Плиний считал, что название «друид» было греческим термином. Однако это слово является чисто кельтским, и его значение, вероятно, подразумевает, что, подобно всем волшебникам и знахарям, друид считался «знающим». Оно состоит из двух частей — «дру-», которая рассматривалась М. Д"Арбуа как усилительная, и «виде», от «вид», то есть «знать», или «видеть». Поэтому слово «друид» означало «весьма знающий» или «мудрый». Возможно, однако, что «дру-» связано с корнем, который в кельтском языке дает слово «дуб», — галльское «деруо», ирландское «дайр», уэльское «дерв», — и что дуб, занимавший важное место в культе, был, таким образом, соотнесен с названием священника. Галльская форма слова была, вероятно, «друйс», древнеирландская «драй». Современные формы в ирландском и галльском языке шотландцев — «друй» и «драой» — означают «волшебник».

М. Д"Арбуа и другие иccледователи, принимая изречение Цезаря о том, что «система [друидизма] считается изобретенной в Британии и оттуда была перенесена в Галлию», утверждают, что друиды были священниками гойделов в Британии, которые навязали себя галльским завоевателям гойделов, и затем друидизм попал в Галлию примерно в 200 году до н. э. Но это — едва ли возможно. Даже если друиды были приняты как священники галлами-завоевателями в Британии, они должны были повлиять на галлов, живущих в Галлии. Гойделы и галлы были родственными народами по языку и религии, и было бы странно, если бы они не обладали похожим институтом священства. Кроме того, гойделы были континентальным народом, и друидизм, возможно, тогда процветал среди них. Почему это не повлияло в то время на родственные им кельтские племена, жившие без друидов? Далее, если мы принимаем теорию профессора Мейера о том, что ни один гойдел не ступал на землю Британии до II века, галлы не могли заимствовать друидское священство от гойделов.

Цезарь просто говорит: «Считается, что друидизм прибыл в Галлию из Британии». Это, возможно, его собственное мнение, основанное на том, что тот, кто хотел совершенствоваться в друидском искусстве, ехал в Британию. Это было возможно потому, что Британия была менее открытой для иностранных влияний, чем Галлия, и ее друиды, не тронутые влиянием других, считались более могущественными, чем друиды Галлии. С другой стороны, Плиний, по-видимому, думал, что друидизм пришел в Британию из Галлии.

Другие авторы — сэр Джон Рис, сэр Г.Л. Гомм и С. Рейнак — на различных основаниях поддерживают ту теорию, что друиды были докельтским священством, принятым кельтскими завоевателями. Сэр Джон Рис считает, что друиды аборигенов Галлии и Британии заключили с кельтскими завоевателями соглашение. Друидизм был принят гойделами, но не бриттами. Поэтому в Британии жили бритты без друидов, аборигены, испытавшие влияние друидизма, и гойделы, которые объединили арийское многобожие с друидизмом. Друидизм был также религией народов от Балтики до Гибралтара и был принят галлами. Но если это так, то трудно понять, почему родственные им бритты не приняли друидизм, а наши знания о религии бриттов слишком скудны, чтобы мы могли доказать, влияли на них друиды или нет, хотя есть предположение, что влияли. Также нет никаких исторических свидетельств, чтобы показать, что изначально друиды не были кельтскими священниками. Всюду они появляются как высшее и доминирующее священство кельтов, священники побежденного народа едва ли могли получить такую власть над завоевателями. Отношение кельтов к друидам совершенно отличается от отношения завоевателей, которые иногда обращались за помощью к знахарям побежденного народа, потому что они обладали более сильным магическим влиянием посредством автохтонных богов. Кельты не прибегали к друидам от случая к случаю; есть основание думать, что они принимали их полностью, были в их власти во всех жизненных сферах, в то время как их собственные священники, если таковые были, безропотно принимали этот порядок вещей. Все это невероятно. Данное Цезарем, Страбоном и другими описание положения друидов среди кельтов как судей, избиравших вождей племени, правителей, учителей, а также служителей религии, скорее предполагает, что они были аборигенными кельтскими священниками, издавна принятыми у этого народа.

Сэр Г.Л. Гомм поддерживает теорию, согласно которой друиды были докельтским священством, потому что, по его мнению, их магические верования, их практика человеческих жертвоприношений и искупления одной жизни другой противоположны «арийскому духу», так же как чужеродны этому их функции улаживания противоречий, вопросов оценки и наследования собственности установления границ. Эти взгляды автор подтверждает сравнением положения друидов с положением неарийского населения в Индии, которое иногда передает священнические функции индийским деревенским общинам. Однако можно усомниться в том, что это сравнение случайной индийской традиции с кельтской практикой двухтысячелетней давности является правильным. Как уже было отмечено, друиды не предоставляли кельтам никаких священнических функций, и именно это затрудняет доверие к этой теории. Кельтский отец семейства был священником и судьей в своем собственном клане, отдаст ли он легко свои права чужеземному и побежденному священству? С другой стороны, предводители кельтов, вероятно, сохранили некоторые священнические функции, полученные с того времени, когда функции вождя и священника еще не различались. Несомненно, свидетельство Цезаря не подтверждает ту идею, что «только среди самых грубых так называемых кельтских племен мы обнаруживаем это внешнее наложение официального священства». Согласно Цезарю, власть друидов в Галлии была всеобщей, и если их положение действительно соответствовало положению священников-париев, то явная враждебность римской власти к ним, поскольку они обладали таким огромным влиянием на кельтскую мысль и жизнь, была необъяснима. Кроме того, если «арийский дух» был так противоположен друидским нравам, то почему арийские кельты с такой готовностью приняли друидов? В этом случае укрыватель краденого столь же плох, как и похититель. Сэр Г.Л. Гомм придерживается того убеждения, что арийцы были народом сравнительно высокой цивилизации, который отверг, даже если они когда-либо сами им обладали, дикарское «прошлое». Но старые верования и нравы обычно еще долго сохраняются в растущей цивилизации, и, если взгляды профессора Серджи и других верны, арийцы были даже менее цивилизованны, чем народы, которых они завоевали. Магические ритуалы, человеческие жертвоприношения, доминирование священства были настолько же арийскими, как и неарийскими, и если кельты имели сравнительно чистую религию, то почему они так скоро позволили ей оскверниться незрелым суеверием друидов?

С. Рейнак, как мы уже видели, считает, что кельты не имели никаких изображений, потому что они были запрещены их священниками. Этот запрет был докельтским в Галлии, поскольку не существует никаких неолитических изображений, хотя есть огромные мегалитические структуры, предполагающие существование великой религиозной аристократии. Эта аристократия навязала себя кельтам. Мы уже видели, что нет никаких оснований для веры в то, что кельты не имели никаких изображений, поэтому этот аргумент не имеет силы. С. Рейнак затем доказывает, что кельты приняли друидизм, как римляне приняли восточные культы, а греки — местные культы пеласгов. Но ни римляне, ни греки не отказались от собственной веры. Действительно ли кельты были народом без священников и без религии? Мы знаем, что они, должно быть, приняли много местных культов, но то, что они приняли всю религию коренного населения и его священников, невероятно. С. Рейнак также утверждает, что, когда кельты появились в истории, друидизм был в упадке; кельты, или по крайней мере военная каста среди кельтов, вновь заявили о себе. Но друиды не выглядят как слабеющий класс на страницах Цезаря, и их власть все еще была высшей, если судить по враждебности к ним римского правительства. Если военная каста восстала против них, то это не доказывает, что они были инородным телом. Подобную борьбу можно заметить всюду, где священники и воины образуют отдельные касты, каждая из которых хотела править, как, например, в Египте.

Другие авторы доказывают, что мы не обнаруживаем друидов ни в районе Дуная, ни на Цизальпинской территории, ни в Трансальпийской Галлии, «за пределами региона, занятого кельтами». Это доказательство могло иметь смысл только в том случае, если бы кто-либо из классических авторов указал точные регионы, где друиды существовали. На самом деле эти авторы просто описывали друидизм как общекельтский институт или такой, каким они знали его в Галлии или Британии. Нет никаких оснований считать, что друиды не существовали всюду, где были кельты. Друиды и семнотеои кельтов и галатов, о которых есть упоминание во II веке до н. э., очевидно, были священниками кельтов иных, чем кельты Галлии, а у кельтов в Цизальпинской Галлии были свои священники, хотя формально они не именовались друидами. Этот аргумент имеет здесь мало значения, поскольку упоминания о друидах весьма краткие, и это говорит против их некельтского происхождения, поскольку мы не слышим о друидах в Аквитании, которая была некельтским регионом.

Теория некельтского происхождения друидов предполагает, что у кельтов не было никаких священников или они были вытеснены друидами. У кельтов были священники, называемые гутуатри, прикрепленные к некоторым храмам. Их название, возможно, означало «ораторы», то есть те, кто обращается к богам. Согласно этой теории, функции друидов были намного более обширны, поэтому М. Д"Арбуа предполагает, что до вторжения у кельтов не было никаких священников, кроме гутуатри. Но вполне вероятно, что они были друидским классом, служителями местных святилищ, и имели связь с друидами, поскольку друиды были сложным священством с разнообразными функциями. Если священники и служители Беленоса, описанного Авсонием и названные им oeditms Beleni, были гутуатри, то последние, должно быть, были связаны с друидами, поскольку он говорит, что они имели друидское происхождение. «Священники рощи» Лукана, возможно, были гутуатри, а священники и другие служители Бойи, возможно, были друидами (и гутуатри). По-видимому, существовал и другой класс храмовых служителей. Имена, начинающиеся с имени бога и оканчивающиеся на «гнатос» («приученный к», «возлюбленный»), вртречаются в надписях и могут обозначать людей, посвященных с юности служению в роще или храме. С другой стороны, эти названия могут подразумевать то, что их носители были посвящены в культ какого-то конкретного бога.

Наша гипотеза о том, что гутуатри были классом друидов, подтверждается свидетельствами классических авторов, которые, как правило, показывают, что друиды были великим институтом священства, обладающим различными функциями — священническими, пророческими, магическими, медицинскими, судебными и поэтическими. Цезарь приписывал их друидам в целом, но у других авторов они, по крайней мере частично, находятся в руках различных классов друидов. Диодор упоминает о кельтских философах и теологах (друидах), прорицателях и бардах, как и Страбон и Тимаген. Страбон говорил о греческой огласовке местного названия прорицателей, кельтской формой которого, вероятно, было «ватис» (ирландское «файт»). Возможно, это были также поэты, поскольку «ватис» означает и певца, и поэта; но у всех трех авторов барды — это весьма почетный класс, воспевающий деяния знаменитых людей. Друид и прорицатель также были тесно связаны, поскольку друиды изучали натурфилософию и моральную философию, а прорицатели были исследователями природы, согласно Страбону и Тимагену. Никакое жертвоприношение не могло быть совершено без участия друидов, как говорят Диодор и Страбон, но при этом оба говорят о прорицателях как имеющих отношение к жертвоприношениям. Друиды также пророчили, как и прорицатели, согласно Цицерону и Тациту. Наконец, Лукан упоминает только о друидах и бардах. Прорицатели были, вероятно, друидским подклассом, стоявшим на полпути между собственно друидами и бардами и принимавшим участие в некоторых из функций обоих классов. Плиний говорит о «друидах и этой расе пророков и врачей», и это предполагает, что одни из друидов были священниками, другие прорицателями, а были еще и те, кто занимался эмпирической медицинской наукой.

В целом это согласуется с тем, что встречается в Ирландии, где друиды, появляющиеся в текстах главным образом в качестве магов, были также священниками и учителями. Бок о бок с ними были филид, «ученые поэты», сочинявшие согласно строгим правилам искусства, бывшие выше третьего класса, бардов. Филид, которые, возможно, были известны также как фатхи, «пророки»[1], были также прорицателями, предсказывавшими согласно строгим правилам прорицания, причем некоторые из этих предсказаний подразумевали жертвоприношения. Друиды также были прорицателями и пророками. Когда друиды были отстранены от власти в связи с приходом христианства, филид остались в качестве образованного класса, возможно, потому, что они отказались от всех языческих практик, в то время как число бардов значительно сократилось. М. Д"Арбуа предполагает, что была конкуренция между друидами и филид, которые делали общее дело с христианскими миссионерами, но это не подтверждается свидетельствами. Таким образом, три класса в Галлии — друиды, ваты и барды — соответствуют трем классам в Ирландии — друиды, фатхи (или филид) и барды[2].

Таким образом, мы можем сделать вывод, что друиды были чисто кельтским священством, принадлежащим как к гойделской, так и галльской ветви кельтов. Идея о том, что друиды не были кельтскими, иногда соединяется с той гипотезой, что друидизм был институтом, привитым к кельтской религии извне, и что кельтское многобожие не было частью веры друидов, но было санкционировало ими, в то время как они обладали определенной теологической системой только с несколькими богами. Это — идея авторов, которые видели в друидах оккультное и тайное священство. Друидизм развился с ростом нативной (аборигенной) религии и магии. Там, где они стали более цивилизованными, как, например, на юге Галлии, они, возможно, оставили многие магические практики, но как класс они занимались магией и, должно быть, принимали участие в местных культах, как и в культах великих богов. То, что они были философствующим священством, защищающим чистую религию среди политеистов, — необоснованная теория. Друидизм не был оформившейся системой вне кельтской религии. Он охватывал всю область кельтской религии; другими словами, это и была сама религия.

Впервые друиды упомянуты Псевдо-Аристотелем и Сотионом во II веке до н. э., и это упоминание сохранил Диоген Лаэртский, сказав, что «есть среди кельтов и га-латов те, которые называются друидами, и семнотеои». Эти два слова, возможно, были синонимами, или они свидетельствуют о наличии двух классов священников, или опять же друиды, возможно, были кельтскими, а семнотеои — галатскими священниками. Затем со временем появляется описание Цезаря. Более поздние авторы отводят друидам высокое место и неопределенно говорят о друидской философии и науке. Цезарь также упоминает об их науке, но и он, и Страбон говорят о ритуальных человеческих жертвоприношениях. Светоний описывает их религию как жестокую и примитивную, и Мела, который пишет об их учености, считает человеческие жертвоприношения варварством. Плиний ничего не говорит о друидах как о философах, но намекает на их священнические функции и соединяет их с магико-медицинскими ритуалами. Трудно объяснить эти расходящиеся мнения. Но когда римляне более близко познакомились с друидами, они обнаружили у них меньше философии и больше суеверий. Из-за жестоких обрядов и враждебности кельтов по отношению к Риму они стремились подавлять их, но они никогда не делали бы этого, если бы у друидов были тайные философы. Считается, что фраза Плиния «друиды и эта раса пророков и врачей» показывает, что из-за римских преследований друиды превратились в своего рода знахарей, но, как было замечено, скорее эта фраза описывает различные функции друидов, и при этом она относится не к состоянию, в котором они находились после репрессивного указа, а к тому состоянию, в котором они были найдены. Информация Плиния была также ограниченной.

Неясная мысль о том, что друиды были философами, шаблонно повторялась разными авторами, которые рассматривали варварские расы так, как Руссо и его школа рассматривали «благородных дикарей». Римские авторы, скептически настроенные относительно будущей жизни, были очарованы идеей варварского священства, учившего о бессмертии в дикой Галлии. За это учение поэт Лукан пел им хвалу. Возможно, друиды поначалу впечатлили греческих и латинских наблюдателей своей магией, организованностью и тем, что, подобно многим варварским священствам, кроме священства Греции и Рима, они проповедовали свое учение. Их знание было божественным образом передано им, «они говорили на языке богов». Поэтому легко было что-нибудь вычитать в этом учении. Так быстро развилась друидская легенда. С другой стороны, современные авторы, возможно, преувеличили ценность классических свидетельств. Когда мы читаем о друидских сообществах, не стоит рассматривать их как что-то более высокое, чем организованное священство варваров. Их учение о метемпсихозе, если оно действительно преподавалось, не связано с этическим содержанием, как в пифагорействе. Их астрономия была, возможно, астрологичной; их знание природы было серией космогонических мифов и предположений. Если существовала истинная друидская философия и наука, то странно, что об этом всегда упоминается туманно и что они не оказали никакого влияния на мысль того времени.

Классические авторы обнаружили также связь между друидской и пифагорейской системами, при этом система друидов рассматривалась как соответствующая учению греческого философа. Вполне вероятно, что некоторые пифагорейские учения достигли Галлии, но когда мы исследуем тот пункт, в котором эти две системы, как предполагалось, пересекаются, а именно учение о метемпсихозе и бессмертии, то между ними не обнаруживается никакого настоящего сходства. Существуют кельтские мифы о перерождении богов и героев, но эсхатологическое учение состоит, очевидно, в том, что душа облачается в тело в потустороннем мире. У кельтов нет идеи о перерождениях на этой земле как наказании за грех. Друидское учение о телесном бессмертии было ошибочно воспринято как тождественное пифагорейскому учению о душе, перевоплощающейся из одного тела в другое. Затем были обнаружены другие пункты сходства. Организация друидов был принята Аммианом за своего рода общинную жизнь. Хотя друидское сознание всегда стремилось к возвышенному, тот, кто писал о друидах наиболее полно, ничего об этом не знал.

Подобно священникам всех религий, друиды, несомненно, искали такое знание, которое было бы открыто для них, но это не подразумевает того, что они обладали какой-то заумной философией или тайным богословием. Они руководствовались идеями, циркулировавшими во всех варварских обществах, и они были одновременно священниками, магами, врачами и учителями. Они не позволяли, чтобы их священные гимны были записаны, и учили им втайне, как это обычно было всюду, где действенность гимна или молитвы зависела от правильного использования слов и в передаче их другим людям соблюдалась тайна. Их ритуалы, насколько нам известно, отличаются, хотя и немного, от ритуалов других варварских народов и включают в себя человеческие жертвоприношения и предсказания по телу жертвы. Они исключали виновных от участия в ритуале — обычная практика наказания, применяемая к нарушителям табу во всех примитивных обществах.

Идея о том, что друиды учили тайной доктрине — монотеизму, пантеизму или чему-то подобному, — не подкреплена никакими свидетельствами. Несомненно, они сообщали тайны посвященным, как это делалось в варварских мистериях повсюду, но эти тайны состояли из магических и мифических формул, описания сакрального и какого-нибудь учения о богах или о моральных обязательствах. Эти учения сохранялись тайными не потому, что были абстрактными, а потому, что они потеряли бы свое значение и разгневали богов, если бы стали слишком общедоступными. Если друиды учили религиозным и моральным вопросам тайно, то, возможно, эти вопросы заключали в себе, согласно Диогену Лаэртскому, тройной принцип: «Поклоняться богам, не делать зла и быть мужественными»[3].

К этому можно было бы добавить космогонические мифы и домыслы, а также магические и религиозные формулы. Это станет более очевидным, когда мы исследуем положение и власть друидов.

В Галлии и в некоторой степени в Ирландии друиды образовали священническое сообщество — факт, который подтолкнул классических наблюдателей предположить, что они жили вместе, подобно пифагорейским общинам, хотя, вероятно, это не более чем некая священническая организация. М. Бертран считает, что друиды были своего рода монахами, живущими жизнью общины, и что ирландское монашество было трансформацией этой системы. Это чистый вымысел. Ирландские друиды имели жен и детей, и друид Дивициакус был семейным человеком. Цезарь ни слова не говорит об общинной жизни у друидов. Враждебность христианства к друидам предотвратила любое копирование их системы, и ирландское монашество было сформировано по образцу монашества континента. Друидская организация, возможно, означала не больше чем то, что друиды были связаны некоторыми узами, имели определенное иерархическое деление или различались по функциям и что они участвовали в отправлении общих ритуалов. В Галлии один главный друид имел власть над другими, и это положение было выборным. Возможно, островные друиды были организованы подобным образом, поскольку мы слышим о главном друиде, primus magus, в то время как у филид был ардфиле, или руководитель, избиравшийся на эту должность. Священство не было кастой, но было открыто для тех, кто проявлял способности к этому. Был длинный период ученичества, длившийся даже до двадцати лет; в Ирландии период ученичества филе продолжался от семи до двенадцати лет.

Цезарь пишет, что ежегодно друиды Галлии собирались в центральном месте и там улаживали споры, потому что считались самыми справедливыми из людей. Друиды также действовали как судьи в случаях убийств. Насколько далеко распространялись подобные обязательства, неизвестно, но тем, кто не подчинялся решению друидов, было запрещено участвовать в жертвоприношениях, и все избегали их. Другими словами, они были табулированы. Таким образом, магико-религиозная санкция могла быть усилена судебными решениями друидов. По свидетельству Страбона, в Галатии двенадцать тетрархов имели совет из трехсот человек, и они встречались в месте, названном Друнеметон, чтобы рассматривать случаи убийств. Независимо от того, является ли филологически допустимым соединять «дру-» с соответствующим слогом в слове «друид», сходство со словом «неметон», означающий галльское собрание в «священном месте», возможно, в роще (неметон), очевидно. Мы не знаем, были ли ирландские друиды судьями, но филид выносили судебные решения, и может быть, это остатки их связи с друидами[4].

Диодор описывает друидов, примиряющих воюющие стороны и приручающих их как диких зверей, посредством заклинания. Вероятно, здесь говорится о вмешательстве друидов, чтобы предотвратить разрушительную силу кровной вражды или межплеменных войн. Они также, по-видимому, имели власть в выборе правителей. Конвиктолитанис был избран на должность судьи священниками в Галлии, «согласно обычаю этого государства», по словам Цезаря. В Ирландии после причащения мясом белого быка, возможно жертвенного животного, мужчина ложился спать, в то время как четверо друидов пели над ним, «чтобы привести ему правдивого свидетеля». Затем он видел в сновидении человека, который должен быть избран правителем. Возможно, друиды использовали гипнотическое внушение; может быть, медиум был ясновидящим.

Дио Хризостом утверждает, что правители были служителями друидов и ничего не предпринимали без них. В целом это согласуется со свидетельствами ирландских текстов. Друиды всегда сопровождают правителя и имеют на него большое влияние. Согласно отрывку из «Тайн», «люди Уль-стера не должны говорить перед правителем, правитель не должен говорить перед своим друидом», и даже Конхобар хранил молчание до тех пор, пока не заговорил друид Катхбад. Эта власть, похожая на власть многих других свя-щенств, должно быть, помогала уравновешивать класс воинов, и это тем более правдоподобно, если мы вспомним тот факт, что друиды утверждали, что создали Вселенную. Возможно, институт «вождь-священник» был очень древним, и это объясняет, почему, как только эти должности были разделены, священники имели так много политической власти или претендовали на нее.

Должно быть, они имели политическую власть в качестве наставников и учителей, и вполне можно говорить, что подчинение их власти было внушено ими самими. Цезарь пишет, что и в Галлии, и в Ирландии они учили других, которые намеревались стать друидами. Как уже было замечено, их учение не было записано, но передавалось устно. Они проповедовали бессмертие, веря, что таким образом люди будут побуждены к доблести, укрепляли патриотизм этой догмой. Они также передавали «много знаний о звездах и их движении, размерах Вселенной и Земли, природе вещей и о силе и могуществе бессмертных богов». Страбон также говорит об их нравственных учениях. Как уже было замечено, научные достижения друидов легко преувеличить. Их астрономические знания были, вероятно, весьма скромными и были смешаны с астрологией; их натурфилософия была массой космогонических мифов и предположений; их теология была скорее мифологией; их моральная философия — рядом принципов, какие встречаются во всех варварских сообществах. Их медицинские знания, судя по тому, что говорит Плиний, были в значительной степени магическими. Некоторые друиды, например на юге Галлии, могли иметь доступ к классическим знаниям, и Цезарь говорит об использовании у них греческой письменности. Она едва ли могла быть общедоступной и, должно быть, отчасти заменяла использование своих шрифтов. По отношению к греческой письменности использование огамов в Ирландии и, возможно, в Галлии было дополнительным. Ирландские друиды, возможно, писали книги, поскольку король Лоэгайре пожелал, чтобы книги святого Патрика и книги друидов были испытаны водой, чтобы проверить обоснованность претензии их владельцев.

В религиозных делах друиды были высшими, поскольку только они знали богов и небесных божеств. Они управляли и организовывали все обряды и следили за публичными и частными жертвоприношениями, и ни одно жертвоприношение не было полным без вмешательства друида. Мрачные и жестокие обряды друидов ужасали римлян и любопытным образом контрастировали с их предполагаемой «философией». Они использовали гадания и имели постоянные формулы заклинаний, а также ритуальные деяния, с помощью которых узнавали будущее. Перед всеми важными вопросами, особенно перед военными походами, у них спрашивали совет, потому что они могли провидеть будущее.

Друиды или их посвященные давали имена и совершали что-то вроде крещения. Много примеров этого встречается в ирландских текстах. Так, о Коналле Кернахе говорится: «Друиды пришли крестить ребенка в язычество, и они пропели заклинание языческого крещения (байтхис гейнтлидхе) над маленьким ребенком», а об Ай-лиле сказано, что он «крестился в друидских потоках». В уэльской истории мы читаем, что Гври «крестился крещением, которое было распространено в то время». Подобные примеры были обычны в обрядах, связанных с именами, у многих народов, и, возможно, обычай на Гебридах, когда акушерка окропляет ребенка тремя каплями воды и дает ему временное имя, — это сохранившийся след той практики. Регулярное крещение появилось позже, но этот предварительный обряд отгонял фей и обеспечивал похороны в священной земле, точно так же, как этот языческий обряд был защитным и давал племенные привилегии.

В похоронных обрядах, которые в Ирландии состояли из оплакивания, жертвоприношений и установления камня, подписанного на могиле огамическим письмом, принимали участие друиды. Друид Дергдамса произнес речь над ос-сиановским героем Маг-нейдом, похоронил его своими руками и пропел руну. Огамная надпись также была друидского сочинения, и, поскольку ни одно жертвоприношение не было полным без вмешательства друидов, они, должно быть, помогали также в обильных жертвоприношениях, которые происходили на кельтских похоронах.

Слова Плиния «друиды и эта раса пророков и врачей» предполагают, что медицинское искусство, возможно, было в руках особого класса друидов, хотя все они могли немного разбираться в этом. Для лечения использовались травы и применялись магические обряды, которые можно рассматривать как более важное средство, чем используемые при этом лекарства из трав. В Ирландии друиды также занимались целительством. Так, когда Кухулин заболел, Змер сказал: «Если бы это был Фергус, Кухулин не успокоился бы, пока не обнаружил, что друид способен открыть причину этой болезни». Но упоминаются как целители и дру гие люди, не относящиеся к друидам, например одна женщина, — возможно, это реминисценция того времени, когда это искусство практиковалось женщинами. Возможно, однако, эти целители были связаны с друидским сообществом так же, как барды.

До сих пор более важными были магические силы друидов — вызывание или прекращение солнечной погоды или дождя, вызов штормов, совершение обрядов, которые делали женщин и скот плодовитыми, использование заклинаний, смертельных заклятий, превращение в другое существо и в невидимого, порождение магического сна, возможно гипнотического. Они также пользовались спросом как изготовители ядов. Поскольку галлы пришли в Британию, чтобы совершенствоваться в друидском искусстве, возможно, островные друиды были более посвящены в магию, чем друиды Галлии, но так как считается, что последние «приручают людей, как приручают диких зверей», очевидно, это скорее относится к их магическому искусству, чем к какой-то туманной философии, которой они якобы обладают. Однако друиды были достаточно проницательны, чтобы использовать все средства, которыми они могли бы приобрести политическую власть, и некоторые из них, возможно, были открыты для влияния классического образования еще до римского вторжения.

Друиды как в Галлии (в обряде, связанном с омелой), так и в Ирландии одевались в белое, но Страбон говорит об их алой и вышитой золотом мантии, их золотых ожерельях и браслетах. Опять же главный друид короля Ери-на носил цветной плащ и золотые серьги, а в другом примере друид носит бычью шкуру и пятнисто-белый птичий головной убор с трепещущими крыльями. Была также какая-то особая тонзура, используемая друидами, которая, возможно, означала рабскую покорность богам, как это было принято у воинов — жертвовать свои волосы божеству, если оно подарит победу. Подобным образом волосы друида были пожертвованы богам, и тонзура отмечала их служителя.

Некоторые авторы пытались провести различия между друидами Галлии и Ирландии, особенно в вопросах их священнических функций. Но, хотя некоторые отрывки в ирландских текстах говорят о том, что ирландские друиды были священниками, принимающими участие в жертвоприношениях и т. д., почти все отрывки, касающиеся культа или ритуала, по-видимому, были преднамеренно изъяты. Поэтому друиды выглядят скорее как маги, и это естественно, поскольку, как только народ стал христианским, друиды, как правило, уже утратили свои священнические функции. Подобно друидам Галлии, они были наставниками и принимали участие в политических делах. Это показывает, что они были чем-то большим, чем простые маги. В ирландских текстах слово «друид» используется несколько свободно и применяется к правителям и поэтам, возможно, потому, что они были учениками друидов. Но нельзя сомневаться относительно того, что друиды в Ирландии выполняли функции общественных священников. Летописцы рассматривают священников или знахарей различных народов как друидов из-за невозможности судить о них в исторической перспективе. Но один факт показывает, что друиды были священниками кельтской религии в Ирландии. Туата Де Дананн — были проповедниками друидских знаний. Поэтому о богах и священниках, которые служили им, у более поздних авторов имеются противоречивые сведения. Враждебность христианских миссионеров по отношению к друидам показывает, что они были священниками; если бы это было не .так, то оставалось бы открыть, какая же группа людей осуществляла священнические функции в языческой Ирландии. В Ирландии их судебные функции, возможно, были менее важны, чем в Галлии, и возможно, они не были так строго организованы; но здесь мы уже находимся в области догадок. Они были освобождены от военной службы в Галлии, но в Ирландии они были «хорошими бойцами», так же как в Галлии они иногда воевали, подобно средневековым епископам. В обеих странах они присутствовали на полях сражений, чтобы совершать необходимые религиозные или магические обряды.

Поскольку друиды были организованным священством, господствующим над всей религиозной сферой, со способ ностями к учительству и магии, в которую тайно верил народ, считая, что они обладают ключом к потустороннему миру, легко понять, сколько почитания им, должно быть, оказывалось. Связывая это с влиянием Римской церкви в кельтских областях и властью протестантских служителей в Нагорье и в Уэльсе, некоторые считали, что кельты обладали врожденной склонностью быть подконтрольными. Если это верно, мы можем только сказать: «Народ желает этого, а священники — язычники, паписты или протестанты — управляют своими средствами!»

Таким образом, после тщательной проверки положения и функций друидов мы можем отказаться от неправильных представлений о них. Они не владели какой-либо сложной для понимания тайной мудростью. И ритуал вроде сбора омелы, не будучи таким уж важным, был достаточно второстепенным делом.

В Галлии римская власть разрушила влияние друидов, возможно, благодаря распространению христианства, но именно христианство направило их в Ирландию и в Британию, изгнав за пределы Римской империи. Друидская организация, их влияние в политике и совершении правосудия, их патриотизм, а также их практика человеческих жертвоприношений и магических ритуалов были совершенно неприемлемы для римской власти, которая выступала против них главным образом на политических основаниях. Магия и человеческие жертвоприношения были подавлены, потому что противоречили римским нравам. Первая атака на друидов была во времена Августа, который запретил римским гражданам принимать участие в религиозных ритуалах. Затем Тиберий наложил запрет на совершение человеческих жертвоприношений, но деятельность друидов не была полностью подавлена и существовала еще в период царствования Клавдия, который, как считается, окончательно запретил деятельность друидов. Более древнее законодательство было неэффективным; законодательство Клавдия было более полным, но оно также, вероятно, было нацелено главным образом на человеческие жертвоприношения и магические обряды, поскольку Аврелий Победитель говорит о «печально известных суевериях» друидов. Это не могло отменить нативную религию друидов, что и доказывается многочисленными надписями, посвященными кельтским богам, и даже, как объясняет нам Мела, человеческие жертвоприношения все еще приносились, хотя теперь только символически, в то время как друиды были все еще активными и несколько лет спустя. Параллели обнаруживаются в британской отмене Сати в Индии, в то же время позволяющей процветать местной религии.

Вероятно, более эффективной была политика, начатая Августом. Судьи назначались и действовали как судьи, таким образом изгоняя друидов, а местное божество и ритуал поглощались римским божеством и ритуалом. Кельтская религия была романизирована, и если друиды сохраняли священнические функции, то это было возможным только благодаря их романизации. Возможно, новая государственная религия в Галлии попросту игнорировала их. Ежегодное собрание посланников в Дугуду-нуме вокруг алтаря Рима и Августа имело религиозный характер и было предназначено для того, чтобы соперничать с ежегодным собранием друидов и вытеснить его. Посланники избирали фламена провинции, в которой соблюдался культ, фламены были также у каждого города. Так, власть друидов в политике, судопроизводстве и религии постепенно была подорвана, и римляне наносили также удары по их положению как учителей, устанавливая школы по всей Галлии.

М. Д"Арбуа утверждает, что в результате преследования друиды отступили в глубину лесов и продолжали учить там втайне тех, кто презирал новое римское образование. М. Д"Арбуа основывал свое мнение на отрывках из Лукана и Мелы, которые писали вскоре после того, как произошло обнародование законов. Но ни Лукан, ни Мела не говорили о реальном положении вещей и не думали, что их читатели будут предполагать, будто друиды убежали в леса и пещеры. Лукан рассказывает об их пребывании в лесу, то есть в священных рощах, и кратко описывает обряды, совершаемые во времена после завоевания Цезаря, а не после более поздних указов, и он ничего не говорит о друидах- учителях. По-видимому, Мела повторяет описание Цезаря о двадцатилетнем периоде ученичества, но добавляет к этому, что учение передавалось втайне, путая это, однако, с тем, которое передавалось не кандидатам на священство. Однако нет ни малейшего свидетельства о том, что эта скрытность была результатом указов. Кроме того, совершенно открыто осуществлялись сокращенные обряды жертвоприношений, которые он описывает. Вероятно, некоторые друиды продолжали обучение втайне и в священных местах, но маловероятно, что их посещали знатные галлы, когда греко-римская культура была теперь открыта для них в школах, где они получили указы в 21 году. Большинство друидов, возможно, уступило новому порядку вещей. Некоторые из них продолжали осуществлять старые обряды в измененном виде, пока они могли получать прихожан. Другие, более фанатичные, страдали от закона, если не могли обойти его. Некоторые из них восстали против римлян после смерти Нерона, и, возможно, к этому классу принадлежали те друиды, которые напророчили мировую империю кельтов в 70 году. Тот факт, что друиды существовали в это время, показывает, что запрещение не было полным. Но полная романизация Галлии лишила их дела, хотя даже в IV веке люди все еще хвалились своим друидским происхождением.

Островные друиды боролись против легионов в Южной Британии, и в Моне в 62 году они оказали последнее сопротивление своими воинами против римлян, жестикулируя и молясь богам. Но с установлением римской власти в Британии их судьба, должно быть, была похожа на судьбу друидов Галлии. Однако возрождение друидизма обнаруживается в присутствии магов (друидов) с Вортигерном после того, как римляне отступили. За пределами римской территории, согласно Плинию, друиды все еще свирепствовали и занимались своими обрядами, как и прежде. Намного позже, в VI веке, они выступали против христианских миссионеров в Шотландии, так же как в Ирландии они противостояли святому Патрику и его монахам, которые боролись с «жестокосердыми друидами». Наконец христианство победило, и власть друидов перешла к христианскому духовенству или в некоторой степени оставалась у филид. В народной вере Евангелие обладало менее убедительной силой, чем успешно соперничающая магия друидов.

Классические авторы в III веке говорят о дриадах, или «друидессах». Одна из них предсказала скорую смерть Александру Северу, другая обещала империю Диоклетиану, с ними советовался и Аврелиан. Таким образом, они были скорее прорицательницами, чем священнослужительница-ми, и их название может быть результатом неправильного представления, либо они получили его, когда друиды еще существовали как класс. В Ирландии были прорицательницы — бан-филид или бан-фатхи, вероятно, отдельный класс с пророческими способностями. Правителей предостерегали против «прорицательниц», и доктор Джойс считает, что это и были друидессы. Святой Патрик также протестовал против «заклинаний женщин» и друидов. Женщины в Ирландии обладали знанием будущего, согласно Солину, и женщины, которые принимали участие в культе вместе с друидами, подобно фуриям в Моне, вероятно, были прорицательницами. Возможно, в Ирландии такие женщины назывались «друидессами», поскольку встречается слово бан-друи. Так называвшиеся женщины титуловались также как бан-фили, а то, что они принадлежали к классу филид, соединяет их с друидами. Но возможно, слово бан-друи относилось к женщинам со священническими функциями, которые, конечно, существовали в Ирландии, например девственные хранительницы священных огней, чьи функции унаследовали христианские монахини. Мы также знаем, что бриттская боудикка осуществляла священнические функции, и такие священнослужительницы, помимо дриад, существовали среди континентальных кельтов. (Надписи в Арле говорят о antistita deae, а в Ле Пругноне — о flaminica sacerdos богини Туколис.) Они были служительницами богини, подобно священнослужительнице кельтской Артемиды в Галатии, в чьем роду священство было наследственным. Эти девы назывались галлизенэ, они занимались гаданием и магией на острове реки Сены и были священнослужительницами галльского бога, и, возможно, часть этих женщин, которые были «одержимы Дионисом» и занималась оргиастическим культом на острове в Луаре, были такого же рода. Они были священнослужительницами какого-то магико-религиозного культа, осуществлявшегося женщинами, подобно хранительницам священного огня в Ирландии, который был табу для мужчин. С. Рейнак считает этих священнослужительниц острова вымыслом, основанным на истории острова Цирцеи, но, даже если они вымысел, по-видимому, сведения о них основаны на фактических наблюдениях и имеют аналогии с другими регионами[5].

Существование таких священнослужительниц и прорицательниц в кельтской области получает объяснение в соответствии с нашей гипотезой о том, что многие кельтские божества поначалу были женскими и им служили женщины, которые обладали племенными знаниями. Позже их функции приняли мужчины, и поэтому возникли великие священства, но спорадически консерватизм сохранял такие женские культы и священнослужительниц, некоторым богиням до сих пор служили женщины, например галатской Артемиде, или богине Галлии, с их женщинами-служительницами. Время также сыграло свою роль, поскольку, когда язычество исчезло, многие обычаи из его народных ритуалов и магии продолжали осуществляться мудрыми женщинами (или ведьмами, как их называли), которые в течение многих поколений обладали такой же властью над невежественными умами, как и христианское священство. Тот факт, что Цезарь и Тацит говорят о германских, а не о кельтских священнослужительницах, едва ли может быть доказательством того, что женщины не играли никакой священнической роли в кельтской религии. Если бы это было так, то эта религия была бы уникальной во всемирной истории.

[1]Фатхи родственны ватам.

[2]В Уэльсе были как друиды, так и барды, но все следы второго класса потеряны. Намного позже исчезли друиды, была выдумана байка о дервидд-вардд, или друиде-барде, и утверждалось, что более поздние барды были хранителями лжедруидской теософии, в то время как втайне занимались обрядами. Последнее слово — «дервидд» — было, вероятно, придумано на основе слова «дерв» («дуб») кем-то, кто был знаком с источником Плиния.

[3] Кельтские энтузиасты видят в этом тройном принципе нечто родственное уэльским триадам, которые, как они утверждают, были друидскими!

[4] Их судебные полномочия были отняты у них потому, что их речь стала непонятной. Возможно, они выносили свои решения на древнем языке.

[5] Тот факт, что обряды были названы дионисийскими, является основанием для отрицания того, что осуществлялись некоторые орги-астические обряды. Классические авторы обычно сообщали обо всех обрядах, варварских с точки зрения их собственной религии. М. Д"Ар-буа указывает на то, что Цирцея не была девой и у нее не было восьми спутников.

Кельтское представление об Элизиуме, продукте одновременно религии, мифологии и романтического воображения, обнаруживается в ряде ирландских и уэльских историй. Мы не знаем, существовало ли подобное представление среди континентальных кельтов, но, с учетом сходства их верований в других вопросах с верованиями островных кельтов, есть большая вероятность того, что это так. Существует четыре типичных представления об Элизиуме. В Ирландии, хотя считалось, что боги удалились в холмы или сидхе, вполне вероятно, что некоторые из них жили в них или в подземном мире, и поэтому то, что можно назвать подземным Элизиумом, или подземным миром типа сидхе, является чем-то древним. Но были также другие типы: западный остров Элизиум, подводный мир и мир, сосуществующий с этим и образуемый туманом.

Названия ирландского Элизиума иногда бывают общего характера: Мэг Мор ("Великая Равнина"); Мэг Мелл ("Приятная Равнина"); Тир н"Айл ("Потусторонний мир"); Тир на м-Бео ("Земля Живых"); Тир на н-Ог ("Земля Юности"); Тир Тайрнгири ("Земля обетованная") - возможно, христианского происхождения. Местные названия - Тир фа Тонн ("Земля под Волнами"); И-Бресайл и Земля Фалга - названия острова Элизиум. Последнее обозначает остров Мэн как Элизиум, и, возможно, так считалось гойделами в Британии в древние времена. К этому периоду может принадлежать история о набеге Кухулина на Фалгу, которая возникла в более позднее время в Ирландии. Тир Тайрнгири также отождествляется с островом Мэн.

Краткое резюме основных историй об Элизиуме необходимо в качестве предварения обсуждения проблем, с которыми они связаны, хотя это может дать лишь небольшое представление о красоте и романтизме самих историй. Они, если и не фактически сочиненные в языческие времена, основаны на зачатках историй, бытовавших до пришествия христианства в Ирландию.

1. Сидх Элизиум. В истории об Етайн, когда Мидир обнаружил ее в ее перерождении, он описал землю, куда он отведет ее, музыку и справедливых людей, теплые ручьи, отборный мед и вино этой земли. Там - вечная юность и любовь непорочна. Эта земля находится в сидхе Мидира, и Етайн следует за ним туда. В последующем друид короля Эохайда обнаруживает этот сидх, король захватывает его и возвращает Етайн. В других историях о сидхе описываются его сокровища, а его пища и напитки - лучшие, чем на земле. Во многих отношениях он подобен острову Элизиум, за исключением того, что он расположен на земле.

2. Остров Элизиум. История о путешествии Брана встречается во фрагментарном виде в XI веке и полностью в рукописях XIV и XVI веков, в которых рассказывается, как Бран услышал во сне таинственную музыку. После пробуждения он обнаружил серебряную ветвь с цветами, а на следующий день там появилась таинственная женщина, поющая славу заморской земле, ее музыке, ее чудесным деревьям, отсутствию страданий и смерти. Это - один из ста пятидесяти островов на западе от Ерина, и там она живет с тысячами "разнообразных женщин". Прежде чем она исчезает, ветвь влетает в ее руку. Бран отправляется со своими товарищами в плаванье и встречает Мананнана, пересекающего море в своей колеснице. Бог сказал ему, что море - это цветущая равнина Мэг Мелл и что все вокруг, невидимые Брану, есть люди, играющие и пьющие "без греха". Он предложил ему плыть к Земле Женщин. Затем путешественники продолжили путь и достигли Острова Радости, где остался один из них. Наконец, они прибыли в Землю Женщин, и мы слышим об их гостеприимстве, сказочном течении времени, пище и напитках, которые были на любой вкус. Наконец, в истории рассказывается об их тоске по дому, о предупреждении, которое они получили, не ступать на Ерин, о том, как один из них выскочил на берег и обратился в прах, как Бран из своей лодки рассказал о своих скитаниях и затем навсегда исчез.

Другая история сообщает о том, как Коннлу посетила богиня из Мэг Мелла. Ее народ обитает в сидхе и называется "людьми сидхе". Она приглашает его пойти в бессмертную страну и уходит, оставив ему яблоко, которое поддерживает его силы в течение месяца, не становясь при этом меньше. Затем она вновь появляется и сообщает Коннлу, что Бессмертные желают, чтобы он присоединился к ним. Она предлагает ему пойти с ней в Землю Радости, где живут только женщины. Он входит в ее кристаллическую лодку и исчезает из виду для своего отца и друида, который безуспешно пытался прочесть заклинания против нее. В этом рассказе есть путаница между сидхе и островом Элизиум.

Поэма XVIII века об Ойсине в Тир на н-Or, вероятно, основана на старых легендах и описывает, как Ниам, дочь короля Тир на н-Ог, наложила гейса на Ойсина, чтобы он сопровождал ее к земле бессмертной юности и красоты. Он сел на ее коня, который поплыл через море и привез их в землю, где Ойсин провел триста лет, прежде чем вернулся в Ирландию, и там пострадал, как уже было отмечено, от нарушения табу не ступать на землю Ерина.

В истории "Серглиге Конкулаинд" ("Болезнь Кухули-на") богиня Фанд, брошенная Мананнаном, предложила себя герою, если он поможет мужу ее сестры Лабрайду в борьбе против его врагов в Мэг Мелл. Лабрайд жил на острове, который часто посещали отряды женщин и который обладал неистощимыми запасами меда и деревьев с магическими плодами. Кухулин достиг острова с удивительной скоростью в бронзовой лодке. После предварительного посещения его возницей Лаэгом Кухулин идет туда, побеждает противников Лабрайда и месяц остается с Фанд. Он возвращается в Ирландию, и теперь мы слышим о борьбе за него между его женой Эмер и Фанд. Но внезапно появляется Мананнак, повторно пробуждает любовь Фанд, и она уходит с ним. Бог колеблет свою мантию между нею и Кухулином, чтобы предотвратить между ними встречу еще когда-либо. В этой истории Лаб-райд, Фанд и Ливан, сестра Фанд, хотя и являются обитателями острова Элизиум, называются народом сидхе. Эти две области частично путаются, но не полностью, поскольку Мананнан описан как пришедший со своей собственной земли (Элизиума), чтобы добиться Фанд. Очевидно, Лабрайд, Быстрый Меч (который, хотя и назван "вождем сидхе", несомненно, является богом войны), враждует с воинствами Мананнана, и именно с ними Кухулину предстояло бороться.

В истории Оссиана некоторых из фианов уволят в Землю обетованную. После многих приключен Диармайд и другие находят их и угрожают уничтожить землю, если их не вернут обратно. Король Земли Аварта соглашается на возвращение и вместе с пятнадцатью его людьми отвозит фианов в Ерин на одной лошади. Прибыв туда, он предлагает им посмотреть на какое-то поле, и в то время, как они это делают, он и его люди исчезают.

3. Земля под Волнами. Фиахна, который был из числа людей сидхе, явился людям Коннахта и попросил их помочь против Голла, который похитил его жену. Лоэгай-ре и его люди погрузились вместе с Фиахной в озеро Лох Нанеане и достигли чудесной страны, с удивительной музыкой, где дождь был из эля. Они и люди сидхе напали на форт Мэг Мелл и победили Голла. Затем каждый получил женщину сидхе, но в конце года они стали тосковать по дому. Их предостерегли, чтобы они не слезали с лошадей в Ерине. Придя к своему собственному народу, они описывают чудеса Тир фа Тонн, а затем возвращаются туда, и более их не видели. Здесь опять же путаются сидхе Елизиум и Земля под Волнами, и божественные племена воюют, как в истории Кухулина.

В одном разделе только что приведенной оссиановской истории Фионн и его люди приходят на остров, где Диармайд достигает красивой страны на дне источника. Это -Тир фа Тонн, и Диармайд борется с королем, который узурпировал наследство его племянника, и таким образом возвращает ему это наследство.

4. Сосуществование с этим миром. Ранний пример этого типа обнаруживается в "Приключениях Кормака". К Кормаку явился божественный посетитель и дал ему в обмен на его жену, сына и дочь свою ветвь с золотыми яблоками, которая, если ее потрясти, издает приятнейшую музыку, рассеивающую печаль. Через год Кормак отправился искать свою семью и, когда он путешествовал, столкнулся с туманом, в котором он нашел странный дом. Его хозяин и хозяйка - Мананнан и его супруга - предлагают ему кров. Бог принес свинью, каждая четверть которой была приготовлена на огне во время рассказывания истинной истории; эта свинья впоследствии снова ожила. Кормак поведал, как он потерял свою семью, после чего Мананнан усыпил его и привел в дом его жену и детей. Позже он создал чашу, которая разламывалась, когда рассказывалась ложь, но становилась снова целой, когда говорили правду. Бог сказал, что жена Кормака имела теперь нового мужа, и чаша разломалась, но восстановилась, когда богиня объявила, что это ложь. На следующее утро все исчезло, и Кормак со своей семьей оказались в своем собственном дворце, с чашей и ветвью. Точно так же в "Восторге защитника" таинственный всадник является Конну из тумана и ведет его ко дворцу, где он открывается как бог Луг и где живет женщина, которую зовут "Владычицей Ерина". Около дворца росло золотое дерево. В истории Брана его окружал Мэг Мелл. Еще одним примером является таинственный дом, в который вошли Конхобар и Дехтире. Таким образом, возможно, Мэг Мелл рассматривался как таинственный район Ерина. Этот магический туман, окутывающий удивительную обитель, встречается во многих других историях, и именно в тумане Туата Деа пришли в Ирландию.

Определенное соответствие этим ирландским верованиям обнаруживается в бриттской истории, но здесь представление об Элизиуме сформировалось под влиянием христианских идей. Элизиум называется Аннвн, что означает "бездна", "царство мертвых", "ад", а также "элфидд", "подземелье". Но в историях оно не имеет никакого сходства с этими значениями слова, за исключением отдаленного, поскольку их христианские редакторы путали Элизиум с адом. Это - область на поверхности земли или надводный (подводный) мир, в котором обнаруживаются некоторые характерные черты ирландского Элизиума, например котел, источник напитка более сладкого, чем вино, и животные, весьма любимые смертными. Аннвн очень красив, а его население не подвержено смерти или болезням. Поэтому название Аннвн, вероятно, заняло место более раннего языческого названия Элизиум.

В истории Пвилла встречается древнейшее упоминание об Аннвне. Им управляет Аравн, пребывая в войне с Хаф-ганом. Аравн получает помощь от Пвилла, меняясь с ним царствами на год, и Пвилл побеждает Хафгана. Это -прекрасная земля, где непрерывно продолжаются веселье и пир, а его королева чрезвычайно очаровательна. Здесь Аннвн не имеет никакого подземного характера и воспринимается, очевидно, как земля, смежная с королевством Пвилла. В других историях это - земля, откуда Гвидион и другие получают различных животных. Более позднее представление народа о бешеных собаках Аннвна может быть основано на старом мифе о собаках, с которыми охотился король этой земли. Они упомянуты в истории Пвилла.

Аннвн - это земля под волнами или над морем, называемая также Кэр-Сиди ("вращающийся замок"), вокруг которой "идут океанические течения". Она "известна Ма-навиддану и Придери", так же как ирландский Элизиум -Мананнану. Другой "Каэр Защиты" находится под волнами. Возможно, эти две идеи были взаимозаменяемы. Народ той земли был свободен от смерти и болезней, и в ней находится "изобильный источник, вода в котором слаще белого вина". Также был котел, принадлежавший хозяину Аннвна, который был украден Артуром и его людьми. Такой котел является собственностью народа, принадлежавшего водному миру в "Мабиногионе".

Описание острова Аваллона (позже отождествляемого с Гластонбери, куда был унесен Артур) завершает подобие с ирландским Элизиумом. Ни бури, ни жара, ни холод, ни вредные животные не беспокоят его; он благословен вечной весной, плодами и цветами, без труда вырастающими там; это - земля вечной юности, не посещаемой смертью или болезнями. У нее есть regia virgo, более прекрасная, чем ее прекрасные слуги; она вылечила Артура от ран, следовательно, это - Морген в других историях, и она, и ее девы могут отождествляться с божественными женщинами ирландского острова женщин. Морген можно сравнить с Ливан, которая вылечила Кухулина от болезни.

Отождествление Аваллона с Гластонбери, возможно, постязыческое, и названия, применяемые к Гластонбери - Аваллон, Insula Pomonum, Insula vitrea, - могут быть примитивными названиями Элизиума. Уильям Мальмсбери выводит Insula Pomonum в применении к Гластонбери от местного названия Insula Avallonioe, которое он соединяет с бриттским avalla, "яблоки", потому что Гластениг нашел там яблоню. Возможно, это название было связано с удивительными яблонями, подобными яблоням ирландского Элизиума. Но он также предполагает, что это слово может быть получено от имени Аваллока, жившего там с дочерьми. Аваллок, очевидно, "король Аваллона" (Аваллах), ко дворцу которого принесли Артура и где его излечила regia virgo. Возможно, он был мифическим хозяином Элизиума, а его дочери соответствуют девам острова. Уильям также выводит "Гластонбери" от давшего свое имя основателя Гластенига или от местного названия Инесууитрон, то есть "Стеклянный Остров". Это название вновь появляется в "Эрике" Кретьена в форме "Стеклянного Острова". Жиральд объясняет это название как произошедшее от гладких вод вокруг Гластонбери, но это может быть древним названием -Элизиума. Стекло, должно быть, было привлекательно для воображения кельтов, тевтонцев и славян, поскольку мы слышим о стеклянном доме Мерлина, стеклянной крепости, обнаруженной Артуром, стеклянной башне, на которую напали милезианцы, стекле grianan и стеклянной лодке, которая перевезла Коннлу в Элизиум. В тевтонских и славянских мифах и сказках часто встречаются стеклянные горы, на которых обитают таинственные персонажи.

Происхождение кельтской веры в Элизиум можно обнаружить во всемирных мифах о золотом веке, когда в какой-то отдаленной райской области люди жили вместе с богами. В эту область могли проникнуть отважные смертные, хотя в целом она была потеряна для человечества. В некоторых мифах этот Элизиум является страной, куда люди попадают после смерти. Возможно, кельтский миф о древнем общении человека с богами в отдаленной области принял две формы. В одной форме это была радостная подземная область, куда кельты надеялись попасть после смерти. В другой форме она не была землей умерших, и смертные могли достичь ее при жизни. Кельтская вера в Элизиум, как свидетельствуют только что приведенные истории, имела вторую форму. Кельты считали, что земля мертвых была радостным подземным миром, которым правил бог плодородия и мертвых, и из этой области первоначально произошли люди. Более поздняя связь богов с сидхе была продолжением этой веры, но позже сидхе - это, конечно, не земля мертвых, а Элизиум, чистый и простой. Должно быть, поэтому в древний период была тенденция делать различия между счастливой областью мертвых и отдаленным Элизиумом, если эти два региона когда-либо действительно объединялись. Этот вопрос неясен, но вполне возможно, что другое происхождение идеи Элизиума может быть обнаружено в явлении заката Солнца: континентальным кельтам это дало возможность предположить, что где-то далеко была божественная земля, где отдыхал бог Солнца. Когда кельты достигли побережья, эта божественная западная земля обязательно должна была располагаться на отдаленном острове, возможно видимом на горизонте. Поэтому также считалось, что Элизиум связан с морским божеством Мананнаном или любым другим именем, которым он назывался. Далекий Элизиум на земле воспринимался как тождественный Элизиуму на море, и поэтому всякий раз, когда полые холмы или сидхе назывались обителями богов, они описывались точно так же, как Элизиум.

Идея подводного мира распространена во многих мифологиях, и, вообще говоря, она является частью анимистической веры в то, что каждое явление природы имеет своих населяющих ее духов. Поэтому духи или боги вод рассматривались как подводная обитель. Вера в сверхъестественные существа, появляющиеся из воды, обычай бросать в воду пожертвования, вера в то, что людей уносили под воду и они могли жить в подводной области, связаны с этим анимистическим представлением. Кельты придавали водному миру многие аспекты Элизиума, и он имеет названия, общие с ним, например, он назывался Мэг Мелл. Во многих народных историях он едва отличается от острова Элизиум; надводье и подводье часто синонимичны. Поэтому у кельтов существовала вера в то, что такие водные миры, как И-Бресайл, или уэльские волшебные страны, или затонувшие города у бретонского побережья, периодически выходят к поверхности и остались бы там навсегда, подобно острову Элизиуму, если бы какой-нибудь смертный выполнил определенные условия. Кельтская вера в Тир фа Тонн тесно связана с существующей верой в затонувшие города или страны, обнаруженные во всех деталях у бретонского побережья. Таких легенд было много, но наиболее известные те, в которых сообщается, как город затонул из-за греховности его населения или грехов Дахут, дочери его короля, которая иногда до сих пор ищет любви со смертным. Иногда ее замечают под волнами или даже на их поверхности. В других местах кельтских областей обнаружены подобные легенды, и затопление является результатом проклятия, нарушения табу или пренебрежения тем, чтобы закрыть священный источник. Вероятно, предание о настоящих морских катаклизмах или затоплениях, таких, с которыми кельты сталкиваются на побережьях Голландии, может объяснить некоторые из этих легенд, которые позже смешались с мифами о божественном водном мире.

Идея о том, что Элизиум сосуществует с этим миром и скрыт в тумане, возможно, связана с верой в магические силы богов. Поскольку друиды могли по желанию поднимать туман, следовательно, то же могли делать и боги, которые затем сооружали в тумане временный Элизиум. Из такого тумана, обычно на холме, часто появлялись сверхъестественные существа, чтобы встретиться со смертными, и в сказочных преданиях волшебная страна иногда обнаруживается внутри тумана. Кельты верили в то, что земля богов была недалеко; она невидимым образом располагалась либо на холмах, либо в холмах, куда люди тайно приходили, чтобы посмотреть на загадочно плывущий туман. Поэтому туман, возможно, просто скрывал сидхе богов. Но возможно, была также вера в то, что этот мир глубоко пропитан божественным миром, как в уэльском и ирландском фольклоре. Люди могут невольно сталкиваться с волшебной страной, или она внезапно им открывается, или их уводят в нее, и они становятся невидимыми.

В большинстве историй Элизиум - это земля без печали или смерти, где есть бессмертная юность, покой и все виды радостей. Но в некоторых историях об Элизиуме, в то время как чувственные удовольствия те же, жители пребывают в состоянии войны, приглашая на помощь смертных, чтобы одолеть своих противников, и даже погибают в этой борьбе. Однако в обеих группах историй Элизиум - это земля богов и сверхъестественного народа, куда смертных приглашают по благосклонности. Два представления об Элизиуме - как о земле покоя и бессмертия и как о земле, где могут встречаться война и смерть, - оба были примитивными. Последнее, возможно, было сформировано путем отражения на божественном мире поступков из мира смертных, что аналогично представлению о мире мертвых, где воины, возможно, все еще боролись, поскольку были погребены вместе с оружием. Были также мифы о враждующих друг с другом богах. Но люди считали, что земля богов должна быть землей мира и бессмертия. Отсюда идея мирного Элизиума, которая была наиболее предпочтительной для народа. Нутт считал, что мысль о воинственном Элизиуме, по-видимому, произошла от скандинавского влияния, воздействовавшего на истории о мирном Элизиуме, но мы знаем, что уже существовали древние мифы о божественных войнах. Вероятно, это представление возникло среди кельтов как воинственного народа, отражая воинственные инстинкты, в то время как мирный Элизиум, возможно, был творением кельтов как аграрного народа, поскольку мы видели, что кельты были то воинами, то земледельцами. В своем мирном аспекте Элизиум - это "знакомая, возделанная земля", где без труда росли плоды земли и где не было никаких бурь или избыточной жары или холода, что было привлекательно для тяжело работающего аграрного народа. Там пища возникала магическим образом, однако, естественно, и в сельскохозяйственных ритуалах люди стремились с помощью магии увеличить запасы продовольствия. В историях этот процесс, если можно так выразиться, усилен [1].

Некоторые авторы считают, что Элизиум является просто землей мертвых. М. Д"Арбуа утверждает это, основываясь на отрывке из истории Коннлы, не имеющей, однако, реального значения. Богиня говорит Коннле: "Бессмертные приглашают тебя. Ты - защитник народа Тетры. Они видят тебя каждый день на собраниях твоей родины, среди твоих знакомых ближних". М. Д"Арбуа предполагает, что фомор Тетра является хозяином Элизиума и что после его поражения от Туата Деа он, подобно Кроносу, занял там убежище и теперь правит в качестве владыки мертвых. Переводя ар-дот-хиат ("они видят тебя") как "on t"y verra", он утверждает,что Коннла, идя в Элизиум, замечен на собраниях своих умерших родственников. Но слова "ты - защитник народа Тетры" не могут означать, что Тетра - это бог мертвых. Это означает просто, что Коннла - могущественный воин, один из тех, кого одобрил бы бог войны Тетра. Фраза "могущественные люди Тетры", используемая в другом месте, является традиционной для воинов. Остальная часть слов богини подразумевает, что Бессмертные издалека, или, возможно, "могущественные люди Тетры", то есть воины в этом мире, видят Коннлу на собраниях его родины в Ерине, среди его знакомых друзей. Страшная смерть ждет их, как она сказала, но Бессмертные желают, чтобы Коннла избежал этого, прибыв в Элизиум. Ее слова не подразумевают, что он встретит там своих умерших предков, так как она в любом смысле не богиня смерти. Если бы умершие попадали в Элизиум, то не было бы необходимости приглашать туда живого человека. Если бы умершие предки Коннла или люди Тетры (воины) были в Элизиуме, то это противоречило бы картине, описанной богиней земли, которая хотела, чтобы он отправился в землю женщин, а не мужчин. Кроме того, правители Элизиума не всегда были членами Туата Де Дананн или народа сидхе и никогда - фоморами, подобно Тетре [2].

М. Д"Арбуа также полагает, что "Испания" в отчете Нен-ния об ирландских вторжениях и в ирландских текстах означает землю мертвых и что это название было введено вместо какого-нибудь названия типа Мэг Мор или Мэг Мелл в "процессе эвфемеризации ирландских христиан". Но в других документах, написанных ирландскими христианами, эти и другие языческие названия Элизиума остаются неизменными. Нет ни малейшего доказательства того, что слова, используемые Туаном Мак Карайллом о захватчиках Ирландии - "все они погибли", - были переведены в первоначальном тексте, а теперь, согласно М. Д"Арбуа, потеряны. "Они поплыли в Мэг Мор или Мэг Мелл" -формула, в которой Ненний усматривал указания на возвращение в Испанию. Испания в этом гипотетическом тексте была Землей Мертвых, или Элизиумом, откуда пришли захватчики. Этот "потерянный оригинал" существует в воображении М. Д"Арбуа, и нет ни малейшего свидетельства в пользу этих изменений. Действительно, некогда Таильтиу называлась дочь Магх Мора, короля Испании, но здесь говорится о человеке, а не о месте. Сэр Джон Рис принимает отождествление Испании с Элизиумом как Землей Мертвых и обнаруживает в каждом упоминании об Испании ссылку на потусторонний мир, который он рассматривает как область, управляемую "мрачными божествами". Но ни владыка Элизиума, ни кельтский Диспатер не были темным или мрачным божеством, а Земля Мертвых, конечно, была землей тьмы не больше, чем Элизиум. Многочисленные упоминания об Испании, вероятно, указывают на старые традиции относительно связи между Испанией и Ирландией в древние времена, как торговые, так и социальные, и вполне возможно, что захватчики-гойделы пришли в Ирландию из Испании. Древние карты и географы делают Ирландию и Испанию соседними странами; поэтому в ирландской истории Ирландия видима из Испании, и эта географическая ошибка усиливалась существующими преданиями. Слово "Испания" использовалось неопределенным образом, но, по-видимому, оно не означало ни Элизиум, ни Землю Мертвых. Если это так, то странно, что Туата Де Дананн никогда не упоминаются в связи с этим названием.

Одна из самых замечательных характеристик кельтского Элизиума - его бессмертие. Это - Земля Живых, или Земля Бессмертных и вечной молодости. Наиболее примитивные народы верят, что смерть - это несчастный случай с людьми, которые естественным образом бессмертны; поэтому свобода от такой случайности естественно характеризует людей божественной земли. Но, как и в других мифологиях, это бессмертие более или менее зависит от употребления пищи или напитка бессмертия. У Мананнана была бессмертная свинья, которая, будучи убита в один день, оживала на следующий день, и с помощью ее мяса он сделал Туата Де Дананн бессмертными. Бессмертие также даровалось выпиванием пива Гоибниу, которое либо отдельно, либо с мясом свиньи создавало бессмертный пир. Пища Элизиума была неистощима, и кто бы ни вкушал ее, обнаруживал, что она обладает тем вкусом, который он предпочитал. Плоды некоторых деревьев в Элизиуме также считались дающими бессмертие и другие качества. Лаэг видел сто пятьдесят деревьев, растущих в Мэг Мелл; их орехи питали триста человек. Яблоко, данное богиней Коннле, было неистощимо, и он все еще ел его с нею, когда Эли зиум посетил Тейгуэ, сын Циана. "Когда они вкушали его, ни старение, ни слабость не могли затронуть их". Яблоки, темно-красные орехи и ягоды рябины особенно считаются пищей богов в истории о Диармайде и Грайн-не. По небрежности одна из ягод упала на землю, и из нее выросло дерево, ягоды которого имели эффект вина или меда, и три ягоды, съеденные человеком, на сто лет делали его молодым. Оно охранялось гигантом. Подобное дерево, растущее на земле, - охраняемая драконом рябина, - обнаруживается в истории Фраоха, которому было велено принести ее ветвь Айлилу. Ягоды этого дерева имели качества девяти блюд; они исцеляли раны и добавляли год к жизни человека. В источниках, которые были началом ирландских рек, как предполагалось, выращивали деревья орешника с темно-красными орехами, которые падали в воду, и их съедал лосось. Если его поймать и съесть, то можно обрести мудрость и знание. Эти источники были в Ерине, но в некоторых случаях источник с орешниками и лососем находился в ином мире, и очевидно, что темно-красные орехи являются тем же самым, что и пища богов в истории о Диармайде и Грайнне.

Почему бессмертие должно зависеть от съедания определенной пищи? Большинство иррациональных идей человека имеет какую-то причину, и, возможно, знание человека о том, что без пищи жизнь закончилась бы, соединенное с его идеей бессмертия, заставляет его верить в то, что существует какая-то определенная пища, которая порождает бессмертие так же, как обычная пища поддерживает жизнь. Ею питались боги и бессмертные существа. Точно так же, как вода очищает и дает силы, считалось, что вода какого-то особого рода в удивительной степени обладала этими силами. Поэтому возникли истории об Источнике Юности и вера в целительные источники. От знания питательной силы пищи возникла идея о том, что некоторая пища, съеденная ритуально, передавала присущие ей качества, например, плоть божественных животных, и о том, что боги обретали бессмертие от еды или питья. Эта идея широко распространена и в других мифологиях. У вавилонских богов была пища и вода жизни; египетский миф говорит о хлебе и пиве вечности, которые питают богов; индийцы и иранцы знали божественную сому или хаому; а в скандинавском мифе боги возрождали свою юность, вкушая золотые яблоки Идуны.

В кельтских историях об Элизиуме чаще всего пищей бессмертия является плод дерева. Плод никогда не уменьшается и всегда насыщает, и он является пищей богов. Когда его съедают смертные, он дарует им бессмертие; другими словами, он делает их природу подобной природе богов, и это, несомненно, происходит от широко распространенной идеи о том, что поедание пищи, данной чужим существом, делает человека родственным ему. Поэтому поедание пищи богов, фей или мертвых связывает смертного с ними, и он не может покинуть их землю. Это можно было бы проиллюстрировать самыми разнообразными мифами и народными поверьями. Когда Коннла съел яблоко, он сразу захотел отправиться в Элизиум, и он не мог покинуть его, как только там оказался; он стал родственным его народу. Хотя в историях Брана и Ойсина не говорится о том, что они съедают такой плод, но, возможно, в примитивной форме этих историй содержалось это событие, и это объясняет, почему они не могли ступить на землю, оставшись невредимыми, и почему Бран и его последователи, или, в другой истории, Фиахна, Лоэгайре и его люди, которые испили пива Элизиума, возвратились туда. Верно то, что в других историях тот, кто отведывает пищи в Элизиуме, может вернуться на землю, например Кормак и Кухулин; но если бы у нас была исконная форма этих историй, то мы, вероятно, обнаружили бы, что они воздержались от еды. Случай с плодом, который бессмертный дает смертному, возможно, заимствован от широко распространенного народного обычая давать яблоко в знак любви или как часть брачного обряда. Его принятие означает готовность вступить в помолвку или брак. Как в римском обряде confarreatio, предоставление и принятие пищи порождает долг родства. Поскольку в Ирландии различные орехи и плоды ценились как пища и в некоторых случаях использовались для изготовления опьяняющего напитка, очевидно, что деревья Элизиума были прежде всего образом земных деревьев. Деревья были объектами культа прежде, чем их плоды съедали; они были первыми священными деревьями или деревьями тотема, и их плоды съедали только по какому-нибудь случаю и ритуально. Если это так, то это объяснило бы, почему они росли в Элизиуме и их плоды были пищей богов. Ибо все, что человек ест или пьет, обычно считается сначала съедаемым и выпиваемым богами, подобно соме. Но растущие в Элизиуме деревья, согласно мифам об Элизиуме, являются гораздо более удивительными, чем любое из известных на земле деревьев. Ветви у них с серебряными и золотыми яблоками; они обладают волшебными запасами плодов, они издают чудесную музыку, которая иногда вызывает сон или забвение; и птицы садятся на их ветви и поют мелодии "такие, что уставшие получают отдохновение". Следует отметить также, что, как указывает мисс Халл, в некоторых историях ветвь божественного дерева становится талисманом, ведущим смертного в Элизиум; например, Эней сорвал золотую ветвь перед посещением подземного мира. Однако это - еще не полная характеристика дерева в ирландской истории. Возможно, как утверждает А.Б. Кук, ветвь, дающая вход в Элизиум, происходит от ветви, которую носили древние кельтские лесные вожди, в то время как дерево -- это образная форма тех, которые воплощали в себе дух растительности. Если это так, то это скорее плод, съеденный смертным, который соединяет его с Бессмертной Землей.

Жители Элизиума не только бессмертны, но также по желанию становятся невидимыми. Они делают себя видимыми только одному человеку из многих, кто находится рядом с ним. Только один Коннла видит богиню, невидимую для его отца и друида. Мананнан видит Брана, но вблизи были многие, кого он не видит; и, когда тот же бог прихедит к Фанд, он невидим для Кухулина и всех, кто был с ним. Поэтому Мидир говорит Этайн: "Мы ви дим, а нас не видят". Кроме того, иногда народ Элизиума обладает способностью к превращениям - Фанд и Либан являются Кухулину в облике птиц.

Орешник познания соединяет мудрость с миром богов, и в кельтской религии обычно цивилизация и культура, как предполагалось, произошли от богов. Вещи из земли богов были желанными для людей, и часто они похищали их оттуда. В уэльских и ирландских историях магический котел занимает выдающееся место, особенно в связи с потусторонним миром. Дагда обладал таким котлом, и он никогда не оставался пустым, а в истории "Болезнь Кухулина" описана неистощимая бочка с медом. Все, что помещали в такие котлы, насыщало всех, независимо от того, сколько их было. Кухулин получил один такой котел от дочери короля Скатха и также увел у него трех коров. В аналогичной истории он украл у Куроя, при попустительстве его жены Блатхнат, котел ее отца Мидира, трех коров и самих женщин. Но в другой версии Кухулин и Курой отправляются в цитадель Мидира на острове Фал га (Элизиум) и крадут котел, коров и Блатхнат. Курой забрал их у Кухулина; отсюда его месть в предыдущей истории. Так, похищение произошло из Элизиума. В уэльской поэме "Добыча Аннвна" Артур украл котел у Аннвна. Он был инкрустирован жемчугом, из него доносились голоса, и он закипал от дыхания девяти дев, он не варил пищу трусам.

Как уже было замечено в истории Гвиона, он был поставлен, чтобы наблюдать за котлом, который должен кипеть до тех пор, пока не даст "три капли благодати вдохновения". Он принадлежал Тегид Фоэлю и Кэррид-вену, божественным правителям Подводной Земли. В "Мабиногах" Бранвен ее брат Бран получил котел от двух существ, мужчины и огромной женщины, которые вышли из озера. Этот котел дал им король Ерина, и он обладал свойством возвращать к жизни убитого, которого помещали в него.

Три свойства котла - неисчерпаемость, вдохновение и возрождение - можно суммировать одним словом - плодовитость, и важно то, что бог Дагда, с которым такой котел был связан, был богом плодородия. Но мы только что видели, что он был связан, непосредственно или косвенно, с богинями - Кэрридвен, Бранвен, женщиной из озера, - и, возможно, это указывает на более ранний культ богинь плодородия, позже замененный культом богов. В этом свете способность котла возрождать к жизни важна, поскольку в древней религии жизнь была связана с женским началом. Женщина была плодовитой матерью, и Земля, которая порождала и питала, также была женщиной. Отсюда возник культ Земли-матери, которая часто была также богиней любви, а также плодородия. Кэрридвен, по всей вероятности, была богиней плодородия, а Бранвен - богиней любви. Культ плодородия обычно связывался с оргиастическими и неразборчивыми любовными утехами, и вполне возможно, что котел, подобно индусскому йони, был символом плодородия. Опять же убиение и приготовление животных в примитивной жизни обычно считалось священным актом. Животных варили в огромных котлах, которые были обнаружены как постоянная часть утвари в каждом кельтском доме. Количество мяса, которое они вмещали, возможно, говорило об изобилии людям, для кого котел был уже символом плодородия. Так, символический котел культа плодородия слился с котлом, используемым в религиозном убиении животных и приготовлении из них пищи. Котел использовался также в ритуалах. Кимры приносили человеческие жертвы над котлом и наполняли его их кровью; жертв, приносимых Тевтату, душили в чане (semicupium) а в Ирландии "котел истины" использовался для испытания кипятком.

Подобно тому как пища людей рассматривалась как пища богов, котел этого мира становился удивительным котлом потустороннего мира, и, поскольку затем стало необходимо объяснить происхождение таких котлов на земле, возникли мифы, рассказывавшие о том, как они были украдены с божественной земли предприимчивыми героями - Кухулином, Артуром и т. д. В других случаях котел был заменен магическим сосудом или чашей, украденной у сверхъестественных существ героями саги о Фионне или сказочных преданий. Здесь также можно отметить, что Грааль артуровского романа имеет сродство с кельтским котлом. В "Conte du Graal" Псевдо-Кретьена чаша входит сама по себе и прислуживает всем присутствующим пищей. Это - простое представление о Граале, но в других поэмах ее магический и священный характер усилен. Она дает пищу, которую предпочитает едок, - это дает бессмертную молодость и невосприимчивость к ранам. В этом отношении она представляет собой безошибочное сходство с котлом кельтского мифа. Но опять же это был сосуд, в котором Христос учредил Блаженное Причастие; он содержал в себе Его Кровь; и он был отдан нашим Богом Иосифу из Аримафеи. Таким образом, в Граале произошло слияние магического котла кельтского язычества и Священного Потира христианства с изделием, ставшим мистическим и прославленным самым чудесным образом. История о Граале стала очень популярной, и, со временем обогащаясь в этическом, мистическом и романтическом значении, она подхватывалась одним поэтом за другим, которые "использовали ее как образ высшей цели человеческих усилий". Мифы говорили также о том, как дары цивилизации произошли из мира богов. Когда человек стал одомашнивать животных, считалось, что знание одомашнивания или, чаще, сами животные произошли от богов, только в этом случае животные имели магический, сверхъестественный вид. Такая вера лежит в основе историй, в которых Кухулин крадет коров у их божественных владельцев. В других случаях герой, который получает жену от народа сидхе, получает также от сидхе скот. Как уже было отмечено, свинья, данная Придери Аравном, королем Аннвна, и до настоящего времени неизвестная человеку, была украдена у него Гви-дионом, а Придери был сыном Пвилла, временного царя Аннвна, и, по всей вероятности, оба были владыками Элизиума. В первоначальной форме мифа похищение, должно быть, было из Элизиума, хотя мы имеем намек в "Добыче Аннвна" на то, что Гвидион (Гвейр) потерпел неудачу и был заключен в тюрьму в Аннвне, а позже этому заключению добавление рассказа об Аннвне с адом придало скорбный аспект.

В поздних уэльских манускриптах белый самец косули и щенок (или, в "Триадах", сука, самец косули и чибис) были украдены Амэтхоном из Аннвна, и эта история имеет древние черты. В некоторых из этих историй животные передаются земле божественным или полубожественным существом, в котором мы можем усмотреть древнего кельтского героя культуры. Истории являются версиями более древних мифов, которые показывали, как все домашние животные были сначала собственностью богов, и их отзвук все еще слышен в сказочных описаниях похищения скота из волшебной страны. В наиболее примитивной форме рассказов похищение было, несомненно, из подземного мира богов плодородия, места, куда отправлялись умершие. Но с появлением мифов, рассказывавших о далеком Элизиуме, было неизбежно, что некоторые истории соединили животных и похищение с той далекой землей. Насколько речь идет об ирландских и уэльских историях, похищение, по-видимому, было главным образом из Элизиума.

Любовные утехи занимают большое место в рассказах об Элизиуме. Богини ищут любви у смертных, а смертные стремятся посетить Элизиум ради этих соблазнов. Но любовные утехи Элизиума - "без греха, без преступления", и эта фраза, возможно, предполагает существование ритуальных половых союзов в обсуждаемые времена для магического влияния на плодородие земли, причем эти союзы не рассматривались как нечто безнравственное даже в тех случаях, когда они нарушали общепринятый племенной закон. В некоторых историях Элизиум представлен состоящим из множества островов, один из которых - "остров женщин". Эти женщины и их королева отдают свое предпочтение Брану и его людям или Маэлдуину и его спутникам. Подобные "острова женщин" встречаются в сказках, все еще имеющих хождение среди кельтских народов, и настоящие острова до сих пор называются этим именем - Эйгг и Гроагес у бретонского побережья. Подобные "острова женщин" известны в китайском, японском фольклоре и в фольклоре айнов, в греческой мифологии (острова Цирцеи и Калипсо) и в древнеегипетских представлениях о будущей жизни [3]. Они также известны и в других местах [4], и поэтому мы можем предполагать, что в описании такого острова как части Элизиума кельты использовали нечто общее для народных поверий всего мира. Но возможно, это также обязано фактической традиции, памяти о том времени, когда женщины совершали свои обряды в уединении. Об уединении напоминала таинственная природа острова, его недоступность и его исчезновение в случае, если смертные покинут его. Возможно, к этим обрядам допускались избранные мужчины, что могло быть во вред им из-за чрезвычайного эротического беснования их временных партнерш. Именно так дело обстоит в китайских историях об "острове женщин", и скорее это, а не тоска по дому может объяснить желание Брана, Ойсина и т. д. оставить Элизиум. Как уже было сказано, кельтские женщины совершали оргиастические обряды на островах [5]. Все это, возможно, дало начало вере в остров прекрасных божественных женщин как часть Элизиума, хотя это также усилило его чувственный аспект.

Кельты восхищались музыкой, и не случайно в рассказах об Элизиуме есть упоминание об удивительной музыке, которая раздавалась там. Как говорит богиня Брану, там не было "ничего грубого или резкого, кроме сладостных ударов музыки по слуху". Музыка исходила от птиц на каждом дереве, от ветвей деревьев, от удивительных камней и от арф божественных музыкантов. Об этом же напоминает восхитительная музыка, которую запоздалый путник слышит, когда он проходит часто посещаемые феями места - "какие трубы и бубны, какой неистовый восторг!". Романтическая красота Элизиума описана в этих кельтских историях так, что это несравнимо с другими сагами или сказками, и это подтверждают все, кто приходит, чтобы соблазнить там смертных. Эта красота - холмы, белые утесы, долины, море и берега, озера и реки, его деревья, жители и птицы, очарование его летнего тумана, - очевидно, является продуктом воображения народа, остро чувствующего красоту природы. Первые основные строки, спетые богиней Брану, задают тональность, которая звучит во всей кельтской литературе:

Есть далекий остров,

вокруг которого сверкают морские коньки,

Красота дивной земли, пейзажи которой восхитительны, Чей вид - прекрасная страна, несравнимая в своем тумане. Это - день нескончаемо погожий,

что поливает серебром землю; Чистый белый утес на горизонте моря, Которое от Солнца получает свое тепло.

Ойсин так описывает эту красоту: "Я увидел страну всю зеленую и полную цветов, с прекрасными гладкими равнинами, голубыми холмами, озерами и водопадами". Все это является отражением природы, которая есть в кельтских областях, и такой она виделась глазами кельтских мечтателей и интерпретировалась ими для поэтического народа.

В ирландских описаниях сидхе Дагда имеет верховенство, позже вырванное у него Оэнгусом, но обычно каждый владелец сидха является его хозяином. В уэльской традиции Аравн - это хозяин Аннвна, но его утверждения оспариваются соперником, и известны другие владыки Элизиума. Мананнан, бог моря, по-видимому, является владыкой ирландского острова Элизиум, который был назван "землей Мананнана", возможно, потому, что лег ко было связать заморский мир, "вокруг которого сверкают морские коньки", с богом, чьими мифическими конями были волны. Но поскольку он находится к западу и некоторые его виды, возможно, красиво озарялись заходящим солнцем, бог Солнца Луг также был связан с ним, хотя он едва ли занимает место Мананнана.

Элизиум кажется застывшим в своей неизменности в более поздних народных преданиях, но теперь он выглядит как живая волшебная страна - место в пределах холмов, насыпей или сидхе, место удивительной красоты, с магическими свойствами, где время течет, как во сне. Чудесная заморская земля обнаруживается также в сказках и преданиях, а Тир на н-Ог до сих пор остается живой действительностью для кельтов. Существуют источник молодости, целительные бальзамы, животворящие плоды, красивые женщины или волшебный народ. Это - истинная земля потаенных желаний сердца. В рукописях XI века, из которых наше знание об Элизиуме и было главным образом взято, но которые подразумевают далекую древность материалов и идей этих историй, мир сидхе все еще остается миром божественных существ, хотя они начинают принимать черты фей. Вероятно, кельты уже давно начали понимать, что земля богов была просто волшебной страной. В Уэльсе происходило то же самое, как это видно из описании Жиральдом Элидуруса, которого два маленьких человечка заманили в подземную волшебную страну.

Некоторые из рассказов об Элизиуме находились под влиянием христианских представлений, и в определенной группе историй, "Имрама", или "Путешествия", Элизиум наконец становится христианским раем или небом. Но представление об Элизиуме также повлияло на христианские идеи рая. В "Путешествии Маэлдуина", которое имеет некоторое подобие с историей Брана, христианское влияние все еще неопределенно, но оно более заметно в "Путешествии Снедгуса и Мак Риаглы". Один остров стал своего рода промежуточным состоянием, где пребывают Енох и Илия, а многие другие ожидают Судного дня. Другой остров похож на христианские небеса. Но в "Путешествии Брандана" языческие элементы уже фактически исчезли: есть остров ада и остров рая. Представление об острове - это последний пережиток язычества, но теперь путешествие предпринимается с целью мести, покаяния или паломничества. Другой ряд историй о фантастических путешествиях в ад или на небеса - вполне христианские, тем не менее радости небес имеют чувственный аспект, который напоминает о языческом Элизиуме. В одной из историй - "Известия о дне Страшного суда" - есть два ада, и помимо небес есть место, похожее на остров Еноха и Илии в "Путешествии Снедгуса". Связь Элизиума с христианским раем заметна в названии "Тир Тайрнгири" - "Земля обетованная", которое применяется к небесному царству или земле, в которой течет молоко и мед.

__________________________________________________

[1] - В "Ведах" Элизиум также имеет ясно выраженный сельскохозяйственный аспект, возможно, по тем же причинам.

[2] - Тетра бил мужем богини войны Бадб, и в одном тексте его имя переводится как бадб. Это имя переводится также как муир, то есть "море", и морем называется "равнина Тетры". Эти неясные сообщения не обязательно означают, что он был правителем заморского Элизиума.

[3] - Вожделение женщин этих островов гибельно для их любовников.

[4] - Один остров вблизи Новой Гвинеи называется "земля женщин". На нем временно позволяют высадиться мужчинам, но только женскому потомству этих мужчин позволяют выжить. У индейцев Флориды было предание об острове в озере, населенном прекраснейшими женщинами, и фиджийская мифология знает о райском острове богинь, вблизи земли богов, в которую допускались некоторые избранные смертные.

[5] - Острова, возможно, считались священными из-за таких культов, как об этом говорится в рассказанных Плутархом народных преданиях. Кельтские святые сохраняли почитание островов и любили жить на них, и эта идея сохранилась в народных поверьях.

Неясно, рассматривали ли древние кельты Небо и Землю как мужа и жену. Такое представление распространено во всем мире, и в мифах часто объясняется причина разделения этих двух начал. Жители Полинезии считали, что дети Неба и Земли — персонифицированные ветра, леса и моря, — разгневанные тем, что они сдавлены между родителями во тьме, поднялись и отделили их. Тот же самый смысл в греческом мифе об Уране, или Небе, и Гее, или Земле, разделенных их сыном Кроносом, и в индийском мифе о Дьяусе, или Небе, и Притхиви, или Земле, которые были разделены Индрой. Уран в Греции уступил место Зевсу, а в Индии Дьяус стал подчиняться Индре. Так, первобытное персонифицированное Небо отступает, а его место занимает более индивидуализированный бог. Но обычно Мать-Земля остается величиной постоянной. Земля ближе к человеку и более неизменна, чем неустойчивое Небо, в то время как в качестве производительницы она была источником всех зеленых плодов и поэтому оставалась важным божеством даже тогда, когда появилось множество других божеств. Это особенно верно для аграрных народов, которые умилостивляют Землю жертвами, поклоняются ей оргиасти-ческими обрядами или поддерживают ее жизнедеятельность с помощью магии. С развитием цивилизации эту богиню все еще вспоминают как дружественную человеку и, как в Элевсине, изображают печалящейся и радующейся, подобно самому человеку. Или же там, где более высшая религия вытесняет более древнюю, в народе ритуал все еще сохраняется, хотя его значение может быть забытым.

Таким образом, возможно, кельты обладали мифом о Небе и Земле, но все следы его пропали. Имеются, однако, остатки мифов, показывающих, как Небо поддерживается деревьями, горой или столпами. Высокая гора вблизи истоков Рейна была названа «колонной Солнца» и была настолько высока, что скрывала Солнце от людей, живших на юге. Возможно, она считалась опорой Неба, в то время как вокруг нее двигалось Солнце. В старом ирландском гимне и комментариях к нему Бри-гит и Патрик сравниваются с двумя столпами мира. Вероятно, это — ссылка на какой-то древний миф о Небе или Земле, опирающейся на столпы. Следы этого мифа есть также в народном поверье, как и в историях об островах, опирающихся на четыре столпа, или как в легенде о церкви Кернитоу, которая покоится на четырех столпах в замерзшем море и погрузится в воду, когда море оттает, — комбинация космогонического мифа и мифа о Великом потопе. В некоторых мифах Небо и Землю соединяет мост, или лестница. Возможно, есть остатки подобного мифа в ирландской поэме, в которой говорится о «дрохет бетхад», или «мосте жизни», или о «дрохайд на флайтхеанас», или «небесном мосте», из фольклора Гебридских островов.

Те боги, которые были связаны с небом, возможно, считались обитающими там или на горе, поддерживающей небо. Другие, подобно кельтскому Диспатеру, обитали в подземелье. Некоторые были связаны с курганами и холмами или, как предполагалось, занимали в них свою обитель. Третьи жили в отдаленной области — кельтском Элизиуме, который, как только кельты достигли моря, стал отдаленным островом. Те божества, которым поклонялись в рощах, считались обитающими там и появляющимися в полдень или полночь, в то время как такие природные объекты, как реки, источники и деревья, считались обителью богов или духов. Так, сомнительно, думали ли кельты когда-либо о своих богах как обитающих на одном лишь Олимпе. Туата Де Дананн, как считают, пришли с неба, но это может быть простое утверждение какого-нибудь книжника, который не знал, что делать с этой группой существ.

В кельтской религии мужчины считались не столько созданными богами, сколько произошедшими от них. По свидетельству Цезаря, все галлы утверждали, что они произошли от Диспатера и что это было передано им друидами. Диспатер был кельтским богом подземного мира плодородия, и это утверждение согласуется с мифом, который встречается у многих примитивных народов, о том, как люди некогда жили в подземелье и оттуда вышли на поверхность Земли. Но это также указывает на их происхождение от бога подземного мира. Туда умерший возвращался к тому, что был его предком, а также к владыке мертвых. С другой стороны, если бы первоначально Земля считалась женской, она, как Мать-Земля, была бы предшественницей людей. Но ее место в мифе было бы занято богом Земли или Подземелья, который, возможно, считался ее сыном или супругом. В других случаях кланы, семейства или индивиды часто отслеживают свое происхождение от богов или божественных животных или растений. Классические авторы иногда говорят об ответвлении кельтской расы от давших свое имя основателей, возможно опираясь на знание существующих кельтских мифов. Аммиан Марселлин сообщает также о друидской традиции в том смысле, что одни галлы были местными, другие пришли с далеких островов, а третьи — издалека, с Рейна. Но это не столько миф о происхождении, сколько объяснение присутствия различных народов в Галлии — аборигенов, кельтов и белгских галлов. М. Д"Арбуа предполагает, что «далекие острова» означают кельтский Элизиум, который он рассматривает как страну мертвых, но, возможно, это лишь искаженное воспоминание об отдаленных странах, откуда группы древних кельтов пришли в Галлию.

О сотворении мира ни одного полного мифа не сохранилось, хотя из комментариев к «Сенхус Мор» мы узнаем, что друиды, подобно брахманам, хвалились, что они создали Солнце, Луну, Землю и Море, — это согласуется с их предполагаемой властью над стихиями[1]. Некоторые народные поверья относительно происхождения различных частей природы имеют близкое сходство с примитивными космогоническими мифами и могут быть приняты как разрозненные части подобных мифов, рассказывавшихся кельтами и, возможно, преподаваемых друидами. Так, море, реки или источники произошли из мочи какого-нибудь великана, феи или святого или же от их пота или крови. Острова — это камни, брошенные великанами, а горы — это материалы, выброшенные ими, когда они работали на земле. Источники произошли из крови мученика или от прикосновения посоха святого или феи. Море, вытекшее из волшебной бочки, было дано Богом женщине. Когда пробка была открыта, ее невозможно было снова закрыть, и бочка не переставала наполняться, пока воды не покрыли землю. Все эти истории очень примитивны. Во всех этих случаях великан, святой или фея, несомненно, занимают место бога. Часто великаном является Гаргантюа, который, возможно, сам некогда был божеством. Другие упоминания в ирландских текстах указывают на распространенный космогонический миф о земле, постепенно принимающей свою существующую форму. Поэтому считается, что множество новых озер и равнин образовались в Ирландии во времена Партолона и Немеда, и равнины, очевидно, были созданы из существовавших тогда материалов. В некоторых случаях формирование озера было результатом рытья могилы каким-нибудь мифическим персонажем, в честь которого было затем названо это озеро. Здесь мы находим известную идею об опасности вторжения в область божественного. Например, при рытье земли есть опасность вторгнуться во владения бога Земли, за чем может последовать наказание в виде потопа. То же представление встречается в кельтских историях об озере или реке, образовавшихся путем переполнения священных источников из-за человеческой небрежности или любопытства, что привело к гневу божества источника. Или опять же город или замок затопляется из-за греховности его жителей, при этом воды порождаются проклятием бога или святого (заменяющего языческого бога) и образуют озеро. Эти истории можно рассматривать как формы кельтского мифа о потопе, который в одном случае, как в уэльской истории о судне Невид, который спас Двивана и Двифаха и по паре всех видов животных, когда переполнилось озеро Ллион, очевидно, заимствован из библейской истории. В других случаях озера образовались от слез бога. Например, слезы Мананнана по случаю смерти его сына образовали три озера в Ерине. Аполлоний сообщает, что воды Эридана произошли от слез Аполлона, когда он был изгнан с неба его отцом. Этой кельтской, по его словам, истории он придал греческую форму, и рассматриваемый бог, возможно, был Беленосом, приравниваемым к Аполлону. Иногда образование потопов, приписываемое большим ливням, является очевидным мифическим представлением об ущербе, который приносят настоящие наводнения, хотя ирландские мифы о «бескрайних морских безднах» были несомненным следствием пережитого на опыте.

Хотя ни одного полного описания конца света, подобного скандинавскому Рагнароку, не сохранилось, рассеянные намеки на это говорят о том, что прежде такое описание существовало. Страбон говорит, что друиды учили тому, что «однажды должны восторжествовать огонь и вода», что свидетельствует об очевидной вере в некий конечный катаклизм. На это также есть намеки в словах галлов Александру, рассказавших ему, что больше всего они боялись падения на их головы небес. Другими словами, они боялись того, что было признаком конца света. На ирландской земле к этому могут относиться слова Конхобара. Он возвестил, что спасет пленников и добычу, взятую Медб, если небеса не упали на землю, и земля не разверзлась, и море не поглотило все вещи. Такой миф, смешанный с христианскими верованиями, может лежать в основе пророчества Бадб после битвы при Маг Туиред насчет грядущих бед и конца света и пророчества Ферсертне в «Беседе двух мудрецов». Оба имеют любопытное сходство с пророчествами Сивилл о гибели в Волуспе. Если бы сами боги были вовлечены в такую катастрофу, то это было бы неудивительно, поскольку в некоторых аспектах их бессмертие зависело от пищи и напитка бессмертия [2].

[1] В одной из рукописей говорится, что Адам был сотворен таким образом: его тело — из Земли, его кровь — из Моря, его лицо — из Солнца, дыхание — из Ветра и т. д. Это также обнаруживается в одной фрисийской истории, и обе эти истории представляют собой инверсию хорошо известных мифов о сотворении вселенной из частей тела великана.

[2] Возможный остаток мифа о мировом змее можно обнаружить в «Приюте Да Дерги», где мы слышим о Левиафане, который обвивает земной шар и ударяет своим хвостом, чтобы сокрушить мир. Но это может быть отражением скандинавских мифов о змее Мидгарде, иногда приравниваемом к Левиафану.

Кельты, подобно всем остальным народам, предавались магическим практикам, многие из которых могли использоваться любым человеком, тем не менее, в целом они были в руках друидов, которые во многих аспектах были выше шаманов варварских племен. Но подобные магические обряды приписывались также богам, и, возможно, по этой причине Туата Де Дананн и многие из божеств, которые встречаются в «Мабиногионе», описаны как маги. О вождях также говорят как о мастерах магии, что, возможно, является реминисценцией о силах священника-вождя. Но поскольку многие из примитивных культов были в руках женщин и так как эти культы подразумевали обширную практику магии, они, возможно, были древнейшими владыками магии, хотя с развитием цивилизации мужчины заняли их место как магов. До сих пор рядом с владеющими магией друидами были классы женщин, которые также разбирались в магии, как мы уже видели. Их могущества боялись. Даже святой Патрик особенно выделяет «заклинания женщин» в ряду заклинаний друидов, и в одном мифическом рассказе говорится, как отец Коннлы, который в юности был очарован богиней, боялся того, что он будет околдован «заклинаниями женщин» (брихта бан). В некоторых историях женщины совершают все те магические поступки, которые в других местах приписываются друидам. И после того как друиды исчезли, такие поступки, как власть над погодой, использование магии и амулетов, превращение в других существ и в невидимых и т. д., стали приписываться ведьмам. Конечно, многими друидскими искусствами обладали святые и духовные лица и в прошлом, и в более позднее время. Но когда друиды исчезли, женщины оставались в качестве магов, частично потому, что даже в языческие времена они действовали более или менее тайно. Наконец церковь запретила языческую магию.

У каждого клана или племени были свои друиды, которые во время войны помогали своим воинствам при помощи магического искусства. Это отразилось в историях мифологического цикла, каждая из которых имеет друидов, которые не принимают в сражениях ни малейшего участия. Хотя Плиний признает священнические функции друидов, он связывает их в значительной степени с магией и применяет к ним название «маг». В ирландской церковной литературе слово «друй» используется как перевод слова «маг», например, в случае египетских магов, в то время как слово «маги» используется в латинских житиях святых как эквивалент народного «друиды». В сагах и в народных историях «друидехт» («друидизм») соответствует слову «магия», а «слат ан драойхта» («прут друидизма») является магической палочкой. Туата Де Дананн, как считают, узнали «друидизм» от четырех великих учителей-друидов того региона, откуда они прибыли в Ирландию, и даже теперь в народных рассказах они часто называются «друидами», или «дананн друидами». Так, по крайней мере, в Ирландии есть убедительные свидетельства магической силы, на которую претендовали друиды.

Эта сила в значительной степени реализовывалась как власть над стихиями, о которых друиды утверждали, что они их сотворили. Так, друид Катхбад защитил равнину, по которой Дейрдре бежала с «бурлящим морем». Друиды также порождали слепящие метели или превращали день в ночь — подвиги, приписываемые им даже в житиях святых. Или они разряжают «огненные облака» на противостоящие воинства, как в случае с друидом Мэг Руйтхом, который создал магический огонь и направил его на врага, чей друид тщетно пытался отклонять его. Когда друиды Кормака высушили все воды в стране, другой друид выстрелил стрелу, и там, где она упала, стал выходить поток воды. Друид Матхген хвалился способностью бросить во врага горы, и часто друиды превращали деревья или камни в вооруженных людей, ужасая таким образом вражеское воинство. Они могли также наполнить воздух лязгом сражения или ужасными криками сверхъестественных существ. Подобные силы приписывались и другим людям. Дочери Калатин поднялись вверх на заколдованном ветре и обнаружили Кухулина, когда он был далеко скрыт Катхбадом. Позже они породили магический туман, чтобы сбить героя с толку. Такие туманы часто встречаются в сагах, и в одном из них Туата Де Дананн пришли в Ирландию. Священнослужительницы Сены могли пробудить море и ветер своими заклинаниями, а позже на ту же роль претендовали кельтские ведьмы.

В народных сохранившихся обычаях практика вызова дождя связана со священными источниками, и даже значительно позже в сельской Франции к святыням, обычно связанным с чудотворным источником, приходили процессии во время засухи. Так, народ и священник шли к источнику Барантон в процессии, напевая гимны, и молили там о дожде. Затем священник опускал ногу в воду или бросал что-нибудь на камни. В других случаях к источнику несли изображение святого и опрыскивали, как раньше божественные изображения, или били по воде и обрызгивали ею воздух. Другой обычай состоял в том, что дева должна была почистить священный источник, как раньше она должна была быть обнаженной. Нагота тела также была частью старого ритуала, используемого в Галлии. Во время засухи девочки деревни следовали за самой молодой девой обнаженными, чтобы искать траву belinuntia. Ее вырывали с корнем и затем несли на реку и там ее опрыскивали водой. В этом случае опрыскивание было подражанием падающему дождю и, как предполагалось, автоматически его вызывало. Хотя некоторые из этих обрядов предполагали использование магии самим народом, в других случаях присутствие христианского священника указывает на тот факт, что раньше в качестве вызывателя дождя был необходим друид. Иногда священник через многие века унаследовал способности языческого священства вызывать дождь или усмирять бурю, и он часто молился, чтобы реализовать их.

Способность становиться невидимым посредством заклинания, называвшаяся фетх фиада, которая делала человека невидимым или скрывала его в магическом тумане, также использовалась друидами, как и христианскими святыми. Гимн святого Патрика, названный «Фаэд Фиада», был спет им, когда его враги поджидали в засаде, и очаровал их. Само заклинание, фитх-фатх, до сих пор помнят в долинах Нагорья. В случае со святым Патриком он и его последователи являлись в виде оленя, и этой способностью к превращениям владели и друиды, и женщины. Друид Фер Фидайл похитил деву, приняв форму женщины, а другой друид обманул Кухулина, приняв форму прекрасной Ниамх. Некоторые друиды, как считают, способны были принять любую форму, которая им нравилась, и эти способности отразились в мифах о богах, например, таких, как Талиесин или Амаргин, которые принимали многие формы. Священнослужительницы Сены могли принимать форму животных, а ирландская Цирцея в «Реннес Диндсенхасе», называемая Далб де Ро-угх (Грубая), своими заклинаниями превратила трех мужчин и их жен в свиней. Эта способность к превращению других часто описывается в сагах. Дети Лира были превращены в лебедей их жестокой мачехой; Саар, мать Ой-сина, стала оленем силой друида Феар Дойрхе, когда она отвергла его любовь; и подобным образом Туиренн была превращена в шотландскую борзую прекрасной госпожой ее мужа Иолланна. В других случаях в сагах женщины являются в виде птиц. Эти истории превращений могут быть связаны с тотемизмом, поскольку, когда этот институт распался, существовавшая вера в превращения часто использовалась для того, чтобы выявить происхождение от животных или обосновать табу против поедания некоторых животных. В ирландских историях о превращениях мы обнаруживаем ссылки на эти табу. Так, когда дети Лира были превращены в лебедей, было объявлено, что никто не должен убивать лебедей. Вполне возможно, что друиды использовали гипнотическое внушение, чтобы убедить остальных, что они приняли иную форму. Подобным образом поступали краснокожие индейские шаманы или даже галлюцинировали насчет других, веря в то, что их собственная форма изменилась.

Посредством «напитка забвения» друиды могли заставить человека забыть даже самого дорогого возлюбленного. Так, Кухулина заставили забыть Фанд, а его жену Эмер заставили забыть свою ревность. Это — реминисценция знаний о мощных напитках из трав, которые вызывали галлюцинации, например об изменении формы. В других случаях это были природные наркотики, которые вызывали глубокий сон, как, например, в случае с глотком напитка, который Грайнне дала выпить Фионну и его людям. Опять же, «друидское сновидение» напоминает о гипнозе, который практиковался в далекие эпохи, а также современными дикарями. Когда Бодб заподозрил свою дочь во лжи, он ввел ее в состояние «друидского сновидения», в котором та открыла свою греховность. В других случаях заклинания произносятся таким образом, чтобы люди галлюцинировали, или обездвиживались, или, «благодаря ловкости рук предсказателей», девы утрачивали свое целомудрие, не зная этого. Это указывает на знание методов внушения. Или опять же призрачное войско противостояло силам врага, для которого это было галлюцинаторным явлением, что, возможно, было отражением природных гипнотических сил.

Друиды также создавали «преграду», айрбе друад, вокруг войска, возможно обходя его и произнося заклинания, чтобы нападающее войско не могло прорваться через это препятствие. Если кто-то мог перепрыгнуть через эту «преграду», то заклинание было нарушено, но он терял при этом жизнь. Так было сделано в сражении Кул Дремне, в котором присутствовал святой Колумба и помогал герою перепрыгнуть препятствие своими молитвами.

Примитивная симпатетическая (то есть основанная на внушении) магия описана в «Реннес Диндсенхасе». В этой истории один человек произносит заклинания над своим копьем и мечет его в тень своего противника, чтобы тот упал замертво. Таково же примитивное друидское «посылание» пучка соломы, над которым друид пел заклинания и бросал его в лицо своей жертвы, чтобы та стала безумной. Подобный метод используется эскимосскими ангекоками. Всякое беснование обычно приписывалось такому «посыланию».

Считалось, что друиды владели магией заклинаний, приводящих в замешательство врагов или порождающих другие магические результаты. Была принята особая поза: стоя на одной ноге, вытянув одну руку и закрыв один глаз, можно концентрировать силу заклинания, но сила была главным образом в произносимых словах, как мы уже видели при обсуждении кельтских формул молитвы. Такие заклинания использовались также филид, или поэтами, поскольку самая примитивная поэзия имеет магический аспект. Частично обучение барда состояло в изучении традиционных заклинаний, которые использовались с должным ритуалом, производившим магический результат. Некоторые из этих заклинаний мы уже рассматривали, и, вероятно, некоторые из стихов, которые говорит Цезарь, друиды не записали бы, если бы они имели природу заклинаний. Сила заклинания содержится в произносимой формуле, которая обычно представляла собой имя бога или духа, позже святого, взывающей к его вмешательству благодаря силе, присущей этому имени. Другие магические формулы говорят об уже произведенном эффекте, и это благодаря имитирующей магии, что, как предполагается, порождает его повторение. Древнейшие письменные документы, имеющие отношение к язычеству островных кельтов, содержат в себе обращение к «науке Гоибниу», предназначенной для сохранения масла, а другие — обращение к магическому исцелению, которое гласит: «Я восхищаюсь целительством Дианцехта, дарующим здоровье тем, к кому он приходит на помощь». Они обнаружены в манускриптах IX или X веков и, в связи с их обращением к языческим богам, очевидно, использовались в христианские времена. Большая часть друидской магии сопровождалась заклинаниями — превращения, власть над стихиями, нахождение скрытых людей или вещей. В других случаях заклинания использовались в медицине или для исцеления ран. Так, Туата Де Дананн сказали фоморам, что им не нужно бороться с ними, потому что их друиды оживили бы убитых, и, когда Кухулин был ранен, мы слышим о лекарствах меньше, чем о заклинаниях, которые использовались для остановки кровотечения. В других случаях друид мог заклинаниями избавить от бесплодия.

Остатки верований в заклинания среди современных кельтских народов являются убедительным доказательством их применения в языческие времена и проливают свет на их природу. В Бретани в некоторых семействах им учат и тщательно хранят в секрете, чтобы другие их не узнали. Вместо старых богов в них обнаруживаются имена святых, но при некоторых болезнях к ним обращаются как к живым персонам. В Нагорье обнаруживаются подобные заклинания, и они часто передаются от мужчины к женщине и от женщины к мужчине. Их везде применяют в Ирландии. Помимо исцеления от болезней такие заклинания, как предполагается, порождают плодородие, или приносят удачу, или даже передают произносящему собственность других людей, или, в случае черной магии, вызывают смерть или болезнь. В Ирландии колдуны могли «заморозить до смерти человека или зверя», и это напоминает о силе насмешки в устах филе или друида. Насмешка вызывает пятна на лице жертвы или даже приводит к его гибели. У примитивных народов мощная внутренняя эмоция воздействует на тело любопытными способами, и здесь мы, вероятно, имеем упоминание о действительно имевшемся факте. В других случаях «проклятие насмешки» воздействовало на природу, заставляя отступить моря и реки. Насмешки со стороны бардов Галлии, упомянутые Диодором, возможно, считались обладающими подобными силами. Наоборот, филид, произнося несправедливый приговор, обнаруживали, что их лица покрывались пятнами.

Магическое сновидение часто вызывается в сагах музыкой, например игрой на арфе Дагды, или ветвью, которую приносят посетители из Элизиума. Множество «волшебных» колыбельных для усыпления даже теперь существуют в Ирландии и Нагорье. Поскольку музыка образует часть всей примитивной религии, ее успокаивающие силы легко возвеличивались. В оргиастических обрядах она вызывала изменчивые эмоции, пока певец и танцор не впадали в глубокую дремоту, и рассказы о тех, кто участвовал в волшебном танце и заснул, а проснувшись, обнаруживал, что прошло уже много лет, являются мифическими преувеличениями силы музыки в таких оргиастических культах. Музыка филид, как и музыка арфы Дагды, вызывала смех, слезы и приятную дремоту, и в кельтских народных сказках изобилуют подобные примеры магического очарования музыки.

Теперь обратимся к использованию у кельтов амулетов. Некоторые из них применялись с целью поставить носителя под защиту бога, которого они символизировали. Как уже было замечено, кельтский бог имел в качестве своего символа колесо, вероятно представлявшее Солнце, и в Галлии и Британии были обнаружены многочисленные небольшие диски, сделанные из различных материалов. Очевидно, их носили как амулеты, хотя в других случаях их приносили в жертву речным божествам, поскольку многие из них встречаются в руслах рек или в бродах. Их использование как защитных амулетов показано на стеле, где изображен человек, носящий ожерелье, к которому прикреплено одно из таких колес. В ирландских текстах друид называется Мэг Руит, что объясняется как magus rotarum, потому что производил свои друидские ритуалы при помощи колес. Это может указывать на использование таких амулетов в Ирландии. Любопытный амулет, связанный с друидами, стал знаменитым в римские времена и был описан Плинием. Это было «змеиное яйцо», образовавшееся из пены, которую создали змеи, извивавшиеся вместе. Змеи бросили «яйцо» в воздух, и тот, кто увидит его, должен был поймать его в свой плащ прежде, чем оно упадет, и бежать к стремительному потоку, за которым змеи, подобно ведьмам, преследующим Там О"Шантера, не могли его преследовать. Считается, что это «яйцо» дает своему хозяину доступ к правителям или к судебным процессам, и в период царствования Клавдия римского гражданина предавали смерти за принесение такого амулета в суд. Плиний видел это «яйцо».

Оно было размером примерно с яблоко, с хрящеватой кожей, покрытой дисками. Вероятно, это был окаменевший морской еж, какой, например, встречается в галльских могилах. Такие «яйца» были, несомненно, связаны с культом змеи или каким-то древним мифом о яйце, порожденном змеями, возможно, использовавшимся для объяснения их формирования. Это более вероятно, поскольку кольца или стеклянные бусины, встречающиеся в курганах в Уэльсе, Корнуолле и Нагорье, называются «змеиным стеклом» {глайн найдр), и считается, что они сформировались таким же образом, как и «яйцо». В Нагорье они, как и старые веретенообразные предметы, называемые «камнями аспида», считаются обладающими магическими силами, например против укуса змеи, и высоко ценятся их владельцами.

Плиний также говорит о кельтской вере в магические силы коралла, который или носили как амулет, или принимали порошок из него как лекарство, и также было доказано, что кельты в течение ограниченного периода их истории вставляли его в оружие и посуду, несомненно, как амулет. Другие амулеты — белые мраморные шарики, кварцевая галька, образцы зубов кабана или куски янтаря — были обнаружены захороненными вместе с умершими. Также носили небольшие фигурки кабана, лошади и быка, с кольцом для подвешивания к ожерелью, как амулеты или как изображения этих божественных животных, а фаллические амулеты, возможно, служили в качестве защиты от дурного глаза.

Культ камней был, вероятно, связан с верой в магическую силу некоторых камней, подобных Лиа Файл, который громко кричал, когда Конн стучал по нему. Его друиды объясняли, что количество криков было равно количеству его потомков, которые должны были стать правителями Ерина. Это — этиологический миф, объясняющий использование этого камня-фетиша в коронациях. Другие камни, которые, возможно, были предметом культа или обладали магическими свойствами, использовались при выборе вождей, которые становились на них и клялись, что будут следовать по стопам своих предшественников, причем очертание пары ног, вырезанных в камне, символизировало шаги первого вождя. Другие камни обладали скорее музыкальными достоинствами — «заметный камень» Элизиума, от которого возникло сто струн, и музыкальный камень Лох Лайг. Такие верования просуществовали до христианских времен. Каменный алтарь святого Колумбы, на котором прокаженный осенил себя крестным знамением, плыл по волнам вслед за рыбачьей лодкой святого в Ерин. Но это был тот же камень, на котором намного раньше скользил герой Фионн.

С культом камней были связаны магические ритуалы на неподвижных камнях или валунах, которые рассматривались, вероятно, как обители духа. Эти ритуалы были по происхождению докельтскими, но они практиковались кельтами. Девушки скатывались с камня, чтобы получить возлюбленного, беременные женщины — чтобы получить легкие роды. Прикосновение к таким камням приводило к тому, что у бесплодных женщин рождались дети, или это давало жизнеспособность слабым. Обычно на камне оставляли небольшое пожертвование. Подобные обряды осуществлялись в мегалитических памятниках, — этот обычай, очевидно, был докельтским по происхождению. В этом случае души умерших, как ожидалось, помогали целям обрядов или даже воплощались в детях, рождавшихся впоследствии у бесплодных женщин, обращавшихся к этим камням. Иногда, когда назначение камня было забыто, и ему приписывалось какое-нибудь другое легендарное происхождение, обычай приспосабливался к легенде. В Ирландии известны множество дольменов не как места погребения, а как «ложе Диармайда и Грайнне» — места, где спали эти сбежавшие любовники. Поэтому они обладают силами плодовитости, и их посещают женщины, которые желают иметь детей. Таким образом, этот обряд является одной из разновидностей магии, основанной на внушении.

Дольмены с отверстиями или естественным образом дырявые камни используются для магического исцеления от болезней, а в Бретани и Корнуолле через отверстие пропускали больного. Подобные обряды использовались с деревьями, где через разрез, который делали в стволе молодого дерева, пропускали больного ребенка. Затем разрез закрывали и связывали, и, если он заживал через какое-то время, это было доказательством того, что ребенок выздоровеет. Предполагалось, что в результате этих обрядов дух в камне или дереве помогал процессу исцеления, или же им передавалась болезнь, или опять же была идея о новом рождении с последующей обновленной жизнью, то есть действии, имитирующем процесс рождения. Эти обряды не ограничивались кельтскими регионами, их применение было гораздо шире.

Поскольку христианские авторы твердо верили в магические силы друидов, которым, они считали, помогал дьявол, они учили тому, что христианские святые чудесным образом одолели их же собственным оружием. Святой Патрик рассеивал метели и тьму, поднятые друидами, или уничтожал друидов, которые насылали огонь с неба. Подобные деяния приписываются также Колумбе и другим святым. Моральная победа Креста позже стала возвеличиваться так же, как победа магов. Поэтому жизни кельтских святых также полны чудесами, которые являются просто воспроизведением друидской магии: управление стихиями, исцеление, перенесение пылающих углей без вреда для себя, запутывание своими проклятиями, превращение в невидимого или в других существ, растепление заледенелых вод реки благочестивым стоянием на льду или невредимое прохождение через самые жестокие бури. Вскоре христианские святые стали рассматриваться как более искусные маги, чем сами друиды. Возможно, они стали притязать на магические силы, или, возможно, они использовали естественные природные явления таким образом, чтобы создавалось впечатление магии. Но всю свою силу они приписывали Христу. «Христос — мой друид, истинный чудотворец», — сказал святой Колумба. Тем не менее они были полны суеверий своей собственной эпохи. Так, святой Колумба послал белый камень королю Бруду в Инвернесс для исцеления его друида Бройхана, который выпил вылитую на камень воду и исцелился. Вскоре подобные качества были приписаны мощам самих святых, и в более позднее время, когда большинство шотландцев перестало верить в святых, они считали, что служители церкви обладают силами, подобными силам языческих друидов и католических святых. Служители поднимались в воздух, сияли небесным светом, имели дар ясновидения или с ужасными последствиями проклинали безбожников и невежественных прелатов. Они пророчествовали, используя гипноз, и демонстрировали дар исцеления. Ангелы служили им, как, например, в том случае, когда Самуил Рутерфорд, упав во младенчестве в источник, был спасен ангелом. Некий слой примитивной религии переживал все изменения веры, и народ беспристрастно приписывал магические силы языческим друидам, кельтским святым, старухам и ведьмам, а также пресвитерианским служителям.

Гальштат — небольшой городок в Верхней Австрии, у подножия горы Зальцбергталь, в недрах которой со времен глубокой древности разрабатывались соляные копи. Сегодня название этого городка известно всему научному миру. А началось все в 1846 году, когда Георг Рамзауэр — директор местных соляных копей, а по совместительству — археолог-любитель — открыл в окрестностях Гальштата обширный древний могильник.
    Рамзауэр вел здесь раскопки на протяжении 17 лет. Он вскрыл почти 1000 из 2500 захоронений. Сделанные им находки были сенсационны: они свидетельствовали о существовании здесь в 700–500 гг. до н. э. цивилизации, использовавшей железо. Пышные захоронения представителей могущественной аристократии и скромные могилы общинников несли в себе материальные свидетельства жизни людей той далекой эпохи. Удивительно хорошо сохранившиеся оружие, орудия труда, ювелирные украшения, конская сбруя и боевые колесницы свидетельствовали о высоком мастерстве древних литейщиков и кузнецов.
    Что за народ жил в этом глухом горном районе? Кто оставил после себя эти сокровища?
    Сегодня мы знаем ответы на эти вопросы. Речь идет о кельтах, а точнее — о предках тех «исторических» кельтов, которые во всеоружии своей блестящей культуры выступили на сцену европейской истории около 500 года до н. э., став одной из самых значительных народностей Европы.
    Что же это был за народ — кельты? Из каких источников мы знаем о нем?
    Основным источником сведений о кельтах, их религии, жизни, культуре, ремеслах сегодня является, конечно, археология, дающая наиболее «осязаемый» материал. Кроме того, важные сведения о кельтах дают письменные свидетельства греческих и римских авторов, данные топонимики, сохранившиеся собственные имена, сочинения раннесредневековых хронистов Ирландии и Уэльса, фольклор.
    Появление кельтов совпадает с зарождением культур эпохи железного века. Этот период богат такими изменениями, что справедливо возникает вопрос: вызваны ли эти изменения развитием одной культуры или же они результат воздействия внешних факторов и культур различных народов? Как свидетельствуют лингвисты, современные кельтские языки очень древние. Они представляют собой одну из групп большой семьи индоевропейских языков, возникшую, по мнению современных специалистов, где-то между Балканами и Черным морем. Из областей, располагавшихся между Рейном и Влтавой и бывших, по-видимому, их колыбелью, кельты расселились до берегов Атлантического океана, Средиземного, Адриатического и Черного морей.
    О кельтах впервые упоминают греческие историки V века до н. э. Гекатей Милетский и Геродот. Позже римляне назвали кельтов галлами, а земли, населенные ими — Галлией. В период между VI–III вв. до н. э. кельтские племена заселили северную Испанию, Британию, южные районы Германии и территорию современных Венгрии и Чехии. Отдельные кельтские племена проникли на Балканы. В III веке до н. э. отряды кельтов двинулись на Македонию и Грецию, прошли с боями в Малую Азию, где часть их осела, образовав сильное объединение кельтских племен — так называемую Галатию. Составляли это объединение три племени выходцев из Северной Галлии — тектосаги, трокмы и толистоаги. Они довольно долго сохраняли племенное устройство и свой язык. Св. Иероним (IV в. н. э.) особо отмечал чистоту их кельтской речи. Римский историк Тит Ливии рассказывал о созданных этими племенами укрепленных городищах на вершинах холмов, а недавние раскопки позволили исследовать остатки таких городищ. Следы, оставленные кельтскими походами, сегодня можно обнаружить в Болгарии, Греции, Турции, а предметы их материальной культуры, если не сами ее носители, доходили до Силезии, южной части Польши и Украины.
    Кельты находились на достаточно высокой ступени развития уже в VIII–VII вв. до н. э., а позднее, между 500–250 гг. до н. э., достигли вершины своего расцвета. Затем начался постепенный упадок их влияния и могущества под ударами быстро возвышавшегося Рима. Из кельтских земель только Ирландия и Шотландия осталась неподвластными Римской империи.
    В истории Европы известны два кельтских периода. Первый — это древние кельты железного века, современники Древней Греции, империи Александра Македонского и Римской империи, которых римляне постепенно вытеснили на Британские острова. Второй период — это кельты-христиане, преемники древних кельтов, жившие в Ирландии, Шотландии и Уэльсе. С V века часть валлийцев (жителей Уэльса) вновь переселяется в Арморику (Бретань) и создает там блестящую литературу, которая благодаря ирландским монахам, странствующим по Европейскому континенту, оказала глубокое влияние на развитие всей западной культуры в Средние века. Мы обязаны кельтам первой «настоящей» европейской литературой: это ирландские и валлийские саги, сказания о короле Артуре, о Тристане и Изольде.
    Находка Рамзауэра в Галылтате позволила ученым обратиться к началам истории древних кельтов. Именно здесь, в горном районе Австрии, приблизительно к 700 году до н. э. сложилась ранняя кельтская культура. Благодаря многообразию и богатству археологического материала, открытого в могильниках Гальштата, эта культура получила название гальштатской. Впоследствии памятники такого рода были открыты во многих местах Европы.
    Расцвет гальштатской культуры падает на VII–VI вв. до н. э., когда народы Западной Европы пришли в тесное соприкосновение — в результате торгового обмена — с греческими и этрусскими городами. В Гальштате археологами были открыты захоронения, инвентарь которых показывает, что люди в эту эпоху изготовляли свои орудия труда и мечи уже не из бронзы, а из железа. Своих вождей они хоронили в великолепных погребальных камерах, выложенных из бревен (чаще всего для этого использовался дуб, считавшийся священным деревом), под насыпными курганами, которые увенчивались статуей покойного в полный рост, изображением божества или надгробным камнем и ритуальной стелой. В могилы клали богато украшенную конскую сбрую, дорогие ювелирные украшения, золотые венцы и диадемы, бронзовые сосуды и многочисленную керамику, простую — местной работы и расписную греческую. В гробницы знати помещали даже четырехколесные повозки с полным набором упряжи. Позднее на смену повозкам пришли легкие двухколесные боевые колесницы, сохранившие ту же роль символа знатности и величия. Искусные ремесленники, занимавшие довольно высокое место в жесткой иерархии кельтского общества (кузнецов наделяли сверхъестественной силой), делали свои колесницы очень изящными, что не мешало им быть достаточно прочными. Ободья деревянных колес со спицами мастера научились обтягивать железными шинами, и их изделия не только радовали глаз своей красотой, но и выдерживали тяжесть вождя и его возницы.
    Различные формы почитания усопших — сложные погребальные обряды, включение в инвентарь погребений великолепных по исполнению ремесленных изделий — богато отделанного оружия, украшений, художественно выполненных сосудов, возможно, наполнявшихся элем для утоления жажды путешествующего в мир иной, и даже кабаньих окороков, любимого яства кельтов, — все это проявления столь распространенного позже среди кельтов преклонения перед предками, свойственного им культа могил. Кельты верили, что могила человека есть своего рода преддверие к желанной жизни после смерти.
    Обиход древних кельтов был несложен. Жилища их были довольно примитивны по своему устройству: обычно это деревянный дом с углубленным в землю полом (полуземлянка), покрытый соломой. Такие хижины составляли село или деревню, не защищенную от набегов врага. В периоды частых войн одного племени против другого поселяне искали убежища себе и своим стадам в стоящих на возвышенности, достаточно хорошо укрепленных городищах. Это место, защищенное валом, стеной, сложенной из бревен и камня, и рвом, называлось «оппидум».
    Племенная знать строила себе гораздо более сложные жилища, нечто вроде замка или укрепленной усадьбы. Обычно вблизи усадьбы находились и захоронения ее владельцев. Интересным примером такого «замка», относящегося к VI веку до н. э., является укрепленная усадьба, открытая археологами у Гейнебурга в верховьях Дуная. Найденные здесь амфоры для вина и обломки расписной греческой чернофигурной керамики свидетельствуют о связях обитателей этой усадьбы с античным миром. Поблизости от усадьбы в Гейнебурге находятся несколько курганов — погребения местных вождей.
    Крупным кельтским укреплением гальштатской эпохи являлся Латиск (Франция, VI в. до н. э). В пределах кольца его оборонительных валов были найдены многочисленные следы жизни его обитателей — сотни тысяч обломков глиняных сосудов, множество бронзовых застежек-фибул, большое количество чернофигурной греческой керамики. Особый интерес представляет открытое поблизости в 1953 году захоронение кельтской «княгини», также относящееся к VI веку до н. э. Под курганом диаметром 42 м была устроена деревянная погребальная камера. Тело «княгини» покоилось на четырехколесной повозке. Голову женщины увенчивала золотая диадема весом 480 г, на руках были надеты золотые браслеты, на шее — ожерелье из янтаря. Кроме погребальной колесницы, в камере находились еще четыре повозки и огромный бронзовый котел высотой 164 см и весом 208 кг. Бронзовый сосуд таких размеров неизвестен во всем античном мире! Судя по множеству деталей, он был изготовлен греческими мастерами в Массилии (ныне Марсель) по заказу кельтского вождя.
    Подлинным сокровищем прикладного искусства гальштатских кельтов является коллекция керамических сосудов из курганов близ Шопрона (Венгрия). Сосуды датируются концом VII столетия до н. э. и замечательны, конечно, не ценностью материала, из которого выполнены, а своими изображениями: на их поверхности резцом процарапаны фигурки людей и целые сцены, дающие нам сегодня возможность заглянуть в жизнь древних кельтов. Керамика Шопрона показывает, как одевались и что делали кельты эпохи Гальштата, она наполняет живым дыханием скупые данные археологии и туманные повествования мифов.
    На этих сосудах мы видим изображения сражающихся мужчин, одетых в порты (типичная особенность «варварского» мира) и плащи, ниспадающие свободными складками (такие плащи носили и более поздние, так называемые латенские кельты — то есть кельты того периода, о котором уже имеются исторические свидетельства). Видим мы и женщин в расшитых юбках в форме колокола: они тоже изображены в стычке, причем дерутся они по методу, поистине «освященному» временем, — вцепившись друг дружке в волосы. Изображена на сосудах и пара влюбленных — как неохотно они расстаются друг с другом… А рядом — кудрявые красавицы в расширяющихся книзу платьях, украшенных маленькими колокольцами, сосредоточенно прядут и ткут. Другие захвачены буйной стихией танца — они пляшут, самозабвенно раскинув руки. Одна из изображенных женщин играет на лире — любимом музыкальном инструменте кельтов. Другая в туго стянутой на талии юбке колоколом и узких шароварах восседает на коне. Видим мы здесь и сцену погребения: тело усопшего везут к могиле на четырехколесной погребальной колеснице.
    Ценность этих изображений на сосудах из Шопрона огромна, ибо они восходят к тем отдаленным временам, о которых у нас нет письменных свидетельств, дополняющих данные археологических находок. От этой эпохи, помимо некоторых орудий и фрагментов одежды из соляных копей Гальштата, почти не сохранилось материалов, позволяющих представить, как выглядели и одевались тогдашние кельты.
    Гальштатская культура стала предшественником культуры «классических» или «исторических» кельтов. Именно с ними связана эпоха расцвета кельтского могущества — между 600 и 220 гг. до н. э., когда владения кельтов простирались от Балтики до Средиземноморья и от Черного моря до Атлантического океана. Кельтская культура этого периода — начиная с середины VI века до н. э. и далее — получила в науке название латенской. Первые открытия памятников этой культуры были сделаны на поселении Латен, расположенном на Невшательском озере в Швейцарии.
    Латенская культура не возникла сама по себе. Своим развитием она обязана более ранним культурам, существовавшим на обширных территориях, заселенных кельтскими племенами, а также широким контактам кельтов с античными цивилизациями и с культурой скифских племен. Иногда утверждают, что между гальштатской и латенской культурой нет ничего общего. Если говорить об искусстве, то действительно, прямой преемственности здесь нет. Но все прочие корни латенской культуры прямо уходят гальштатскую.
    Примерно с 400 года до н. э. кельты стали доминирующей силой в областях, расположенных к северу от Альп — от Франции до Венгрии. Однако древние кельты не были единой нацией и не основали своего государства. Они жили отдельными племенами и княжествами, иногда создавались федерации племен. Дальше этого политическое единение у них не заходило.
    Различными племенами управляли короли, вожди или «благородные». Но все кельты говорили на общем языке и обладали многими сходными чертами в повседневной жизни и обычаях, что не мешало им вести ожесточенные междоусобные войны В своих «Записках о галльской войне» Юлий Цезарь неоднократно отмечает важную, с его точки зрения, роль «оппидумов» — галльских городов, где его войска могли получить провиант, расположиться на зимние квартиры, а также укрыться при отступлении. Из записок Цезаря видно, что оппидумы являлись фактически первыми кельтскими городами. Эти города были центрами политической и экономической жизни кельтских племен. Важную роль играл город и в религиозной жизни — здесь находились капища и священнодействовали жрецы. Многие из крупнейших современных городов Европы были в свое время заложены кельтами. К их числу относятся Лондон, Дублин, Париж, Бонн, Вена, Женева, Цюрих, Болонья. Лион, Лейден, Милан, Коимбра, Белград. Некоторые из этих городов несколько переместились, другие остались на прежних местах, но все они сохранили свое первоначальное значение до наших дней.
    На всем пространстве, заселенном кельтами, господствовала единая культура и единый язык (с диалектными различиями). Однако у древних кельтов не было письменности. О единстве кельтской культуры, выявляющимся до сих пор на довольно обширных и разнообразных территориях, свидетельствуют прежде всего археологические данные.
    Религиозные верования кельтов были одним из главных факторов, связующих эти племена в единое целое. Несмотря на то, что каждое кельтское племя имело собственных богов и соответствующую мифологию, в основе своей религия кельтов была единой. Свидетельство тому — существование общекельтских богов, культ которых распространялся на значительные территории.
    Кельты обожествляли явления природы, реки, горы, животных; среди их богов были триликие божества, змей с головой барана, маленькие духи-гномы; кроме того, существовало множество местных богов. При этом кельты весьма редко изображали своих божеств в человеческом облике — очевидно, на этот счет у них существовало некое табу. Известно, что когда в 278 году до н. э. кельты захватили знаменитое греческое святилище в Дель-фах, их вождь Бренн был возмущен человеческим обликом греческих богов. Ему это показалось кощунством, ибо кельты, обожествляя силы природы, всегда изображали их в виде символических знаков и фигур.
    В общекельтском пантеоне почитались бог неба Таранис, богиня — покровительница коней Эпона, триада богинь-кормилиц. Их изображения неоднократно встречаются в более позднее время во всех уголках кельтского мира. К числу главных божеств принадлежал Цернунос — Эзус, то уходящий в подземное царство мертвых и именуемый тогда Цернунос, то возвращающийся на землю — Эзус. Цернунос — Эзус символизировал времена года: холодную мертвую зиму и цветущее лето.
    Были у кельтов, помимо главных богов, и многочисленные другие божества различного рода, а также духи — хранители священных источников и рощ. Бог племени считался отцом своего народа, кормильцем и защитником; в битвах он был вождем, а в празднествах загробного мира — хозяином. Супруга бога считалась матерью племени, попечительницей плодовитости людей и животных, охранительницей земель.
    Позднейшие кельтские литературные памятников и фольклор свидетельствуют об искренней вере кельтов в загробную жизнь, об их убежденности, что в «ином» мире их ждет новое рождение, об отсутствии у них страха перед загробным миром. Потусторонний мир кельтов нисколько не походил на мрачную и зловещую преисподнюю средиземноморских религий; наоборот, он рисовался им местом, полным самых желанных для кельта радостей — пиров, празднеств, поединков, набегов, охоты, скачек, рассказов об увлекательных приключениях, любви прекрасных женщин, наслаждения красотами природы и т. п.
    С религиозными представлениями древних кельтов связан и культ мертвой головы. Вероятно, отрубленные головы врагов составляли не только самый значительный трофей победителя, но и имели религиозный смысл, поэтому черепа хранились в святилище. Обычай этот был настолько широко распространен, что можно даже, пожалуй, сказать, что отсеченная голова является своего рода символом языческой религии кельтов. В одном из сказаний валлийского эпоса «Мабиногион» говорится, что голова гиганта Брана, отсеченная от тела по его собственной просьбе, продолжала жить и была добрым товарищем и распорядителем на пирах в мире «ином», раздавала богам яства и напитки.
    Отголоски этого культа можно найти также в архитектуре кельтов. Так, в Германии (близ Пфальцфельда и Хольцгерлингена) были найдены колонны с изображениями человеческих голов. С культом мертвой головы связано крупное кельтское святилище Рокепертуза, расположенное на юге Франции, в устье Роны. Здесь был обнаружен невысокий портик из трех прямоугольных в сечении каменных столбов, с небольшими нишами, в которых были помещены человеческие черепа. На каменном блоке, венчающем портик, стояло изображение большой хищной птицы, как бы собирающейся взлететь.
    Там же, в Рокепертузе, найден ныне широко известный так называемый Бикефал — двуликое божество. Две его головы, высеченные в натуральную величину из местного камня, соединены затылками, и между ними возвышается клюв хищной птицы. Чрезвычайно яркий образ, созданный кельтскими религиозными представлениями и художественной фантазией, воплотился в статуе чудовища Тараска, также найденной на юге Франции. Зверь, несколько похожий на льва, сидит на задних лапах и держит в опущенных передних по мертвой человеческой голове.
    На территории современной Франции кельтские племена имели несколько священных мест, куда регулярно съезжались вожди племен для свершения культовых обрядов и для общего совета. Одним из таких важнейших мест был Лугдунум (Лион). А в районе Орлеана, где в местечке Неви-ан-Суллиа археологи нашли целую группу бронзовых фигур, вероятно, располагалось святилище друидов — кельтской жреческой касты, учение и обряды которой участники священнодействий хранили в строгой тайне.
    Все свидетельства о кельтах говорят о четком делении кельтского общества на три основных класса: «благородных» (жрецы, прорицатели, поэты, воины), свободных ремесленников и земледельцев и, наконец, рабов, составлявших большинство населения. Отношения между тремя классами кельтского общества осуществлялись в рамках так называемого кельтского права — очень древней и самой сложной из европейских правовых систем, с которой вынуждены были считаться даже римляне. Кельтское право устанавливало за каждым членом общества, каким бы низким ни было его положение, определенные права; человек лишался защиты закона, только когда он совершал тяжкое преступление, — его отлучали от участия в жертвоприношениях, а племя от него отрекалось, обрекая на жизнь изгоя.
    Особенности быта кельтов отвечали их нраву, природным условиям, в которых им довелось жить, их традициям. Жизнь кельтов была заполнена охотой, войной, грабительскими набегами на чужие стада, возделыванием земли и религиозными церемониями. Личное соперничество, постоянное стремление вождей и воинов выделиться среди себе подобных придавали приятный кельтской душе привкус риска и опасности. И единоборство — излюбленный кельтами способ решать исход спора — возникало часто по самым неожиданным поводам. Кельтское общество, по характеру — аристократическое, благодаря покровительству и щедрости знатных фамилий обеспечивало широкую занятость ремесленников самых различных специальностей. Кому-то ведь надо было строить и обновлять жилища знати, возводить укрепленные городки на вершинах холмов, украшать святилища. Кельтские ремесленники создавали великолепные украшения, сосуды и иные предметы домашнего обихода, причем не только для своих племенных вождей и их жен, но и для обмена. Занимая обширную территорию, кельтские племена отличались друг от друга степенью своего культурного уровня и, естественно, формой художественного выражения.
    Кельтское искусство по своему значению и самобытности — одно из выдающихся явлений художественного развития в истории человечества. Для латенской культуры особенно характерно развитие прикладного искусства. Оно чрезвычайно своеобразно и не похоже ни на какое другое. Латенское искусство отражает независимость мышления кельтов, их пристрастие к сверхъестественному, к мечтательности, сказочности. Эстетические проявления этого склада можно видеть в тонких и изящных произведениях искусства древних кельтов — в их красиво отделанном оружии, ювелирных украшениях, керамике, скульптуре, стекле, монетах, отличающихся чрезвычайно оригинальным и удивительно «современным» стилем. Абстракция, фантастические трансформации, личины воображаемых существ играли большую роль в искусстве кельтов, и все это придавало волшебную силу предметам и декору.
    Кельты любили красивые вещи и не жалели труда и умения на изготовление даже обычной кухонной посуды, украшая ее сложнейшим орнаментом. Они были непревзойденными мастерами чеканки по металлу. Кельтские ювелиры владели различными способами обработки металлов. В их продукции отчетливо видна склонность к сложной орнаментике. Орнаменты, составленные из лепестков, веток, листьев, изображения животных и головы человека — главные мотивы в украшениях оружия, ювелирных изделий, надгробий и культовых памятников.
    Украшения были страстью кельтов — и женщин и мужчин. Наиболее типичное кельтское украшение — «торквес», золотая шейная гривна. Это толстый металлический обруч, гладкий или свитый из нескольких полос, оканчивающийся либо шарами, либо простой прямоугольной пряжкой, либо сложным переплетением стилизованных листьев и ветвей.
    Не менее популярны были браслеты. Их носили мужчины и женщины всего кельтского мира на протяжении нескольких столетий. Кельтские браслеты обычно украшались крупными выпуклыми полушариями, расположенными в разных комбинациях. Вообще же золотые кельтские украшения, шейные гривны и браслеты отличаются удивительным разнообразием стилей.
    О стремлении к богатству орнаментики свидетельствуют кубки, вывезенные из Греции, найденные археологами на территории Германии. Их Владельцы-кельты явно посчитали, что кубки недостаточно богато украшены, и покрыли их поверхность золотой фольгой. Вообще когда к кельтам. Попадали греко-римские изделия из металла, особенно столь ценимые ими бронзовые энохойи (кувшины для вина), они стремились дополнительно украсить их. Иногда кельтские мастера даже создавали их копии, заметно превосходящие оригинал.
    Для кельтского искусства весьма характерно использование коралла — материала, не привлекавшего внимания античных мастеров. Позднее, когда кораллы Средиземноморья ушли на рынки Дальнего Востока, его заменила красная эмаль, которая оставалась характерным элементом орнаментики до конца латенского периода.
    В ряде кельтских могильников были обнаружены шлемы из листовой бронзы, некоторые из которых инкрустированы кораллом. Наиболее богатым из них является шлем, найденный близ Амфревиля-сюр-ле-Мон (Франция). Этот бронзовый головной убор украшен впаянным золотым обручем с тиснеными трилистниками из тонких спиральных линий — узором, столь характерным для кельтской орнаментики.
    Искусство кельтов полностью проявилось и в чеканке монет. Так как каждое племя имело свой стиль орнаментики, то изучение кельтских монет представляет известную трудность. Первоначально монеты кельтов являлись копиями золотых статеров Филиппа Македонского (382–336 гг. до н. э.). На лицевой стороне такой монеты была изображена голова Аполлона в лавровом венке, на оборотной — пароконная колесница, символ Олимпийских игр. Со временем этот мотив претерпевал изменения, приобретая типичные кельтские черты. При этом щедро использовались характерные для кельтов символы и отвлеченная декоративность — спирали, диски, трилистники. Изображения лошадей потеряли реальность, они походили теперь на мифологические существа, иные даже имели человеческие головы; порой вместо лошадей изображались дикие кабаны, птицы, змеи.
    Как выглядели и одевались кельты? Одни из них, например, галлы, носили плащи и порты, поскольку обычно ездили верхом; другие, в частности ирландцы, пользовавшиеся колесницами, одевались в туники (длинные рубахи с короткими рукавами) и плащи. Идеал мужской красоты рисовался кельтам в образе высокого, статного воина, светловолосого, голубоглазого, могучего телом и духом. Лошадь у кельтов была не просто животным, служившим для перевозки тяжестей или для верховой езды во время охоты, но и животным, которое они связывали с некоторыми из своих богов. Изображение лошадей на кельтских монетах и на всевозможных изделиях из металла, а также их скульптурные изображения свидетельствуют об особом уважении кельтов к этому животному.
    Этот народ оставил свой незримый, но ощущаемый и сегодня отпечаток на многих странах, возникших позднее там, где располагались укрепленные городища кельтских племен. И их далеким потомкам, живущим ныне в западной части Британских островов и в Бретани (Франция), удалось сохранить до наших дней ряд самобытных элементов своей древней культуры.