Амедео Модильяни - история одной любви

любовь, настигшая Модильяни, была, как падение в пропасть. Кто бы из двоих ни сорвался первым, о камни все равно разбиваются оба. Они и разбились...

3а те три года, что они были рядом, она так и не успела стать его законной Женой. Но разве это имело хоть какое-то значение для погибающего от туберкулеза и пьянства художника и его молчаливой возлюбленной, чьи сердца не смогли разлучить даже могильные плиты парижского кладбища Пер-Лашез. На одной из этик плат написано: "Амедео Модильяни, художник, погибший на пороге славы", на другой - "Жанна Эбютерн, его преданная спутница, вплоть до полного самопожертвования". Это был прекрасный, но недолгий союз: она вдыхала в него жизнь, а он превращал эту жизнь в полотна...

Неодолимая гордость
"Амедео Модильяни! Ответь мне, как может писать картины слепой?! А ведь ты ничего не видишь вокруг себя! Ты думаешь, твое поведение приведет тебя к славе, а я скажу тебе - оно приведет тебя к смерти! Любовь моя, остановись, пока ты еще жив!" - кричала Жанна на своего спутника, видом своим больше напоминавшего бродягу, нежели обворожительного завсегдатая кафе "Ротонда". Обеими руками девушка придерживала огромный живот, словно боялась его уронить. Жанне едва исполнилось 22, а она уже во второй раз готовилась стать матерью...
...Позвякивание дребезжащих колес отражается и множится во чревах жестяных водостоков. Около шести утра, на Париж наползает рассвет. В промороженном трамвае нет пассажиров, кроме этих двоих, едущих в сторону улицы Гранд-Шомьер к дому номер восемь, где в холодной, захламленной бесчисленными рисунками и бутылками из-под дешевого вина мастерской Амедео почти каждый вечер выворачивает на изнанку прогрессирующая болезнь легких и где каждый раз Жанна не дает ему умереть окончательно...Модильяни был беден, страдал приступами хронического туберкулеза и внезапной агрессии, в немыслимых количествах употреблял алкоголь и гашиш и водил крепкую дружбу с такими же нищими и страстными художниками, как и он сам.
Половину своего времени он жадно работал, другую - проводил в знаменитых кафе Монмартра и Монпарнаса, за еду и стакан абсента развлекая публику эпатажными выходками и набросками на салфетках. Тонкий, обаятельный, прекрасно образованный, но безнадежно бедный человек, что мог он ей дать? Единственной роскошью, какой располагал Амедео, была гордость. Та самая неистребимая тосканская гордость, с которой он бросил однажды богоподобному Ренуару, пред коим преклоняли колени все без исключения художники Парижской школы: "Меня не интересуют те омерзительные зады, которые вы наглаживаете часами, прежде чем взяться за кисти' Я знаю чувственность иного рода..." Та самая гордость, с которой он уничтожал свои работы, охваченный приступами яростной самокритики, гг та самая гордость, которая никогда не позволяла ему - писать портреты за деньги, с послушностью маляра следуя указаниям заказчика...Подходил к концу 1919 год. Почти каждый вечер беременная Жанна вытаскивала Модильяни, еле держащегося на ногах, из очередного заведения, но всегда с тихой улыбкой безумного счастливца на лице, и усаживала его в трамвай, чтобы отвезти домой. Он и впрямь был счастливцем - последние три года рядом с ним была женщина, возле которой даже ангелы, видя ее работу и смирение, забывали свое предназначение.

Проклятый за глаза
Амедео Модильяни, выросший в живописном Ливорно (Тоскана, Италия), в 1906 году прибывает во Францию и селится в небольшой студии на Монпарнасе, парижском районе, в те годы кишащем начинающими художниками, скульпторами, поэтами и остальной богемной публикой, работы большинства из которых спустя всего несколько десятилетий будут признаны бесценными шедеврами мирового искусства. А пока, в начале ХХ века - это лишь бедные, полуголодные, но неистовые фантазеры, которых приютил под своей крышей знаменитый "Ля Рюш!; ("Улей") - общежитие для художников, открытое в 1902 году.Там Модильяни за горячий, истинно итальянский характер получает прозвище Моди (от франц. maudit - "проклятый") - отныне судьба запомнит это имя еще не раз повторит его
Там же, в "Улье", итальянец обзаводится друзьями, до конца жизни разделявшими с ним абсентовые грезы о великом искусстве. Среди них - Жан Кокто, Гийом Аполлинер, Пабло Пикассо, Диего Ривера, Макс Жакоб, Цадкин, Липшиц, Сутин, Бранкузи, Поль Гийом и, конечно же, Морис Утрилло, французский живописец-пейзажист, которого Моди обожали с которым они оставались самыми близкими товарищами всю жизнь. Не раз Амедео вызволял своего друга из приюта для душевнобольных, куда его, охваченного очередным наркотическим приступом, время от времени привозили на лечение родственники.Первые годы Модильяни привыкает к "парижскому стилю" жизни, страстно увлекаясь то живописью, то скульптурой, но почти все работы уничтожает. "Мои проклятые итальянские глаза никак не привыкнут к здешнему освещению... Я задумал такие потрясающие новые вариации оранжевого и синего, но сейчас нет никакой возможности заставить их играть! Все не то, не то! Опять это неуклюжее подражание Пикассо, который пнул бы эту гадость ногой..."Но уже к осени 1907 года у Амедео появляется первый почитатель - доктор Поль Александр, который мгновенно угадывает в работах художника особый неповторимый стиль, влюбляется в него и начинает по мере возможности скупать картины Модильяни. Он хранил у себя до самой смерти около 25 картин, написанных маслом, и огромное количество рисунков и набросков.Но никто никогда не видел эту коллекцию целиком - Александр настолько ревностно оберегал ее, что лишь в исключительных случаях разрешал взглянуть на содержимое альбомов, категорически не позволяя даже вынимать из них листы. Он же, Поль Александр, будучи яростным сторонником гашиша, "подсаживал" на него и все свое окружение, среди которого выделял Амедео более других.
Однако доподлинно известно, что экстравагантный и легковозбудимый Модильяни никогда не брался за кисти в состоянии наркотической эйфории - всякий раз он приступал к живописи лишь тогда, когда к нему возвращалась предельная ясность ума.Вокруг Модильяни всегда было полно мифов и легенд, мастерски сочиненных его же друзьями, соседями по "Улью" - талантливейшими людьми и развеселыми собутыльниками.
Многие из этик выдумок безобидны и лишь утрируют и без того эпатажное поведение Амедео. А вот бесчисленные истории о его донжуанстве, романах с самыми экстравагантными и яркими женщина-ми парижской богемы - чистая правда. Женщины не могли не влюбляться в красивого, обаятельного Моди благодаря не столько его таланту и романтической внешности, сколько ореолу трагичности, который всегда окружал личность художника. Приблизительно в 1912 году Амедео знакомится с обворожительной Кики, известной натурщицей, музой и любовницей около десятка художников на Монпарнасе. Между ними вспыхивает короткий роман, подобный череде галлюцинаций. Не думаю, что они хоть раз видели друг друга трезвыми, к тому же Кики была кокаинистка. Известно, что не раз Модильяни запирался с ней в мастерской на площади Клеман, прихватив краски, холсты, выпивку и наркотики для Кики. Это заточение повлекло за собой бурные пьяные сцены и создание нескольких превосходных портретов. Чуть раньше, в 1910 году, Амедео переживал страстные романтические отношения с Анной Ахматовой, которая находилась в Париже по случаю своего медового месяца с Гумилевым...Несколько лет спустя, в начале 1914 года, у Модильяни завязывается роман с эксцентричной Беатрис Хастингс, английской журналисткой, вошедшей в историю как некое подобие леди Бретт - соблазнительной и влиятельной самодурки.
В равной степени изысканная и карикатурная, она могла вышагивать по улице в какой-нибудь чудовищной шляпке кричащих оттенков и с корзинкой, полной живых уток. Она завораживала Амедео своим всесторонним образованием, необыкновенной живостью ума и поэтичной натурой. Модильяни жил с Беатрис в течение двух лет, она покровительствовала ему и его выходкам, и это, пожалуй, единственный период в парижской жизни художника, когда у него не было долгов.

Кокосовый орешек
Впервые Модильяни и Жанна увидели друг друга в апреле 1917 года, во время масленичного веселья на террасе монпарнасского кафе. Жанна Эбютерн, девятнадцатилетняя студентка академии Коларосси, девушка с очень необычной внешностью, уже была наслышана о Моди, "проклятом" итальянце, художнике с очень оригинальным стилем. Жанна сама была художницей, и притом весьма одаренной - некоторые из ее работ обнаружены лишь недавно, и они поражают уверенной, вполне состоявшейся манерой письма. Едва Жанна столкнулась взглядом с Амедео Модильяни, она уже знала, что влюблена без памяти.
В то время Моди постепенно становится узнаваемой личностью в среде художников, но его плохо знали, да и не хотели знать агенты и продавцы произведений искусства. Он вел безалаберную жизнь, подогреваемую алкоголем и наркотиками, фоном чему была ночная жизнь Парижа, а точнее, двух его районов - Монмартра и соседнего с ним Монпарнаса. Вскоре после знакомства у Жанны и Амедео начался роман, который чуть позже сыграет роковую роль в судьбе обоих художников.
Родители Жанны, ревностные католики, были в ужасе от связи дочери - мало того, что с богемным шутом, художником и бессребреником, но что еще хуже - с евреем!Жанна демонстративно ссорится с родителями и уходит жить к Модильини. С этого момента юная Жанна - миниатюрная, с каштановыми волосами рыжего отлива и неестественно белой кожей, из-за яркого контраста волос и цвета лица друзья Модильяни прозвали ее "Кокосовый орешек" - становится главной героиней полотен Амедео Модильяни.
Если верить легенде, Жанна была нежным, покорным и кротким созданием - полной противоположностью Амедео. Своим молчаливым присутствием она старалась уравновесить беспорядочную жизнь Моди, но проходит совсем немного времени, и он начинает пить еще крепче, задерживается в заведениях вроде "Ротонды" еще дольше, приступы кашля становятся все более невыносимыми. В марте агент Модильяни и один из его ближайших друзей Леопольд Зборовски устраивает им совместную поездку на Французскую Ривьеру.Там же 29 ноября в роддоме недалеко от Ниццы Жанна родила девочку, которой дала свое имя - Жанна Эбютерн. Модильяни, даже если и был рад рождению дочери, не вполне мог сносить сложившуюся обстановку - суета вокруг ребенка, ответственность и даже пустяковые обязанности гнали его время от времени прочь из дома в ближайшую харчевню, где за простым деревенским столом, отполированным крестьянскими локтями, он топил в анисовом ликере тоску по парижским мастерским, где можно было работать, не беспокоясь о деньгах (потому что их и так не было) и ни оком не заботясь.Но о возвращении в Париж пока не могло быть и речи - шла Первая мировая война, немцы бомбили город.Несмотря на рождение девочки, отношения Жанны со своей семьей все время осложнялись бесконечными конфликтами и обвинениями со стороны отца, который не мог примириться с еврейским происхождением Модильяни, его разгульным образом жизни и нежеланием брать на себя ответственность за семью.31 июля 1919 года Модильяни один вернулся в Париж, И лишь спустя несколько месяцев к нему присоединилась Жанна. Она снова беременна и, будучи невероятно привязанной к Амедео, совсем зацикливается на заботе о нем.
Ни Жанну, ни Амедео нельзя было назвать хорошими родителями: он был чересчур поглощен мыслями об искусстве, она - мыслями о нем, поэтому их первый ребенок, крохотная Жанна, переходит на попечение кормилицы.
Чтобы хоть как-то смягчить депрессивное состояние любимой, Модильяни в присутствии нотариуса подписывает обязательство: "Сегодня, 7 июля 1919 года, я обязуюсь жениться на мадемуазель Жанне Эбютерн, как только получу соответствующие документы". Документы, то есть разрешение на брак, Модильяни получил за несколько дней до своей смерти. Их свадьба так и не состоялась...

В шаге от пропасти, в шаге от славы
Постепенно к Амедео приходит признание и известность, творческое сообщество Парижа теперь воспринимает его не только как вечно полупьяного балагура с дурным характером, но и как серьезного убедительного художника, уникальный стиль письма которого полностью определился к 1919 году. Липшиц утверждал, что, если бы не вычурная гордость, Моди мог бы продавать гораздо больше картин. Он вспоминал, как однажды, в переполненной и гудящей "Ротонде" Амедео наотрез отказался продавать рисунок богатому иностранцу. Причиной тому послужила якобы оскорбительная щедрость покупателя - он совал Модильяни десять франков, тогда как Амедео просил за работу только пять. Но когда иностранец спьяну случайно заснул, привалившись прямо на столик кафе, Моди беззастенчиво украл из его бумажника сто франков и тут же отдал их знакомому поэту с провалившимися от голода глазами, притулившемуся за соседним столиком. После чего вернулся на место и продолжил спокойно штриховать наброски.
Состояние здоровья Модильяни все ухудшается, но, словно объявляя войну болезни, он упорно работает в мастерской, буквально заваливая Зборовски целой серией новых великолепных портретов. Зборовски волнуется и по-отечески треплет Моди за плечи: "Совсем скоро, Амедео, совсем скоро ты прославишься, я никогда ни в кого не верил так сильно, как в тебя!" Но Модильяни, никогда не разделявший оптимизма своего друга, если и вступал с ним в диалог о славе и бессмертии, то лишь с тем, чтобы от души посмеяться.
Летом 1919 года Зборовски, не без помощи парижского писателя и своего большого друга Осберта Ситвелла, организовал в лондонской галерее «Мансард» выставку французского искусства, куда с присущей ему осторожностью, словно родных детей, привез несколько десятков полотен Модильяни, Пикассо, Матисса, Дерена, Вламинка, Леже, Сюрважа, Утрилло, Сутина, Кислинга. Огромный успех, который имела эта выставка, отразился в потоке газетных отзывов - британская пресса с восторгом нахваливала работы художников, выделяя портреты Модильяни, как одни из самых интересных. И как следствие - одна из картин Амедео была продана по самой высокой цене среди всех прочих работ. К сожалению, во Франции успех лондонского предприятия прошел незамеченным, и финансовой поддержки, так необходимой в этот период Моди и Жанне, он не принес. Болезнь продолжала разъедать легкие Амедео, он беспрестанно кашлял, сильнейшие приступы туберкулеза доводили его до глубоких обмороков. Все это время Жанна находилась рядом, сквозь отчаяние понимая, что предстоящую зиму вместе им уже не пережить...
Ранним январским утром 1920 года Ортис де Сарате (художник и композитор, автор первой чилийской оперы "Цветочница из Пугано") и Кислинг обнаружили полуживого Модильяни, лежащего в тряпье на полу нетопленой мастерской. Рядом с ним сидела Жанна, пристроив альбом на огромном животе, и писала его портрет. Она явно была безумна. Везде валялись пустые бутылки из-под вина и жестянки из-под сардин. Сарате и Кислинг практически на руках, по морозу отнесли умирающего друга в Шарите на улицу Жакоб...
Спустя сутки 3б-летний Модильяни скончался от тяжелейшего приступа туберкулезного менингита в больнице для бедных, последними его словами были: "Я люблю тебя, Италия..." Кислинг и Утрилло попытались снять посмертную маску с его лица, но прежде чем у них это получилось, они вырвали несколько кусков кожи с лица и клочья волос - отчаяние, связанное с гибелью Амедео, охватило и их: руки тряслись и не слушались, отказывая в осторожности и точности действий. Все это время Жанна была рядом, молча глядя на это безумие... На следующее утро девушка, бессловесный "Кокосовый орешек" в облаке темных волос, которой оставалось несколько дней до родов, выбросилась из окна родительского дома, до последнего выдоха повторяя:"Я люблю тебя, Амедео..."
Разбитое тело Жанны Эбютерн подобрал с тротуара рабочий и на тележке поднял к квартире на шестом этаже. Родители девушки в ужасе захлопнули перед ним дверь, отрекаясь от дочери теперь уже не только в жизни, но и в смерти...Жанна редко выставляла свои чувства к Амедео напоказ и в отличие от Беатрис Хастингс никогда кичилась отношениями с одним из самых ярких представителей мансардной богемы Парижа. Но однажды она дала слово Модильяни - никогда не расставаться с ним... Так у кого повернется язык назвать ее самоубийство преступлением? Нет, она не совершала греха, она лишь сдержала обещание, последовав за своим Амедео по еще не остывшему следу...

Послесловие
Через год после гибели Жанны Эбютерн умерла Симона Тиру, канадская студентка, за копейки подрабатывающая натурщицей у многих художников на Монпарнасе. Когда-то у нее с Модильяни была не-продолжительная связь, в финале которой родился сын. Амедео никогда не участвовал в его жизни, и после смерти Симоны малыш был усыновлен французской семьей, которая дала ему свою фамилию. Говорили, что мальчик внешне был удивительно похож на Модильяни. Кто знает, что с ним стало тогда и где он теперь?.. Единственный известный ребенок Модильяни, дочь Жанна, отданная на воспитание, а затем удочеренная сестрой Амедео, благополучно выросла, став ОДНИМ из лучших биографов своего отца.
Прошло уже много лет с тех пор, как Модильяни признали одним из величайшим художников ХХ века. В июне 2006 года с аукциона Sotheby's в Лондоне его работа "Портрет Жанны Эбюртен в шляпе" ушла за $30 млн. Жанна успела оставить после себя только пять работ (три из которым - портреты ее возлюбленного) и полуторагодовалую дочь.
Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн составили вместе удивительную историю любви, в которой отчаяния было больше, чем объятий; и была она пропитана слезами Жанны, алкоголем и ароматом гашиша также сильно, как и запахом масляных красок Амедео; но к которой будут возвращаться снова и снова художники, писатели и кинематографисты в поисках примеров настоящей жизни и настоящей любви..
Иногда я закрываю глаза и вижу: зима, и улица Гранд-Шомьер, и идущая по ней пара Моди и Жанна. На нем все та же шляпа итальянского кроя, только с чуть затертыми, линялыми краями, на ней синее бархатное платье с измятым подолом... И никто из них не страдал, не захлебывался кровью, никто не умирал, не разбивался, упав с высоты; они по-прежнему держатся за руки. И вот мужчина слегка подхватывает свою маленькую спутницу, увлекая ее ближе к тротуару, чтобы пропустить мимо дребезжащий трамвайчик, который ездит по улочкам vieux Paris уже многие-многие десятилетия... На земле всегда будут люди, способные услышать скрежет его колес.

Наполеон и Валевская


1 января 1807 года по дороге в Варшаву император Наполеон ненадолго остановился переменить лошадей у ворот города Броне. Из шумной крикливой толпы поляков, состоящей по преимуществу из крестьян, рабочих и мещан, к генералу Дюроку, который был обер-гофмаршалом двора и адъютантом Наполеона обратились две женщины с просьбой хотя бы на мгновение увидеть великого человека.

Доверенное лицо императора мгновенно оценил красоту блондинки с большими голубыми глазами, обратившейся к нему по-французски глубоким низким голосом. Ее взор горел неподдельным восторгом, а щечки были залиты краской смущения. Grand Maréchal du palais или обер-гофмаршал Дюрок подвел обеих дам к дверце кареты: "Государь, взгляните на нее: она не побоялась протиснуться сквозь толпу, чтобы увидеть вас".

Прекрасная пани прерывающимся голосом выражает свой восторг перед Наполеоном, а тот подает ей букет со словами: "Мы увидимся, надеюсь, в Варшаве и я потребую тогда благодарности из ваших прелестных уст". Так, на постоялом дворе началась история любви 20-летней польской красавицы Марии Валевской и императора Франции Наполеона.

Будущая "коханка Наполеона" родилась в старинной, но обедневшей семье. После смерти ее отца на руках у матери остались шестеро детей. Вдова вынуждена была отдать девочек в пансион, где они немного выучились немецкому и французскому языкам, музыке и танцам. Пушкинское "мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь", относилось не только к русским дворянам и дворянкам, но и к польским шляхтичам и прекрасным панночкам.

Целомудренная и набожная полька могла составить прекрасную партию невероятно богатому и красивому юноше, который был ей почти ровесником. Однако он был русским и более того, сыном одного из генералов-угнетателей Польши. А ко всем ее девичьим достоинствам, католичка Мария была пламенной патриоткой. Поэтому она вышла замуж за 70-летнего дважды вдовца, старший внук которого был на девять лет старше невесты. Он в прошлом был шталмейстером, ведущим свой род от римских Колонна, и при этом очень богатым. Три года у юной Марии и старика Валевского не было потомства. Летом 1805 года у них родился сын.

Наполеон поручает верному Дюроку найти прекрасную незнакомку. Однако труднее оказалось не столько найти пани Валевскую (в этом помогли польские патриоты), а уговорить неприступную красавицу явиться на бал, куда ее позвал сам император. При помощи все тех же польских патриотов, которые намеревались сделать из Марии Валевской орудие для своих политических планов, пани чуть ли не силком приводят на празднество.

Вокруг прелестницы тут же возникает кружок блестящих свитских офицеров, не подозревавших о том, кому пытаются составить конкуренцию. Один за другим офицеры, рискнувшие перекинуться с Марией ничего незначащими фразами или пригласить ее на танец, тут же отсылались с каким-нибудь дурацким поручением подальше от двора. Тем временем Наполеон, над которым куражится шутник Эрот, проходит салоны и невпопад задает присутствующим вопросы. У одной молоденькой девушки император спросил, сколько у нее детей, у старой девы справился, не ревнует ли за красоту ее муж, а у чудовищной толстухи осведомился, любит ли она танцевать.

После обеда Марии вручают записку от Наполеона: "Я видел только Вас, я восхищался только Вами, я хочу только Вас. Немедленным ответом успокойте пылкое нетерпение страсти". Валевская с отвращением мнет записку, она понимает к чему клонит этот мужчина - верующая женщина не собирается изменять нелюбимому супругу. Однако сам пан Валевский, правда, не догадывающийся о том, что у него пробиваются рожки, настаивает на том, чтобы жена поехала к императору. Старый придворный доволен успехом, выпавшим на долю его супруги, а значит и на него самого. То, что радует старого маразматика, наоборот, раздражает Марию: к ней уже обращаются с просьбами, словно она метресса императора.

В сердце целомудренной католички боролись мораль и патриотизм. Любовь к отчизне победила любовь к Богу, а может, настойчивый и волевой мужчина сумел сломить сопротивление молодой и, в сущности, одинокой женщины. Мария разрешает привести себя в апартаменты Наполеона. В первую ночь он пощадил ее, но вырвал обещание приехать к нему снова. Второго натиска опытного вояки бедняжка не выдержала. К тому же так ли уж высока плата за восстановление польской государственности? Это только у фривольных французов национальной героиней может быть Девственница! И высшее общество ее прекрасно понимает, многие панночки все бы отдали, чтобы оказаться на ее месте. У многих польских магнатов в ту пору были если и не откровенные связи в свете, то тайные гаремы в их поместьях.

Оставалось только решить, как сделать так, чтобы не оказаться очередной походно-полевой женой, а стать польской супругой Наполеона. Для начала Мария написала письмо супругу, в котором честно призналась в произошедшем. Постепенно, не знавшая до того настоящих мужских ласк женщина, влюблялась в человека из плоти и крови, а не в абстрактный идеал родины. Их медовый месяц проходил под сенью прусского замка Финкенштайн. Тихая и монотонная жизнь, когда за обедом ей и императору прислуживает простой лакей, а в отсутствие Наполеона она занимается рукоделием или читает, нравится Марии намного больше светских раутов в Варшаве.

Один из первых биографов Валевской, член французской Академии, писатель Фредерик Массон полагал, что она была для Наполеона тем типом женщины, которую он думал найти в Жозефине. "Женщины нежной, мягкой, внимательной, робкой, не имеющей ни желаний, ни, по-видимому, даже воли, принадлежащей ему целиком, живущей исключительно для него, женщины, которая если и просит у него милости, то милости настолько колоссальной, в такой степени не личной, что замыслить ее, при всей ее химеричности, может лишь необыкновенно возвышенная душа, требовать же ее от человека, значит, приравнивать этого человека к Богу", - отмечал Массон.

Валевская приезжала к своему возлюбленному в Париж в начале 1808 года, а потом жила в элегантном доме около Шенбруннского дворца в Вене, где и забеременела, и после Венского мира поехала разрешиться от бремени в Валевич. 4 мая 1810 года там появился на свет Александр-Флориан-Жозеф-Колонна-Валевский. В конце 1810 года пани Валевская, проведя сезон водолечения в Спа, возвращается в Париж. Вместе с сыном она проживает в изящном отеле Шоссе-д"Антен, куда каждое утро император посылает к ней за распоряжениями. У нее ежемесячная пенсия в десять тысяч франков, к ее услугам ложи во всех театрах и открыты двери всех музеев.

Одной из первых Мария Валевская поспешила к императору в период Ста дней. После заключения Наполеона на острове Святой Елены, пани Валевская сочла себя свободной. В 1814 году скончался ее супруг Валевский, и Мария в 1816 году вышла замуж за кузена императора, генерала, графа Филиппа-Антуана д"Орнано, отставного полковника гвардейской кавалерии, одного из самых блестящих и храбрых офицеров. В этом браке Мария тоже родила сына. Пленника Святой Елены этот брак очень огорчил. Впрочем, Марии не пришлось наслаждаться семейной жизнью. Он умерла 15 декабря 1817 года в своем парижском отеле на улице Виктуар от последствий почечнокаменной болезни.

Игорь Буккер

Тайная страсть кардинала Мазарини

Недавно историки выдвинули новые версии того, как в действительности развивались события, в которых участвовали герои знаменитого романа Дюма «Три мушкетера» и его продолжений. Одна из подобных версий и легла в основу рассказа, который мы сегодня публикуем.

…Шел 1630 год. В Европе громыхала Тридцатилетняя война. А в тронном зале Лувра королевской чете Франции представляли личного посланника главы Ватикана. Вот он, смелый вояка и блистательный дипломат, молодой и красивый итальянец Джулио Мазарини.

Рекомендовал его на эту должность премьер-министр Франции кардинал Ришелье, бывший не только фактическим правителем страны, но и любимцем папы Римского. Он давно приметил деловые качества своего протеже, но не только они привлекли его внимание.

Ришелье понимал – без престолонаследника его страна рано или поздно превратится в одну из провинций австрийской короны Габсбургов. И если бойня длилась 12 лет, то наследника не было 15-й год.

Увы, нынешний король Франции Людовик XIII никогда не любил свою супругу Анну. Поженили их в 1615 году, когда обоим едва исполнилось по 14 лет.

Анна была дочерью короля Испании и австрийской принцессы – предполагалось, что ее родственники будут жить в мире с Францией. Но молодожены не смогли обзавестись детьми, и Австрия с Испанией, надеясь прибрать их трон к своим рукам, объявили Франции войну под религиозным предлогом.

Людовик и прежде редко посещал спальню жены, а вскоре и вовсе забыл о супружеском долге. И тогда Анна стала томно поглядывать на других мужчин… В конце концов выбор ее остановился на премьер-министре Англии…

Однако английский любовник мог стать проблемой для набиравшей мощь французской короны, и Ришелье резко воспротивился связи Анны с лордом Бекингемом. Франции грозила беда не на полях сражений, а на шелковых простынях!

Тогда-то кардинал и нашел достойного кандидата на роль своего заместителя в государственных делах и заместителя короля – в делах постельных. Представляя Мазарини ко двору, он с удовлетворением заметил, как огонь страсти полыхнул в глазах Анны и Джулио…

О любви у гроба

В Париже 4 декабря 1642 года с утра сыпал гадкий и колючий дождь. Под стать погоде была и церемония в Лувре – королевские приближенные прощались с телом только что усопшего кардинала Ришелье.

Через пару дней королева Анна в письме к герцогине де Шеврез – своей лучшей подружке в 20-40-е годы ХVII века и одному из главных врагов в 50-60-е – признается, что долго не могла определить свое отношение к Ришелье. Она ненавидела его, когда по наущению кардинала был убит герцог Бекингем.

Но ведь именно Ришелье связал их с Мазарини. Итальянец был на год младше королевы, но уже прославился на полях сражений и в кругах дипломатов. Приятное обхождение с людьми и умелое ведение дел принесли ему славу – о нем судачили на балах по всей Европе. Свое сердце отдала ему и Анна.

Вскоре, правда, папа Римский, недовольный тем, что его посол излишне печется об интересах Франции, отозвал Мазарини. Но его подданный успел подготовить базу для принятия французского гражданства. Еще бы – ведь Ришелье ждал, когда от связи Мазарини с Анной будет зачат наследник престола.

Людовик XIII не мог не знать об измене своей супруги с итальянцем. Но Ришелье каким-то непостижимым образом смог убедить его закрыть глаза на эту связь – было ясно, что никакие врачи не помогут королю, страдавшему мужскими болезнями, полученными в чужих постелях, зачать наследника. К тому же общественное осуждение Людовику не грозило – об этой тайне знали лишь трое, да ныне усопший Ришелье.

Благородный рогоносец

Особого интереса к Мазарини, которого продвигал Ришелье, Людовик, впрочем, поначалу не питал. И, может быть, поэтому согласился удовлетворить его желание в 1637 году вернуться, оставив папскую службу, во Францию и принять подданство.

К тому же Мазарини блистательно решал внешние проблемы в интересах Франции, и было бы глупо не воспользоваться его умениями.

Конечно, беременность Анны весной 1638 года стала для Людовика неожиданной. Переговорив в очередной раз с Ришелье, король решил сделать эту ситуацию государственной и личной тайной.

Но когда после 20 лет бездетного монаршего брака 5 сентября 1638 года родился будущий Людовик XIV, нынешнему королю стоило больших трудов принародно радоваться, дав наследнику имя Луи-Дьёдонне – «подаренный Богом».

Удивительно другое. Любовник Анны постепенно стал вызывать у короля куда больше симпатий, чем она сама. С его согласия Мазарини даже крестил маленького Луи. Более того, по просьбе умиравшего Ришелье его преемником Людовик XIII провозгласил Мазарини.

В тот момент и самому королю жить оставалось недолго – он знал, что смертельно болен. А до наступления совершеннолетия Людовика XIV страна должна была находиться в надежных руках. Потому-то он и назначил Мазарини главой Королевского совета.

В мае 1643 года Людовик XIII Справедливый умер. Наследнику престола было четыре года. Анна стала регентшей, а Мазарини – фактическим правителем Франции.

Искусство воспитать сына

В начале 1661 года Мазарини неожиданно почувствовал себя столь скверно, что решил покинуть Париж – в таком состоянии он не мог быть помощником любимой королеве и юному королю.

У себя в замке среди роскошных ковров и шедевров искусства глава Королевского совета отдыхал душой. Павильон в Венсенском лесу, который он построил для себя и королевы, был полон сокровищ – картины великих мастеров стали его второй страстью.

Первой всегда была любовь к Анне. Он мучился в разлуке. Написал ей сотни писем, часть из которых они хранили (их нашли в ХХ веке), а некоторые, слишком откровенные, сожгли.

Люди не должны были знать об их любви, о тайном венчании. И тем более никто не должен был знать, что наследник престола Людовик XIV – их сын.

Максимально ответственно Мазарини относился и к воспитанию Людовика. Благодаря ему юноша полюбил итальянскую культуру, музыку, певцов и актеров из Италии. С легкой руки кардинала юный Луи освоил игру на гитаре – нонсенс того времени, когда все увлекались игрой на лютне.

Кардинал потакал и юношеским амбициям венценосного подростка. Несмотря на страхи королевы, он регулярно увозил от нее сына, который любил военые лагеря, битвы, запах пороха и конные скачки. Конечно, он был строг в воспитании. Даже после совершеннолетия Луи, официально вступившего на трон, Мазарини порой распекал его как школьника. Приучал к экономии, ограничивая расходы наследника.

Существует легенда о том, что в 1658 году, когда Луи от матери уже знал, кто его настоящий отец, и знал, что его родители тайно венчались, Мазарини тяжело заболел. И Людовик, оставшись у его кровати и поправляя подушки, осторожно спросил:

– Что нужно сделать, чтобы спустя годы узнали, что вы – мой отец?

– Ничего, – спокойно ответил тот. – Король – сын короля, и по-другому не может быть. Я знаю, ты и моя племянница Мария Манчини любите друг друга. Но если суждено тебе жениться на двоюродной сестре, пусть это будет дочь твоего дяди короля Испании Филиппа IV инфанта Мария-Терезия. О своей племяннице я позабочусь. А тебе надлежит держать в узде Испанию.

…В 1659 году состоялась свадьба Людовика с Марией-Терезией. В брачный контракт хитрый Мазарини внес условие – приданое невесты, 500 тысяч золотых экю, должно быть выплачено Испанией в срок. Как он и предполагал, это требование выполнено не было – испанцы погрязли в государственных долгах. Зато Людовик отныне мог диктовать свои условия стране басков.

Позже, 25 февраля 1661 года, в присутствии Мазарини был заключен брачный контракт между его племянницей Марией Манчини и военным министром Италии Лоренцо Колонна. А через две недели Джулио Мазарини скончался. Ему не суждено было узнать, что Мария и Людовик пронесут свои чувства до конца дней, умерев с разницей в четыре месяца, в 1715 году.

Укрощение строптивых

Людовик XIV только после смерти Мазарини взял всю полноту власти в свои руки. И ужаснулся – по докладам министра финансов Николя Фуке выходило, что денег в королевской казне нет и не предвидится.

Вряд ли он вошел бы в историю как Король-Солнце, если бы через два дня после похорон Мазарини на пороге его кабинета не появился человек в глубоком трауре. Последовавший разговор между ними в том или ином виде вспоминали в мемуарах многие современники Людовика XIV.

– Ваше величество! Как вы знаете, долгие годы я служил Жюлю Мазарену, – произнес имя хозяина на французский лад склонившийся перед Людовиком XIV управляющий делами умершего кардинала Жан-Батист Кольбер.

Король кивнул, вспомнив, что за неделю до смерти Мазарини рекомендовал ему прогнать Фуке, назначив Кольбера на его место.

– Кардинал указал мне вход в тайное хранилище, где отложил для вас 15 миллионов золотых экю, не указанных в завещании. Жюль сказал, что эти деньги после его смерти понадобятся вам, чтобы обеспечить стабильность государства.

– Сколько?! – Людовик не поверил своим ушам.

– Пятнадцать миллионов – свыше пятидесяти тонн золота. Сумма, равная годовому доходу Испании.

…Кольбер был назначен суперинтендантом Франции. Основанная им судебная палата карала вельмож и чиновников за злоупотребления. Аресты, тюрьмы и казни расхитителей казны на некоторое время стали для Франции обыденным делом. Государству были возвращены огромные суммы и земли, незаконно присвоенные казнокрадами.

Ну а министр финансов Фуке закончил свою жизнь в Бастилии. 5 сентября 1661 года, выходя с заседания королевского совета, он был арестован капитаном королевских мушкетеров графом д’Артаньяном…

Евгений КАМЫШЕВ