути Ц Вопросы философии. 1972. № 5; Атмабодха // Антология мировой философии, т. 1,ч. 1. М., 1969;Лгма-Бодха. Вивека-Чудомани. Татва-Бодха. М., 1992(переизд. дорев. теософск. переводов); Разъяснение изречений. Путь к совершенному самопознанию. Пятиричность. СПб., 1993.
Литература (в т. ч. и по ведантизмув целом):
    Боги, брахманы, люди (4000 лет индуизма). М., 1969; БОНГАРД-ЛЕВИН Г., ГЕРАСИМОВА. Мудрецы и философы древней Индии. М., 1975; Брахма-сутра (афоризмы о Брахмане). СПб., 1995 (комментир. перевод важнейшего памятника философского ведантизма); Древо индуизма. М., 2000; ИСАЕВА Н. Ш. и индийская философия. М., 1991; КОСТЮЧЕНКО В. Классическая Веданта и неоведантизм. М., 1983. Гл. VI; МЮЛЛЕРМ. Философия Веданты. М., 1912; ПИМЕНОВ А. Восхождение к Дхарме. М., 1998; РАДХАКРИШНАН С. Индийская философия. М., 1993, т. 2, с. 415-596; ТОПОРОВ В. О Брахмане. К истокам концепции // Проблемы истории культуры народов Индии. М., 1974.