Константин Адонаи - информационный портал

Форум За Адонаи => • Гармония отношений с любимым человеком => Тема начата: Сидни от 24 03 2009, 18:43:59



Название: ЗНАМЕНИТЫЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ
Отправлено: Сидни от 24 03 2009, 18:43:59
Мария Хлопова и Михаил Романов
Mariya Hоlopova & Mihail Romanov


ЧАСТЬ I

По велению государя Михаила Романова на осеннюю соколиную охоту 1616 года собирались в московском Кремле загодя. Братья Салтыковы, Михаил и Бориска, готовили соколов, лошадей, своры. Собирались двинуться на север, в Бутырки, но поутру государь решил - в Коломну, он-де сон видел, что в коломенских землях охота и "выезд повеселе будет". Однако не успел посыльный спуститься из покоев во двор, как в устланную коврами горницу отворилась потайная, лишь для своих, округлая дверь и неслышно, вся в черном, вошла монахиня Евникия Салтыкова, смиренная старица, мать царских дружков. Она перекрестилась с порога на образа и сказала с кротостью: ее-де из Вознесенского монастыря послала сама матушка-государыня - инокиня Марфа Иоанновна - сообщить ее, государыни, волю: чтоб сыночек ныне из дому не отлучался, поскольку сегодня ею назначен малый семейный совет. И, перекрестив царя, исчезла так же беззвучно, как и явилась.

Михаил Федорович с досадой опустился на лавку. Вот всегда так: мать назначила совет, а он узнает последним, будто все еще дитя при ней, а не три уж года как царь Российский. После Рюриков первым из рода Романовых на царство венчанный, фамильной Фёдоровской иконой благословленный. (Его родители благочестивые бояре Федор и Марфа Романовы приняли монашество, и отец его стал патриархом Филаретом.)

За стенами слышался лай собак, звон конских уздечек. А здесь, в нарядных хоромах, было тихо, тепло, и в узорные слюдяные окна пробивался утренний свет. Озарял ковры на полах, темные, мореного дуба стены, веселые, "с картинками", изразцовые печи, которые теперь, в сентябрьские ночи, уже протапливали. Михаил Федорович пригладил русые кудри, бородку, перекрестился на образа и, звякнув в колоколец, велел вошедшему отменить охоту, а собираться в Успенский собор на молебен. И что это мать удумала собирать малый совет? Уж не по его ли поводу, что опять сочинила? А может, какие вести пришли из Польши от отца? Ведь патриарх Филарет уж который год томился в польском плену... И покуда он был там, в неволе, страной фактически правила мать Марфа Иоанновна. А он, с шестнадцати лет царь Михайло, как ни старался выглядеть самостоятельным, все оставался для нее послушным, незлобивым мальчиком. Единственным и ненаглядным, в которого мать всю душу вложила. А сколько они вместе объездили весей и стран, сколько в паломничествах бывали! И у Троицы были, и к Святому Николе на Угреш ездили. Но теперь, с воцарением сына, мать жила не в Кремле - в Вознесенском монастыре, в своей келье, в окружении верных монахинь. Хотя, разумеется, и отдельное подворье имела. Умна была инокиня Марфа Иоанновна. Умна и крута. Однако же и влиянию поддавалась. Например, наперсницы Евникии. Старица была любимицей в свите Марфы. И, пользуясь этим, продвинула-таки двух сыночков своих Салтыковых, недюжинных и умом, и телом, в окольничьи ("около") к молодому государю.

...Вечером на малом придворном совете Марфа Иоанновна в первую очередь объявила о невеселой весточке от Филарета из Польши, а во-вторых... неожиданно заговорила о том, что пора-де государя всея Руси, Михаила Федоровича, которому пошел уж двадцатый годок... женить... Михаил Федорович чуть не поперхнулся от удивления. Однако виду не подал, не хотел маменьку подводить, и затем, слушая рассудительные, долгие речи ближайших родичей и придворных, понял, что дело это внове лишь для него, а за его спиной все давно уже решено. Он исподволь поглядел на бледно-округлое, напряженное лицо матери в черной схиме и понял, что лучше всего ему согласиться.

И вот на Москве все закружилось и завертелось. Как положено по обычаю, на смотр царских невест потянулись в первопрестольную возки, тарантасы, обозы. И цугом, и в одиночку. Девицы бедные и богатые, дочки боярские и дворянские, с приданым и без - все хотели попытать счастья. Ехали кто с сундуками нарядов и челядью - на постой к московской родне вставали. А кто налегке, с одной мамушкой или матушкой, на постоялый двор определялись. Приехала из Коломны и семья худородных бояр Хлоповых с дочкой Машей. Без особой надежды приехала. Скорей погостить к московской бабке...

День смотрин царь Михаил Федорович был вовсе не весел, а, пожалуй, даже печален и строг. И вдруг в зале неожиданно для себя среди многих записных красавиц и скромниц увидел одно девичье лицо. Нежное, голубоглазое. И все при ней - и фарфоровый румянец, и белая, как говорится, "коса до пояса". И неожиданно сердцем понял - Она. Угадал по взгляду, простому и светлому, а главное - сочувственному. Словно юная дева, исподволь глядя на молодого государя, гулявшего на этом "базаре", думала не о себе, не о том, как бы понравиться, а, все понимая, по-матерински сочувствовала ему и даже жалела. И звали это юное чудо, как доложили царю, Мария Ивановна Хлопова - дочь провинциального дворянина из Коломны. "Ну вот и провиденье...опять Коломна... Но теперь уж - будь по-моему", - твердо решил царь. И повелел в конце смотра именовать царской невестой Марию Хлопову и до свадьбы определить ее во дворец, в женский терем, и оказывать почести, как царице. Имя ее поминать во всех православных храмах "за здравие", а дворовым - крест целовать ей на верность, как царице. Родню же хлоповскую - отца и дядю, с челядью и семьями, повелел в Москву перевесть и почитать как царских родственников.

И началась тут для Михаила как бы иная, самостоятельная жизнь. Он ближе сошелся с Хлоповыми, простодушными, рассудительными, включил их в свиту, в царский совет, стал советоваться по разным поводам. И прежние окольничьи Борис с Михалкой взревновали, лютое зло затаили. "Ну, что мать? - спрашивали они Евникию. - Чего ты с государыней добилась этим? Теперь Салтыковы во всем от заду первые". Однажды в Оружейной палате царь показывал заморским послам коллекцию своего оружия. Одна заморская сабля была его особой гордостью. И тут стоящий в свите Михаил Салтыков подобострастно заметил: "Да что тут такого? Этакую саблю, государь, и наши запросто смастерят!" "Ой, ли?" - усомнился Романов. Спросил Хлопова, дядю своей невесты: "А ты что скажешь, Гаврила?" "Может, и покрасивее сделают, - простодушно и искренне ответил тот, - да только тут сталь дамасская. А их покуда не переплюнешь". Государь кивнул: "И я так думаю". Обозлился Салтыков, не ожидал такой дерзости, а выйдя из палат, накинулся на "выскочку" Хлопова, не искушенного в дипломатии, с руганью. А к вечеру отправился в боярские палаты Бориса. Совет держать. На совет и мать Евникию срочно вызвали.

Долго не гасли окна у них в ту ночь. И порешили Салтыковы удалить невесту и всех Хлоповых со двора - повернуть все на старое.

А действовать через государыню Марфу Иоанновну. Тем более знали, что она и сама не очень довольна невестой. Не очень-то молодая была внимательна к ней, "старухе", в монастырь за советом не ездила и к ручке не кидалась, не припадала. Может, никто из Хлоповых ей не подсказал, как вести себя с государыней? И вроде девица была не из гордых, а вот на молебнах и на приемах держалась уж больно самостоятельно, величаво. Словно бы уж она и царица. И нарядами не увлекалась. Марфа, бывало, пошлет ей дорогой парчовый наряд, а та только поклон в ответ, да и в сундук его. А на приемах - все в одном и том же, своем. Возможно, все это от скромности, да от простодушия, а, возможно - тихое сопротивление материнской воле, желание свою вперед поставить - тогда это гордыня не по летам и заслугам... Душа человеческая всегда потемки. Но как нежелателен разлад в любой семье, а уж в царской-то, которая вся на виду... А тут еще одно подтверждение материнским сомнениям - сын Михаил что-то много стал воли брать - про мать уж и забыл. В ожидании свадьбы и не советовался, не приезжал. Чуть что - к ней в терем спешил, в терем... Общее недовольство невесткой перерастало в тихую ненависть. А молодые ожиданием свадьбы жили и знать ничего не знали...


Название: Re: ЗНАМЕНИТЫЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ
Отправлено: Сидни от 24 03 2009, 18:49:59
Мария Хлопова и Михаил Романов
Mariya Hоlopova & Mihail Romanov


ЧАСТЬ II


Вот случилось так, что однажды, вчера еще юная и здоровая, девушка вдруг занедужила. Животом. И слегла. И час от часу было все хуже. Что ни съест - все рвота у ней и рвота.

Сперва насмерть перепуганные Хлоповы все, конечно, скрывали. Стали ограничивать Марию в еде, в сладостях, которые та очень любила. Но болезнь не шило, в мешке не утаишь. Она то отступала, то обострялась вновь. Девушка худела, бледнела, совсем ослабла. С женихом почти уже не встречалась, на люди из терема не появлялась и молилась во внутренней часовне. Растревоженный Михаил Федорович просил Салтыковых разузнать, в чем же дело. И если что со здоровьем, то немедленно вызвать к невесте лучшего доктора. "Послушные" Салтыковы так и сделали. Заморский врач Валентин быстро поставил диагноз, назначил желудочное лекарство и пообещал через неделю полное выздоровление. Для государя же просил передать особо, что "чадородию от сей хвори помехи не будет". И Михаил Федорович возликовал, успокоился. Уж очень была люба ему Машенька, распригожая его умница, Мария свет Ивановна.

Однако лечить царскую невесту Салтыковы не очень спешили. Заморское лекарство ей дали всего лишь дважды. И здоровье болящей опять пошло на убыль. Тогда Михаил Федорович приказал собрать врачебный совет. (Марфа Иоанновна во всех этих делах участия словно бы не принимала.) Но вместо этого Салтыковы - братья и Евникия вызвали в терем своего доктора - Балсыря. И тот, осмотрев невесту, нашел у ней "печеночную желтуху". Однако твердо сказал Салтыковым, в присутствии Хлоповых, что болезнь девушки излечима. Салтыковы в сердцах отослали Балсыря прочь, даже не взяв с него лекарств, и объявили, что будут лечить Марию Ивановну сами. И вот велели самому отцу невесты Ивану Хлопову идти в аптеку за специальной склянкой какого-то чудодейственного-де настоя на водке. Сказали даже, ежели отец собственноручно передаст склянку дочке и та будет водку сию регулярно пить, то и "аппетит нагуляет, и тело поправит". Однако склянка сия не попала в руки Марии. Не верили, ох, не верили Хлоповы Салтыковым. И особенно Евникии, которая то и дело черной тенью в сопровождении мамушек частила в терем к невесте. А тайно делала все, чтобы сорвать свадьбу. И стали Хлоповы, да и окруженье поговаривать, что нежданная болезнь Марии Ивановны не иначе, как лиходейство и порча. Стали перед каждой едой и утром и на ночь давать Маше святую воду, стали, не прекращая, псалмы и молитвы читать, а под подушку класть ей священный камень "безуй", считавшийся противоядием.

Тем временем Салтыковы уже докладывали царю и его матушке Марфе Иоанновне о результатах последнего осмотра. Он был горьким, неутешительным. Царская невеста-де Хлопова неизлечимо больна редкой болезнью, и ее ждет в скором времени страшная смерть, как постигла она одну такую же, которую Балсырь лечил якобы раньше в Угличе.

От такого известия государь метался в своих палатах, не зная, что предпринять. Из-за "страшной" болезни в женский терем, "наверх", его теперь не пускали. Марфа Иоанновна с сынком не общалась. Сама же тем временем созвала скорый боярский совет. Объявила - негоже-де кремлевский терем сквернить нехорошей болезнью, а тем паче скорой смертью невенчанной девы. И хотя неутешные, потрясенные Хлоповы били на совете челом, уверяя, что дочь их всегда была отменного здоровья, что и сейчас-де скоро поправится, бояре, в потрафление государыне, строго постановили: "Все приготовления к государевой свадьбе отменить. Ибо Мария Хлопова к царским радостям непрочна".

Закрутилось неправое дело. Опальную невесту "сверху" свели и, не оставив даже пожить на подворье у своей бабки (боясь встреч ее с государем), поскорее отправили в далекий город Тобольск. Не позволили даже родителям ехать вместе с Машей, а отправили с нею в ссылку бабку и коломенских теток да дядьев Желябужских.

Царь Михаил Федорович почернел весь, никого у себя не принимал, но и сделать ничего не пытался. Поскольку и мать, и старица Евникия то и дело увещевали его, что другого-де выхода просто не было, не гроб же в самом деле из дворца выносить. И якобы сделано все по-божески, как полагается. А невеста ему скоро новая сыщется, да такая знатная и здоровая и красивая, что глаз не отвесть. И детей ему, наследничков, народит таких, как и Романовы, как и сама, здоровых и ладных. К тому же есть для этого кое-кто на примете.

Тем временем в Тобольске Мария Ивановна очень быстро поправилась. Она жила теперь с родными на небольшом подворье, под строгим надзором местных властей. И получала на свое содержание по пять копеек в день. Она ни на что не сетовала и даже не гневалась на предавшего ее жениха, лишь коротко всем отвечала: "Значит, так Богу было угодно. Может, этим Господь от меня иную напасть отвел". В начале 1619 года, еще по снегу, несостоявшуюся невесту вместе с семьей "в виде особой милости государя Михаила Романова" перевозят из Тобольска в Верхотурье, где для нее уже выстроено немалое, приличное подворье. Однако старое предписанье "никуда отсель не отлучаться" осталось в силе. (В Верхотурье Мария прожила до зимы 1620 года, а оттуда тайно, под именем Анастасии, была перевезена в Нижний Новгород.)

Только этого и смог добиться для любимой Маши за долгие горемычные месяцы Михаил Федорович.

В последнее время он осунулся, стал нелюдим, неприветлив, а Салтыковых и даже мать просто дичился, поскольку откровенно стал их бояться. Да и Марфа Иоанновна, благочестивая и богомольная, не чуя своих ошибок, извелась вся по сыну. Со всем монастырем своим молилась она об исцелении души Михаила, по храмам молебны о государе заказывала. И в то же время упрямо, без страха и сомнений правила Россией вместе с боярами, как хотела. Так что скоро при дворе все стало по-прежнему. На что и было рассчитано. Лишь одно теперь волновало царский двор - ожидание возвращенья из плена отца-государя.

И вот в июне 1619-го вернулся-таки из Польши патриарх Филарет. Сколько же радости было в Кремле!.. Да и во всей первопрестольной! Как же звонили колокола на Руси! Словно возвещали наступление нового времени. А как величаво, красиво звон этот плыл над Москвой-рекой, над зелеными далями! И как, наконец, оставшись наедине с отцом, опустясь на колени, не стесняясь, плакал сын, припав головой к худому, в черной схиме телу отца... И всем в столице казалось: наконец-то безвременью пришел конец, покажут себя Романовы. Давно уж пора. И действительно, очень скоро мудрый Филарет взял все дела в свои руки. И жизнь царского двора пошла иным, спокойным чередом. Влияние Салтыковых быстро ослабло. Лишь Евникия все продолжала крутиться возле Марфы.

А Филарет вскорости объявил сыну, что пора-де укреплять власть и страну, а ему-де, молодому государю, пора мужать и семьей обзаводиться. Он предложил даже сосватать в жены сыну польскую царевну. Однако Михаил, до сих пор молчавший о своих душевных болях, уперся.

И верный первой своей любви неожиданно разразился перед отцом долгими, слезными откровениями. Выложил наконец отцу всё и про всех. А в конце разговора добавил, что кроме Марии Хлоповой, любви его негасимой, Богом ему нареченной, он ни на ком жениться не станет.

Потрясенный услышанным, Филарет тут же назначил серьезное расследование. Вызваны были и отец, и коломенские дядья Хлоповых. Вызваны были и опрошены в присутствии архимандрита Иосифа и иных священнослужителей и врачи - заморский Валентин и лекарь Балсырь. Оба они с откровенностью показали, что никогда и словом не обмолвились ни Салтыковым, ни кому, что царская невеста смертельно больна и уж тем более не способна к деторождению. Разгневанный Филарет призвал на очную ставку Бориса и Михаила. Но несмотря на их горькие раскаяния, патриарх тут же, безоговорочно, выслал Салтыковых вон из Москвы, "без имущества в самые дальние вотчины".

Счастью молодого государя не было предела! Есть, думал он, есть она - справедливость! Он уж и депешу собрался посылать в Новгород к Маше, как вечером без стука в его покои черной тенью явилась мать. Она долго молчала, стояла посреди слабо освещенной палаты - лишь виднелся светлый овал лица под черным клобуком да глаза, сверкающие решимостью. Наконец сказала тихо и страшно, до дрожи: коли Хлопова станет на Москве царицей, то он, Михаил Романов, тотчас же пойдет провожать гроб своей матери на погост. В лучшем же случае она покинет Русь навсегда, и он, сын единородный, уж более никогда не увидит своей матери. И проклят будет - и на земле, и на небесах. Сказала, как отрезала, и, развернувшись, словно махнув черным саваном, твердо вышла... душевных муках молодого государя тут говорить не стоит. Понимал он, что мать более всего печется о нем, любимом сыне своем, и если уж так сказала - глубоки и серьезны ее сомнения в царской невесте. Много думала, мучилась, что бы этакое сыну сказать. И как на сердце больно-то... И вот в ноябре 1623 года Михаил Романов подписал грамоту, по которой он - Великий государь - "не соизволял" брать в жены дочь Ивана Хлопова. А Ивану было предписано одному возвращаться в Коломну, в родовую вотчину. Дочери же его Марии следовало и впредь оставаться в Нижнем Новгороде и там принять имение, "вымороченное некогда в казну владение покойного Кузьмы Минина, спасителя Руси".

Дорого далась молодому государю сия грамота. Но еще горше потому, что его отец, неожиданно узнав у себя в патриаршем подворье о сем богохульном деле, так разгневался, что чуть не отрекся от малодушного сына. Однако было уж поздно. Горькая грамота Марии была послана, и неправое дело - свершилось. Опять-таки взяла Марфа верх!

А Марфа Иоанновна не только этим взяла. С подсказки Евникии в сентябре 1624 года, как раз на Рождество Богородицы, на Новый год (который праздновали тогда в сентябре), заставила сына жениться на Марии Долгорукой, дочери богатого и знатного князя Владимира Тимофеевича. (Только и радости было в этом для молодого царя, что его любимое имя - Мария.) Однако лишь только затихла спешная свадьба и молодые сочетались семейными узами, как на другой же день царица оказалась больной! Да так, что вдруг слегла без сознания. А спустя три месяца и вовсе почила. И опять поползли слухи, что "испортили деву", что это опять злодеяние. Закричал, заплакал, забился юродивый на площади возле Кремля, мол, это Романовым наказание за Хлопову, за предательство. А иные считали даже, что это проклятье отца патриарха Филарета... Ну да мало ли что темные люди скажут!..

И опять потянулось для Михаила Федоровича странное безвременье. И длилось оно почти два года. Пока в 1626 году его вновь, но уже буквально скоропостижно, не женили. Уже под приглядом людей Филарета. Всего за три дня до пышной и не очень веселой свадьбы ввели новую, третью, царскую невесту Евдокию Стрешневу (дочь незнатных дворян) "наверх", в царский терем. За три дня - во избежание черных козней, уже постигших прежних невест государя.

Такими невеселыми событиями в семейной жизни началось для Романовых их трехсотлетнее правление на русском престоле. Да и что скажешь-то... Бог - есть Любовь.



Название: Re: ЗНАМЕНИТЫЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ
Отправлено: Милиса от 25 06 2009, 04:28:24
Жак Рузе и Мари-Аделаида, герцогиня Орлеанская

Надо хорошенько вспомнить, чтобы в полной мере оценить явление, названное "феноменом Бельома", вспомним, что собою представляло существование французов во времена террора.
Тогда достаточно было приходиться кому-то родственником, достаточно было обронить одно-единственное неосторожное слово или просто не проявить должного энтузиазма, чтобы человека схватили и приговорили к смерти. В любую минуту мог раздаться страшный стук в дверь... Ужас охватывал всех и каждого... кроме пансионеров доктора Бельома.
Он еще существует, этот знаменитый пансион, чье название по-прежнему написано на фронтоне здания над входом; и теперь, как два века назад, здесь расположена платная клиника.
Судьба замыкает круг, и здания снова обретают свое первоначальное назначение.
Прибыв в 1787 году из Пикардии и обосновавшись на улице Шаронн, Жак Бельом открыл здесь приют для душевнобольных, а также для тех, кого пока нельзя было отнести к этому разряду, но кто, говоря современным языком, страдал нервной депрессией. Надо заметить, что Бельом был по профессии совсем не врачом, а столяром, но законы той эпохи были в этом отношении мягче, чем сейчас.
Его дела сразу пошли в гору, через два года у него было уже 46 пансионеров, из которых девять стали "заключенными по доброй воле": так Бельом называл тех, что искали в его заведении спасения от жизни, разочаровывавшей или пугавшей их.
Наступила революция.
Бельома назначили капитаном роты Попинкура, и он стал одним из самых рьяных защитников новых идей.
Исполненный гражданской доблести, он завел себе друзей среди тогдашних представителей власти, и в его коммерческом уме родилась идея предприятия, весьма удивительного даже в ту эпоху, словно сотканную из противоречий. Он решил преобразовать свою психиатрическую клинику во что-то вроде убежища, куда под предлогом излечения от более или менее воображаемой болезни можно будет, за приличные деньги, помещать богатых преступников, таким образом, укрывая их от гильотины.
Так и появился один из самых ярких парадоксов той полной противоречий эпохи. В годы, когда в едином порыве народ поднялся на борьбу с неравенством, в центре Парижа, под почти официальным покровительством самого яростного из революционеров, открыто существовало заведение, где укрывались те из "бывших", у которых хватало денег, чтобы оплачивать дорогостоящий пансион; пока они были в состоянии платить, гильотина им не угрожала.

Пребывание в Доме Бельома, при всех минусах заключения, можно было назвать довольно приятным. Пансионеры жили среди людей своего круга, в поместье, парк которого располагал к долгим прогулкам. Была там и библиотека, откуда "тщательно изъяли газеты и труды на политические темы". В гостиной стоял клавесин, позволявший устраивать очень милые концерты, а по вечерам у Бельома, как в прекрасные времена Версаля, играли в ландскнехт. Там даже ставились комедии - когда в "заключение" попали, благодаря щедротам своих поклонников, мадемуазель Ланж и мадемуазель Мезрей, актрисы из "Театр Франсэ". Поскольку здесь разрешалось даже принимать гостей, пансион Бельома очень скоро стал очаровательнейшей из резиденций.

Существовал только один запрет: нельзя было выходить за границы территории, но стоит ли говорить, что никто об этом и не помышлял - слишком сильно рисковали те, кто осмелился бы выйти за ворота. Сведения, касающиеся питания "пансионеров", весьма противоречивы: одни утверждают, что мясо было великолепно, другие - что отвратительно... Говорили о столе на тридцать человек, накрытом для восьмерых, и о прислуге, воровавшей съестные припасы, которые фермеры привозили своим бывшим хозяевам. Скорее всего, правы и те и другие - просто они содержались у Бельома в разное время. Успех предприятия быстро превзошел возможности его инициаторов, которым было трудно прокормить двести человек так же, как двадцать.
И это бы еще полбеды, если бы не непомерная цена, которую надо было платить за пансион. Тысяча франков в месяц - полновесных золотых франков - сумма более чем солидная, тем более что в нее, естественно, не входила стоимость "свечей, дров и угля, не говоря уж о цирюльнике, стирке, кофе, сливках и сахаре..." Сюда надо еще прибавить "плату прислуге и коммиссионные вербовщикам, а также деньги "за пользование садом". Не стоит забывать, что у большинства проживавших в пансионе было конфисковано имущество, а финансовые ресурсы быстро истощались; перестать же платить - значило для них немедленно покинуть Дом Бельома, откуда выход был один - под нож гильотины.
Таким был этот дом, когда с разницей в несколько дней здесь появилось двое "новеньких".
В журнале регистрации вновь поступивших читаем: "Гражданка Мари-Аделаида Пентьевр, принятая 28 фруктидора", а на следующей странице - "Гражданин Рузе, депутат, переведен 4 вандемьера из казармы кармелитов". Кто были эти люди, которых спас от неминуемой смерти переворот и которых последней волной забросило в дом на улице Шаронн?

Мари-Аделаида де Пентьевр была вдовой Филиппа Орлеанского, принявшего во время революции фамилию Эгалите и прославившегося (если это можно так назвать) главным образом тем, что проголосовал за смертную казнь своего кузена, короля Людовика XVI. Наверное, здесь есть смысл напомнить, что исход голосования тогда решило одно-единственное "за" в пользу казни. Кто знает, как развернулись бы дальнейшие события, если бы Филипп был немного больше предан семье.

Но трудно было ждать чего-то подобного от этого бесхарактерного, распутного существа, на которое влияла любая женщина, кроме собственной жены, а особенно - мадам де Жанлис: ведь именно она подтолкнула его к принятию новых идей и именно ее он назначил "гувернером" своих детей. Старший из них впоследствии будет править под именем Луи-Филиппа I.

Мари-Аделаида с самоотречением и покорностью, достойными всяческого уважения, терпела выходки мужа, но ужасно страдала, видя, как холодно относятся к ней собственные дети под воздействием грозной "дамы-гувернера".

Однако она оказалась сговорчивой, эта бедная женщина, и приняла даже увлечение революционными идеями юного герцога Шартрского - она, внучка короля, женщина, чей отец, родителями которого были мадам де Монтеспан и Людовик XIV, был признан законным ребенком!

Узнав, что ее сын принимает активное участие в разработке новых общественных теорий, она написала мужу: "...настраивать детей против установленного порядка вещей, при котором им было суждено жить, означало бы желать им несчастья". Трудно найти доказательства большего понимания и большей прозорливости. Однако Филипп вовсе не был ей за это признателен; кажется даже, что его раздражали ее нежность и покорность, потому что он воспринимал их как упрек в свой адрес.

Сцены между ними становились все более и более бурными, и в конце концов молодая женщина, совершенно отчаявшись, уехала к отцу. Правда, перед тем в ней взыграло чувство собственного достоинства, и она потребовала от Филиппа, чтобы он выбрал наконец между нею и мадам де Жанлис. Услышав его ответ, она и покинула Пале-Рояль. Пропустим события, которые привели ее в пансион Бельома: увы, они мало чем отличаются от сотен подобных историй. Отметим только, что 4 марта 1793 года умер старый герцог де Пентьевр; возможно, он не смог пережить поступка его зятя, проголосовавшего за смертную казнь короля. Когда же самого Филиппа Эгалите приговорили к смертной казни, он взошел на эшафот "с высоко поднятой головой и бесстрастным взглядом, безразлично слушая злобные выкрики черни, столпившейся у Пале-Рояля".

Смерть того, кого она никогда не переставала чтить как законного супруга, того, кого, наконец, она всегда любила, разбила Мари-Аделаиде сердце... А затем последовала череда мучений, хорошо знакомая многим людям ее сословия: тюрьмы, ожидание смерти, общий котел в Консьержери и - внезапно - переворот 9 термидора, как раз тогда, когда в одной из камер Люксембургского дворца она готовилась к казни. На следующий же день в тюрьмы отправились представители народа, чтобы собрать прошения арестованных об освобождении или о переводе в менее вредные для здоровья места. Вот почему 25 термидора администрация тюрьмы Санте отдала приказ окружить особой заботой "гражданку Пентьевр"; вот почему 28 фруктидора она оказалась в заведении Бельома. К этому времени жизнь здесь стала менее приятной. Общество, населявшее "Дом" в последние несколько месяцев, быстро редело: пансионеры торопились покинуть "клинику", едва для этого появлялась малейшая возможность. Со снабжением становилось труднее и труднее, еда становилась все более скудной, и никто не собирался лезть вон из кожи ради нескольких оставшихся клиентов.

Но все это не мешало Мари-Аделаиде чувствовать себя здесь как в раю, - еще бы, ведь ей было с чем сравнивать! Она будто потихонечку просыпалась после долгого кошмарного сна, и ей казалась совершенно невероятной возможность свободно гулять в саду, пусть даже за его границы выход был заказан. Смерть Филиппа Орлеанского освободила его жену от тяжкого груза, давившего на нее много лет: теперь она могла думать только о своих детях и надеяться на скорую встречу с ними. Когда аббат Ламбер пришел ее навестить, ему показалось, что "у нее был здоровый и свежий вид, на который, - добавляет он, - трудно было рассчитывать после стольких несчастий". Благородный аббат просто не понимал, что принцесса впервые с тех пор, как вышла замуж, смогла позволить себе расслабиться и почувствовать себя счастливой. Герцог Нивернезский, родственник Мари-Аделаиды, представил ей члена Конвента Рузе, который тоже попал в пансион Бельома благодаря 9 термидора: между ними сразу же вспыхнула симпатия.
Правда, Жак Рузе не входил в число типичных революционеров, большинство из которых были неряшливы, развязны и грубы. Казалось, этот добропорядочный пятидесятилетний профессор права из Тулузы был бесконечно далек от всякого рода революций; спокойный, рассудительный, он добросовестно исполнял обязанности прокурора-синдика (Синдик - член дисциплинарной палаты /адвокатов или нотариусов/) в Тулузской общине.


продолжение следует...


Название: Re: ЗНАМЕНИТЫЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ
Отправлено: Милиса от 25 06 2009, 04:29:46
Жак Рузе и Мари-Аделаида, герцогиня Орлеанская

продолжение

Но поскольку он был открыт новым веяниям, как и все интеллигентные люди того времени, его, очевидно, взволновали идеи энциклопедистов. Этот представитель высшей буржуазии стал, насколько ему позволял его характер, фрондером и либералом. Когда пришла революция, он искренне - как и многие его сограждане - поверил, что наступил золотой век и что в его прекрасной стране установится теперь лучший в мире порядок. Как талантливого юриста его избрали членом Конвента, и в 1792 году он отбыл из Тулузы в Париж, убежденный в величии дела, которому ему предстоит служить. Увидев же, к чему все это привело, он буквально обезумел, и последней каплей, окончательно приведшей его в ужас, стал арест короля. Для Рузе революция означала лишь переход от абсолютной монархии к конституционной, как в Англии, и он ни на минуту не допускал возможность устранения монарха, да еще таким способом.

Мужественно отстаивая свои взгляды, смелые до безрассудства, "он показал себя человеком несгибаемым и принципиальным и защищал Людовика XVI искусно и бесстрашно". Однако Рузе прекрасно знал, чем рискует, действуя подобным образом, и готовился к неминуемому. Его коллега и политический союзник Дюлор рассказывает, что Жак Рузе несколько раз подходил к эшафоту, "чтобы проникнуться чувствами, которые должны испытывать те, чья голова вот-вот упадет с плеч". Он вполне осознавал, что не уживется с чудовищным механизмом революции. Его поведение во время суда над королем, разумеется, привлекло самое пристальное внимание революционного комитета. А когда 31 мая 1793 года он выступил с горячим протестом против осуждения жирондистов, власти решили, что он окончательно перешел границы, и 30 октября Рузе был объявлен вне закона.

В течение полугода ему удавалось еще избегать правосудия, но 18 марта 1794 года по чьему-то доносу его бросили в тюрьму кармелитов, и это означало для него верную смерть. В то время как каждый сидевший в этой тюрьме прилагал все усилия к тому, чтобы о нем забыли, Рузе - мы имеем доказательства этому в материалах Национального архива - поступал наоборот. Он не переставал беспокоить "своих дорогих коллег" сообщениями о мелких неполадках со здоровьем: то воспаление глаз... то одолел ревматизм... В конце концов, он даже написал им, что "неплохо бы ему попринимать ванны в Даксе или в Баньере"! А если вспомнить, что его корреспондентами были Робеспьер, Бийо, Сен-Жюст, Колло, Кутон ( деятели Великой Французской революции, члены Комитета общественного спасения), можно себе представить, с каким удивлением читали они письма человека, которому со дня на день должны были снести голову, с просьбой посоветовать, какую водолечебницу лучше выбрать! И - кто знает - может, именно это безрассудство и спасало его в течение четырех месяцев: разве мог подобный шут представлять собой серьезную опасность?.. Кроме того, все эти "бюллетени о здоровье" в конце концов сослужили ему добрую службу: благодаря им, а также тому, что физическое состояние Рузе действительно было не блестящим, его и перевели в пансион Бельома.

Встреча с Мари-Аделаидой стала для него потрясением: все мемуары той эпохи единодушно восхваляют красоту принцессы, в сорок лет сохранившей чудесные белокурые волосы, персиковый цвет лица, грацию и очаровательную улыбку. Но больше всего поразили сурового профессора ее нежность и доброта. Он видел, как она заботится о самых обездоленных узниках, как делит с ними масло и яйца, которые привозят ей обожавшие ее крестьяне... Он был восхищен тем, как она терпима и снисходительна к людям, как глубоко верует, как ласкова и приветлива. И совершенно естественно, что - как пишет Ленотр - "с первых же дней он преклонялся перед нею, преклонялся почтительно и нежно, испытывая столько же сочувствия к несчастьям бедной женщины, сколько и к прелестному философскому спокойствию, с каким она эти несчастья переносила". Сначала удивленная Мари-Аделаида быстро поняла, как прекрасно любить, а особенно - быть любимой.
Произошло ли между ними что-нибудь серьезное? На такой вопрос труднее всего ответить: они были людьми легкомысленного и фривольного XVIII века, и хотя сами подобными качествами не отличались, не могли не испытывать влияния своего времени. Однако все, что нам известно, заставляет думать: пока они были узниками пансиона Бельома, их отношения оставались чисто платоническими. Чувства, которые они испытывали, были слишком новы для них и слишком чудесны, чтобы примешивать к ним физическую страсть или даже просто уступить ей. Мы почти уверены, что их объединяло такое внимание друг к другу, такая нежность, такое несчетное количество милых пустяков, какие возможны только в период ухаживания. Они довольствовались тем, что просто были счастливы, - и разве этого мало? Однако условия их жизни не улучшались: зима 1794-1795 годов выдалась особенно морозной, и в пансионе Бельома не хватало дров. Как, впрочем, и везде.

Свечи, хлеб и прочие съестные припасы становились все большей роскошью. Мари-Аделаида никогда не жаловалась ни на холод, ни на нищету, ни на недоедание; эта женщина, владевшая, возможно, самым большим состоянием во Франции, жила как скромная горожанка с улицы Сантье, но это ей было безразлично. Вот так в течение девяти месяцев принцесса и член Конвента переживали историю любви, сравнимую по нежности разве что с пасторалью Флориана.

В марте 1795 года Рузе освободили. Он занял свое место в Совете пятисот - не столько ради себя самого, сколько ради возможности защищать интересы своей милой подруги. Их расставание было мучительным, было пролито немало слез, но вне стен пансиона депутат мог дать Мари-Аделаиде новые доказательства своей любви: благодаря его деятельному участию, удалось добиться снятия секвестра и возвращения наследникам движимого имущества приговоренных. Лишь в одном он не смог достичь своей цели: хотя он и предложил коллегам отпустить на свободу всех арестованных, принцесса получила возможность выйти из заточения лишь ценой своего изгнания. Декретом от 18 фруктидора вдове Орлеанца и ее невестке, гражданке Бурбон, была предписана депортация. Решение было немедленно приведено в исполнение. В ночь на 25 фруктидора Рузе, чтобы смягчить удар, сам пришел сообщить своей возлюбленной о приговоре и присутствовал при том, как она покидала пансион в окружении эскорта жандармов.

Нечего и говорить о том, как страдали эти два существа! Все могло бы закончиться в тот момент, когда двери пансиона Бельома закрылись за Мари-Аделаидой, когда еще был слышен издалека стук колес ее кареты, покидающей Париж... Но, оказывается, все только начиналось, и первая сцена новой пьесы могла бы выйти из-под пера Бомарше, если бы его привлек в качестве героя пятидесятилетний юрисконсульт: обыскивая карету, таможенники на испано-французской границе обнаружили под картонками и грудой теплых вещей весьма смущенного мужчину; ему только и оставалось, что представиться: "Жак Мари Рузе, член Совета пятисот". Не в силах вынести разлуку с подругой, он нагнал в Кагоре медленный конвой и спрятался за багажом. Но поскольку у него не было ни паспорта, ни официального отпуска, ни приказа о командировке, добросовестные таможенники не смогли позволить ему продолжать путешествие и заперли его в крепости Бельгард. Предоставим слово графу де Дюкосу для рассказа о последовавших событиях: "Проходили часы, герцогиня отчаивалась. Наконец она решила пешком подняться к крепости, где узнала, что военные власти постановили оставить беглеца в своем распоряжении. Несчастная женщина умоляла, плакала, даже потеряла сознание. И, воспользовавшись этим обмороком, ее - полумертвую - усадили в карету и отдали приказ кортежу пересечь границу".

Рузе оставалось только объясниться со своими коллегами - хотя бы для того, чтобы добиться освобождения, - и он сделал это самым трогательным образом: "...если акт верности и великодушия, который подвигнул его на то, чтобы не покидать высокородную даму, чья безопасность так ему дорога, не может быть совместим с его депутатской деятельностью, они могут рассматривать это послание как прошение об отставке". Люди в ту эпоху были снисходительны к влюбленным: Совет пятисот перешел к другим делам, и Рузе смог присоединиться к Мари-Аделаиде в ее изгнании, которое началось в Сарриа, близ Барселоны. Аббат Ламбер, с такой точностью и с такими многочисленными подробностями описавший бедный домик, предоставленный в распоряжение принцессы, ни слова не пишет о месте жительства Рузе. В одном мы можем быть уверены: Жак Рузе не покинул женщину, которую любил, и стал при ней канцлером.

В обмен она добилась для него при испанском дворе титула графа де Фольмона, креста Мальтийского ордена и ленты через плечо ордена Святого Карла Неаполитанского, и это дало графу Дюкосу повод заметить, что Его в высшей степени Католическое Величество "меньше экономит на выдаче грамот, чем при покупке пары занавесок". Влюбленные, которые вскоре после этого, безусловно, стали любовниками, переживали счастливые дни. Но, как нередко бывает в подобных случаях, дети Мари-Аделаиды не желали мириться с внебрачной связью своей матери. Воспитанные в школе мадам де Жанлис, они могли бы иметь больше снисхождения к подобным вещам, но, видимо, память у них оказалась короткой. Сохранилось письмо Луи-Филиппа, тогда еще герцога Орлеанского, которое он отправил королеве Неаполя. Послание написано в Палермо 24 ноября 1810 года: "Пусть она (речь идет о матери) еще раз подумает, чем вызваны ее обиды на детей; она увидит, что они сводятся к тому, что ей хотелось бы видеть больше внимания с нашей стороны по отношению к человеку, для которого мы и так сделали много больше, чем моя мать когда-либо желала для себя самой, и к не менее необоснованному упреку в том, что нами были радушно приняты те люди, кто, не сумев сойтись характерами с вышеупомянутым персонажем, был изгнан из ее дома; в результате они остались вдвоем, от чего пострадали как мы, так и она сама, потому что вы можете не сомневаться, мадам: она очень страдает..."

Бедная Мари-Аделаида! Напрасно она надеялась на спокойную и счастливую жизнь с тем, кто столько лет утешал ее в несчастьях. Они вернулись во Францию в 1814 году и обосновались в замке д'Иври. Принцесса и тогда еще ходатайствовала за бывшего члена Конвента: "10 января 1818-го, через посредство... для короля..." В этом прошении она испрашивала "...разрешения для господина графа де Фольмона носить Константинов орден Святого Георгия Двух Сицилий, поскольку вышеупомянутый господин де Фольмон, которому я стольким обязана, был всегда верен дому Бурбонов и законной власти и весьма достойно вел себя в столь трудных обстоятельствах..." Несмотря на официальный тон - какое прекрасное свидетельство любви! Мария-Аделаида хотела остаться верной своему возлюбленному и после смерти. С 1817 года она начинает строить в Дрё, на месте разрушенной во время революции часовни, новую и приказывает установить в склепе два надгробия из белого мрамора, совершенно одинаковых и расположенных совсем близко друг к другу - одно для себя, другое для Рузе.

Жак Рузе скончался 21 марта 1820 года, и герцогиня, которая в разлуке с другом "не думала больше ни о чем, кроме смерти", воссоединилась с ним в вечности 23 июня 1821 года. Они любили друг друга больше трех десятилетий. А через несколько лет произошел эпизод, от которого не отказался бы и Шекспир. Взойдя на престол, король Луи-Филипп приказал построить большую церковь вокруг маленькой часовни, возведенной его матерью. Он хотел привести в порядок все захоронения склепа, потревоженные революцией, и остался один среди костей, выброшенных из своих могил в 1793 году, чтобы с благоговением разобрать их. Он не разрешил никому помочь ему в этом священнодействии. - Эти бедные покойники и так уже достаточно потревожены... Оставьте меня с ними одного! Король "закрылся на добрую часть ночи в пещере с мертвецами и раскладывал кости на расстеленных простынях, и рассматривал их, и измерял, и сортировал при свете лампы..." И вот в такой обстановке Луи-Филипп решился на посмертную и, надо сказать, смехотворную месть: единственная могила, которая осталась в подземелье, была могила графа де Фольмона.

Более того: мраморное надгробие, под которым покоились останки, было разбито, а на стене повесили простую табличку, на которой - вольно или невольно - было искажено даже имя несчастного усопшего: "Жак-Мари Розей, граф де Фольмон, скончался в Париже 21 марта 1820-го". Законная семья восторжествовала. Все встало на свои места.

Прежде чем закончить эту статью, нам придется ответить на один вопрос, который очень волнует историков: состояли ли в браке Мари-Аделаида де Пентьевр и Жак Рузе? "Газетт де Франс" от 1 марта 1833 года пишет: "Мать Луи-Филиппа, говорят, была замужем за господином графом де Фоллемоном (!), офицером Его Величества..."; то же самое утверждает и герцогиня де Берри: "Мать короля Луи-Филиппа вышла замуж за какого-то графа де Фоллемона..." Но все это лишь слухи, потому что... Потому что существовала госпожа Рузе, о которой нам почти ничего не известно: она упоминается лишь в переписке Рузе времен его заточения у кармелитов и однажды - в письме Мари-Аделаиды. И действительно, лучше уж ей остаться в тени Истории: ведь в этом любовном романе ей делать нечего.

Забудем о ней - и будем вспоминать во всем его величии и чистоте этот идеальный союз, который, несомненно, был чем-то гораздо большим, чем обычная любовная история.


Название: Ученые вывели формулу крепкой семьи
Отправлено: Итальянский зодчий от 24 12 2009, 00:22:32
Ученые вывели формулу крепкой семьи

Шансы создать крепкую семью увеличиваются у пар, в которых муж старше, а жена умнее, заявила группа экспертов из Швейцарии и Великобритании в исследовании Optimizing the Marriage Market («Оптимизация брачного рынка»), опубликованном в октябрьском номере издания European Journal of Operational Research.

Ученые исследовали 1074 швейцарских пары, состоящих в официальном или гражданском браке более пяти лет, и оценили их по нескольким критериям, в том числе по возрасту, уровню образования и происхождению.

Ученые пришли к выводу, что на крепкие и долговременные отношения могут рассчитывать скорее те пары, в которых у обоих партнеров в прошлом не было разводов, мужчина старше партнерши на пять и более лет, а женщина имеет более высокий уровень образования.

Если женщина на пять и более лет младше своего партнера, то у такой пары в шесть раз больше шансов остаться вместе, чем у обычной пары. Если оба партнера хорошо образованы, то их шансы сохранить семью в два раза выше средних показателей, а если женщина больше времени проводила за учебниками, чем мужчина, то шансы такой пары возрастают в восемь раз.

В исследовании говорится, что женщины и мужчины выбирают себе пару, основываясь «на любви, физическом влечении, схожести вкусов и мнений, а также общих ценностей», однако эксперты уверены, что если учитывать при этом и такие «объективные факторы», как возраст, образование и происхождение, то «это может помочь снизить риск развода в будущем».
Ученые приводят пример певицы Бейонсе и ее мужа музыканта Джей-Зи, у которых, по их мнению, есть все шансы прожить долгую и счастливую жизнь вместе, потому что муж старше жены на 11 лет, а она более образованна. В то же время у голливудской пары Майкла Дугласа и Кэтрин Зета-Джонс, по их подсчетам, шансов значительно меньше, ведь для Дугласа это уже не первый брак.


Название: ЗНАМЕНИТЫЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ - ЖОЗЕФИНА МАРИЯ-РОЗА ДЕ БОГАРНЕ
Отправлено: Ариадна от 18 03 2010, 11:33:55
ЖОЗЕФИНА МАРИЯ-РОЗА ДЕ БОГАРНЕ

(23.6.1763 — 29.5.1814)

    Французская императрица, первая жена Наполеона I (c 1796 по1809 год). Родилась на острове Мартиника. Первый муж Жозефины пал жертвой террора в 1794 году. От него имела двоих детей. Евгений стал впоследствии вице-королем Италии, а Гортензия - женой голландского короля Людовика Бонапарта и матерью Наполеона III. После развода с Наполеоном I Жозефина поселилась вблизи Эвре и вела роскошную жизнь.

    Наполеон, 26-летний молодой генерал, быстро осознал: чтобы заручиться поддержкой одного из главных деятелей 9 термидора Барраса, этого "короля Республики", необходимо прежде добиться расположения его знаменитой любовницы мадам Тельен, а для этого нужно было появиться в свете. И вот сентябрьским вечером 1795 года он отправился в салон той, кого называли "Термидорской Богоматерью". Именно здесь он впервые увидел другую королеву парижских салонов - нежную и страстную Жозефину де Багарне и сразу же без памяти влюбился в нее. Она пригласила генерала, которому не было еще и 27 лет, навестить ее дома, на улице Шантарен, 6.

    У нее за плечами была уже целая жизнь. Ей было за 30. Но тело, но кожа, ее манера двигаться словно в танце! Все дружили с ней. Она занимала центральное место в том мире, в который он едва вошел. Наконец-то у него появилась женщина! Спустя два дня после свадьбы он покинул ее, чтобы принять участие в итальянской компании.

    От Парижа до Ницши - одиннадцать ночевок,  и с каждой почтовой станции, на которой он менял лошадей, летело письмо Жозефине. "Когда я бываю готов проклясть жизнь, я кладу руку на сердце: там твой портрет, я на него смотрю, и любовь для меня - безмерное лучезарное счастье, омрачаемое только разлукой с тобой. Ты приедешь, правда? Ты будешь здесь, около меня, в моих объятьях! лети на крыльях! Приезжай, приезжай!"

    Она медлила - перспектива мотаться с солдатами по полям нисколько не привлекала ее. Но он не мог больше ждать; грозил, если его жена не приедет, подать в отставку, все бросить и приехать в Париж. Узнав, что она ждет его в Милане, он помчался туда.

    Когда она была с Бонапартом, он проводил день в поклонении ей, словно божеству; когда она уезжала, он слал гонца за гонцом. Ей, любовнице уже пожившей, светской и опытной, принадлежали его ненасытные чувства - совсем молодого мужчины, жившего до этого целомудренно. Эта вечная экзальтация тяготила ее и надоедала ей. Сначала это казалось интересным и новым, но постепенно утомило ее.

    В его отсутствие она вела себя словно утешившаяся вдова. Вернувшись из похода и узнав все, Наполеон решается на разрыв. Жозефине пришлось целый день простоять на коленях в отеле перед его дверью, вымаливая прощение. Наконец дверь открылась, появился Бонапарт с протянутыми руками, безмолвный, с лицом, искаженным долгой и жестокой борьбой с собственным сердцем. Хотя любовь Наполеона теперь уже не была бешеной и страстной, но его жена оставалась единственной женщиной, которую он любил.

    Но все постепенно шло к разводу. Вспыхнувшая в сердце Наполеона любовь к полячке Марии Валевской отодвинула образ Жозефины на второй план. После развода (свадьба - 1796, развод - 1809) Жозефина получила все, чего желала: Елисейский дворец, как городскую резиденцию, Мальмезон, как летнюю, Наваррский замок - для охоты, три миллиона в год, тот же почет, каким пользовалась раньше, титул, гербы, охрану, экскорт, все внешние атрибуты царствующей императрицы.

    Но деньги, дворцы, титулы - все это ничто не значило для него; он дал больше - свои слезы. И как встревоженный, самый верный и самый нежный любовник, он писал письмо за письмом, желая знать до мельчайших подробностей, как живет отвергнутая им жена.

    Однако, когда он явился в Мальмезон, чтобы повидать ее и постараться утешить, он даже не вошел в ее покои, старался все время держаться на виду у всех, потому что хотел, чтобы и Жезефина, и все знали, что между ними все кончено навсегда. И тщательно избегая давать кому-либо повод думать, что та, которая вчера была его женой, состоит теперь при нем любовницей, он выказывал ей этим новый знак своего уважения. И потом, кто знает? Может быть, он и сам все еще не был уверен в своих чувствах; в таком случае он проявлял к ней не только уважение; он показывал этим, какой живой, и глубокой, и крепкой, способной пережить все, даже молодость и красоту, была и осталась его любовь, зародившаяся тринадцать лет назад, такая страстная в начале, такая непоколебимая, несмотря на случайные измены, самая властная и самая слепая, какую испытывал когда-либо человек.

    По матереалам книг: Кирхейзен Г. Женщины вокруг Наполеона. - Тольятти: "Лада", 1993. Фридрих М. Наполеон I. Его жизнь и время. - М.: "Современные проблемы", 1913. Массон Ф. Наполеон и его женщины. - М.:Крон-Пресс, 1993. Муромов И.100 великих любовниц. - М.: "Вече", 1998


Название: Династии - Брак порока и невинности (Юсуповы)
Отправлено: Артур Грудинин от 09 08 2010, 14:57:41
Династии - Брак порока и невинности (Юсуповы)

Эта супружеская пара в истории России осталась как одна из самых красивых, самых богатых и самых скандальных. О них много говорили, их осуждали практически за каждый поступок. И между тем, знакомством с этой парой гордились.

Обсуждая роскошный образ жизни, ослепительную красоту или скандальные поступки княжеской семьи Юсуповых, мало кто задумывается о том, что, возможно, именно они стали катализатором той исторической ломки, которую пережила Россия в 1917 году.

Обвенчанные судьбою

Брак великой княжны Ирины Александровны Романовой с Феликсом Юсуповым казался невозможным всей великосветской России. Слишком скандальной была фигура жениха, чтобы допустить даже мысль о том, что он может породниться с императорской фамилией.

Единственный (после трагической и загадочной смерти старшего брата Николая на дуэли) наследник богатейшего рода Юсуповых окончил Оксфорд, имел блестящее образование и тонкий ум.

Феликс Юсупов был настолько хорош собой, что современники называли его лицо ангельским: тонкие черты, мягкие припухлые губы, огромные темные глаза с поволокой. В общем, настоящий золотой мальчик.

Правда, этот «золотой мальчик» монархической России вел далеко не ангельский образ жизни, наслаждаясь всеми ее благами. Мало того, что беспощадная молва приписывала ему скандальные любовные отношения с особами своего же пола.

Так его еще и видели поющим в модном петербургском кафе в женском платье из голубого тюля с серебряными блестками и в пышном боа из голубых страусовых перьев. А в его роскошном дворце были устроенные в восточном стиле особые покои, где он предавался запретным любовным утехам.

И вот такой человек задумался о браке с внучкой вдовствующей императрицы и племянницей действующего императора? Какой скандал!

    Сам Феликс Юсупов так позднее вспоминал о своей первой встрече с Ириной Романовой: «С того дня я был уверен, что это моя судьба. Подросток превратился с тех пор в юную девушку удивительной красоты.

    Робость делала ее молчаливой, что усиливало ее очарование и окружало тайной. Охваченный новым чувством, я понимал бедность моих приключений прошлого. Наконец и я нашел ту совершенную гармонию, являющуюся основанием для всякой верной любви…».

Версий того, как же сладился этот брак, существует великое множество. Сам Юсупов в своих воспоминаниях утверждает, что влюбился без памяти в первую красавицу России.

Другая версия гласит, что княгиня Зинаида Юсупова, обожавшая сына, закатывала ему истерики, прикидывалась больной и требовала внуков, пока еще жива.

А многочисленные недоброжелатели семейства Юсуповых злословили, что безупречная репутация Ирины Романовой должна была обелить репутацию Феликса.

Как бы то ни было, красавица Ирина не устояла перед ангельской красой будущего супруга и его напористыми ухаживаниями. Тем более что он, по всей видимости, покаялся перед ней в своих грехах, а какая романтично воспитанная барышня сможет удержаться от того, чтобы спасти столь прекрасного грешника?

И вот в феврале 1914 года состоялась пышная свадьба. В знаменитый Аничков дворец, который принадлежал Юсуповым, съехалось более тысячи гостей.

Из Царского Села приехали Государь-император и Государыня-императрица Александра Федоровна с Великими княжнами: Ольгою, Татьяною, Марией и Анастасией. Они благословили невесту к венцу.

Беды революции

Через год молодая жена родила девочку, которую назвали в честь матери Ириной. Феликс не то чтобы остепенился, но, по крайней мере, об его похождениях перестали судачить во всех светских гостиных.

Завел знакомства в политических кругах, любил порассуждать о судьбах России. Ведь уже не первый год шла война с германцами, в обществе начинались революционные брожения. А тут еще Распутин…

Наверное, немного найдется людей, которые не знали, что именно Феликс Юсупов был убийцей Григория Распутина. Об этом написаны десятки книг, снято немало фильмов, да и сам Феликс написал многотомные воспоминания. Однако как же все было на самом деле, наверное, уже никто никогда не узнает.

В классической версии считается, что как раз красотой своей супруги Ирины и обещанием ее благосклонности Юсупов заманил Распутина в свой дворец. Однако есть и более скандальные версии.

Некоторые недруги Феликса злорадно намекали на то, что Распутина привлекала ангельская красота самого Юсупова, и тот пообещал свою благосклонность Григорию.

Поговаривали и о том, что благочестивый старец приехал ради того, чтобы примирить Ирину Александровну с супругом, который и после брака не отказался от гомосексуальных связей. Как бы то ни было, Распутин был убит, что подтолкнуло февральскую, а затем и октябрьскую революции.

Императорская чета была настолько разгневана, что от смертного приговора заговорщиков спасло лишь соучастие в убийстве великого князя Дмитрия.

Пуришкевича отправляют на фронт, великого князя Дмитрия Павловича - в Персию, а князя Феликса Юсупова - в родовое имение в Курской губернии. Его супруга от сплетен и слухов тем временем уехала вместе с дочкой в Крым.

Вдали от родины

Революция к князьям Юсуповым оказалась милосердной. 13 апреля 1919 года Юсуповы вместе со многими представителями российской аристократии и членами императорской фамилии отплыли из Крыма на броненосце «Мальборо».

В России они бросили 4 дворца и 6 доходных домов в Петербурге, дворец и 8 доходных домов в Москве, 30 усадеб и поместий по всей стране, Ракитянский сахарный завод, Милятинский мясной завод,

Должанские антрацитные рудники, несколько кирпичных заводов и много чего другого. О коллекции юсуповских драгоценностей и в те времена рассказывали легенды, но с собой им удалось забрать лишь незначительную часть да несколько картин.

Тем не менее все были живы и встречены в эмигрантских кругах с восторгом. Из Лондона, где в конце концов осела великая княгиня Ксения Александровна (мать Ирины) с мужем и младшими детьми, Юсуповы перебрались в Париж.

Париж: взлеты и падения

Проблема в том, что во Франции собралось более 300 тысяч русских эмигрантов. Многие из них бежали из России, фигурально выражаясь, в одном белье.

Да и те, кто смогли вывести какие-то ценности (например, как Юсуповы), распродавали их за бесценок, поскольку из-за большого предложения цены сильно упали.

В итоге представители аристократических фамилий оказывались буквально на грани голодной смерти. Ведь они практически ничего не умели.

Юсуповых выручили три вещи. Во-первых, слава Феликса как убийцы Григория Распутина позволяла на этом зарабатывать деньги (с помощью интервью, мемуаров, фильмов), хотя Ирина Александровна была категорически против этого. Ей претила такая сомнительная слава и самолюбование мужа.

Во-вторых, у Юсуповых было достаточно средств для того, чтобы купить дом в Булонском лесу и хоть как-то устроиться. Хотя был период, когда княгиня сама штопала и стирала белье.

В-третьих, прекрасный вкус обоих Юсуповых позволил им заняться модным бизнесом. В начале 20-х годов они создали свой модный дом, который назвали «IrFe» по первым буквам своих имен.

Правда, о бизнесе как таковом русские аристократы не имели никакого представления. В модном доме Юсуповых в качестве вышивальщиц и моделей были сплошь настоящие графини и княгини, но никто даже не подумал о проведении хоть какой-нибудь минимальной рекламной кампании.

От полного провала спасла случайность. Ирина Александровна с присущей ей энергией и напористостью просто без приглашения привезла своих моделей-аристократок на модный показ в парижском отеле «Ритц», где и произвела настоящий фурор.

    В популярных журналах появились восторженные отклики: «Оригинальность, рафинированность вкуса, тщательность работы и художественное видение цветов сразу поставили это скромное ателье в ранг больших домов моды».

В Париже стало модным одеваться «от того самого Юсупова», хотя все заботы и дела по ведению модного дома «IrFe» легли на плечи Ирины. Феликс, который и в пятьдесят, и в шестьдесят лет выглядел молодцевато и изящно, и во Франции вел привычный широкий образ жизнь – рестораны, казино, бурлески, романы.

Взлет модного дома «IrFe» был стремительным. Этому помогло и увлечение русским стилем; и интересные новинки, предложенные Ириной Александровной (например, роспись по шелку); и создание достаточно авангардных коллекций – скажем, в спортивном стиле.

На волне попудярности Ирина Юсупова создает и собственные духи, которые также начинают пользоваться бешенным успехом.

Ирина Юсупова Однако взлет был ярким, но коротким. У Юсуповых было много клиентов в США, там же находилась и значительная часть их сбережений. Великая депрессия ударила и по ним. Они потеряли и богатую клиентуру, и свои деньги.

К тому же роскошный аристократический стиль, который проповедовал модный дом «IrFe», быстро перестал соответствовать развивающемуся обществу. На передний план вышли простые универсальные модели Шанель, а затем и Диора. В 1930 году бизнес Юсуповых обанкротился.

Некогда самой богатой паре России пришлось переехать в скромную двухкомнатную квартирку и жить довольно скромно.

Средств было настолько мало, что в конце концов все Юсуповы были захоронены в одной могиле, по мере того, как они постепенно умирали – старая княгиня Зинаида Юсупова, князь Феликс и пережившая всех их Ирина, которая скончалась в феврале 1970 года.

Говорят, перед смертью она все время вспоминала о том, как венчалась в кружевной фате, принадлежавшей некогда казненной французской королеве Марии-Антуанетте. Страшный кровавый знак, наложивший отпечаток на всю ее судьбу…



Название: Любовник на все времена (Герцог Бэкингем)
Отправлено: Миранда от 09 08 2010, 16:18:36
Любовник на все времена (Герцог Бэкингем)

   Двадцать третьего августа 1628 года английский портовый город Портсмут был переполнен военными и придворными. Лучший дом в городе, предоставленный главнокомандующему, напоминал пчелиный улей: гонцы и оруженосцы сновали во всех направлениях, военачальники совещались о том, что теперь делать. Накануне французы сняли осаду с протестантской твердыни – города Ла Рошели, и теперь помощь англичан там была не нужна. Значило ли это прекращение войны? Для того чтобы принять окончательное решение, главнокомандующему следовало вернуться в Лондон – к парламенту и королю.

Дорожный экипаж был подан, и блистательный вельможа в сопровождении свиты шел по коридору к парадным дверям. Внезапно откуда-то из-за угла мелькнула черная тень, сверкнуло лезвие кинжала, и через секунду все было кончено. Герцог Бэкингем, фактический владыка Англии, тринадцать лет ослеплявший Европу блеском своих побед не столько на полях сражений, сколько в альковах красавиц, был убит неким Джоном Фельтоном, солдатом и протестантом-фанатиком, который даже и не думал бежать с места преступления, а преспокойно отдался в руки стражи. Убийца заявил, что “покарал нечестивца”, и через несколько дней был повешен.

Так на тридцать восьмом году оборвалась жизнь одного из самых удачливых авантюристов семнадцатого века, фаворита двух английских королей – Иакова Второго и Карла Первого, любовника французской королевы Анны Австрийской и бесчисленного количества женщин самого разного происхождения. Так погиб Георг Вильерс, герцог Бэкингем…

Стоустая молва давно разнесла по всему французскому королевству легенды о необычайной красоте, уме, обаянии герцога. И, главное, о его неотразимости и фантастическом количестве жертв его волокитства. На балу, данном на второй день торжеств по случаю свадьбы сестры французского короля принцессы Генриетты с английским королем Карлом появился, обращая на себя всеобщее внимание, великолепный герцог Бэкингем — к восторгу дам и бешеной зависти кавалеров. Высокий ростом, превосходно сложенный, с пламенными черными глазами, герцог мог бы вскружить не одну женскую головку, явись он хоть в рубище дровосека. Но этот красавец был одет в серый атласный колет, расшитый жемчугом, с крупными жемчужинами вместо пуговиц. На шее в шесть рядов красовалось ожерелье из столь же крупных жемчужин...

Но и это еще не все. В уши герцога были вдеты бесценные жемчужные серьги. Кстати, добрую половину драгоценностей герцог рассыпал по залам дворца во время танцев: жемчужины оказались плохо пришитыми. Подбирать же их милорд счел ниже своего достоинства.

- Ах, не утруждайтесь такой мелочью, - отмахивался он от тех, кто пытался вернуть ему драгоценности. – Оставьте себе эту безделицу на память.

Ослепив весь французский двор богатством и красотой, герцог удивил его и своей грациозностью в танцах. Несколько кадрилей он был кавалером Анны Австрийской, и на глазах сотен гостей начался их роман. Роман авантюрный. Роман блистательный. Роман столь же великолепный, сколь и безнадежный. Роман, которого не должно было произойти...

Только стечением самых невероятных обстоятельств можно объяснить такую судьбу, которая выпала на долю отпрыска бедного провинциального дворянина и горничной. Родители не могли дать сыну ничего: ни знатного происхождения, ни богатства, ни даже фамильного поместья. Единственным достоянием юного Георга была его внешность: мальчик был поразительно хорош собой. Но его мать слепо верила в астрологию, предсказания и судьбу вообще, а какая-то старуха-гадалка предсказала ей, что ее ненаглядного, обожаемого сыночка Георга ждет блистательное будущее — почти королевское. И мать тратила последние гроши на то, чтобы мальчик получил достойное образование, а также из кожи вон лезла, чтобы получить аудиенцию у короля Иакова и представить ему свое чадо. Потому что отлично знала: смазливого личика и изящных манер вполне достаточно, чтобы сделать карьеру при дворе Иакова I, обожавшего хорошеньких мальчиков.

Чести ни ей, ни королю это, разумеется, не делало, но для европейских дворов того времени ничего из ряда вон выходящего в таком пристрастии не было. Современники, правда, посмеивались:

- Елизавета была королем, теперь королева — Иаков.

Но к таким насмешникам никто не прислушивался, ибо во всем остальном король Иаков был практически безупречен: политикой не интересовался совершенно, религиозные вопросы предоставлял решать церковникам, чрезмерной жестокостью не отличался и фантастических сумм из казны не проматывал. Так что повидавшие всяких монархов и монархинь англичане бога напрасно не гневили, короля, как положено, почитали, а двор тем временем жил своей собственной жизнью. Фавориты сменяли один другого: кто-то заканчивал свою жизнь на эшафоте, кто-то исчезал в безвестности. Да и королевский двор тех времен был немыслим без фаворита.

И вот при королевском дворе, заботливо опекаемый любящей матерью, появился Георг Вильерс — шестнадцатилетний превосходный танцор, отличный наездник, талантливый актер. Кстати, именно в этом качестве он и одержал победу над сердцем короля: в комедии, игравшейся при дворе, Георг исполнил женскую роль. Двор рукоплескал, а король, плененный красотой “актрисы” и приятно возбужденный этим пикантным маскарадом, милостиво говорил с Георгом, потрепал его по щеке и через несколько дней... произвел в рыцари и камергеры королевского двора. Тут-то все и поняли: взошла новая ослепительная звезда. И не ошиблись.

Правда, первоначально карьера юного Георга стоила немало трудов, а точнее, унижений. Грозный для своих соперников-царедворцев, Бэкингем перед королем пресмыкался и паясничал хуже последнего шута.

— Ты шут? — спрашивал его король. — Ты мой паяц?

— Нет, ваше величество, — отвечал Георг, целуя его ноги, — я ваша собачка.

И в подтверждение этих слов тявкал и прыгал перед королем на корточках. Об остальных “услугах”, которые эта “собачка” оказывала своему повелителю, лучше умолчать. Но дело того стоило. Через четыре года Вилльерс, щедро награжденный поместьями, доходными местами, арендами, орденами, становился последовательно виконтом, графом, маркизом. Наконец, в двадцать лет он стал герцогом Бэкингемом, а фактически — некоронованным королем Англии и Шотландии. Сбылось предсказание старухи-гадалки!

Герцог и некоронованный король Англии! Такое положение может вскружить и убеленную сединами, куда более трезвую голову, а уж об ощущениях двадцатилетнего выскочки можно только догадываться. Правда, в политике он разбирался, тут нужно отдать ему должное. Точнее, великолепно ориентировался в той сложной системе интриг, предательств, подкупов и лицемерия, из которой политика тогда состояла. За это качество Бэкингем и был вознагражден по-королевски. Умирая, король Иаков завещал своему сыну и наследнику Карлу фаворита в качестве основного советника и наставника в государственных делах.

Справедливости ради следует сказать, что Иаков мог бы сделать и худший выбор: как политик герцог был, безусловно, талантлив. Тем более, что молодой король как раз был абсолютно бездарен в области государственных дел, они его просто не интересовали. Если бы не жуткая, мученическая кончина под топором палача, об этом короле, пожалуй, никто и не вспомнил бы уже через год после его естественной кончины. Примерный семьянин, добрый отец, не транжир, не мот, не игрок, не распутник…Какие причудливые пируэты все-таки выписывает судьба! Не будь юный Георг Вильерс так хорош собой, история Англии сложилась бы совершенно по-другому. И если бы не стойкая привычка делать все, сообразуясь только с личными интересами, а не с государственными, герцог не погиб бы от руки наемного убийцы и не подтолкнул бы короля Карла к эшафоту.

Впрочем, и король сыграл в жизни Бэкингема роковую роль. Точнее, не он сам, а его женитьба. Карл женился на сестре французского короля Людовика XIII принцессе Генриетте. А во время свадебных торжеств герцог увидел королеву Франции… И последние три года своей жизни потратил на то, чтобы добиться прочной благосклонности Анны Австрийской. Даже государственными делами занимался постольку, поскольку это могло помочь ему встречаться с любимой женщиной.

Свадебные торжества в Париже подошли к концу, и принцесса Генриетта, отныне английская королева, отправилась на свою новую родину. До морского порта ее сопровождал брат — французский король, невестка — французская королева и, разумеется, герцог Бэкингем. В дороге ловкая герцогиня де Шеврез нашла возможность устроить интимное свидание королевы с предметом ее грез.

В городе Амьене произошло событие, объяснения которому историки так и не нашли. Королева и герцог в сопровождении нескольких придворных отправились прогуляться по саду. Влюбленные уединились в беседке из живых цветов, откуда по прошествии некоторого времени раздался крик Анны. Сбежалась стража, переполошились придворные, застали королеву в слезах, а герцога – в великом смущении. Таковы факты, дальше начинаются сплошные загадки.

Почему закричала королева? Некоторые полагают, что этот крик послужил доказательством ее “добродетели и целомудрия”, на которые покусился герцог. Другие утверждают, что в Амьене королева, наконец, рассталась с невинностью. Но скорее всего, королева закричала от наслаждения. Знающие люди подтвердят: спутать такой крик со стоном боли или страдания довольно легко. И тогда все становится на свои места. Еще и потому, что Анне Австрийской ни с какой стороны не было выгоды привлекать к себе внимание воплями. Она бы стерпела что угодно, прекрасно понимая опасность и двусмысленность своего положения. Гордая красавица сумела бы сдержать крик боли, негодования, испуга и так далее, и тому подобное. К одному она не была готова и потому не смогла это предотвратить. Королева не сумела сдержать крика физического упоения.

Это подтверждается еще и тем, что королева действительно подарила герцогу алмазные подвески. Не в Париже, как утверждает Александр Дюма. В Булони, при расставании, на следующий день после рокового свидания. Королева плакала, Бэкингем плакал, а шпионы кардинала Ришелье поспешили донести своему шефу, что потерявшая от любви голову Анна Австрийская преподнесла своему любовнику аксельбант с двенадцатью подвесками — подарок ее венценосного супруга. Поступок, который можно объяснить только тем, что испытанное Анной блаженство полностью лишило ее осторожности. Было вполне очевидно, что герцог не положит подвески в сейф, чтобы тайком ими любоваться, а станет носить. Почему не подарила перстень, серьги, браслет, наконец? В общем, любую вещь, не уникальную, а просто дорогую? Ведь особой разницы в ювелирных украшениях для женщин и мужчин тогда не было. Да потому и подарила уникальную вещь, что испытала уникальные (для себя, разумеется) ощущения. В таких случаях королевы мало чем отличаются от подданных и творят ничуть не меньшие глупости.

Неудивительно, что возвращение королевы Анны в Лувр было сильно омрачено той грубой холодностью, которую проявил ее супруг. Это вряд ли можно поставить ему в вину: мало кто из мужей любит быть обманутым, да еще со столь бесстыдной откровенностью. Разумеется, к раздуванию королевского гнева приложил руку и кардинал Ришелье, оскорбленный не как отвергнутый любовник, а как государственный деятель, которому роман королевы путал все карты политической игры. Но Ришелье исхитрился извлечь выгоду и из романтической страсти королевы.

Дело в том, что в Лондоне оставалась любовница, точнее, одна из любовниц герцога Бэкингема — леди Клэрик. Ришелье еще во время пребывания блистательного герцога в Париже связался с его английской метрессой, уведомив красавицу-леди о новом увлечении Бэкингема. Миледи, столь же умная, сколь и красивая, дала посланцу кардинала бесценный совет:

— Конечно же, его преосвященству известно, — сказала она, — что теперь идут страшные религиозные распри между католиками и протестантами? Вопрос религиозный — только ширма, за которой скрывается бездна политических амбиций и стремление захватить власть, в том числе и королевскую. Покуда этот мятеж тлеет, как искра, беспокоиться не о чем. Но если из искры раздуть пожар — его зарево быстро заставит Бэкингема позабыть о любом романе.

Агенты Ришелье в Англии последовали совету леди Клэрик, тем более, что ослабление Англии и возвышение Франции входило в политическую программу кардинала. Но толчком к раздуванию пожара послужили не политические соображения, а любовь и ревность. Англичанка отнюдь не была исчадием ада и хитроумным политиком, она была любящей и страдающей женщиной.

После отъезда Бэкингема из Франции и возвращения королевы Анны в Париж кардинал направил леди Клэрик письмо следующего содержания:

   “Так как благодаря вашему содействию цель наша достигнута и герцог вернулся в Англию, то не сомневаюсь, что он сблизится с вами по-прежнему. Мне доподлинно известно, что королева Анна Австрийская подарила герцогу на память голубой аксельбант с двенадцатью алмазными подвесками. При первом же удобном случае постарайтесь отрезать две или три из них и доставить их немедленно ко мне: я найду им достойное применение. Этим вы навеки рассорите королеву с вашим вероломным возлюбленным, мне же дадите возможность уронить его окончательно во мнении Людовика XIII, а может быть, даже и самого его величества, короля Карла I”.

Ришелье прекрасно знал, что герцог будет носить воистину королевское украшение. И тот действительно надел его на первый же придворный маскарад. Леди Клэрик достала две подвески, но...

Но положение спас камердинер герцога. Раздевая своего господина после маскарада, он обнаружил пропажу двух подвесок. А дальше Бэкингем действовал уже самостоятельно, будучи человеком ничуть не более глупым, чем Ришелье, только более молодым и увлекающимся. Он мгновенно “вычислил” и воровку, и причины кражи и в ту же минуту принял все необходимые меры.

А во Франции события тем временем приняли драматический оборот. Ришелье под предлогом необходимого примирения царственных супругов предложил Людовику дать большой бал во дворце, пригласив на него королеву.

Вечером того же дня королева получила письмо от короля:

“Государыня и возлюбленная супруга, с удовольствием и от всего сердца сознаемся в неосновательности подозрений, дерзких и несправедливых, которые пробудили в нас некоторые события в Амьене. Мы желали бы публично заявить вам, сколь глубоко были мы тронуты явной несправедливостью, пусть и невольной. Посему завтра, 9 января, приглашаем вас в замок Сен-Жермен, а если вы желаете доказать и ваше незлопамятство, то потрудитесь надеть аксельбант, подаренный вам в начале прошедшего года. Этим вы совершенно нас порадуете и успокоите. Людовик”.

Это милое письмо привело Анну Австрийскую в неописуемый ужас. Все висело на волоске: честь, корона, сама ее жизнь, возможно. Герцогиня де Шеврез предложила королеве сказаться на несколько дней больною и послать гонца в Лондон, к герцогу. Но Ришелье предусмотрел это: королева в одночасье была лишена почти всех преданных ей слуг, во всяком случае таких, чья отлучка могла остаться незамеченной. Кардинал вообще мог быть совершенно спокоен: по повелению короля Англии все порты оказались заперты, и сообщение с Францией прервано.

Ришелье упустил из виду только одно: фактическим королем Англии был Бэкингем, и без него не то что порты — ворота королевского дворца не могли быть заперты. Значит, эта мера была выгодна герцогу. Но интрига показалась кардиналу настолько легкой и беспроигрышной, что он, вопреки обыкновению, не позаботился изучить все детали. Между тем на рассвете следующего дня герцогиня де Шеврез вбежала в спальню королевы, задыхаясь от волнения, и воскликнула:

- Ваше величество, вы спасены, спасены!

Бэкингем прислал курьера к герцогине, и она передала королеве футляр с аксельбантом и письмо благородного любовника:

“Заметив пропажу подвесок и догадываясь о злоумышлениях против королевы, моей владычицы, я в ту же ночь приказал запереть все порты Англии, оправдывая это распоряжение мерой политической... Король одобрил мои распоряжения. Пользуясь случаем, я приказал изготовить две новые подвески и с болью в сердце возвращаю повелительнице то, что ей угодно было подарить мне...”

Перед самым балом кардинал вручил королю две алмазные подвески и объявил — в присутствии королевы! — что герцог столь мало дорожил ее подарком, что подарил его своей очередной пассии, а та начала распродавать бриллианты по одному. Доверенному лицу кардинала по воле случая удалось купить в Лондоне две подвески, причем в весьма сомнительной лавчонке. О судьбе остальных подвесок ничего не известно.

Король, в число достоинств которого отнюдь не входила сдержанность, чуть было не наградил королеву пощечиной. Но та проявила поразительное хладнокровие и приказала одной из своих фрейлин принести из будуара ларчик. Приказание было мгновенно исполнено, и все увидели аксельбант в целости и сохранности. Король ничего не понял, но сразу успокоился, поскольку дорогая вещь не пропала.

Бэкингем, со своей стороны, сделал политику орудием своей любовной интриги: изыскивал все способы для приезда во Францию под благовидным предлогом. Желанный повод не замедлил отыскаться, точнее, герцог сам его создал. Он уговорил королеву съездить во Францию, повидаться с матерью — вдовствующей королевой Марией Медичи. Король Карл согласился при одном условии: сопровождать королеву будет герцог Бэкингем.

Генриетте было безразлично, кто составит ее свиту, но Людовик XIII отреагировал, как сказали бы сейчас, неадекватно:

- Сестра вольна приезжать с кем угодно, но только не с Бэкингемом! — с бешенством прокомментировал король известие о предстоящем визите родственницы.

Бэкингем, узнав о непреклонности короля, в свою очередь потерял хладнокровие и здравый смысл.

- Пропадай же заодно с моим блаженством и спокойствие всей Европы! — вскричал он, бросая на пол великолепную чернильницу, выточенную из халцедона. — Клянусь моим покровителем, святым Георгием, я им докажу, что король Англии - это я! Не хотят принять меня, как посланника мира, примут как победителя в войне, которую я начну!

C этой минуты отношения между двумя державами испортились почти непоправимо. Все предвещало неизбежный полный разрыв и настоящую войну французов с англичанами. Войны Ришелье не хотел, но переубедить короля не смог. И тут очень кстати для него герцог был убит “каким-то фанатиком”.

Весть о гибели возлюбленного, новой встречи с которым она ждала целых три года, жестоко поразила королеву Анну. Любовь к нему была единственным счастьем ее жизни, воспоминания о нем — единственной отрадой. По целым дням, запершись в своей молельне, королева молилась за упокой души человека, подобного которому никогда не встречала. “Любящий” супруг дал ей неделю на молитвы, а потом устроил в Лувре великолепный бал с придворным балетом и предложил королеве в нем участвовать.

- Мне — танцевать? — ужаснулась несчастная.

- А почему бы и нет? Разве вы в трауре?

- Я буду танцевать, ваше величество.

- И прекрасно! Этим вы доставите мне большое удовольствие.

Удовольствие короля было тем большим, что после первых нескольких па королева без чувств упала на пол. Больше она не танцевала никогда до самой своей смерти, хотя танцы любила страстно.

Любовь Анны Австрийской и герцога Бэкингема по праву можно было бы назвать “романом века”. Ибо вряд ли можно назвать другую пару, которая заплатила бы такую дорогую цену за несколько мимолетных свиданий, большая часть которых была абсолютно невинной. Да и то, что произошло между ними, в конце концов выглядело сущей пасторалью на фоне придворной жизни того времени, когда супружеская верность считалась скорее пороком, нежели добродетелью, а любовные связи с гордостью выставлялись напоказ всему свету.

Любовь к королеве позволила Бэкингему к концу жизни стать именно таким благородным рыцарем, каким мы его знаем по роману Дюма. Герцог остался в памяти потомков прежде всего благодаря тому, что был любовником королевы, трагически погибшим из-за этой любви в 37 лет. И почти никто не вспоминал о том, что начинал этот знатный красавец любовником... короля. Превратиться из куртизана в политика, а из наложника — в романтичного влюбленного мало кому удавалось...

Бэкингему удалось.


Название: Счастливый мезальянс простой принцессы (Ольга Романова, сестра Николая II)
Отправлено: Леонсия от 09 08 2010, 17:24:00
Счастливый мезальянс простой принцессы (Ольга Романова, сестра Николая II)

В 1958 году искусствовед Йен Воррес, собиравший экспонаты для выставки, решил на свой страх и риск посетить в Торонто одну странную старуху.

    «Я предполагал, что у нее найдутся какие-то русские иконы, но, должен признаться, отправился в это недальнее путешествие без всякой надежды на успех.
    … Я увидел невысокую худенькую женщину, хлопотавшую в саду. На ней была старомодная темная юбка, обтрепанный на рукавах свитер, простая кофта и крепкие коричневые башмаки. Зачесанные назад волосы стянуты в узел. Лишь кое-где в них проглядывали серебряные нити. Изрытое морщинами лицо не было похоже на лицо старого человека, а светлые карие глаза, несмотря на затаившуюся в их глубине печаль, не походили на глаза старой женщины. Она направилась ко мне, и меня поразило изящество ее походки, а своей манерой общения она тотчас рассеяла все мои страхи. Каждая жилка ее подтверждала принадлежность этой женщины к Императорской семье. В данном случае определение это подразумевало благородство, которое, оставаясь самим собой, не имело ничего общего ни со снисходительностью, ни с заносчивостью».

Обманчивые фотографии не передают этого шарма. Нам она кажется слишком уж похожей на сельскую учительницу, но ведь и при жизни ей доставалось за неумение вести роскошную жизнь и использовать «дамские штучки». Не удивительно, что больше всех ей доставалось от мама – императрицы Марии Федоровны. Ведь та, как никто другой, знала толк в женских уловках! А вот младшая дочь этого, кажется, не унаследовала. Она не любила пышной помпезности, предпочитая ей простую искренность. Балы ей с легкостью заменяли часы, проведенные у мольберта – она любила рисовать…

«Отец был для меня всем. Как бы ни был он занят своей работой, он ежедневно уделял мне полчаса…»

Ольга родилась 1 (14) июня 1882 года, когда ее отец, Александр III, был уже императором, и это значило, что она – особый ребенок – «порфирородный». Особой она навсегда и осталась.

Свое детство Ольга называла золотым. Дети, которых дома звали не иначе как Ники, Жоржик, Мишенька, Ксения и «Бэби» (Ольга) были несказанно счастливы в этой семье, где все любили друг друга. И даже жизнь в мрачноватом Гатчинском дворце, где одна из комнат хранила нетронутой обстановку убийства императора Павла, казалась радужной. Многочисленная прислуга уверяла, что по ночам видит призрак убиенного императора, и маленькая Ольга страшно огорчалась – почему же она его не видит? Он ей не доверяет? Даже этот зловещий покойный предок казался ей, видевшей мир в розовом цвете, чрезвычайно добрым стариком…

Как это часто бывает, симпатичные в раннем детстве девочки вырастают далеко не красавицами. Упрямая малышка, которая на этом фото заставила улыбнуться свою мать «непротокольной» улыбкой, была любимицей отца. Огромный царь был символом надежности не только для своей крохотной дочки, но и для империи. Его смерть в 49 лет привела в полнейшее замешательство всех, а для Ольги означала еще и конец ее безоблачного детства.

Нынешние принцы и принцессы знают о жизни вне дворцов все: они учатся в колледжах, попадают в объективы папарацци на не очень хороших тусовках и женятся на разведенных телеведущих. Увы, всего этого не могли себе позволить их родственники всего лишь 100 лет назад. Морганатические браки становились причинами страшных скандалов, и подчас означали пожизненное изгнание. На примере своего брата Миши – очень мягкого, деликатного и романтичного человека, но сумевшего путем немыслимых страданий завоевать право женитьбы по любви, она видела – лучше не идти наперекор условностям.

«Иногда мне приходило в голову, что нам, Романовым, лучше бы родиться без сердца».

Для Ольги это означало, что она должна выйти замуж непременно за человека своего круга. Этим человеком стал лысоватый нескладный Петя Ольдебургский. Конечно, жених был староват, но зато принц.

«Мы прожили с ним под одной крышей почти пятнадцать лет, но так и не стали мужем и женой».

19-летней Ольге было сделано предложение…

    «Меня пригласили на вечер к Воронцовым. Помню, мне не хотелось ехать туда, но я решила, что отказываться неразумно. Едва я приехала в особняк, как Сандра повела меня наверх, в свою гостиную.

    Отступив в сторону, она впустила меня внутрь, а затем закрыла дверь. Представьте себе мое изумление, когда я увидела в гостиной кузена Петра. Он стоял словно опущенный в воду. Не помню, что я сказала. Помню только, что он не смотрел на меня.

    Он, запинаясь, сделал мне предложение. Я так опешила, что смогла ответить одно: "Благодарю вас". Тут дверь открылась, влетела графиня Воронцова, обняла меня и воскликнула: "Мои лучшие пожелания". Что было потом, уж и не помню. Вечером в Аничковом дворце я пошла к брату Михаилу, и мы оба заплакали».

Конечно, графиня Воронцова не посмела бы «организовать» все это представление, не будь она лучшей подругой "любимой мама" Ольги - императрицы Марии Федоровны… Все было разыграно как по нотам: Петя не смел ослушаться, и Ольга тоже не могла…

Она пошла под венец рука об руку с долговязым Петей, и эта свадьба оставила в дневниках родственников схожие записи, среди которых фраза: «Ольгу было жаль»…

Странно, что мама - Мария Федоровна, бывшая настоящим знатоком человеческих душ и тонким психологом, была «слепа и глуха» к младшей дочери: только в 1916 году она с удивлением узнает, что ее «Бэби» была катастрофически несчастна: Петя оказался не только гомосексуалистом (о чем до свадьбы не знали, похоже, только двое – наивное дитя Ольга и ее строгая мать), но и человеком с крайне неуравновешенной психикой, а проще говоря – изрядно пьющим любителем азартных игр. Брак трещал по швам, Ольга грезила о настоящей любви, полноценной семье, детях, плакала в подушки, но случилось нечто…

«Это была судьба. И еще - потрясение. Видно, именно в тот день я поняла, что любовь с первого взгляда существует».

В апреле 1903 года брат Миша познакомил ее с капитаном лейб-гвардейского кирасирского полка Николаем Куликовским. Встреча оказалась судьбоносной – завязались романтические отношения и Ольга поняла, что впервые в жизни она полюбила…

Интриги и тайны были ей не по душе, а потому вскоре последовал судьбоносный разговор с мужем. Петя оказался мудрым супругом. Он объяснил влюбленной жене, что в случае развода ее ждет страшный скандал, а возможно, и изгнание. Посему посоветовал влюбленным свои чувства скрывать, а для удобства назначил Куликовского… своим адьютантом. Возлюбленный жены переселился в дом Ольденбургских «по долгу службы». Таким образом они могли видеться ежедневно без страха вызвать подозрения!

Только в 1916 году она смогла под шум и хаос войны развестись с мужем и соединить, наконец, свою жизнь с мужчиной, который ждал этого, как и она, 13 лет.

На этот раз свадьба прошла в Киеве и не была пышной: невеста работала в своем госпитале с ранеными, и приехала венчаться прямо оттуда.

    «Милая Бэби в страшном возбуждении… - Записала в дневнике вдовствующая императрица о лучшем дне в жизни своей дочери. – Ольга выглядела очаровательно в белом платье, с венцом и фатой, лицо счастливое. Двое офицеров в роли шаферов. Все так необычно! Боже, благослови ее и сделай воистину счастливой с ним, тем, кого она любит.

    Молодожены оттуда отправились домой. Весь персонал встретил ее с любовью и энтузиазмом. Затем мы все вместе пообедали. Повсюду царили возбуждение и радость. За ночь пошел снег…»

Брак с простым офицером даже в смутное революционное время принес Ольге немало неприятностей. Многочисленная родня за глаза называла ее мужа «Кукушкин», и на званные обеды она приглашалась одна. Но что значили для нее эти обеды и завтраки, глупые попытки сохранить светский лоск, в 1917-1918 годах?

Отречение брата от престола Ольга восприняла трагически. Они были очень близки – и по характеру, и по духу, и по настроениям. 2 года, с 1904 по 1906 – Ольга ежедневно виделась с царской семьей, они были дружны и доверяли друг другу. Кстати, Ольга - лишь одна из Романовых, попыталась в своих мемуарах и устных воспоминаниях защитить от клеветы жену брата – Александру Федоровну. Наверное, это было нелегко – высказывать свое мнение, отличное от всех остальных, особенно трудно было спорить с мама… Но Ольга осталась собой. «Издерганная, измученная до невозможности, не видя ниоткуда поддержки, она, в конце концов, вообразила, что "старец" является и спасителем России» - писала она, пытаясь объяснить «странную дружбу» Аликс с Распутиным.

Трагические события заставили Ольгу переехать вместе с матерью и семьей сестры Ксении в Крым, и семейство «Кукушкиных» увеличилось – родился первенец Тихон. Мучения и скитания продолжались долго – только в феврале 1919 года на торговом судне Куликовские навсегда покинули Россию.

Жизнь в Копенгагене оказалось несладкой: родственники тоже переживали не самые лучшие времена, и никто не обрадовался приезду многочисленного семейства Романовых. Однако именно в Дании прошел значительный отрезок их жизни, а сыновья Тихон и Гурий стали датскими офицерами…

Средств на сносное существование не хватало, единственным шансом получить хоть какое-то наследство стало злополучное содержимое знаменитой шкатулки «любимой мама». Вдовствующая императрица до самой смерти не расставалась со шкатулкой, но после смерти она уже ничем не могла помочь своей «Бэби». Заниматься продажей драгоценностей взялась Ксения, сестра Ольги.

«Мне дали понять: меня все это мало касается, поскольку я замужем за простолюдином».

Знал бы папа, грозный царь Александр III, от одного голоса которого дрожали его заграничные родственники, не говоря уже о приближенных, что ждет его любимую «порфирородную» Оленьку…

В 1948 году «Кукушкины» перебрались в Канаду - было решено держаться подальше от монарших родственников. Все эти годы Ольга честно исполняла свой «долг» и встречалась с многочисленными «Анастасиями» - самозванками, выдававшими себя за спасшуюся любимую племянницу Великой Княгини Ольги. Увы, до конца дней она так и не научилась всякий раз не расстраиваться после этих встреч: наверное, в глубине души у нее все-таки теплилась надежда, что это может быть правдой… Потеря за один год двух горячо любимых братьев, племянниц и племянника, многочисленных родственников, не могла пройти бесследно: эта была боль, которая навсегда осталась в сердце.

В 1954 году Куликовский умер. Сыновья обзавелись собственными семьями, а Ольга не хотела никого обременять. Она доживала свои годы в одиночестве, оставаясь гордым и удивительно скромным «осколком великой империи». Когда во время визита британской королевы в Канаду ее официально пригласили на королевскую яхту «Британия», знакомым с трудом пришлось уговорить сестру последнего русского царя пойти на это мероприятие. Причина была проста – у нее не было подобающего платья. Добрые люди пришли на помощь и платье за целых 30 долларов было-таки куплено…


Название: Княгиня вне закона (Наталья Шереметевская)
Отправлено: Сергей Минин от 09 08 2010, 21:41:44
Княгиня вне закона (Наталья Шереметевская)

   В этой истории есть все: роковые совпадения, знаменитые имена, трагические обстоятельства. И конечно, роковая красавица — героиня истории, женщина начала века, та, которая могла бы стать последней русской царицей.

В октябре 1912 г. вся русская секретная агентура во Франции, Германии и Австрии сбилась с ног, получив из Петербурга строгий приказ ни под каким видом не упускать из поля зрения некую особу, только что прибывшую в Европу из России, а в случае необходимости – арестовать и препроводить в Россию. Таких заданий царские слуги не получали со времен легендарной княжны Таракановой! Приказ относился… к младшему брату царя, Великому князю Михаилу.

Чем же так прогневал монарха старавшийся держаться подальше от придворных интриг, известный своей скромностью Михаил Александрович? Ключом этой скандальной истории, как и к большинству ей подобных, служила старая французская поговорка “Ищите женщину”. Впрочем, и искать не приходилось: виновница скандала в романовском семействе сопровождала великого князя в его поездке. За границей они вопреки запрещению царя собирались обвенчаться. Заключить брак в России оказалось невозможным: когда в 1909 году Михаилу удалось за очень крупную сумму договориться о венчании в домовой церкви одного благотворительного учреждения, это сразу же стало известно охранке и подкупленному великим князем священнику пригрозили Петропавловской крепостью.

Избранница Михаила действительно мало подходила на роль царской родственницы. Наталья Сергеевна Шереметевская родилась в 1880 году в семье московского присяжного поверенного. До встречи с великим князем она успела уже дважды побывать замужем. От первого мужа — дирижера Большого театра Сергея Мамонтова — имела дочь Тату. С маленьким ребенком ушла, получив развод, к офицеру-конногвардейцу Алексею Вульферту. Обвенчавшись с ним, приехала в Гатчину, где он служил в кирасирском полку под командованием великого князя Михаила Александровича.

С первой же встречи со своей будущей избранницей в 1908 году в гатчинском Офицерском собрании великий князь был пленен. Можно представить, как хороша была тогда эта женщина, если почти десять лет спустя французский посол в России Морис Палеолог писал о ней в дневнике: “Она прелестна. Ее туалет свидетельствует о простом, индивидуальном и утонченном вкусе... Выражение лица гордое и чистое; черты прелестны; глаза бархатистые... Малейшее ее движение отдает... нежнейшей грацией...”

Влюбленность августейшего поклонника тешила ее самолюбие. Привлекало и то, что великий князь был одним из богатейших людей в России: вдобавок к собственному состоянию он получил огромное наследство от скончавшегося в 1899 году старшего брата Георгия Александровича. Однако вскоре все эти соображения отошли далеко на задний план. Наталья Сергеевна не могла не оценить и доброты Михаила, его нежной преданности, готовности на любые жертвы ради возможности стать ее мужем. Их связывали взаимные искренние чувства, и с годами они все больше привязывались друг к другу.

С самого начала роман развивался очень бурно. Расставшись со вторым мужем, Наталья Сергеевна в августе 1910 года родила сына. Его назвали Георгием в честь покойного брата Михаила Александровича. Развода удалось добиться лишь после появления мальчика на свет. Еще до рождения сына великий князь умолял разрешить ему женитьбу на Наталье Сергеевне. Последовал категорический отказ. “Я никогда не дам своего согласия”, — писал Николай II матери.

Обычно всегда и во всем послушный царю Михаил взбунтовался. В заграничном путешествии осенью 1912 года ему удалось обмануть своих преследователей. Действовал великий князь (вероятно, по совету своей возлюбленной) как заправский нелегал: отправил детей с прислугой и сопровождающими лицами по железной дороге из Германии на Лаэурный берег Франции, в город Канн, и объявил, что сам едет туда же вдвоем с Натальей Сергеевной, как тогда говорилось, “на моторе” (он был страстным автолюбителем).

По дороге они ухитрились ускользнуть от соглядатаев и пересекли австрийскую границу. Доехали до Вены, нашли сербскую православную церковь: заключенный здесь брак не мог быть расторгнут Святейшим Синодом. За тысячу крон старенький священник согласился тут же обвенчать их. Свидетелями были церковный сторож и его жена. В документах о венчании Наталья Сергеевна значилась “дворянкой Брасовой” (по названию огромного — 150 тыс. десятин — имения Брасово в Орловской губернии, принадлежавшего Михаилу). Эта фамилия была затем присвоена ей как морганатической (официально не признаваемой) супруге Михаила Александровича Романова, а также их сыну.

Получив письмо от великого князя с сообщением о его браке, царь в ноябре 1912 г. писал матери об “этой отвратительной новости”: “...между мною и им сейчас все кончена.. Ему нет дела ни до твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, который это событие произведет в России. И в такое время, когда все говорят о войне, за несколько месяцев до юбилея дома Романовых!!”

Однако главную вину за случившееся Николай возлагал не на брата, а на его новоявленную супругу: “Бедный Миша, очевидно, стал на время невменяемым, он думает и мыслит, как она прикажет, и спорить с ним совершенно напрасно... Это такая хитрая и злая бестия, что противно о ней говорить”. Михаила уволили из армии, над всем его имуществом была установлена опека, а ему самому был запрещен въезд в Россию. Вместе с женой и детьми великий князь поселился в Англии, в загодя купленном у лорда Литгона замке Небворт вблизи Лондона.

Там они были очень счастливы. Говорят, противоположности сходятся. Своенравная, капризная Брасова и мягкий, застенчивый, с радостью подчиняющийся ей великий князь прекрасно уживались друг с другом. В Небворте часто принимали гостей из России (в их числе Шаляпина, балерину Карсавину, других гастролеров-соотечественников). Время от времени супруги совершали путешествия во Францию, в Италию. В Лондонском архиве сохранились толстые альбомы с переплетами из зеленой кожи. В них Михаил Александрович аккуратно вклеивал многочисленные фотографии: супруги с друзьями в Венеции, Риме, Неаполе, Пизе. Она в роскошных туалетах, он в штатском, в котелке или светлом кепи.

Великий князь тосковал по России. Поднявшись в Париже на Эйфелеву башню, он написал на купленной там открытке: “С этой высоты можно увидеть Гатчину”... Когда началась первая мировая война, Михаил написал Николаю письмо с просьбой разрешить ему вернуться на родину и принять участие в армейских сражениях. Он получил прощение и был направлен на фронт в Галицию командиром туземной (так называемой Дикой) дивизии. Наталья Сергеевна с детьми жила в Гатчине, в маленьком уютном доме, похожем на английский коттедж. В феврале 1917 г. великий князь приехал в Гатчину с фронта в отпуск по болезни, здесь и застала его Февральская революция.

2 марта царь подписал отречение от престола, передавая его брату Михаилу. Члены только что сформированного Временного правительства вызвали великого князя в столицу и долго совещались с ним в квартире князя Путятина на Миллионной улице. Некоторые из них уговаривали Михаила на царствование, большинство же было категорически против этого. Великий князь попросил время на размышление и уединился в путятинском кабинете. Министры молча ждали в гостиной.

Минуты текли... Бледный, постаревший Михаил вышел из кабинета.

— При настоящих условиях я не считаю возможным принять престол. Предоставляю окончательное решение вопроса Учредительному собранию.

И заплакал...

Его отказ от трона никого особенно не огорчил. Объясняя причину этого, великий князь Николай Михайлович писал о Михаиле: “Он — второе издание своего брата, но без выучки Николая, без капли характера и женат на женщине из мира московских законников. Она была уже дважды замужем, не считая ее любовных увлечений. Эта Наташа Шереметевская умная, но злая женщина, а ее друзья — проходимцы и темные личности”. Такова была репутация Брасовой в высших сферах.

До лета 1917 г. жизнь в Гатчине шла по заведенному еще до революции порядку. Великий князь с женой совершали верховые прогулки по парку, приглашали гостей, устраивали пикники на природе.

Известно, что тайная офицерская организация предлагала великому князю хорошо продуманный план побега за границу. Но Михаил ответил:

— Я не хочу бежать из своей страны.

21 августа великий князь был заключен под домашний арест. В дни корниловского восстания его с женой и детьми вывезли в Петроград и неделю продержали под стражей. Вскоре после возвращения в Гатчину неожиданно было доставлено письмо от Керенского, разрешающее Михаилу со всем семейством выезд в Крым.

Однако они медлили с отъездом. Может быть, Наталье Сергеевне жалко было оставлять на произвол судьбы дом, имущество? Ее роскошные драгоценности хранились в банковском сейфе, реквизированном Временным правительством. В холодный октябрьский день Брасова решилась на опасную авантюру: она попросила разрешения на поездку в Петроград, в банк, под предлогом проверить наличие находившихся в сейфе имущественных документов. И хотя банковский чиновник неотступно находился рядом с ней, ловкая женщина умудрилась незаметно спрятать в муфту и вынести самые ценные свои украшения.

Теперь можно было готовиться к отъезду в Крым, но захват власти большевиками спутал все карты. Михаила раз за разом вызывали в столицу на допросы к комиссару Петроградского Совета Урицкому. Он приезжал посеревший от боли: на нервной почве обострилась давняя болезнь — язва желудка.

А в начале марта великий князь не вернулся: В Смольном ему дали полчаса на сборы, чтобы ехать в ссылку на Урал, в город Пермь, в сопровождении своего верного секретаря Н. Н. Джонсона. Семья, сказали Михаилу, может следовать за ним, когда пожелает.

Наталья Сергеевна выехала не сразу. Целый месяц ушел на то, чтобы организовать отправку из России в Данию маленького Георгия под видом сына уезжавшей с ним гувернантки. Его согласилось принять датское королевское семейство — родственники императрицы Марии Федоровны (ни разу, кстати, не видавшей внука). Дальнейшие события показали, что Брасова поступила мудро: оставаться в России мальчику с царской кровью было крайне опасно.

В разлуке с женой великий князь тосковал, почти каждый день писал письма “обожаемой Наташечке”. Просил привезти ее фотографии и прислал свою, сделанную на Сенном рынке в Перми, — с бородой (не брился со дня отъезда из Гатчины).

Отбыв наконец в Пермь, Наталья Сергеевна оставалась там недолго. Уехала обратно, беспокоясь о судьбе оставленной в Гатчине Таты. Уже был взят билет и сложен чемодан для новой поездки к мужу, когда принесли телеграмму от “верных людей” из Перми: 30 июня (по старому стилю) великий князь и его секретарь Джонсон бесследно исчезли.

Брасова рванулась в Петроград, пробилась в кабинет Урицкого. Закатила ему истерику, требуя сведений о муже. Ей объявили, что в ЧК никто не знает ничего определенного. На всякий случай бушевавшую посетительницу арестовали. Ей вменялось в вину... участие в исчезновении мужа!

В тюрьме Наталью Сергеевну продержали десять месяцев. Хитростью ей удалось добиться перевода в тюремную больницу: надзирателям надоели громкие жалобы арестантки на боль в груди и ее притворный надсадный кашель. Из больницы однажды ночью она умудрилась бежать на волю.

В одежде сестры милосердия Брасова добралась из Петрограда в Киев, а затем в Одессу. Чудом ей удалось провезти свои драгоценности, искусно запрятанные в самые невинные на вид вещи. В жалком обмылке, например, были замурованы ее знаменитые серьги из жемчужин величиной с орех.

На английском судне “Нереида” Наталья Сергеевна вместе с дочерью отплыла из Одессы в Константинополь. Здесь собралось множество беженцев из России. Каждого встречного Брасова одолевала расспросами о Михаиле. Добрых вестей никто сообщить не мог, а плохим она не верила. Рвалась в Англию, где в их доме жила экономка миссис Джонсон, мать секретаря великого князя. Надеялась, что найдет там весточку от мужа.

И все же она оставалась верна себе: добравшись по пути в Лондон до Парижа, накупила “в утешение” массу новых платьев, шляп и щеголяла перед встреченными там знакомыми. В Париже также никто ничего не знал о Михаиле. Приехав в Англию, Наталья Сергеевна и приехавший к ней из Дании сын каждый день ждали известия о том, что великий князь жив. Но оно не пришло никогда...

О судьбе мужа Брасова узнала лишь в 1934 году, когда в СССР вышла книга П. Быкова “Последние дни Романовых”. Автор, бывший в 1918 году председателем Екатеринбургского Совета, рассказывал, что великий князь и Джонсон были расстреляны в лесу в шести верстах от рабочего поселка Мотовилиха “по требованию пермских рабочих”.

С 1926 года Наталья Сергеевна обосновалась во Франции: здесь жизнь была дешевле. Денег становилось все меньше, пришлось расстаться с домом в Англии, драгоценности таяли с каждым днем. В первые годы эмиграции Брасова не заботилась об экономии, 6ыла уверена в скором возвращении на родину, в прежнюю жизнь. Много средств поглотили приемы, которые она устраивала регулярно, наслаждаясь ролью королевы своего маленького двора, щедро кормила и поила совершенно чужих людей, забывавших о ней на следующий же день. В Париже ей повезло. Один из друзей великого князя был владельцем дома на улице Берлиоза и за очень умеренную плату предоставил в ее распоряжение целый этаж.

Хотя годы пощадили Брасову (кстати, по документам ей значилось на восемь лет меньше, чем на самом деле) и она по-прежнему сохранила обаяние и привлекательность, однако во Франции она чувствовала себя одинокой. Привлечь многочисленных гостей было уже не на что. В эмигрантской среде Брасову недолюбливали, побаивались ее злого и острого языка. На склоне лет она заделалась сугубой моралисткой и безжалостно осуждала тех, чей образ жизни был далек от норм строгой морали.

Дети были далеко. Тата, выйдя замуж за бедного англичанина против воли матери, разорвала с ней всякие отношения. Сын учился в Хэрроу — закрытой школе для детей английской элиты. Воспитание Георгия должно было соответствовать его высокому происхождению — ради этого Наталья Сергеевна лезла из кожи вон. Она требовала, чтобы окружающие, включая близких друзей, именовали его князем (ее саму глава российского дома в эмиграции Кирилл Владимирович также удостоил титула княгини).

А Джорджи тяготился амбициями матери. Характером сын пошел в отца: ему противны были почести и церемонии. Больше всего на свете он любил быструю езду. Когда в Дании умерла бывшая российская государыня Мария Федоровна, она завещала своему внуку от Михаила некоторую сумму денег. Их хватало на то, чтобы осуществить мечту Георгия — купить спортивный автомобиль “Крайслер” последней модели. К тому времени он учился уже в Сорбонне и жил с матерью в Париже.

После выпускных экзаменов в июле 1931 года Джорджи с приятелями отправился на автомобиле в Канн. Он весело попрощался с матерью, обещая вернуться не позже чем через две недели — к своему двадцать первому дню рождения. Спустя несколько часов после их отъезда раздался телефонный звонок из города Сансе: мчавшийся на бешеной скорости автомобиль врезался в дерево, приятель погиб на месте, Георгий — он был за рулем — доставлен в больницу в безнадежном состоянии. Наталья Сергеевна успела приехать в Сансе к полуночи. Утром сын, не приходя в сознание, скончался у нее на руках.

Брасова привезла тело юноши в Париж, похоронила на кладбище Пасси, купив рядом место для себя. На погребальной церемонии она казалась спокойной и сдержанной, только бледнее обычного. Видя ее такой, невозможно было предположить, что, оставаясь в обществе близких друзей, Наталья Сергеевна часами рыдает и бьется в истерике.

Были устроены пышные похороны, как подобает лицу императорской крови. Они съели последние остатки сбережений, львиная доля которых ушла на образование Георгия.

Стремясь поправить свои дела, Брасова в конце 30-х годов затеяла тяжбу с польским правительством по поводу имущества Михаила на территории Польши. Наняла, надеясь на победу, дорогостоящих адвокатов. И проиграла. Пыталась продать с аукциона сохранившиеся у нее иностранные награды мужа. Из этого тоже ничего не вышло, кроме международного скандала и долгов аукционистам.

Теперь она была без гроша в самом прямом смысле слова. Снимала убогую комнатушку в квартире русской эмигрантки, злобной старой девы, которой доставляло массу удовольствия издеваться над своей жиличкой. Хозяйка не могла простить Наталье Сергеевне ее былой красоты, фантастического замужества, прежней роскошной жизни. Брасовой приходилось терпеть стиснув зубы: выхода не было. За квартиру она платила из мелких сумм, которые из милости посылал ей время от времени князь Феликс Юсупов, муж племянницы Михаила Александровича, Ирины.

На одежду и еду почти ничего не оставалось, и Брасова вечно голодала, ходила в нищенском платье. Навестившую ее после второй мировой войны внучку (дочь Таты) поразили перчатки бабушки: они состояли почти из одной штопки. С тех пор внучка стала посылать ей из Лондона 4 фунта в месяц, отрывая их от своего скудною жалованья.

В конце 1951 г. Брасова заболела. Узнав о диагнозе — раке груди, квартирная хозяйка выгнала ее из дома. Бесприютную старуху поместили в больницу для бедных. Там она и умерла 23 января 1952г. Церковная община собрала деньги на похороны. На надгробную плиту средств не хватило, вместо нее поставили простой деревянный крест. Шли годы, неухоженная могила Натальи Сергеевны и Георгия ветшала, стирались надписи с их именами...

Но уже после смерти Брасовой в ее истории совершился еще один виток. В 1965 г. на кладбище Пасси побывал какой-то приезжий из Советского Союза. Уходя, он зашел в кладбищенскую контору и сказал:

— Грош цена русской эмиграции, если она допустила такое ужасное состояние могилы жены и сына Михаила Романова.

Кто был этот человек, почему ему было дело до покойных Брасовых, осталось неизвестным, но презрительная сентенция “наглого большевика” подействовала как ожог. Эмигрантские активистки пустили шапку по кругу. Собрали немалую сумму, и через несколько лет могилу украсила солидная мраморная плита.

Декорум (законной, хоть и морганатической) супруги великого князя был наконец соблюден. Она так заботилась об этом при жизни! Но за гробом это не имело уже никакого значения...


Название: Все на алтарь любви... (Эмма Гамильтон)
Отправлено: Светлана Жарикова от 09 08 2010, 22:57:57
Все на алтарь любви... (Эмма Гамильтон)

Эмма Гамильтон   Некоторым женщинам для того, чтобы попасть в историю, достаточно быть просто женщинами. Эмма Гамильтон несомненно из таких персон, занимающих свое почетное место в ряду счастливых покорительниц мужских сердец.

Родилась Эмма в Честере в 1765 году. Впрочем, с этим не так уж все ясно. То ли 1765 год, то ли 1763. То ли Эмми Лайон, то ли Эмили Харт. Ее жизнь до судьбоносной встречи с Нельсоном особого интереса не представляла, отсюда и столько трудностей для историков в написании ее биографии.

По разным источникам перед нами встает то коварная авантюристка, то добрейший ангел, то беспощадная соблазнительница, то добропорядочная невезучая женщина. Так какой на самом деле была Эмма Гамильтон?

    Шипы и розы

Бог с самого начала не дал ей многого. Родилась в бедной семье, отец вскоре умер, мать трудилась не покладая рук, чтобы прокормить себя и ребенка. Единственное, на что не поскупилась судьба, так это на красоту, которой так щедро снабдила бедную девушку.

Эмма была необыкновенно хороша, это единственный факт, который не вызывает сомнения ни у кого: ни у ее почитателей, ни у ее врагов.

Синие широко распахнутые глаза, каштановые волнистые волосы, белая кожа и бездна обаяния.

Ее естественную прелесть не могли испортить даже жуткие лохмотья, в которых ей приходилось ходить. Благодаря своей необыкновенной внешности Эмма стала чрезвычайно популярной в своем городе, но судьба манила ее дальше.

Немного поучившись в местной школе и едва научившись читать, Эмма отправилась в Лондон. Она надеялась, что там ее ждет лучшая участь, но судьба не спешила преподносить ей подарки. Пришлось идти на работу.

Сначала она устроилась няней в дом респектабельного доктора. Но затем ее переманил владелец овощной лавки, рассчитывающий, что красивая продавщица привлечет много посетителей.

Так оно и случилось. Торговля шла бойко, пока юную Эмму не пригласила в свой дом одна знатная дама, которой в ее разгульных буднях очень нужна была компаньонка. Так Эмма впервые прикоснулась к другой жизни. Жизни, где царили деньги, титулы, шикарные наряды и очень свободные нравы.

    Первый раз…

Девственность в Англии на тот момент была не в моде. Однако Эмма познала любовь во многом из благородных побуждений. На войну с американскими колониями, требующими независимость, призвали её двоюродного брата.

Девушка решила спасти бедолагу и отправилась к командиру корабля, будущему адмиралу Джону Пейну. Капитан согласился лишиться одного из новобранцев, только в обмен на благосклонность юной прелестницы.

Эмма осталась на корабле. Их связь длилась несколько месяцев, а когда пришло время отправляться в поход, Пейн без сожаления расстался с успевшей надоесть любовницей.

Эмме, которая была на тот момент беременной, пришлось вернуться к матери, снова в нищету и беспросветность. Родившуюся девочку отдали на воспитание далеким родственникам, а едва оправившаяся от родов Эмма вновь отправилась на поиски своего счастья.

    Через много рук

Второй поход за счастьем начался со встречи с изворотливым шарлатаном Джеймсом Грэхемом, который под видом богини здоровья и любви выставлял ее обнаженное тело на всеобщее обозрение.

Там она встретила многих художников, которые приглашали ее в качестве натурщицы, там ей надо было купаться перед мужчинами, желающими вернуть свою мужскую силу, там, возможно, ей приходилось и продавать себя. Но имеем ли мы право осуждать будущую леди Гамильтон за подобную аморальность?

В условиях XVIII века женщине выжить без мужа было практически невозможно. А то, что девушка не пожелала довольствоваться браком с человеком «своего круга», говорит лишь о ее непреклонной воли и страстном желании «переломить жизнь» и повернуть ее в совсем другое русло. Отсутствие целомудрия не был на тот момент исключительным уделом Эммы.

В то время в высшем английском обществе ходила элегантная шутка: «ЭТО можно делать где угодно, как угодно и с кем угодно, при условии, что вы не будете пугать лошадей».

И это аристократы, люди «голубой крови», не знавшие ни нужды, ни голода! Так что же говорить о женщине, которой приходилось продавать себя не ради развлечения, а ради куска хлеба, ради возможности жить.

    Первая любовь, первое предательство

От предприимчивого доктора Эмму забрал молодой барон, сэр Гарри Фозерстоунхоф. В его родовом замке она предалась роскошной и веселой жизни. Бал следовал за балом, она купалась в нарядах и украшениях, пока…

Пока не надоела юному повесе, попросившем любовницу покинуть его имение. Опять бедность, опять нищета. Эмма пришла в отчаянье, но тут поступило предложение от еще одного аристократа сэра Чарльза Гревилла.

Поклонник искусств и обладатель утонченного вкуса, он заметил очаровательную содержанку еще в замке Фозерстоунхоф и, как только «вакантное» место освободилось, предложил Эмме перейти к нему на содержание.

Выбора не было. Да и Гревилл оказался чрезвычайно милым. Он нежно обращался с Эммой и даже приложил руку к ее образованию. Нанятые учителя быстро завершили дело, так бесславно начатое в бедной школе Честера.

У Эммы оказался цепкий и острый ум, она быстро освоила новые знания, начала читать, немного разбираться в искусстве. И между делом успела влюбиться в своего покровителя, который, казалось, тоже любил свою «Галатею». Что, впрочем, не помешало ему уступить свою возлюбленную дяде, в счет уплаты долгов.

Лорд ГамильтонОбескураженная Эмма слала отчаянные письма своему возлюбленному, но ответа не было. Когда же она поняла, что дело решенное и ей предстоит отправиться в Неаполь, где лорд Гамильтон был послом, она написала Гревиллу последнее письмо, где жестко уверила его в том, что не намерена стать любовницей его дяди. Она намерена стать его женой.

    Мой адмирал

Разница между супругами составляла 35 лет, но брак оказался удачным. Они уважали друг друга, и в семье царили мир и покой.

До тех пор, пока в Неаполь не прибыл уже тогда национальный герой и любимец всей Англии Гораций Нельсон. Они полюбили друг друга, несмотря на то, что Эмма к тому времени уже располнела и несколько потеряла свое чарующее обаяние.

А он и вовсе никогда не был красавцем. К моменту их встречи Нельсон, невысокий, худой, без одной руки и глаза, был женат. Но любовь есть любовь. Накал их страсти не смогли остановить ни осуждение общества, ни выговор короля. О разводе нечего было и думать.

Но старый Уильям Гамильтон не противился этой связи: смирившись с неизбежным, он по-прежнему общался и с женой, и с Нельсоном. Они же провожали его в последний путь, не отходя от постели умирающего лорда.

Вскоре у влюбленных появился ребенок. Девочку назвали Горация и отдали на попечение некой даме. Малышка знала, кто ее отец, а вот часто навещающую ее Эмму считала опекуншей.

Эмма и Нельсон счастливо жили вместе, их дом всегда был полон гостей. Там же обнаружилась неприятная черта Эммы - она абсолютно не умела управляться с деньгами, что впоследствии сослужило ей плохую службу.

    Печальный финал

Счастье закончилось в день знаменитой Трафальгарской битвы. Нельсон был смертельно ранен и перед смертью завещал заботу об Эмме и дочке своей стране.

Узнав об этом, Эмма только усмехнулась. Она знала, что после смерти великого героя его все будут почитать, а ее поспешат втоптать в грязь. Так оно и получилось.

Чарльз Гревилл, ее бывший любовник, получил по завещанию состояние лорда Гамильтона и тут же выгнал Эмму из лондонского дома.

Королева отказала в пенсии. Впрочем, нуждающейся Эмму нельзя было назвать: Нельсон оставил ей кое-какие средства, но всегда расточительная Эмма быстро все истратила и даже попала в тюрьму за долги.

Друзья вытащили ее оттуда, но вскоре забрезжил новый арест. Тогда она бежала во Францию. Меняя квартиру за квартирой, наконец, нашла пристанище на чердаке, где и умерла в 1815 году.

Проводить в последний путь леди Гамильтон пришли только офицеры британского флота, стоявшего в Кале. Для остальных ее смерть прошла незамеченной.




Название: ЭДИТ ПИАФ — МАРСЕЛЬ СЕРДАН
Отправлено: Сергей Макаров от 14 08 2010, 09:12:34
Эдит Джованна Гассион появилась на свет прямо на улице. Её мать, акробатка бродячего цирка, разродилась на окраине Парижа, не успев добежать до больницы. Это произошло холодным декабрьским утром 1915 года. Вскоре отца девочки, Луи Гассиона, забрали на фронт, а ветреная мамаша, не желая заботиться о дочери, отдала её в дом своих родителей-алкоголиков. Те имели собственные представления о воспитании внучки: держали девочку в грязи и приучали к вину, они искренне полагали, что таким образом ребёнок наберётся сил и будет приучен ко всем трудностям будущей бродячей жизни.
    Когда отец приехал на несколько дней навестить Эдит, грязная, тощая, оборванная девочка произвела на него такое ужасающее впечатление, что он тут же забрал ребёнка и увёз к своей матери. Та, хозяйка борделя, вымыла малышку, накормила и одела её в чистое платье. В окружении проституток, которые очень тепло и заботливо приняли четырёхлетнюю девочку, Эдит стала счастливой. Однако не прошло и месяца, как окружающие стали замечать, что девочка не видит. Время шло, ей исполнилось семь лет, а она по-прежнему не могла различить даже яркий свет. Девушки из борделя, решив, что помочь «крошке Эдит» смогут лишь божественные силы, отправились на молитву. С помощью Бога или нет, но чудо произошло: спустя неделю, 25 августа 1921 года, девочка прозрела.
    Счастливая бабка тут же отдала Эдит в школу, но как только там узнали, что девочка живёт в борделе, её тут же исключили и заставили отца малышки забрать ребёнка к себе. С тех пор маленькая Эдит всё время проводила с отцом на улицах, зарабатывая на хлеб своим громким, звонким голосом.
    Когда девочке исполнилось пятнадцать лет, она решила уйти от отца и начать самостоятельную жизнь. Взяв с собой сводную сестру Симону, смелая и решительная Эдит сняла номер в дешёвой гостинице и продолжала зарабатывать на улицах пением. Денег вполне хватало даже на то, чтобы изредка покупать одежду, когда старая приходила в негодность. То, что вещи можно стирать, сёстры даже не предполагали. Они вполне были довольны новой жизнью, приводили к себе мужчин и часто делили между собой приятелей. Впоследствии Эдит вспоминала: «У нас даже были блохи. Нормальные парни обычно нас отвергали, без сомнения, потому, что мы были слишком грязными».
    Когда у семнадцатилетней Эдит Гассион родилась дочь, сёстры решили, что смогут самостоятельно вырастить ребёнка. Девочка росла болезненной и слабой. Через два года она заболела и умерла. Чтобы похоронить бедняжку, Эдит вышла на улицу в надежде заработать. Говорят, что именно в этот тяжёлый день к ней подошёл хорошо одетый мужчина и спросил, зачем она этим занимается. Эдит рассказала о своём горе. Тот достал из кошелька крупную банкноту и отправил женщину домой.
    Жизнь продолжалась. Эдит выступала на улице, вечерами тратила заработанное с приятелями, приводила к себе новых любовников, имён которых часто не могла вспомнить утром. Но однажды худенькую девушку заметил владелец известного ночного клуба. Луи Лепле стал покровителем Эдит. Он не только вывел её на сцену и придумал ей псевдоним Пиаф (что на парижском жаргоне означало «воробышек»), но и стал воспитывать её и налаживать её быт. Певица недоумевала: почему за такую заботу Луи ничего не требует взамен. Причина была проста: её покровителя не интересовали женщины, а к юной талантливой девушке он испытывал лишь отцовские чувства. Вскоре та щедро отблагодарила Луи, которого к тому времени ласково звала папашей. Благодаря Пиаф кабаре Лепле стало приносить огромные доходы: Эдит становилась известной. Казалось, ничто не предвещало беду. Она пришла внезапно — 6 апреля 1936 года Лепле был найден застреленным в собственном доме. Громкий судебный процесс, подозрения, павшие на Эдит, так сильно сказались на её репутации, что певицу перестали приглашать на выступления. Её просто предпочли забыть.
    Но был человек, который не отвернулся от парижского «воробышка». Театральный агент Реймон Ассо стал не только автором песен начинающей певицы и её любовником, но и научил неграмотную Эдит читать, писать, держаться в обществе, поселил её в просторном номере в хорошей гостинице в центре Парижа. Сестра Эдит Симона говорила впоследствии: «Лепле открыл Пиаф, но великой её сделал Ассо». Именно он помог ей стать первой певицей Франции, подарил ей славу, когда-то представив Эдит Пиаф на сцене парижского мюзик-холла «ABC». Пиаф рассталась с Реймоном лишь в начале войны.
    Она продолжала менять любовников, иногда проводила ночи и вовсе с малознакомыми мужчинами. При этом певица всегда находила оправдание, признаваясь, что не может спать одна в постели. «Дом, в котором не висит мужская рубашка и не валяются где-нибудь мужские носки — это убивает», — признавалась Пиаф сестре. Она бросала мужчин, всегда предпочитая завершать роман первой.
    И лишь от одного мужчины Эдит не успела уйти сама. Это был красавец Марсель Сердан: высокий, огромный, сильный. Будущий чемпион мира по боксу, Марсель был добрым, мягким и терпеливым. Рядом с высоким и мускулистым атлетом Пиаф, рост которой составлял 147 см, выглядела просто девочкой. Они познакомились в Америке, когда Пиаф выступала в Нью-Йорке с очередными гастролями, а Сердан пребывал в тренировочном лагере. Спустя несколько дней Марсель позвонил певице и попросил её о встрече. Наутро они поняли, что влюблены.
    Сердан был женат и имел троих детей. Уйти от жены он не решался, поэтому ничего, кроме любви, дать Эдит не мог. А она и не просила большего. Миниатюрная, энергичная женщина умела любить, полностью отдаваясь прекрасному чувству.
    Любовная интрига французской певицы и чемпиона Франции по боксу не осталась незамеченной. Журналисты вознамерились разжечь грандиозный скандал, но «марокканский бомбардир», собрав пресс-конференцию, заявил, что певица является его любовницей лишь потому, что он женат и не имеет возможности расторгнуть свой брак. Это был смелый шаг, но Сердан не мог скрывать своих чувств.
    Тренеры Марселя злились: боксёр совершенно забыл о предстоящем бое за звание чемпиона мира. Вскоре Сердан отправлялся в Америку в тренировочный лагерь в Катскилле. А Пиаф, не желая расставаться с любимым, поехала следом. Жить в одном доме было неприлично, и тогда боксёр, подыскав близ лагеря небольшое заброшенное помещение, поселил подругу там. Десять дней она провела без света и горячей воды, не выходя на улицу. А он, зная о близости любимой, 21 сентября 1948 года выиграл поединок и стал чемпионом мира.
    Эдит завалила Сердана подарками, в 1949 году купила Марселю огромный особняк на рю Гамбетта, где в одной из гостиной хотела устроить светлый, просторный спортзал. Но планам Пиаф не суждено было осуществиться.
    Певица отправилась на очередные гастроли в Америке. Сердан должен был последовать за ней на пароходе. Но не прошло и нескольких дней, как Пиаф, неожиданно почувствовав резкую тоску по любимому, послала ему срочную телеграмму, в которой умоляла срочно прилететь к ней самолётом. Сердан бросил все дела и вылетел в Нью-Йорк первым же рейсом. 28 октября 1949 года его самолёт разбился недалеко от Азорских островов. В тот день, узнав о страшной трагедии, Эдит не отменяла концерта. Она лишь тихо попросила присутствующих не аплодировать. «Сегодня вы не должны мне хлопать, — говорила Пиаф. — Сейчас я пою для Марселя Сердана. Только для него одного».
    2 ноября тело Марселя, которого опознали благодаря наручным часам — подарку Пиаф, — доставили с Азорских островов в Касабланку. Эдит Пиаф заглушала душевную боль сильнейшими антидепрессантами. Всегда сильная, мужественная, решительная, певица сломалась. Она винила себя, рыдала, вызывала к себе друзей со всего света, слала им телеграммы с мольбой о помощи. Одному из них, Роберу Дальбану, Пиаф писала: «Срочно приезжай. Отвези меня туда, где мне докажут, что он ещё жив. Я хочу установить с ним контакт».
    В отчаянии Эдит стала пить. Одеваясь в старые вещи, она ходила по улицам и пела прохожим. Пиаф словно сошла с ума. И вдруг в Париж пришла телеграмма: жена Марселя Маринетта Сердан срочно просила Эдит приехать в Касабланку. Спустя несколько дней та вылетела в Марокко. Две женщины, любившие одного мужчину, теперь стали подругами. Делить им было больше нечего.
    Проходило время, но боль не затихала. Новые любовники не могли заменить погибшего возлюбленного. Эдит вышла замуж за Жака Пилса, в надежде забыть Марселя, но брак, продлившийся четыре года, оказался неудачным. В довершение всех несчастий в 1952 году Пиаф попала в автокатастрофу. И чтобы как-то облегчить страдания, врачи стали колоть певице морфий. Спустя неделю Эдит стала наркоманкой и больше уже не могла обходиться без наркотиков. Выйдя из больницы, она покупала их у старых приятелей с улицы, отдавала им огромные суммы и тайком кололась. Её мучили невыносимые ломки, приступы белой горячки, помешательство сознания. От безысходности Пиаф пыталась покончить жизнь самоубийством. А потом вдруг решила излечиться. Лечение было мучительным и тяжёлым и помогло лишь после второго раза. Доктора в клинике были поражены стойкостью и огромной силой воли маленькой, хрупкой женщины.
    Пиаф опять вышла на сцену. Именно эти годы считаются периодом высшего успеха певицы. Она ездила по странам, давала гастроли, покоряла новые сердца и пела. Эдит всегда говорила, что поёт с закрытыми глазами, так она может видеть звуки, выходившие из самых глубин её души. На все вырученные от концертов деньги Пиаф покупала подарки друзьям, осыпала дарами любовников, приобретала виллы, которых ни разу не видела, скупала наряды, которые не надевала. Она не могла не тратить. Привычка детства — тратить то, что заработано за день — давала себя знать. «Она жила только сегодняшним днём», — вспоминала Симона.
    В 1961 году Эдит узнала, что тяжело больна. Теперь она почти постоянно находилась в больницах и выходила лишь на пару дней, чтобы дать очередной концерт в Париже. Пиаф весила 33 килограмма, её ноги высохли, на голове практически не осталось волос. Но она по-прежнему оставалась любима своим народом. Рядом был двадцатисемилетний певец Теофанис Ламбукас. Давно влюблённый в певицу, молодой грек предложил ей выйти за него замуж. Окружающие не верили в искренность молодого мужчины, полагая, что Тео женится лишь ради богатства известной француженки. Но как вспоминала Симона, «он не замечал, что руки Эдит скрючены, что она выглядит столетней старухой. Он никогда не оставлял её…» 9 октября 1962 года Пиаф вышла замуж за Ламбукаса. Она придумала Тео новый сценический псевдоним — Тео Сарапо, который в переводе с греческого переводится как «я тебя люблю» — и заставила выйти на большую сцену.
    За несколько дней до смерти неизлечимо больная раком Пиаф, вопреки запретам врачей, вышла к зрителям. На последнем своём концерте Пиаф исполнила песню «Нет, я не жалею ни о чём». Ей было всего сорок восемь лет.
    Эдит умерла 10 октября 1963 года. Её похоронили на кладбище Пер-Лашез. Ватикан запретил отпевать грешницу, но оплакивать её пришло 40000 французов, пожелавших проститься с великой певицей, маленькой, но сильной женщиной Эдит Пиаф.
    Тео пережил любимую жену на семь лет. Все последние годы он выплачивал долги «парижского воробышка» — всего 45 миллионов франков. У великой Эдит кроме долгов в этой жизни ничего не осталось.


Название: Царь и балерина: мистическая история
Отправлено: Эника от 15 02 2011, 11:06:52

Великая балерина Матильда Кшесинская оказала сильнейшее влияние на последнего русского царя и своего любовника Николая II. В семье этой женщины по наследству передавались мистические способности, сполна обладала ими и Матильда.

На склоне лет Кшесинская откровенничала: «Родитель мой, знаменитый петербургский балетмейстер, однажды в откровении проговорился, что мы, Кшесинские, наследуем Силу прабабки Доры, и эта Сила, пренебрегая нашими желаниями, передается из поколения в поколение, словно заразная болезнь или скрытая вторая память, повелительная, своенравная, прилипчивая. На беду, и я передала ее царственному моему возлюбленному. И услышала изустно от него, что, сойдясь со мною, он нежданно открыл в себе, что уподобился Сократу, всегда следовавшему внутреннему голосу - Демону, и практически никогда не ошибающемуся в принятии важных решений. Я спросила его, что он слышит из далекого будущего. Он ответил мистически: «Когда снимут голову, по волосам плакать мне не придется, да и оплакивать меня, кроме тебя, некому будет». Ужаснулась я. Красный туман окутал взор. Все поняла! Какой уж там юродствующий мужик Распутин с его патокой? Николя увидел, а я сердцем почувствовала».

А вот несколько фрагментов из мемуаров С.Ф.Котова:

«Я узнал, что подаренная Николаем Александровичем для составления писем машина «Ундервуд», в то время, как госпожа пребывала наедине с предметом своего обожания, исправно выстукивала сиюминутные мысли их обоих.»

«На даче балетная дива первой в Петербурге завела электрический свет. Когда его зажигали, гости ахали. Но как только появлялась хозяйка, свет мутнел и гас. А выйдет она - опять горит...»

«Потом сама еще рассказывала преумильно, что все время, как с Николаем встречалась, видела одинаковый с ним, повторяющийся сон, будто она танцовщица в древнем египетском храме, а он верховный жрец и между ними тайная любовь. Но блестящий меч, острый как бритва, раз за разом рассекал связывающие их золотые путы. Кшесинская на это Николаю говорила, что оба они реинкарнированы, что это отзвук их древних забытых отношений. Он на это отвечал, что Православная церковь не признает никаких переселений душ, но что их души все же слиты навечно.»

«Во время известных чреватых для устоев государства событий 1905 года наш особняк стал неспокоен. Госпожу, словно пушинку, поднимало к потолку и подолгу держало там. В запертом сейфе вместо бриллиантов оказывались мишура, стеклярус, срезанные со старых балетных пачек. Бриллианты отыскивались под перинами в спальнях для гостей. Хрусталь мутнел и лопался, как только госпожа протягивала к нему руки.»

Когда в Екатеринбурге августейшей кровью были омыты стены подвала Ипатьевского особняка, Кшесинская слегла, хоть нигде о казни услышать не имела возможности.

После выздоровления она сказала своему слуге-другу:

- Я видела Николая Александровича в терновом мученическом венце, он приходил прощаться.
- И ты не удивилась, голубушка?
- Чтобы удивиться, нужен краткий миг и провидение, а чтобы удивлять, нужны еще и годы. Этому искусству меня обучила Дора».

Автор: Александр ВОЛОДЕВ
Источник: НЛО № 12 (2004)


Название: Любовь
Отправлено: Инга от 08 12 2011, 13:43:25
Любовь.

Мозес Мендельсон – дедушка знаменитого немецкого композитора – был далеко не красив. Помимо небольшого роста, его портил горб. Однажды он приехал в гости к одному гамбургскому купцу, у которого была прелестная дочь по имени Фрумтье. Мозес безнадежно влюбился в девушку, однако его уродливая внешность внушала Фрумтье отвращение.

Когда настала пора уезжать, Мозес набрался смелости и поднялся по ступенькам в ее комнату, чтобы воспользоваться последней возможностью поговорить с любимой. Она была прекрасна, как ангел, однако упорно отказывалась на него смотреть, что причиняло ему боль. После нескольких безуспешных попыток завести разговор Мозес робко спросил:
— Скажите, вы верите в то, что браки совершаются на небесах?
— Да, — ответила она, по-прежнему уставившись в пол. — А вы?
— И я тоже верю, — отозвался он. — Видите ли, всякий раз, когда мальчик появляется на свет, Господь на небесах объявляет ему, на какой девочке ему впоследствии предстоит жениться. Когда я родился, мне тоже показали мою будущую невесту, но при этом Всевышний добавил: «Твоя жена будет горбатой». И тут я воскликнул: «О нет, Господи! Женщина с горбом — это такая трагедия! Молю Тебя, Боже, отдай горб мне, а она пусть будет красавицей!»

Тут Фрумтье впервые подняла на него глаза, и где-то в глубине ее души шевельнулось смутное воспоминание. Она протянула Мендельсону руку, а позже стала ему любящей и преданной женой.


Название: Николай Шереметев и Параша Ковалева: русские принц и золушка
Отправлено: Марта от 12 12 2011, 15:49:34
Истории любви: русские принц и Золушка

Он принадлежал к одному из самых знатных и аристократических родов России. Она была дочерью деревенского кузнеца, крепостной актрисой и певицей. Но это не помешало графу Николаю Шереметеву полюбить Парашу Ковалеву и, вопреки всему, сделать ее своей женой. Правда, платой за выдающийся талант и неравный брак стала ранняя кончина молодой женщины.

В XVIII столетии домашний театр графов Шереметевых в Кусково считался лучшим частным театром в Российской империи. По убранству, декорациям и уровню актерской игры (а талантливые крепостные актеры и певцы здесь серьезно обучались мастерству) он не уступал самым знаменитым профессиональным театрам.

Параша Ковалева родилась 20 (31) июля 1768 года в деревне Березино Ярославской губернии. Ее отец Иван Степанович занимался кузнечным ремеслом. Его называли "коваль", отсюда и фамилия — Ковалевы.

Еще в раннем детстве у девочки обнаружился талант к пению. Она обладала редким даром — необыкновенно красивым, завораживающим голосом. В шестилетнем возрасте она попала в графский театр. Воспитанием юных актрис занималась родственница Шереметевых, княгиня Марфа Михайловна Долгорукая. Помимо вокала и актерского мастерства, девочек обучали игре на арфе и клавесине, французскому и итальянскому языкам, чтению, литературе, а также некоторым точным наукам. По тем временам это было довольно приличное образование для девушки.

Молодой граф Николай Шереметев (1751-1809) впервые увидел Парашу, когда ей было десять лет. Вернувшись из путешествия по Европе, он захотел перестроить старые помещения отцовского театра. Во время наблюдений за строительством взгляд его упал на застенчивую девочку с бледным личиком, на котором выделялись огромные глаза… Позднее он был поражен необыкновенным голосом маленькой Параши Ковалевой. Он распорядился, чтобы ей давали главные роли во всех спектаклях. Сначала Параша выступала под псевдонимом Горбунова (данным ей по отцу, у которого из-за туберкулеза позвоночника вырос горб), затем, по графскому приказанию, ей была дана новая, более благозвучная фамилия — Жемчугова.

Игрой и пением Параши восхищались многие важные персоны, бывавшие в усадьбе Шереметевых. 30 июня 1787 года поместье посетила сама Екатерина II. Игра и голос юной Ковалевой-Жемчуговой настолько поразили императрицу, что она презентовала актрисе бриллиантовый перстень. С тех пор слава Прасковьи Жемчуговой шагнула далеко за пределы Кусково — она стала знаменитостью.

30 октября 1788 года скончался старый граф Петр Борисович Шереметев. Поместье унаследовал Николай Петрович. Он с трудом пережил смерть отца, ударился в загул… Именно Параша Ковалева-Жемчугова стала в эти дни его ангелом-утешителем. Между ними начало зарождаться чувство.

Вскоре из Кусково Шереметевы перебрались в новое имение — Останкино. Туда же переехал театр. Казалось бы, влюбленных ждет впереди только счастье. Однако Прасковья неожиданно занемогла. Врачи нашли у нее туберкулез — видимо, она унаследовала болезнь от отца — и навсегда запретили петь.

Несмотря на это, граф не оставил свою возлюбленную. 15 декабря 1798 года он дал актрисе вольную, а 6 ноября 1801 года в церкви св. Симеона Столпника на Поварской состоялось их венчание. Правда, Шереметев все же испугался пересудов, поэтому бракосочетание проходило тайно, присутствовало лишь несколько верных людей.

Между тем, здоровье Прасковьи с каждым днем ухудшалось. 3 февраля 1803 года графиня родила сына Дмитрия. Роды были тяжелые и так ослабили ее, что она даже не могла встать с кровати… 23 февраля 1803 года Жемчугова скончалась в петербургском Фонтанном доме Шереметевых. Ей исполнилось всего тридцать четыре года.

Графиню похоронили в Александро-Невской лавре, где располагался фамильный склеп графов Шереметевых. Еще при жизни супруги Николай Петрович Шереметев обратился к императору Александру I с прошением признать действительным его тайно заключенный брак с Прасковьей Ивановной и признать их общего новорожденного сына наследником рода Шереметевых. Царь удовлетворил прошение.

Николай Шереметев пережил жену на шесть лет. В память о ней он основал знаменитую Шереметевскую больницу, которая сейчас носит название Института скорой помощи имени Склифосовского. Перед смертью граф составил "Завещательное письмо" к сыну, в котором писал о его матери: "…Я питал к ней чувствования самые нежные… наблюдая украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность. Сии качества… заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать ее моею супругою…"

Ирина Шлионская


Название: Тайны покинутой Елизаветы
Отправлено: Флора от 28 01 2012, 12:46:45
Тайны покинутой Елизаветы

Неслышной тенью проскользнула она в русской истории, оставив едва заметный след. Потом последовало почти два столетня забвения, и лишь сейчас вновь пробудился интерес к этой женщине, «вся жизнь которой, прикрытая императорской багряницей, была одним оскорблением» (Д. Герцен).

Принцесса Луиза Мария Августа Баден-баденская прибыла в Петербург в октябре 1792 года в качестве невесты любимого внука царицы Екатерины – великого князя Александра Павловича. Императрица сочла прелестную немецкую принцессу подходящей кандидатурой для будущего российского императора.

Размолвки начались у супругов сразу после того, как были произнесены брачные клятвы. Порой мирить их приходилась фрейлинам Елизаветы. Кроме того, цесаревна никак не могла забеременеть. Ситуация приняла едва ли не трагический оборот, когда в 1796 году её свекровь, мать Александра, Мария Фёдоровна родила сына Николая.

Поводом же для окончательного разрыва явился скандал, связанный с Платоном Зубовым, фаворитом престарелой Екатерины. Коварный придворный красавчик открыто увлёкся очаровательной цесаревной и принялся на глазах у всех ухаживать за ней. В результате Екатерина была вынуждена вмешаться в амурные дела своего фаворита, приструнив в самой жёсткой форме.

ЧЬЯ МАРИЯ?

На фоне взаимного охлаждения Елизавета в 1799 году рожает долгожданного ребёнка – дочь Марию. И сразу поползли слухи, что ребёнок не от Александра. В качестве потенциального отца назывался польский князь Адам Чарторыйский, с 1795 года вившийся вокруг венценосной четы.

Сплетни немедленно были доведены до ушей императора Павла, и тот распорядился отправить «зарвавшегося» Чарторыйского в Италию посланником при дворе Сардинского короля, а Елизавете объявил бойкот и три месяца с ней не разговаривал.

В 1800 году Елизавету постигает первое страшное горе из череды будущих несчастий – её дочка Мария умирает, не прожив и двух лет. Отныне смерть будет следовать за Елизаветой по пятам.

11 марта 1801 года заговорщики убивают императора Павла. Наследник, услышав, что отец мёртв, упал в обморок. Ставшая безутешной вдовой Мария Фёдоровна немедленно потребовала себе императорскую корону, только-только скатившуюся с мужниной головы. Императорская гвардия рвалась в замок, чтобы расправиться с убийцами. Граф Пален, один из главных организаторов заговора, уговаривал рыдающего наследника проявить твёрдость и показаться народу, дабы убедить взволнованную публику, что отныне всё будет «как при бабушке».

И лишь Елизавета обнаружила удивительное мужество и – здравомыслие, выступив парламентёром между группировками и убедив впавшего в истерику мужа начать царствовать.

Она была коронована на царство 15 сентября 1801 года. Но, сделавшись императрицей, счастливей не стала. В это время её дорогой супруг Александр начинает сожительствовать с фрейлиной Марией Нарышкиной, от которой будет иметь двоих детей. Нарышкина вела себя по отношению к императрице вызывающе, открыто хвастаясь перед женщиной, потерявшей ребёнка, своей беременностью.

ДОЧЬ ВТОРАЯ – ЧЬЯ?

Ещё одна тайна Елизаветы связана с именем красивого штабс-ротмистра Кавалергардского полка Алексея Охотникова, с которым в 1805 году у неё был роман. В 1806 году она снова ждала ребёнка и светилась от счастья.

Однако накануне её родов Охотников был убит ножом при выходе из театра. Убийцу так и не нашли, но шептались, что наёмника подослал брат императора, великий князь Константин, якобы безнадёжно влюблённый в жену брата и ревновавший её к Охотникову.

Елизавета родила ещё одну дочь, названую тоже Елизаветой. И снова расползаются слухи, что ребёнок – не от Александра, а от убитого кавалергарда. После смерти Елизаветы в её вещах действительно была найдена шкатулка, где хранились письма Охотникова к императрице, в которых он называл её своей жёнушкой, а также хранился портрет маленькой Лизаньки.

Удары судьбы следовали один за другим. В 1808 году Лизанька умерла в возрасте полутора лет. Несчастная мать четыре дня без сна провела у постели мёртвой дочери, пока оно не было перенесено в Невскую лавру. Это страшное горе основательно подорвало хрупкое здоровье императрицы, а Александр в это время вновь обхаживал фрейлину Нарышкину...

ЛЮБОВЬ ПОЭТА

После череды ужасных утрат Елизавета в качестве места своего скорбного уединения выбрала Царское село, сделавшись, по словам П. Вяземского, «поэтическим и таинственным преданием». Именно там её и увидел молодой лицеист Александр Пушкин.

Среди некоторых пушкинистов бытует мнение, что именно Елизавета стала тайной музой великого поэта. Доказательства тому можно найти в творчестве Александра Сергеевича. Поэту всегда приписывалось увлечение Екатериной Бакуниной в лицейское время, но, на самом деле, Александр Пушкин был влюблён совсем в иную даму. Он писал:

«Мой свет, мой добрый гений,

Предмет моей любви

И блеск очей небесный...

И граций стан прелестный,

И снег её лица...».

Но, как известно, Катенька Бакунина была кареглазой смуглянкой, а вовсе не голубоглазым бледным видением. Этому описанию соответствует именно истаявшая от страданий императрица Елизавета.

Никак не могла быть Бакунина и «милой N» в одной из дневниковых записей поэта, относящихся к 1815 году. Там Александр Пушкин писал: «Как она мила была! Как чёрное платье пристало к милой N...». Если это Бакунина, то очень странно, что юная жизнерадостная девушка была одета в чёрное платье, не будучи в трауре. Но, главное, Катенька Бакунина навещала брата в Лицее в 1816 году, а запись относится к 29 ноября 1815 года. 28 ноября в Царское Село приезжала Елизавета Алексеевна, находившаяся в то время в трауре по мужу сестры (отсюда и чёрное платье).

ДЕЛА СОКРЫТЫЕ

В войне 1812 года императрица приняла деятельное участие чисто женского толка. По её инициативе возникает женское патриотическое общество, занимавшееся размещением раненых, созданием сиротских приютов и казённых школ для обучения детей погибших офицеров.

В 1812 году создаётся Сиротское училище и при нём Дом трудолюбия для содержания и обучения за казённый счёт дочерей офицеров, погибших на войне. Императрица лично опекала данное учреждение, и позже оно стало называться Елизаветинским институтом.

Большинство благотворительных дел Елизавета вела тайно, тратя на благородные цели почти все свои личные средства (к слову, она отказалась от положенного ей, как императрице, миллиона, беря только 200 тысяч, из которых себе оставляла всего лишь 15, а все остальные деньги шли нуждающимся).

В 1817 году императрица знакомится с историком Николаем Карамзиным, с которыми у неё сложились очень доверительные отношения. Она вслух читает историку свой личный дневник, который начала вести с момента приезда в Россию. Дневник она завещает историку, но Карамзин умер через две недели после её смерти, и дневник попал в руки императора Николая, который его немедленно сжёг, как и все другие бумаги, дабы они не могли «повредить репутации императрицы».

ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ

Сближение между Елизаветой и Александром началось через двадцать лет, и причиной, во многом, стала болезнь Елизаветы: её сильно беспокоило сердце, с 1810 года стали мучить сердечные приступы. К 1825 году возникла угроза для её жизни.

Возможно, на закате жизни у императора всколыхнулось какое-то неведомое чувство к своей покинутой жене. Он был серьёзно обеспокоен состоянием здоровья супруги. Александр принимает решение везти жену в Таганрог. Он прибыл в Таганрог десятью днями раньше, чтобы всё подготовить к приезду супруги. Елизавета писала, что император был настолько заботлив, что сам составил маршрут и, проезжая вперёд, делал все необходимые распоряжения, в результате чего она не испытала тягот переезда.

Елизавета была счастлива, покинув постылый Петербург: «Никаких визитов, никаких записок, на которые нужно отвечать, никого, кто бы постоянно отвлекал по пустякам».

В Таганроге Александр и Елизавета зажили простой жизнью, наслаждаясь запоздалым семейным счастьем. Оно, увы, продлилось недолго. По приглашению М.С. Воронцова Александр ездил в Крым. Оттуда вернулся больным. До последней минуты его жизни Елизавета ухаживала за ним. Она же закрыла ему глаза.

Трудно описать, что пережила несчастная Елизавета, когда император испустил последний вздох. Смертельным отчаянием дышат её письма к матери: «Что мне делать с моей волей, которая была подчинена ему, что мне делать с жизнью, которую я была готова посвятить ему? Мама, мама, что делать, как быть? Впереди темно...»

Тело императора было отправлено в Петербург, а Елизавета осталась в Таганроге до конца апреля 1826 года, поскольку состояние её здоровья исключало всякую возможность переезда.

Лишь 22 апреля она покинула роковой Таганрог. Но доехала только до Белёва. Елизавета Алексеевна умерла в ночь с 3 на 4 мая 1826 года. Она ушла из жизни тихо, как и жила. Однако то обстоятельство, что мёртвой её никто в Петербурге не видел, породило всяческие домыслы. Появилась молва, будто императрица не умерла в Белёве, а ушла в Сырков монастырь под именем Веры-Молчальницы и прожила ещё много лет, скончавшись в 1861 году. Указывалось также, что келья Веры-Молчальницы по внешнему виду совпадёт с томской кельей знаменитого старца Фёдора Кузьмича, которого многие считали скрывшимся императором Александром I.


Название: Истории любви - Александр II и Долгорукая
Отправлено: Вероника от 05 02 2012, 15:22:21
Истории любви: Александр II и Долгорукая

Любовь российского императора Александра II и княгини Екатерины Долгорукой-Юрьевской закончилась браком. У них родились сын и дочь. Но их счастью всегда мешали со всех сторон — царская родня, придворная чернь и революционеры-народовольцы.

Хорошо осведомленные современники говорили про царя-освободителя: "Александр II был женолюбом, а не юбочником". Современный биограф Александра Николаевича писатель-историк Леонид Ляшенко по этому поводу выразился так: "Не знаю, что имел в виду автор этого афоризма, но, думается, нечто вроде того, что "случаи" и мимолетные романы, которые могли бы удовлетворить обычного юбочника, совершенно не затрагивали сердца императора и не давали никакого успокоения его душе. Он был не сладострастен, а влюбчив и искал не удовлетворения своих прихотей, а глубокого настоящего чувства. В этом чувстве его привлекали не столько высокий романтизм или острые ощущения, сколько желание обрести подлинный покой, тихий и прочный семейный очаг".

Первая юношеская влюбленность настигла наследника Российского престола в 15-летнем возрасте. Реакция родителей была мгновенной — фрейлина матери Наталья Бороздина моментально вышла замуж за дипломата и вместе с супругом укатила в Англию. Через три года юноша начал заглядываться на дальнюю родственницу поэта-гусара Дениса Давыдова.

На этот раз в длительное четырехлетнее путешествие по Европе отправили самого Александра Романова, правда, вовсе не из-за Софьи, а из-за Ольги. Чувство Софьи Давыдовой к цесаревичу так и осталось платоническим, но благодаря дамской беллетристике нашло заметный отклик в душах современников и осталось в истории литературы.

Впервые по-взрослому наследник влюбился, когда ему стукнуло 20 лет. И снова во фрейлину императрицы Александры Федоровны в красавицу Ольгу Калиновскую. Эта связь казалась родителям намного опаснее предыдущих, как и по силе страсти, так и по государственным соображениям. Мало того, что фрейлина была не царских кровей, так еще и исповедовала католическую веру. Эта "гремучая смесь" уже залетела под своды Зимнего дворца — великий князь Константин Павлович, брат Николая I, женился на польской графине Лович.

Николай Павлович писал супруге про сына: "Саша недостаточно серьезен, он склонен к разным удовольствиям, несмотря на мои советы и укоры". Интересно, что думал непослушный сын, слушая отцовские наставления. Ни для кого не было секретом, что рядом с царскими покоями жила камер-фрейлина Варенька Нелидова, тайная метресса и мать внебрачных детей императора. В правление Николая Павловича довольно свободные нравы царили не только в светском Санкт-Петербурге, но и в куда более патриархальной Москве.

В "Записках балетмейстера" А.П. Глушковского упоминается приезд в Россию "от персидского шаха с извинением по делу о смерти Грибоедова" принца Хозрев-Мирзы: "В Москве жил он (принц — Прим.ред.) довольно роскошно; не догадавшись захватить с собою гарема, первой самой необходимой потребности мусульманина, он завел здесь новый из довольно приличных женщин".

Вот именно тогда и началось европейское турне старшего сына императора Николая I, которое продлилось с 1836 по 1840 годы. В этом путешествии наследника престола сопровождали его наставники поэт Жуковский и генерал от инфантерии Кавелин.

Страдающего от разлуки с любимой молодого человека познакомили с дочерью великого герцога Людвига Гессен-Дармштадтского, которой предстояло стать супругой будущего русского царя. Александр, помня о долге монарха, сам написал письмо отцу о возможности брака с симпатичной немецкой принцессой. В европейских дворах давно муссировали слухи о незаконном происхождении принцессы Максимилианы-Вильгельмины-Августы-Софии-Марии, родители которой разошлись задолго до ее рождения. Отцом принцессы называли шталмейстера герцога, барона де Гранси.

Государыня императрица Александра Федоровна пришла в ужас от такого брака, но Николай Павлович, изучив отчеты воспитателей, раз и навсегда запретил обсуждать эту щекотливую тему. В России никто не пикнул, тем более в карликовых немецких странах. Немного говорливых нашлось среди французов и англичан — "жандарма Европы" боялись и уважали.

Планы чуть было не нарушила молоденькая королева Великобритании Виктория, вскружившая голову Александру и сама подпавшая под чары русского Великого князя. Однако наследник российского престола не мог стать британским принцем-консортом. Островитяне тоже были не в восторге от выбора своей 20-летней королевы и спешно удалили ее в Виндзорский замок.

Читайте также: Иcтории любви: Пастернак и его Лара

Государственные интересы возобладали над чувствами молодых людей. Александр Николаевич женился на дармштадской принцессе, которая в России стала Марией Александровной. Еще до брака у нее начал прогрессировать туберкулез, превратившийся в смертельную болезнь в промозглом петербургском климате. Окончательно свели в могилу измены мужа, частые покушения на его жизнь и особенно смерть их старшего сына Николая. Брак Марии Александровны с Александром Николаевичем был скорее договором о сотрудничестве, а не семейным союзом.

Последней и настоящей любовью Александра Второго была княжна Екатерина Долгорукая. Царь, которому исполнился 41 год, впервые познакомился с 13-летней Катенькой в 1859 году. Государь прибыл в окрестности Полтавы на военные маневры и принял приглашение князя и княгини Долгоруких посетить их имение Тепловку. Род Долгоруких происходил от Рюриковичей.

Отцом будущей пассии и морганатической супруги российского императора был отставной капитан гвардии Михаил Долгорукий, а матерью — Вера Вишневская, богатейшая украинская помещица. Но к моменту приезда государя их хозяйство находилось на грани краха. Последнее пристанище семейства — имение Тепловка — было заложено и перезаложено. Александр II посодействовал поступлению четырех сыновей Долгоруких в петербургские военные учебные заведения, а двоих сестер — в Смольный институт.

Весной 1865 года император по традиции посетил Смольный институт благородных девиц и во время обеда увидел Екатерину и Марию Долгоруких. Современники отмечали "необыкновенную слабость государя к женщинам", неудивительно, что 18-летняя институтка с изумительно нежной кожей и роскошными светло-каштановыми волосами покорила сердце императора. При помощи бывшей смолянки Варвары Шебеко, к услугам которой государь не один раз прибегал при решении вопросов деликатного свойства, ему удалось инкогнито навестить заболевшую Катю в институтской больнице.

Поскольку дальнейшее пребывание Долгорукой в Смольном мешало встречам с царем, Шебеко инсценировала ее уход "по семейным обстоятельствам". В качестве паллиативной меры находчивая сводня предложила якобы случайные встречи Долгорукой и государя в Летнем саду. В дальнейшем, чтобы петербуржцы меньше шептались "государь прогуливает свою демуазель", эти рандеву были перенесены на аллеи парков Каменского, Елагинского, Крестовского островов столицы. Какое-то время влюбленные виделись на квартире брата Кати Михаила, но тот очень удивил императора, когда, боясь общественного осуждения, отказал им в такой малости. Сам Долгорукий, как мы помним, оказался в граде Петровом благодаря именно стараниям государя.

В июне 1866 года в Петергофе праздновалась очередная годовщина свадьбы Николая I и Александры Федоровны. В трех верстах от главного Петергофского дворца в замке Бельведер расположились гости, среди которых оказалась и Катя Долгорукая. Там-то и произошла между ею и императором уже неплатоническая любовь.

После этого государь сказал: "Сегодня я, увы, не свободен, но при первой же возможности я женюсь на тебе, отселе я считаю тебя своей женой перед Богом, и я никогда тебя не покину". Дальнейшие события подтвердили слова императора.

В петербургском свете о "падении" Екатерины Долгорукой узнали чуть ли не на следующее утро. Светские львы и особенно львицы в своих фантазиях превзошли любые мужицкие и бабьи домыслы. Бомонд судачило том, что развратная с младых ногтей "демуазель" танцевала голой перед государем да и вообще за бриллианты "готова отдаться каждому". Екатерина Михайловна вынуждена была ненадолго уехать в Италию. Тетя Вава (так младшие Долгорукие называли Шебеко) тем временем решила, чтобы государь не скучал, положить ему в постель младшую сестру Долгорукую. Александр II в течение часа разговаривал с Марией и подарил ей на прощание кошелек с червонцами. Отныне для него не существовало никого, кроме Кати.

В июне 1867 года Наполеон III пригласил Александра II посетить Парижскую Всемирную выставку. Во французскую столицу на встречу с любимым тут же выехала Екатерина Михайловна. Их встречи регулярно фиксировали местные полицейские. Они не подглядывали в замочную скважину, учитывая, что парочка и не особенно прибегала к конспирации. В Париже после неудачного восстания 1867 года осело много поляков-инсургентов, и французские власти опасались за безопасность русского царя. Но влюбленным море было по колено. Возможно, именно в это время Александр и сказал своей законной супруге о любовнице.

Если супруга императора и его дети предпочитали не выносить сора из избы и не издавали на людях ни гласа ни воздыхания, то придворные дамы изощрялись в сплетнях и пересудах. Пересказывать эту чушь и гнусность — себя не уважать. Как ни относись к событиям осени 1917 года — как к Великой Октябрьской революции или к Октябрьскому перевороту, но с этой придворной "чернью" она покончила. У родственников Александра II настоящая паника началась лишь тогда, когда император пожаловал Долгорукой и их совместным детям (Георгию и Ольге) титул светлейших князей Юрьевских.

Это имя напоминало всем об одном из предков Романовых, боярине начала 16-го века Юрии Захарьине, а также о знаменитом Рюриковиче Юрии Долгоруком. Но тут был практический момент — царь не желал, чтобы после его кончины их с Катей дети, в случае отказа от них рода Долгоруких, оказались бастардами. Оба ребенка в указе признаны его детьми официально. До узкого круга родни доходили туманные намеки, что по личному приказу государя в архивах ведутся активные розыски документов с подробностями коронации второй жены Петра Великого Екатерины Алексеевны. Охочие до исторических аналогий люди говорили, что первый Романов, Михаил Федорович, тоже был женат на Долгорукой. Но та Мария Долгорукая прожила недолго и потомства не оставила.

Своего апогея паника достигла тогда, когда родственники узнали, что 6 июля 1880 года в небольшой комнате нижнего этажа Большого Царскосельского дворца у скромного алтаря походной церкви состоялся обряд венчания. И хотя для царей закон не писан, император не стал дразнить гусей из высшего света. О свадьбе не знали ни караульные солдаты с офицерами, ни дворцовые слуги. На церемонии присутствовали министр двора граф Адлерберг, генерал-адъютанты Рылеев и Баранов, сестра невесты Мария и мадемуазель Шебеко. Венчал протопресвитер Ксенофонт Никольский. Жених был одет в голубой гусарский мундир, невеста- простое светлое платье.

Семейное счастье было непродолжительным. 1 марта 1881 года народовольцы бросили под ноги царя бомбу. На завещанные мужем деньги княгиня Юрьевская с детьми уехала в Ниццу, где и скончалась в 1922 году.


Название: Истории любви - Бальзак и Чужестранка
Отправлено: Забытая от 05 02 2012, 16:15:26
Истории любви: Бальзак и Чужестранка

В свои 30 с небольшим Оноре де Бальзак был уже знаменитым писателем. К его ногам падали первые красавицы Франции. И роман в письмах с незнакомкой из далекой Одессы стал для него всего лишь очередным приключением. Через долгих шестнадцать лет Эвелина Ганская стала единственной, с кем он хотел быть рядом. Но семейное счастье оказалось коротким…

Первое письмо пришло 28 февраля 1832 года. На конверте не был указан обратный адрес, а вместо подписи стояло таинственное "Чужестранка". "Ваша душа прожила века, милостивый государь, — говорилось в письме, — а между тем меня уверили, что Вы еще молоды, и мне захотелось познакомиться с Вами… Когда я читала Ваши произведения, сердце мое трепетало; Вы показываете истинное достоинство женщины, любовь для женщины — дар небес, божественная эманация; меня восхищает в Вас восхитительная тонкость души, она-то и позволила Вам угадать душу женщины".

Заинтригованный, Бальзак ответил незнакомке. Между ними завязалась переписка. Вскоре женщина назвала свое имя — Эвелина Ганская. Она сообщила, что ей двадцать семь лет, хотя на самом деле исполнилось тридцать два. Эвелина происходила из старинного польского рода Ржевусских, была замужем за Вацлавом Ганским, который был старше ее почти на двадцать лет.

В письмах Бальзак награждал свою далекую возлюбленную самыми пылкими эпитетами: "Обожаемая повелительница, гордая королева… роза Запада, звезда Севера". "Вы одна можете осчастливить меня, — восклицал он. — Я стою перед Вами на коленях, мое сердце принадлежит Вам".

Наконец, осенью 1833 года в швейцарском городке Невшатель произошла долгожданная встреча. Поначалу Эвелина была немного разочарована, увидев перед собой тучного, низкорослого мужчину с грубоватыми чертами лица, одетого как простолюдин. Но как только Бальзак заговорил, она была пленена его неповторимым обаянием. Что же касается писателя, то он был восхищен: перед ним стояла статная женщина с соблазнительными формами, нежной шелковистой кожей и чудесными черными волосами, к тому же одетая в платье из фиолетового бархата: фиолетовый был любимым цветом Бальзака!

Правда, Эвелина прибыла в Невшатель не одна, с ней был ее муж Вацлав. Бальзак познакомился с ним и был введен в дом на правах друга семьи. За несколько дней ему только однажды удалось побыть наедине с Ганской, и между ними приключился страстный поцелуй… Окрыленный любовью к своей Чужестранке, писатель вернулся в Париж.

Новая встреча состоялась лишь через несколько месяцев, в небольшом женевском отеле "Дель Арк". На сей раз прекрасная Ева подарила возлюбленному драгоценный перстень, который он впоследствии носил на руке как талисман до самой смерти.

Прошло больше месяца, прежде чем Ганская, наконец, уступила Оноре и стала его любовницей. Влюбленные поклялись, что после кончины мужа Эвелины, который был слабого здоровья и которому, по мнению врачей, жить оставалось недолго, они непременно обвенчаются.

Ганская вернулась в свое поместье на Украине, и между нею и Бальзаком вновь возобновилась переписка. Однако ветреный литератор вскоре закрутил интрижку с английской графиней Гвидобони-Висконти. Их отношения зашли так далеко, что графиня родила от Бальзака сына Лионеля. Правда, он так и не унаследовал фамилию своего великого отца.

Слухи о новом романе Бальзака дошли и до Эвелины. Она сделала попытку порвать с возлюбленным, и он принялся слать ей письма с заверениями в верности…

Осенью 1841 года умер Вацлав Ганский. Бальзак был готов жениться на Еве, но она скорбела о муже, который был для нее пусть не любимым человеком, но другом и покровителем. В Оноре же она к тому времени разочаровалась, убедившись в его неверности. Полгода она не подавала о себе никаких вестей, а потом от нее пришло короткое письмецо: "Вы свободны".

В сентябре 1847 года Бальзак, который к тому времени уже был серьезно болен, решился приехать к Эвелине в ее имение под Одессой — Верховню. Он предложил возлюбленной руку и сердце, однако встретил отказ. Год спустя он вновь приехал к Ганской. Увидев, как сильно сдал и постарел ее бывший возлюбленный, та дала согласие на брак. Правда, на этот поступок ее толкнула, скорее, жалость, чем любовь.

14 марта 1850 года они обвенчались в городе Бердичеве, в костеле Святой Варвары. Супруги переехали в Париж, но пять месяцев спустя после женитьбы Оноре слег от болезни. Ему диагностировали гипертрофию сердца. 18 августа 1850 года писатель скончался.

Эвелина сильно горевала по мужу, но уже через полгода завела бурный роман с начинающим литератором Шанфлери, который был на двадцать лет моложе нее, а затем с художником Жаном Жигу. С последним она прожила вместе до самой своей кончины. Ганская умерла 10 апреля 1882 года и была похоронена на кладбище Пер-Лашез рядом с Оноре де Бальзаком — ведь он приходился ей законным мужем…


Название: Истории любви: Дама с камелиями
Отправлено: Клара от 08 04 2012, 22:41:14
Истории любви: Дама с камелиями

Любитель оперы прекрасно знает Виолетту Валери, и тотчас скажет — это сопрано из "Травиаты", книгочей обязан вспомнить, что Маргарита Готье — главная героиня романа Александра Дюма-сына "Дама с камелиями", по мотивам которого и написано либретто, положенное на музыку Джузеппе Верди. И уже мало кто знает про французскую куртизанку Мари Дюплесси, послужившую прообразом этих героинь.

Куртизанки не раз становились героинями популярных произведений беллетристики. Прежде всего французские литераторы отдали им дань, как например, великий натуралист Эмиль Золя, написавший "Нана". Кстати, тоже имевшую вполне реальный прототип. И гораздо раньше описавший мытарства влюбленного в Манон Леско кавалера де Грие, аббат Прево. Они становились не только бессмертными героинями, но бывали, как мадам Сабатье для Бодлера, музами поэтов. Французской литературе далеко не чужд этот обаятельный, круто замешанный на грехе, образ доступной, но соблазнительной девушки или молодой женщины.

Но кто такая куртизанка? Это не проститутка, но еще и не любовница. Не любовница, поскольку все-таки продает свою любовь, но не шлюха, потому что сама выбирает себе любовника, а не он ее. Французское слово courtisane имеет корень "двор", но двор, естественно, королевский. Синоним куртизанки maîtresse - метресса, что значит "мастерица". Но не мастерица-рукодельница, а та, что "для батюшки-царя" иногда рожала, иногда нет "богатыря" или дочку.

Куртизанки всегда были в истории человечества, только назывались они по-разному. В Элладе, например, их звали гетерами. Но самых настоящих высот представительницы этой древнейшей профессии достигли во Франции. Это место. Но было еще и время, а именно XIX век.

В то время, когда в Англии господствовали чисто мужские клубы, во Франции царили женщины. И царили они в салонах. Закрытые по половому признаку общественные институты, как монастыри, армейские школы, пансионы или клубы — рассадники гомосексуализма. Салоны, напротив, разбавляли мужской сексизм женским шармом и обогащали однобокую природу непревзойденной женской красотой.

Альфонсина Плесси родилась 15 января 1824 года в Нормандии. Девушка была дочерью бродячего жестянщика, сына проститутки и сельского священника. От одной бабушки Альфонсина, видимо, унаследовала любвеобильность, а от другой — прекрасные манеры. Брак ее родителей распался, а мать умерла, когда девочке было восемь лет. Девчушку воспитывала кузина матери мадам Буазар, у которой было трое собственных детишек. И хоть росла она не Золушкой, но бедность познала.

Парень с соседней фермы соблазнил 12-летнюю девочку-подростка, и госпожа Буазар отослала воспитанницу к отцу. Тот пристроил Альфонсину в прачечную, но вскоре отвез родную дочь к старику-эротоману Плантье. Девушка вскоре сбежала от 70-летнего богатого развратника и вернулась в прачечную, но хозяйка прогнала ее прочь. Волей-неволей пришлось снова согревать старые мощи Плантье собственным телом. Когда ей исполнилось 14 лет, Альфонсина навсегда покинула своего покровителя и пристроилась служанкой в трактир. Спустя год отец ее снова отыскал и "продал" некоему фабриканту зонтов.

Через два месяца отец и дочь уехали в Париж, где Альфонсина жила у дальних родственников и работала сначалав прачечной, а потом в мастерской модистки. Зимой 1839 или 1840 года девушка сошлась с владельцем ресторана на улице Монпасье. Потом ее все чаще и чаще видели в компании с молодым аристократом, будущим герцогом де Граммон. Ходили слухи, что за три месяца герцог де Граммон, тогда называвшийся принцем де Бидаш, потратил на Альфонсину 10 тысяч франков. Влюбленная женщина называла своего избранника "прекрасный Аженор".

Когда Аженор исчез из ее жизни, Альфонсина превратилась в Мари Дюплесси. Имя Мария она взяла в честь Богоматери, а прибавила дворянскую частицу "дю". Дамой с Камелиями ее задолго до появления книги назвала одна старая билетерша из Парижской оперы.

В 1841 году Мари Дюплесси стала любовницей молодого виконта, служившего при Министерстве внутренних дел и, уехав из Парижа в Версаль, родила там сына. Впоследствии виконт станет префектом Бургундии, наймет кормилицу, а матери скажет, что плод их страсти умер. Спустя 27 лет к старшей сестре Мари придет молодой человек, который представится коммерсантом и попросит показать портрет покойной Дюплесси. Он был очень похож на портрет знаменитой героини книги и оперы.

Когда вышел в свет роман "Дама с камелиями", имевший громадный успех, многие читатели посчитали, что прообразом Армана Дюваля был герцог де Граммон. По мнению же других знатоков, на эту роль более подходил граф Эдуард де Перрего. Именно любовная связь с ним вдохновила Дюма и Верди. Оставим эти предположения на совести любящих почесать языки кумушек. Известно, что 21 февраля 1846 года в Кенсингтоне Мари Дюплесси стала графиней де Перрего. Супруги прожили вместе недолго. У графа были денежные затруднения, а Мари страдала от тяжелой болезни.

Мари Дюплесси умерла 3 февраля 1847 года, через две недели после своего дня рождения. Ей исполнилось 23 года. Популярный французский писатель Эжен Сю приобрел молитвенник Мари. Бывший в то время в Париже Чарльз Диккенс не рискнул появиться на похоронах, но всегда считал нужным "извлечь урок из этой жизни и из этой смерти".

Литературоведы до сих пор спорят, так кто же был настоящей любовью Мари Дюплесси. Дама с Камелиями отвечала так: "Я всегда сама выбирала любовников. И я любила. Любила по-настоящему, вот только никто никогда не отвечал мне на чувство. В этом главная драма моей жизни".

http://www.pravda.ru


Название: Истории любви: королева с принцем и без
Отправлено: Герда от 08 04 2012, 23:52:33
Истории любви: королева с принцем и без

http://www.pravda.ru

Интерес к личной жизни звезд сродни подглядыванию в замочную скважину — если какая-то поп-дива потеряет воздыхателя или чемпион лишится своей благоверной, нам остается лишь им посочувствовать. Другое дело — правители. Когда смерть обожаемого мужа ведет страну к политическому кризису, который грозит сменой режима, это уже смахивает на революцию.

Королева Виктория, потерявшая в 1861 году горячо любимого супруга Альберта Саксен-Кобургского, отца девятерых ее детей, впала в столь продолжительную депрессию что в Британии заговорили о возможности упразднения монархии и учреждения республиканских институтов. Встряхнуться несчастной женщине помогли заботы о подрастающих детях и — не в последнюю очередь — важные государственные дела.

Хорошо бы знать о сильных мира сего побольше уже при их жизни. Историкам часто остается копаться в грязном белье, а современники, когда бы и знали, вряд ли могли повлиять на ситуацию. В демократические времена многое изменилось, и порой общественное мнение очень сильно влияет на расстановку фигур на политической шахматной доске. Давайте вспомним, как оно было раньше, и заглянет в не столь уж далекое прошлое — в добрую старую Англию!

В истории любви русского царя Александра Второго мы вкратце упомянули о том, что будущая королева Великобритании Виктория бросала страстные взоры на наследника российского престола Александра Николаевича, но их счастью не суждено было сбыться. В своем дневнике Виктория тогда записала: "Мне было грустно, потому что уезжал этот милый юноша, в которого, как мне кажется, я немножко влюбилась (шучу)".

Говорят, в каждой шутке есть доля правды. Действительно, юная Виктория, уже ставшая королевой, не спешила замуж и капризничала: "Я так привыкла делать то, что мне хочется, что девять шансов из десяти, что я не смогу ужиться ни с одним мужчиной". Но герцогиня Саксен-Кобург-Заальфельдская, ее бабка с материнской стороны, решила отдать руку Виктории ее двоюродному брату Альберту, герцогу Саксен-Кобург-Готскому. Девушку же бесило, что выбор был сделан без ее согласия.

А в это время в романтическом замке Розенау в деревенской глуши рос немецкий принц Альберт из немецкой династии герцогов Кобургских. Когда Альберту исполнилось три годика, его кормилица предрекла, что он непременно женится на королеве. Подросший Альберт не заглядывался ни на одну юбку, оставаясь девственником и предпочитая женскому обществу компанию ученых мужей. В его карликовом государстве насчитывалось не более 150 тысяч жителей, тогда как население одного только Лондона, вотчины его будущей супруги, составляло 2 миллиона человек.

Виктории Альберт понравился с первой же встречи. Но, как отмечают авторы биографии королевы Филипп Александр и Беатрис де Л"Онуа, Виктория "прекрасно помнила, что ее двоюродный брат не проявлял никакого интереса к светским развлечениям, страдал желудком, не любил ночи без сна, английскую еду, язык Шекспира и лондонский туман". Сама Виктория с пеленок, когда ее ласково называли Пусси, тоже разговаривала только на немецком, но, став королевой, была обязана говорить на языке своих подданных.

Когда в Англию приехал дядя Леопольд (между прочим, король Бельгии), визита которого Виктория ждала "с отвращением" именно по причине навязываемого ей брака, Виктория продолжала настаивать на том, что она "не брала на себя никаких обязательств" в отношении Альберта. В свете обсуждали причины ветреного поведения юной королевы. Известная сплетница княгиня Ливен заметила, что единственным мужчиной, за которого монаршая особа хотела бы выйти замуж, был лорд Мельбурн. Так ли это — бог весть, однако Виктория просила бельгийского короля отменить визит в Англию двух ее двоюродных братьев, одним из которых был Альберт.

В ответ Леопольд I наслал на остров целые полчища Кобургов, чтобы Виктория ощутила дух семьи. И тут чуть не разыгралась трагедия. Виктория не осталась равнодушной к одному белокурому немецкому принцу 26 лет. Пока Виктория попутала кузенов, Альберт прислал письмо с извинениями, что их с братом приезд задерживается еще на неделю. Даже королева с ехидцей отметила, что "они не слишком торопятся сюда".

Но все мы знаем, что браки заключаются на небесах, и чему быть, тому не миновать. Предоставим слово 20-летней Виктории: "Альберт очень мил и необыкновенно красив, у него изумительные голубые глаза, прелестный нос, красивые губы, изящные усы и маленькие бакенбарды. У него хорошая фигура, широкие плечи и тонкая талия. Он покорил мое сердце". И тут же, словно смотря на своего избранника со стороны, она спохватывается: "У него, бесспорно, правильные черты лица, но при этом само лицо остается безвольным и бесцветным. И вообще этот юноша более всего походит на второразрядного оперного тенора".

Юная королева Виктория объясняла своему премьер-министру, что твердо решила вступить в брак по любви и более того, никогда не выйдет замуж за мужчину, любившую до нее другую женщину. Королевский максимализм подпитывался не только пылкими клятвами Альберта в том, что он прежде никого не любил, но и его преданным отношением к ней. Виктория с умилением отмечала в дневнике, что он ни на кого, кроме нее, не смотрит.

Свадьбу назначили на 10 февраля 1840 года. Молодой принц признался, что не рассчитывал на столь быстрый брак, и с немецкой прямолинейностью добавил: "В моей любви нет никакого расчета!". Виктория же, осознававшая, что сама она далеко не красавица, просто радовалась свалившейся на нее любви: "Я самая счастливая женщина в мире".

Спокойный характер Альберта позволял ему терпеть авторитарный нрав жены. Она садилась за стол в его кабинете и исправляла его орфографические ошибки, подчищая их специальным ножичком. Она не позволила ему стать пэром, что дало бы принцу право заседать в Палате лордов, по причине ревностного отношения англичан к любому иностранному вмешательству в управление страной. В доверенные лица мужу королева навязывала нужных людей, которые не всегда были по душе Альберту. Эта не самая романтическая сторона королевского брака касается еще их добрачных отношений.

Но вот, наконец, четыре человека внесли свадебный торт, весивший 150 килограммов. С его вершины фигура, символизировавшая британскую нацию, благословляла новобрачных. У ног Альберта сидела собака — символ верности, а рядом с королевой, как писала "Таймс", была пара голубков, олицетворявших вечную любовь. На следующее утро королева отослала своему премьер-министру Мельбурну записку, желая поделиться с ним переполнявшей ее радостью после "чудесной, бурной ночи". Виктория не предполагала, что кто-то "сможет так любить ее".

Принц тоже был "полностью удовлетворен своей супружеской жизнью и совершенно счастлив", о чем сообщал своему немецкому другу, но сетовал, что не может "должным образом соответствовать своему высокому положению, ибо являюсь мужем, но не хозяином". Спасение он находил в занятиях литературой и искусством. Кстати, знаменитый лондонский концертный зал Альберт-холл — это дань уважения королевы памяти покойного супруга и его увлечениям.

Официально причиной смерти 42-летнего принца-консорта, последовавшей спустя два десятилетия после свадьбы с Викторией, объявили тиф, но уже тогда в некоторых английских медицинских журналах были высказаны сомнения в правильности диагноза. Действительно, никто из членов королевской семьи и придворных не заразился. Предположительно Альберт был болен раком кишечника или желудка. Виктория отрезала по пряди волос у себя и дочерей, чтобы вложить локоны в ладонь любимого мужа. Будучи уверенной, что скоро последует вслед за супругом, королева привела в порядок все свои бумаги. Но судьба распорядилась иначе.

Виктория, которую в народе прозвали "Вдова" (The Widow), прожила и проправила еще почти 40 лет, проведя рекордные 63 года на троне Британской империи. Она, подобно другой царственной особе, Екатерине Медичи, более не снимала своих траурных одежд.


Название: Замок, рождённый любовью
Отправлено: Вера от 12 11 2012, 13:56:04
Замок, рождённый любовью

Когда хотят подчеркнуть всесилие любви, говорят, что она способна сдвинуть горы. А в американском штате Флорида есть «Коралловый замок», который был рожден любовью. Это необычное сооружение объявлено национальным достоянием штата и превращено в музей, который посещают сотни тысяч людей, чтобы своими глазами увидеть это настоящее чудо.

Огромные стеновые блоки, окружающие внутренний дворик, положены без всякого цемента и идеально подогнаны друг к другу, как в египетских пирамидах.

Многотонная дверь на вертикальной оси открывается легким толчком пальца. Внутри дворика - странные башни с перевернутым серпом месяца и шестилучевыми звездами наверху.

Открытый всем ветрам исполинский каменный стол, такая же кровать и полутонные кресла.

Причем весь этот комплекс из огромных мегалитов и статуй был сооружен вручную одним человеком по имени Эдвард Лидскалниньш! Его история столь же необычна, как и построенный им замок. Родился этот латыш в 1887 году в бедной крестьянской семье, жившей в деревне под Ригой.

Окончил всего четыре класса сельской школы, научившись лишь читать и писать. Прожил там до 26 лет. Эдвард был весьма щуплым мужчиной, рост его не превышал метра шести-десяти, а вес - пятидесяти килограммов, хотя латыши народ рослый.

В 1913 году он попросил руки шестнадцатилетней односельчанки Агнессы Скаффс. Та согласилась, но за день до свадьбы отказалась идти под венец, заявив, что Эдвард слишком стар для нее.

Сердце Эдварда было разбито ветреной девицей. Не в силах справиться со своим горем, он решил отправиться за океан, в далекую Америку, надеясь в корне изменить свою жизнь и забыть о неудачной любви. На новой родине ему пришлось по большей части выполнять тяжелую работу, не приносившую больших денег.

А потом случилось страшное - он заболел туберкулезом, который подхватил во время своих мытарств. Врачи предупредили, что жить ему осталось не так уж и много. Тогда, по совету друга, Лидскалниньш бросает работу и перебирается на юг Флориды, где климат давал шанс протянуть подольше.

Там, в городке Флорида-сити, он покупает акр (полгектара) земли, заплатив за него всего 12 долларов, деньги небольшие даже по тем временам. Правда, точных данных, когда Эдвард начал строительство своего сказочного замка, нет. Обычно говорят, что к делу своей жизни он приступил в начале 20-х годов прошлого века.

Эдвард трудился долгие годы в надежде, что, когда замок будет готов, его возлюбленная приедет и будет покорена, увидев, как он ее любит. Но еще до этого случилось чудо - болезнь отступила. Позже на месте безжизненного пустыря встали крепостные стены, гордо поднялись обелиски и скульптуры, заблагоухали цветы. Когда замок был завершен, люди поразились ему, ибо невозможно было поверить, что его построил один человек.

Воодушевленный, Эдвард написал Агнессе письмо, в котором рассказал ей о своей любви и умолял ее стать хозяйкой построенного для нее дворца. Но холодная красавица ответила отказом и на этот раз. Получив жестокий ответ, Эдвард понял, что надеяться ему уже больше не на что, после чего впал в тоску и вскоре умер.

Вместе с ним в могилу ушла и тайна строительства Кораллового замка. Название «Коралловый замок» не совсем соответствует тому, чем он является. Это скорее небольшая крепость. А еще точнее, это территория, огороженная огромными каменными блоками высотой в несколько метров.

Внутри дворика находится множество каменных изваяний - кресла-качалки, табуреты и большое количество других удивительных изделий, вырубленных из цельных глыб кораллового известняка, а еще стоит массивная двухэтажная башня, тоже возведенная из каменных монолитов.

Чуть в стороне Эдвард сделал детскую комнату, которую украсил фигурками сказочных персонажей. Рядом расположил огромную спальню с большим коралловым ложем для них с Агнесс, на котором они никогда так и не спали вместе. Тут же построил и комнату для тещи, матери Агнесс.

И великолепную гостиную с монументальными каменными тронами для его далекой возлюбленной и для себя самого. В центре гостиной стоит стол, вытесанный в форме сердца и украшенный резной розой.

Суммарный вес всех использованных коралловых глыб составляет 1100 тонн. Причем никаких особых архитектурных выкрутасов и вообще всего того, что ассоциируется со словом «замок», здесь нет.

В качестве материала для изготовления всего, что в нем находится, использовались огромные блоки кораллового известняка. Самой тяжелой является стела, которая весит 28 тонн. Но поражают не только циклопические размеры всего, что размещено за окружающими его стенами.

Попасть за них можно только через входную дверь, сделанную из каменной глыбы, которая весит 9 тонн. Дверь установлена на толстом стержне, проходящем через просверленное по оси глыбы отверстие и опирающемся на подшипники вверху и внизу, так что она работает как вертушка. Зазор между калиткой и стеной с каждой стороны составляет не более пяти миллиметров.

В цельном камне Эдвард смог проделать почти идеальное отверстие глубиной 3 метра и диаметром 5 сантиметров. Даже сегодня такую работу можно выполнить только с помощью лазера. К тому же дверь так хорошо сбалансирована, что при несильном нажатии на край даже у ребенка хватит сил, чтобы ее открыть.

В 1986 году один из подшипников, находящихся во входной двери замка, вышел из строя, и, для того чтобы его поменять, пришлось использовать совместные усилия инженерной бригады и десятка рабочих. Причем эта операция, занявшая не один день, проводилась с использованием 50-тонного крана.

А Хмурый Эд, как его прозвали соседи, сделал и навесил эту дверь в одиночку! Как, впрочем, были выполнены и все остальные работы в замке, да к тому же без применения каких-либо сложных специальных приспособлений.

Про электрический инструмент, дизельные генераторы и прочие силовые установки, которые обычно используются в строительных работах, разговор вообще не идет, все выполнялось вручную, по технологиям каменного века. Именно это делает Коралловый замок абсолютно уникальным сооружением, аналога которому нет.

А вот его возведение таит массу загадок. То, что в качестве исходного материала Лидскалниньш выбрал коралловый известняк, понятно: он в буквальном смысле лежал под ногами. Для работы Эдвард приспосабливал все, что попадалось ему на глаза. В ход шли найденные на свалке проволока, запчасти от машин и прочий хлам.

Само строительство не укладывается ни в какие технические мерки. Сначала Эдвард вырубал блоки известняка. Для этого он вбивал в породу клинья по специальной схеме, после чего плита размером примерно два на три метра и глубиной метра полтора отделялась от монолита. Затем каким-то неведомым образом Эдвард поднимал вырубленный блок и перемещал его на территорию, отведенную под замок, где уже принимался за обработку.

Естественно, соседи не очень понимали, что он делает, и вначале посчитали его за ненормального, называя за глаза «чокнутый латыш». Вообще, по воспоминаниям людей, знавших его, Лидскалниньш был доброжелательным человеком, и никому не доставлял никаких хлопот. Благодаря этому окружающие стали относиться к нему с симпатией, смирившись с его странностями.

Познакомившись с ним поближе и убедившись, что он вполне нормальный человек, они, естественно, интересовались, а что строит. Эдвард охотно рассказывал историю про свою несчастную любовь и про памятник Прекрасной Даме. Однако если кто-то проявлял повышенное любопытство и начинал расспрашивать, как это ему удается в одиночку двигать многотонные глыбы, Эдвард тут же замолкал.

Видимо, это было связано с его тайной,которую он старательно оберегал от окружающих. Поэтому, когда в 1936 году по соседству с ним местный бизнесмен решил построить себе двухэтажную усадьбу, Эдвард срочно продал свой участок и перебрался в небольшой городок Хоумстед, который находится в 15 километрах от Флорида-сити. Земля там стоила значительно дешевле, а участок находился на самой окраине, в лесу, поэтому Лидскалниньш смог приобрести уже десять акров.

Первым делом он расчистил площадку под свой замок и перевез туда каменную мебель. Для этого кудесник-строитель единственный раз прибег к услугам постороннего - нанял водителя тягача с большой платформой. Причем просил оставлять прицеп на ночь, а утром, когда тот приходил, каменные монолиты каким-то непостижимым образом уже были погружены.

При этом блоки, из которых была построена внешняя стена на старом участке, Лидскалниньш перевозить не стал, захватив лишь то, во что был вложен его труд по обработке.

Обустроившись на новом месте, Эдвард продолжил работу по строительству замка. Точнее, начал строительство заново, так как со старого участка им было перевезено не так уж и много. В результате его усилий к 1940 году были полностью возведены стены, и Эдвард взялся за жилую постройку.

Она представляет собой массивное двухэтажное здание, состоящее из небольших комнат, по одной на каждом этаже. В нижнем помещении Эдвард хранил свои инструменты, а в верхнем устроил небольшую спальню с кухней. Самое любопытное, что Эдвард практически никогда не жил в построенном замке. Домом ему служил небольшой сарай на краю участка, в котором он провел все свои годы.

Этот неутомимый строитель жил натуральным хозяйством - выращивал на своем участке овощи, которыми и питался. После того как работа над Коралловым замком была завершена, Лидскалниньш начал проводить экскурсии по нему, беря за вход 25 центов с человека.

В возрасте 64 лет Эдвард Лидскалниньш умер в больнице от рака желудка. После его смерти Коралловый замок несколько раз переходил из рук в руки, пока в 1984 году не был объявлен национальным достоянием штата и превращен в музей. Вот, собственно, вся история Кораллового замка и его создателя, который загадал загадки, остающиеся без ответа.

Еще при жизни Лидскалниньша к нему наведывались специалисты и задавали вопросы относительно технологии строительства удивительного сооружения. Он отвечал на них шутливо, указывая на круглый ворот с перекинутой через него цепью - вот, мол, вся моя нехитрая техника.

Между тем во время строительства соседские мальчишки, взяв у отца прибор ночного видения, навели его в полночь на стройплощадку и обнаружили, что многотонные глыбы парят над двором, как воздушные шарики. Старуха-соседка много лет спустя призналась, что однажды в молодости, взобравшись на забор Кораллового замка, увидела, как Эдвард, возложив ладони на каменный блок, что-то бормочет подобно шаману, а коралловая глыба медленно всплывает вверх.

Кристофер Данн, инженер НАСА и исследователь загадочных строений, возведенных высокоразвитой цивилизацией древности, утверждает, что ворот с цепью и тренога, собранная Эдом из трех телеграфных столбов якобы для поднятия коралловых блоков, - не более чем обманки для запудривания мозгов любопытных: эти приспособления могли поднять тяжесть максимум в 10 тонн, а ведь Лидскалниньш устанавливал и 30-тонные блоки.

Данн подсчитал, что, если бы Коралловый замок строился с использованием современной подъемной техники, 20-30 рабочих затратили бы на всю работу от двух до трех лет. В то же время существуют древние мегалитические каменные храмы, сложенные из многотонных блоков и подогнанных друг к другу с невероятной точностью, как и Коралловый замок Лидскалниньша.

Как пишет известный американский ученый-естествоиспытатель Грэм Хэнкок в книге «Следы Богов», даже самые большие современные краны мира не способны передвигать блоки такого размера, которые использовались в Великой Пирамиде и других местах. Скорее всего, речь идет об их перемещении с помощью левитации.

Однако, поскольку наука пока не может объяснить, что это такое и как использовать эту неведомую силу на практике, загадка замка, рожденного любовью, остается неразгаданной.

Вадим МЕРКУЛОВ


Название: Феллини и его маленькая фея
Отправлено: Инга от 08 06 2014, 01:57:23
Феллини и его маленькая фея

Великий режиссер Федерико Феллини и великая актриса Джульетта Мазина прожили в браке пятьдесят лет. Их союз был счастливым, и это несмотря на все испытания: потерю детей, постоянные измены и творческий нрав Феллини. Из этого мира они ушли практически вместе: Джульетта пережила мужа, который умер в 50-летие их свадьбы, всего на пять месяцев.

"Замужество для Джульетты оказалось не тем, чего она ждала, — признался однажды кинорежиссер Федерико Феллини. — Оно не принесло ей исполнения заветных желаний. Она ждала от брака детей. Собственного дома. И верного мужа. Я ее разочаровал. Она меня — нет". На самом деле, и Феллини это прекрасно осознавал, Джульетта Мазина не была разочарована их браком. Ну, а в остальном им сказана чистейшая правда.

Профессор музыки Гаэтано Мазина (Gaetano Masina) был одаренным скрипачом, но ради руки прекрасной Анджелы Флавии Паскуалин (Angela Flavia Pasqualin), чтобы ее богатая семья дала согласие на их брак, согласился сменить свою профессию на "более серьезное ремесло". Так всю свою жизнь отец проработал на фабрике по выпуску минеральных удобрений, не забыв рассказать своим четырем отпрыскам, чем он пожертвовал ради любви и семейного счастья. Любовь родителей, которые никогда не ссорились, стала образцом для их детей. Особенно для одной из них. Джулия Анна Мазина (Giulia Anna Masina) родилась 22 февраля 1920 (иногда указывают — 1921) года в небольшом городке провинции Болонья.

Когда девчушке исполнилось четыре года, ее забрала к себе овдовевшая тетушка Джулия, жившая в Риме. Тетя Джулия рассмотрела в племяннице актерский талант и задалась целью воспитать из нее великую актрису. Девочку не отдали сразу в школу, чтобы ненароком не травмировать ее чувствительную артистическую натуру, поэтому школьную программу Джульетта изучала летом под руководством матери-учительницы. Лишь позднее она стала учиться в школе монахинь-урсулинок. У Джулии Анны почти не было друзей среди сверстников. В круг ее общения входили приятели тетушки — поэты, литераторы, актеры и художники.

Во время учебы в Риме, где Джулия Анна изучала искусствоведение, археологию и философию, она играла в студенческом театре. Вместе с дипломом девушка получила приглашение сразу в пять столичных театров. Для совершенствования своей дикции Мазина начала работать на римском радио. Федерико Феллини в то время рисовал карикатуры и писал юмористические рассказы. Однажды он работал над сценарием и в поисках актеров на роли рассматривал фотокарточки, среди которых ему запомнилась детская улыбка Мазины. Он пригласил девушку в шикарный ресторан, предварительно заняв денег на роскошный обед, но Джулия Анна заказывала только недорогие блюда, полагая, что у ее спутника вряд ли водятся деньги.

Федерико всегда полагал, что эта встреча была предопределена судьбой. При этом Мазина рассказывала, что при первой встрече Федерико не произвел на нее особого впечатления, хотя через несколько недель они стали жить вместе в доме тети Джулии, которая из-за этого поссорилась с родителями Джулии Анны. По просьбе Федерико она изменила свое имя на Джульетту. 30 октября 1943 года пара обвенчалась. Обряд происходил на лестничной площадке дома, где они жили. Федерико уклонялся от призыва в армию и опасался появляться в церкви. На извещении о бракосочетании Федерико нарисовал их будущего малыша, спускающегося с небес.

Через несколько недель после свадьбы низкорослая Джульетта, неудачно упав со стремянки, потеряла своего первого ребенка. Вторая беременность в 1945 году, несмотря на мучительные роды, закончилась удачно, но болезненный мальчик прожил всего две недели. Больше судьба не предоставила Мазине счастья стать матерью. "Не плачь, Джульетта, ведь у тебя есть я", — успокаивал безмерно горевавшую жену Феллини. Общая трагедия еще более сплотила их.

В том же году Джульетта подружилась с любимцем всей Италии кинорежиссером Роберто Росселлини (Roberto Rossellini) и добилась своей цели — продвигать талантливого, но лишенного деловой хватки мужа в мир большого кино. Росселини пригласил Феллини сначала на должность ассистента, потом сделал его вторым режиссером, а через три года сам снял фильм по его сценарию. Позже Феллини публично заявлял, что "Росселлини был всего лишь регулировщиком, который помог мне перейти улицу". Но к регулировщику его подвела Мазина.

Не будучи верным супругом, Федерико искренно любил свою Джульетту, ради которой выдерживал настоящие схватки с продюсерами, не горевшими желанием снимать некрасивую, хоть и обаятельную женщину. Дебют Мазины в кино состоялся в 1947 году. В ленте "Без жалости" (Senza pietà) она сыграла роль проститутки Марчеллы — простодушной, с доброй, доверчивой душой. За эту роль она была удостоена "Серебряной ленты". Однако настоящий успех пришел к Мазине спустя семь лет, когда на Венецианском кинофестивале показали фильм Феллини La Strada — "Дорога". Это был их общий успех. За лучшую режиссуру Феллини удостоился на фестивале "Серебряного льва", потом получил "Оскара" в Америке за лучший фильм на иностранном языке. Это произошло впервые в истории вручения этой кинонаграды. За Мазиной, которую критики сравнивали с Гретой Гарбо, закрепилось прозвище "Чаплин в юбке". Сам Чарли Чаплин признался: "Этой актрисой я восхищаюсь больше, чем кем бы то ни было". Именем ее героини Джельсомины (Gelsomina) называли рестораны, конфеты, кукол, модели шляп и пароход.

Следующая лента "Ночи Кабирии" (Le notti di Cabiria) вознесла Джульетту Мазину на недосягаемую высоту. Отныне ее имя навсегда будет вписано золотыми буквами в историю кинематографа. И снова этот шедевр сделал Феллини. Мазине предложили заключать контракт с Голливудом сроком на пять лет, но расстаться с мужем на столь долгий срок было выше ее сил. После провала немецкого фильма Das kunstseidene Mädchen (буквально: "Вискозная девушка", в итальянском прокате — La gran vita — "Большая жизнь") Мазина долгое время не снималась. Теперь ее главной ролью была роль заботливой и любящей жены. И это уже не игра.

Подобно своему отцу она принесла в жертву свой творческий дар, чтобы полностью посвятить себя семье. Ее Федерико обожал городскую суету и она, любившая природу и мечтавшая жить в деревне, продолжала хозяйничать в их доме, в центре Рима. Летние каникулы Феллини предпочитал проводить в родном Римини и она ехала вместе с ним, хотя тамошний климат был ей противопоказан. Джульетта хлопотала не только по дому, она активно участвовала в обсуждении сценариев, выбирала натуру для съемок, занималась подбором актеров и вела трудные переговоры с продюсерами. Когда гениальный режиссер не желал общаться с нужными людьми, то по его просьбе этим занималась супруга.

Когда вдруг жены не оказывалось рядом, говорят, что Феллини мог даже прекратить работу на съемочной площадке. Без поддержки Мазины зрители могли бы не увидеть многих замечательных фильмов выдающегося мастера. Ему вручали заслуженные награды, а Джульетта сидела в зале и плакала от счастья. "Не плачь, Джульетта!" — кричал ей Феллини, помахивая очередным призом. Феллини называл ее "моей маленькой доброй феей" и утверждал, что она занимает в его жизни место, которое у других занимает религия.

Ходят легенды, что даже папарацци (слово вошло в обиход после выхода на экран в 1960 году черно-белого кинофильма Феллини "Сладкая жизнь" (La dolce vita), где был персонаж — фотограф Paparazzo) настолько уважали Мазину, что не размещали в бульварной прессе снимков, на которых Феллини был запечатлен с другими барышнями.

Мазина сыграла в 27 картинах, но ее главным достижением по праву считаются четыре роли в фильмах Феллини. В последний раз она снялась у него в ленте "Джинджер и Фред" (Ginger e Fred). Она старалась оберегать мужа от проблем реальной жизни, и когда у нее обнаружили рак, она ни словом не обмолвилась об этом с Федерико. Пока Феллини лежал в больнице своего родного Римини, Мазина легла в римскую клинику, но кто-то проболтался Федерико, что навещал ее там. Он немедленно отправился в столицу. Они находились в соседних палатах и выписались в один день накануне золотого юбилея со дня их свадьбы.

Вечером 30 октября 1993 года супруги пришли из ресторана, где прошло их первое свидание, и у Феллини случился инсульт. Режиссер скончался в день пятидесятилетия со дня их свадьбы, так и не узнав, что его Джульетта смертельно больна. Мазина умерла через пять месяцев.

Супруги по-прежнему неразлучны. Они покоятся в общем склепе на кладбище в Римини. Надгробный памятник, выполненный в форме двух соприкасающихся парусов, установлен по проекту известного миланского скульптора Арнальдо Помодоро (Arnaldo Pomodoro).

Игорь Буккер



Название: Странности супружества в Серебряном веке
Отправлено: Grace от 08 06 2014, 08:52:06

Странности супружества в Серебряном веке    

Одна из самых известных и замечательных супружеских пар Серебряного века русской культуры и философии — Николай Александрович и Лидия Юдифовна Бердяевы. Как у большинства талантливых представителей этого периода отечественной общественной мысли, их отношения имели некоторую возвышенную особенность, если не сказать, гениальную странность.

Уроженка Харькова Лидочка Трушева была немного старше Николая Бердяева. Точно сказать насколько, уже сложнее. В советском паспорте, выданном на ее имя в 1922 году, указана дата ее рождения — 20 августа 1874 г. Оказавшись спустя два года в Германии, эмигрантке выдали удостоверение, в котором указан 1873 год. В личном деле, хранившемся в Департаменте полиции, рождение датировано 20 августа 1871 г. Биографы уверены, что именно эта дата более похожа на правду.

В семье почетного гражданина города Харькова Юдифа Степановича Трушева росли трое детей — Лидочка, брат Александр и младшая Женечка. На все лето семья покидала собственный дом в Харькове и уезжала на дачу Бабаки в Люботине Валковского уезда Харьковской области. Лидиии исполнилось 17 лет, когда умер отец. После смерти состоятельного юриста дом в городе пришлось продать, а вот дачу сохранить удалось. Мать, Ирина Васильевна, сумела найти деньги, чтобы отправить Лидию в 1891 году в Швейцарию, где в пансионе под Лозанной дочь изучала французский язык.

Писательница Ольга Волкогонова пишет: "Достаточно широко известна история письма девятнадцатилетней Лидии к Л. Н. Толстому. Сестры Трушевы находились под влиянием народнических идей служения народу, но не знали, куда они могут приложить свои силы, "по какой дороге пойти, чтобы выйти на истинный путь". Старшая, Лидия, собиралась пойти на фельдшерские курсы, но перед принятием этого решения набралась смелости и 21 сентября 1890 года написала Льву Николаевичу. Лидия, как и Бердяев, преклонялась перед гением Толстого. (Любовь к его произведениям останется с ними на всю жизнь: уже в эмиграции они будут вслух читать по вечерам друг другу "Войну и мир") В своем письме она просила совета: "Научите же меня, как жить для души, если чувствуешь ее присутствие, не дайте заглохнуть лучшим побуждениям человеческим". Как это ни удивительно, Толстой, который получал ежедневно сотни писем со всего света, ответил Лидии, — чем-то старика тронуло письмо молоденькой девушки. Он отговаривал ее поступать на фельдшерские курсы, не советовал "вообще искать средств делать добро. — Прежде всего надо искать средств перестать делать зло, которым полна наша жизнь". Великий писатель указал Лидии на христианский идеал Нагорной проповеди, с которым необходимо сличать свою жизнь (и тогда работы над собой хватит навсегда!). Он невольно угадал со своими советами: Лидия представляла собой исключение в не слишком религиозной семье Трушевых. Она пыталась продолжить переписку, написала еще одно письмо, но на него Толстой уже не ответил".

У сестер Трушевых были общие увлечения. Настолько общие, что они вышли замуж за братьев Рапп. Служащий Харьковской контрольной палаты и совладелец издательства, специализировавшегося на книгах для народа, был всего на год старше Лидии. Виктор Иванович Рапп и его брат ввели в социал-демократический кружок своих жен. Первый раз сестер Трушевых-Рапп арестовали в 1900 году. Их выпустили через 20 дней, после того как удалось убедить следствие, что они занимались с рабочими просветительской, а не политической деятельностью. Мама заплатила залог по две тысячи рублей за каждую и отправила непутевых дочек в Париж учиться в Русской высшей школе общественных наук.

Вернувшись в Харьков, сестры продолжили заниматься нелегальной деятельностью в местном комитете РСДРП. В сентябре 1903 года последовал второй арест. Освобожденные по решению прокурора, сестры обязаны были покинуть Харьков и переселиться в любой город по своему выбору. Обе семьи революционеров, находящиеся под секретным надзором полиции, выбрали более крупный университетский город. В Киеве Виктора Ивановича Раппа вновь бросили в тюрьму. Лидия Юдифовна познакомилась с киевлянином Николаем Бердяевым.

Замужняя Лидочка в бальзаковском возрасте по-настоящему заневестилась. Известный писатель Борис Зайцев вспоминал позже ее "редкостный профиль и по красоте редкостные глаза". Немногие черно-белые снимки не передают всей прелести 32-летней социал-демократки. Сближению с Бердяевым способствовало сродство душ и устремлений. За плечами обоих было увлечение революционными идеями и романами Толстого.

По своей стремительности их роман напоминал курортный, за исключением опошляющей его физической близости. К чему постель, когда можно прогуляться по брусчатке ночного Киева или покататься на лодке по Днепру. Вместо пылких ласк — бесподобно живые диалоги обо всякой чепухе на свете. Поговорить о мировоззрении Достоевского или о символистах увлекательнее, нежели тискать упругое тело партнера по любовным играм. Такое неестественное положение можно назвать полюбовным соглашением.

Молодой Бердяев был готов не только обсуждать теоретические аспекты любви в применении к философии Платона о двух ее видах — "Афродите небесной" и "Афродите пошлой, простонародной". Свою жизнь с Лидией философ видел в гармоническом слиянии духовного и плотского ("небесного" и "пошлого"). Наверное, Лидия Юдифовна возражала. Бердяев писал ей в письме: "Я не верю в чистоту физических аскетов, аскеты обыкновенно или развратны в воображении или их добродетель есть продукт малокровия и худосочия", "аскетизм есть разврат бессилия". С его точки зрения, их отношения были "слишком дружескими и детскими, слишком бескровными и постными".

В ту эпоху, обозначенную, как Серебряный век, слишком большое значение придавали проблеме пола. Это, если хотите, было мировое поветрие, а не только наше доморощенное. "С ранних лет вопрос о поле казался мне страшным и важным, одним из самых важных в жизни. С этим связано у меня очень много переживаний, тяжелых и значительных для всего существования". Молодой человек, теоретически и физически озабоченный проблемами пола — сейчас бы сказали секса — встречает замужнюю красивую женщину в полном соку, которая "как будто бы еще бесполое существо" и ему становится "страшно от мысли", что он может быть, не разбудит в ней пол.

"На половую жизнь нельзя смотреть со стороны, она возможна только, когда обе стороны забываются, когда каждый хочет другого, не может без другого, когда два должны слиться в одно, не могут жить иначе. Я думаю, не только человеческая плоть, но и человеческий дух имеет пол", — писал своей жене Бердяев. Гармонии телесного и духовного не получалось. Когда супруги были уже не так молоды, сохранилось множество свидетельств об их чисто духовном союзе. Сестра Лидии Юдифовны утверждала, что так было с самого начала их совместной жизни — они жили, как брат с сестрой, "как первые апостолы". За 10 лет до своей кончины Лидия Бердяева записала в дневнике, что ценность их с мужем союза заключалась в отсутствии "чего бы то ни было чувственного, телесного, к которому и я, и он относимся и всегда относились с одинаковым презрением, т.к. и он, и я считаем, что подлинный брак есть брак духовный".

В молодые годы Бердяев смотрел на женщину и ее предназначение иначе. Всегда афористичный бердяевский стиль вдруг становится тягуч и вязок: "Ведь дело не в том, чтобы ты согласилась жить со мной в физической близости, этого страшно мало и этого нельзя принять, если ты согласна быть моей женой для меня, а не для себя, для того, чтобы и я был удовлетворен, чтобы мне не было плохо, а не потому, что хочешь иметь меня своим мужем, для себя хочешь". Равнодушный к детям, Бердяев теоретически обосновывал свою позицию тем, что "биология устанавливает обратную пропорциональность между рождаемостью и индивидуальностью. Если органические силы идут на продолжение рода, то они естественно убывают для создания совершенной индивидуальности". И еще биографов в письмах Бердяева, адресованных супруге, поражает отсутствие в них каких бы то ни было бытовых вопросов.



Название: Истории любви: "Алые паруса" Кончиты
Отправлено: Елена Анатольевна от 07 07 2014, 15:11:40
Истории любви: "Алые паруса" Кончиты

Красноярск, начало июля, у памятника командору Резанову была развеяна земля с могилы его невесты Кончиты, которую привезли участники фестиваля стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Это еще один аккорд в этой истории любви, воспетой в рок-опере "Юнона и Авось".

"Если бы Кончита и Резанов поженились, история наших стран пошла бы по другому пути, а мой русский был бы намного лучше", — сказала президент и исполнительный директор историко-культурной Ассоциации по сохранению парка "Форт Росс" (крупного русского поселения в Северной Америке) Сара Свидлер — одна из инициаторов идеи. Она и вождь индейского племени Кашайя, издавна жившие в окрестностях русской колонии Форт-Росс, Лестер Рей Пинола Старший признались, что еще нигде не встречали такого теплого приема, как в Сибири.

Торжественная церемония завершилась запуском 250 надувных шаров, символизирующих 250-ю годовщину со дня рождения Николая Петровича Резанова. Одну из капсул с землей, собранной на могиле Кончиты, передали в дар Красноярскому краеведческому музею. Да и премьера рок-оперы на сцене Московского театра имени Ленинского комсомола тоже состоялась в июле.

Благодаря рок-опере "Юнона и Авось" композитора Алексея Рыбникова на слова Андрея Вознесенского на одной шестой части суши во второй половине ХХ столетия стала популярна история любви немолодого (по тогдашним понятиям) русского дворянина и юной испанской красавицы. Да, в 1806 году, когда к калифорнийским берегам пришвартовался корабль Резанова, этот будущий северо-американский штат принадлежал испанской короне.

История любви дочери коменданта крепости Сан-Франциско Кончиты и камергера Двора Его Императорского Величества Николая Резанова была воспета сначала иностранцами, в том числе и в стихах. Американский писатель Фрэнсис Брет Гарт (Francis Bret Harte) посвятил Марии Консепсьон Аргуэльо (María Concepción Argüello) небольшую балладу, названную Concepcion de Arguello.

Характерное для испанцев длинное имя превратилось в короткое Кончита (Conchita). Обычно это ласковое имя производят от Консепсьон (Concepción - "зачатие", в смысле непорочное зачатие Девы Марии). Но нам кажется, что судьбой девушке было предназначено получить свое имя от concha - "ракушка", а шире — от моря и всех его даров. Недаром нумерологи утверждают, что число имени Кончита — девять. Отсюда получается, что планета имени с числом 9: Нептун. Стихия имени с числом 9: Вода, влажность. И звери все сплошь морские: глубоководные рыбы, кит, чайка, альбатрос, дельфин. Не на белом коне, по морю приплыли к деве ее "Алые паруса".

Будучи одним из руководителей первого русского кругосветного плавания (более известного в нашей стране как плавание Крузенштерна-Лисянского), Николай Резанов направлялся с дипломатической миссией в Японию и по пути оказался у берегов Калифорнии. За четыре года до встречи с 15-летней испанкой учредитель Российско-Американской компании и дипломат Резанов потерял горячо любимую жену. Возможно, поэтому его перу принадлежит довольно фривольная фраза о том, как он, "ежедневно куртизируя Гишпанскую красавицу, приметил предприимчивый характер ея". Об этой дневниковой записи от 17 июня 1806 года упоминал поэт Андрей Вознесенский.

Резанов свободно общался на нескольких иностранных языках, в том числе превосходно владел испанским. Завороженная рассказами своего кавалера, девушка, еще подросток, отдала свое сердце седеющему мужчине с умными глазами. Она готова была отдать Резанову свою руку и уехать с ним в таинственную Россию. Препятствием для брака служила не разница в возрасте, на что в наши дни обратила бы внимание скорее Фемида, а разница в конфессиональной принадлежности. Православный жених и невеста-католичка тайно обручились. В начале лета 1806 года Резанов навсегда уплыл от своей суженой.

Будучи в Сибири, граф Резанов упал с лошади и сильно расшибся, повредив голову. 1 марта 1807 года он скончался в Красноярске. Незадолго до своего ухода Резанов упомянул о Кончите в письме к М. М. Булдакову, который был его свояком (мужем сестры его покойной жены) и одним из директоров Российско-Американской компании: "P.S. Из калифорнийского донесения моего не сочти, мой друг, меня ветреницей. Любовь моя у вас в Невском под куском мрамора, а здесь следствие энтузиазма и новая жертва Отечеству. Контепсия мила, как ангел, прекрасна, добра сердцем, любит меня; я люблю ее, и плачу о том, что нет ей места в сердце моем, здесь я, друг мой, как грешник на духу, каюсь, но ты, как пастырь мой, СОХРАНИ тайну".

Кончита так и не вышла замуж, даже когда точно узнала, что ее возлюбленного больше нет на свете. Сначала девушка проводила время на берегу океана, по легенде теперь на этом месте высится опора висячего моста "Золотые ворота" (Golden Gate) в Сан-Франциско. Остаток своей жизни донна Консепсьон провела занимаясь благотворительностью, а потом ушла в монастырь Святого Доминика под именем Мария Доминга. Она умерла 23 декабря 1857 года в возрасте 67 лет, не испытав ни радостей супружества, ни материнства.

Мария Доминга (Кончита) была похоронена на кладбище при монастыре, в 1897 году все захоронения монахинь были перенесены на специальное кладбище Ордена Святого Доменика. Николай Петрович Резанов похоронен на кладбище около Воскресенского собора города Красноярска. На средства Российско-Американской Компании над его могилой в 1831 году был установлен красивый памятник, утраченный при разрушении Воскресенского собора. В 1960 году могилу Резанова обнаружили, а прах перенесли на Троицкое кладбище и захоронили недалеко от церкви.

Игорь Буккер


Название: Русская жена французского сына
Отправлено: Независимая от 20 07 2014, 17:11:24
Русская жена французского сына

У нее была очень плохая репутация: дочь статского советника Надежда Ивановна Кнорринг в ранней юности вышла за князя Александра Нарышкина, родила дочь — но скоро стала любовницей драматурга Сухово-Кобылина. Не единственной: у того была давняя связь с французской куртизанкой, и потому он тяготится отношениями с Надеждой. Когда на Ходынском поле был найден труп француженки с перерезанным горлом, злые языки обвиняли именно Нарышкину — мол, из ревности наняла злодея… Впрочем, убийцу не нашли.

НАЧАТЬ СНАЧАЛА

От скандала подальше, княгиня Нарышкина для «поправки здоровья» отправляется в Париж, где рожает девочку — дочь Александра Сухово-Кобылина. Малышку назвали Луиза Вебер, и девочка жила с матерью на правах безродной сироты-воспитанницы, с ними же находилась и старшая дочь беспутной дамы — Ольга… Там под крышами Парижа уже намечена была точка пересечения их судеб: русской светской львицы и француза-бастарда. 
Дюма-сын родился от внебрачной связи Александра Дюма и белошвейки Катрины Лабе. Отец, правда, не отказался от сына, а снял для него и любовницы уютный домик в пригороде Парижа. Время от времени приезжал навестить малыша, и Катрина знала, что всегда сможет обратиться за помощью к влиятельному литератору. Потом Дюма официально усыновил мальчика и забрал его у матери.
Семилетнего Александра поселили в парижском доме отца. Два раза в неделю ему разрешили видеться с матерью. Но это не устраивало жену Дюма-отца, которая говорила: «После свиданий с ней он возвращается еще более своенравным, капризным и угрюмым, чем обычно. Я твердо убеждена в том, что мать настраивает его против нас». И она была не так далека от истины...
Маленький Александр чувствовал, что с матерью обошлись несправедливо. И 30 лет спустя не мог он простить отцу страданий, причиненных матери. Он всегда был убежден, что нет преступления бесчестнее, чем измена. Таким уж вырос Дюма-сын…

ПУТЬ К СЕБЕ

Правда об истинном происхождении Александра быстро разнеслась по школе, куда его отдали учиться. О, ему пришлось несладко. Однажды на уроке одноклассники спросили учителя: «Что означает слово «бастард?». Тот из вежливости ничего не ответил, а после урока Александр отыскал незнакомое слово в словаре: «тот, кто рожден вне брака». Слезы, стыд, унижение… Всю жизнь он будет размышлять над судьбой таких вот как он детей — незаконнорожденных, безвинно презираемых. И всегда будет жалеть их матерей, соблазненных и брошенных.
Впрочем, юность моралиста прошла вполне традиционно для его класса: в 20 лет Дюма-сын познакомился с куртизанкой Альфосиной Плесси, называвшей себя Мари Дюплесси. Об их бурном романе говорил весь Париж, ссоры чередовались с трогательными примирениями до тех пор, пока Дюма окончательно не решился на разрыв опостылевшей связи. Он уехал с отцом в путешествие, а вернувшись, с ужасом узнал, что Мари умерла от чахотки.
И Дюма-сын, изнемогая от чувства вины, пишет роман об их любви. Речь о «Даме с камелиями» — книге, которую прочли, вероятно, все девушки в мире. А великий композитор Джузеппе Верди по этому сюжету написал самую знаменитую свою оперу: «Травиату». Кстати, из-за «Травиаты» они всерьез поссорились — уязвленный писатель возмутился, что композитор не спросил его разрешения на создание либретто.
Естественно, Нарышкина восторгалась модным романом и пролила немало слез над судьбой несчастной героини Дюма-сына. Тем временем, судьба все ближе подводила нашего «моралиста» к русской княгине с дурной репутацией. И, наконец, встретились.
Много лет они прожили «в грехе». И поженились только тогда, когда любовь ушла…

НЕТ ДОРОГИ НАЗАД

Надежда Нарышкина в Париже жила весело, не избегая рискованных развлечений. Особой красотой она, правда, не блистала: небольшого роста, рыжеватая, с неправильными чертами лица — зато отличалась живостью нрава, была обаятельной, весьма остроумной и очень грациозной.
Она вела привычный образ жизни светской львицы и пользовалась успехом, умела очаровывать мужчин непринужденной болтовней, самоуверенностью и пренебрежением к мнению общества. Она открыто жила с бывшим послом в Петербурге герцогом Морни, братом императора Наполеона III. Сплетничают, осуждают — ах, пусть себе!
В 1852 году ее познакомили с Дюма-сыном. Он спасовал перед чарами русской кокетки, стал рабом страсти. «Это существо физически очень обольстительно. Она пленяет меня совершенством форм. Все нравится мне в ней: душистая кожа, тигриные ногти, длинные рыжие волосы и глаза цвета морской волны!», — откровенничал он в письмах к доброй своей приятельнице Жорж Санд.
Его обожаемая Надин ко всему была еще и очень капризна, а Дюма-сыну нравилось чувствовать себя укротителем. Он, пожалуй, женился бы на ней сразу, но русский муж коварной обольстительницы не давал ей развода. Собственно, ему бы и хотелось избавиться от развратницы-жены, но развод — это страшное пятно на репутации, а князь не желал рисковать карьерой.
В 1858 году Александр Дюма закончил пьесу «Внебрачный сын», а спустя два года у него родилась незаконная дочь. Надин рожала под присмотром самых дорогих врачей, назвала девочку Мария-Алисандра-Анриетта и четыре года выдавала ее за сиротку, взятую на воспитание. Когда же в 1864 году из России пришла весть о смерти Александра Нарышкина, Надин и Дюма-сын выпили шампанского от счастья: они могли, наконец, пожениться!

СЧАСТЬЕ БЫЛО ТАК ВОЗМОЖНО

Церемония совершалась в тайне, свадьба была скромной, на ней присутствовали четыре свидетеля и, конечно, родители — Дюма-отец и постаревшая Катрин. Жорж Санд не приехала на церемонию, но послала своему другу Александру в подарок вазу в форме урны, намекая, что его свобода после свадьбы станет пеплом. Но Дюма-сын был вполне доволен: ему удалось привести личную жизнь в согласие со своими нравственными идеалами. Ничего, что страсть стала остывать. Главное — он все сделал правильно!
Увы, счастья ему этот брак не принес: он скоро понял, что единственное чувство, оставшееся у него к Надин, — чувство долга. Но жена вновь забеременела, и писатель воспрял духом: наконец-то бог послал ему наследника! К несчастью, на пятом месяце у Надин случился выкидыш, после которого она тяжело болела и даже слегка помешалась. У нее начались неконтролируемые вспышки гнева, сменявшиеся периодами апатии и приступами ревности. Любую женщину, оказавшуюся рядом с мужем, она готова была убить из ревности. Что самое ужасное, ревновать мужа она стала даже к собственной старшей дочери, Ольге.
Дюма мрачнел, сторонился людей — ему неловко было появляться в обществе с женой-истеричкой. Когда 3 мая 1867 года Надин родила еще одну дочь — вместо наследника, о котором он так мечтал! — Александр решил, что между ними все кончено. Нет-нет, он продолжал быть нежным отцом, баловал своих девочек, гордился ими. Только ради них и не требовал развода, годами терпел их невыносимую мать, каждое движение которой было ему теперь отвратительно.
Доктора поставили диагноз: мадам Дюма душевно больна и выздоровление не наступит. Наверное, в этой беспросветной истории Дюма уже не надеялся на счастье: но в 1891-м влюбился. Как мальчишка. Александр встретил прелестную Анриетту Эскальс — и наш противник супружеских измен упал в ее объятья.
Он очень страдал от того, что его последняя любовь оказалась незаконной, нечистой. Ждать своего шанса на «честную страсть» ему пришлось четыре года: Надин умерла 2 апреля 1895 года, а через два месяца 70-летний Дюма-сын женился на Анриетте. Увы, у него не осталось времени на счастье: через четыре месяца Дюма скончался…

Ирина Воскресенская