Максимум Online сегодня: 1690 человек.
Максимум Online за все время: 4395 человек.
(рекорд посещаемости был 29 12 2022, 01:22:53)


Всего на сайте: 24816 статей в более чем 1761 темах,
а также 373398 участников.


Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.
Вам не пришло письмо с кодом активации?

 

Сегодня: 16 01 2025, 05:47:28

Мы АКТИВИСТЫ И ПОСЕТИТЕЛИ ЦЕНТРА "АДОНАИ", кому помогли решить свои проблемы и кто теперь готов помочь другим, открываем этот сайт, чтобы все желающие, кто знает работу Центра "Адонаи" и его лидера Константина Адонаи, кто может отдать свой ГОЛОС В ПОДДЕРЖКУ Центра, могли здесь рассказать о том, что знают; пообщаться со всеми, кого интересуют вопросы эзотерики, духовных практик, биоэнергетики и, непосредственно "АДОНАИ" или иных центров, салонов или специалистов, практикующим по данным направлениям.

Страниц: 1 ... 4 5 6 7 8 ... 22 | Вниз

Ответ #25: 03 04 2010, 17:24:41 ( ссылка на этот ответ )

Елена Петровна Блаватская (в девичестве Ган) родилась в июле 1831 г. в аристократической семье. Ее отец, конно-артиллерийский полковник, постоянно переезжал со своей батареей из одного города в другой. Семья жила то в Одессе, то в Туле, то в Петербурге, то в Полтаве, то в Гадяче. С детства Елена была ребенком очень впечатлительным, восприимчивым ко всему необычному и открытым к явлениям потустороннего мира. Как она позже признавалась, голоса и видения стали преследовать ее с 11 лет. После смерти в 1842 г. матери, Елена и ее младшая сестра Вера воспитывались в Саратове у дедушки и бабушки. В их доме оказалась большая, хорошая библиотека, где девочка нашла множество книг по оккультным наукам, алхимии, магии и т. п. Все это было жадно прочитано Еленой еще в отроческом возрасте. В 1847 г., когда ее дедушку Андрея Михайловича Фадеева назначили управляющим государственными землями в Закавказье, вся семья переехала в Тифлис.
    В юности Елена Петровна отличалась взбалмошным и своенравным характером.
    Необычная история ее раннего замужества яркий тому пример. Пишут, что однажды гувернантка, обиженная какой-то из ее выходок, предрекла, что ей никогда не выйти замуж. Задетая этим, Елена Петровна сделала все, чтобы вскружить голову генералу Блаватскому, который был втрое старше ее, а когда тот попросил ее руки, немедленно дала согласие. Как и следовало ожидать, этот скоропалительный брак оказался неудачным. Поженившись в июле 1849 г., супруги прожили вместе всего три месяца и (как писала позже сама Блаватская) ни разу не были близки. В сентябре Елена Петровна бежала из Еревана (где служил генерал Блаватский) к бабушке в Тифлис и объявила, что покончит с собой, если ее попытаются вернуть к мужу.
    Родные решили отправить ее к отцу в Одессу. Однако в Поти Блаватская села на другой корабль — английский парусник, который шел в Стамбул, — и тайно покинула Россию. С этого времени начались ее многолетние скитания по миру.
    В Стамбуле у Блаватской быстро закончились деньги. Чтобы сводить концы с концами, она пошла работать наездницей в цирк, но однажды упала с лошади и сильно разбилась. Вскоре она повстречала свою знакомую графиню Киселеву, которая пригласила ее попутешествовать вместе с собой. (Выполняя желание графини, Блаватская весь путь проделала в мужском костюме.) Прежде всего они отправились в Египет, потом посетили Ливан, Ирак, Сирию, побывали в Греции, Германии и Франции. В начале 1851 г. Блаватская вместе с другим старинным другом семьи и своей крестной — графиней Багратион — поехала в Лондон. Здесь произошло таинственное и необыкновенное событие, перевернувшее всю ее жизнь, она встретила своего Учителя — великого Махатму по имени Мория. (Махатмы, согласно теософскому учению, это полные воплощения выходцев с Венеры — солнечных людей. Махатмы являются тайными благодетелями человечества, исподволь направляющими его развитие, и хранителями знаний древнейших допотопных цивилизаций. Во времена Блаватской их местопребывание находилось севернее Гималаев, вероятно, в Тибете.) Об этой встрече сохранилось очень мало известий. В 1851 г. в английской столице проходила Всемирная выставка. Желающие посетить ее съезжались со всего света. Неожиданно в одной из индийских делегаций Блаватская увидела странного индуса — точно такого, какой незадолго до этого привиделся ей во сне. Произошло это 31 июля в день ее двадцатилетия. Индус (Учитель, как потом всегда называла его Елена Петровна) также тотчас узнал в Блаватской ту женщину, с которой должен был встретиться в Англии. На другой день они сошлись в Гайд-парке и Учитель рассказал ей о том, что он и его сподвижники собираются открыть европейцам частицу древних тайных знаний Востока, и Блаватская должна помочь им в этом деле. Но прежде она должна подготовиться к своей трудной миссии и провести три года в Тибете и Индии.
    Следующие семь лет являются самыми таинственными в жизни Блаватской, когда она совершенно исчезла из поля зрения своих родных и знакомых. Сама она очень мало рассказывала об этом периоде. Каких-либо писем или воспоминаний, относящихся к нему, также не осталось. Биографы Блаватской оказались в трудном положении и вынуждены, заполняя промежуток между 1851 и 1858 гг., пользоваться всякого рода непроверенными данными, отрывочными свидетельствами случайных людей и поздними полупризнаниями самой Блаватской. Сильвия Крэнстон, автор наиболее апологетического (можно сказать, официального) жизнеописания основательницы Теософского общества, представляет это время как одно бесконечное путешествие: Блаватская переезжает из одной страны в другую и, с легкостью пересекая океаны, кочует из Старого Света в Новый.
    Княгиня Багратион скончалась в том же 1851 г., оставив своей крестнице небольшое наследство. Приобретя таким образом материальную независимость, Блаватская отправилась в Канаду, желая, по свидетельству Крэнстон, изучать верования североамериканских индейцев. Опыт оказался не очень успешным, индейцы, с которыми она познакомилась в Квебеке, скрылись через некоторое время, захватив часть ее вещей. Тогда Блаватская обратила свой взор на Южную Америку Она приехала в Новый Орлеан, через Техас добралась до Мексики, а потом отправилась дальше на юг. Крэнстон пишет, что ее интересовало все, что было связано с древнейшими индейскими цивилизациями, и она посетила руины многих городов доколумбовой Америки. В 1852 г., удовлетворив отчасти свое любопытство, Блаватская отплыла в Индию. Спутниками ее были какой-то англичанин, с которым она познакомилась в Германии, и какой-то индус, встреченный ею в Гондурасе.
    Втроем они через мыс Доброй Надежды добрались до Цейлона, а оттуда на паруснике — до Бомбея. Об этом своем первом посещении Индии Блаватская позже писала в письме князю Дондукову-Корсакову: «В Англии я видела его (своего Учителя) всего дважды, и при нашем последнем разговоре он сказал мне: «Индия предназначена тебе, но позже, лет через 28–30. Поезжай туда и посмотри страну». Я поехала — сама не зная зачем! Я была как во сне. Провела там около двух лет, путешествуя и каждый месяц получая деньги, понятия не имея от кого они и добросовестно следуя по указанному пути. Я получала письма от этого индуса, но за эти два года не видела его ни разу». Добравшись наконец до Гималаев, Блаватская хотела через Непал ехать дальше в Тибет, но британские власти не пустили ее. Учитель в одном из писем велел ей возвращаться в Европу. По пути она побывала на Яве и в Сингапуре. У мыса Доброй Надежды корабль, на котором она плыла, потерпел крушение, но все пассажиры спаслись.
    В начале 1854 г. Елена Петровна прибыла в Лондон и вновь увиделась с Учителем. «Мы встретились с ним в чужом доме, в Англии, куда он приезжал с одним туземным развенчанным принцем, — вспоминала она позже, — наша встреча ограничилась двумя разговорами, которые хотя тогда и произвели на меня сильное впечатление своею неожиданной странностью, даже суровостью, но, как и многое другое, все это кануло с годами в Лету…» Из Англии она опять поплыла в Америку — на этот раз в США, пожила некоторое время в Нью-Йорке, потом переехала в Чикаго. Здесь она присоединилась к каравану переселенцев и вместе с ними пересекла весь Северо-Американский континет до Сан-Франциско. (По пути она сделала остановку в Солт-Лейк-Сити, столице мормонов, учение которых ее будто бы очень занимало.). В 1855 г из Сан-Франциско Блаватская отправилась в новое плавание через Тихий океан в Индию, побывав по пути в Японии и Сингапуре. В начале 1856 г. она добралась до Калькутты. Это второе индийское путешествие проходило уже под непосредственным руководством Учителя. Позже в своей «Разоблаченной Изиде» Блаватская вспоминала: «Когда много лет тому назад мы… путешествовали по Востоку, исследуя тайники его покинутых святилищ, два мучительных и постоянно приходящих на ум вопроса угнетали мой ум: «Где, Кто и Что есть Бог? Кто видел когда-нибудь бессмертный дух человеческий и смог убедиться в бессмертии человека?» Стремясь изо всех сил разрешить эти ставящие в тупик вопросы, мы именно тогда и соприкоснулись с некоторыми людьми, наделенными таинственными силами и такими глубокими познаниями, что поистине мы можем назвать их Мудрецами Востока. Они показали нам, что при объединении науки с религией существование Бога и бессмертного человеческого духа могут быть доказаны так же, как теорема Евклида…». В следующие два года Блаватская объездила вдоль и поперек всю страну. Свои впечатления она описала двадцать лет спустя в увлекательной книге очерков «Из пещер и дебрей Индостана», опубликованной на русском языке под псевдонимом Радда-Бай. Тогда же через Кашмир, в сопровождении одного татарского шамана, она совершила небольшое путешествие в Тибет. В 1857 г., незадолго до того, как Индию охватило восстание сипаев, Учитель велел Блаватской возвращаться в Европу. Через Яву, Францию и Германию Блаватская в конце 1858 г., после десятилетнего отсутствия, приехала в Россию.
    Описанная Сильвией Крэнстон одиссея не может не вызывать изумления. По силам ли было совершить все это юной девушке, которой едва исполнилось двадцать лет и лишенной к тому же каких-либо источников материального обеспечения? Враги Блаватской (а их всегда было немало) писали позже, что она вообще в эти семь лет не покидала пределов Европы, а, переезжая из одного города в другой, вела сомнительную жизнь дамы полусвета, то с одним, то с другим своим «покровителем». Однако подтвердить эти обвинения хоть сколько-нибудь серьезными свидетельствами они не смогли. Блаватская любила и умела окружать себя таинственностью, и, скорее всего, ясного ответа на вопрос: как и где прожила она эти семь лет, никогда не будет дано. Сенкевич, автор одного из жизнеописаний Блаватской, допускает, что она все-таки совершила в эти годы путешествие на Восток и, возможно, побывала в Индии. Что касается странствий по Америке, то это, по-видимому, легенда. Следующие восемь лет жизни Блаватской, которые она безвыездно провела в России, изучены достаточно подробно. Однако и этот период имеет свои тайны. Остановившись инкогнито в Петербурге, она прежде постаралась через родных выведать о планах своего мужа (она все еще боялась, что тот принудит ее возобновить супружескую жизнь). Генерал Блаватский ответил коротким письмом, в котором давал честное слово не преследовать жену и предоставить ее своей собственной судьбе. Успокоившись на этот счет, Блаватская поехала в Псков, где тогда жили ее отец и младшая сестра Вера. Возвращение «блудной дочери» и ее водворение в лоне семьи прошли на удивление буднично. Ни внешностью (в те годы она уже начинала полнеть), ни манерами Елена Петровна совсем не походила на человека, дважды путешествовавшего вокруг света. Впрочем, что-то необычное в ней все-таки было. Позже сестра вспоминала, что Блаватская «была окружена таинственной атмосферой явлений, видимых и слышимых, и ощутительных для всех ее окружавших, но совершенно ненормальных и непонятных».
    Стоило Блаватской войти в дом, как отовсюду начинали раздаваться странные звуки, предметы сами собой сдвигались с места, являлись призраки и т. п. (Описывают, к примеру, такой случай. Однажды, когда ее попросили продемонстрировать свои способности, Елена Петровна устремила взгляд на небольшой шахматный столик и попросила желающих приподнять его; однако никто из мужчин не смог даже сдвинуть его с места. Когда же она отвела глаза, столик вновь обрел подвижность.) 1859 г. Блаватская провела отчасти в Петербурге, отчасти в имении сестры Ругодево. В 1860 г. сестры отправились в Тифлис, к бабушке и дедушке. Здесь Елена Петровна прожила до 1866 г. К тифлисскому периоду ее жизни относят роман с эстляндским бароном Николаем Мейендорфом, от которого она в 1862 г. будто бы родила сына Юрия. Этот эпизод не ясен. Сильвия Крэнстон ни словом о нем не упоминает. По свидетельству Сенкевича, родные, чтобы избежать огласки, отослали Елену Петровну в дальний гарнизон, в Мингрелию. Якобы тамошнему военному врачу пришлось принимать у Блаватской роды. Будучи совершенно неопытным в акушерском искусстве, он причинил новорожденному сильные увечья — мальчик появился на свет тяжело больным уродом. В дальнейшем Блаватская упорно отказывалась от материнства, утверждая, что воспитывает чужого ребенка. В последние годы жизни она неоднократно писала о своей девственности и даже предъявляла справку от врачей, свидетельствовавшую, что она не способна к любовным отношениям.
    Разумеется, враги Блаватской никогда не верили этому документу. Но следует признать, что ее отношения с мужчинами всегда были несколько отстраненными и совершенно лишенными какого-либо эротического привкуса. К своему внешнему облику и вообще к тому, как она выглядит в чужих глазах, Елена Петровна относилась с совершенным равнодушием. Она вечно появлялась перед гостями в старых, немодных платьях, постоянно курила маленькие сигаретки и, не смущаясь, употребляла в разговорах крепкие выражения. Эксцентричность ее манер многих шокировала и отталкивала. Хотя в двадцатилетнем возрасте она была стройной и достаточно миловидной девушкой, спустя десять лет ее полную, мешковатую фигуру едва ли можно было назвать красивой. Однако сказать, что Блаватская вовсе не нравилась мужчинам, все же нельзя. Ее яркой особенностью были огромные, бездонно-голубые, загадочные глаза (это отмечали все, кто писал или хотя бы вскользь упоминал о Елене Петровне).
    Конец оседлой жизни наступил в 1866 г., когда Блаватская покинула Россию столь же неожиданно, как в нее вернулась. По словам Крэнстон, ее толкнула на это скука обывательского существования. Чтобы развеяться, Елена Петровна будто бы вновь отправилась в дальнее путешествие: побывала в Греции, Египте, Сирии, Ливане и Персии, а потом поселилась в Италии. Сенкевич, не склонный слишком романтизировать Блаватскую, видит причину отъезда в другом. Как раз в это время в Тифлис приехал известный оперный певец Агарди Митрович, с которым Блаватская познакомилась еще во время своего первого пребывания в Стамбуле. Он предложил Елене Петровне ехать вместе с сыном вслед за ним в Италию, что она и сделала.
    Осенью 1867 г. Юра умер, что стало для Блаватской тяжелым ударом (неизвестно, был ли это ее родной сын или приемный, но она относилась к нему с подлинно материнской нежностью). Крэнстон (в жизнеописании которой мотив материнства Блаватской совершенно отсутствует) пишет, что по приезде в Италию, та каким-то образом оказалась в отряде Гарибальди и была довольно серьезно ранена в сражении под Ментаной. Об участии Блаватской в походе гарибальдистов писали некоторые газеты. Сама она относилась к этим сообщениям достаточно иронично, но, по своему обыкновению, ничего не опровергала (некоторым она даже показывала на своем теле следы от четырех или пяти ран, полученных в том бою).
    В описании дальнейших событий у разных авторов опять нет единства. Крэнстон сообщает, что оправившись от ранений, Блаватская поспешила в Грецию. Здесь она получила повеление от Учителя ехать в Стамбул, а оттуда вновь плыть в Индию. Так началось третье, самое таинственное, пребывание Блаватской в этой стране. В анналах Теософского общества не сохранилось о нем практических никаких сведений.
    Из многих намеков, рассеянных по сочинениям Блаватской, можно заключить, что то были годы напряженной учебы под руководством Махатмы Мориа и других Учителей.
    Переправившись через Гималаи, Блаватская некоторое время провела в «штаб- квартире Братства совершенных адептов», постигая эзотерические буддийские учения. Потом, отправившись в Тибет, она долгое время жила в столице Панчен-ламы Ташилумпо, совершенствуясь под наблюдением опытных наставников в тайных науках Востока. Доверие Учителей к Блаватской было столь велико, что они обучили ее тайному жреческому языку и позволили ознакомиться с несколькими манускриптами, освещающими события глубокой, допотопной древности. В конце 1870 г., когда обучение завершилось, Блаватская через Суэцкий канал вернулась в Европу.
    Совсем иначе описаны эти годы в книге Сенкевича. По его словам, после смерти Юры Блаватская и Агарди Митрович некоторое время прожили в Киеве, откуда переехали в Одессу. Здесь они ужасно бедствовали. Бывали дни, когда им буквально нечего было есть Чтоб хоть как-то добыть денег, Елена Петровна пробовала заниматься коммерцией. Она преуспела во всяких рукоделиях, и одно время у нее была мастерская по изготовлению искусственных цветов. Когда это дело себя не оправдало, она изобрела какой-то дешевый способ производства чернил и пыталась наладить их выпуск, но также безуспешно. Начало 1871 г., казалось, принесло надежды на лучшее будущее — Агарди Митрович получил приглашение в каирскую оперу. Блаватская и ее друг спешно отплыли в Египет. Пароход, на котором они совершали путешествие, вез в трюмах большой груз пороха и фейерверков. 4 июня 1871 г., когда судно находился вблизи острова Спеце, на нем начался пожар, закончившийся взрывом. Вместе с многими другими пассажирами во время этой катастрофы погиб Митрович. Блаватская чудом спаслась, но осталась без всяких средств (все ее вещи утонули). Зиму 1871/72 гг. она провела в Каире, перебиваясь с хлеба на воду, а весной 1872 г. вернулась в Одессу. (В книге Сильвии Крэнстон события поданы под другим углом. Здесь сообщается, что, возвратившись в 1871 г. из Индии, Блаватская поселилась на Кипре. В июне она села на пароход, шедший в Египет, и пережила описанное выше кораблекрушение. Затем какое-то время она провела в Александрии и Каире, а в начале 1872 г. отправилась в новое путешествие по Ближнему Востоку посетила Сирию, Палестину, Ливан, Анатолию Из Стамбула она приплыла в Одессу и провела там девять месяцев). Это был ее прощальный визит на историческую родину. Осенью 1872 г. Блаватская навсегда покинула Россию.
    Заехав по дороге в Бухарест, она прибыла в Париж, откуда в декабре 1872 г отправила любопытное письмо начальнику жандармского управления города Одессы. В своем послании Блаватская сообщала, что готова по заданию российского правительства исполнять за рубежом обязанности тайного агента. Жандармское управление не пожелало воспользоваться ее услугами, однако за границей каким-то образом стала известна эта сторона интересов Елены Петровны, и репутация «русской шпионки» удерживалась за ней еще в течение многих лет (особенно подозрительно в дальнейшем относились к Блаватской британские колониальные власти в Индии).
    Во французской столице Блаватская жила совсем не долго. В июне 1873 г. она уже плыла через океан к берегам своей новой родины — в Соединенные Штаты Америки.
    Едва прибыв в Нью-Йорк, Елена Петровна стала хлопотать о получении американского гражданства. Между тем ее жизнь в Америке начиналась не легко. Как раз в это время умер ее отец. Денежные переводы из России прекратились, и Блаватская сильно нуждалась. В целях экономии она поселилась в многоквартирном доме на Медисон-стрит — в одном из самых бедных районов Нью-Йорка. На жизнь ей пришлось зарабатывать изготовлением рекламных карточек, искусственных цветов и галстуков для одного еврея-лавочника. Она также пыталась делать украшения из кожи, но они не пользовались спросом. В октябре 1873 г., после того как Блаватская получила свою часть отцовского наследства, ее материальное положение значительно улучшилось.
    Теперь она могла обратиться к тому, ради чего отправилась за океан. В то время Соединенные Штаты переживали период увлечения спиритуализмом. Все необыкновенное, имеющее привкус потустороннего, было в моде и находилось в центре общественного внимания. Блаватская, которая имела способности сильного медиума, предполагала заинтересовать ими американских спиритуалистов. В октябре 1874 г произошла ее знаменательная встреча с корреспондентом влиятельной газеты «Нью-Йорк дейли грэфик», бывшим полковником американской армии Генри Стилом Олкоттом. Олкотт приобрел известность своими репортажами о разного рода таинственных явлениях. Блаватская, читая их, проницательно угадала в авторе родственную душу и постаралась завоевать его дружбу Знакомство будущих основателей Теософского общества состоялось за обедом на ферме Эдди (весьма таинственном месте, где ежедневно являлись призраки, звучали голоса, двигались предметы и творились другие необычные вещи). Полковник галантно поднес огонь к сигаретке своей соседки, после чего завязался оживленный разговор. Вскоре Олкотт был совершенно очарован самой Блаватской, ее рассказами о далеких путешествиях, ее познаниями в области оккультных наук, мистицизма и восточных религий, а также ее даром медиума. Он открыл Блаватской путь в редакцию «Грэфик», и вскоре там стали появляться ее статьи, сразу обратившие на себя внимание. К лету следующего года вокруг Олкотта и Блаватской сложился небольшой кружок нью-йоркских оккультистов, видную роль в котором играл 24-летний ирландец Уильям Джадж. В сентябре 1875 г. они образовали Теософское общество, объединившее первоначально около двух десятков человек. Полковник Олкотт был избран его председателем, Джадж — секретарем. Согласно уставу, общество имело три цели 1) создание ядра всеобщего братства человечества, без различия расы, вероисповедания, пола или цвета кожи; 2) изучение древних и современных религий, философий и наук и объяснение необходимости такого изучения; 3) исследование необъясненных законов природы и психических сил, скрытых в человеке.
    Теософское общество следует считать подлинным детищем Блаватской. Хотя официально Елена Петровна занимала в нем достаточно скромную должность секретаря- корреспондента, ее роль, конечно, была много значительнее. Без нее Теософское общество никогда не обрело бы такого влияния, какое имело в дальнейшем, прежде всего потому, что самой теософии как таковой в момент его возникновения еще не существовало. О рождении этого учения стало можно говорить лишь после выхода в свет «Разоблаченной Изиды» — первого фундаментального сочинения, в котором Блаватская попыталась синтезировать философию и науку, историю и предания.
    Работать над этой книгой Елена Петровна начала летом 1875 г и вскоре ушла в нее с головой. Она не выходила из дома, проводя целые дни в постели (утром она любила писать лежа в кровати) и за письменным столом, выкуривая бессчетное количество сигарет. В иные дни Елена Петровна проводила за работой до 18 часов. Несмотря на большой объем (более тысячи печатных страниц), книга была закончена сравнительно быстро и вышла в свет осенью 1877 г. Успех ее был необычайным. Первый тираж в 1000 экземпляров разошелся всего за десять дней. Также быстро раскупили несколько следующих переизданий. (Успех Блаватской тем более знаменателен, что ей пришлось писать книгу на английском языке, который она никогда всерьез не изучала.)
    Читатели были поражены широтой поставленной проблемы и разнообразием затронутых Блаватской вопросов. Речь в «Разоблаченной Изиде» идет и о сектах ранних христиан, и о тайнах каббалы, о Ведах и о Библии, о дьяволе и эзотерических доктринах буддизма и еще о многом другом. Впервые была сделана попытка новыми глазами взглянуть на привычную всем христианскую веру, соединить элементы восточных и западных культур в целостное учение представления древнеиндийского брахманизма и буддизма со средневековым западным оккультизмом.
    Успех книги привлек интерес к Теософскому обществу. Число его членов стало быстро расти. Возникла идея об организации заграничных отделений. С целью пропаганды своих идей Олкотт и Блаватская решили плыть в Индию. В июле 1878 г.
    Елена Петровна получила американское гражданство, а уже в декабре навсегда покинула свою новую родину. Проведя около двух недель в Лондоне, Блаватская и Олкотт продолжили путешествие на Восток. В феврале 1879 г. они уже были в Бомбее. Местная индийская интеллигенция, группировавшаяся вокруг религиозной организации «Арья Самадж», устроила им восторженный прием. (Возможно, нигде в мире идеи Теософского общества не были так популярны, как в Индии. И ни в какой другой стране роль, сыгранная теософами, не была так велика. Одной из своих целей общество провозгласило «возрождение исконных индуистских и буддийских традиций в Индии и на Цейлоне». И ему действительно много удалось сделать для этого. Оценивая деятельность теософов, выдающийся индийский философ Сарва-палли Радхакришна позже писал: «В то время, когда мы (индийцы), вследствие своих политических провалов и экономических неурядиц, начали сомневаться в ценностях нашей культуры и в ее жизнеспособности, когда все вокруг нас, в том числе и светское образование, казалось, воспитывало в нас пренебрежение к индийской культуре, теософское движение оказало индусам великую услугу, возвращая им их же духовные ценности. Влияние теософского движения на индийское общество в целом трудно переоценить». Об огромной роли Теософского общества в пробуждении индийского самосознания не раз писал лидер национально-освободительного движения в этой стране М. Ганди.)
    В Бомбее Блаватская и Олкотт поселились в индийской части города на Гиргаум-Бэкроуд. На ближайшие два года их дом стал штаб-квартирой Теософского общества.
    В октябре 1879 г. был налажен выпуск журнала «Теософ», имевший в Индии значительное число подписчиков. Первые шесть лет Блаватская оставалась его бессменным редактором и написала для журнала множество статей (в ее собрании сочинений они занимают пять томов). Она часто совершала поездки по стране. Так, в мае 1880 г. Олкотт и Блаватская провели три месяца на Цейлоне. Осенью 1881 г. в Лахоре Елена Петровна встретилась с Учителем. Затем, следуя его указаниям, объездила всю Северную Индию. Весной 1882 г. она отправилась в Калькутту и учредила там бенгальское отделение Теософского общества. Вслед за тем было учреждено мадрасское отделение. В ноябре того же года Олкотт купил поместье в пригороде Мадраса Адьяре Вскоре в него переместилась штаб-квартира общества.
    Между тем жаркий климат Индии оказался губительным для Блаватской В 1882 г. у нее обнаружились первые признаки брайтовой болезни почек, доставившей потом Елене Петровне множество страданий и отравившей все последние годы ее жизни. К началу 1884 г. ее здоровье оказалось настолько подорванным, что врачи предупредили: если она не сменит климат, то проживет не более трех месяцев. В феврале 1884 г. Блаватская и Олкотт были вынуждены покинуть Индию. В марте они прибыли в Марсель. Их пребывание в Европе продолжалось семь месяцев и было целиком посвящено устройству европейских отделений Теософского общества. Своей первой целью Олкотт и Блаватская избрали Париж. Появление здесь Елены Петровны стало заметным событием. О ней писали в газетах, она получила множество приглашений. Летом Блаватская съездила в Лондон, где существовало отделение общества, затем провела 6 недель в Германии.
    Дела Теософского общества шли очень хорошо, число его отделений в различных регионах мира увеличивалось с каждым годом. И тут совершенно неожиданно в Индии разразился грандиозный скандал, сильно подорвавший репутацию Блаватской. Виной всему были необычные феномены Елены Петровны, которые она охотно демонстрировала во многих городах: вызывала духов, читала запечатанные письма, перемещала взглядом предметы, отгадывала чужие мысли, общалась на расстоянии с некоторыми из своих знакомых, находившимися где-нибудь на другом конце света, и даже получала от них маленькие посылки. Против этих талантов Блаватской и направили удар ее враги. Супруги Куломбы, которым Елена Петровна очень доверяла и от которых не имела секретов, неожиданно выступили в индийской прессе с сенсационными разоблачениями, объявив все ее феномены шарлатанскими трюками и фокусами. В качестве доказательства они представили целую пачку писем Блаватской с рассуждениями о том, каким образом устроить демонстрацию того или иного феномена. Обвинения Куломбов, перепечатанные многими европейскими и американскими газетами, наделали много шума. Вскоре последовало новое разоблачение — в печати появился отчет Ходжсона, представителя Общества психических исследований, специально ездившего в Индию для изучения феноменов Блаватской и ее Учителей. Ходжсон подтвердил, что все примеры проявления необыкновенных способностей Блаватской не деле оказались только ловким мошенничество. Он объявил также, что, по его мнению, никаких Махатмов в природе не существует, а все письма, якобы полученные от них, написаны самой Блаватской.
    Это был удар в самое сердце. Одно время Елене Петровне казалось, что от нее отвернулся весь мир. Действительно, некоторые члены в эти дни со скандалом покинули Теософское общество. Однако тех, кто остались, было гораздо больше. Со всех концов света Блаватской шли письма поддержки. Большинство американских отделений и почти все индийские безусловно были на ее стороне. Когда стало ясно, что положение не так плохо, Блаватская решила срочно плыть в Индию и привлечь Куломбов к суду по обвинению в клевете. Но, когда в декабре 1884 г она прибыла в Мадрас, оказалось, что большинство ее друзей считает неблагоразумным дальнейшее раздувание скандала, к чему неизбежно привела бы судебная тяжба Блаватская должна была уступить. Вся эта история имела для ее здоровья самые пагубные последствия. В конце января 1885 г. у Елены Петровны случился новый тяжелый приступ болезни. Она чудом осталась жива и в марте навсегда покинула Индию.
    По приезде в Европу Блаватская поселилась в Вюрцбурге и сразу погрузилась в работу над своим главным трудом — «Тайной Доктриной». Ее здоровье становилось все хуже: донимала водянка, ноги сильно отекали, колени были поражены артритом, так что каждый шаг давался с огромным трудом. «Мне хорошо, только когда я сижу и пишу, — читаем в одном из ее писем этой поры, — не могу ни ходить, ни стоять больше минуты». Несмотря на недуги, работоспособность Елены Петровны не только не уменьшилась, но, наоборот, увеличилась. Последние семь лет ее жизни — самый плодотворный период. Кроме трех объемистых томов «Тайной Доктрины» (два первых вышли в 1888 г., а третий — посмертно), она опубликовала такие свои шедевры, как «Голос Молчания» и «Ключ теософии», а также много статей для своего нового журнала «Люцифер». С 1887 г. Блаватская практически безвыездно жила в Лондоне.
    Здесь она и скончалась 8 мая 1891 г. На ее смерть откликнулись газеты во многих странах мира. Одна из них — индийская «Индиан мирpop» — в некрологе писала. «Елены Петровны Блаватской нет больше в земной сфере… она не принадлежала к какой-то одной нации. Весь простор земли был ее домом, все человечество — ее братьями… Вся жизнь ее была необычной. Нет человеческих мерок, которые можно было бы приложить к ней. Она всегда оставалась единственной в своем роде…»
    Дальнейшие события показали значимость ее фигуры. Можно без преувеличения сказать, что Блаватская сыграла выдающуюся роль в великом диалоге двух цивилизаций — Западной и Восточной. Ознакомив своих современников с эзотерическим индуизмом и буддизмом, Блаватская проторила путь, по которому пришли на Запад трансцендентальная медитация, дзэн-буддизм, движение Сознания Кришны и йога. О важном влиянии теософии на возрождение духовности в Индии уже говорилось выше. Интерес к творчеству Блаватской не только не упал с годами, но продолжает расти — ее труды регулярно переиздаются как в подлиннике (то есть на английском), так и в переводах (в том числе на русском) и по-прежнему будоражат творческую мысль многих ученых и философов. Продолжает свою деятельность созданное ею Теософское общество, которое в настоящее время насчитывает в своих рядах около 100 тысяч членов.
    Что касается учения Блаватской, то в своем законченном виде оно изложено в двух первых томах «Тайной Доктрины. Книга эта является очень подробным комментарием к небольшому сакральному тексту под названием «Строфы Дзиан», с которым Блаватская познакомилась в одном из подземных гималайских монастырей.
    Первый том — «Космогенезис» — рассматривает общие закономерности развития Вселенной. Второй — «Антропогенезис» — посвящен формированию человека.
    С точки зрения «Тайной Доктрины», в основе всего лежит Нечто Несказуемое и Неощутимое — Непознаваемое HeБытие, некая Таинственная, не имеющая никаких качеств Абсолютная Тьма, которая фактически не существует и потому находится вне времени и вне пространства. Эта Тьма (собственно, ее с неменьшим основанием можно считать также и Абсолютным Светом) является как бы Материнской Утробой, в которой вечно чередуются циклы Бытия. Наша Вселенная, представляющаяся нам такой необозримо-огромной, на самом деле есть лишь один из многих крохотных пузырьков в беспредельном океане He-Бытия. Она — Живое Существо, имя Которому Парабраман. Ее существование есть вечная смена циклов Жизни — Манвантар и He-Жизни — Пралап. Каждая Манвантара — это жизнь отдельного индивидуального Космоса-Брамы. Число земных лет, ее составляющих, измеряется пятнадцатизначным числом.
    За это время Брама успевает развиться из предельно-малой точки, заключающей в себе все идеальные формы Бытия, до колоссального (с человеческой точки зрения, конечно) по своему объему материального мира с бесчисленным количеством галактик, звезд и планет. Достигнув своих предельных размеров, Брама затем начинает сжиматься, постепенно теряя свою материальность, и вновь в конце Манвантары возвращается к состоянию точки, символизирующей Его смерть. Время и Пространство сворачиваются в Ничто, заключающее в Себе Вечность и Бесконечность.
    Парабраман как бы исчезает, с тем чтобы по окончании Пралайи (по продолжительности она равна Манвантаре) опять развиться в нового Браму. Однако ни одна из Манвантар не является точной копией предыдущих, ибо новорожденный Брама использует в своей Вселенной опыт всех предшествующих Брам. Таким образом Вечно Сущий Парабраман как бы познает Сам Себя через Свои бесчисленные малые «я».
    Каждый Брама Триедин. Он есть в одно и то же время Отец, Мать и Сын. Или, выражаясь языком христиан, Отец, Сын и Святой Дух. Ибо, с точки зрения «Тайной Доктрины», Святой Дух это и есть Мать или Кали — космическая Матерь мира, рождающая Сына, то есть проявленный Космос-Браму. Можно воспринимать эту Триаду также в духе античных философов, как Теос, Хаос и Космос, где Теос есть чистая Мысль, то есть Бог-Демиург, Хаос — неоформленная Мать-Материя, а Космос — рожденный ими Брама. В самом общем смысле в этом Триединстве следует видеть единство Мысли, Духа и Материи, причем это единство не абстрактное, а самое непосредственное. Космос-Брама — это своего рода мыслящая духоматерия. Он духовен, материален и разумен в каждой своей части и в каждом своем проявлении.
    Дух и материя вообще неразделимы как два полюса магнита Часто один преобладает над другим (и тогда говорят о материи или о духе), но полное их разъединение невозможно. Все видимые нам материальные предметы и объекты в своей глубине духовны, а все (даже самые высокие) проявления духа все же материальны. В этом — одна из сторон единства мира. Другая прослеживается в его единообразии. Подобно тому, как осколки разбитого зеркала остаются зеркалами (только менее совершенными, чем целое), так и мириады мириад атомов, на которые разбивается изначально единый Брама, все являются бесконечно малыми брамами, миниатюрными космосами. Каждое существо во Вселенной (и прежде всего человек) — это тоже своего рода космос-брама, проживающий свою маленькую манвантару.
    Что касается Мысли, то она пронизывает все бесчисленные формы духо-материи, сказываясь где больше, где меньше, но присутствуя безусловно во всем. Мысль — это прежде всего праобраз всякого проявления Бытия. Все сущее в самом себе несет идеальные образы своего будущего существования (точно так же, как семя несет в себе образ дерева), благодаря чему имеет возможность саморазвития «Тайная Доктрина» учит, что цель и план каждой Вселенной закладывается в предшествующей Манвантаре. В самый момент рождения Брамы в Нем просыпается Мысль, таящая в себе до мельчайших деталей весь грандиозный Образ грядущего Космоса, вследствие чего Вселенная развивается сама из себя без всякого внешнего воздействия. (Но не следует думать, что этот План идеальным образом отделен от духоматерии и сосредоточен в каком-то особенном месте; нет — он «растворен» во всем ее объеме каждый атом, каждое растение, каждое существо несет в себе частицу этого Плана и потому способно к саморазвитию.) Чем более сложную форму обретает духоматерия, тем более высокие формы мышления ей присущи: от совершенно бессознательного (автоматического) существования минерального мира (как на интересный пример такой «осмысленной жизни» «неживой» материи Блаватская указывала на развитие кристаллов) к полусознательному существованию животных; от самосознания отдельных людей к сверхсознанию планетарных и космических разумов. Высшей формой Мышления должен считаться Мыслящий, Себя Осознающий Космос. Надо помнить также, что Мысль — это не просто идеальный Образ Грядущего, но такой Образ, который в самом себе несет энергию, необходимую для самовоплощения. Эту, если можно так выразиться, «энергетическую составляющую» Мысли называют Фохат. По большому счету Фохат — это сама Жизнь, пробуждаемая Мыслью в каждой частице Мироздания.
    Каждый космический цикл слагается из двух частей эманации, когда Высшее проецирует Себя на низшее, как бы самоупрощаясь, и эволюции, когда процесс идет в обратном порядке от более простого к сложному Эманация на определенном этапе переходит в эволюцию, а эволюция (уже в следующей Манвантаре) — в эманацию. Таким образом, существование каждого нового Брамы начинается с добровольного падения с вершины Сверхсознания в пропасть Бессознания. Рождаясь в Бытии, Он как бы разбивается на множество более примитивных разумов и изолированных тел и при этом перестает осознавать Себя. Лишь потом, поднимаясь вновь к вершинам Сверхсознания, словно выныривая из глубин Бессознания, Он начинает постепенно осознавать и ощущать Себя как Единое. Образно выражаясь, пробуждение Вселенной к Жизни это не столько Воскресение из Пралайи, сколько добровольное Самораспятие Бога, погружающегося в ходе эманации в бездны материи, это Его вечная Жертва во имя Самого Себя. Не было бы этой Жертвы, не было бы Саморазвития, ведь только в вечном падении в низшее и возвращении из него (как бы умирании и воскресении) происходит процесс Самопознания Единого, Которое объединяет в Себе все, кроме знания о Себе Общая закономерность каждого отдельного цикла сводится к тому, что на нисходящей дуге Манвантары материя постепенно берет вверх над духом, затемняя его и скрывая внутри себя, а на восходящей — дух вновь начинает преобладать над материей. (Это постепенное проявление духа из материи в ходе эволюции мы наблюдаем в развитии от неживого — к живому, от неразумного — к разумному).
    Однако описанный выше процесс не следует понимать в том смысле, что вся духоматерия одновременно в определенный момент оказывается материализованной, овеществленной Космос-Брама имеет очень сложную организацию. Его Жизнь разворачивается одновременно в нескольких планах бытия, так что видимый нами материальный мир — лишь одно из многих Его проявлений. Наряду с чувственным, существуют сверхчувственные планы с чрезвычайно высокой степенью организации духоматерии. Причем эти миры не изолированы друг от друга, каждый из них играет свою роль в Жизни Космоса. А в своей совокупности они образуют единый живой Организм Брамы. Подобно тому, как в своем материальном проявлении Брама дробиться на атомы, в сверхчувственном плане он распадается на мыслящие, чувствующие и осознающие себя монады. Каждая такая монада триедина и заключает в себе волю — атман, душу — буддхи и индивидуальный разум — манас Монады — это как бы бессмертные атомы тонкого мира. Многократно воплощаясь в телесных оболочках людей (и не только людей, ибо на других планетах также существуют формы разумной жизни, внешне отличные от нашей), накапливая их опыт, они развиваются, становятся все более усовершенствованными, образуют все более сложные структуры, пока не сливаются в Единый Вселенский Разум — Махат и Единую Вселенскую Душу — Буддхи. В них обобщается опыт всех отдельных монад, благодаря чему и оказывается возможным сотворить в будущей Манвантаре более совершенную Вселенную. (Заметим в скобках, что хотя монада неразделима по сути, каждая из трех ее составляющих пребывает в своем особом мире. Причем если атман — это порождение чистого духа, то буддхи принадлежит к более низшему и сравнительно более плотному миру, а манас — к еще более плотному. Это сложное взаимопроникновение миров сохраняется и на глобальном уровне как манас нерасторжим с буддхи, так и Махат составляет неразрывное целое с Духовной Душой всего Космоса). Монады можно считать наиболее простой, элементарной формой самоосознающей духоматерии. Но из них могут образовываться несравнимо более сложные и высокоорганизованные духовные существа. Их называют обычно Ангелами, или Бодхисаттвами, а в «Тайной Доктрине» именуют Дхьян-Коганами. Каждый из них представляет из себя как бы поток объединенного сознания родственных монад и играет важную роль в процессе развития Вселенной.
    Центральное место в книге Блаватской отводится истории возникновения человека и его месту в системе мира. Как уже говорилось, человек — это Космос в миниатюре.
    И, подобно Космосу, он существует одновременно на нескольких планах бытия.
    Каждый из нас имеет в себе семь тел: три духовных и четыре материальных, каждое из которых живет в своем собственном мире. Духовная, бессмертная триада это: атман (дух духовного тела или воля), буддхи (душа духовного тела) и манас (разум духовного тела). Атман — самое тонкое из тел — не есть человеческий принцип. Это непостижимая умом искра Прабрамана или Абсолюта. В вещественном мире атман оказывается лишь потому, что заключен как в своем проводнике в более плотном духовном теле — буддхи. Буддхи — также не человеческое, а божественное сознание — частица Вселенской Души. С физическими телами оно связано через манас — самое плотное из духовных тел, которое есть эманация Вселенского Разума — Махата.
    Через свой манас высокодуховные люди с обостренной интуицией могут обращаться непосредственно к Мировому Разуму, обретая таким образом сверхзнание. Но у большинства людей духовный разум очень крепко спит и никак не сказывается в их земной жизни. Его развитие — дело последующей эволюции. В своей совокупности духовная триада составляет бессмертную монаду, отдельную клеточку Мировой Души, в которой сосредоточен весь опыт наших прежних воплощений. Этот скрытый в каждом индивидууме совершенный внутренний человек есть как бы наш внутренний бог.
    Четыре плотных материальных тела составляют: кама-манас (физический ум, или ментальное тело), линга шарира (сосредоточие страстей и желаний, или астральное тело), прана (жизненность, или эфирное тело) и стхула шарира (собственно физическое тело, как футляр заключающее в себе остальные шесть более тонких тел).
    Эти четыре низших тела есть наша временная личность Из них три последних являют животную природу в человеке. Только кама-манас (ментальное тело) олицетворяет нашу человечность и служит единственным посредником между животным и нашим внутренним богом.
    После смерти человека каждое из его тел имеет свою собственную судьбу. Физическое тело становится трупом. Эфирное тело разлагается почти тотчас после смерти (собственно, его уничтожение и есть смерть). Астральное и ментальное тела, напротив, могут существовать достаточно долго (особенно у чувственных, страстных людей), но они также рассеиваются — каждое в своем мире. С исчезновением ментального тела, заключенная в нас божественная монада, вобравшая опыт, а также лучшие, высшие устремления физической природы, выработанные человеком в период земной жизни, устремляется в духовные миры, чтобы воссоединиться с Вселенским Разумом и Вселенской Душой. Так, умирая в Плотном мире, человек одновременно рождается в более высоком Тонком (чем-то напоминающем христианский рай). Он словно проносится через «туннель», соединяющий физический и нефизический планы бытия (земной и неземной, видимый и невидимый).
    Воплощение человека, как и всякая жизнь во Вселенной, начинается не снизу, не со сложения физического тела, а наоборот — сверху, путем спуска духовного прообраза будущего человека в более низшие материальные миры. Спуск высшего в низшее происходит в различных телах, которые, по мере приближения ко дну материи, все более уплотняются. Прежде всего монада облекается в ментальное тело, потом — в астральное. После чего карма двигает прообраз человека к той женщине, от которой должен родиться животный ребенок. Воссоединение высших тел с эфирным и физическим происходит в тот момент, когда в зародыше начинают формироваться нервные и мозговые каналы. Так монада получает возможность существования на дне океана материи в новой личности. Когда она умирает, все повторяется вновь.
    Перевоплощения продолжаются до тех пор, пока не закончится эволюция человечества на данной планете и все люди не освободятся от оков материи. Тогда отдельные монады могут продолжить свое совершенствование в высших сферах в качестве полубогов и богов. Но некоторые Высшие Духи вновь становятся людьми другой планеты. Тяжело, мучительно воплощаться почти в животных на низшей планете. На такую жертву идут лишь самые сострадательные, которые хотят ускорить эволюцию разума, преобразование бессознательного в мыслящее и сознательное.
    Процесс антропогенеза, согласно «Тайной Доктрине», тесно связан с эволюцией планеты. Любая планета от рождения до смерти проходит через семь полных циклов, или планетарных кругов. Формирование ее начинается в высоких, тонких мирах и продолжается на протяжении четырех полных циклов. В конце каждого из них планета гибнет в своем мире и вновь формируется в другом — более плотном из иного состояния материи и в другом пространственно-временном измерении. В течение трех последующих полных циклов процесс повторяется в обратном порядке, то есть, погибнув в более плотном мире, планета возрождается в более тонком. Каждый полный цикл включает в себе семь малых кругов, каждый из которых заканчивается своим концом света. (Так что в общей сложности планета должна пережить 49 малых и больших рождений и столько же малых и больших катастроф, сначала уплотняясь и материализуясь, а потом вновь становясь все более тонкой и духовной.) Многие миллиарды лет, пока идет формирование планеты, ее сознание спит. Но когда она оказывается подготовлена к последующей фазе развития — появлению жизни — из Беспредельности на Землю является Космическая Мать Земли — Душа Планеты, ее Природа-Мать. В настоящий момент мы живем на четвертом малом круге Земли № 4. Ее первый малый круг, согласно «Тайной Доктрине», был «огнен, холоден и лучист».
    Такими же были и его эфироподобные призрачные люди и животные. Во втором круге Земля № 4 была еще (в нашем понимании) нематериальной. В следующем — как бы полуматериальной. И лишь в нынешнем, четвертом круге планета стала твердокаменной. Четвертый малый круг ознаменовался также появлением мыслящего человека.
    Разумный человек лишь отчасти является продуктом неосознанной эволюции земной природы. Эволюция привела к возникновению звероподобных людей с физическими и эфирными телами, способными воспринять искру духовного разума-сознания — частицу Вселенского Разума. Однако не в меньшей степени, чем Земля, матерью человечества, согласно «Тайной Доктрине», может считаться Луна. Ее собственная эволюция оказалась прерванной, и жители Луны, в то время уже духовные, а не материальные, переселились на Землю и передали людям свою астральную сущность. Что касается ментальных тел, то они были привнесены на Землю выходцами с Венеры, так называемыми солнечными людьми.
    Так что антропогенез человечества с полным основанием можно назвать космическим процессом.
    Согласно «Тайной Доктрине», внутри переживаемого сейчас нами малого круга должно смениться семь человеческих рас. История каждой из них связана со своим собственным континентом. Материк, на котором развилась первая раса, носил название Несокрушимой Священной страны. Местоположение его загадочно.
    Формирование второй человеческой расы происходило в Гиперборее, находившейся на месте современного Северного Ледовитого океана. (Остатки этого материка — Гренландия и Северная Сибирь.) Как первая, так и вторая расы еще не были собственно людьми. Первую расу нельзя назвать даже подлинно материальной — то были астральные люди, происходившие с Луны. Вторая раса имела более плотные тела. Ее представители как бы включили внутрь себя тела людей первой расы. Они уже не были чистыми астралами, но еще не стали до конца физическими людьми.
    Человек, в современном понимании этого слова, зародился только на третьем материке — в Лемурии, который находился на месте современного Тихого и Индийского океанов, доходя своими южными границами до Антарктиды. Его остатки — Австралия, Мадагаскар и Индостан. Именно в Лемурии произошло окончательное слияние всех человеческих тел: физического земного, астрального лунного и ментального венерианского. Этот процесс завершился где-то на среднем этапе истории лемурийцев. До прихода на землю солнечных людей они были гигантскими, не осознающими себя звероподобными обезьянами. То была эпоха Золотого века, или Земного рая, когда неразумный человек находился в полном слиянии с природой.
    Связь между духовным и материальным была еще очень жива, а духовный потенциал лемурийцев так велик, что они черпали знания непосредственно от Мирового Разума. (То есть обо всем имели врожденные знания, при всем том, что оставались неразумными). Положение изменилось с приходом на Землю около 18 миллионов лет назад солнечных людей. Некоторые из них воплотились в наших предках полностью.
    Но в большинство людей пришельцы внесли лишь искру своего существа — отдельные кама-манасы (ментальные тела или физические умы). С этого момента только и стало возможным нисхождение на Землю бессмертных монад — человек обрел все свои семь тел.
    На смену лемурийцам после гибели их континента пришла четвертая раса атлантов, создавшая около 5 миллионов лет назад первую великую земную цивилизацию. Их материк — Атлантида — располагался на месте Атлантического океана. Процветание атлантов продолжалось несколько миллионов лет. Однако увлечение черной магией привело их к постепенной деградации и вызвало великие природные катаклизмы.
    Около 900 тысяч лет назад большая часть Атлантиды погрузилась в пучины океана.
    После этого центром земной цивилизации стал пятый материк — Евразия — место зарождения нынешней арийской расы.
    Главная задача современного человечества состоит в том, чтобы провести духовность через материю, то есть через всю материальную культуру своей цивилизации. Этому помогают Великие Учителя, из среды которых людям являются вероучители. Величайшие из них это Кришна, Будда и Христос, учение которых, очищенное от наслоений и искажений, одинаково. Следствием принятия, правильного понимания и распространения проповедуемых ими истин должно стать общее торжество духовности. Шестая раса, которая через миллионы лет придет на смену нынешней, уже не будет чисто физической, а (наподобие 3-й расы) — уплотненно-астральной. Седьмая раса будет уже (как 1-я) чисто астральной (но в отличие от неразумных и бессознательных 1-й и 2-й рас, 6-я и 7-я будут высоко разумными и сверхсознательными). В трех последующих циклах планетарного круга Земли № 4 одухотворение постепенно распространится на весь окружающий нас мир. А Земля № 5, которая придет на смену нынешней, будет уже не-физической планетой, расцветающей под не-физическим солнцем. Это будет время полубожественных буддоподобных и христоподобных людей, живущих духовным разумом. Конец земной эволюции, как уже говорилось, «Тайная Доктрина» видит в том, что, после рассеяния Земли № 7, люди, ставшие чисто духовными существами, превратятся в богов и сольются с Космическим Разумом.

 

 

Ответ #26: 03 04 2010, 18:58:18 ( ссылка на этот ответ )

Просветитель славян святой Мефодий родился около 815 г. в Солуни (Фессалониках) — одном из самых крупных и богатых городов Византии. Автор «Жития Мефодия» так говорит о его происхождении: «И по отцовской и по материнской линии был он рода не простого, но весьма доброго и почтенного, известного… всей Солунской области». Но при всем этом отец его занимал не очень высокий пост — по мнению большинства историков, он был друнгарием (помощником стратега, или сотником). В семье насчитывалось семеро детей, и самым младшим из них был будущий сподвижник Мефодия, прославившийся под своим монашеским именем Константина, а по принятии схимы прозванный Кириллом. (Что касается мирских имен обоих братьев, то они нам не известны.) Предполагают, что Константин был примерно на десять лет моложе старшего брата.
    Около 833 г. Мефодий начал военную службу и проходил ее, по-видимому, в столице, на виду у императора Феофила, так как в его «Житии» говорится: «Мефодий… был мудр беседой и крепок телом, и этим был известен императору, который всегда держал его при себе». Другой его жизнеописатель свидетельствует, что «в военных делах Мефодий был страшен, подобно библейским героям Самсону, Гедеону и Иисусу Навину».
    В возрасте 20 лет его поставили архонтом (воеводой) в Славинию — небольшое славянское княжество, находившееся тогда под властью греков. Эту должность Мефодий исполнял десять лет и имел возможность хорошо изучить славянский язык и славянские обычаи. Имеются известия, что в те годы он женился и имел детей.
    Вскоре после кончины Феофила (умер в 842 г.) Мефодий отрекся от мира и постригся в монахи в одном из малоазийских монастырей, расположенном на горе Олимп.
    Причины, подвинувшие его на такую резкую перемену своей судьбы, нам не известны.
    Через несколько лет к его подвигам присоединился младший брат Константин, до этого преподававший философию в Магниурской школе. Именно благодаря ему Мефодий оказался вовлечен в миссионерскую деятельность. Когда в середине 850-х гг. патриарх Игнатий (патриаршествовал в 847–857 гг.) послал Константина проповедовать христианскую веру хазарам, тот уговорил брата отправиться вместе с ним. Путешествие обещало быть трудным и опасным, и Мефодий — человек бывалый, много повидавший на своем веку, обладавший твердым, непреклонным характером, выносливостью, смелостью и необыкновенным трудолюбием, мог оказаться очень полезным для миссии.
    Путь братьев поначалу лежал по степям через владения диких угров (венгров).
    Добравшись до Херсонеса (в Крыму), они провели здесь некоторое время, изучая хазарский язык. Тут им удалось найти евангелие и псалтирь, написанные «русскими письменами», а также человека, говорившего на этом языке. Тогда же они узнали, что в Крыму хранятся мощи священномученика Климента, епископа римского, и часть их взяли с собой. Наконец, основательно подготовившись к своей миссии, братья через Причерноморские степи двинулись на Нижнюю Волгу, в хазарскую столицу Итиль, и были с честью приняты каганом. В Хазарии Константин много проповедовал и спорил с мусульманами и иудеями (последние имели очень большое влияние на хазарскую знать; известно, что значительная часть ее даже приняла иудаизм). Мефодий не мог много помогать брату, так как не был так хорошо образован и не разбирался в тонкостях богословия «Житие» Константина сообщает, что во всех диспутах он неизменно одерживал победу. Однако значительных последствий его миссия не имела и, насколько известно, христианство среди хазар так и не получило распространения. Каган, впрочем, остался очень доволен своим гостем и по его просьбе отпустил на волю всех греческих пленников — более 200 человек.
    По возвращении в Византию, Мефодий встал во главе большого Полихрониева монастыря, располагавшегося в Малой Азии неподалеку от горы Олимп. Свое игуменство он, видимо, совмещал с миссионерством. Пишут, что около 861 г. Мефодий отправился в Болгарию, куда его пригласила сестра царя Бориса, уже принявшая христианство. Сам Борис оставался язычником. Однажды он поручил Мефодию расписать изображениями зверей и птиц стены своего любимого охотничьего замка. Мефодий вместо зверей и птиц велел изобразить на них Страшный суд. Когда картина была закончена, он объяснил царю ее значение, и устрашенный Борис с этих пор стал думать о принятии христианства. Впоследствии он действительно крестился, хотя произошло это важное событие уже без участия Мефодия — в ту пору он совершал миссионерский подвиг в другом месте.
    В начале 860-х гг. один из самых могущественных славянских государей — моравский князь Ростислав попросил византийского императора Михаила III прислать ему христианских учителей Великая Моравия была тогда крупнейшим государством Восточной Европы — кроме собственно Моравии, в ее состав входили Западная Словакия, Чехия, часть Южной Австрии, Малая Польша, Лужица и земля бодричей.
    Столицей державы являлся город Велеград. Хотя большая часть славянского населения продолжала пребывать в язычестве, христианство уже имело в Моравии прочную основу — и сам князь и его окружение крестились. Евангелие здесь проповедовали немецкие (в основном баварские) миссионеры. В их же руках находились все церкви (служба там шла на латинском языке).
    Обращаясь за помощью к византийскому императору, Ростислав прежде всего желал, чтобы евангелие в его государстве проповедовалось на славянском языке. Он писал: «Наш народ отринул язычество и держится христианского закона, но мы не имеем такого учителя, который учил бы нас на нашем языке истинной христианской вере».
    Князь справедливо полагал, что успех нового вероучения будет более полным, когда истины его раскроются в понятных и близких каждому его подданному словах. Для этого требовалось прежде всего разработать славянскую азбуку, а затем перевести на славянский язык священные книги. Вместе с тем дело содержало и политическую подоплеку. Не имея ничего против христианства, Ростислав с большим подозрением относился к баварским проповедникам, в которых видел агентов немецкого влияния.
    В Константинополе хорошо понимали выгоды, вытекавшие из сближения с Великой Моравией, и потому постарались наилучшим образом исполнить просьбу ее государя.
    Подыскивая людей для моравской миссии, император и патриарх сразу вспомнили о Константине и Мефодий. Когда братьев попросили отправиться учителями в Моравию, они ответили согласием и тотчас приступили к работе над славянской азбукой. Это дело, как свидетельствуют авторы их «Житий», заняло совсем немного времени.
    Вскоре азбука из 38 букв, на основе греческого скорописного письма, была составлена.
    Покончив с этим делом, братья в 863 г. отбыли в Моравию и были приняты там с великой честью Успех миссии превзошел всякие ожидания. Проповеди Константина и Мефодия на понятном, родном языке очень полюбились славянам — они толпами стекались слушать братьев и тысячами принимали от них крещение. Вскоре Константин и Мефодий перевели на славянский язык литургию, а также отдельные части Священного Писания. (К 867 г. были переведены Евангелие, Псалтирь и некоторые церковные службы.) При миссии была основана школа Ростислав собрал в нее много отроков, которые постигали там грамоту и христианское вероучение.
    Тогда же началось строительство церквей, и через год была окончена первая — в Оломуце.
    Латинские и немецкие архиереи с большим неудовольствием наблюдали за деятельностью Константина и Мефодия. Жалобы и доносы на них поступали в Рим едва ли не с первых дней их служения. Особенно много нареканий вызывало практикуемое ими богослужение на славянском языке. В этом видели настоящую ересь, ибо считалось, что Бога можно славить только на трех языках: еврейском, греческом и латинском. Поскольку речь шла о всеобщем предубеждении, обвинения не казались пустыми. Братья решили заручиться поддержкой папы и в 867 г. отправились в Рим.
    Еще загодя было объявлено, что они везут с собой обретенные в Крыму мощи св. Климента. Это обстоятельство не в последнюю очередь обеспечило успех всей поездки. Папа Адриан II принял греческих миссионеров с большой торжественностью и без всяких колебаний поддержал все их начинания. Жития Константина и Мефодия сообщают, что папа велел своим епископам посвящать прибывших вместе с ними учеников-славян; в церкви Св. Петра отслужили на славянском языке литургию, а в церкви Св. Павла — всенощную. Этими событиями завершилось миссионерское служение Константина. Находясь в Риме, он заболел и, предвидя скорую кончину, принял схиму (только тогда, за несколько дней до смерти, он получил имя Кирилл, под которым вошел в историю). Умер Кирилл в феврале 869 г. и был погребен в римской церкви Св. Климента.
    Похоронив брата, Мефодий один продолжил начатое ими дело. Как раз в это время паннонский князь Коцела обратился к папе с просьбой прислать ему христианских проповедников. Папа отправил в Паннонию Мефодия, предварительно посвятив его в епископы. Исполнив возложенное на него поручение, Мефодий решил ехать из Паннонии в Великую Моравию, где за три истекших года произошли значительные перемены. Князь Ростислав уже был свергнут. К власти с помощью немцев пришел его родственник Святополк. Он встретил Мефодия недружелюбно и спустя короткое время передал его в руки немецких епископов, давно добивавшихся над ним суда.
    Процесс над Мефодием начался в 870 г. в Регенсбурге и проходил, как можно понять, в тайне от Рима. Прежде всего в вину греческому миссионеру поставили, что он ведет проповедь на немецких землях. Это обвинение (которое, по сути, являлось главным, ибо все остальные придумывались только для видимости) с формальной точки зрения было легко опровергнуто. «Если бы я знал, что она ваша, — отвечал Мефодий, — то перестал бы это делать, но она принадлежит св. Петру (то есть подчиняется римскому престолу)». У немецких епископов не было никаких законных оснований чинить препятствия Мефодию, который к тому же был рукоположен в епископы самим папой. Было очевидно, что неудовольствие их вызвано прежде всего политическими мотивами, в жертву которым они готовы принести даже дело обращения язычников Мефодий не замедлил упрекнуть в этом своих судей. «Если вы, — сказал он, — из-за алчности и кровожадности, вопреки канонам, переступаете старые границы и запрещаете учение Божие в этих местах, то бойтесь! Ибо, стараясь черепом из кости пробить железную гору, вы проломите его». «Раз ты говоришь так остро и зло, — сказали ему, — то поплатишься за это». «Говорю я истину перед царями, — возразил Мефодий, — и не стыжусь, а вы поступайте со мной как знаете. Я не лучше тех, кто, говоря истину, в мучениях освободились от этой жизни». Спор был очень горячий, врагов было много, но Мефодий, человек речистый и острый на язык, умел отвечать им всем. Когда король Людовик II Немецкий, присутствовавший на заседании, насмехаясь над подсудимым, заметил: «Не мучьте моего Мефодия, поелику вспотел он как у печки», Мефодий отвечал: «Так-так, господин мой, — однажды люди встретили одного философа и спросили его, почему он вспотел. А он ответил: «Спорил с дураками».
    Эти дерзкие слова показывают, что Мефодий с самого начала не надеялся на справедливый приговор. И действительно, признанный виновным, он был отправлен в швабский монастырь Элвангене (или, по другим сведениям, Рейхенау). Тут он провел в строгом заключении более двух лет и претерпел много мук. По несколько дней ему не давали есть, а зимой выводили на тюремный двор босиком, с непокрытой головой и заставляли стоять на снегу. Наконец, весть о его заточении дошла до папы Иоанна VIII. Он тотчас послал гневное письмо к Германариху, епископу Пассау, как видно, главному виновнику всего дела. «Мы уверены, что нужен целый источник слез… чтобы оплакать твое безобразие, — писал папа — Действительно, чья еще жестокость, говоря не только о епископах, а о любом светском человеке и даже тиране, или чья зверская свирепость могли сравниться с твоей дерзостью, с твоим решением подвергнуть нашего брата и епископа Мефодия заключению. Как посмел ты столь сурово и бесчеловечно наказать его?» Письмо заканчивалось угрозой отлучения. Не менее резко писал папа другому организатору несправедливого судилища фрейзингенскому епископу Анону. Только после этого Мефодий получил свободу.
    Выпущенный из заключения, он во второй половине 873 г. прибыл в Моравию. К этому времени здесь произошли значительные перемены — Святополк рассорился с немецкими епископами и прогнал их от себя. Мефодия встретили с почетом и даже некоторым радушием. Автор его жития пишет: «Вместе со всеми мораванами князь Святополк принял его и доверил ему все церкви и все духовенство во всех городах.
    С этого дня Божье учение стало расти, духовенство стало умножаться по всем городам, а язычники — верить в истинного Бога, отказываясь от своего заблуждения…» Среди прочих Мефодию удалось крестить чешского князя Боривоя и его жену Людмилу. Он оставался в их владениях около года и освятил первые чешские церкви в Литомышле и Левом Градце. Тогда же, по некоторым известиям, Мефодий отослал священников в Польшу, которые крестили тамошнего князя и многих поляков.
    В самой Моравии Мефодий передал большую часть церквей в руки священников-славян.
    Однако влияние немцев оставалось очень значительным. Их открытое или с трудом скрываемое недоброжелательство по-прежнему преследовало Мефодия. Вопрос о богослужении на славянском языке после смерти Андриана II поднялся вновь. Папа Иоанн VIII, оказавший Мефодию такую деятельную поддержку, занял в этом вопросе более осторожную позицию. Сначала он не возражал против литургии на славянском языке, но потом велел вести службу на латинском, а на славянском — только проповедь. В Рим продолжали поступать доносы на Мефодия. Его обвиняли в том, что он не только служит на славянском языке, но и извращает в своих проповедях христианское учение. В 879 г. папа вызвал его в Рим. Мефодий отправился к папе и сумел оправдаться во всех обвинениях. Вопреки ожиданиям врагов, его отношения с Иоанном VIII стали даже более сердечными. Отпуская Мефодия назад в Моравию, папа писал о нем Святополку: «Мы находим, что он истинно исповедует церковное учение и может быть полезным во всей церковной службе. Мы посылаем его к вам обратно управлять предоставленной ему Божьей церковью и приказываем принять его как вашего собственного пастыря с достойной почестью, вниманием и радостью, подтверждая повелением нашей апостольской властью его архиепископские привилегии».
    По возвращении в Велеград, Мефодий перепоручил миссионерскую деятельность своим ученикам, сосредоточив все силы на переводе Ветхого Завета. Это сложное и чрезвычайно важное дело было осуществлено им и двумя его помощниками в поразительно короткий срок. Одновременно на славянский был переведен «Патерик» Иоанна Мосха и «Номоканон» — сборник церковных правил. Современные историки с большой похвалой отзываются о достоинствах этих переводов. В самом деле, Мефодий был, по-видимому, очень талантливым переводчиком. Его славянский текст никогда не представляет рабской копии с источника; перевод точен, близок к оригиналу и обладает несомненными литературными достоинствами. Быть может, из всего сделанного Мефодием, его перевод Священного Писания стал самым значительным вкладом в сокровищницу славянской культуры.
    Умер Мефодий в апреле 885 г. и был погребен в соборной церкви в Велеграде.
    После себя он оставил более 200 подготовленных им священников, которых сам обучил славянской грамоте и богослужению.

 

 

Ответ #27: 03 04 2010, 20:12:48 ( ссылка на этот ответ )

О мирской жизни Максима Исповедника — одного из самых выдающихся отцов церкви VII столетия — мы знаем немного. Он родился в 580 г. в Константинополе и происходил из высокопоставленной семьи, которая, кажется, находилась в родстве с императором Ираклием I. В юности он получил серьезное образование, в том числе основательно изучил богословие и философию. Как видно из его сочинений, он был очень начитан, и не только в церковной, но и в светской литературе. В молодые годы Максим служил при дворе в императорской канцелярии, был первым секретарем у императора Ираклия, а потом входил в состав его совета. Уже будучи зрелым человеком, он оставил мир и ушел в уединенную Хризопольскую обитель, вблизи Халкидона, «где процветало тогда любомудрие». Его подвиги стяжали ему уважение братии, и спустя несколько лет он против воли был избран игуменом. По смирению Максим не принял священнического сана, оставаясь только монахом. Широкую известность его имя получило в 30-х гг. VII в., когда жизнь Максима оказалась неразрывно связана с историей догматической борьбы против монофелитов.
    Ересь монофелитов является продолжением или видоизменением ереси монофизитов.
    Император Ираклий понимал, какое зло государству приносит религиозное разделение, возникшее после IV Вселенского собора, и потому прилагал усилия для преодоления раскола. В 20-х гг. VII в., во время похода на персов, Ираклий встретился и долго беседовал с патриархом сирийских монофизитов Афанасием. Тот подал императору мысль, что раскол, возможно, будет преодолен, если православные, не отказываясь от догмата о двух естествах, признают в Иисусе Христе одну волю. (Вопрос об одной или двух волях в Христе был еще не раскрыт церковью, однако, признавая в Христе два естества — божеское и человеческое, православные должны были видеть в Нем две воли.)
    Ираклию предложенный компромисс показался хорошей основой для прекращения церковной смуты. В 630 г. он признал Афанасия законным патриархом Антиохии, а александрийскому патриарху Киру велел войти в сношения с египетскими монофизитами. В 633 г., после долгих переговоров с ними, Кир издал девять согласительных членов, в одном из которых высказывалось учение о единой воле в Христе. Умеренные монофизиты признали эти члены и вступили в общение с Киром.
    Однако православное духовенство в большинстве своем не пожелало принимать вероисповедание Кира, указывая на то, что учение о единоволии — оно подучило название монофелитства (единоволия) — есть, в сущности, прикрытое монофизитство. (Сторонники соглашения 633 г. настаивали на том, что они не уклоняются от исповедания веры IV собора. И действительно, божественное и человеческое начала в Христе они ясно различали, а единство воли относили не к «естеству», а к «ипостаси». Однако эти оговорки не спасали их от уклонения в монофизитство, которое при таком подходе оказывалось неизбежным: приходилось признавать, что божественная воля главенствовала над человеческой, что Христос был «богодвижным» и все человеческое в Нем оставалось пассивно. Другими словами, Христос, если признавалось в Нем единство воли, не имел подлинной свободы и своеобразие человеческого не оттенялось в Нем с достаточной силой.) Одним из первых против монофелитов выступил иерусалимский патриарх Софроний. Но в 637 г. Иерусалим был захвачен арабами и оторван от общецерковной жизни. В 638 г. Ираклий издал так называемое «Изложение веры», в котором признавалось православное учение о двух естествах Христа, но вместе с тем проводилось монофелитское положение о наличии у Него только одной воли. «Изложение» на несколько десятилетий стало официальным вероопределением Константинопольской церкви.
    Как раз в это время имя преподобного Максима сделалось широко известным среди защитников православной веры. Еще в 633 г. — сразу после появления «Девяти членов» Кира — он отъехал из охваченного ересью Константинополя, некоторое время пробыл на Крите, затем перебрался в Египет и, наконец, оказался в Карфагене, где жил в 640–646 гг. Тут он стал признанным главой всего православного движения. По свидетельству его жития, все население не только Африки, но и близлежащих островов «почитали Максима, как своего наставника и вождя». Он много путешествовал по стране, вступал в сношения с епископами и вел обширную переписку. В его трудах православное учение о «двух волениях» Христа получило свое классическое изложение. Монофелитство подняло новый для христианской церкви догматический вопрос — вопрос о человеческой воле и ее соотношении с волей божественной. Эта проблема еще никогда не ставилась богословием с такой определенностью, и готового решения ее не было. Вся полемика Максима с монофелитами сводилась, строго говоря, к разъяснению, что воля есть необходимый элемент человеческой природы, что без воли и свободы человеческая природа будет неподлинна и неполна. Его богословскую систему легче всего понять, исходя из идеи откровения, с которым он связывал творение мира. Миротворчество, по Максиму, процесс длительный, имеющий протяженность как во времени, так и в пространстве. Бог Слово совершенствует, преображает мир, постепенно проявляя Себя в нем. Сначала возникает мир духовный и ангельский. Потом приходит очередь мира физического, который есть, таким образом, закономерное продолжение духовного, как духовный — продолжение божественного. При таком понимании миротворения, четких границ между божественным и духовным, духовным и материальным нет и не может быть. Максим писал, что вещественный мир есть некое таинственное «уплотнение», «сгущение» духовного мира. Поэтому все тварное в своих глубинах духовно Чувственный мир это не преходящий призрак духовного, не распад и не умаление бытия. Напротив, он отражает его истинную полноту и цельность. Само разделение на «материальное» и «духовное» в известной мере условно, так как в своей сущности мир един и один. «Ибо весь умопостигаемый мир таинственно и символически отображается в чувственном. И чувственный мир своими основаниями всецело содержится в умопостигаемом». Смыкание духовного и материального миров с наибольшей полнотой произошло в человеке. Принадлежа в равной мере им обоим, человек являет собой символ всего сотворенного космоса, и в то же время он есть образ Божий. В нем таинственно сосредоточены все энергии, открывающиеся в мире, как материальные, так и божественные. Цель и назначение человека в том, чтобы обнять в своем сознании все планы бытия и через себя соединить их с Богом. Мир достигнет совершенства только тогда, когда Бог будет во всем, и все станет причастно Ему, для чего Бог Слово должен восприять всю полноту тварного естества. Это изначально задуманное соединение, это восприятие должно было совершиться в чуде Боговоплощения, вочеловечивания Бога. Господь для того и открывается миру в своем откровении (созидает его), чтобы стать под конец человеком и через осуществление подлинной согласованности космических сил обратить весь мир в целостный и единый организм. Так что по самому устроению своему человек призван был к обожению, именно в нем через Воплощенное Слово должно было совершиться освящение и обожение всего сотворенного.
    Но эта цель не была достигнута сразу. Грехопадением Адама была разорвана цепь бытия — в мир вошла смерть, разделяющая и разлагающая. Однако этим не был изменен план и строй мира. Грехопадение не внесло значительных корректив в извечный замысел Божий. Неосуществленный через творчество первого человека, он разрешается божественной силой в Христе, Который есть новый Адам и воплощение Слова. В явлении Христа Бог стал человеком — вочеловечился через свое человеколюбие, а человек стал Богом — обожился по своему боголюбию.
    Поэтому в Христе сочетается полнота божественного и полнота сотворенного. В Нем завершается нисхождение Бога в мир, начатое творением, после чего возникает возможность для обратного движения: Он есть как бы начало и конец всего миростроительства — середина и сосредоточие всех веков и всяческого бытия.
    Разбор таинств Боговоплощения и Искупления был центральным в вероучении преподобного Максима. Вопреки сложившейся традиции, он писал, что Слово стало плотью не только и не столько ради искупления первородного греха, сколько ради осуществления первичного божественного замысла, в котором человеку была уделена такая выдающаяся роль. Но произошло Боговоплощение уже в падшем и «расторженном» мире. Поэтому Христос оказался в то же время и Искупителем. Однако тайна Богочеловечества, тайна божественной любви шире и глубже искупительного милосердия. Искупление совсем не исчерпывается одними только отрицательными моментами (освобождением от греха, осуждения, тления, смерти). Главное заключается в самом факте неразрывного соединения естеств Христос есть соединение двух природ — человеческой и божественной, каждая из которых представлена в Нем в своем идеальном совершенстве. Другими словами, божественное воплотилось в Христе полностью, без какого-либо ущерба или «обеднения» для себя. Точно так же во всей полноте воплощается в Христе человеческое. Хотя божественная и человеческая природы различны и неподобны, они находятся в неослабевающем взаимообщении. Обожение человека не есть его растворение или поглощение в Божестве, напротив, именно в Христе человеческое подлинно становится само собой. Он рождается от Девы и поэтому единосущен человеку. Но рождается Христос не от семени, непорочным и девственным рождением, и поэтому свободен от власти первородного греха, тяготеющего над остальным человечеством. В Нем как бы предстает в первозданной человеческой природе, каковой она была до грехопадения. Будучи по сути Своей бесстрастным (каким изначально был Адам), Христос добровольно «облекся в страдательность» человеческого естества и добровольно принял все страсти падшего человека: голод, жажду, страх, усталость и т. п., не приняв только его греха. Он бессмертен (как бессмертен был сотворенный Богом Адам), но Он добровольно, ради искупления, принимает на Себя также смертность Максим писал: «Невинный и безгрешный, Он заплатил за людей весь долг, как если бы Сам был повинен, и тем снова возвратил их к первобытной благости».
    Описанные в Евангелии таинства Боговоплощения, Искупления, Воскресения и Вознесения стали переломным моментом в миротворчестве. Вся история Ветхого Завета являлась как бы подготовкой к ним. В Боговоплощении была восстановлена идеальная природа человека. В Искуплении — преодолено грехопадение. В Воскресении, как в отмене всякой страдательности, немощи и тления, побеждена сама смерть. А Вознесением произошло воссоединение земли и неба, созданного и не созданного с их первопричиной.
    В этом ключе и надо рассматривать вопрос о воле божественной, воле человеческой, об их взаимном отношении и о двух волях в Христе. О том, что грехопадение стало следствием свободы воли, данной человеку при творении, учили многие отцы церкви едва ли не с апостольских времен. Часто в свободе воли видели признак совершенства человеческой природы, своего рода «дар» Бога человеку. Преподобный Максим взглянул на эту проблему под новым углом. Прежде всего он не согласился с тем, что свободу воли и свободу выбора надо относить к совершенству свободы; напротив, они есть умаление и искажение той подлинной свободы, которая дана была человеку при творении. Ибо подлинная свобода есть безраздельное, непоколебимое, целостное устремление души к Богу. Почему вообще «выбор» понимается как обязательное условие свободы? Можно ли с этим согласиться? Так, Бог действует в совершенной свободе, но именно Он не колеблется и не выбирает. Выбор же всегда предполагает раздвоение и неясность, то есть неполноту, нетвердость воли. Низвержение воли во время грехопадения именно в том и заключается, что были утрачены целостность и непосредственность, что воление развернулось в сложный процесс искания, пробы, выбора. Между тем мерилом совершенства воли следует считать ее простоту. А это возможно только через известные слова: «Да будет воля Твоя». В них и заключается высшая мера свободы, приемлющая первотворческую волю Божию.
    Грехопадение было волевым актом, нарушившим божественную волю, в нем произошло повреждение человеческой воли и разобщение ее с волей божественной. В этом смысле грех есть не что иное, как ложное избрание, ложная обращенность воли. Зло как таковое, зло абсолютное не существует изначально, зло возникает как извращение разумной воли, уклонение от Бога к небытию. В результате грехопадения человек потерял способность узнавать Бога и божественное и, по неведению, обратился к материальному. Его сознание переполнилось чувственными образами, и от этого он попал в безысходный круг страсти Исцеление человеческой природы в таинстве Боговоплощения должно было стать прежде всего восстановлением человеческой воли в ее полноте. Раз воля была источником греха ветхого Адама, то именно она прежде всего и требовала врачевания. Спасение не совершилось бы, если бы не была воспринята и исцелена сама первопричина, первоязва грехопадения. Если бы в Христе была бы только одна (то есть божественная) воля, воплощение оказалось бы неполным, и исправление человеческой природы в воплощении имело бы в себе изъян, причем в самом существенном пункте. Но каким образом в едином существе могут быть две воли? Преподобный Максим, разбирая этот вопрос, писал, что между божественной и человеческой волями в Христе не было и не могло быть противоречия, ибо воля Христа была первозданной, которой еще не касалось дыхание греха. Поэтому в ней не было колебаний и противоречий. Она была внутренне единой и полностью согласовалась с волей Божией. Поэтому в Христе не было столкновения двух природных воль. (Но это согласование воль не было их слиянием, то есть нельзя рассматривать это так, что божественная и человеческая воли породили как бы третью — богочеловеческую. Подобный подход ведет к нарушению другого догмата — о неслиянном единстве божеского и человеческого естеств в Христе.)
    В Боговоплощении исправляется природа падшего человека. По вознесении Христа она вновь обретает нетленность, и в конце света на Страшном суде телесно воспрянут все люди, в том числе и грешники. Но воля каждого отдельного человека не может быть исправлена таким же образом. Тут каждый сам должен позаботиться о своем излечении. Пример для этого — жизнь Христа — у всех на слуху. По мере распространения христианства все больше людей будут следовать ему. В этом постепенном (через исправление воли) обожении людей суть и цель всей послеевангельской истории А движется она к кончине мира, когда прекратятся время и всякое движение Тогда мир умрет видимой своей стороной и в то же время воскреснет вновь. И человек воскреснет в этом новом мире, находясь в единстве с ним как часть с целым, как великое в малом Воскресение будет обновлением и одухотворением человечества Бог тогда будет всем и во всем, и все станет совершенным символом единого Бога Все будет проявлять только Бога, и ничего не останется вне Него. Это будет восстановление исконного лада, утраченного в грехопадении. Но не для всех это будет блаженной субботой и покоем. Только люди доброй воли (то есть те, кто сумели согласовать свою волю с волей Божества) найдут в любви и радости богообщения предел и исполнение своей жизни. Для нечестивых воля Божия останется чем-то внешним. Соответственно, для первых огонь Божества откроется как свет просвещающий, а для вторых — как пламень опаляющий и жгучий.
    Учение Максима нашло отклик у многих православных священников. Под его влиянием в 646 г. собор африканских епископов осудил монофелитство. Из Карфагена Максим перебрался в Рим и здесь также с успехом действовал в пользу православия. В 649 г. по его совету папа Мартин собрал в Риме большой собор из 150 западных епископов (известный под названием Латеранского), на котором было вынесено четкое и решительное догматическое постановление о неслитном двойстве естественных волений во Христе. Все эти действия были оценены в столице как раскольнические В 653 г новый император Констанс II велел заключить папу Мартина и Максима под стражу и доставить их в Константинополь.
    С этого времени началась пора мученических подвигов Максима. Босой, без одежды, со скованными руками он был с позором проведен по улицам столицы и затем заключен в темнице. На суде его обвинили не только в церковном расколе, но и в том, что, будучи в Африке, он способствовал передаче тамошних провинций под власть мусульман. «Какое дело мне, иноку, — отвечал Максим, — до завоевателей городов, и мог ли я, как христианин, иметь общение с сарацинами?» Судьи вызвали нескольких лжесвидетелей, Максим легко развеял их клевету, но не добился тем облегчения участи ни для себя, ни для своих соратников. Папу Мартина вскоре сослали в Херсонес, где он и умер от голода. Участь Максима была еще печальнее, так как враги во что бы то ни стало хотели добиться его публичного раскаяния.
    Высланный поначалу в городок Визию во Фракии, он в 655 г. был переведен в монастырь Св. Феодора в Константинополе. Максиму вернули книги, вещи, дали возможность пожить в хороших условиях, а потом стали добиваться от него если и не отказа от своей веры, то, по крайней мере, молчания. Просили его оставить обсуждение спорных вопросов и не поднимать свой голос против императора Максим отказался. Его спрашивали, почему он не хочет иметь общения с константинопольским престолом. Максим отвечал, что когда он увидит Константинопольскую церковь прежней, очищенной от ереси, тогда он с радостью обратится к ней и будет сыном ее, как и раньше. Ему указали на то, что новое исповедание веры не является волей одного императора, но принято на соборах епископов. Максим возразил, что, напротив, исповедание это было осуждено Римским собором. «Не имеет значения этот собор, — говорили ему, — потому что он созван без императорского повеления». Максим отвечал: «Если утверждаются только постановления соборов, созванных по царскому повелению, то не может быть православной веры». Ему указывали на неполитичность его поведения, ибо в тот момент, когда империи грозит нашествие мусульман, он воздвигает церковный раскол, сеет смуты и волнения. Затем передали Максиму не приказ уже, но просьбу императора вступить с ним в церковное общение. «Ибо, — передали ему слова Констанса, — мы твердо уверены, что когда ты вступишь в общение с святой Константинопольской церковью, то присоединятся к нам и все те, которые ради тебя и под твоим руководством отпали от общения с нами». Когда Максим отказал и в этой просьбе, к нему стали подступать уже с гневом и яростью.
    Его спрашивали. «Скажи, злой старик, одержимый бесом! Не считаешь ли ты еретиками всех нас, и город наш, и императора?» С ним опять стали обращаться грубо, и после многих побоев и унижений вновь отправили в ссылку в Перверу, где он пробыл пять лет в тяжелом заключении.
    В 660 г. Максима вновь привезли в Константинополь и стали добиваться того же.
    Его спрашивали: «Вступишь в общение с константинопольским престолом?» «Нет», — отвечал Максим. «Почему же?» «Потому, — стоял на своем Максим, — что предстоятели этой церкви отвергли постановление четырех святых соборов, приняв за правило «девять глав», изданных в Александрии». Ему возражали: «Неужели ты думаешь, что спасешься один, а все прочие погибнут?» Максим отвечал: «Не дай мне Бог осуждать кого-либо, что я один спасусь. Однако же я соглашусь скорее умереть, чем, отступив в чем-либо от правой веры, терпеть муки совести». Пытаясь сломить его упорство, говорили, что уже и его римские единомышленники приехали в Константинополь, чтобы причащаться вместе с патриархом, на что Максим твердо сказал: «Если и вся Вселенная начнет причащаться с патриархом, я не причащусь с ним». Смущенные наконец его непреклонностью, судьи спросили: «Неужели совершенно необходимо исповедовать в Христе две воли?» «Совершенно необходимо, — отвечал Максим. — Если этого нет и если человеческое существо не обнаруживается в действовании, то каким образом можно признавать Христа истинным человеком?» «Мы видим, что все это правда, — говорили ему, — однако не огорчай императора, который, ради мира церкви, повелевает молчать о тех вещах, которые порождают разногласие». «Я не хочу прогневать Бога, — возразил Максим, — умалчивая о том, что Он повелел признавать и проповедовать».
    Видя, что Максим продолжает твердо держаться своих убеждений, судьи приказали жестоко бичевать его острыми воловьими жилами. Тело преподобного было настолько иссечено, что на нем не осталось ни одного живого места. Не добившись ничего, палачи, вытянув язык Максима, отрезали его у самой гортани. Спустя короткое время была у него отрезана и правая рука. Той же казни был подвергнут и любимый ученик Максима Анастасий. Затем его сослали на Кавказ, в Аланию, и заключили в темницу в городе Шемари. Тут Максим, в ужасной тягости, терпя постоянную нужду в самом необходимом, прожил еще три года. Смерть его последовала около 662 г.
    Таков был конец святого Максима, твердостью своей веры оказавшего великую поддержку православию. В 680–681 гг. собравшийся в Константинополе VI Вселенский собор положил конец монофелитской ереси и принял православное учение о двух волениях Христа: «Исповедуем две естественные воли или хотения в Нем и два естественных действия, неразлучно, неизменно, нераздельно, неслиянно, два же естественных хотения — не противные… но Его человеческое хотение не противостоящее или противоборствующее, а последующее, подчиняющееся Его божественному и всемогущему хотению». Это вероопределение было буквальным повторением учения преподобного Максима. Уже мертвый он восторжествовал над своими врагами.
    Монофелиты, в сущности, никогда не являлись многочисленным течением и потому, когда государственная власть перестала их поддерживать, быстро утратили влияние.
    Небольшая община их под именем маронитов сохранилась до наших дней в Ливане. Во главе нее стоит свой патриарх.

 

 

Ответ #28: 03 04 2010, 21:36:21 ( ссылка на этот ответ )

В истории раннего миссионерского движения одна из самых удивительных страниц связана с крещением Ирландии — далекой западной страны, никогда не входившей в состав Римской империи. Все население этого острова было приведено к Христу одним человеком — св. Патриком, память о котором по сей день благоговейно сохраняется каждым ирландцем.
    Сам Патрик говорил о себе, что он родился в местечке Бонавене на западном берегу Римской Британии, которое некоторые писатели отождествляют с деревней близ Думбартона. До принятия монашества его имя было Суккат. Отец его, Кальпурий, был диаконом, а дед — пресвитером в кельтской церкви. Родился Патрик около 389 г.
    Никаких сведений о его детстве не сохранилось. Когда Патрику исполнилось 16 лет, его город подвергся нападению ирландских пиратов. Многих молодых людей ирландцы увезли с собой, чтобы затем продать их в рабство. Патрик оказался среди пленников и был продан земледельцу из Слемиша. Тут в течение следующих шести лет ему пришлось пасти свиней.
    Несмотря на воспитание в христианской семье, Патрик до этого времени не верил в Бога. (Он так вспоминал о своем детстве: «Мы отвернулись от Господа; мы не выполняли Его заповедей и не слушали наших пастырей, что призывали нас к спасению».) Однако, оказавшись в неволе, он начал размышлять о своем духовном состоянии и вскоре нашел утешение в молитве и созерцании. Позже он писал: «Господь открыл мне понимание моего неверия и то, что, хоть и поздно, я могу вспомнить ошибки и повернуться к Господу Богу всем своим сердцем… Он укрепил и утешил меня, как Отец Своего сына». С этого времени жизнь Патрика сопровождалась постоянными молитвами; время от времени он ощущал внутри себя предостережения и советы, в которых узнавал Божий ответ на свои обращения. Один из таких советов в конце шестого года его рабства побудил Патрика бежать от хозяина и направиться к побережью, в порт, где он нашел точно такой корабль, о котором ему говорил внутренний голос. На нем он и покинул остров.
    Обретя свободу, Патрик некоторое время прожил в монастыре на острове Св. Гонората у берегов Галлии, а потом возвратился домой. Родные с радостью приняли его, но воспоминания о земле рабства не оставляли Патрика. Напротив, они вновь и вновь возвращались к нему, пока, наконец, он не понял: Бог хочет, чтобы он опять вернулся туда. В своей «Исповеди» Патрик так описал момент осознания своего миссионерского призвания: «Во сне я увидел человека по имени Викторий, словно бы шедшего из Ирландии с бесчисленным количеством писем; он дал мне одно из них и… в тот момент, когда я читал начало письма, мне показалось, что я услышал голоса тех, кто жил рядом с лесом Фоклута у Западного моря; и вот, что они кричали: «Пожалуйста, святой человек, приди и опять живи среди нас»; их крик пронзил мне сердце, и я больше не мог читать; потом я проснулся».
    Миссионерское служение Патрика в Ирландии началось не сразу. Он поведал о своем призвании оксеррскому епископу Германусу, который приехал тогда по делам в Британию и нашел в его лице покровителя. В 429 г. Германус отправил Патрика учиться в свой монастырь в Оксерре на севере Галлии. При первой же возможности он рукоположил его в диаконы, а потом — в епископы. Путь от мирянина до епископа Патрик прошел всего за два года. Ему было уже за сорок лет, когда он ощутил себя готовым к миссионерскому подвигу.
    Патрик прибыл в Ирландию в 432 г. В то время на острове уже существовали изолированные островки христианства, но большинство населения продолжало жить в язычестве. Сначала он встретил большие затруднения, но ему очень помогли знание языка и нравов страны. Ирландцы поклонялись солнцу, луне, ветру, воде, огню и скалам, верили в самых различных добрых и злых духов. Магия и жертвоприношения, включая человеческие, были неотъемлемой частью религиозных обрядов, отправляемых местными жрецами-друидами. Хорошо зная об их могуществе и влиянии, Патрик даже не пытался вступить с ними в борьбу. Напротив, он постарался сблизиться с друидами, заслужить их уважение, но вместе с тем в диспутах и священнодействиях сумел показать себя более могущественным и искушенным магом, чем сами жрецы.
    Побежденные Патриком, некоторые вожди из друидов приняли христианство. Вскоре ему удалось с помощью богатых подарков убедить местного короля Лугера дать позволение христианам открыто исповедовать свою религию. Затем крестился брат короля, который подарил Патрику участок земли в своем поместье под строительство первой церкви. С этого времени проповеди Патрика имели все больший и больший успех. Ирландцы оказались на редкость восприимчивы к слову евангелия, и принимали крещение целыми семьями и деревнями. Когда христианство утвердилось в прибрежных районах, Патрик двинулся в глубь острова. Слух о нем уже достиг тамошних жителей, и обращение их оказалось более простым делом. Обходя остров, Патрик звуками литавр и барабанов собирал народ и рассказывал ему о жизни и смерти Спасителя. Одних он привлекал к себе кротостью и радостными утешениями, других — подарками. Так, проповедуя, он переходил из одной местности в другую, пока не обошел всю страну.
    После этого постоянным местом его пребывания стал Армаг, превратившийся в дальнейшем в метрополию Ирландской церкви.
    К 447 г., после пятнадцати лет неустанных миссионерских трудов, множество ирландцев уверовали в Христа. К этому времени Патрик уже был признан на всей территории Ирландии как великий человек Божий, однако эта популярность далась ему не легко. В «Исповеди» он рассказывает о том, что двенадцать раз оказывался перед угрозой лишения жизни и несколько раз томился в заключении. Тем не менее он продолжал свое служение еще 15 лет. «Я боялся, — писал он, — как бы начатый мной труд не стал напрасным». За тридцать лет Патрик основал около 200 церквей и крестил почти 100 тысяч новообращенных — успех поразительный, позволяющий причислить Патрика к числу самых замечательных миссионеров в истории христианства. Сам он, однако, считал, что обязан успехам исключительному попечению Божию: «Я умоляю тех, кто верит и боится Бога… чтобы никто никогда не сказал, что мое невежество исполнило хоть что-нибудь из того малого, что я сделал… но судите сами и поверьте истинно, что то был дар Божий». Умер Патрик около 461 г., окруженный глубокой любовью и почтением ирландцев. Ко времени его смерти на острове было много епископов, пресвитеров и монахов.
    Последствия миссионерской деятельности Патрика вышли далеко за пределы Ирландии.
    После смерти святого у ирландцев возникло страстное стремление к миссионерской деятельности, которой они и предались со всем энтузиазмом новообращенных. Горя любовью к Христу, не пугаясь препятствий и трудностей, сотни ирландских исповедников разошлись по всей Центральной Европе и добирались далеко на север, вплоть до Исландии. Но главным приложением их деятельности стала Британия — родина св. Патрика, к этому времени завоеванная германскими племенами англов и саксов и вновь впавшая в язычество.

 

 

Ответ #29: 03 04 2010, 22:24:44 ( ссылка на этот ответ )

Св. Григор Ласуворич

   
   
    Армения — первая страна, где христианство, возобладав над язычеством, завоевало статус государственной религии. Сами армяне считают свою церковь равноапостольной, так как проповедниками евангелия здесь, согласно традиции, были ученики Христа святые апостолы Фаддей и Варфоломей. Первый из них принял мученическую смерть около 50 г., второй — двумя десятилетиями позже, но семя, посеянное ими, вскоре дало обильные всходы. Армянские источники сообщают о трех больших гонениях на христиан: в 110 г. (при царе Ашхадаре), 230 г. (при царе Хосрове I) и 287 г. (при царе Трдате III). Эти гонения не могли бы иметь места, если бы в стране уже в то время не существовало значительного числа христиан.
    Честь окончательного крещения Армении принадлежит святому Григору Ласуворичу (Григорию Просветителю). Он происходил из царского рода Аршакуни, правившего в Армении с середины I в. Отец Григора, Анак, находился на службе у персидского шаха Шапура I. По приказу своего повелителя (который вынашивал планы завоевания Армении) он под видом перебежчика вернулся на родину, имея тайную цель, убить армянского царя Хосрова I. Однажды Анак остановился на ночлег в родовом имении князей Аматуни, где ему пришлось ночевать за занавеской в усыпальнице св. Фаддея. В эту ночь, согласно легенде, и был зачат Григор. Он родился около 252 г.
    Между тем Хосров радушно принял Анака и сделал его своим ближайшим советником.
    Тот долго выжидал случая для задуманного покушения. Однажды во время охоты он напал на царя, нанес ему мечом смертельную рану и попытался скрыться. Однако армянские вельможи поспешили по следам убийцы, настигли его вблизи какой-то реки, убили и утопили в воде. После этого был истреблен весь род Анака и его брата (они были сообщниками), вместе с их женами и детьми. Из всей семьи спасся один только младенец Григор, которого кормилица переправила в камышовой корзине через реку за пределы страны. По словам древнеармянского историка Агатангехоса (чье повествование остается для нас главным источником сведений о жизни святого), Григора, единственного из всей семьи, сохранило Провидение, потому что ему еще во чреве матери была дана св. Фаддеем благодать апостольства — подобно тому «как некогда Иоанну Крестителю — предвозвещение Христа». Когда Шапур узнал о смерти армянского царя, он овладел его страной и предал поголовному истреблению весь род Аршакуни. Спасся только юный сын Хосрова, Трдат, которому удалось укрыться в Риме.
    Детство Григора прошло в Кесарии Каппадокийской, в христианской среде. Здесь он женился и родил двух сыновей. Печальная история его отца была ему хорошо известна. Узнав, что Трдат состоит в римском войске, Григор, не открывая, кто он такой, поступил к нему на службу. В 284 г. император Диоклетиан прогнал из Армении персов и возвел сына Хосрова на царский престол под именем Трдата III.
    Григор вместе с ним вернулся в Армению и продолжал службу при дворе. До поры до времени Трдат мирился с тем, что Григор исповедует христианство. Но однажды, в 286 г., во время большого праздника, тот отказался возложить венок на идола богини Анаит. А когда язычники стали принуждать этого к этому, Григор громко объявил, что на небе и на земле нет другого Бога, кроме Христа. Этим он привел царя в гнев. Трдат велел схватить слугу и пытать его до тех пор, пока он не образумится. Палачи, широко раскрыв Григору рот, вложили ему между зубов кусок дерева, привязали на шею тяжелый камень и подвесили вниз головой над горящим навозом, жестоко избивая при этом палками. Григор мужественно выдержал эти истязания. Тогда, крепко стянув досками его ноги, палачи вбили ему в пятки и подошвы железные гвозди, а затем заставили ходить. Видя, что он по-прежнему славит Христа, ему засыпали в ноздри соль, смешанную с серой и уксусом, а затем надели на голову мешок, наполненный сажей и пеплом. В таком положении несчастный Григор пробыл несколько дней, жестоко страдая от жажды и недостатка воздуха.
    Потом его вновь подвесили вниз головой и строгали ребра железными когтями.
    Святой мужественно перенес все пытки, и его уже собирались обезглавить, когда кто-то донес царю, что он сын Анака. Узнав об этом, Трдат посчитал, что мгновенная смерть будет для Григора слишком легкой карой, и решил сделать ее как можно более мучительной. Он приказал сковать его по рукам и ногам, а потом бросить в глубокий ров, предназначенный для казни самых отъявленных злодеев. «Этот ров был страшен всякому даже при одной мысли о нем», — читаем в житии Григора. Выкопанный «для осужденных на казнь лютой смертью», он был наполнен болотной тиной, змеями, скорпионами и другими ядовитыми гадами. Угодившие сюда умирали через несколько дней. Григор, благодаря Божьему Провидению, провел в этом страшном месте пятнадцать лет. От голодной смерти его спасла одна благочестивая вдова, которая каждый день бросала ему в ров кусок хлеба. Этой скудной пищей Григору и пришлось поддерживать свою жизнь.
    Конец его мучениям пришел только в 300 г. В этот год в Армению из восточных провинций Римской империи бежали тридцать семь христианских дев под предводительством святой игуменьи Гайянэ. Одна из монахинь — Рипсимия — отличалась редкой красотой. Узнав об этом, Трдат пожелал сделать ее своей наложницей. Юная монахиня ответила ему отказом. Тогда царь велел жестоко истязать ее, а затем убить. Затем со многими мучениями умертвили всех ее подруг.
    Это преступление не могло остаться без возмездия, и Трдат был сурово наказан Богом — однажды во время охоты он лишился рассудка и даже облика человеческого, сделавшись как бы диким вепрем. Никто из врачей не мог исцелить его. Но однажды сестре Трдата, Хосровидухте, явился во сне великий и славный муж, который сказал ей: «Трдат не исцелится, если Григор не будет выведен изо рва». Сейчас же по приказу царевны слуги извлекли Григора из места его заключения. Он явился на божий свет бледный, обросший волосами и ногтями, исхудавший и почерневший от болотной тины, но живой.
    Далее в житие Григора мы читаем: «Святого омыли, одели в новые одежды и, подкрепив пищей, повели к царю, имевшему вид вепря. Все вышли к Григору с великим почтением, кланялись, припадали к его ногам и молили его, чтоб он упросил своего Бога об исцелении царя». Григор прежде всего собрал останки святых дев и оплакал их. Затем он стал поучать мучителей, чтоб они отвратились от идолов и уверовали во Единого Бога и Сына Его Иисуса Христа. Увидев их смирение, он велел построить церковь и перенести в них тела блаженных мучениц.
    Наконец он привел Трдата к их телам, чтоб он просил их молитв перед Господом. И как только царь исполнил его повеление, к нему тотчас вернулся человеческий облик. Случилось это на 17-м году царствования Трдата, в 301 г. Вскоре царь крестился. Вместе с ним приняли крещение его семья, сатрапы, армия, а затем и весь народ. В 302 г. по желанию Трдата епископ кесарийский Леонтий посвятил Григора в епископы Армении. В 303 г. в армянской столице Вагаршапате был заложен Эчмиадзинский кафедральный собор.
    После этого, переходя из города в город, Григор стал рукополагать священников, строить монастыри, церкви, школы, богадельни. Всего он основал около 400 местных епархий для духовного управления Арменией и окрестными странами. Отправляемые им миссии крестили Грузию, Каспийскую Албанию и Антропатену. Позже вместе с царем Трдатом он ездил в Рим к императору Константину для заключения договора о союзе.
    Во время этого путешествия римский епископ Сильвестр пожаловал Григору частицу мощей св. апостола Павла, левую руку апостола Андрея и много других даров. По возвращении Григор основал монастырь Ашидишед. В 318 г. он отрекся от своего епископства в пользу сына Аристакеса и провел последние годы в уединении в этом монастыре. Умер Григор в 325 г., вскоре после I Вселенского собора.

 

 

Страниц: 1 ... 4 5 6 7 8 ... 22 | ВверхПечать