Апостол Петр

   
   
    Подлинное имя Петра было Симон бар-Ионе (то есть сын Ионы). Происходил он из селения Вифсаиды. Андрей, брат Симона, первым пришел к Иисусу и стал Его учеником. Позже он привел к нему Симона. Однако Иисус сразу выделил Симона из остальных Своих последователей. Едва взглянув на него, Он сказал: «Ты — Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа (то есть «Камень»)». В переводе на греческий это имя звучит как «Петр». Под этим именем он и стал известен в дальнейшем.
    Порывистый темперамент сочетался в Петре с робостью. Но он больше остальных учеников был привязан к Наставнику, и эта любовь помогала побеждать свойственное ему малодушие. В грядущем Христос готовил для Петра совершенно особенную роль. В Евангелии от Матфея читаем, что однажды Иисус спросил учеников: «За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?» Они сказали: «Одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков». Он спросил: «А вы за кого почитаете Меня?» Петр отвечал: «Ты — Христос, Сын Бога Живого». Иисус остался доволен этим ответом и сказал «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты Петр («Камень»), и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что скажешь на земле, то будет сказано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах».
    Во время Тайной вечери, когда Петр в порыве любви к Иисусу говорил, что готов ради Него идти в темницу и на смерть, Христос отвечал: «Говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что знаешь Меня». Петр не поверил этим словам. Но затем, когда Иисус был захвачен стражниками и отведен на судилище, Петр в смущении и растерянности последовал за Ним к дому первосвященника. Слуги развели огонь и сели вместе. Петр тоже присел между ними.
    Тут одна служанка, всмотревшись в него, сказала: «И этот был с Ним». Петр испугался и сказал женщине: «Я не знаю Его». Вскоре потом другой, увидев его, сказал: «И ты один из них», имея в виду, что он ученик Христа. Но Петр сказал этому человеку: «Нет!» Прошло с час времени, и тут кто-то еще стал говорить: «Точно, и этот был с Ним, ибо он галилеянин». Но Петр отвечал этому человеку: «Не знаю, что ты говоришь». И в то время, когда он еще говорил это, запел петух.
    Тогда Иисус, обернувшись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа, как Он сказал ему: «Прежде нежели пропоет петух, отречешься от Меня трижды». И, выйдя вон, он горько заплакал.
    Но Христос, конечно, не мог оставить такой груз на совести одного из любимейших своих учеников. Уже после Своего Воскресения Он явился апостолам у моря Тивериадского. Во время этой встречи Иисус спросил Петра: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня больше, нежели они?» Петр отвечал: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя». Иисус сказал: «Паси агницев Моих». И во второй раз спросил его: «Симон Ионин! Любишь ли ты Меня?» Петр опять отвечал: «Так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя» Иисус сказал. «Паси овец Моих». И тут же спросил в третий раз: «Любишь ли Меня?» Петр подумал, что Христос после его отступничества сомневается уже в его искренности. Он опечалился и отвечал. «Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя». Иисус опять велел ему: «Паси овец Моих». Считается, что этим троекратным утвердительным ответом Петр освободился от греха своего отступничества. И действительно, во всей дальнейшей его жизни не было больше ни одного случая, когда бы он проявил слабость. Иисус, зная всю его грядущую жизнь и ожидавшую его мученическую кончину, сказал Петру на прощание, незадолго до Своего Вознесения: «Когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя и поведет, куда не захочешь». Этими словами Он дал понять, какой смертью Петр прославит Бога.
    Через десять дней после Вознесения Господа Иисуса Христа, апостолы собрались на иудейский праздник Пятидесятницы. Внезапно раздался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. Вслед за тем явились разделяющиеся языки пламени по одному на каждого из апостолов. После этого все они исполнились Святого Духа и стали славить Бога на разных языках, которых прежде не знали. В то время в Иерусалим собралось множество иудеев из разных стран. Сильный шум привлек их внимание.
    Народ собрался возле дома, где были ученики Христовы. Люди в изумлении спрашивали друг друга: «Не все ли они галилеяне? Как же мы слышим каждый свой язык, в котором родились? Как они могут говорить нашими языками о великих делах Божиих?» В то время как одни так изумлялись, другие говорили: «Они перепились сладкого вина». Петр, слыша такие речи, вышел к народу вместе с другими апостолами и сказал: «Мужи иудейские и все живущие в Иерусалиме! Внимайте словам моим: люди эти не пьяны, как вы: думаете, но это Дух Святой сошел на них. Случилось же это во исполнение предсказаний пророка Иоиля и обещаний Учителя нашего Иисуса Назарея, Которого вы, пригвоздив руками, беззаконно убили. Но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его. И этому чуду мы все были свидетелями. Вознесенный десницею Божией и приняв от Отца обетование Святого Духа, Он излил то, что вы ныне видите и слышите. Итак, твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли». Многие иудеи, услышав эту проповедь, умилились сердцем и спросили Петра: «Что же нам делать?» Петр отвечал: «Покайтесь и креститесь во имя Иисуса Христа для прощения грехов, и получите дар Святого Духа».
    Уверовавшие во Христа охотно приняли крещение. Таких оказалось в этот день около трех тысяч человек. С этого времени христианство стало быстро распространяться среди иудеев. В «Деяниях апостолов» мы читаем о жизни первых христиан: «Все верующие были вместе и имели все общее. И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого. И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа. Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви». Отправление культа было еще очень простым. Христос со своим тонким религиозным чувством не установил нового ритуала. Первые христиане не имели еще особых религиозных церемоний. Собрания их не заключали в себе ничего литургического. Это были собрания братии, которые проводились в молитве, пророчестве и чтении посланий. Не было еще ничего священнического. Не было и самих священников. Необходимым условием приобщения к новому вероучению было крещение по обряду Иоанна Крестителя. Но за ним обязательно должны были следовать дары Святого Духа (крещение Духом Святым), они совершались при произнесении апостолами установленной молитвы и возложении ими рук над головой неофита. Этому возложению приписывалось величайшее значение оно порождало вдохновение, внутреннее просветление, давало власть совершать чудеса, пророчествовать и говорить на чужих языках.
    Прочие иудеи находились в страхе, так как через апостолов совершалось много чудес и знамений. Однажды Петр и другой апостол Иоанн шли вместе в храм для молитвы. У входа они увидели калеку, который был хром от самого рождения.
    Апостолы позвали его: «Взгляни на нас». Калека поднял голову, надеясь получить от них что-нибудь, но Петр сказал: «Серебра и золота у меня нет, а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назарея встань и ходи». И когда он поднял калеку за правую руку, его ступни и колени укрепились. Он вскочил, начал ходить и пошел с ними в храм, скача и хваля Бога. Все бывшие в храме, видя это, исполнились ужаса и изумления. А Петр сказал им: «Мужи Израильские! Что дивитесь сему, или смотрите на нас, как будто бы мы своею силою сделали то, что он ходит? Бог отцов наших прославил Сына Своего Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись перед лицом Пилата. И ради веры во имя Его, имя Его укрепило этого калеку. Итак, покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши».
    Когда Петр так говорил, приступили к нему и к Иоанну священники и велели заключить их под стражу. Однако многие из тех, кто слушал их, уверовали, и было таких до пяти тысяч. На другой день собрались начальники, старейшины и книжники и, поставив Петра и Иоанна перед собой, стали спрашивать их: «Какою силою или каким именем вы сделали это?» Петр отвечал: «Именем Иисуса Христа Назорея, Которого вы распяли и Которого Бог воскресил из мертвых. Им поставлен он перед вами здрав». Первосвященники велели им впредь не учить и не говорить от имени Иисуса. Но Петр возразил: «Судите, справедливо ли перед Богом слушать вас более, нежели Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали». Священники, пригрозив, на первый раз отпустили их, так как не смогли найти в их поступке никакой явной вины. В народе быстро распространился слух об этом исцелении, так что верующие во множестве выносили больных на улицу, в надежде, что хотя бы тень проходящего Петра осенит их. И действительно, к великому неудовольствию первосвященников, многие из них исцелялись. Они вновь повелели схватить апостолов. Но ангел Господень ночью отворил двери темницы и вывел их из нее.
    После этого чуда первосвященники не осмелились вновь взять их под стражу, однако ожесточение против христиан стало возрастать с каждым днем. В те дни большой известностью среди иудеев пользовался Стефан, который, исполнившись веры в Христа, совершал великие чудеса и знамения в народе. Враги христиан не в силах были противостоять ему в споре, и тогда они возвели на него клевету. Нашлись лжесвидетели, которые говорили: «Мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога». Тогда иудеи вывели Стефана за город и побили камнями. Он стал первым мучеником, который принял смерть за Христа. (Это произошло около 37 г.)
    Но в то время как в столице распространение христианства прекратилось, в других местах число сторонников нового вероучения продолжало расти. Филипп, один из ближайших сподвижников апостолов, отправился в Самарию, и под влиянием его проповедей многие там уверовали в Христа. Среди прочих был здесь некий муж по имени Симон, который перед тем волхованием и колдовством сильно изумлял самарян. Под влиянием проповедей Филиппа он уверовал в Христа и крестился. Петр и Иоанн, узнав об успехах Филиппа, тоже отправились проповедовать в Самарию и здесь, путем наложения рук, многих приобщили к Духу Святому. Симон, увидев, что Дух Святой передается через возложение рук апостольских, принес им деньги и попросил: «Дайте и мне эту власть, чтобы тот, на кого я возложу руки, получил Духа Святого». Петр сказал ему: «Серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги. Но нет тебе в этом ни части, ни жребия, ибо сердце твое неправо перед Богом». С тех пор Симон сделался злейшим врагом Петра.
    Петр продолжал проповедовать по всей стране. Однажды, обходя церкви в Иудее, Галилее и Самарии, он пришел в Иоппию и там узнал, что умерла одна из учениц христовых по имени Тавифа, которая всегда была исполнена добрых дел и творила много милостынь. Петр, приблизившись к ее телу, преклонил колени, помолился, а потом сказал: «Тавифа! Встань». Она открыла глаза и, увидев Петра, села. Он подал ей руку, вывел из комнаты живой и передал в руки вдовицам, которые только что оплакивали ее. Это чудо сделалось известным по всей Иоппии, и многие тогда уверовали в Христа.
    На другой день Петр около шестого часа пошел наверх дома помолиться. Тут он почувствовал голод и увидел отверстое небо и сходящий к нему сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю. В нем находились всякие четвероногие, пресмыкающиеся и птицы. И был глас к нему: «Встань, Петр, заколи и ешь». Петр отвечал: «Нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого». Тогда в другой раз был к нему глас: «Что Бог очистил, того ты не почитай нечистым». Это было трижды; и сосуд опять поднялся на небо. Только позже Петр понял, что это видение было ему неспроста и предвещало скорое обращение в новую веру язычников.
    Из Иоппии он отправился в Кесарию и здесь был принят в доме римлянином Корнилием, который был сотником в Италийском полку. Петр рассказал ему и его близким о земной жизни Христа, о Его казни и чудесном Воскресении. Во время его речи Святой Дух сошел на всех, кто слушал его слово, и все они стали на различных языках величать Бога. Иудеи-христиане, сопровождавшие Петра, были сильно изумлены тем, что Святой Дух излился также и на язычников. До сих пор никто не думал, что и язычники могут сделаться христианами. Но Петр сказал: «Кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святого Духа?»
    И он крестил всех обращенных во имя Иисуса. По возвращении его в Иерусалим, некоторые из христиан упрекали его в том, что он общался с язычниками и крестил их. Но Петр отвечал: «Если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?» Тогда они успокоились и прославили Бога. В это время пришли известия и от других проповедников из Финикии, Антиохии и Кипра, которые писали, что многие из греков-язычников уверовали и обратились к Господу. Так евангелие начало распространяться за пределами Иудеи.
    Напротив, сами иудеи все более враждебно относились к новому вероучению.
    Правитель Галилеи Ирод велел в 44 г. обезглавить Иакова Заведеева. Он был первым из апостолов, кто принял мученическую смерть. Затем Ирод приказал схватить Петра, велел посадить его в темницу и стеречь. Петр ждал неминуемой казни, но Ангел Господень ночью сошел к нему в темницу и вывел на свободу. Петр поспешно покинул Иерусалим и следующие двадцать лет провел, вероятно, в Антиохии. Но об этом периоде его жизни не сохранилось почти никаких сведений. Место Петра в Иерусалимской общине (которую он фактически возглавлял все годы после Вознесения Христа) занял Иаков, брат Господень.
    Когда стало известно, что многие язычники охотно принимают крещение, в церкви поднялся горячий спор о том, должны или не должны новообращенные исполнять все иудейские обряды и, прежде всего, подвергаться обрезанию. В 51 г. в Иерусалиме состоялся апостольский собор, посвященный обсуждению этого вопроса. После долгих споров и рассуждений Петр, поднявшись, сказал: «Мужи братия! Вы знаете, что Бог избрал из нас меня, чтобы из уст моих язычники услышали слово Евангелия и уверовали, и Сердцеведец Бог дал им свидетельство, даровав им Духа Святого, так же как и нам; и не положил никакого различия между нами и ими, верою очистив их сердца. Что же вы ныне искушаете Бога, желая возложить на учеников иго, которое не могли вынести ни отцы наши, ни мы? Но мы веруем, что благодатию Господа Иисуса Христа спасемся, как и они». Слова Петра поразили всех собравшихся. После этого никто уже не настаивал на том, чтобы новообращенные из язычников соблюдали иудейские законы, за исключением самых необходимых. Всего таких запрещений было четыре: воздерживаться от идоложертвенного (то есть от мяса, оставшегося после языческих жертвоприношений, которое обычно поступало в продажу; подобное мясо иудеи считали нечистым), воздерживаться от удавленины (то есть христиане не должны были употреблять мяса животных, умерщвленных посредством удушения, без истечения крови; кровь, в глазах иудеев, была седалищем души, и поедание крови всегда считалось страшным грехом), воздерживаться от блуда (то есть храмовой проституции, обычной среди язычников) и не делать другим того, чего они сами себе не хотят. Об этом решении дано было знать особым соборным посланием во все христианские общины Антиохии, Сирии и Киликии.
    Сохранилась легенда о том, что последние годы своей жизни Петр провел в Риме, хотя и неизвестно, когда он сюда прибыл. В 60-х гг. римская церковь являлась одной из самых многочисленных, и Рим, наряду с Эфесом и Антиохией, был важнейшим центром христианства. Все дошедшие до нас послания Петра были отправлены им из Рима. Тогда же, по свидетельству первого церковного историка Евсевия, переводчик и секретарь Петра по имени Марк тщательно записал проповеди апостола об учении и деяниях Христа. Это евангелие поначалу было известно как Петрово, но потом стало называться Евангелием от Марка.
    Согласно легенде, здесь же, в Риме, произошла вторая встреча Петра с магом Симоном, который будто бы приобрел волхованием большую власть над бесами и своим нечистым искусством смущал многих римлян, заставляя их поклоняться ему как богу.
    Узнав об этом, Петр стал укорять римских христиан за то, что они молчат, видя как пособник Сатаны глумится над христовой верой. Те отвечали, что более Сатаны Симону помогает император Нерон, приблизивший к себе ловкого иудея. Тем не менее Петр решил при первой возможности изобличить козни Симона. Вскоре у одной знатной римлянки умер сын. Видя ее горе, родственники захотели ей помочь, и один из них пригласил к гробу юноши Петра, а другой Симона. Петр сказал: «Кто воскресит этого юношу, тот более прав в своей вере». Симон согласился, но сколько он ни призывал бесов, никто к нему не явился, так как Петр своей властью запретил им это. Когда пристыженный Симон отошел от тела, Петр стал молиться Господу, и тотчас мертвый по его слову открыл глаза, стал ходить и говорить. Все видевшие это чудо уверовали в Христа и хотели убить Симона, но Петр запретил им это.
    Однажды (около 66 г.) Симон опять явился в Риме и объявил о том, что завтра поутру живым вознесется на небо. Чтобы видеть это чудо, римляне заблаговременно собрались на форуме. Симон начал читать заклинания и, призвав бесов, стал с их помощью быстро подниматься в воздух. Пораженные этим люди говорили: «Воистину, это дело Божие!» Но тут Петр громко приказал: «Господи, повели нечистым бесам бросить этого обманщика». Бесы немедленно покинули колдуна, и он, упав с огромной высоты, разбился насмерть. Это чудо еще более поразило римлян, и многие из них крестились. Однако Нерон, услышав о смерти Симона, пришел в гнев и повелел схватить Петра. Узнав, что его всюду ищут, Петр закрыл лицо плащом и тайком покинул город. Когда он уже был в безопасности, он вдруг увидел идущего ему навстречу Иисуса. Петр упал перед ним на землю и спрягал, изумленный этим видением: «Куда идешь, Господи?» «Иду в Рим, чтобы снова быть распятым», — отвечал Иисус и с этими словами исчез. Петр сообразил, в чем состоит воля Господа. Он открыл лицо и пошел обратно в город. Вскоре его узнали и схватили.
    Были посажены в темницу и другие христиане, каких удалось сыскать. Большую часть их распяли на крестах. Перед смертью Петр попросил как о последней милости, чтобы его распяли вниз головой. Просьба его была уважена.

I и II вв. н. э. оказались очень трагическими для еврейского народа. В 66 г. в Иудее вспыхнуло стихийное восстание против власти римлян, завершившееся в 70 г. взятием Иерусалима, разрушением храма и массовым истреблением населения (тогда было убито, умерло от голода во время осады и было продано в рабство около миллиона евреев). Спустя несколько десятилетий иудеи вновь восстали и опять потерпели поражение. Вторая война закончилась в 133 г. полным разрушением Иерусалима. Эти события положили конец Иерусалимской храмовой общине, созданной Ездрой, и вместе с тем всему древнему иудаизму. Большая часть евреев покинула Палестину и постепенно расселилась по всему миру. В диаспоре возникла иная религиозная организация — синагогальная. Центром иудейских общин отныне стал не Иерусалимский храм, а местная синагога. А поскольку по иудейским законам жертвы Господу могут приноситься только в храме, синагоги были по преимуществу молитвенными домами.
    Старый иудаизм, строившийся во многом на храмовом богослужении и жертвоприношениях, должен был уступить место новому, отличительной чертой которого было строгое следование множеству ритуальных предписаний, касавшихся всех сторон жизни правоверного иудея. Все эти предписания были собраны к V в. в священной книге иудаистов — Талмуде.
    Как уже отмечалось, формирование его было длительным и сложным, ибо Талмуд, — основной памятник раввинской письменности, содержащий в себе, кроме религиозно- правовых норм еврейства, все созданное еврейскими учеными в области теософии, этики, поэзии, истории, естествознания, математики и медицины, — является подлинной энциклопедией еврейского мироощущения и мирообъяснения. Потребность в такой всеобъемлющей книге вытекала из самого духа иудейской религии. В своей окончательной редакции Талмуд распадается на несколько десятков больших и малых трактатов и представляет из себя очень объемное сочинение (полное печатное издание Талмуда в наши дни занимает обычно от 12 до 20 больших томов).
    Хотя Талмуд не был творением одного автора, все же иудаистская традиция окружает имена некоторых из его создателей особым почтением. Имя Йегуды ха-Наси, о котором пойдет речь в этой главе, — одно из них. Именно благодаря ему идеи и наработки нескольких поколений законоведов получили завершающую каноническую форму. Известно, что письменное оформление талмудической традиции было начато еще иерусалимскими книжниками — последователями Ездры, а с конца I в. н. э., после разрушения Иерусалима, продолжено таннаями (законоучителями) и амораями (толкователями) в талмудических школах (так называемых йешивах) городов Явны, Ципоры и Тивердиады, бывших в то время центрами религиозно-общинного самоуправления евреев Римской империи. В результате их деятельности появилось несколько сборников (обычно их называли мишна — «заучиваемое», «повторяемое»), служивших своеобразными учебниками для школ Закона. Отличительная особенность этих сборников в том, что мишны включали в себя не только сами законы, древние и новые, но и их мотивировку — то есть обстановку, в которой они были сформулированы: описание многочисленных прений ученых и их характеристики, выдающиеся случаи применения законов и т. п. В конце II — начале III вв. весь этот разнородный материал был обработан и объединен Йегудой ха-Наси. Созданная им «Мишна» вскоре была признана канонической. Ее появление составило важный промежуточный этап в длительной истории формирования Талмуда.
    Йегуда ха-Наси («наси» значит «князь», «начальник») — седьмой патриарх из рода Гиллеля — с 170 г. был главой синедриона и фактическим главой палестинских евреев (своей властью он назначал во все общины судей и учителей, от него зависел прием законоучителей в синедрион). Соединяя в себе качества хорошего правителя и ученого, он поддерживал хорошие отношения с римскими властями и успешно отстаивал перед ними интересы своего народа. Сохранилось предание о том, что Йегуда даже находился в дружеских отношениях с одним из римских императоров (вероятно, с императором-философом Марком Аврелием). Обладая значительными родовыми богатствами, он вел княжеский образ жизни, но при этом отличался добротою и щедростью. Значительную часть своих богатств Йегуда употребил на то, чтобы поддерживать несостоятельных учеников. Многие школы вообще содержались на его счет. В народе Йегуда пользовался любовью и уважением, и весть о его смерти в 210 г. повергла всех евреев в великое горе.
    Однако самая важная историческая заслуга Йегуды ха-Наси состояла в том, что он, при помощи окружавших его ученых, собрал и окончательно привел в порядок устные законы, мнения и предания, выработанные в предшествующие века еврейскими вероучителями. Составленная им «Мишна» включает 63 трактата, объединенных в 6 тематических разделов: Зераим (Посевы) — аграрное законодательство в 11 трактатах; Моэд (Праздники) — праздничный ритуал в 12 трактатах; Нашим (Жены) — брачное законодательство в 7 трактатах; Незикин (Повреждения) — уголовные законы в 10 трактатах; Кодашим (Святыни) — порядок богослужения в 11 трактатах; Тегарот (Чистоты) — ритуальная чистота в 12 трактатах. В совокупности тексты этих разделов охватывают весь еврейский религиозный уклад, детально и тщательно регламентируют всю установочную информацию Танаха, доводя ее до уровня рекомендаций по конкретным ситуациям. Язык «Мишны» сжат до предела. Сравнивая его с языком дошедших до нас однородных сборников, можно видеть, с какой настойчивостью Йегуда ха-Наси исключал всякое лишнее слово и все разумеющееся само собой.
    Поначалу «Мишна» была составлена только в качестве руководства для школ и законоведов, но с течением времени она сделалась священной книгой для народа, и на нее стали смотреть как на прямое продолжение Моисеевой Торы. Однако на этом кодификация устных законов не закончилась. В III–V вв. в палестинских и вавилонских йешивах был составлен третий слой комментариев и толкований, получивших название «Гемара» («Заключение»). В относительно упрощенном понимании «Гемара» — это комментарии к «Миш-не» (к каждой статье «Мишны» здесь присоединяются обширные рассуждения и прения). Вместе с «Мишной» «Гемара» палестинских школ составила Иерусалимский Талмуд (Талмуд Иерушалми), сформированный в IV в. Однако, эта редакция Талмуда не удовлетворила многих знатоков Закона. Ее переработка продолжалась и в последующие годы.
    В это время в связи с быстрой христианизацией Палестины, которая сделалась «Святой Землей» христианства, палестинский очаг иудаизма постепенно утрачивал свое значение. Ведущую роль стала играть еврейская община в Месопотамии, существовавшая еще со времен «Вавилонского пленения» и получившая с III в. При Сасанидских правителях Ирана внутреннюю автономию. Местными законоведами был составлен Вавилонский Талмуд (Талмуд Бавли), включивший «Мишну» Йегуды ха-Наси и «Гемару» вавилонских йе-шив. Большая роль в этом деле приписывается главе сурской школы Аши (ум. в 427 г.), который 30 лет собирал и приводил в порядок огромный материал, накопленный его предшественниками. Затем работу продолжили его ученики Авине и Иосе. Завершение ее относится к 500–530 гг. Вавилонский Талмуд всегда пользовался у иудеев большим авторитетом, чем Иерусалимский, поскольку он почти в четыре раза объемнее, полнее по содержанию, вразумительнее по языку и тщательнее откомментирован.
    Талмуд своеобразная книга. Каждая его глава состоит как бы из двух слитых частей — Галахи и Агады. Галаха включает в себя всю законодательную часть и рассуждения по церковному, гражданскому и уголовному праву. Здесь подробно обсуждаются и дополняются законоположения «Мишны» и указывается связь этих законов с Танахом.
    В общем, содержание Галахи намечено уже в библейском законодательстве. Однако, Талмуд разработал его до мельчайших подробностей. (Так, например, выраженный в общих чертах библейский закон об оставлении для бедного «края поля» («… когда будете жать жатву на земле вашей, не дожинай до края поля твоего… оставь это бедному и пришельцу…»), вырастает в целый талмудический трактат, где подробно разбирается и размер «края», и место «края», и в каких случаях земледелец свободен от оставления «края», и как оставляют «край» два совладельца или арендатора, и когда бедные допускаются к принадлежащему им «краю», и кто именно считается «бедным» и т. п.).
    В Агаде, прямо с Законом не связанной, главное место занимают нравственные поучения, беседы о различных явлениях жизни и исторические предания.
    Впоследствии, когда Талмуд стал изучаться в школах и синагогах, всякий мог найти в нем богатейшую пищу для ума. В то время как ученый углублялся в остроумные рассуждения Галахи, средний человек с увлечением читал поучительные рассказы и мудрые изречения Агады. Галаха имеет значение исключительно для евреев и ревностно ими изучается. Агада представляет общий интерес, ибо многое из нее усвоено христианством и исламом, стало достоянием цивилизованного человечества.
    Помимо учения о Боге, творении, откровении, возмездии в загробной жизни, Мессии, она содержит огромное количество любопытных афоризмов, пословиц, басен, рассказов, легенд, практических советов и замечаний по всем отраслям наук, а также мистические учения о злых и добрых духах, сведения по астрологии, магии, снотолкованию и т. п.

Рухолла аль-Мусави, впоследствии известный как аятолла Хомейни, родился в сентябре 1902 г. в небольшом городке Хомейни в Центральной провинции Ирана. Его род восходил к седьмому шиитскому имаму Мусе Казе-му, а через него — к самому пророку. Отец Рухоллы сейид Мустафа Мусави был религиозным наставником жителей Хомейна. Он погиб от пули правительственного агента, когда Рухолле едва исполнилось пять месяцев. Детские и юношеские годы будущего аятоллы прошли под надзором матери Бану Хаджар, которая также происходила из образованной и благочестивой семьи. Под ее наблюдением и при помощи старшего брата Муртазы Рухолла начал изучать арабскую грамматику и смог подготовиться к поступлению в семинарию. Пишут, что с самого детства он был памятлив, серьезен и очень благочестив.
    Иран, родина Хомейни, едва ли не с первых веков распространения ислама сделался крупнейшим центром шиитской оппозиции. Подавляющее большинство населения здесь (около 90 %) исповедует шиизм имамитского толка (то есть почитает всех двенадцать святых имамов, включая скрытого). С начала правления династии Сефевидов (с 1502 г.) шиизм стал в Иране официальной государственной религией.
    Особенность шиизма, в отличие, к примеру, от суннизма, состоит в том, что власть светского правителя не является для верующих полностью легитимной. По представлениям имамитов подлинным правителем является скрытый имам — Махди или Вали-е-Аср (Повелитель времени). Это положение было отражено в Иранской конституции 1906 г. Волю Махди во время его отсутствия должны исполнять его доверенные лица. На эту роль с давних пор претендовало шиитское духовенство, которое в большинстве своем терпело светскую власть только как неизбежное зло. Если правомочия Сефевидов еще не оспаривались духовенством, то по отношению к последующим династиям (особенно к Каджарам и Пехлеви) религиозные лидеры шиитов все более определенно подчеркивали, что власть шаха — лишь временное правительство, существующее до прихода Махди.
    Духовенство в Иране — это несколько сот тысяч человек. Среди них выделяются улемы — ученая элита, получившая образование в высших религиозных учебных заведениях. Никакой иерархии священнослужителей не существует. Все улемы считаются равными и подчиняются лишь Аллаху и скрытому имаму. Однако если духовное лицо благодаря своим знаниям и благочестию становится особенно авторитетным и имеет большое число сторонников, то с согласия лидеров шиитских богословских центров ему дается звание аятоллы («божественного знамения») или великого аятоллы. Всеми признанный духовный лидер зовется марджа-е таклид («образец для подражания»). Все аятоллы имеют право «выносить фатву» (то есть обнародовать от своего имени декрет, постановление) по правовым и политическим вопросам. Фатва духовного лидера страны — хукм имеет значение приказа, обязательного для исполнения всеми верующими.
    Светские правители должны были всегда считаться с волей иранского духовенства, которое представляет из себя очень влиятельную политическую силу. Материально оно совершенно не зависит от государства, так как с давних пор в Иране существует обычай собирать религиозные налоги — закат и хумс. Кроме того, церковь владеет в Иране значительными земельными наделами. На доходы от них содержатся улемы, муллы и студенты медресе — талибы. Последние хорошо организованы. В любой момент десятки тысяч талибов по призыву своих религиозных наставников — муджтахидов и аятолл — готовы выйти на улицы и встать на защиту интересов ислама.
    Отрочество Рухоллы пришлось на годы Первой мировой войны, когда в Иране царили анархия и беззаконие. У власти тогда стояли слабые шахи из династии Каджаров, при которых страна пришла в полнейший упадок, сильно отстав в промышленном отношении от высокоразвитых государств. Власть шаха фактически никем не признавалась. Большинство иранских провинций находилось под властью своих ханов и вождей племен, которые вели друг с другом бесконечные войны. Позже Хомейни вспоминал: «Всюду царил хаос. Центральное правительство демонстрировало свое бессилие… На нас совершали налеты бандиты, а у нас у самих были винтовки…
    Еще в первые годы моего сиротства мы приходили на огневые позиции и помогали отражать нападения негодяев и грабителей… У меня тоже была винтовка, хотя я и был ребенком…»
    Как уже говорилось выше, изучив основы мусульманского правоведения и ислама, Рухолла продолжил образование в семинарии. В 1920 г. он начал обучение в Араке у знаменитого богослова Хаери Яхди. В 1922 г. школа Хаери Яхди переехал вместе со своим наставником в Кум, где располагалась одна из старейших иранских духовных семинарий Файзийе. Она, впрочем, переживала тогда не лучшие годы. Кум находился в запустении, а здания самой семинарии — в развалинах. Их пришлось восстанавливать силами студентов.
    Но постепенно все устроилось. Для Рухоллы начались годы напряженного учения. Он изучал богословие, право, риторику, этику, арабскую и персидскую литературу, математику, астрономию, философию и еще множество других предметов, необходимых для того, чтобы стать настоящим факихом — знатоком ислама. Уже в эти годы он выделялся среди сверстников как своими обширными познаниями в правоведении и богословии, так и своим аскетизмом, ибо поставил себе за правило во всем следовать примеру пророка и праведных имамов. По окончании обучения Рухолла остался в Куме и долгие годы преподавал здесь фикх — юриспруденцию и догматику ислама, а также мистику и исламскую этику. В 1928 г. вышел его первый богословский труд — объемистый трактат на арабском языке об утренней молитве. А в следующем году Рухолла женился на дочери кумского теолога аятоллы Сакафи Техрани (в этом браке он имел двух сыновей и трех дочерей).
    Между тем политическое положение в стране постепенно менялось. В 1921 г. Реза-хан, бывший до этого командиром казачьей бригады в Казвине, совершил государственный переворот и, пройдя путь от военного министра до премьер-министра, в 1925 г. добился низложения последнего шаха Каджарской династии.
    Вскоре после этого он был провозглашен новым шахом Ирана, основав династию Пехлеви. Первое, с чего он начал свою деятельность, было восстановление власти центрального правительства на всей территории Ирана. Уже в 1921–1925 гг. Рез-хану удалось подавить повстанческие движения в Азербайджане, Гиляне, Луристане и некоторых других провинциях. Военные успехи были подкреплены кардинальными реформами. К ним Реза-шах приступил сразу же после восшествия на престол. В течение трех лет были разработаны коммерческий, уголовный и гражданский кодексы, реформирована система судопроизводства. Это было неприкрытое вторжение государства в сферу прерогатив духовенства, так как все гражданские дела оказались изъяты из юриспруденции шариатских судов, а шариатские нормы были заменены нормами буржуазного права. Вслед за тем был создан централизованный аппарат управления. Вскоре силу нового правительства почувствовали иностранные державы. В 1928 г. Рез-шах расторг неравноправные договоры с европейскими странами, навязанные государям прежней династии. Тогда же был образован Национальный банк.
    Приступив к преобразованиям, Реза-шах не скрывал, что намерен коренным образом изменить облик страны. Он был человеком свободных взглядов и запретил многие религиозные церемонии, казавшиеся ему архаичными. Так под его нажимом меджлис (парламент) принял закон, разрешавший женщине снять чадру.
    Поощрялось ношение европейского платья. Печать пропагандировала западный образ жизни, нормы и правила поведения, ратовала за раскрепощение женщин. В стране возникла сеть колледжей и университетов, обучение в которых происходило по западным программам и учебникам. В 1935 г Реза-шах ввел в употребление паспорта, чего прежде не было. Каждый иранец тогда должен был обзавестись фамилией.
    Рухолла образовал ее от названия родного города. Так и появилась фамилия Хомейни.
    В 1941–1942 гг. Иран оккупировали войска антигитлировской коалиции Реза-шах, испытывавший несомненные симпатии к фашистской Германии, отрекся от престола, передал свою власть сыну Мухаммаду Реза Пехлеви и покинул страну. Новый шах также был большим поклонником западной цивилизации и западного образа жизни. С ранних лет он воспитывался английскими и немецкими гувернерами, учился в Швейцарии, а потом закончил военное училище в Ираке. Но в первые двадцать лет правления его пристрастия проявлялись еще не достаточно отчетливо.
    В эти годы вся жизнь Хомейни была всецело отдана преподавательской и богословской деятельности. Один за другим выходили его трактаты на арабском языке — комментарии к преданиям, труды по этике, мистике и мусульманской юриспруденции. Но этим круг его интересов не исчерпывался. С юности Хомейни обладал недюжинным поэтическим талантом и сочинял на фарси недурные стихи (они печатались под псевдонимом Хинди и позже составили целый том в собрании его сочинений). В конце 1950-х гг. Хомейни стал аятоллой, а в 1961 г. — великим аятоллой. В следующем году умер марджа-е таклид Боруджерди. Его преемник не был официально объявлен духовенством. Однако, на эту роль все чаще претендовал Хомейни, оторвавшийся от своих ученых изысканий и все больше втягивающийся в политику.
    Причиной к этому послужил новый виток реформ, начавшихся в Иране в 1960-х гг. В 1961 г. шах распустил на неопределенный срок враждебный ему меджлис и установил в стране единоличное правление. В 1962 г. был принят закон об аграрной реформе, суть которой можно определить так: «землю в частную собственность тем, кто ее обрабатывает». То есть полновластными собственниками становились те крестьяне, которые до этого были ее арендаторами у помещиков. Вскоре было декларировано политическое равноправие женщин. Все эти нововведения не нравились Хомейни, но прямые его столкновения с правительством начались с законопроекта о создании провинциальных и уездных советов, опубликованного в октябре 1962 г. Согласно ему, «вера в ислам» теперь не являлась обязательным предварительным условием для избирателей и кандидатов на выборах, а выражение «клясться на Коране» заменялось формулой «клясться на священной книге».
    Реакция на эти неслыханные новшества последовала незамедлительно. Хомейни, обменявшись мнениями с высшими улемами Кума и Тегерана, развернул активную компанию протеста против ущемления достоинства мусульман. Он отправил в адрес шаха резкую телеграмму, в которой между прочим писал. «Я еще раз советую Вам подчиниться Богу, следовать Конституции, остерегаться нарушать Коран… В противном случае вы пожнете бурю, улемы не будут воздерживаться от высказывания своего мнения в адрес Вашей персоны…» А в одном из своих выступлений по этому вопросу он заметил: «Мусульманский народ и исламские улемы живы и здоровы. Они отрубят любую руку, которая предает сущность ислама и посягает на честь и достоинство мусульман». Усилия Хомейни достигли цели. В ноябре 1962 г. правительство аннулировало этот законопроект.
    Но, то была только проба сил двух противников, которые должны были вскоре сойтись в смертельной схватке. В январе 1963 г. шах обнародовал «Шесть пунктов белой революции», представлявшие из себя развернутый план масштабных реформ. Он включал в себя: уничтожение феодальной системы, земельную реформу, национализацию лесов и пастбищ, приватизацию государственных предприятий с одновременным выкупом акций рабочими, введение всеобщего избирательного права (в том числе для женщин), борьбу с неграмотностью. Программа вызвала большое возбуждение в иранском обществе. Духовенство отнеслось к ней негативно, так как увидело здесь целый ряд положений, подрывавших позиции ислама. Особенно нетерпимо оно отнеслось к аграрной реформе и к предоставлению женщинам равных прав с мужчинами. 21 марта 1963 г. Хомейни произнес речь, в которой содержалась острая критика «белой революции». По его призыву в Куме начались массовые выступления студентов, собравшихся на траурную церемонию поминовения жертв шахского режима.
    Против них пришлось применять силу — в город были двинуты войска, вспыхнули беспорядки, подавленные с большим трудом. В апреле 1963 г. Хомейни опубликовал свое знаменитое заявление под названием: «Любовь к шаху — это потворство грабежу народа». В этом заявлении, адресованном Реза-шаху, Хомейни писал «Я готов к тому, что мое сердце будет пронзено штыками Ваших агентов, но я никогда не подчинюсь Вашим несправедливым требованиям и не склонюсь перед Вашей жестокостью».
    Пик антишахских выступлений этого года пришелся на июнь, (10 му-харрама по иранскому календарю) когда отмечается Ашура — день памяти величайшего шиитского мученика, третьего безгрешного имама Хусейна, павшего в бою с суннитами у местечка Кербела. Религиозные демонстрации начались в Тегеране и вскоре переросли в антиправительственные выступления. Хомейни, который к этому времени стал признанным лидером духовенства и всей оппозиции, обратился к верующим с несколькими острыми антишахскими речами. Шах отдал приказ арестовать его, что и было сделано. Весть об этом привела к настоящему восстанию. Народ из окрестных городов и деревень двинулся на Тегеран, но был остановлен войсками, открывшими огонь на поражение. В столкновениях погибли несколько тысяч человек. На фоне этих событий шла подготовка к парламентским выборам. В сентябре 1963 г. был избран новый меджлис, большинство в котором составляли сторонники реформ.
    Но оппозиция еще не была побеждена. Это стало очевидно, когда начала набирать обороты компания по освобождению Хомейни. В конце концов его выпустили на свободу, и в апреле 1964 г. он вернулся в Кум. Месяцы, проведенные в тюрьме, нисколько не изменили его отношения к режиму. Напротив, выступления Хомейни стали еще более гневными и еще более непримиримыми. Шах пытался договориться с ним, но Хомейни наотрез отказался даже разговаривать с его посланниками. Тогда в ноябре 1964 г. шах приказал выслать непокорного аятоллу из страны. Хомейни доставили в машине в аэропорт Мехрабад, посадили на самолет и отправили в Анкару. Он прожил в Турции 11 месяцев и в октябре 1965 г. вместе с сыном Мустафой (также высланным из Ирана) перебрался в Ирак После паломничества в Кербелу они поселились в Неджефе, где находилась могила первого шиитского имама Али. В ноябре Хомейни начал читать курс лекций по мусульманскому праву в богословском центре при мечети Шейха Ансари. Его имя в это время уже было широко известно в мусульманском мире, и на его лекции в иные дни собиралось до 1200 слушателей, среди которых были не только студенты, но и ученые из Ирака, Пакистана, Афганистана и Индии.
    Постепенно в Неджефе вокруг Хомейни образовалось ядро из верных ему людей. Средства на финансирование антишахской борьбы давали религиозные налоги, собираемые в Иране, часть которых поступала к нему как к великому аятолле. Суммы это были немалые, и фонд Хомейни доходил до 25 миллионов долларов. Даже за границей он продолжал оставаться вождем антишахского движения. Его многочисленные послания (а он откликался буквально на любое событие), несмотря на все старания полиции, быстро доставлялись в Иран и становились известны верующим.
    Впрочем, накал выступлений против режима явно спал. Оппозиции оставалось копить силы для будущих выступлений. Избавившись от наиболее непримиримых противников и получив в свое распоряжение послушный парламент, шах продолжил преобразования.
    Одновременно с аграрной реформой он приступил к усиленной индустриализации страны. В следующие десять лет было построено множество металлургических, машиностроительных, нефтехимических и других промышленных предприятий.
    Промышленный потенциал страны рос буквально на глазах — ежегодные темпы экономического прироста достигали 17 %. Всего за десять лет из аграрного государства Иран превратился в индустриальное. Средства на это давали огромные доходы от продажи нефти, которые с 1960 по 1972 г увеличились в 8,5 раз. Только с 1974 по 1978 г. Иран получил от продажи нефти 108 миллиардов долларов (в эти годы страна имела седьмой в мире по величине бюджет). Значительно выросли частные капиталы, увеличилась зарплата рабочих и служащих. Жизненный уровень населения вырос. Но это вовсе не означало, что иранское общество развивалось гармонично.
    Как всегда бывает при крупномасштабных преобразованиях, часть населения оказалась дезорганизована ломкой старых отношений. Опасным следствием шахских реформ стало появление большого количества люмпенов, стекавшихся в крупные города в надежде на заработки. Прежде всего это были выходцы из деревни, выдавленные оттуда аграрной реформой. Многие крестьяне, продав за бесценок свои наделы, уходили в поисках работы в города. Десятки тысяч бедняков жили на окраинах Тегерана в обитых жестью хибарах. Среди недовольных были также торговцы традиционного базара и мелкие ремесленники, не способные конкурировать с большими магазинами и продукцией растущих предприятий, а также с импортом дешевых товаров. Их недовольство существующим положением вещей естественно оборачивалось прежде всего против шаха, но оно шло дальше и выливалось в острую неприязнь ко всей западной цивилизации, элементы которой насильственно вносились в традиционную структуру иранского общества, разрушая и изменяя ее. Духовенство поддерживало эти настроения, постоянно указывая на то, что поток западных технологий, товаров и нравов подменяет исконные ценности и традиции ислама.
    Выступления этих разнородных сил в период экономического подъема не носили масштабного характера. Огромный и хорошо организованный репрессивный аппарат монархии вполне справлялся с ними. Поэтому казалось, что выполнение программы «белой революции» не за горами. Но тут неожиданно разразился тяжелый экономический кризис. Причем винить в нем Реза-шах не мог никого, кроме самого себя. Получив в свои руки огромные средства и планируя получить в будущем еще большие, он решил значительно ускорить и без того внушительные темпы индустриального развития страны — в короткий срок ввести в строй несколько десятков крупных предприятий, атомных электростанций и современных автострад. Развивая положения «белой революции», он в середине 1970- х гг. выступил с новыми идеями. Он писал, что иранское общество должно совершить при жизни одного поколения «прыжок через столетия», «перейти из Средневековья в ядерный век», превратить страну в «пятую индустриальную державу мира», осуществить марш-бросок к «великой цивилизации». Одновременно были начаты несколько крупномасштабных амбициозных строек. Огромные средства затрачивались на закупку промышленного оборудования. Параллельно началась крупнейшая техническая реорганизация армии. (Только на закупку современно вооружения в короткий срок было израсходовано 6 миллиардов долларов.) Последствия этих непродуманных действий оказались роковыми для режима. Наличные силы иранской экономики были не в состоянии переварить эти колоссальные вливания. Прежде всего поток грузов парализовал транспорт. Ввозимое из-за границы оборудование накапливалось в портах и на пограничных станциях. Энергетика не могла удовлетворить сильно возросшие потребности промышленности, в результате многие предприятия работали лишь на половину мощности. Огромные средства были распылены и заморожены. Темпы экономического развития резко замедлились. Государство стало перед проблемой дефицита валютных средств. Сократились закупки продовольствия за границей. Цены на продукты питания резко поползли вверх (за три года они удвоились). Материальное положение народа стало ухудшаться на глазах, и, как следствие этого, резко усилилось оппозиционное движение.
    Антишахские силы (а в их число кроме шиитского духовенства входили и прокоммунистические организации и буржуазно-демократические партии) по-разному видели будущее Ирана и ориентировались на разные слои общества. Однако, наиболее последовательная и продуманная программа действий была изложена именно духовенством. За несколько лет до этого вышла книга Хомейни «Принципы правления в Исламской Республике», в основу которой лег курс его лекций «Исламское правительство», прочитанный в 1971 г. Суть его программы заключалась в том, что после свержения шаха и изгнания иностранцев, верховная власть в стране должна перейти к шиитским богословам, которые займут все высшие посты в государстве и установят в Иране «исламское правление».
    Это правление коренным образом отличается от монархии и светской республики, где законы устанавливает либо монарх, либо парламент. При исламском режиме никакие другие законы, кроме божественных законов, не могут иметь силы. Переданные смертным через Коран и пророка, они должны оставаться неизменными до окончания времен. Все, кто ищут каких-то других законов или предписаний, оказываются в сетях Сатаны. Хомейни писал: «Главная трудность мусульман заключается в том, что они отложили в сторону священный Коран и собрались под чужими знаменами».
    Истинное исламское правление не может терпеть западного вмешательства во внутреннюю политику мусульманского государства. Развивая эту мысль, Хомейни заявил в одном из своих интервью. «Мы ничего не хотим от Запада и его анархии…
    Мы не боимся западной науки и техники. Мы боимся ваших идей и образа жизни. Мы не хотим, чтобы вы вмешивались в нашу экономику, науку и наши обычаи… Мы не против цивилизации, мы против экспортируемой цивилизации, мы хотим цивилизации, основанной на чести и гуманизме».
    Жителям Ирана незачем искать разрешения своих проблем в западном пути развития. Ничего хорошего они тут не получат. Исламские государства вообще не нуждаются ни в каких западных идеях, ибо они уже имеют самую развитую и прекрасную идеологию, самую совершенную из тех, что порождена современной цивилизацией. Ведь ислам это не только религиозные обряды, не только свод жизненных правил, это — всеобъемлющий и практический кодекс, определяющий все стороны жизни человека и общества — от уплаты налогов до вопросов личной гигиены. В ходе грядущей исламской революции все области жизни Ирана — политическая, экономическая, социальная, идеологическая и культурная — должны быть строго подчинены его законам.
    Ислам есть также основа бесклассового общества, не приемлющая ни капитализма, ни социализма цель исламской экономики не в обогащении меньшинства, а в удовлетворении разумных потребностей большинства, так как исламская экономическая система зиждется не на законах рынка, не на планировании и государственном контроле экономической деятельности, а на моральных принципах и в производстве, и в обмене. Рабочие, ремесленники и крестьяне, торговцы и предприниматели — все будут жить после революции в единой мусульманской общине как братья: богач обязан будет помогать бедняку и каждый будет проявлять заботу о соседе.
    Рассматривая систему центральных органов государственной власти в будущей Исламской Республике, Хомейни делил их на три группы, группу принятия решений, совещательную группу и исполнительную группу. Группа принятия решении это высший орган, состоящий исключительно из богословов, которые на основании толкования Корана и Сунны будут принимать основополагающие для жизни страны решения.
    Совещательная группа это, по существу, Меджлис (парламент), избираемый народом. Его задача на основе принятых решений разрабатывать конкретные законопроекты.
    Исполнительная группа — это коллегия министров (кабинет). Верховным толкователем священного закона, высшим координатором деятельности всех органов управления, духовным вождем, осуществляющим практическую власть, будет правитель из числа самых авторитетных религиозных деятелей факих. Его роль Подобна роли пророка и имамов, его задача — подготовить страну и народ ко дню пришествия шиитского мессии — 12-го имама Махди. В ожидании этого дня духовенство должно активно участвовать в политической жизни, быть стражем закона, общественной морали и социальной справедливости.
    Все органы государственной власти должны быть перестроены в строгом соответствии с законами ислама. Прежде всего это касается органов правосудия. Все их представители — от министра юстиции до городского или сельского судьи обязательно должны быть богословами соответствующих званий. Функции юридического аппарата ограничиваются соблюдением законов, которые непреложна. Хомейни говорил, что, в отличие от неэффективной и дорогостоящей светской судебной системы, исламское правосудие, отправляемое специалистами в области шариата, действует быстро и справедливо. Исламский судья, вооруженный пером и чернильницей, улаживает споры без проволочек. Его решения окончательны и обжалованию не подлежат.
    Следовательно, нет нужды в адвокатах и апелляционных судах. Приговоры тут же приводятся в исполнение. Никаких смягчающих обстоятельств быть не может, ибо все наказания точно и недвусмысленно определены в шариате.
    Когда Хомейни писал свою книгу, он, возможно, сам не подозревал, как близки его идеи к реальному воплощению. Прошло всего несколько лет, и выдвинутые им принципы стали ближайшими целями разразившейся иранской революции. Искрой к ее началу послужила грязная клеветническая статья, полная лживых пассажей против Хомейни, опубликованная 7 января 1978 г. официальной газетой «Эттелаат».
    Возмущенные сторонники изгнанного аятоллы вышли на улицы. Протесты вылились 9 января в волнения, во время которых было убито несколько студентов-семинаристов.
    Это был первый взрыв, за которым последовал обвал. На третий, седьмой и сороковой день траура, когда отмечалась смерть недавних мучеников, произошли волнения в Тебризе, Исфахане, Тегеране и других крупных городах. Они сопровождались ожесточенными схватками с армией и полицией, во время которых вновь и вновь гибли люди. На траурные церемонии, посвященные их памяти, собирались новые и новые тысячи людей, постепенно втягивающихся в революционный процесс. Несмотря на массовые убийства, карательные органы оказались не в силах погасить разгорающиеся пламя. Страстные обращения Хомейни, призывавшего покончить с «сатанинским» шахским режимом, поддерживали всеобщий энтузиазм.
    Реза-шах попытался избавиться от врага, делавшегося все более опасным. Было оказано давление на иракское руководство. В октябре 1978 г. иракские власти предложили Хомейни на выбор или прекратить политическую деятельность, или покинуть страну. Он избрал второе и после некоторых раздумий перебрался во Францию. Удалившись в Европу, он не стал дальше от иранских событий. Между его резиденцией и иранской столицей была установлена прямая телефонная связь. Каждое телефонное послание Хомейни записывалось и тут же размножалось на специальном оборудовании. Уже через несколько часов кассеты с его посланиями прокручивались в десятках тысяч мечетей и на бесчисленных городских базарах, поднимая и революционизируя массы.
    Для правящей иранской элиты в конце концов сделалось очевидным, что Реза-шаху не удастся сохранить свой престол. Борьба против него соединяла самые разнородные политические силы, которые при других обстоятельствах никогда бы не выступили единым фронтом. Вняв уговорам своих сторонников, шах 16 января 1979 г. сел за штурвал личного самолета «Шахин» («Сокол») и вместе с семьей покинул Иран, как оказалось, навсегда. Власть перешла к премьер-министру Бахтияру, не сумевшему, впрочем, ее удержать. Хомейни уже спешил на родину. Когда 1 февраля, специально зафрактованный лайнер авиакомпании «Эр-Франс» совершил посадку на Мехрабадском аэродроме Тегерана, великого аятоллу встречала гигантская толпа. По разным подсчетам, в аэропорту собралось в этот день от 4 до 6 миллионов человек. Над безбрежным человеческим морем плыло ритмическое скандирование: «Аллах велик! Шах ушел, имам пришел». Было ясно, что в страну вернулся подлинный лидер.
    С приездом Хомейни ход событий резко ускорился. 9 февраля началось восстание на воздушной базе Душан-теле, немедленно поддержанное жителями столицы. В первый же день горожанам удалось захватить тегеранский арсенал и военный завод. В их руках оказалось 300 тысяч единиц стрелкового оружия, а также несколько танков, самоходных орудий и ракетных установок. В столице восставшие имели громадный перевес над местным воинским гарнизоном. 10 и 11 февраля весь город был охвачен боевыми действиями. Повстанцы захватывали один объект за другим. Вскоре под их контроль перешли военные городки, здания Министерства обороны и Генерального штаба. 11 февраля, после переговоров с военными, Хомейни добился от них обещания соблюдать нейтралитет. Войска были отведены в казармы. Оставленный всеми Бахтияр бежал из Тегерана в Париж, а 12 февраля резиденцию премьер-министра занял Базарган, назначенный Хомейни.
    Как всегда бывает в ходе революции, первые дни после падения старой власти царили всеобщее ликование и неразбериха, но уже вскоре, в ходе мероприятий Временного революционного правительства, стали вырисовываться черты будущей Исламской Республики. Первым делом были образованы органы правосудия. 16 февраля только что созданный Чрезвычайный исламский революционный трибунал приговорил к смертной казни четырех шахских генералов. Приговор сразу же привели в исполнение. Затем та же участь постигла два десятка других военных и политических лидеров, ответственных за репрессии и коррупцию в годы правления шаха. Стихийно возникшие на местах трибуналы не отставали от столицы и также творили скорый суд над поверженными врагами. Было конфисковано все имущество свергнутой династии, стоимость которого оценивалась в 22 миллиарда долларов.
    Правительство расторгло многочисленные контракты на строительство атомных электростанций, автострад, метро и некоторых других крупных объектов, а также на поставку ультрасовременных видов вооружения и военной техники на общую сумму 38 миллиардов долларов. В ходе референдума 30–31 марта страна получила официальное наименование Исламская Республика Иран, после чего Хомейни объявил о начале «правления Аллаха». Летом 1979 г. была проведена национализация крупных промышленных предприятий, банков, строительных компаний (при этом иностранным акционерам обещали выплатить полную компенсацию). Увеличивалась зарплата, вводились пособия по безработице, было объявлено о предоставление бедноте дешевого или даже бесплатного жилья и бесплатного проезда на транспорте.
    Коренной перестройке подверглось телевидение, откуда были уволены все работники прямо или косвенно служившие прежнему режиму. С экранов исчезли все западные фильмы. Из тех, что пропускала цензура, вырезались все сцены с объятиями и поцелуями. Был запрещен показ международных спортивных игр с участием женщин.
    Женщина-ведущая осталась только в детской передаче. В школах вводилось раздельное обучение мальчиков и девочек. Законы шариата постепенно восстанавливали свое действие во всех сферах жизни. Хомейни, к примеру, объявил грехом продажу и потребление мороженного мяса. После этого все запасы импортируемой из Австралии и Новой Зеландии мороженной баранины на сумму 60 миллионов долларов были свезены на свалку. 1 марта, с трудом добившись некоторого успокоения Тегерана, Хомейни переехал в Кум и поселился в своем старом полутораэтажном домике, в комнате, лишенной всякой мебели (лишь постель на полу и книги). Внешне его жизнь была так же проста и скромна, как прежде: первая молитва до рассвета, чтение Корана, скудный завтрак, работа, дневной сон и т. д. Но на самом деле, конечно, положение великого аятоллы (или имама, как стали называть его иранцы) в корне изменилось.
    Его дом превратился в центр управления страной. Сюда каждый четверг запросто в маленьком автобусе приезжал премьер-министр и члены кабинета, а в остальные дни — другие официальные и неофициальные лица.
    В стране продолжалось революционное брожение. Действовало множество общественных и политических организаций, ассоциаций и групп (в одном Тегеране их было больше ста), придерживавшихся самых различных взглядов — от крайне правых до крайне левых. Даже в рядах духовенства, даже в ближайшем окружении Хомейни не было единства относительно вопроса о том, каким курсом вести страну. В этой сложной ситуации, когда очень легко было совершить непоправимую ошибку, Хомейни сумел не только сохранить, но и укрепить свое положение духовного лидера. Он не поддержал открыто ни одной из общественных и политических группировок (в том числе самых архиисламских), подчеркнуто поставил себя «над схваткой» и, таким образом, не только считался, но и был на самом деле подлинным «гарантом» и «арбитром». Он не вмешивался прямо в работу кабинета министров и других государственных органов, оставляя за собой право открыто критиковать их за ошибки. Это также помогло ему сохранить в глазах народа положение незапятнанного и безупречного «отца нации», уставшего от интриг, ведущихся вокруг него, но не ответственного ни за одну из них. Впрочем, его руководящее положение поддерживалось не только силой авторитета. Вскоре после революции была создана личная гвардия Хомейни — Корпус стражей исламской революции. Большую поддержку в обществе оказывала Хомейни созданная им неформальная организация «Хэзболла» («Партия Аллаха»), штаб-квартирами которой служили мечети. В августе 1979 г., опираясь на вооруженные отряды «Хезболла», сторонники Хомейни перешли в наступление на своих противников.
    Верховный трибунал издал постановление о роспуске всех неисламских партий и закрытии их печатных органов.
    С этого момента никакой альтернативы предначертанному Хомейни исламскому пути развития уже не существовало. 2–3 декабря 1979 г. на референдуме была принята Конституция, в которой воплотились все его идеи об исламском правлении. Так, пятая статья Конституции гласит: «Во время отсутствия Вали-е-Асра (да приблизит Аллах его явление!) в Исламской Республике Иран управление делами правоверных и имамат в исламской умме возлагается на справедливого и набожного, обладающего широким кругозором, смелого и имеющего организаторские способности факиха…»
    Эта роль, понятно, была предназначена самому Хомейни, который был провозглашен Рахбаром (Руководителем) с широчайшими полномочиями (в том числе, с правом единолично смещать всенародно избранного президента). За деятельностью меджлиса по новой Конституции должен надзирать Наблюдательный совет из 12 представителей духовенства, шесть из которых назначал лично Хомейни. Этот совет получил право отвергать любой закон, принятый меджлисом, если он не соответствует нормам ислама. После введения Конституции продолжилась интенсивная исламизация всех сторон жизни страны, в том числе в полном объеме были восстановлены шариатские нормы морали и шариатские суды.
    В феврале 1980 г. 78-летний Хомейни перенес первый инфаркт. После двухмесячного лечения в Тегеранской кардиологической клинике он поселился в особняке в северном пригороде иранской столицы Джамаран. Несмотря на преклонный возраст и пошатнувшееся здоровье, он продолжал крепко удерживать в своих руках все рычаги власти. От внутренних проблем внимание Хомейни вскоре было отвлечено внешними — в сентябре 1981 г. началась разрушительная и чрезвычайно кровопролитная ирано-иракская война (по различным подсчетам, иранцы потеряли в ней от 500 тысяч до 1 миллиона человек убитыми и ранеными). Для Хомейни, который определил этот конфликт как «священную войну между исламом и богохульством», он стал новым фактором национального сплочения.
    В одном из выступлений он открыто заявил: «Мы должны благодарить Аллаха за эту войну, которая объединяет нас». Начало войны было очень неудачным для Ирана, армия которого по всем параметрам, и численно и качественно, уступала иракской.
    Но зато на стороне иранцев был небывалый революционный и религиозный подъем.
    Охваченные воодушевлением, они толпами шли на пулеметы и танки иракской регулярной армии, гибли тысячами, но сумели остановить иракское наступление и освободить все захваченные врагом территории. После этого в течение восьми лет продолжалась позиционная война. Перемирие было заключено только в августе 1988 г. незадолго до смерти имама, который перенес в этом году два новых инфаркта.
    Умер он 13 июня 1989 г.
    Можно без преувеличение сказать, что Хомейни был одной из крупнейших политических и религиозных фигур прошедшего XX в. Значение его далеко выходит за границы Ирана (народ которого продолжает следовать обозначенным Хомейни курсом и сохраняет о нем благоговейную память). Уже через несколько лет после смерти имама выдвинутые им идеи исламского правления получили распространение во многих исламских странах и привели к резкому подъему исламского движения во всем мире.
    Сам Хомейни, несокрушимо веривший в торжество исламских идеалов и утверждавший, что ислам есть единственная достойная альтернатива порочному пути западной цивилизации, писал незадолго до смерти: «Мое завещание народам исламских стран заключается в следующем: не ждите, чтобы вам помогли извне для достижения цели, то есть ислама, и воплощения исламских предписаний. Вы сами должны восстать во имя этой жизненно важной идеи, которая воплотит в реальность свободу и независимость… Не позорно ли для мусульманского мира, имея столько человеческих, материальных и нравственных ресурсов, при наличии такой развитой идеологии и божественной поддержки, находиться под гнетом нескольких деспотических держав, морских пиратов и разбойников века?»

Настоящее имя Павла, данное ему при рождении, было Савл. По обычаю того времени, его латинизировали в Павел. Он родился в Тарсе, в Малой Азии, около 11 г. и имел чисто иудейское происхождение, хотя отец его считался римским гражданином. Семья его, подобно всем старым иудейским семьям, принадлежала к партии фарисеев. Павел получил воспитание по самым строгим правилам этой секты, но при всем этом он с раннего детства не мог не общаться с язычниками. В эпоху Августа Таре был цветущим городом. Население его составляли главным образом греки и арамеи. Павел с детства хорошо говорил и писал по-гречески, но скорее всего изучил этот язык в ходе живого уличного общения, а не путем правильного образования. Греческая речь, употребляемая им, была полна иудаизмов и сирийцизмов, то есть простонародной и грубой лексики. Зато его познания в Моисеевом Законе и древней иудейской премудрости были безукоризненны. Отец с ранних лет предназначил Павла к раввинству и постарался дать ему хорошее фарисейское образование. Вместе с тем, по принятому обычаю, его сын изучал также ремесло и умел изготавливать палатки. Этот навык оказался очень полезным — именно им он и добывал себе в дальнейшем пропитание. Богатства или хоть сколько-нибудь порядочного состояния у Павла никогда не было, так как отец не оставил ему ничего, а сам он всегда очень мало заботился о приобретении земных благ. Красотой Павел тоже не отличался. Он был невысокого роста, лысым, невзрачным, неуклюжим и ходил сгорбившись. Мало того, в некоторых его посланиях упоминается о каком-то тяжелом недуге, очень похожем на эпилепсию.
    В юности Павел приехал в Иерусалим для того, чтобы изучать Закон. Возможно, это произошло уже после казни Христа. По крайней мере, учеником Иисуса он не был, чудес Его не видел и оставался после Его казни правоверным иудеем. Когда в 37 г. в Иерусалиме начались гонения на христиан, Савл принял в них самое живое участие. Так он охранял одежду тех, кто побивал камнями первомученика Стефана.
    Сам он, правда, не кидал в него камней, но одобрял это убийство. И позже он деятельно помогал гонителям. В «Деяниях святых апостолов» говориться, что Савл «терзал церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин, отдавал их в темницу».
    Затем, «еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа», он пришел к первосвященнику, выпросил у него письма в Дамаск, чтобы искать там по синагогам христиан и приводить их на мучения в Иерусалим.
    И вот, когда он шел по дороге и уже приближался к Дамаску, его внезапно осиял небесный свет. Юноша упал на землю и услышал голос, говорящий ему: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?» Он спросил: «Кто Ты, Господи?» Господь отвечал: «Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна». Он в трепете и ужасе сказал: «Господи! Что повелишь мне сделать?» И Господь повелел: «Встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать». Голос утих, но Савл был так потрясен, что, придя в Дамаск, три дня ничего не видел, не ел и не пил, а потом принял крещение от одного из христианских проповедников по имени Анания и стал сам проповедовать по синагогам об Иисусе и о том, что Он есть Сын Божий. Все, слышавшие это, дивились и спрашивали: «Не тот ли это самый, который гнал христиан в Иерусалиме?»
    Павел прожил в Дамаске три года (с 38 по 41 г.), но вынужден был покинуть его после того, как местные иудеи решили его убить. Он тайком отправился в Иерусалим и здесь попытался пристать к христианской общине. Поначалу к нему относились с подозрением и не верили в искренность его обращения, пока прибывший из Дамаска Варнава не подтвердил, что это чистая правда. Павел стал проповедовать в Иерусалиме, но потом, когда это сделалось опасно, перебрался в Антиохию на Оронте. Этот огромный город с полумиллионным населением в то время считался подлинной столицей Востока. Большинство жителей здесь были греки, а среди других народностей, наряду с сирийцами, преобладали евреи. Около года Павел проповедовал здесь вместе с Варнавой и обратил к Христу немалое число людей, как иудеев, так и язычников. Последние даже значительно преобладали над первыми.
    Именно в Антиохии верующие в Христа впервые получили прозвание христиан. Это был важный момент, знаменующий отделение Христовой церкви от иудейства.
    Основным языком христиан с этого времени становится греческий, а христианство всецело попадает в круговорот греческого и римского мира. Иерусалимская община, сплошь состоящая из одних иудеев, отступает на второй план. Не случайно именно Антиохийская, а не Иерусалимская церковь стала отправлять миссионеров в другие части Римской империи, прежде всего в Малую Азию.
    Одним из первых таких миссионеров стал Павел. В 42 г. он вместе с Варнавой отправился проповедовать на Кипр и прошел весь остров от Саламина до Пафа. Тут его захотел послушать римский проконсул Сергий, но один из иудеев — Елим Волхв — противился этому, стараясь отвратить проконсула от нового вероучения. Тогда Павел, устремив на него взгляд, сказал: «О, исполненный всякого коварства и всякого злодейства, сын дьявола, враг всякой правды! Перестанешь ли ты совращать с прямых путей исподних? И ныне вот, рука Господа на тебя: ты будешь слеп и не увидишь солнца до времени». И в тот же миг Елим лишился зрения. Проконсул, ставший свидетелем этого чуда, уверовал в Христа.
    С Кипра Павел отплыл в Малую Азию, в город Пергию, а оттуда прибыл в Антиохию Писидийскую. Здесь он выступил с проповедью в синагоге. Однако иудеи слушали Павла с недоверием, в то время как многие эллины с жадностью внимали каждому его слову. По прошествии недели, Павел снова хотел выступить в синагоге, но иудеи противоречили каждому его слову и сопротивлялись тому, что он говорил. Тогда Павел и Варнава с дерзновением сказали им: «Вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но так как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам…» С этого времени он проповедовал в основном среди галатов и других местных народов и многих обратил в христианство. Наконец иудеи изгнали Павла вместе с Варнавою из города.
    Они же, «отрясши на них прах от ног своих», пошли на восток, сначала в город Иконию, а потом в Листру. Здесь Павел чудесным образом исцелил одного калеку, который с рождения был хром и не мог ходить. Народ был так поражен этим, что хотел принести Павлу жертвы, словно Богу. Он едва смог убедить горожан, что славить следует не его, а Того, Чьим именем это исцеление совершилось. Однако вскоре иудеям удалось возбудить народ против апостолов. Листрийцы побили Павла камнями, а потом вытащили его из города, посчитав за умершего. Но Павел пришел в себя и отправился в Дервию. Во всех городах он организовывал жизнь христианских общин и ставил пресвитеров. И так, устроив все, возвратился в Антиохию.
    Отсюда в 51 г Павел ездил в Иерусалим на первый апостольский собор, на котором было принято важное историческое решение, освобождавшее новообращенных христиан из язычников от исполнения большей части иудейских обрядов, прежде всего от обрезания Павел, уже крестивший большое количество язычников, был горячим сторонником такого подхода и всегда восставал против тех иудеев-христиан, которые каким-либо образом выражали свою брезгливость к инородцам. На этой почве у него даже вышла крупная размолвка с апостолом Петром, о чем он рассказывает в своем послании к галатам Суть ее, со слов Павла, состояла в следующем. Петр, приехав в Антиохию, поначалу был увлечен общим подъемом и, в нарушение Моисеева Закона, стал есть вместе с язычниками. Но, когда из Иерусалима прибыли люди, посланные Иаковом, Петр стал удаляться от язычников и скрывать свое общение с ними, опасаясь осуждения со стороны правоверных иудеев. Вслед за ним так стали поступать и другие иудеи-христиане, даже Варнава Павел был возмущен их лицемерием и сказал Петру при всех: «Если ты, будучи иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?» И дальше, в послании, он объясняет резкость своих слов, которые, по-видимому, покоробили окружающих. «Мы по природе иудеи, а не из язычников грешники; однако же, узнав, что человек оправдывается не делами Закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами Закона; ибо делами Закона не оправдается никакая плоть…
    Законом я умер для Закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос… а если Законом оправдание, то Христос напрасно умер». Из этих слов видно, что Павел уже тогда считал, что вера в Христа неизмеримо важнее всех постановлений Моисеева Закона и что исполнение этого Закона вообще для христиан не обязательно. Это был чрезвычайно смелый и широкий взгляд на вещи, не доступный еще многим иудеям-христианам. В то время Павел едва ли не единственный исповедовал такую точку зрения, но в последующем она стала общепринятой.
    Впрочем, Павел не долго оставался в Антиохии и вскоре отправился в новое миссионерское путешествие по Малой Азии. Спутниками его на этот раз были его ученики Сила и Тимофей. Из Антиохии они через Листру, Писид, Гордий добрались до берегов Эгейского моря. Здесь Павлу было ночью видение — перед ним предстал некий муж, македонянин, и сказал: «Приди в Македонию и помоги нам». Павел заключил, что это призывает его Господь, и немедленно отправился в Европу. На корабле он и его ученики переправились в Филиппы — первый македонский город на побережье, а оттуда по суше дошли до Фессалоник. В Фессалониках была иудейская синагога, и Павел, по своему обыкновению, пошел туда и в продолжении трех суббот говорил с местными евреями о Писании, открывая и доказывая им, что Христу надлежало пострадать и воскреснуть из мертвых и что этот Христос есть Иисус.
    Некоторые из них уверовали и присоединились к Павлу. Но гораздо больше было обращенных из эллинов. Потом он отправился на юг, в Верию. Здесь также многие приняли крещение.
    Затем Павел поехал в Афины и некоторое время жил здесь, проповедуя. Местные стоические и эпикурейские философы не раз вступали с ним в споры. Потом привели его в ареопаг и стали допытываться, что за учение он исповедует. Павел встал среди ареопага и сказал: «Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел жертвенник, на котором было написано «неведомому Богу» Этого-то Бога, Которого вы, не зная, чтите, я и проповедую вам. Ныне Он повелевает всем людям покаяться. Ибо уже назначен день, когда Он будет праведно судить вселенную посредством предопределенного Им Мужа, воскресив Его из мертвых…» Услышав про воскресение из мертвых, греки сразу утратили интерес к словам иноземца, словно он говорил вздор. Некоторые стали насмехаться над Павлом, а другие говорили: «Об этом послушаем тебя в другое время». Большинство ушло, не дослушав проповеди. Но некоторые из афинян все же уверовали в Христа. Среди них были Дионисий Ареопагит и женщина по имени Дамарь.
    Из Афин Павел отправился в Коринф, поселился у местного иудея по имени Акила и жил, зарабатывая на жизнь изготовлением палаток. Каждую субботу он говорил в синагоге про Христа. Как обычно, евреи противились новому вероучению и злословили его. Тогда Павел, отрясши одежды свои, сказал «Кровь ваша на глазах ваших, отныне иду к язычникам». Всего он прожил в Коринфе около полутора лет, и усилия его не остались напрасны многие коринфяне после его проповедей уверовали и крестились. Совершив все это, Павел и его спутники отплыли в Иудею, а потом вернулись в Антиохию. Однако они прожили здесь совсем недолго Уладив срочные дела и отчитавшись в Иерусалиме об успехах своей миссии, Павел сейчас же отправился в третье путешествие. Пройдя через всю Малую Азию и навестив христианские общины, организованные им в прежние путешествия, он добрался до Эфеса и задержался там на два года, проповедуя в училище некоего Тиранна. В эти годы он совершил множество чудес и исцелений. Но рассказ об этом периоде его жизни в «Деяниях апостолов» очень краток и схематичен. Так, автор ничего не говорит о поездке Павла в Коринф, где между апостолом и основанной им во время второго путешествия общиной произошли разногласия, упоминаемые Павлом в его Втором послании к коринфянам. Подробности размолвки не известны, но очень вероятно, что апостола сильно оскорбили и он, подавленный скорбью, уехал обратно в Эфес. Из Эфеса он поплыл в Македонию, потом провел три месяца в Греции, посетил некоторые города на азийском побережье и отплыл обратно в Иудею. Несмотря на отдельные неудачи, путешествие Павла было очень плодотворным. Кроме множества обращенных самим апостолом в Эфесе, его учениками были основаны три новые малозийские церкви: Колосская, Лаодикейская и Иера-польская. Эфес после продолжительного пребывания здесь Павла вообще превратился в один из важнейших центров христианства, затмив в этом отношении даже Антиохию.
    Ко времени третьего путешествия Павла большинство историков относят его Послание к римлянам — одно из важнейших сочинений апостольского века, положившее основание христианскому богословию. Вообще, значение Павла в этом деле было очень велико. Хотя он и не оставил после себя трактата с систематическим изложением своих взглядов, в его многочисленных посланиях различным церквам и частным лицам мы находим постоянные обращения к сложным догматическим вопросам христианского вероучения, и многое, из высказанного им, в дальнейшем было принято всей церковью.
    Прежде всего, полностью признана была великая мысль апостола о равенстве перед Христом иудеев и язычников. Многие иудеи-христиане по-прежнему считали необходимым следовать Моисееву Закону и, по старой иудейской традиции, чуждались необрезанных. Павел, как уже говорилось, ясно обозначил неприятие этого взгляда.
    Он писал, что Закон отныне не имеет никакого значения, так как спасение идет теперь только от Иисуса, Сына Божьего, воскресшего из мертвых. И это была не просто другая расстановка акцентов, а совсем новый взгляд на природу Христа.
    Если многие крестившиеся иудеи почитали Иисуса за пророка, который пришел осуществить Закон, то Павел воспринимал Его как Божественное Явление, неизмеримо более важное, чем все, что было раньше Него, даже Закон. Он первый провозгласил, что вера во Христа важнее Закона, ибо она одна способна дать человеку спасение.
    В Послании к римлянам он писал. «Мы признаем, что человек оправдывается верою независимо от дел Закона». И спрашивал «Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не язычников9 Конечно, и язычников, потому что один Бог, Который оправдывает обрезанных по вере и необрезанных через веру» Поэтому всякий «кто призовет имя Господне» — спасется.
    Но отчего же иудеи и язычники одинаково грешны перед Богом? Разве не были иудеи избранным народом Божьим и разве не жили они со времен Моисея по Его предписаниям9 Павел отвечал на это, что грех и смерть вошли в мир через одного человека — Адама, и были оправданы только смертью Христа. Посему и нет теперь большой разницы между жившими по Закону и не знавшими его. В Первом послании к коринфянам Павел писал, что воскресший Христос противостоит Адаму, в лице которого род человеческий подпал под власть смерти. «Христос воскрес из мертвых, первенец — из умерших. Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение из мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут…»
    Своим воскресением Христос ведет творение к той божественной полноте, когда Бог будет всячески во всех. В Послании к римлянам Павел писал: «Как одним человеком грех вошел в мир, так и смерть перешла во всех человеков, потому что в нем все согрешили… Но… как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою одного всем человекам оправдание к жизни. Ибо, как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие… Как грех царствовал к смерти, так и благодать воцарилась через праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим».
    Таким образом, и иудеи и язычники до прихода Христа в одинаковой степени расплачивались за непослушание Адама. Вместе с ним они были отторгнуты от рая, от вечной жизни и находились во власти Сатаны. О том, что Сатана есть истинный князь мира сего, не раз вскользь говорил Сам Христос, но это положение осталось у Него не разъясненным. Павел, развивая его, связал власть Сатаны над человечеством с первородным грехом. В Послании к ефесянам он говорит: «И вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили, по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления, между которыми и мы все жили некогда по нашим плотским похотям…»
    Крещение есть как бы погребение грешного («ветхого») человека со Христом. В Послании к римлянам Павел писал «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились?… Мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения, зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху; ибо умерший освободился от греха. Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним, зная, что Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха; а что живет, то живет для Бога».
    Помимо этих важных положений Павел впервые попытался определить, Кто же такой Христос и что такое Его Церковь В Послании к колоссянам он писал о Христе, возлюбленном Сыне Божием, «в Котором мы имеем искупление Крови Его и прощение грехов, Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое… Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела церкви». В Послании к евреям Павел писал, что искушенный по человечеству во всем, кроме греха, Иисус Сын Божий прошел небеса и пребывает по ту сторону небес. «Он есть ходатай нового завета, дабы вследствие смерти Его, бывшей для искупления от преступлений, сделанных в первом завете, призванные к вечному наследию получили обетованное».
    Церковь, принимая в свое лоно человека, изымает его из пут грешного мира и придает ему как бы новое качество. В Послании к галатам Павел говорит: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе…». В Первом послании к Тимофею Павел говорит, что церковь есть «дом Божий», «столп и утверждение истины». В Послании к евреям Павел писал, что церковь, по самому своему понятию, стоит на грани нынешнего, земного и будущего, иного бытия. Церковь есть путь, ведущий в Царство Божие, она есть Царство Божие в его земном аспекте. Все эти и многие другие изречения Павла впоследствии были использованы для формулирования важнейших христианских догматов.
    По окончании третьего путешествия Павел отправился в Иерусалим, где предполагал праздновать Пасху. Здесь его ожидали крупные неприятности. Едва Павел появился во время праздника в храме, азийские евреи, с которыми ему не раз приходилось сталкиваться и спорить во время своего путешествия, узнали его и стали кричать: «Мужи израильские, помогите! Этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места этого; притом и эллинов ввел в храм и осквернил святое место».
    Евреи, слыша это, набросились на Павла, стали бить его, а потом заключили в темницу. Римский военачальник Клавдий Лисий хотел его бичевать, но, узнав, что Павел римский гражданин, воздержался от наказания и передал на другой день Павла суду синедриона. Однако книжники из-за начавшихся между ними споров так и не смогли вынести согласованное решение. Тогда Павла отправили к прокуратору Антонию Феликсу. Тот, не зная, как решить его дело, и ожидая от него взятки, продержал его более двух лет в заключении. В 60 г. на место Феликса был назначен прокуратором Порций Фест. Иудеи стали требовать от него, чтобы он выдал им Павла для расправы, а Павел в ответ потребовал суда императора. Уступив его желанию, прокуратор велел вести его в Италию.
    Это четвертое путешествие Павла сопровождалось многими приключениями. По пути корабль попал в сильный шторм и сел на мель возле острова Мальты. Управлявший островом Публий принял к себе всех потерпевших кораблекрушение. В то время его отец был тяжело болен — страдал от горячки и боли в животе. Павел молитвами и возложением рук исцелил его, после чего островитяне стали относиться к нему с большим почтением. Когда непогода улеглась, Павла отправили в Рим на другом корабле. Здесь ему позволили жить особо под надзором одного воина (к которому он был прикован цепью) и встречаться с кем пожелает. Так Павел прожил два года, поначалу проповедуя евангелие всем приходившим к нему иудеям, а потом и язычникам.
    О последних годах жизни апостола известно нам очень мало. Источники не сообщают, каким образом Павлу удалось отвести от себя обвинения, но достоверно известно, что после двухлетнего пребывания «в узах» он обрел свободу. Сохранилось смутное предание, что из Рима он отправился далее на запад и некоторое время проповедовал в Испании, а также, возможно, в Галлии. На все это ушло два или три года. Затем Павел снова оказался под стражею и был в оковах доставлен в Рим.
    Единственным свидетельством этого заключения остается его Второе послание к Тимофею, проникнутое ожиданием близкого конца. Павел писал: «Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный…» Кончина Павла последовала в годы гонений Нерона. По древнему преданию, он, как римский гражданин, был усечен мечом.
    Случилось это, по всей вероятности, в 64 г.
    Значение Павла для распространения христианства было огромно, и едва ли хоть кто-нибудь из его современников сделал на этом поприще больше. Благодаря ему новое вероучение было возвещено половине Малой Азии, Македонии и некоторой части Греции. Еще больше сделал он для развития богословия. Именно благодаря ему христианство перестало быть просто сектой иудейства, но превратилось в полнокровную самостоятельную религию.

Великий христианский проповедник Иоанн, прозванный за свое необыкновенное красноречие Злотоустым, родился около 347 г. в Антиохии Сирииской. Родители его принадлежали к лучшему антиохийскому обществу и исповедовали христианскую веру. Отец Иоанна — римский военачальник — умер, когда сын его был еще малолетним ребенком. Все заботы о воспитании мальчика легли на его мать, благочестивую Афусу. Именно она дала Иоанну первые уроки в христианских истинах и благочестии. Получив начальное образование дома, Иоанн затем продолжал его у известного ритора Ливания и философа Андрагафия. Священное Писание он изучал у пресвитера Диодора.
    Около 365 г. Иоанн для завершения образования ездил в Афины. По возвращении домой, он, презирая мирскую суету, решил сделаться монахом, но был удержан матерью. Оставшись по ее просьбе дома, Иоанн все же не вернулся к светской жизни: стал носить убогие одежды и вести отшельническую жизнь. Все время его было посвящено молитве и изучению Слова Божия. Вскоре он сблизился с антиохийским архиепископом Мелетием, который крестил его и поставил церковным чтецом. В этой должности Иоанн пробыл три года. Но едва его мать умерла (это случилось в 374 или 375 г.), он роздал все свое имущество нищим, отпустил на свободу рабов и поселился в монастыре неподалеку от Антиохии. Тогда же он написал свои первые труды: «О сокрушении сердечном» и два «Послания к падшему монаху Феодору».
    Пробыв в монастыре четыре года и желая еще большего уединения, Иоанн тайно удалился из него в пустыню, нашел там пещеру и прожил в ней два года в полном одиночестве. Наконец, истомленный многими трудами, он тяжело заболел и уже не мог сам заботиться о себе. Пришлось оставить отшельничество и вернуться в Антиохию. Архиепископ Мелетий с радостью принял его и повелел проживать вместе с ним. Вскоре он рукоположил Иоанна в диаконы. За время своего диаконства в следующие шесть лет Иоанн написал свои «Рассуждения о девстве», «Утешение вдове» и апологию «Против Юлиана». Особенное значение имело его рассуждение «О священстве», которое и по сей день является руководством при исполнении пастырского долга. В 380 г. Мелетий отправился в Константинополь на второй Вселенский собор и вскоре умер. Иоанн опять удалился в свой монастырь и прожил там три года.
    Новый антиохийский архиепископ Флавиан вызвал его из уединения, посвятил в 386 г. в пресвитеры и поставил проповедником в старом соборе Палее. Тогда впервые открылся прихожанам дар Иоаннова красноречия — ясного, изысканного, простого и удивительно приспособленного к потребностям времени. В короткий срок он сделался очень популярным в своем городе и, поучая народ, произносил свои проповеди по несколько раз в неделю, а иногда даже каждый день. Бывало и так, что он, сказав проповедь в какой-нибудь из церквей, шел затем в соборный храм и по поручению архиепископа вновь обращался к народу с поучением. Часто он проповедовал изустно, без книги и без тетради, чему дивились все антиохийцы, так как ничего подобного прежде не бывало. Его речь всегда была отчетливой и плавной, многочисленные пояснения разнообразны и удачны. Он был таким сладкоглаголивым оратором и любимым для всех учителем, что в городе не было ни одного, кто не желал бы слушать его беседы. Когда становилось известно, что Иоанн должен говорить проповедь, народ валом валил в церковь. Городские правители и судьи оставляли свои занятия, купцы — свою торговлю, ремесленники — свои дела.
    Скорописцы записывали на слух проповеди Иоанна, а потом передавали другим, читали их за трапезами и на площадях. Его именовали «сладкоглаголивым» и «медоточивым», но потом за ним закрепилось прозвание Златоустого, под которым он и вошел в историю церкви.
    Красота речи сочеталась у Иоанна с поразительной глубиной и ясностью содержания.
    Значение его как отца церкви и вероучителя состоит в том, что он богословски осмыслил и раскрыл полноту христианской жизни. Ему позволило сделать это не только глубокое знание Священного Писания, но и собственный опыт отшельничества.
    И хотя он был одним из самых страстных проповедников аскетизма, в мир он вернулся не для того, чтобы призывать к уходу из суетного мира, из городов.
    Златоуст стремился жизнь самих городов перестроить и преобразовать на евангельских началах. «Я часто молил, — говорит Иоанн, — чтоб миновала нужда в монастырях и настал в городах такой добрый порядок, чтобы никому никогда не нужно было убегать в пустыню». В этих словах весь пафос его дальнейшей жизни.
    Ради этого стал он пастырем и проповедником.
    Священническое служение, как это видно из его знаменитой книги «О священстве», он почитал за самое важное и возвышенное из всех человеческих призваний. Он писал: «Священное служение происходит на этой земле, но занимает место среди властей небесных». Священник — это учитель, наставник, проповедник, пастырь душ.
    Он стоит даже выше монаха, ибо в пастырском служении больше любви, чем в монастырском уединении, и пастырство есть служение деятельной любви, служение ближним. «То именно и извратило всю Вселенную, — пишет Иоанн, — что мы думаем, будто только монашествующим нужна более строгая жизнь, а прочим можно жить беспечно». Отношения пастыря с паствой особые. Вся его власть — в силе убеждений. Пастырь не принуждает, он обращается к свободе и воле человека. Иоанн высоко ставил это положение, ибо весь смысл христианской жизни состоял для него в том, что она должна проходить в свободе. Сам Бог, указывал он, действует убеждением, а не принуждением, и пастырь должен подражать этому божественному примеру. Поэтому Златоуст был категорическим противником внешних и мирских мер в делах веры и нравов. Он говорил: «Христианам в особенности запрещается исправлять впадающих в грех насилием. Наша война не живых делает мертвыми, но мертвых живыми, ибо полна кротости и смирения… Так и Христос побеждал распятый, а не распиная, не ударами, но приняв удары». Как пастырь и пресвитер Иоанн был прежде всего проповедником. Он никогда не говорил на отвлеченные темы.
    Его беседы всегда были жизненны и живы, и обращены они были к живым людям. Заканчивались они всегда волевыми выводами и практическими призывами, а учили прежде всего любви. Все свои проповеди Иоанн связывал с толкованием Священного Писания. Именно оно было для него постоянным источником вероучения и нравственного назидания. «Кто согласен с Писанием, тот христианин, — говорил он, — а кто не согласен, тот далек от истины». Всех и каждого Златоуст! постоянно и настойчиво призывал к чтению Библии: «Не ожидай другого учителя. Есть у тебя Слово Божие, — никто не научит тебя, как оно…».
    Слава Иоанна вскоре переступила границы Сирии и достигла столицы. О нем узнали и заговорили при дворе, и это привело к значительным переменам в его судьбе. В 397 г., после смерти константинопольского архиепископа Нектария, долго не могли найти человека на его место. Наконец император Аркадий остановил свой выбор на Иоанне и велел антиохийскому архиепископу отпустить его в столицу.
    Встречали его с великой честью — народ уже на подъезде к Константинополю, а вельможи и иерархи — в воротах. В феврале 398 г. при всеобщем ликовании Иоанн Златоуст был торжественного возведен на архиепископский престол. Однако, как показали дальнейшие события, избиратели Иоанна сильно ошиблись в его кандидатуре, ибо не поняли его страстной и горячей натуры, они желали иметь в нем красивую декорацию, красноречивого придворного проповедника для торжественных дней, но неожиданно для себя встретили настоящего пастыря.
    Приняв церковное управление в столице, Иоанн ни сколько не изменил прежних простых привычек, соблюдал воздержание во всем, спал мало, на пиршества и угощения не ходил, а все свободное время отдавал литературным трудам. Наследие Златоуста громадно. До нас дошло 1447 его больших и малых творений, не считая 244 писем. Больше всего осталось после него церковных бесед и проповедей.
    Последние поражают своей страстностью, глубиной мысли и разнообразием содержания — в них предлагаются наставления почти о всех частных предметах христианской деятельности. Во все годы своего служения Иоанн продолжал объяснять в беседах Священное Писание. Каждая из таких его бесед состоит из двух частей: в одной он толкует тексты Слова Божия, в другой рассуждает о нравственном состоянии своих слушателей и предлагает нравственные наставления. Среди его толкований Нового Завета самое первое место занимают антиохийские беседы о Евангелии от Матфея и беседы о послании апостола Павла к римлянам. Собственно догматических объяснений после Иоанна осталось немного. Но хотя Златоуст не был толкователем догматов в прямом смысле этого слова, все же нельзя называть его только учителем нравственности, а не учителем веры, так как свой нравственный идеал он выводил из догматических предпосылок. Однако ревновал он большей частью не об опровержении неправильной веры, но о том, чтобы нареченные христиане поняли, что истины веры — это заповеди жизни, которые должны раскрываться и осуществляться не где-нибудь, а в обыденном, повседневном человеческом существовании. Ибо только чистота жизни свидетельствует о чистоте веры.
    Сделавшись архиепископом, Иоанн продолжал проповедовать. Красноречие, завоевавшее ему восторженную любовь в Антиохии, было не менее блестящим в Константинополе, и народные массы столицы толпами стекались на его проповеди.
    Живое общение с паствой было для Златоуста жизненной необходимостью. Он говорил о себе: «Я убедил душу свою исполнять служение проповедника и творить заповеди, доколе буду дышать и Богу будет угодно продлить эту мою жизнь — будет ли кто меня слушать или не будет». Церковный историк Созомен сообщает, что архиепископ имел обыкновение садиться среди народа на амвоне чтеца, а слушатели теснились вокруг него. Слово Иоанна было обращено непосредственно к ним. Это были скорее беседы, чем речи. Они касались разных тем, но особенно важны были в то время для Златоуста задачи нравственного перевоспитания общества и народа. Его поразила жизнь столицы — праздная, роскошная и суетливая, очень Далекая от евангельской чистоты. Временами у Иоанна возникало впечатление, что он проповедует людям, для которых христианство стало лишь модной одеждой. Молчаливое снижение идеалов раннего христианства не только среди мирян, но и в клире, смущало и даже пугало его. Кругом себя он видел только обреченных на погибель — сено для адского огня. «Из числа столь многих тысяч, — говорил он, — нельзя найти больше ста спасаемых, да и в этом сомневаюсь».
    Мириться с этим Иоанн не собирался. Против общего упадка христианской нравственности он считал себя обязанным бороться не только словом обличения, но и делом. Приняв власть, Златоуст стал ревностно искоренять в людях всякого звания худые обычаи, нечистоту, зависть, неправду и всякое небогоугодное дело. В особенности беспощаден он был к проступкам духовенства. В константинопольском клире было много лиц, не соответствовавших высоким представлениям Иоанна о священстве и раздражавших его своими недостатками. Он не скрывал к ним своего нерасположения и почти что в глаза называл их людьми негодными, стоящими три медных гроша. Церковный историк Сократ пишет, что Иоанн, сделавшись архиепископом, стал очень сурово обходиться с подвластными ему клириками, стараясь исправить их жизнь. Многих за разные проступки он отлучил от церкви.
    Некоторые восточные епископы, которые приобрели свои должности за деньги, были низложены.
    В отношениях со светской властью Златоуст был не намного дипломатичнее. Не взирая на звания и лица, он сурово порицал во время проповеди всех, в ком открывал пороки. Все это было для столичных сановников в новинку. Предшественник Иоанна Нектарий являлся по сути светским человеком, он умел ловко лавировать между партиями и потому был удобен для двора. Совсем другим был Иоанн. Заняв место Нектария, он распродал дорогие ковры и прекрасную мебель своего предшественника, а вырученные деньги потратил на основание госпиталей. Никаких светских знакомств он не имел, в гости не ездил и у себя гостей не принимал.
    Поэтому его стали обвинять в гордости, угрюмости и скаредности. Другие находили его чрезмерно резким и властным.
    Свои упреки Златоуст простирал даже на императорский двор. Так он неоднократно публично порицал императрицу Евдоксию. Императрица, также отличавшаяся горячим нравом, велела передать Иоанну: «Перестань противиться нам и не касайся наших царских дел, ибо мы не касаемся церковных дел, но представляем тебе самому устраивать их. Перестань выставлять меня притчею для всех, говоря обо мне и обличая меня. До сих пор я считала тебя за отца и воздавала тебе подобающий почет; но если отныне ты не исправишься и не станешь лучше относиться ко мне, я не потерплю тебя более». Иоанн отвечал посланным «Царица желает, чтобы я походил на мертвого, не замечал совершаемых несправедливостей, не слушал голоса обижаемых, плачущих и вздыхающих, не говорил обличений против согрешающих; но так как я епископ и мне вручено попечение о душах, то я должен на все смотреть недремлющим оком, выслушивать просьбы всех, всех учить, наставлять и обличать.
    Пусть царица гневается как хочет, а я не перестану говорить правду. Ведь для меня лучше прогневать людей, чем Бога».
    Враги Иоанна ждали только повода, чтобы обвинить его в каком-нибудь преступлении, и повод этот вскоре представился. Несколько иноков, отлученных от церкви александрийским архиепископом Феофилом, приехали в Константинополь к Иоанну с просьбой о помощи. Иоанн разрешил им посещать церковь, хотя и не допустил к причастию вплоть до выяснения причин их отлучения. Когда известие об этом дошло до Александрии, Феофил обвинил Златоуста в нарушении одного из правил первого Вселенского собора (запрещавшего допускать к общению отлученного кем-либо из епископов). Чтобы разобрать эту жалобу, император Аркадий велел созвать церковный собор. Как раз в это время Иоанн окончательно рассорился с Евдоксией.
    Причиной ссоры послужило следующее происшествие: императрица присвоила себе виноградник, принадлежавший какой-то вдове; Иоанн в наказание не допустил Евдоксию в церковь во время праздника Воздвижения Честного Креста. После этого публичного унижения императрица приложила все силы для того, чтобы низложить Иоанна. Тяжба с александрийским архиепископом пришлась для нее очень кстати. Столичная знать и клир были на ее стороне, и суровому пастырю припомнили все его обиды. Против Златоуста был составлен длинный список обвинений, большей частью ложных или грубо преувеличенных. Слабовольный Аркадий, находившийся под сильным влиянием жены, изменил свое прежнее благосклонное отношение к архиепископу и перестал его поддерживать. Тем временем Евдоксии и Феофилу удалось найти двух низложенных Златоустом диаконов, которые согласились лжесвидетельствовать против него. С помощью всех этих мер Иоанн был осужден собором епископов, проходившем в Халкидоне, лишен сана и кафедры. Его должны были отправить в изгнание, но в тот же день в городе произошло землетрясение. Встревоженный этим знамением Аркадий велел ввернуть Златоуста (который пробыл в изгнании всего сутки) и восстановить на престоле. Впрочем, к примирению это не привело. Спустя два месяца Иоанн произнес очередную обличающую императрицу проповедь. Намекая на Иродиаду, жену Ирода (по требованию которой был обезглавлен Иоанн Креститель), он провозгласил: «Еще живо потомство Иезавели Еще Иродиада беснуется. Она пляшет, она требует головы Иоанна. Все стремится к нечестию. Эта плотская женщина нападает на дух.
    Она предается наслаждению бань и благовоний; она обнимается со своим мужем, она ведет войну с церковью чистою и непорочною». Евдоксия была в ярости. Ее усилиями был созван новый собор епископов, который уже окончательно низложил Златоуста, выставив в качестве формального обвинения тот факт, что он, будучи низверженным, дерзнул занять, вопреки правилам, святительский престол до нового собора. Произошло это в 404 г.
    Аркадий определил сначала сослать опального архиепископа в Кукуз, находившийся в Малой Армении. Здесь Иоанн прожил около трех лет. В 407 г. было приказано отправить его еще дальше — в Пифиунт на берегу Черного моря (в нынешней Абхазии) — место уединенное и дикое. По дороге туда Златоуст претерпел от воинов множество унижений и мучений. Солдаты сажали его на неоседланного осла и гнали с невероятной поспешностью, делая в один день такие переходы, на которые следовало затратить два или даже три дня. В пути Иоанну не давали ни покоя, ни отдыха, ругали, оскорбляли его и морили голодом. Не выдержав тяжести пути, он занемог и вскоре умер, так и не добравшись до Пифиунта.
    Но мученическая кончина только прибавило Златоусту славы. После смерти Аркадия и Евдоксии его мощи с великим почетом были перевезены в Константинополь. Труды Иоанна благоговейно изучались и переписывались. Влияние его проповедей на последующие поколения христиан было громадно. Уже ближайшие потомки стали воспринимать Златоуста как «вселенского Учителя и святителя», а его толкования Священного Писания сделались непревзойденным образцом для всех последующих толкователей, на каких бы языках они ни писали. Но значение его личности оценивается не только достоинством его сочинений. Он был на редкость цельным человеком, и вся жизнь Златоуста, по словам Флоровского, являлась как бы евангельским судом над современностью, над тем мнимым воцерковлением жизни, в котором слишком многие находили преждевременное успокоение.