И изрек Бог все слова сии, говоря:

Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства;

Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим.

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли…
Исход 20, 1–4.
До Камиля Писсарро, Хаима Сутина, Жака Лифшица, Амедео Модильяни и Марка Шагала не было великих художников-евреев. Библейский запрет изобразительного искусства подавлял какие бы то ни было творческие порывы изобразить образы живыми красками. Евреи мастеровые могли вырезать львов из дерева для украшения священных ковчегов или делать витражное стекло мрачных цветов, но не позволялись ни портреты аристократов, ни пасторальные сцены, и вообразить нельзя было классических обнаженных, раскинувшихся в траве.

Один из грандов импрессионизма, Писсарро бесспорно повлиял на своих великих преемников Поля Гогена и Поля Сезанна. Однако наследие Писсарро было слишком большим, не всегда изысканным, а в его последние годы часто оказывалось шаблонным и повторяющимся.

Некоторые критики сходным образом характеризовали и творчество Шагала, и все же его ранний период был поистине необычайно выразительным, уникальным по своей вдохновенности и чем-то большим, нежели просто искусством. Работы Шагала передавали в живописи безнадежно утраченную культуру восточноевропейских местечек, ее самую чистую суть. В его картинах надменно улыбающиеся синие коровы вечно летают над соломенными крышами домов. Деревенские жители празднуют свадьбу, навсегда собранные вместе на праздничном костре, а жених и невеста, стоящие под балдахином, поднимаются почти за пределы картины. Искусство Шагала сохранило на все времена бесследно исчезнувший мир.

В своей мягкой манере Шагал символизировал индивидуальное сопротивление художника политическому угнетению и господству искусства так называемых авангардистов. Он считал негодными научные подходы к искусству. Импрессионизм и строго геометрический кубизм были «чужды» ему.

В первые годы независимости Израиля Шагал стал также международным символом процветающего еврейского художественного творчества. В отличие от Писсарро или Модильяни, которые никогда не занимались еврейской темой, Шагал явно стремился создать из опыта своей юности в России еврейское искусство – сверкающее, новое и современное. (Единственными художниками, которых в этом смысле можно сравнить с Шагалом, были швейцарский композитор Эрнест Блох, сочинивший среди прочего большую рапсодию «Шеломо» для виолончели с оркестром, посвященную царю Соломону, и трогательное «Богослужение»; автор новелл и драматург Шолом-Алейхем и Нобелевский лауреат романист Исаак Башевис Зингер). Фрески и витражи Шагала на библейские темы для церквей во Франции, Швейцарии, Покантико-Хилсе, Нью-Йорке; для медицинского центра «Гадаса» и кнессета в Израиле, Ватикана, нью-йоркской «Метрополитен-Опера» и Секретариата ООН представляют собой публичные свидетельства его гуманистической, полной любви и утешения позиции.

Шагал родился в Лиозно под городом Витебском в царской России, и его настоящая фамилия была Сегал (великий американский композитор Аарон Копленд также проследил свои корни до Витебска). Отец Шагала проработал тридцать лет разнорабочим на селедочном складе. Он так и не сумел оценить удивительные способности сына. Марк поступил сначала в хедер (начальную религиозную школу для маленьких детей), затем в государственную школу. Когда его друг высказал восхищение его работами, Шагал уговорил мать оплатить его уроки у местного портретиста.

В 1906 г. Шагал рискнул поехать в Санкт-Петербург учиться в Императорском обществе поддержки искусств. Позже он познакомился с евреем Львом Бакстом – театральным художником, оформлявшим спектакли «Русского балета» Дягилева, и некоторое время учился у него (в классе Бакста рядом с ним стоял великий танцор Вацлав Нижинский, почему-то решивший, что и он может живописать). Получив стипендию от одного адвоката, Шагал смог выехать из России на четыре года плодотворной работы в Париже. Приобщившись к жизни французской богемы перед Первой мировой войной и к сокровищам Лувра, Шагал почувствовал себя свободным. Во Франции он стал великим художником российско-еврейского происхождения. Его особый вид экспрессионизма – лиричный, фантастичный, рожденный на плодородной витебской почве – проявился в исступленно ярких красках его полотнищ. Шагал бесспорно стал одним из величайших и влиятельнейших художников-колористов XX в.

После персональной выставки в Берлине в 1914 г. Шагал вернулся в Витебск, был призван на службу в императорскую армию и в ходе массового дезертирства российских солдат в конце войны оставил свою штабную должность. Когда в 1917 г. пришли к власти большевики, Шагала назначили комиссаром Витебска по изящным искусствам. Его полотна выставлялись в Зимнем дворце в Петрограде. Его рекламировали как великого художника советской Новой эры. Однако его индивидуализм оказался слишком теплым и человечным для холодного конформизма развивавшегося социалистического реализма, и его сняли с поста комиссара.

После новаторской работы в Еврейском государственном театре в Москве в 1922 г. Шагал вместе с женой и дочерью бежал из России. Его имя было уже хорошо известно в Западной Европе, и он получил финансирование со стороны влиятельного еврейского биржевика Поля Касирера и француза Амбруаза Вояра, заказавших ему офорты на библейские темы. К 1930-м гг. Шагала признали в Европе как одного из величайших современных живописцев. В 1937 г. нацисты запретили его творчество, уничтожили часть его полотен и включили другие в свою позорную выставку «Дегенеративное искусство» (на которой высмеивалась также музыка Курта Вейля) в Мюнхене. В 1941 г. по приглашению нью-йоркского Музея современного искусства опасавшиеся нацистской угрозы Шагалы бежали в Америку.

После Второй мировой войны Шагал стал благодаря своим удивительным витражам и пользовавшимся большим спросом литографиям одним из самых знаменитых художников в мире. Однако на протяжении многих оставшихся ему лет жизни он не поддался воздействию послевоенных движений – от абстрактного экспрессионизма до поп-искусства и фотографического реализма – и не изменил в сколько-нибудь значимой степени направления и философии своего искусства (за исключением разве что применения цвета). Нельзя сказать, что Шагал повлиял на целые поколения художников, как, например, Пикассо. Как Шолом-Алейхем и Исаак Башевис Зингер не изменили художественной литературы, сочиняя свои произведения в манере Кафки и Гертруды Стайн. Тем не менее шедевры Шагала затрагивали его народ глубокой религиозностью, чувством юмора и магией, почти хасидской страстью к экстазу. Он навсегда обогатил мировую культуру видениями своего Витебска, фантасмагорического и, все же всеми узнаваемого местечка, угнездившегося в сердцевине еврейской души.

Будущий композитор родился 10 июня 1913 года в городе Ельце Орловской области.
   Тихон был десятым ребенком в семье Николая Ивановича и Варвары Васильевны Хренниковых. Доходы семьи, жившей на жалование отца, приказчика в одной из купеческих лавок, были невелики, но родители заботились о том, чтобы все дети получили образование. Семья Хренниковых была очень музыкальной: братья играли на мандолинах и гитарах, сестры пели крестьянские и городские песни. Естественно, что в такой среде рано проявилось дарование младшего сына.
   Тихону было девять лет, когда сбылась его давняя мечта: он начал учиться игре на фортепиано. Его первым учителем стал чешский музыкант Кветон, которого сменил спустя два года пианист В. Агарков. Мальчик делал большие успехи в фортепианной игре, проявляя большие виртуозные данные и живость исполнительской фантазии. Много сделала для его музыкального и общего развития А. Варгунина — высокообразованный преподаватель, с которой Тихон начал заниматься в 1927 году.
   С каждым годом возрастала увлеченность мальчика музыкальным искусством. Его талант проявлялся не только в фортепианной игре, но и в первых опытах композиции. В самый канун нового, 1926 года тринадцатилетний музыкант написал свое первое произведение — этюд для фортепиано.
   В 1929 году Тихон Хренников приехал в Москву и поступил в Музыкальный техникум имени Гнесиных — одно из лучших учебных заведений столицы. Три года понадобилось Тихону Хренникову для окончания полного курса техникума, и в 1932 году он поступил в Московскую консерваторию, причем был зачислен сразу на второй курс.
   Консерваторским учителем Хренникова стал Виссарион Яковлевич Шебалин, снискавший себе к этому времени славу одного из виднейших советских педагогов. Шебалин скоро распознал истинную величину таланта своего нового ученика и сразу поставил перед ним трудные творческие задачи, потребовавшие напряжения всех сил.
   Его первым крупным произведением, обратившим на себя внимание любителей музыки, стал концерт для фортепиано с оркестром, написанный в 1932–1933 годах.
   Концерт был сыгран впервые самим автором в 1933 году в Москве, а в 1935 году в Ленинграде — на Втором Международном фестивале искусств. В этом произведении преобладают светлые и жизнерадостные образы, в нем сочетаются лирика и задорный юмор, он оживлен неожиданностью ритмических контрастов.
   Интересы молодого композитора были широкими. Уже в консерваторские годы его влекло к театру, к массовым жанрам. Заканчивая концерт, он уже начинал писать музыку для театра. Его дебют состоялся в Московском театре для детей, руководимом Наталией Сац. Она и привлекла совсем еще молодого студента к работе над спектаклем «Мик».
   В 1933–1935 годах Хренников работал над партитурой своей Первой симфонии. Она стала его дипломной работой, представленной по окончанию консерватории. Но, так же как и фортепианный концерт, даже в еще большей степени, она намного возвышалась над обычным уровнем академических работ. Сыгранная впервые в 1935 году в Москве под управлением Георга Себастьяна, симфония имела блестящий успех, она свидетельствовала о стремительном развитии таланта молодого композитора. Вскоре симфонию услышали в Ленинграде и других городах СССР, а затем и за границей. Там она прозвучала под управлением прославленных дирижеров — Леопольда Стоковского, Юджина Орманди и других.
   Симфония Хренникова выделилась среди многих современных ей произведений, привлекла к себе внимание публики. Она неоднократно исполнялась в 1930-е годы, сохранилась и в современном репертуаре, обойдя концертные эстрады многих стран мира.
   Что же представляло собой это произведение Тихона Хренникова? Симфония, написанная на студенческой скамье, отмечена редкой свежестью дарования, зрелостью замысла и мастерством его воплощения. Хренников сразу заговорил своим собственным языком, он овладел искусством ясного и лаконичного высказывания, которое так редко встречается в первых опусах. В сжатой форме композитор высказал многое, и притом с той открытой эмоциональностью и глубокой искренностью, которые всегда находят отклик в сердцах слушателей. Если прибавить к этому мелодическое богатство, прекрасное владение оркестровой палитрой и лирическую непосредственность музыки, то станут ясными причины успеха симфонии у публики, ее бесспорной жизненности. Симфония говорила о том, что из стен консерватории выходит талантливый и уже сложившийся композитор.
   В 1936 году Хренников блестяще окончил Московскую консерваторию: его имя было высечено золотыми буквами на мраморной доске Почета, установленной в фойе Малого концертного зала. Хренников был одним из самых молодых композиторов-выпускников — ко времени окончания курса ему только что исполнилось 23 года.
   Два года (1936–1938) он продолжал занятия в классе высшего мастерства у Шебалина. Окончание аспирантуры открывало путь к преподаванию в консерватории, но в то время эта перспектива не очень привлекала Хренникова, отдававшего все свои силы композиторской работе./ У него появилось немало интересных замыслов, получивших свое воплощение в ближайшие годы. Давней мечтой композитора была опера; он долго искал подходящий сюжет, но эти планы отступили на некоторое время перед увлечением работой для драматического театра. Хренников сотрудничал с коллективом Театра имени Вахтангова — одним из самых интересных и популярных в Москве.
   Здесь, в работе над шекспировской комедией «Много шума из ничего», раскрылись новые качества его замечательного таланта, создавшего лирическую и искрометную музыку спектакля.
   Успех в театре не отвлек композитора от мыслей о работе над оперой. После долгих поисков он остановился на романе Николая Вирты «Одиночество», по которому драматург Алексей Файко и написал либретто оперы «В бурю».
   «Еще на консерваторской скамье я мечтал написать оперу о людях гражданской войны, о героических подвигах партизан, о замечательной Красной Армии», — говорил он, приступая к работе над новым произведением.
   Опера создавалась в течение почти трех лет (с 1936 по 1938 год) в тесном общении с коллективом Музыкального театра имени Немировича-Данченко. Композитор создал глубоко прочувствованную музыку, в которой лирика сочетается с драматизмом, а широкий разлив песенной мелодии — с напряженностью сценического действия. В опере есть страстность эмоционального высказывания, идущего от взволнованного сердца, есть романтический пафос и та «общительность интонации» (выражение академика Асафьева), которая во многом обусловила популярность этого и других произведений Хренникова.
   Большой опыт, накопленный работой в театре, нашел теперь новое применение. Удачей композитора стала музыка к фильму «Свинарка и пастух», над которой Хренников работал в 1940–1941 годах. Ее музыка, в особенности популярнейшая «Песня о Москве», сохранила свою притягательную силу, и ее можно услышать повсюду.
   Прошло первое пятилетие после окончания консерватории. Тихон Хренников быстро вырос и завоевал широкое признание, выдвинулся в первые ряды советских композиторов. В конце 1930-х годов он поселился в доме на 3-й Миусской улице, где в то время жили многие из его коллег, и помещался Центральный клуб композиторов.
   Наступила пора зрелости — вместе со своей женой Кларой он уже растил маленькую дочку Наташу. Все это наполняло жизнь новым содержанием, новыми радостями и заботами.
   Как и в прежние годы, Хренников был полон замыслов и планов. Но все они отступили перед событием, внезапно изменившим все течение жизни композитора, как и миллионов его соотечественников. Страна вступила в суровые и грозные военные годы. Композитор постоянно выступал со своими произведениями перед воинами Советской Армии — в тылу и на фронте.
   Общение с воинами вдохновило Хренникова на создание многих произведений. Можно напомнить о песнях из написанной в 1944 году музыки к фильму «В шесть часов вечера после войны». В них слышатся отзвуки фронтовых впечатлений, они зазвучали по-новому, с тем размахом, который отличает, например, великолепную «Песню артиллеристов», с ее строгой мелодией и чеканной ритмикой припева.
   В 1942 году на сцене московского Театра Советской Армии появилась пьеса драматурга Александра Гладкова «Давным-давно», рассказывающая о русской девушке, доблестно сражавшейся против наполеоновских войск. Пьеса оказалась созвучной времени, она пользовалась у зрителей большим успехом. Ему содействовала и музыка Хренникова, отличавшаяся жизнерадостностью своего эмоционального тонуса и мелодической рельефностью. Двадцать лет спустя она частично вошла в партитуру фильма «Гусарская баллада», явившегося экранизацией пьесы Александра Гладкова. В том же 1942 году вышел в свет и цикл песен Хренникова на слова Роберта Бернса.
   В годы войны Хренников писал не только песни и музыку для кино. Он продолжал работать над крупным произведением и в 1944 году закончил партитуру второй симфонии, начатую еще четыре года назад. Вторая симфония Хренникова с большой силой художественного обобщения выразила чувства, переживавшиеся в годы войны.
   В первые послевоенные годы Тихон Николаевич посвящал большую часть времени работе над оперой. В сущности, его никогда не оставляли мысли о музыкальном театре, и еще в конце 1930-х годов, тотчас же после премьеры оперы «В бурю», он уже углубился в поиски нового сюжета.
   Летом 1945 года Хренников начал писать оперу на «Комедию о российском дворянине Фроле Скобееве и стольничьей Нардын-Нащокина дочери Аннушке» русского драматурга Дмитрия Аверкиева, появившуюся на сцене во второй половине прошлого столетия. Премьера оперы состоялась в Москве в феврале 1950 года. Опера пользовалась у публики успехом, прошла по сценам ряда театров, в том числе и зарубежных. «Фрол Скобеев» с особенной полнотой раскрыл комедийное дарование композитора, проявлявшееся ранее в музыке для театра и кино.
   В 1952 году Тихон Хренников, наконец, начал писать свою третью оперу. На этот раз он обратился к знаменитому роману Максима Горького «Мать», рассказывавшему о мужестве рабочих-революционеров, о самоотверженности и благородстве сердца простой русской женщины. Композитор нашел верный тон оперного повествования, по-настоящему выразительного и правдивого.
   Надо сказать несколько слов о двух поездках в США. Первая из них состоялась в конце 1959 года, когда Хренников возглавил делегацию советских композиторов в США. Тогда композитору довелось услышать свою первую симфонию в великолепном исполнении Бостонского оркестра под управлением Шарля Мюнша.
   Целью второй поездки в США в 1961 году было участие в музыкальном фестивале в Лос-Анджелесе. Тогда впервые прозвучал за рубежом скрипичный концерт Хренникова. Скрипичный концерт был завершен в 1959 году и впервые сыгран тогда же другом композитора — замечательным советским скрипачом Леонидом Коганом, которому и посвящено это произведение.
   По легкости почерка и жизнерадостности эмоционального тонуса он напоминает ранний концерт для фортепиано. Но, разумеется, партитура скрипичного концерта отмечена печатью опыта, накопленного композитором за долгие годы. Это чувствуется и в деталях оркестрового изложения, и в разработке партии скрипки.
   В 1964 году Мстислав Ростропович впервые сыграл виолончельный концерт Хренникова, посвященный ему автором. Виолончельный концерт, как и многие другие произведения для этого инструмента, был написан под непосредственным впечатлением от выступлений Ростроповича.
   В эти годы композитор много путешествует. Он принимал участие в весеннем фестивале новой музыки в болгарском городе Русе, а затем с берегов Дуная переносился в Японию, где осенью 1965 года состоялись его авторские концерты. Он играл свой фортепианный концерт, а Еко Сато, восторженно встреченная соотечественниками, — скрипичный. В том же году Хренников присутствовал в Лондоне на исполнении своего виолончельного концерта Мстиславом Ростроповичем. А в следующем году выступил с фортепианном концертом в Париже. Количество зарубежных концертов Хренникова возрастало с каждым годом. Но еще больше он выступал в городах родной страны.
   В 1967 году состоялось сразу две премьеры произведений Хренникова. В начале года в Новосибирске прошел первый показ оперетты «Белая ночь» по пьесе Е. Шатуновского, а в октябре в Свердловске — оперы-сказки «Мальчик-великан».
   Затем композитор пишет балет «Наш двор», рассчитанный на детское исполнение. Участниками этого балета должны быть младшие школьники, и только одна роль предназначена для подростка. Сюжет и состав исполнителей определили характеристику персонажей и содержание сцен, в которых при всей несложности развертывающегося действия достаточно материала для построения живого и остроумного спектакля, способного увлечь маленьких исполнителей.
   А 29 ноября 1970 года в Москве состоялась премьера комической оперы «Много шума… из-за сердец».
   В 1970-е годы Хренников много и плодотворно работает. Он сочиняет Второй концерт для фортепиано с оркестром, Третью симфонию, Второй концерт для скрипки с оркестром, а также балеты — «Любовью за любовь», «Гусарская баллада».
   В 1983 году Хренников возобновил творческое сотрудничество с коллективом Музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. Он написал новое произведение для этого коллектива — комическую оперу «Доротея». Композитор обратился к сюжету знаменитой комедии Р. Шеридана «Дуэнья», не раз шедшей на нашей сцене Либретто написал Я. Халецкий, с которым композитор уже работал в 1978 году над одноименным телевизионным фильмом. Разумеется, в опере в связи с требованиями жанра все изложено по-иному. Нелегко было найти свой путь решения творческой задачи, сказать свое слово И композитору это удалось: он нашел свой строй интонаций, свои аспекты трактовки образов действующих лиц, прежде всего — Доротеи.
   Как и в других сценических произведениях Хренникова, здесь проявилось его умение создавать красивые и пластичные мелодии. И не случайно одна из первых статей, посвященных «Доротее», озаглавлена автором, Р. Габичвадзе, «Щедрая россыпь мелодий». Но дело не только в красоте мелодий, а в том, что они становятся средством характеристики действующих лиц.
   Год спустя после «Доротеи» на той же сцене появилась еще одна комическая опера Хренникова — «Золотой теленок» на сюжет одноименного романа И. Ильфа и Е Петрова. Герои популярнейшего романа выступают на сцене музыкального театра в сатирическом представлении.
   Хренников неоднократно перерабатывал написанные ранее произведения, их материал, в других формах и жанрах. Например, балет «Любовью за любовь» на сюжет шекспировской комедии «Много шума из ничего».

Арам Ильич Хачатурян родился 6 июня 1903 года в Тифлисе, как именовалась тогда нынешняя столица Грузии Тбилиси. Правильнее было бы сказать — в пригороде Тифлиса, в районе Коджори.
   Хачатурян происходил из семьи среднего достатка, жизнь которой протекала в трудной борьбе. За существование. Музыка с детства захватила его. И ни школьные занятия в частном пансионе С. Аргутинской, ни шумные ребяческие забавы не способны были отвлечь его от нее.
   Столь явное увлечение ребенка музыкой не встретило ни с чьей стороны понимания. Родители смотрели на эту склонность сына скептически, наставники в школе — без должной прозорливости. «В среде, окружавшей меня, не было уважительного отношения к профессии музыканта …Взрослые считали, что музыка — занятие не для мужчины. Отец желал, чтобы я стал инженером или врачом. Кем угодно, но только не музыкантом», — вспоминал впоследствии Хачатурян.
   В коммерческом училище, где Хачатурян продолжал свое образование, существовал любительский духовой оркестр. «Довольно быстро я освоил технику игры на духовых инструментах, однако марши и танцы скоро приелись. В унынии от однообразия своих незамысловатых партий, я стал импровизировать „контрапункты“ и ритмические структуры к темам исполняемых пьес. „Если вы, молодой человек, будете так рьяно проявлять дерзость, я выставлю вас вон“, — заявил капельмейстер, заметив мои эксперименты. Пришлось пыл свой поубавить и более осторожно продолжать упражнения, стараясь не раздражать не слишком, правда, тонкое ухо капельмейстера». По совету старшего друга Сурена Арам Хачатурян едет в Москву и поступает на биологическое отделение физико-математического факультета Московского университета. Хачатурян в течение трех лет изучал химию и морфологию растений, остеологию, анатомию человека.
   Осенью 1922 года Арам Хачатурян впервые вошел в двери небольшого старомосковского особняка, затерявшегося в гуще арбатских переулков. Это был Музыкальный техникум имени Гнесиных.
   «Не имея никакой, даже элементарной теоретической подготовки, я предстал перед комиссией. Для пробы голоса и слуха бойко спел что-то вроде „жестокого“ романса „Разбей бокал“, вызвав улыбку экзаменаторов…» Несколько танцевальных пьес было столь же бойко сыграно Арамом на фортепиано. «Вместе с тем, вспоминаю, я легко справился со всеми испытаниями слуха, чувства ритма и музыкальной памяти, несмотря на то, что все эти задания мне приходилось выполнять впервые в жизни».
   Начались нелегкие для Хачатуряна годы. Занятия в техникуме требовали от него немалого напряжения. Нужно было восполнить знания по музыкально-теоретическим предметам, овладеть игрой на инструменте, что дается в двадцать лет куда труднее, чем в детстве: не так эластичны руки, не так подвижны не привыкшие к грифу пальцы. Но ведь надо было зарабатывать еще и на жизнь. Арам работает грузчиком в винных погребах и певчим в церковном хоре — недурное сочетание!
   К счастью, успехи Хачатуряна в занятиях музыкой были очевидны, и именно они определили его дальнейшую жизнь. В годы учения в Техникуме имени Гнесиных состоялась очень важная для него встреча с Рейнгольдом Морицевичем Глиэром. Общение с Глиэром, которое продолжится и в последующие годы, близкое знакомство с его произведениями имели большое значение для Хачатуряна. Помимо всего Глиэр был первым из московских композиторов, кто протянул руку помощи формировавшимся в то время профессиональным музыкальным школам республик Советского Востока.
   Первые же сочинения Хачатуряна принесли ему успех. Пьесы, еще, конечно, не совершенные, выявили такие свойства композиторской индивидуальности Арама Ильича, как живое ощущение армянской народной музыки, импровизационность изложения, красочность, терпкость гармонического языка.
   Заканчивая весной 1929 года Музыкальный техникум имени Гнесиных, Хачатурян имел все основания сказать: я много занимался «алгеброй» музыки — изучал сольфеджио, теорию, гармонию, много сочинял. И хотя познано было в нелегком ремесле музыканта далеко не все, хотя предстоял еще долгий и упорный труд, размышляя о своей будущности, Хачатурян отверг все сомнения и бесповоротно избрал профессию композитора…
   Осень 1929 года. Напряженная пора приемных экзаменов в Московскую консерваторию. «Испытательная комиссия, — можно прочитать в Протоколе приемного экзамена на научно-композиторский факультет, — решила зачислить Хачатуряна на первый курс консерватории в числе семи абитуриентов, отобранных из нескольких десятков».
   Арам Хачатурян был зачислен в класс Михаила Фабиановича Гнесина, однако ввиду его ухода в 1931 году из консерватории, перешел со второго курса в класс Николая Яковлевича Мясковского.
   Пример Хачатуряна, вероятно, наиболее убедительно демонстрирует индивидуальный подход Мясковского к каждому из своих учеников. Мудрость Мясковского-педагога в том и состояла, что, как говорил в отношении себя Хачатурян, Николай Яковлевич «…не стремился нарушать или изменять то живое ощущение национальной музыкальной стихии, которое было впитано с молоком матери». Мясковский настоятельно требовал от всех студентов постоянной большой работы.
   В классе Мясковского Хачатурян встретил и свою любовь — Нину Макарову. Она стала ему любящей женой и верной спутницей в жизни. Это был второй брак Хачатуряна. От первой жены Рамэллы у него осталась дочь Нунэ, о которой Арам Ильич постоянно заботился. Нунэ стала музыкальным преподавателем.
   За годы учебы в консерватории Хачатурян написал более 50 произведений. Лучшим из всех созданных тогда камерных произведений оказалось Трио для кларнета, скрипки и фортепиано. Написанное в 1932 году, оно было вскоре услышано Прокофьевым и привлекло его самостоятельностью интонационного языка, сочностью мелоса, удивительной непринужденностью самовыражения, душевной теплотой. Прокофьев рекомендовал Трио к изданию, и вскоре оно вышло.
   Первым крупным произведением Хачатуряна стала Танцевальная сюита — истинный гимн танцевальности, столь близкой темпераменту и складу дарования композитора.
   Близилась к концу пора студенчества. Хачатурян остается еще на два года в классе Мясковского как аспирант. Но м...том на право называться профессиональным композитором должна стать дипломная работа. Арам Ильич решает писать симфонию. «Мои творческие искания и борения юности увенчались Первой симфонией», — вспоминал он через много лет. Добавим: это была одна из первых симфоний в Армении.
   Доминанта Первой симфонии Хачатуряна — ее яркая живописность, покоряющий воображение, захватывающий дух народного музицирования, самобытность.
   Период 1935–1941 годов — один из самых плодотворных в жизни и творчестве Хачатуряна. Завершена аспирантура Московской консерватории. Сочинен и успешно сыгран Фортепианный концерт. Вышли на экраны страны кинофильмы «Пэпо» и «Зангезур» с музыкой Арама Ильича. На сценах московских театров ставятся спектакли «Валенсианская вдова» и «Маскарад» с музыкой Хачатуряна «Маскарад» стал вершиной творчества Хачатуряна в драматическом театре. Написанная для спектакля Театра имени Вахтангова, музыка эта использовалась впоследствии во многих других театрах.
   «Волшебным звеном» всей музыки Хачатуряна к «Маскараду» стал вальс. Это была редкостная творческая удача В музыке к «Маскараду» есть немало превосходных страниц и помимо вальса — романс Нины и ноктюрн — тонкие лирические зарисовки, мазурка и галоп — как бы «общие планы» бала и маскарада. Несомненно, что одной из основных причин успеха музыки к спектаклю сделался пронизывающий ее симфонизм.
   Арам Ильич написал музыку более чем к 20 спектаклям. Среди них лирическая комедия, психологическая драма, классическая трагедия. Тем не менее, во всех театральных работах композитора — будь то «Грустная песня в духане» из сундукяновской «Хатабалы» или Серенада из «Валенсианской вдовы» Лопе де Вега — мы безошибочно определяем неповторимую интонацию «голоса» Арама Хачатуряна.
   Передавать чувства и страсти персонажей — так понимал Хачатурян задачу композитора, сочиняющего музыку для драматического спектакля. И без всякой стилизации под ту или иную эпоху.
   Инструментальные концерты Хачатуряна с максимальной полнотой и яркостью воплотили наиболее характерные черты его стиля. Когда в 1936 году Арам Ильич приступал к сочинению Фортепианного концерта, он не говорил о замысле инструментальной триады. Скрипичный концерт появился четыре года спустя после Фортепианного, Виолончельный — еще через шесть лет.
   И, тем не менее, все они воспринимаются как некий большой цикл. Исследователь творчества композитора Г Хубов пишет о трех частях единого «концерта концертов», где Фортепианный — ассоциируется с господствующим в хачатуряновской партитуре тоном утренней свежести, Скрипичный — с жаром полуденного солнца, Виолончельный — с красками серебрящегося заката. Музыка трех его концертов дает немало свидетельств существующей меж ними общности.
   16 ноября 1940 года состоялась премьера Скрипичного концерта Хачатуряна. «Концерт имел большой успех, я был счастлив», — красноречиво заключил свои воспоминания о премьере композитор. Мелодическое богатство Скрипичного концерта определило его успех в не меньшей мере, чем цельность формы и рельефность драматургических принципов.
   Началась Великая Отечественная война. В эти грозные дни войны и состоялась новая встреча Арама Хачатуряна с Кировским театром — вдали от Ленинграда и Москвы, в глубоком тылу на Урале. Тогда-то пришла к Араму Ильичу мысль: необходимо продолжить работу над балетом «Счастье».
   Завершив ее, Хачатурян принимается в 1942 году за сочинение нового балета — «Гаянэ».
   «Приехав в Молотов, я писал партитуру балета, не расставаясь с грелкой и манной кашей. К счастью, я пользовался столовой театра, которая снабжалась по тем временам потрясающе».
   Хореограф Н. Анисимова вспоминала: «Несмотря на все ужасы и последствия страшной войны, прошедшей перед моими глазами, скажу, что я никогда так легко не сочиняла танцы, как в балете „Гаянэ“, никогда так не любила музыку, не восхищалась ею, как в этом балете. Если мои танцы удались, то „вина“ в этом самого Арама Ильича Хачатуряна. Его талант вдохновлял и помогал постановщику… Премьера прошла прекрасно. Артистов и постановщиков вызывали много раз Арам Ильич, кланяясь, сердито чмокнул меня в щеку, вроде укусил. „Не прощаю“, — прошипел он, улыбаясь…»
   Сам Арам Ильич выделил три основополагающие стихии партитуры «Гаянэ»: танцевальность, драматизм, порой доходящий до трагизма, лирика. «Я большой сторонник того, чтобы в балете танцевали, а в опере пели», — говорил композитор.
   Летом 1943 года Хачатурян обращается к партитуре своей Второй симфонии. «Создавая симфонию, я стремился воплотить в музыке те думы и чувства, которыми живет сегодня наш народ», — говорил композитор. «Вторая симфония — реквием гнева, реквием протеста против войн и насилия» В том же году симфония была впервые с успехом исполнена.
   «Приступаю с чувством огромного творческого волнения», — написал 9 июля 1950 года Хачатурян на первой странице партитуры балета «Спартак». На последней странице авторская ремарка гласит: «Три с половиной года длилась работа над „Спартаком“. Работал преимущественно летом. В общей сложности „Спартак“ написан в 8 месяцев. Окончил 22 февраля 1954 года. Вся музыка написана в Старой Рузе в Доме творчества композиторов. Арам Хачатурян».
   Как же возник замысел балета на античный сюжет? Идея принадлежала известному театроведу Н. Волкову. Либретто Волкова давало исключительно благодатный материал для вдохновения композитора.
   Яркая театральность всегда была одной из главных особенностей музыки Хачатуряна — вовсе не только предназначенной для сцены. «Спартак», можно сказать, безгранично театрален. В свое время Ф. Лопухов писал о том, что жанр исторической хроники, избранный либреттистом «Спартака», противопоказан балету, что следовало остановиться на жанре героической поэмы. Силой музыки, яркой ее зрелищностью, театральностью Хачатурян как бы «оправдывает» жанр.
   «Яркость, красочность, колористичность музыки „Спартака“, — писал Д. Шостакович, — столь велики, что моментами возникает даже опасение: не потускнеет ли в результате этого основная тема-идея балета — революционная борьба рабов против своих угнетателей…»
   Кино — школа для композитора. К этой мысли Арам Ильич возвращался неоднократно, в особенности когда размышлял о судьбах молодежи. «Это для молодого композитора колоссальная школа, я бы сказал, еще одна консерватория».
   Лучшей работой композитора в кино стала музыка к «Отелло» — единственному совместному фильму Хачатуряна с известным режиссером С. Юткевичем, снятому в 1956 году Юткевич, так высоко ценивший в эстетике фильма магическое ощущение пронизывающего его сквозного ритма, нашел в Хачатуряне достойного сотворца.
   Хачатурян в 1960-1970-е годы продолжал активно сочинять в различных жанрах. Семь речитативов и фуг, Сонатина, Соната, не говоря уже о Концерте и Концерте-рапсодии, — каждое из этих произведений отражало те или иные этапы эволюции стиля Хачатуряна.
   1960-е годы — время создания Хачатуряном второй инструментальной триады: концертов-рапсодий для скрипки (1961), виолончели (1963) и фортепиано (1968) с оркестром Вторая инструментальная триада доносит до нас привычные, хорошо знакомые черты композиторского почерка Хачатуряна. И вместе с тем в рапсодиях обращают на себя внимание и новые стилистические особенности Они выражаются не только в явно выросшем композиторском мастерстве, еще большей изощренности его, но и в изумительной прозрачности оркестровой фактуры.
   Список произведений Хачатуряна завершается третьей инструментальной триадой — сольными сонатами для виолончели (1974), скрипки (1975) и альта (1976). «Я стремился, — говорил композитор, — как можно глубже проникнуть в самое существо любимых мною смычковых инструментов, извлечь из их сокровенных тайников как можно больше тембровых, динамических, эмоциональных качеств. Мне хотелось, чтобы мои музыкальные мысли, которые я старался высказать современным языком, инструменты произнесли возможно выразительнее, пропели мою музыку живыми, трепетными голосами…»
   Намерения композитора оказались блистательно реализованными.
   Здоровье Арама Ильича тем временем все ухудшалось, и все чаще он говорил о своем желании быть похороненным в Ереване. Завещание было исполнено. После смерти 1 мая 1978 года Хачатуряна похоронили в пантеоне столицы Армении.

К выдающимся создателям авангардной музыки первой половины XX века принадлежал Пауль Хиндемит — немецкий композитор, который по своим принципам был антиподом новой венской школы.
   «Музыка должна быть превращена в моральную силу, — писал композитор. — Мы воспринимаем ее звуки и формы, но они остаются лишенными смысла, если мы не включаем их в нашу личную умственную деятельность и не используем ее возбуждающее свойство для обращения души ко всему благородному, сверхчеловеческому, идеальному».
   Хиндемит прирожденный сильный и яркий музыкант. Эмоциональная же открытость и романтическая патетика раздражали Хиндемита: он стал одним из вождей антиромантизма в музыке. В музыкальном искусстве Хиндемит предстает скорее как архитектор, чем драматург; даже в крупных симфонических формах у него преобладает гармония равновесия.
   Пауль Хиндемит родился в 1895 году в Гинау, около Франкфурта, в семье ремесленника. Музыкой начал заниматься с детства: с одиннадцати лет обучался игре на скрипке. В юности у него была жизнь полная лишений. Зато Хиндемит прошел суровую школу «современной музыкально-исполнительской практики» в качестве скрипача, альтиста, пианиста и «ударника во всевозможных ансамблях» (включая джаз-банд) в кино и в кафе и, наконец, в военном оркестре. Затем, получив от города стипендию, учился по классу скрипки и по классу композиции в консерватории Франкфурта-на-Майне.
   И уже в двадцатилетнем возрасте, сразу после окончания консерватории, он занял видный пост концертмейстера скрипачей оперного симфонического оркестра во Франкфурте-на-Майне. Он оставил эту должность лишь в 1923 году.
   Работу скрипача-концертмейстера в оперном театре Хиндемит совмещает с участием в квартете Ребнера, а позже в основанном им струнном квартете. С этим квартетом Амара — Хиндемит, в котором Пауль играл на альте, он объездил все страны Европы, включая СССР.
   В 1920-е годы Хиндемит-авангардист пытался шокировать мещанскую публику: не только работы, вдохновленные джазовой музыкой («Регтайм» и «Шимми»), но и, прежде всего, его оперы — «Убийца — надежда женщин» (1919), «Святая Сусанна» (1922), «Кардильяк» (1926), «Новости дня» (1929), а также балет «Демон» (1922) — вызывали в Германии скандалы, главным образом из-за своих странных сюжетов; они примечательны также отказом от экзальтированной чувствительности позднего романтизма и фальшивого оперного пафоса В это время композитор создал множество инструментальных произведений, в которых полностью проявилась его художественная оригинальность.
   Он стал опираться на стиль неоклассицизма, особенно на творчество Баха, по образцу которого обновил известные музыкальные формы (токкату, фугу, пассакалью, канон, вариации, фантазии и тому подобное) и подчинил их современному музыкальному мышлению. В своих гармонических новшествах Хинде-мит заходил весьма далеко, но в отличие от Арнольда Шёнберга никогда не покидал области тональной музыки, используя так называемую «расширенную тональность».
   Свои творческие принципы композитор наиболее ярко отразил в цикле из 15 песен «Житие Марии» на слова P. M. Рильке. В самом обращении Хиндемита к религиозному сюжету и к образу Мадонны — символу девичьей красоты и материнской любви — сказалось тяготение композитора к «вечным ценностям», к этическому идеалу, который он связывал с религиозно-нравственными категориями.
   Хиндемит писал в предисловии ко второй редакции вокального цикла «Житие Марии»: «В пении, как и в игре на инструментах, существует два рода технических трудностей. Одни, требуя высокой степени напряженности, рождаются из глубокого понимания звучащего аппарата, другие — из абстрактно-музыкального сопоставления звуков, без ориентации на естественные возможности исполнителя…»
   С 1927 года Хиндемит — профессор Высшей школы музыки в Берлине, преподает теоретические предметы и композицию.
   С 1934 года начинается преследование композитора фашистами: за попытку Хиндемита вступиться за некоторых из своих друзей ему было предъявлено обвинение в «культурбольшевизме».
   В опере «Художник Матис» (1934–1935), созданной по собственному тексту, стилизованному под исторический, Хиндемит опирался на легендарную биографию художника Матиса Грюневальда и через нее выразил свое отношение к нацистскому режиму.
   Под давлением композитор был вынужден покинуть Высшую школу музыки. Произведения Хиндемита было запрещено издавать, до 1945 года в Германии музыка его не исполнялась. Хиндемиту не оставалось ничего иного, как покинуть родину. Он поселяется в Турции, где разрабатывает проект музыкального образования в стране и ведет педагогическую работу в недавно созданной консерватории в Анкаре. Оттуда он совершает концертные поездки по странам Европы и Америки.
   В 1940 году Хиндемит переселился в США и в 1948 году принял американское подданство. Он работает в Йельском университете, преподает музыкально-теоретические предметы и композицию. Здесь композитор написал крупное эпическое произведение на стихи У. Уитмена «Когда во дворе перед домом цвела этой весною сирень» с подзаголовком «Реквием памяти тех, кого мы любим», который был связан также с именем умершего незадолго до того американского президента Рузвельта. В этот период им созданы и другие значительные произведения — симфонии «Художник Матис» (1940) и «in Es» (1946), балеты «Четыре темперамента» (1940) и «Иродиада» (1944), а также «Симфонические метаморфозы тем К.М. фон Вебера» (1943).
   В музыкальной жизни Америки Пауль Хиндемит оставил заметный след. В 1949–1950 годах он прочел курс лекций в Гарвардском университете, на основе которых написал книгу «Мир композитора», много выступал с концертами в качестве дирижера, исполняя свои собственные произведения и сочинения других композиторов.
   С 1951 года Хиндемит периодически приезжал преподавать в Цюрихский университет, а в 1953 году он окончательно переселился в Швейцарию.
   Среди наиболее значительных и характерных для зрелого стиля Хиндемита произведений следует назвать оперу «Гармония мира». Опера написана в 1957 году на текст самого Хиндемита. Этот своеобразный документ, отражающий мировоззрение композитора, — ключ к его творчеству и разгадка его личности. Композитор предлагает здесь свое особое понимание гармонии мира, смысла существования Вселенной. Главный герой оперы — немецкий мыслитель XVII века Иоганн Кеплер — стремится разгадать тайну мироздания. Другие персонажи оперы — завоеватель Валленштейн, знахарка Катарина, дочь Кеплера Сусанна имеют свои представления о гармонии как цели жизни и сущности счастья.
   В опере представлен ряд биографических сцен из жизни Кеплера, хотя не в этом суть драмы. Главное — в конфликте концепции: между беспорядочной земной жизнью и упорядоченным идеализированным миром. Истинность мировой гармонии Кеплер видит лишь в мире ином. Этой скорбной нотой печали и разочарования в суетных мирских делах пронизана опера.
   Если рассматривать «Гармонию мира» не только как исповедь композитора, но и как своеобразное художественное завещание, то главный смысл оперы — в обращении к людям с высокоэтической проповедью духовного совершенствования, лишенной, однако, идеи социального переустройства мира.
   Стремление к идее универсального мирового порядка, в том числе и в искусстве, своеобразно отразилось и в музыке оперы, например в ее тональной организации. Символическое значение приобретает соотношение звуков и тональностей. Так, явно программный смысл несут некоторые тональности, связанные с силами хаоса и с символом порядка.
   И хотя Хиндемит писал во всех жанрах музыки, в историю он вошел как мастер симфонии. Даже на основе своих опер, с их сложными отвлеченно-философскими концепциями, он создавал симфонии: «Художник Матисс», «Гармония мира», которые приобрели популярность среди слушателей.
   Музыкальный язык сочинений Хиндемита удивительно сочетает в себе новое и традиционное. В его основе полифоническая техника прошлого — добаховского и баховского времени, которая художественно переосмыслена с позиций XX века. Композитор стремится возродить и обновить старинные приемы и формы таким образом, чтобы они органически слились с новым музыкальным материалом.
   Обращаясь к тому или иному музыкальному жанру, он всегда стремился проникнуть в его специфику и как музыкант-теоретик пытался отразить связанные с данным жанром исторические и этические моменты. Хиндемит не просто интересовался старинной музыкой, но и сам играл на старинных инструментах; более того, занимался латынью, знал античные теории, средневековые музыкально-теоретические трактаты.
   «В музыке, как и во всех прочих человеческих делах, рациональное знание не есть бремя, но необходимость, и должно быть признано таковым всеми», — писал Хиндемит.
   Свои воззрения на вопросы музыкальной теории композитор изложил в книге «Руководство по композиции». Этот большой труд в трех частях, создававшийся Хиндемитом на протяжении многих лет, представляет собой не столько теоретическое исследование, сколько практическое руководство для изучения основ композиции. Основное внимание в книге композитор уделил теории тональности. Ведь Хиндемит — принципиальный противник атональности.
   Он считал теорию атональности современным заблуждением: «Тональность есть сила, подобная земному притяжению».
   Новая трактовка тональности, данная Хиндемитом, это не просто расширение понятия тональности классического типа. Композитор предложил хроматическую систему, которая представляет собой разновидность обычной тональной двенадцатитоновости. Теория Хиндемита — одна из наиболее значительных в новой музыке. В целом ее следует признать достаточно стройной и внутренне цельной. Ее практическая ценность заключается в том, что она дает возможность раскрыть многие явления современной тональной музыки.
   Его последняя опера — «Долгая рождественская трапеза». Жизненный путь Хиндемит завершил на родине — во Франкфурте-на-Майне 29 декабря 1963 года.
   Хиндемит — один из немногих крупных мастеров современной зарубежной музыки, писавших для домашнего музицирования. Он оказал огромное влияние на развитие камерной музыки XX века. В его камерно-инструментальных жанрах сконцентрированы типичные черты немецкого неоклассицизма: господство обобщенных, «интеллектуализированных» эмоций, преобладание рационального начала над чувственным.
   «Изучать течение мыслей Хиндемита по фактуре его сочинений — одно наслаждение, настолько завлекает органическая природа его таланта», — писал Б. Асафьев. В творчестве Хиндемита нет абстрактных замыслов, нет отвлеченных построений. Его музыкальные образы ярки и осязаемы. Он щедрый мелодист с неисчерпаемой фантазией. Его мелодии терпкие и вместе с тем капризные, свободные и производят впечатление живописного рисунка. Хиндемит не стремится быть утонченным и благозвучным лириком. Его музыка, порою неистовая и хлесткая, не лишена примитивной грубости.
   «Появление Хиндемита в музыкальной жизни наших дней надо оценивать как счастливое событие: это представитель здорового, светлого начала среди всей окружающей тьмы» — так воспринял творчество композитора И. Стравинский.

Ее феноменальное искусство, восхищавшее несколько поколений слушателей, стало легендой. Ее творчество заняло особое место в сокровищнице мирового исполнительства.
«Уникальная красота, очарование тембров и интонаций, благородная простота и искренность вокализации, дар перевоплощения, максимально глубокое и полное постижение замысла и стиля композитора, безукоризненный вкус, точность образного мышления — вот свойства таланта Неждановой», — отмечает В. Киселев.
Бернард Шоу, ошеломленный исполнением Неждановой русских песен, подарил певице свой портрет с надписью: «Я понимаю теперь, почему природа дала мне возможность дожить до 70 лет — для того, чтобы я услышал лучшее из творений — Нежданову». Основатель МХАТа К.С. Станиславский писал:
"Дорогая, чудесная, удивительная Антонина Васильевна!.. Знаете ли, чем Вы прекрасны и почему Вы гармоничны? Потому что в Вас соединились: серебристый голос удивительной красоты, талант, музыкальность, совершенство техники с вечно молодой, чистой, свежей и наивной душой. Она звенит, как Ваш голос. Что может быть прекраснее, обаятельнее и неотразимее блестящих природных данных в соединении с совершенством искусства? Последнее стоило Вам огромных трудов всей Вашей жизни. Но мы этого не знаем, когда Вы поражаете нас легкостью техники, подчас доведенной до шалости. Искусство и техника стали Вашей второй органической природой. Вы, как птица, поете потому, что Вы не можете не петь, и Вы одна из тех немногих, которые будут превосходно петь до конца Ваших дней, потому что Вы для этого рождены на свет. Вы — Орфей в женском платье, который никогда не разобьет своей лиры.
Как артист и человек, как Ваш неизменный почитатель и друг я удивляюсь, преклоняюсь перед Вами и прославляю Вас и люблю".
Антонина Васильевна Нежданова родилась 16 июня 1873 года в деревне Кривая Балка, близ Одессы, в учительской семье.
Тоне было всего семь лет, когда ее участие в церковном хоре привлекло массу народа. Голос девочки умилял односельчан, которые восхищенно говорили: «Вот же канареечка, вот же голосок ласковый!»
Сама Нежданова вспоминала: "Благодаря тому, что в своей семье я была окружена музыкальной обстановкой — мои родные пели, друзья и знакомые, посещавшие нас, также много пели и играли, мои музыкальные способности развивались очень заметно.
Мать обладала, так же как и отец, хорошим голосом, музыкальной памятью и прекрасным слухом. В детстве от них я научилась петь по слуху много самых разнообразных песен. Когда я была артисткой Большого театра, моя мать часто бывала на оперных спектаклях. На другой день она совершенно правильно напевала слышанные ею накануне мелодии из опер. До глубокой старости голос у нее сохранился чистым и высоким".
В девять лет Тоню перевезли в Одессу и отдали во 2-ю Мариинскую женскую гимназию. В гимназии она заметно выделялась своим голосом красивого тембра. С пятого класса Антонина начала выступать соло.
Большую роль в жизни Неждановой сыграла семья директора Народных училищ В.И. Фармаковского, где она находила не только моральную поддержку, но и материальную помощь. Когда умер отец, Антонина училась в седьмом классе. Ей неожиданно пришлось стать опорой семьи.
Именно Фармаковский помог девушке внести плату за восьмой класс гимназии. Окончив его, Нежданова была зачислена на свободную вакансию учительницы в Одесском городском девичьем училище.
Несмотря на тяготы жизни, девушка находит время на посещение одесских театров. Ее поразил певец Фигнер, его умное пение произвело потрясающее впечатление на Нежданову.
«Именно благодаря ему у меня возникла мысль учиться пению, когда я еще работала учительницей одной из одесских школ», — пишет Нежданова.
Антонина начинает заниматься в Одессе с преподавательницей пения С.Г. Рубинштейн. Но мысли об учебе в одной из столичных консерваторий приходят все чаще и настойчивее. Благодаря помощи доктора М.К. Бурда девушка едет в Петербург поступать в консерваторию. Здесь ее ждет неудача. Зато счастье улыбнулось Неждановой в Москве. Учебный год в Московской консерватории уже начался, но Нежданову прослушали директор консерватории В.И. Сафонов и профессор пения Умберто Мазетти. Ее пение понравилось.
Все исследователи и биографы единодушны в высокой оценке школы Мазетти. По мнению Л.Б. Дмитриева, он "являл собой пример представителя итальянской музыкальной культуры, сумевшего глубоко почувствовать особенности русской музыки, русского исполнительского стиля и творчески сочетать эти стилевые особенности русской вокальной школы с итальянской культурой владения певческим звуком.
Мазетти умел раскрыть перед учеником музыкальные богатства произведения. Блестяще аккомпанируя ученикам, он увлекал их эмоциональной передачей музыкального текста, темпераментом, артистизмом. С первых шагов, требуя осмысленного пения и эмоционально окрашенного звучания голоса, он одновременно уделял огромное внимание красоте и верности образования певческого тона. «Пойте красиво» — одно из основных требований Мазетти".
В 1902 году Нежданова окончила консерваторию с золотой медалью, став первой вокалисткой, удостоенной столь высокого отличия. С того года и по 1948-й она оставалась солисткой Большого театра.
На дебют Неждановой 23 апреля 1902 года в опере «Иван Сусанин» восторженно откликнулся критик С.Н. Кругликов: «Молодая дебютантка выступила в партии Антониды. Необычайный интерес, возбужденный в слушателях начинающей артисткой, увлечение, с которым в публике обменивались впечатлением по поводу новой Антониды, решительный ее успех тотчас же после блестящего по непринужденности исполнения выходной арии, принадлежащей, как известно, к труднейшим номерам оперной литературы, дают полное право быть уверенным в том, что Нежданову ожидает счастливая и выдающаяся сценическая будущность».
Один из любимых партнеров артистки С.И. Мигай вспоминает: «Особенное наслаждение доставляли мне как слушателю ее выступления в операх Глинки. В партии Антониды образ простой русской девушки был поднят Неждановой на необычайную высоту. Каждый звук этой партии был проникнут духом русского народного искусства, и каждая фраза была для меня откровением. Слушая Антонину Васильевну, я совершенно забывал о вокальных трудностях каватины „В поле чистое гляжу…“, до такой степени меня волновала правда сердца, воплощенная в интонациях ее голоса. Не было ни тени „наигрыша“ или надрыва в ее исполнении романса „Не о том скорблю, подруженьки“, проникнутом искренней горестью, но не такой, которая говорит о душевной слабости, — в облике дочери крестьянина-героя ощущалась стойкость и богатство жизненных сил».
Партия Антониды открывает галерею пленительных образов, созданных Неждановой в операх русских композиторов: Людмила, («Руслан и Людмила», 1902); Волхова («Садко», 1906); Татьяна («Евгений Онегин», 1906); Снегурочка (одноименная опера, 1907); Шемаханская царица («Золотой петушок», 1909); Марфа («Царская невеста», 2 февраля 1916); Иоланта (одноименная опера, 25 января 1917 года); Царевна-Лебедь («Сказка о царе Салтане», 1920); Ольга («Русалка», 1924); Парася («Сорочинская ярмарка», 1925).
"В каждой из этих ролей артистка находила строго индивидуализированные психологические черты, жанровое своеобразие, в совершенстве владея искусством свето — и цветотени, дополняя вокальный портрет точно найденным сценическим рисунком, лаконичным и емким в согласии с живописным обликом, тщательно обдуманным костюмом, — пишет В. Киселев. — Всех ее героинь объединяет обаяние женственности, трепетное ожидание счастья и любви. Вот почему Нежданова, обладая уникальным лирико-колоратурным сопрано, обращалась и к партиям, рассчитанным на лирическое сопрано, как, например, Татьяна в «Евгении Онегине», добиваясь художественной законченности.
Знаменательно, что свой сценический шедевр — образ Марфы в «Царской невесте» — Нежданова создала почти на половине творческого пути, в 1916 году, и не расставалась с ролью до самого конца, включив акт из нее в свой юбилейный спектакль 1933 года.
Лиризм любви с ее внутренней стойкостью, рождение личности через любовь, высота чувств — тема всего творчества Неждановой. В поисках образов радости, женской самоотверженности, сердечной чистоты, счастья артистка пришла к партии Марфы. Всех, кто слышал Нежданову в этой роли, покоряла взыскательность, душевная искренность, благородство ее героини. Артистка, казалось, приникала к самому верному источнику вдохновения — народному сознанию с его устоявшимися в веках моральными и эстетическими нормами".
В своих воспоминаниях Нежданова замечает: «Роль Марфы мне вполне удалась. Я считаю ее моей лучшей, коронной ролью… На сцене я жила настоящей жизнью. Я глубоко и сознательно изучила весь облик Марфы, тщательно и всесторонне продумала каждое слово, каждую фразу и движение, прочувствовала всю роль от начала и до конца. Многие детали, характеризующие образ Марфы, появлялись уже на сцене во время действия, и каждый спектакль приносил что-нибудь новое».
Крупнейшие оперные театры мира мечтали заключить длительные контракты с «русским соловьем», но Нежданова отвергала самые лестные ангажементы. Лишь однажды великая русская певица согласилась выступить на сцене парижской «Гранд-опера». В апреле—мае 1912 года она исполнила партию Джильды в «Риголетто». Ее партнерами были знаменитые итальянские певцы Энрико Карузо и Титта Руффо.
«Успех госпожи Неждановой, певицы еще неизвестной в Париже, сравнялся с успехом ее знаменитых партнеров — Карузо и Руффо», — писал французский критик. Другая газета писала: «Голос ее прежде всего обладает удивительной прозрачностью, верностью интонации и легкостью при совершенно выравненных регистрах. Затем она умеет петь, выказывая глубокое познание искусства пения, и вместе с тем производит на слушателей трогательное впечатление. Немного найдется артисток в наше время, которые с таким чувством смогут передать эту партию, имеющую только тогда цену, когда она передана идеально. Госпожа Нежданова достигла этого идеального исполнения, и оно по справедливости было признано всеми».
В советское время певица гастролирует по многим городам страны, представляя Большой театр. Многократно расширяется ее концертная деятельность.
Почти двадцать лет, до самой Великой Отечественной войны, Нежданова регулярно выступала на радио. Ее постоянным партнером в камерных выступлениях был Н. Голованов. В 1922 году с этим артистом Антонина Васильевна совершила триумфальное турне по странам Западной Европы и Прибалтики.
Богатейший опыт оперной и камерной певицы Нежданова использовала в своей педагогической работе. С 1936 года — преподавала в Оперной студии Большого театра, затем в Оперной студии имени К.С. Станиславского. С 1944 года Антонина Васильевна — профессор Московской консерватории.
Умерла Нежданова 26 июня 1950 года в Москве.