Раздел I. О СИЛЕ ЛЮБВИ, ТЕКУЩЕЙ В КАЖДОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ СУБСТАНЦИИ

Каждая индивидуальная субстанция, управляемая [Аллахом], от природы стремится к своему совершенству, которое есть благо индивидуальное, проистекающее из индивидуальной субстанции Чистого Блага, и от природы она бежит присущих ей недостатков, которые в ней являются злом, [проистекающим] из первоматерни и небытия, ибо всякое зло связано с первоматерпей и небытием4. Очевидно, поэтому, что все существующие вещи, управляемые [высшим принципом], обладают естественным вожделением и врожденной любовью. Отсюда с необходимостью следует, что у этих вещей любовь есть причина их существования. Ибо все, что можно выразить, делится на разряды по трем признакам:

1) либо оно достигло особого совершенства,

2) либо достигло крайности недостатка,

3) либо колеблется между обоими состояниями, находясь по существу в промежуточном положении.

Далее, то, что [характеризуется] крайним недостатком, имеет своей целью достижение абсолютного небытия и исчерпание всех своих связей; ввиду этого его правильнее всего называть абсолютным небытием и изучать как небытие. Хотя оно и заслуживает того, чтобы по классификации или мысленно его относили к числу существующих вещей, тем не менее его бытие не должно считаться сущностным бытием. [Термин] существование к нему можно применять лишь метафорически. И к совокупности существующих вещей его можно относить только акцидентально (5). Следовательно, истинные существующие вещи являются либо такими, которые предрасположены к крайнему совершенству, либо такими, которые можно характеризовать как колеблющиеся между недостатком, чем-либо вызванным, и совершенством, существующим от природы. Стало быть, существующие вещи в совокупности своей не свободны от некоей связи с совершенством, и их связь с ним сопровождается врожденной любовью и вожделением того, что может соединить его с его совершенством.


Это ясно также со стороны причины и вопроса почему: поскольку

1) ни одна индивидуальная субстанция, управляемая [высшим принципом], не лишена присущего ей совершенства; поскольку

2) [такая субстанция] сама по себе не является достаточной [причиной] для существования своего совершенства, ибо совершенства управляемых [высшим принципов] суть эманация Совершенного самого по себе, и поскольку

3) нельзя представить себе, чтобы этот Принцип, привносящий совершенство, имел целью привнесение [совершенства] в каждую из индивидуальных субстанций в отдельности, — как то разъяснили философы; [поскольку все это так], из мудрости необходимо [сущего существа] и его умения управлять вытекает стремление заложить во все общую любовь, с тем, чтобы она таким образом сохраняла то, что было получено через эманацию, общие совершенства, и была направлена на их создание в тех случаях, когда они утрачивались дабы ею осуществлялось управление мудрым порядком [в мире]. Таким образом, наличие этой любви у всех управляемых [высшим принципом] существующих вещей должно быть необходимым и неотъемлемым. В противном случае была бы нужна другая любовь для того, чтобы сохранить эту общую любовь, уберечь ее от небытия и вернуть ее в прежнее состояние, когда она пришла в упадок, беспокоясь из-за ее удаления. [В этом случае] одна из этих двух любовей была бы бесполезной и излишней, а существование чего-либо бесполезного в природе, то есть в божественно установленном порядке ложно. Но нет любви вне этой общей абсолютной любви. Следовательно, бытие каждого предмета, управляемого [высшим принципом], определяется врожденной любовью.


Теперь, имея это в виду, отправимся к более высокой ступени, нежели та, о которой говорилось ранее, перейдя к рассмотрению Верховного Существа и того, как ведут себя вещи под управлением управителя, учитывая [меру] его величия. И мы говорим: благо любимо само по себе. Если бы это было не так, то все, что желает, стремится и совершает ту или иную работу, не имело бы перед собой определенной цели, представляя себе ее благость. Если бы благо не было любимо само по себе, то все усилия, направленные к благу, во всех действиях были бы напрасны. Поэтому благое любит благое, ибо любовь в действительности есть не что иное, как одобрение всего прекрасного и подобающего. И эта любовь есть начало стремления к нему, когда оно отсутствует, если это есть нечто такое, что может отсутствовать, или к соединению с ним, когда оно наличествует. Далее, все сущее одобряет то, что ему подходит, и стремится к нему, когда оно утрачено. А особым добром является склонность к чему-то в действительности и в помыслах относительно того, что считается действительно подобающим. Далее, одобрение и стремление, как неодобрение и отвращение, в существующей вещи проистекают из приверженности к ее благости, ибо вещь сама по себе одобряется только по причине своей благости, поскольку бытие называется благом правильным и сущностным образом лишь в тон мере, в какой оно — благое, так как правильность обнаруживается в вещи сущностно в виду ее здравости и благости. Ясно, таким образом, что благо любимо за то, что оно есть благо, будь то благо, присущее данной вещи, или благо, которое она разделяет с другими [вещами]. Каждый [вид] любви есть либо нечто уже достигнутое, либо то, чего еще надо достичь, а именно — из всего того, что любимо. Когда благость [вещи] возрастает, возрастает также и достоинство объекта любви, а также и любовное стремление к благу.


А раз это установлено, мы говорим: то Существо, которое слишком свято, чтобы быть управляемым, должно быть высшим объектом любви, ибо Оно является высшей благостью. А высший субъект любви тождествен с высшим объектом любви, а именно, с высшей и святейшей сущностью Всевышнего, ибо благое любит благое через соединение с ним посредством обретения и постижения. Первое Благо постигает себя актуально в вечности, и, стало быть, его любовь к себе самому — наиболее совершенная и полная. И поскольку между божественными атрибутами Его сущности нет никакого различия, любовь здесь — сущность и бытие в чистом и простом виде, как у Блага (6).

Таким образом, у всех существующих вещей либо любовь является причиной их бытия, либо любовь и бытие в них тождественны. Очевидно, следовательно, что ни одна индивидуальная субстанция не лишена любви, а это — то, что мы хотели разъяснить.

Раздел II. О НАЛИЧИИ ЛЮБВИ У НЕЖИВЫХ ПРОСТЫХ [СУБСТАНЦИЙ]

Простые неживые субстанции делятся на три разряда: 1) истинная первоматерия, 2) форма, которая не может существовать отдельно сама по себе и 3) акциденции. Различие между акциденциями и этой формой состоит в том, что форма образует субстанцию. Поэтому древние метафизики считали подобающим относить ее к подразделениям субстанции, ибо форма является частью самостоятельно существующих субстанций, и они не отказывались признавать за ней свойство субстанциональности из-за того, что она не может существовать отдельно сама по себе, — ибо таково состояние субстанции первоматерии. Несмотря на это, не следует отрицать ее принадлежности к субстанциям, потому что она по своей сущности является частью таких субстанций, которые существуют сами по себе. Более того, метафизики придают ей, т. е. форме, свойство субстанциональности [в большей мере], чем первоматерии. Причина этого заключается в том, что субстанция существует как актуальная субстанция благодаря данной субстанциональной форме: если последняя существует, то должна существовать актуально и субстанция. Поэтому сказано, что форма есть субстанция как вид актуальности7.


Что до первоматерии, то она относится к числу тех [вещей], которые получают субстанциональность потенциально. Ибо актуальное существование какой-либо субстанции не обязательно следует из существования первоматерии. Поэтому сказано, что она есть субстанция как вид потенции.


Таким образом, в данном рассуждении устанавливается истинная природа формы. Эту истинную природу нельзя приписывать акциденции, ибо эта последняя не является [началом], образующим субстанцию, и ни с какой точки зрения не может рассматриваться как субстанция.


А раз это установлено, мы говорим: каждая из этих простых неживых индивидуальных субстанций сопровождается врожденной любовью, от которой она никогда не свободна, и любовь эта — причина их бытия. Что же касатеся первоматерии, она представляет собой лишенность в то время, когда она только стремится иметь форму, а [само] ее стремление к ней есть нечто существующее. Поэтому ты можешь заметить, что когда она лишена одной формы, она спешит обрести другую форму взамен, избегая абсолютного небытия. Первоматерия же есть местопребывание небытия. Таким образом, когда она имеет форму, в ней есть лишь относительное небытие, а если бы [у нее вообще] не было формы, то ей было бы присуще абсолютное небытие. И здесь нет нужды в подробном рассуждении для выяснения того, почему это так. Первоматерия подобна уродливой, безобразной женщине, которая боится, как бы ее уродство не обнаружилось: каждый раз, когда открывается ее покрывало, она прикрывает свои недостатки рукавом8. Итак, установлено, что первоматерия обладает врожденной любовью.


Что же касается формы, то имеющаяся у нее врожденная любовь проявляется двояко:

1) в обнаруживаемом нами стремлении ее придерживаться своего предмета;

2) в обнаруживаемой нами приверженности ее к своим совершенствам и естественным местам, когда она находится в них, и любовном стремлении к ним, когда она от них отделена (9), как то имеет место у пяти простых тел и вещей, составленных из четырех (элементов). Кроме этих разрядов [вещей], форма не придерживается ничего.

Что касается акциденций, то присущая им любовь также проявляется в их приверженности к предмету [любви], а именно, когда они связаны с поочередно сменяющимися в предмете противоположностями.

Таким образом, ни одна из этих простых [субстанций] не лишена любви, присущей ей от природы.

Раздел III. О ЛЮБВИ У СУЩЕСТВУЮЩИХ ВЕЩЕЙ [ВООБЩЕ] И У ТЕХ [ИЗ НИХ], КОТОРЫЕ ОБЛАДАЮТ ПИТАТЕЛЬНОЙ СИЛОЙ В ТОЙ МЕРЕ, В КАКОЙ ОНИ ЕЮ ОБЛАДАЮТ

Вкратце укажем: как растительные души делятся на три разновидности:

1) питающая сила,
2) сила роста и
3) сила размножения,

— точно так же любовь, присущая растительной силе, делится на три разновидности: 1) первая из них присуща питающим силам и является источником влечения к пище в соответствии с потребностями в ней материи и задержания ее в питающемся [теле] после претворения ее в его природу; 2) вторая разновидность любви присуща силе роста и является источником влечения к пропорциональному увеличению объема питающегося [тела]; 3) третья разновидность любви присуща силе размножения и является источником стремления произвести начало сущности, подобной тому, от которой он сам произведен.

Ясно, что когда существуют эти силы, необходимо существуют и эти разновидности любви. Следовательно, они также от природы наделены любовью.

Раздел IV. О НАЛИЧИИ ЛЮБВИ У ЖИВОТНЫХ СУБСТАНЦИИ В ТОЙ МЕРЕ, В КАКОЙ ОНИ ОБЛАДАЮТ ЖИВОТНОЙ СИЛОЙ

Нет сомнения, что каждая из животных сил и душ10 характеризуется тем действием, которое побуждается врожденной любовью. Если бы это было не так, — если бы они не обладали естественной брезгливостью, источником которой является врожденное отвращение, и естественным влечением, имеющим своим источником врожденную любовь, — то их существование в животном теле должно было бы рассматриваться как праздное. И это проявляется во всех частях, на которые делятся эти силы.

Что до той части, которая ощущает извне (11), то [ее действие] определяется дружбой и враждебностью к определенным предметам чувственного восприятия. В противном случае животное не могло бы проводить различия между воспринимаемыми явлениями и остерегаться тех вещей, которые приносят вред, и ощущающая сила в своей истинной природе была бы излишней.

Что же касается части, ощущающей изнутри (12), то она действует, успокаиваясь и наслаждаясь приятными воображаемыми предметами и т. п., когда они имеются, и жадно стремясь к ним после их утраты.

А что до гневательной части, то [ее действие] определяется жаждой мести и стремлением к господству, избеганием слабости и унижения и всего, что на то похоже.

[Обращаясь теперь] к чувственной части, мы предпошлем этому некоторое вступление, которое будет полезным само по себе, а также для [уяснения] основанных на нем рассуждений в разделах.

Любовь делится на две разновидности. К первой из них относится естественная любовь. Ее носитель не успокаивается до тех пор, пока каким-либо образом сам по себе не достигнет своей цели, если ему не препятствует в этом какая-либо внешняя принуждающая [сила]. Камень, к примеру, не может не достичь своей цели, а именно соединиться со своим естественным местом и покоиться в нем самому по себе, если только на него не действует некая принуждающая сила. Так, например, обстоит дело с питающей силой и другими растительными силами: первая продолжает добывать пищу и претворять ее в плоть до тех пор, пока какое-либо стороннее явление не воспрепятствует этому. Вторым видом любви является любовь по свободному выбору. Ее носитель может иногда сам отвернуться от объекта своей любви; когда он предвидит, что она повлечет за собой какой-то вред, он взвешивает степень этого вреда и ту выгоду, какую представляет собой объект любви. Так, например, когда осел издали увидит направляющегося к нему волка, он перестает жевать ячмень и спасается бегством, ибо знает, что грозящий ему вред перевешивает пользу того, от чего он отказывается.

Иногда два субъекта любви имеют один и тот же объект, причем один из них естественный, а второй относится к свободе выбора. Так, например, обстоит дело с целью размножения, когда она соотнесена с растительной силой размножения и животной чувственной силой.

Установив это, мы говорим: чувственная сила животного — вещь, наиболее ясная для людей в массе, и нам нет нужды разъяснять это. Объект любви неразумного животного вообще тождествен объекту любви растительной силы. Правда, из любви растительной силы вытекают лишь такие действия, которые относятся к естественному, низкому, [даже] самому низкому виду; из любви же животной силы вытекают [действия], основанные на свободной воле, и они [принадлежат] более возвышенному и благородному виду и проистекают из более чистого и прекрасного источника, — настолько, что иногда некоторые животные используют при этом силу ощущения. Широкой публике, поэтому, обычно представляется, что данный вид любви присущ именно ощущению, но па поверку он оказывается присущим чувственной [силе], хотя ощущающая сила и принимает в нем участие как нечто опосредствующее. Чувственная животная сила иногда соответствует растительной по цели в том отношении, что она достигается без свободной воли.

Таким образом, действительно есть различие в том, каким образом эти силы порождают деятельность в соответствии с наличием или отсутствием свободной воли, как мы то наблюдаем в случае произведения себе подобного. Хотя неразумное животное движимо прирожденной ему естественной любовью посредством свободы воли, заложенной в него [промыслом божьим] для произведения себе подобного, здесь нет самого по себе стремления к непосредственной цели, ибо такая любовь преследует два вида цели. Я имею под этим в виду следующее: божественный промысел устанавливает обязательно сохранение приплода у растений и животных; но достичь желаемого продления существования возникшей особи невозможно, ибо где имеет место возникновение, там необходимо следует уничтожение. Поэтому [божественная] мудрость обязательно устанавливает некое провидение, продолжающее бытие их обоих в видах и родах, вкладывает в природу каждой особи нечто, благодаря чему в видах [животных] имеется желание заниматься размножением себе подобных, и с этой целью подготавливает в ней соответствующие орудия (13).

Далее, поскольку неразумное животное стоит ниже того уровня, па котором приобретается разумная сила, посредством которой постигается истинная природа универсалий, оно не может постичь цели, исходящей от универсалий. По этой причине его чувственная сила напоминает растительную силу в отношении необходимого стремления ее к данной цели.

То, что мы установили в этом разделе, как и в предшествующем, полезно для [понимания] многого из того, что будет утверждаться в этом трактате с помощью Аллаха и при добром его поспешествовании.

Раздел V. О ЛЮБВИ ТЕХ, КТО ОТЛИЧАЕТСЯ ИЗЯЩЕСТВОМ И МОЛОДОСТЬЮ, К КРАСИВЫМ ОБРАЗАМ

Рассмотрению предмета этой главы мы должны предпослать введение из четырех пунктов:

1. Когда к одной из сил души присоединяется другая, более высокая в отношении благородства, она вступает в связь с последней, и [в результате этой связи низшая сила] повышает свои блеск и красоту, так что ее действия превосходят тот уровень, на котором они находились бы, если бы эта сила оставалась одна, либо в числе, либо в совершенстве знания, в тонкости охвата и стремления к достижению цели. Ибо высшая сила поддерживает и укрепляет низшую и, отводя от нее опасности, заставляет ее повысить свое превосходство и совершенство; и она помогает ей разными способами, доставляя ей красоту и благородство. Так, чувственная сила животного помогает растительной силе, а сила гнева отвращает от предметов, могущих принести ущерб его материи, — [во всяком случае до тех пор, пока] не настанет естественное [время] его гибели, — и [вообще] от всяких бедствий.

[Еще один пример:] разумная [сила души] помогает животной [силе] в достижении ее целей, повышая ее качество и благородство путем использования ее помощи в своих [собственных] целях. Именно по этой причине часто оказывается, что силы ощущения и желания у человека переступают и своих действиях свойственную им ступень, так что иногда они преследуют в своих действиях цели, которые достигаются лишь чисто разумной силой.

Точно так же обстоит дело и с воображающей силой: разумная сила иногда использует ее, опираясь на ее помощь, при том или ином способе достижения своей цели, а воображающая сила, пользуясь тем, что разумная сила обращается к ней, крепнет и смелеет настолько, что ей кажется, будто она достигла этой цели независимо от разумной силы. Более того, она восстает против разумной силы, украшается ее чертами и признаками, претендует на то, на что [может] претендовать [лишь] разумная сила, и воображает, будто достигла того, что созерцает умопостигаемые предметы, приносящие покой душе и уму14. [Во всем этом она действует] как дурной раб, к которому господин обратился за помощью в одном многополезном для пего деле, и который возомнил, будто достиг желаемого независимо от своего господина, что господин неспособен этого сделать и что, мало того, он сам является господином, хотя на самом деле данного господином задания он вовсе и не выполнял, о чем ему ничего неведомо. Подобное положение имеет место в силе желания у человека, что и служит одной из причин [его] порчи. По это необходимо в [общем] порядке, в коем ищут блага, и в этом [порядке] не было бы мудрости, если бы великое благо оставлялось из-за вредоносного действия незначительного по сравнению с ним зла.

2. Животная душа в человеке может отдельно [сама по себе] совершать и претерпевать действия, такие как ощущение, воображение, половое сношение, агрессивность и воинственность. Однако вследствие того, что [животная душа человека] обретает некоторое благородство из-за соседства с душой разумной, она выполняет такие действия более благородно и утонченно, и поэтому в предметах чувственного восприятия ее привлекает то, что обладает лучшей природной смесью и более правильным и соразмерным строением, — то, на что другие животные не обращают внимания, не говоря о том, что они ими не интересуются.

Человек применяет также силу воображения к изящным и прекрасным вещам так, что [действие его воображения] почти уподобляется [действию] чистого разума. Разным образом в действиях, вызванных [силой] гнева, чтобы угодить обладателям красоты, совершенства, гармонии и очарования, он пускается па всевозможные уловки, облегчающие ему достижение превосходства и победы.

Иногда [человеческие действия] явно основаны на соучастии разумной и животной [души], как это [бывает], например, когда разумная сила [человека] использует его силу ощущения, чтобы путем индукции вывести универсалии из единичных предметов. Точно так же в своих размышлениях он обращается к силе воображения, достигая таким путем своей цели в отношении умопостигаемых предметов. Равным образом он заставляет стремящуюся силу вопреки ее собственной цели, состоящей в удовольствии, подражать Первопричине в сохранении видов, и особенно лучшего из них — вида человеческого, как он заставляет ее [стремиться] к еде и питью не как попало, а наилучшим образом, и не ради одного только удовольствия, а для того, чтобы помочь природе, призванной сохранить особь лучшего вида, т.е. человеческий индивид. Равным образом он поднимает силу гнева на сражение с богатырями или на битву, чтобы отогнать [врага] от добродетельного города или благочестивого народа. От него могут исходить и действия, проистекающие из недр его разумной силы, такие, как созерцание умопостигаемых предметов, стремление к [возвышенным] целям, любовь к будущей жизни и соседству Милостивого [Аллаха].

3. В каждом из божественных постановлений есть некое благо, и к каждому из этих благ стремятся. Однако мирские блага таковы, что выбор их может повредить более возвышенному благу. Так, общепризнано, что следует избегать простого и беспорядочного наслаждения жизнью [хотя само по себе оно может быть желательно], ибо оно может повредить чему-то еще более желательному, а именно — обилию богатств или достатку. Вот другой пример, взятый из [науки] о пользе для тел: желательно и полезно выпить укию15 опиума, чтобы прекратить кровотечение из носу, но от этого следует отказаться из-за вреда, который это нанесет чему-то более желательному, а именно здоровью и вообще жизни. Таким же образом вещи, присущие животной душе, когда они обнаруживаются в избытке у неразумного животного, считаются не злом, а скорее достоинством его сил; но ввиду зла, причиняемого ими разумной силе, как мы на то указали в трактате, озаглавленном «Подарок» (ат-Тухфа), они рассматриваются у человека как недостаток. И следует отворачиваться и бежать от них.

4. Как разумная, так и животная душа, — последняя по причине близости к первой, — всегда любят то, что стройно, гармонично и соразмерно, как, например, гармоничные звуки, хорошо сочетающиеся друг с другом вкусовые качества различных блюд и т. п. По если в животной душе это вызвано природой, то у разумной души это проистекает из того, что она предрасположена [к этому] созерцанием идей, возвышающихся над природой, и знает: все, что близко к Первому Объекту любви, то более стройно и соразмерно, а то, что следует непосредственно за Ним, достигает большей степени единства и связанных с ним качеств, таких как гармония и согласованность; тогда как, напротив, что удалено от Него, то ближе к множественности и связанным с нею качествам, таким как дисгармония и несогласованность, как это разъяснили метафизики. Всегда, когда разумная душа достигает обладания чем-то стройным, она созерцает это нетерпеливым взором.

Поскольку эти предпосылки установлены, мы говорим: одно из свойств разумного [существа] — то, что оно любит красивую внешность у людей, и это иногда рассматривается как изящество и молодость. Такое свойство либо присуще [одной только] животной силе, либо [является результатом] соучастия [разумной и животной сил]. Если бы оно было присуще [только] животной силе, то разумные люди не считали бы это изяществом и молодостью. Ибо истинно, что когда человек испытывает устремления, [свойственные] животной [душе], по-животному, он опадает в порок и вредит разумной душе. Это не присуще разумной душе, ибо принадлежностями ее работы являются вечные умопостигаемые предметы, а не преходящие чувственно воспринимаемые единичные вещи. Этот [вид любви], следовательно, вытекает из соучастия [упомянутых двух сил].

Это можно объяснить и другим способом: если человек любит прекрасный образ ради животного удовольствия, то заслуживает порицания, даже осуждения и обвинения в грехе; таковы, например, те, кто предаются содомскому греху и вообще порочные люди. Но если человек любит миловидный образ умозрительно, то, как мы уже объяснили, это следует считать средством возвышения и приближения к благу, поскольку он испытывает более близкое воздействие Первоисточника [всякого] Влияния и Чистого Объекта любви, и более подобен возвышенным, благородным вещам. А это делает его достойным того, чтобы быть изящным и мило молодым. По этой причине не бывает так, чтобы сердца проницательных людей из числа тех, что обладают острым умом и философским мышлением и не следуют за теми, кто выдвигает жадные н скупые требования, не были заняты тем или иным прекрасным человеческим образом. Ибо человек, имея нечто сверх того совершенства, которое свойственно человечеству (поскольку он существует, обладая совершенством гармоничного облика, приобретенного из стройности и гармоничности природы и из проявления божественного воздействия), более всего достоин получения того, что скрыто в плоде сердца и составляет чистоту любви. Поэтому и говорит пророк — да благословит его Аллах и да приветствует! — : «Ищи удовлетворения твоих потребностей у обладающих прекрасным лицом», — желая этим сказать, что красивый образ бывает только при хорошем природном составе и что совершенная гармония и состав придают [человеку] приятные черты и милые качества. Иногда, однако, случается, что человек с безобразным обликом прекрасен по своим внутренним качествам. Для этого возможны два объяснения: либо безобразие облика Вызвано не внутренним недостатком в гармонии первоначального [природного] состава, а какой-то внешней, привходящей порчей; либо же красота черт вызвана не природой, а привычкой. Равным образом бывает так, что человек с красивым обликом безобразен чертами [своего характера]. Этому также можно дать два объяснения: либо уродство в чертах [характера] возникает привходящим образом вместе с чем-то, привходящим в природу после закрепления состава, либо оно возникает из-за сильной привычки16.

Любовь к прекрасному облику сопровождается тремя желаниями: 1) обнять, 2) целовать и 3) сочетаться.

Что касается третьего желания, то при его [появлении] выясняется, что оно присуще только животной душе, что доля ее в этом велика и что она выступает здесь не как средство, а как участница, более того — как [участница], пользующаяся [средством]. Дело это отвратительно, но и разумная любовь может не быть чистой, если животная сила ей всецело не подчиняется . Поэтому в желании сочетаться лучше подозревать любящего, который соблазняет предмет своей любви ради одного этого, если только его потребность не носит разумного характера, т.е. если он не помышляет о воспроизведении себе подобного. А это невозможно для мужчины (17): для женщины же, которой это запрещено шариатом, это мерзко. Поэтому такой вид любви допустим и может быть одобрен только и отношении мужчины, который сочетается со своей женой или невольницей.

Что касается объятий и поцелуев, то сами по себе они не заслуживают осуждения, если их цель состоит в сближении и соединении, поскольку душа желает достичь объекта своей любви присущими ей чувствами осязания и зрения. Поэтому она получает наслаждение от объятия, стремится к тому, чтобы дыхание начала психической деятельности, каковым является сердце, слилось со сходным дыханием в объекте любви и поэтому желает целовать его. Однако объятия и поцелуи акцидентально вызывают такие порочные страсти, которых следует остерегаться, если только нет уверенности в том, что те, кто ими охвачены, [способны] подавить их и быть вне подозрения. Поэтому нельзя упрекать, когда целуют детей, хотя в принципе это может быть подвергнуто такому же подозрению, поскольку цель поцелуев — сближение и соединение, но [в данном] случае они не [сопровождаются] порочными и греховными [помыслами].

Кто исполнен такой любви, тот молод и изящен, а [сама] эта любовь — изящество и молодость.